Текст книги "Бетагемот"
Автор книги: Питер Уоттс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Долго еще? – спрашивает она. Техника игнорирует ее, продолжая работать.
– Думаю, там никого нет, – откликается Лабин. – Работает на автопилоте.
Кларк поворачивает к нему голову и встречает взгляд глаз, таких темных, что их можно назвать и черными. У нее перехватывает дыхание: она все время забывает, что такое настоящая нагота здесь, внизу. Как там говорят сухопутники: «Глаза – окна в душу»? Но окна в души рифтеров забраны матовыми стеклами. Глаза без линз – это для корпов. Такие глаза выглядят неправильно – и ощущаются тоже. Как будто глаза Лабина просверлены в голове, как будто Кларк заглядывает во влажную темноту его черепа.
Он приподнимается на столе, равнодушный к этой жуткой наготе, свешивает ноги через край. Его телеробот уходит под потолок и разочарованно пощелкивает оттуда.
Переборку на расстоянии вытянутой руки украшает панель связи. Лабин активирует ее.
– Общий канал. Грейс, что там с гидрокожей?
Нолан отзывается наружным голосом:
– Нам до вас осталось десять метров. Да, и запасные линзы не забыли. – Тихое жужжание – акустические модемы плоховато передают фоновый шум. – Если вы не против, мы их просто оставим в шлюзе и сразу обратно.
– Конечно, – невозмутимо отзывается Лабин, – никаких проблем.
Лязг и шипение внизу, на входном уровне.
– Ну, вот и они, милашки, – жужжит Нолан.
Лабин сверлит Кларк своими выпотрошенными глазами.
– Идешь?
Кларк моргает.
– Куда именно?
– В «Атлантиду».
– У меня нога...
Но ее робот уже складывается на потолке, явно покончив с кройкой и шитьем. Она пробует приподняться на локтях – ниже живота все еще мертвое мясо, хотя дырка на бедре аккуратно заклеена.
– Я до сих пор обездвижена. Разве поле не должно...
– Может, они надеялись, что мы не заметим. – Лабин снимает со стены планшетку. – Готова?
Она кивает. Он прикасается к иконке. Ощущения захлестывают ноги приливной волной. Просыпается заштопанное бедро, кожу колет иголками. Кларк пробует шевельнуть ногой – с трудом, но удается. Морщась, она садится.
– Вы что там творите? – возмущается интерком. Кларк не сразу узнает голос Кляйна. Видимо, спохватился, что поле отключено.
Лабин скрывается во входном шлюзе. Кларк разминает бедро. Иголки не уходят.
– Лени? – зовет Кляйн. – Что...
– Я готова.
– Нет, не готова.
– Робот...
– Тебе еще не меньше шести часов нельзя опираться на эту ногу. А лучше двенадцать.
– Спасибо, приму к сведению.
Она свешивает ноги со стола, опирается на здоровую и осторожно переносит вес на вторую. Колено подгибается. Она хватается за стол, успевает удержаться.
В операционной показывается Лабин с сумкой на плече.
– Ты как? – на глазах у него снова линзы, белые как свежий лед. Кларк, оживившись, кивает ему.
– Давай кожу.
Кляйн их слышит.
– Постойте, вам не давали допуска... я хочу сказать...
Сначала глаза. Верхняя часть костюма легко обволакивает туловище. Рукава и перчатки прилипают к телу дружелюбными тенями. Она опирается на Лабина, чтобы дотянуться до бедер – под новой кожей иголки колют не так сильно, а попробовав заново опереться на ногу, она удерживается на ней добрых десять секунд. Прогресс.
– Лени, Кен, вы куда собрались?
На этот раз голос Седжер. Кляйн вызвал подмогу.
– Решили заглянуть в гости, – отвечает Лабин.
– Вы хорошо все продумали? – сдержанно спрашивает Седжер. – При всем уважении...
– А есть причины воздержаться? – невинно интересуется Лабин.
– У Лени но...
– Не считая ее ноги.
Мертвая тишина.
– Вы уже проверили образцы, – замечает Лабин.
– Не в полной мере. Анализы делаются быстро, но не мгновенно.
– И? Есть что-нибудь?
– Если вы заразились, мистер Лабин, это произошло всего несколько часов назад. Уровень инфекции в крови еще не поддается определению.
– Значит, нет, – заключает Лабин. – А наши костюмы?
Седжер молчит.
– Значит, они нас защитили, – подытоживает Лабин. – На этот раз.
– Я же сказала, мы не закончили...
– Я думал, что Бетагемот сюда добраться не может, – говорит Лабин.
Седжер опять затихает.
– Я тоже так думала, – отзывается она наконец.
Кларк вполуприпрыжку двигается к шлюзу. Лабин подает ей руку.
– Мы выходим, – говорит он.
Полдюжины аналитиков сгрудились у пультов на дальнем конце грота связи, перебирая симуляции и подгоняя параметры в упрямой надежде, что их виртуальный мир имеет некоторое отношение к реальному. Патриция Роуэн, стоя позади, разглядывает что-то на одном из экранов. За вторым в одиночку работает Джеренис Седжер.
Она оборачивается, видит рифтеров и, чуть повысив голос, издает предупредительный сигнал, замаскированный под приветствие.
– Кен, Лени!
Все оборачиваются. Парочка малоопытных пятится на шаг-другой.
Роуэн первая берет себя в руки. Ее блестящие ртутью глаза непроницаемы.
– Ты бы поберегла ногу, Лени. Вот... – Она подкатывает от ближайшего пульта свободный стул. Лени с благодарностью опускается на него.
Никто не суетится. Здешние корпы умеют следовать за лидером, хотя и не всем это по нраву.
– Джерри говорит, ты увернулась от пули, – продолжает Роуэн.
– Насколько нам известно, – уточняет Седжер. – На данный момент.
– То есть пуля все-таки была, – отмечает Лабин.
Седжер смотрит на Роуэн. Роуэн смотрит на Лабина.
Большинство стараются кого не смотреть ни на кого.
Наконец Седжер пожимает плечами.
– D-цистеин и d-цистин – в наличии. Пиранозильная РНК – тоже. Фосфолипидов и ДНК нет. Внутриклеточная АТФ выше нормы. Не говоря о том, что при РЭМ– микроскопии инфицированных клеток просто видно, как там все кишит этими малявками. – Она переводит дыхание. – Если это не Бетагемот, то его злой брат-двойник.
– Дрянь, – вырывается у одного аналитика. – Опять!
Через миг Кларк понимает, что ругательство относится
не к словам Седжер, а к чему-то на экране. Подавшись вперед, она видит изображение за плечами корпов – объемную модель Атлантического бассейна. Светящиеся инверсионные следы вьются по глубине многоголовыми змеями, разделяясь и сходясь над континентальными шельфами и хребтами. Течения, водовороты и глубоководная циркуляция – внутренние реки океана – отмечены разными оттенками красного и зеленого. А поверх изображения скупой итог:
СВЕДЕНИЕ НЕ УДАЛОСЬ. ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ ИНТЕРВАЛ ПРЕВЫШЕН. ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОГНОЗЫ НЕНАДЕЖНЫ.
– Ослабь немножко Лабрадорское течение, – предлагает один из аналитиков.
– Еще немного, и его просто не будет, – возражает другой.
– Откуда нам знать, может, его уже и нет.
– Когда Гольфстрим...
– Ну ты попробуй, а?
Атлантика гаснет и перезагружается.
Роуэн, отвернувшись от своих, находит взглядом Седжер.
– А если они ни к чему не придут?
– Возможно, он был здесь с самого начала. А мы его просто не заметили. – Седжер, словно не доверяя собственной версии, мотает головой. – Мы ведь немножко спешили.
– Спешили, но не настолько. Прежде чем выбрать участок, мы проверили каждый источник на тысячу километров отсюда, разве не так?
– Кто-то проверял, да, – устало говорит Седжер.
– Я видела результаты. Они убедительны. – Роуэн, кажется, беспокоит не столько появление Бетагемота, сколько мысль, что разведка дала сбой. – И с тех пор ни один отчет ничего не показывал... – Спохватившись, она перебивает сама себя: – Ведь не показывал, Лени?
– Нет, – говорит Кларк, – ничего не было.
– Ну вот. Пять лет весь район был чист. Насколько нам известно, чисто было на всем глубоководье Атлантики. И долго ли Бетагемот может выжить в холодной морской воде?
– Неделю-другую, – подсказывает Седжер. – Максимум месяц.
– А сколько времени потребовалось бы, чтобы его донесли сюда глубоководные течения?
– Десятки лет, если не века, – вздыхает Седжер. – Все это известно, Пат. Очевидно, что-то изменилось.
– Спасибо, Джерри, просветила. И что бы это могло быть?
– Господи, чего ты от меня хочешь? Я тебе не океанограф. – Седжер вяло машет рукой в сторону аналитиков. – Их спрашивай. Джейсон прогоняет эту модель уже...
Джейсон обрушивает на экран поток непристойностей. Экран в ответ огрызается:
СВЕДЕНИЕ НЕ УДАЛОСЬ. ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ ИНТЕРВАЛ ПРЕВЫШЕН. ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОГНОЗЫ НЕНАДЕЖНЫ.
Роуэн, прикрыв глаза, начинает заново:
– Ну а в эвфотической зоне [6]6
Эвфотическая зона – верхняя толща воды крупного водоема, в которой благодаря солнечному освещению имеются условия для фотосинтеза.
[Закрыть] он способен выжить? Там ведь теплее, даже зимой. Может, наши рекогносцировщики подхватили его наверху и занесли сюда?
– Тогда бы он и проявился здесь, а не над Невозможным озером.
– Да он вообще нигде не должен был прояв...
– А если это рыбы? – перебивает вдруг Лабин.
Роуэн оборачивается к нему.
– Что?
– Внутри организма-хозяина Бетагемот может существовать неограниченно долго, так? Меньше осмотический стресс. Потому-то, в общем, он и заражал рыб. Может, его к нам подвезли?
– Глубоководные рыбы не рассеиваются по океану, – возражает Седжер, – а просто околачиваются возле источников.
– А личинки в планктоне?
– Все равно не сходится. Не с такими расстояниями.
– Не в обиду тебе, – произносит Лабин, – но ты медик. Может, спросим настоящего специалиста?
Это, конечно, шпилька. Когда корпы составляли список допущенных на ковчег, ихтиологи даже не рассматривались. Но Седжер лишь качает головой:
– Они бы сказали то же самое.
– Откуда тебе знать? – с неожиданным любопытством интересуется Роуэн
– Оттуда, что Бетагемот большую часть земной истории был заперт в немногочисленных горячих источниках. Если он способен распространяться с планктоном, зачем было так долго ждать? Он бы захватил весь мир сотни миллионов лет назад.
В Патриции Роуэн что-то меняется. Кларк не вполне улавливает, в чем дело. Может, сама поза. Или ее линзы вспыхнули ярче, словно интеллект, блестящий в глазах, перешел на скоростной режим.
– Пат? – окликает ее Кларк.
Но Седжер вдруг как ошпаренная срывается со стула, повинуясь прозвучавшему в наушниках сигналу. Прикасается к запястнику, подключая его к сети.
– Выхожу. Задержи их. – И оборачивается к Лабину с Кларк. – Если действительно хотите помочь, давайте со мной.
– В чем дело? – спрашивает Лабин.
Седжер уже на середине пещеры.
– Опять идиоты, не способные ничему научиться. Вот-вот убьют вашего друга.
КАВАЛЕРИЯ
По всей «Атлантиде» встречаются линии – четырехсантиметровые бороздки, словно кто-то равномерно прошелся по всему корпусу цепной пилой. С обеих сторон они обозначены предупредительной разметкой с диагональными полосками, и если посмотреть вверх, чуть отступив от них, то видно, зачем: в каждом проеме расположены опускные переборки, готовые упасть ножом гильотины в случае пробоины. Эти границы очень удобно использовать в качестве линий на песке, разделяющих противников. Таких, например, как полдюжины корпов, замерших перед пограничной чертой – у них хватает ума или трусости не лезть вперед. И как Ханнук Йегер, беспокойно приплясывающий по ту сторону полосатой ленты, не подпуская их к лазарету ближе чем; на пятнадцать метров.
Лабин расталкивает перетрусивших корпов плечом. Кларк, хромая, движется за ним по пятам. Йегер приветственно скалит зубы.
– Все веселье за четвертой дверью слева.
Его закрытые накладками глаза щурятся при виде корпов, сопровождающих пару.
Кларк с Лени проходят мимо. Двинувшуюся следом Седжер Йегер хватает за горло.
– Только по приглашениям!
– Ты же не... – Йегер усиливает хватку, и голос Седжер превращается в шепот. – Ты хочешь... Джину смерти?
– Это что, угроза? – рычит Йегер.
– Я его врач!
– Пусти ее, – велит Кларк. – Она может понадобиться
Йегер и пальцем не шевелит.
«Вот черт, черт, – думает Кларк, – он что, на взводе?»
У Йегера мутация, переизбыток моноаминовой оксидазы в крови. От этого нарушается баланс элементов в мозгу – тех, что удерживают человека в равновесии. Начальство встроило ему компенсирующий механизм – в те времена, когда такие вещи еще допускались, – но рифтер как-то научился его обходить. Бывает, он нарочно так себя заводит, что хватает чьего-то косого взгляда, чтобы сорваться. В таких случаях уже не важно, друг ты или враг. В таких случаях даже Лабин принимает его всерьез.
Вот как сейчас.
– Пропусти ее, Хан. – Его голос звучит спокойно и ровно, тело расслаблено.
С другого конца коридора доносится стон – и что-то с шумом ломается.
Йегер, фыркнув, отталкивает Седжер. Та с кашлем приваливается к стене.
– Ты тоже с нами, – обращается Лабин к Роуэн, которая скромно держится за полосатой лентой. И к Йе– геру: – Если ты, конечно, не против.
– Дерьмо, – сплевывает Йегер. – Да плевать мне.
Он сжимает и разжимает кулаки – судорожно, словно под током.
Лабин кивает.
– Иди, – небрежно бросает он Кларк. – Я помогу Хану держать оборону.
Это, конечно, Нолан. Кларк, подходя к медотсеку, слышит ее рычание:
– Ах, так ты еще и обделался, чертов педик...
Кларк протискивается в люк. В ноздри бьет кислая
смесь страха и фекалий. Да, Нолан, и на подмогу вызвала Кризи. Кляйн отброшен в угол, избит и весь в крови. Может, пытался встать на пути, а может, Нолан пыталась его вынудить.
Джин Эриксон наконец-то пришел в себя и скорчился на столе, как зверь в клетке. Растопыренными пальцами он упирается в изолирующую пленку, и та растягивается, будто невероятно тонкий латекс. Чем сильнее рифтер напирает, тем больше сопротивление: он еще не до конца вытянул руку, а мембрана уже достигла максимальной прочности – вдоль линий сопротивления расцветают маслянистые радуги.
– Твою-то мать, – рычит Джин, опускаясь на место.
Нолан, присев, по-птичьи склоняет голову набок в
нескольких сантиметрах от окровавленного лица Кляйна.
– Выпусти его, птенчик.
Кляйн плюется кровью и слюной.
– Я же сказал, он...
– Не подходите к нему! – Седжер вламывается внутрь, словно последних пяти лет – и пяти минут – и не было вовсе. Не успевает она дотронуться до плеча Нолан, как Кризи отшвыривает ее к переборке.
Нолан стряхивает воображаемую грязь с места, которого коснулась рука Седжер.
– Голову не повреди, – приказывает она Кризи. – В ней может быть пароль.
– Так, все. – Хоть у Роуэн хватило ума остаться в коридоре. – Быстро. Успокойтесь.
Нолан фыркает, мотает головой.
– А то что, обмылок хренов, ты охрану вызовешь? Прикажешь нам «очистить помещение»?
Белые глаза Кризи разглядывают Седжер с расстояния в несколько сантиметров. Эти глаза над ухмыляющимися бульдожьими челюстями грозят бессмысленным и бездумным насилием. Говорят, Кризи умеет обращаться с женщинами. Нет, с Кларк он шуток не шутил – как правило, с ней вообще никто не связывается.
Роуэн заглядывает в открытый люк, лицо у нее спокойное и уверенное. Кларк видит мольбу за этой самонадеянной маской. Первое побуждение – не замечать ее. Ногу раздражающе покалывает. Кризи за плечом чмокает губами над Седжер. Его рука зависает у нее над подбородком. Кларк его игнорирует.
– В чем дело, Грейс?
Нолан хищно улыбается.
– Нам удалось привести его в чувство, но тут Норми, – она рассеянно толкает Кляйна в лоб, – наложил на стол какой-то пароль. Мы не смогли опустить мембрану.
Кларк оборачивается к Эриксону.
– Ты как себя чувствуешь?
– Они со мной что-то сделали. – Джин кашляет. – Пока я был в коме.
– Да, сделали. Спасли его... – Кризи бьет Седжер головой о переборку. Седжер умолкает.
Кларк не сводит глаз с Эриксона.
– Когда шевелишься, кишки не вываливаются?
Юн неуклюже поворачивается, показывая ей живот:
мембрана натягивается на голове и плечах, словно амниотический мешок.
– Чудо современной медицины, – говорит Джин, укладываясь лицом вверх. Ну да, все внутренности на месте. Свежие розовые шрамы на животе дополнили старые, те, что на груди.
Судя по всему, Джеренис Седжер, очень хочет что-то сказать. А Дейл Кризи, похоже, очень хочет, чтобы она попыталась.
– Пусть говорит, – распоряжается Кларк. Кризи чуть ослабляет хватку. Седжер смотрит на Кларк и не раскрывает рта.
– Ну так что? – торопит ее Кларк. – Похоже, вы его нормально заклеили. Три дня прошло.
– Три дня, – повторяет Седжер. Из-за давления на горле ее голос выходит тонким и гнусавым. – Его почти начисто выпотрошили, а ты думаешь, трех дней достаточно для выздоровления?
Собственно, Кларк в этом уверена. Ей уже приходилось видеть искромсанные и разбитые тела: она видела, как многорукие роботы собирали их заново и помещали в раны тонкие электрические сетки, которые так ускоряли заживление, что это выглядело бы чудом, если бы не стало таким привычным. Трех дней более чем достаточно, чтобы прийти в себя. Швы, может, еще малость кровят, но держатся, а в невесомом черном чреве глубины времени на поправку будет сколько угодно.
Вот что никак не доходит до сухопутников: силы отнимает само земное притяжение.
– Ему еще нужны операции? – спрашивает она.
– Понадобятся, если не побережется.
– На вопрос отвечай, мать твою! – рявкает Нолан.
Седжер косится на Кларк и не находит у нее поддержки.
– Ему требуется время на реабилитацию, и в коме срок сократится на две трети. Если он хочет поскорей отсюда выбраться, лучше варианта не найти.
– Вы удерживаете его против воли, – говорит Нолан.
– Зачем... – подает из коридора голос Роуэн.
Нолан налетает на нее:
– А ты заткнись на хрен!
Роуэн хладнокровно испытывает судьбу.
– Зачем бы нам его удерживать, если не по медицинским показаниям?
– Он мог бы отдохнуть у себя в пузыре, – отвечает ей Кларк. – Или просто снаружи.
Седжер качает головой.
– У него значительно повышена температура. Лени, да ты посмотри на него!
В ее словах есть смысл. Эриксон растянулся на спине, явно обессилев. Кожа блестит от пота, хотя этот блеск почти неразличим за бликами мембраны.
– Температура, – повторяет Кларк. – Не из-за операции?
– Нет Какая-то оппортунистическая инфекция.
– Откуда бы?
– На него напало дикое животное, – напоминает Седжер. – Даже простой укус может занести множество всякой дряни, а Джина практически выпотрошили. Я бы даже удивилась, пройди все без осложнений.
– Слыхал, Джин? – спрашивает Кларк. – Ты вроде как подхватил рыбье бешенство.
– Охренеть, – произносит Эриксон, созерцая потолок.
– Так что тебе решать. Останешься, позволишь себя долечить? Или рискнешь положиться на лекарства?
– Вытащите меня отсюда, – негромко просит Джин.
Кларк поворачивается к Седжер.
– Ты его слышала.
Та выпрямляется. Невозможное, безумное, вечное упрямство.
– Лени, я тебя на помощь звала. Если это называется...
Кулак Кризи ядром врезается ей в живот. Седжер охает и заваливается набок, в падении ударяется головой о переборку и остается лежать, хватая воздух ртом. Краем глаза Кларк замечает, что Роуэн сделала шаг вперед, но вовремя спохватилась.
Она холодно сморит на Кризи:
– Напрасно ты так, Дейл.
– Пусть не наглеет, – ворчит тот.
– И как же она выпустит Джина, если даже вдохнуть не может, болван?
– Ну реально, Лен, что тут такого?
Это Нолан. Кларк поворачивается к ней.
– Ты знаешь, как они с нами обращались, – продолжает Грейс, встав рядом с Кризи. – Знаешь, сколько наших искалечили эти уроды. И убили.
«Меньше, чем я», – молчит Кларк.
– Я б сказала, если Дейлу охота спустить пар на этих выродках, пусть его. – Нолан дружески берет Кларк за плечо. – Может, малость уравняет счет. Понимаешь?
– Это ты бы так сказала, – тихо отвечает Кларк, – а я – иначе.
– Вот это сюрприз! – На лице Нолан мелькает тень усмешки.
Они смотрят друг друга сквозь роговичные щитки. У дальней стены скулит Кляйн, у них под ногами вроде бы начинает дышать Джеренис Седжер. Кризи нависает у Кларк над плечом, само его присутствие – открытая угроза. Она ровно, медленно дышит. Приседает на корточки – легонечко, легонечко, больная нога готова подогнуться – и помогает Седжер сесть.
– Выпусти его, – приказывает она.
Седжер бормочет что-то в свой запястник. На коже ее предплечья загорается клавиатура со странными символами. Другой рукой она набирает нужную комбинацию.
Изолирующая палатка издает тихий хлопок. Эриксон нерешительно касается мембраны пальцами, убеждается, что они проходят насквозь, и чуть не падает со стола, словно выскочив из мыльного пузыря. Подошвы мягко стукают об пол. Нолан подает ему извлеченный откуда– то гидрокостюм.
– С возвращением, дружище. Говорила же, мы тебя вытащим.
Они оставляют Кларк с корпами. Седжер, игнорируя протянутую ей руку, с трудом поднимается на ноги и опирается о переборку. Одной ладонью она все еще прикрывает живот. И склоняется над Кляйном.
– Норм? Норм? – Она неловко склоняется к своему подчиненному и оттягивает ему веко. – Не теряй сознания...
С ее головы срывается капля и плюхается на разбитое лице медика, теряясь в его собственной крови. Седжер, выругавшись, вытирает рану тыльной стороной ладони.
Кларк подходит помочь. Под ногу попадается что-то маленькое и острое. Она поднимает ступню. Зуб, липкий от слюны и прочего, с тихим стуком падает на пол.
– Я... – начинает Кларк.
Седжер с яростью оборачивается.
– Пошла вон!!!
Кларк какое-то время разглядывает ее, затем выходит.
В коридоре ее ждет Роуэн.
– Нельзя, чтобы такое повторилось.
Кларк приваливается к переборке, снимая часть веса с больной ноги.
– Ты же знаешь Грейс. Они с Джином...
– Дело не только в Грейс. По крайней мере, это ненадолго. Я же говорила, что-то такое могло произойти.
Ее охватывает страшная усталость.
– Ты говорила, что нужно развести стороны. Так зачем Джерри удерживала Джина, когда тот захотел уйти?
– Ты думаешь, ей нужен рядом этот тип? Она заботилась о благе пациента. У нее работа такая.
– Мы сами о себе позаботимся.
– У вас просто нет должной квалификации...
Кларк предостерегающе вскидывает руку.
– Это мы уже слышали, Пат. Маленькие люди не видят всей картины. Простого гражданина надо беречь от жестокой правды. Крестьяне слишком невежественны, чтобы голосовать. – Она с отвращением качает головой. – Пять лет прошло, а вы все норовите гладить нас по головке, как детишек.
– Скажешь, Джин Эриксон – более квалифицированный диагност, чем наш главный врач?
– Скажу, что он имеет право на ошибку. – Кларк машет рукой. – Слушай, может, ты и права. Может, он через неделю свалится с гангреной и приползет обратно к Джерри. Или предпочтет умереть. Но это ему решать.
– Речь не о гангрене, – тихо говорит Роуэн. – И не об обычной инфекции. И тебе это известно.
– Не вижу разницы.
– Я тебе говорила.
– Ты говорила о перепуганных ребятишках, не верящих в ими же созданную защиту. Но защита выдержит, Пат. Я – живое тому доказательство. Мы можем пить культуру Бетагемота как воду, нам это не повредит.
– Мы лишились...
– Лишились очередного пласта самообмана, только и всего. Пат, Бетагемот здесь. Не знаю, как он сюда попал, но тут ничего не поделаешь, да и зачем? Он вас никак не потревожит, разве что ткнет носом в нечто такое, о чем вы предпочли бы не думать, но к этому вы скоро привыкнете. Вам не впервой. Через месяц ты и думать о нем забудешь.
– Тогда, прошу... – начинает Роуэн и замолкает. Кларк ждет, пока ее собеседница загонит себя в роль подчиненной.
– Дайте нам этот месяц, – шепчет наконец Роуэн.
ВОЗМЕЗДИЕ
Кларк нечасто заходит в жилой квартал, а в этом отсеке как будто и вовсе не бывала. Стены коридора покрыты электронной краской и подключены к генератору обоев. На переборке по левому борту вырос густой лес рогатых кораллов, на правой вертятся и сбиваются в стайки рыбы-хирурги, словно узлы какой-то непонятной рассеянной нейросети. И повсюду пляшут осколки солнечных лучей. Кларк не в состоянии определить, что за иллюзия перед ней – чисто синтетическая или основанная на архивных съемках настоящего кораллового рифа. Она бы все равно не увидела разницы: ни одно из морских созданий, с которыми она свела знакомство за прожитые годы, не жило при солнечном свете.
Здесь много семей, догадывается Кларк. Как правило, взрослые не в восторге от видов дикой природы: довольно сложно ценить такую эстетику и дальше, постигнув ее иронию.
А вот и он – номер D-18. Она жмет на кнопку звонка. За запертым люком приглушенно звучит музыка: зыбкая ниточка мелодии, слабый голос, шум движения.
Люк распахивается. Выглядывает плотно сбитая девочка лет десяти с колючей светлой челкой. Музыка доносится из глубины помещения – флейта Лекс, соображает Кларк. При виде рифтерши улыбка на лице девочки мгновенно гаснет.
– Привет, – начинает Кларк, – я искала Аликс.
Она и сама примеряет улыбку.
Та не подходит. Девочка неуверенно отступает на шаг.
– Лекс...
Музыка прерывается.
– Что? Кто там?
Маленькая блондинка отступает в сторону – по-кошачьи нервно. Алике Роуэн сидит на кушетке посреди комнаты. Одна рука лежит на флейте, другая тянется к перламутровым наглазникам.
– Привет, Леке, – говорит Кларк. – Мама сказала, я найду тебя здесь.
– Лени! Ты прошла!
– Прошла?
– Карантин! Мне сказали, тебя с психованным заперли, на анализы вроде бы. Ты их, наверно, перехитрила.
Перед кушеткой стоит прямоугольная тумба на колесиках, высотой примерно в метр – маленький обелиск в тех же переливчатых тонах, что наглазники Аликс. Девочка кладет свою пару на крышку – рядом с точно такими же.
Кларк ковыляет к ней. Аликс тотчас мрачнеет.
– Что у тебя с ногой?
– «Кальмар» взбунтовался. Рулем зацепило.
Подружка Аликс бормочет что-то сбоку и скрывается
в коридоре. Кларк оборачивается ей вслед:
– Твоей подруге я не слишком понравилась.
Алекс небрежно машет рукой:
– Келли —трусиха. Только глянь на нее, и сразу в голове всплывает вся чушь, что мамуля наболтала ей про ваших. Она славная, просто не фильтрует источников информации. – Пожав плечами, девочка меняет тему. – Так что случилось?
– Помнишь, я тебе недавно рассказывала про карантин?
Аликс хмурится.
– Про парня, которого покусали. Эриксон?
– Угу. Ну и вот, похоже, он все-таки что-то подцепил, так что на время мы решили установить в «Атлантиде» режим «Рыбоголовым входа нет».
– Вы позволите себя выставить?
– Вообще-то, я думаю, что это разумная мысль, – признает Кларк.
– Почему? Чем он заразился?
Кларк качает головой.
– Тут не медицинский вопрос, хотя это часть проблемы. Просто... все изрядно разгорячились, причем с обеих сторон. Мы с твоей мамой считаем, что лучше держать ваших и наших подальше друг от друга. Какое-то время.
– Как это? Что происходит?
– А мама тебе не...
До Кларк с опозданием доходит, что Патриция Роуэн могла кое-что скрывать от дочери. Если уж на то пошло, то неизвестно даже, а многие ли взрослые на «Атлантиде» в курсе дела. Корпы в принципе склонны держать информацию под замком. Конечно, на взгляд Кларк все их принципы плевка не стоили, и все же... Она не собирается становиться между Пат и...
– Лени? – Аликс хмуро уставилась на нее. Эта девочка – из немногих людей, которым Кларк не стесняясь показывает обнаженные глаза, однако сейчас на ней линзы. Она делает еще шаг-другой по ковру и видит скрытую до сих пор грань тумбы. У верхнего края нечто вроде панели управления: темная лента, на которой горят красные и голубые иконки. По всей длине бежит зубчатая линия, похожая на ЭЭГ.
– Это что? – спрашивает Кларк, чтобы отвлечь девочку. Для игровой приставки штуковина слишком массивная.
– А, это... – Алике пожимает плечами. – Это Келлин зельц.
– Что?!
– Ну, типа, умный гель. Нейроная культура с...
– Я знаю, что это такое, Лекс. Просто... мне странно видеть его здесь, после...
– Хочешь посмотреть? – Аликс выбивает на крышке шкафчика короткую дробь. Перламутровая поверхность идет разводами и становится прозрачной, под ней – лепешка розовато-серых тканей в круглом ободке. Похоже на густую овсянку Пудинг разбит на части перфорированными стеклянными перегородками.
– Не особо большой, – говорит Аликс. – Куда меньше, чем были в прежние времена. Келли говорит, он размером с кошачий.
«Значит, наверняка злобный, если и не слишком умный».
– Зачем он нужен? – спрашивает Кларк. «Не могут же они быть такими идиотами, чтобы использовать эту штуку после...»
– Это вроде домашней зверушки, – виновато объясняет Аликс. – Она назвала его Рамблом.
– Зверушки?!
– Ага. Он думает, вроде как. Учится всякому. Хотя никто точно не понимает, как это происходит.
– А, так ты о них слышала?
– Ну, он намного меньше тех, что работали на вас.
– Они на нас не раб...
– Он совсем безобидный. Не подключен ни к каким системам, и вообще.
– Так что же он делает? Вы его обучаете всяким трюкам?
Мозговая каша поблескивает, как гноящаяся язва.
– Вроде того. Он отвечает, если ему что-нибудь говоришь. Не всегда впопад, но от этого только смешнее. А если подключить к нему радио, он играет в такт музыке крутые цветные узоры. – Аликс подхватывает свою флейту и кивает на наглазники. – Посмотришь?
– Зверушка, – бормочет Кларк. «Чертовы корпы...»
– Мы не такие, – резко отвечает Аликс. – Не все такие.
– Извини? Не такие – какие?
– Не корпы. Что это вообще означает? Мою маму? Меня?
«Неужели я проговорила это вслух?»
– Просто... сотрудников корпорации. – Кларк никогда всерьез не задумывалась о происхождении слова – не больше, чем об этиологии слова «стул» или «фумарола»[7]7
Corpse (англ.) – труп.
[Закрыть].
– Если ты не замечала, здесь полно и другого народа. Техники, врачи и просто родственники.
– Да, я в курсе. Конечно, я в курсе...
– А ты валишь всех в одну кучу, понимаешь? Если у кого нет в груди пучка трубок, то для тебя это сразу корп, труп.
– Ну... извини. – Она запоздало пускается в оправдания: – Я не обзываюсь, просто слово такое.
– Нет, для вас, рыбоголовых, это не «просто слово».
– Извини, – повторяет Кларк. Ни одна из них не сдвинулась с места, но расстояние между ними заметно увеличилось.
– В общем, – говорит Кларк наконец, – я просто хотела предупредить, что в ближайшее время появляться не буду. Разговаривать мы, конечно, сможем, но...
Движение у люка. В комнату входит крупный коренастый мужчина с зачесанными ото лба темными волосами.
Кожа между бровями собралась складками, от него так и веет враждебностью. Отец Келли.
– Мисс Кларк, – ровным голосом произносит он.
Внутри у нее все стягивается в тугой злобный узел. Она видела такие лица, знает эту повадку – не сосчитать, сколько раз сталкивалась с ней в возрасте Келли. Она знает, на что способны отцы, знает, что творил с ней ее собственный, но она уже не маленькая девочка, а отцу Келли, похоже, совсем не помешает урок...
Однако ей приходится все время напоминать себе: ничего этого не было.
ПОРТРЕТ САДИСТА В ОТРОЧЕСТВЕ
Конечно, со временем Ахилл Дежарден научился обводить шпиков вокруг пальца. Он с малых лет понял, каков расклад. В мире, который ради его же безопасности держат под постоянным наблюдением, существовали лишь наблюдаемые и наблюдатели, и Ахилл точно знал, на какой стороне предпочел бы находиться. Невозможно мастурбировать при зрителях.
Этим и наедине с собой нелегко было заниматься. Его, как-никак, воспитали в определенных религиозных убеждениях: миазмы католицизма, цепляясь за обложку «Nouveaux Separatistes»[8]8
«Новых сепаратистов» (фр.).
[Закрыть], висели над Квебеком и тогда, когда в остальном мире о религии уже думать забыли. Они осаждали Ахилла каждую ночь, когда он доил себя, и в голове у него мелькали мерзостные образы, от которых пенис становился твердым. И то, что под действием развешанных им над кроватью, столом и комодом магнитных мобилей шпики лишь пьяно покачивались, потеряв связь с сетью, ничего не меняло. Как и то обстоятельство, что его все равно ожидал ад, даже если б он ни разу в жизни не коснулся своего тела, – ведь сказал же Иисус: «То, что ты совершаешь в сердце своем, ты совершаешь в глазах Бога». Ахилл был заранее проклят за непрошенные мысли, так что ничего не терял, воплощая их.
