Текст книги "Голубая роза. Том 1"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 94 (всего у книги 133 страниц)

7

За полтора часа до того, как Уолтер Драгонетт должен был занять свое место за столом в бухгалтерии, в конце квартала на Двадцатой северной улице появилась его синяя машина. Остальные машины, пытавшиеся выехать на улицу, резко дали задний ход. Патрульные машины, стоявшие с двух концов квартала, поехали в направлении маленького белого домика. Уолтер Драгонетт остановил машину перед домом, открыл дверцу и поставил ногу на тротуар.

Патрульные машины резко развернулись, перекрыв улицу в обоих направлениях. Не прошло и нескольких секунд, как улица наполнилась полицейскими, целившимися из винтовок и пистолетов в вылезавшего из машины молодого человека.

Кеннет Джонсон, описывая все это мне, сказал, что, когда Уолтер Драгонетт увидел всю эту толпу полицейских, он улыбнулся им своей обычной дружелюбной полуулыбкой.

Полицейские велели ему отойти от машины, и молодой человек покорно повиновался. Потом он сообщил представителям власти в ответ на их вопрос, что он и есть тот самый Мясник. Да, конечно, он поедет с ними в участок. Конечно, он немедленно поставит на землю бумажный мешок, который держит в руках. Что в мешке? Новый диск для пилы, который он только что купил. Он за ним и поехал – за новым диском для пилы. Пол Фонтейн, который не знал еще в тот момент, что случилось с Эйприл Рэнсом после того, как они с Джоном Рэнсомом покинули ее палату, достал из кармана пиджака текст и зачитал Драгонетту его права. Уолтер с готовностью кивнул, что да, мол, он все это знает. Потом ему наверняка потребуется адвокат, но сейчас он согласен говорить, почему бы и нет? Пришло время поговорить, не правда ли?

Детектив Фонтейн был явно того же мнения. Не позволит ли мистер Драгонетт полиции обыскать его дом?

Мясник отвел глаза от лица детектива Фонтейна и кивнул, улыбаясь, Акиму и Кванзе, смотревшим на него во все глаза из окна своей гостиной.

– Да, конечно, им просто необходимо осмотреть мой дом, – сказал он. – Но готовы ли эти люди к тому, что они там увидят?

– И что же они там увидят, мистер Драгонетт? – спросил сержант Хоган.

– Моих людей, – сказал Уолтер. – А иначе зачем же они сюда пришли?

– О каких людях вы говорите, Уолтер? – спросил Фонтейн.

– Если вы ничего не знаете о моих людях... – Уолтер облизал губы и оглянулся на свой маленький беленький домик. – Если вы ничего о них не знаете, тогда что же привело вас сюда? – Он переводил глаза с Фонтейна на Хогана и обратно. Оба молчали. Тогда Уолтер Драгонетт закрыл ладонью рот и захихикал.

– Что ж, в таком случае того, кто войдет в мой дом, ждет небольшой сюрприз.

8

Я даже не слышал, как официантка поставила рядом со мной тарелку с заказанной едой. И только когда ноздрей моих достиг запах поджаренного хлеба, я поднял голову и увидел рядом со своим правым локтем дымящийся на тарелке завтрак. Я поставил тарелку перед собой и съел завтрак, читая о том, что же именно обнаружили полицейские в доме Уолтера Драгонетта.

Первым, разумеется, был Альфонсо Дейкинз, о ключицу которого сломался диск электропилы Драгонетта, что и заставило его отправиться рано утром в магазин, торгующий инструментами. Альфонсо Дейкинз встретился с Уолтером Драгонеттом в баре для гомосексуалистов под названием «Петух», пришел к нему домой, выпил пиво, в которое Уолтер добавил изрядное количество снотворного, дал снять себя обнаженным на «поляроид» и провалился в сон. Он почти вышел из забытья, когда почувствовал на своем горле руки Уолтера. Вслед за этим последовала борьба, разбудившая накануне ночью Акима Джонсона. Если бы Дейкинз не был одурманен снотворным и алкоголем, он наверняка убил бы Уолтера, но тот сумел оглушить его пивной бутылкой и, пока тот приходил в себя, защелкнул на нем наручники.

Дейкинз, постанывая, поднялся на ноги, держа перед собой руки в наручниках, и Драгонетт, чтобы успокоить его, несколько раз воткнул ему в спину нож. А потом еще раз – в шею. Дейкинз погнался за Драгонеттом, и они оказались на кухне. Тут Уолтер стукнул свою жертву по голове тяжелой чугунной сковородой, Дейкинз упал на колени, и Уолтер ударил его в висок, вырубив на этот раз более успешно, чем в первый раз.

Затем он застелил пол в гостиной газетами и перетащил туда из кухни неподвижного Дейкинза. Подсунул под тело еще несколько слоев газет. Затем снял брюки, белье и носки и, усевшись на Дейкинза верхом, закончил наконец душить его.

После этого он еще раз сфотографировал Дейкинза.

Затем решил наказать Альфонсо за то, что тот заставил его делать столько лишней, ненужной работы, и несколько раз вогнал нож ему в спину. Почувствовав, что Дейкинз достаточно наказан, Драгонетт занялся сексом с его мертвым телом. Потом он пошел на кухню, принес пилу и отпилил огромную голову Дейкинза, но тут пила сломалась.

На верхней полке холодильника Драгонетта полиция обнаружила еще четыре отрезанных головы – двух негров, одного белого мужчины и белой несовершеннолетней девушки. На второй полке лежала нераспечатанная упаковка хлеба «Бранола», полфунта панировочных сухарей в упаковке из супермаркета, пластиковую баночку французской горчицы и упаковку из шести банок пива «Форшеймер». На третьей полке стояли две емкости с пенисами, человеческое сердце на белой фарфоровой тарелочке и лежала завернутая в пленку человеческая печень. В правом ящике для овощей лежал полузаплесневевший кочан салата, открытый пакетик с морковью и три высохших помидора. В левом ящике полицейские нашли две человеческие руки, с одной из которых была содрана почти вся кожа.

«Человеческая рука» из меню «Ле Виандес».

На полке в шкафу в коридоре, рядом с двумя фетровыми шляпами – одной зеленой, другой коричневой стояли три черепа, тщательно очищенных от мяса. На вешалках висели два пальто – коричневое и зеленое, красно-синий пиджак и коричневая кожаная куртка, а внизу, под куртками, стоял металлический цилиндр объемом шестьдесят семь галлонов, в котором плавали в какой-то темной жидкости три обезглавленных торса. Жидкость эту сначала приняли за кислоту, но при ближайшем рассмотрении она оказалась просто водой из-под крана. Рядом с цилиндром стояла упаковка лизола и две бутылки жидкого отбеливателя.

Когда вынули из шкафа верхний цилиндр, в нем обнаружили другой, поменьше, внутри которого плавали два пениса, пять кистей и одна ступня в растворе, который оказался смесью воды, водки, жидкости для растираний и рассола из-под овощей.

На длинной полке в гостиной стояли вперемежку с книгами скальпы, покрытые лаком и отполированные так, что они напоминали маски, которые одевают в Хэллоуин. Книги, стоявшие между скальпов, были в основном учебниками хороших манер и кулинарными справочниками и принадлежали когда-то Флоренс Драгонетт.

Возле одной из стен в гостиной стояла длинная морозильная камера в прекрасном рабочем состоянии. Открыв ее, полицейские обнаружили там еще шесть голов, три мужских и три женских, каждая из которых была запакована в мешок для хранения пищи, две пары мужских ног с отрезанными ступнями, мешок с кишками, на который была наклеена бумажка с надписью «изучить», огромное количество маринованных овощей, высушенных и сложенных в коричневый крафтовый пакет, два фунта молотых камней и рука маленькой девочки, на которой отсутствовали три пальца. Слева от морозилки находились электродрель, электропила, коробка пекарской соды и разделочный нож из нержавеющей стали.

В конверте, лежащем на туалетном столике, хранилось множество фотографий тел до убийства, после убийства и после расчленения. За домом полицейские обнаружили множество пластиковых мешков для мусора, наполненных костями и гниющей плотью. Один из полицейских назвал задний двор дома Драгонетта «гниющим болотом». Кости и обломки костей были разбросаны среди нестриженой травы по всей лужайке вперемешку с рваной одеждой, старыми журналами, какими-то сломанными очками, битыми тарелками и неисправными частями электрооборудования.

По предварительным оценкам экспертов, в доме Драгонетта содержались останки девятнадцати убитых, плюс-минус еще пять человек. Репортер «Ассошиэйтед пресс» утверждал, что дело Мясника-Драгонетта – одно из самых ужасных в ряду маниакальных убийств, когда-либо потрясших Америку. Чтобы доказать свою точку зрения, он приводил следующие цифры:

В восьмидесятом году в окрестностях Грин-ривер в районе Сиэтл-Такома были найдены трупы пятидесяти женщин, в основном проституток. Семьдесят восьмой год – в доме Джона Уэйна Грейси в пригороде Чикаго были найдены трупы тридцати трех мужчин и мальчиков. В семидесятом году в районе Хьюстона – двадцать шесть трупов юношей со следами жестоких пыток. Некто Элмер Уэйн Хенли был признан виновным в шести убийствах, остальные, видимо, не удалось доказать. В семьдесят первом году в Калифорнии нашли трупы двадцати пяти работников окрестных ферм, убитых Хуаном Короной.

Дальше репортер перечислял Джеймса Хьюберти, убившего в «Макдональдсе» двадцать одну жертву, Чарльза Уитмена, застрелившего шестнадцать человек с башни в Техасе, Джорджа Бэнкса – двенадцать человек, Пенсильвания, и некоторых других, включая Говарда Унру из Кэмдена, штат Нью-Джерси, который в сорок восьмом году застрелил за тринадцать минут двенадцать человек и сказал потом: «Я застрелил бы и тысячу, если бы хватило пуль». Репортер забыл, однако, упомянуть Теда Банди и Генли Ли Лукаса, на счету которых было гораздо больше убийств, чем у тех, кого он перечислил, и, вероятно, сам никогда не слышал об Эде Гине, с которым у Уолтера Драгонетта было много общего, хотя он тоже наверняка никогда не слышал об этом человеке.

Профессор колледжа в Бостоне, написавший книгу о маньяках и массовых убийцах, сказал – вероятно, в телефонном разговоре с кем-нибудь из представителей «Леджер», – что маньяки бывают «организованного и неорганизованного типа» и что Уолтер Драгонетт «похоже, является превосходным образцом маньяка неорганизованного типа». Неорганизованные маньяки, по словам профессора, действовали, повинуясь порыву. Обычно это были одинокие белые мужчины за тридцать лет с рабочей профессией и долгим опытом нескладывающихся межличностных отношений. (Вопреки словам профессора, Уолтер Драгонетт имел отнюдь не рабочую специальность и по крайней мере однажды имел в жизни опыт превосходно сложившихся межличностных отношений – со своей матерью). Маньяки неорганизованного типа любят хранить в доме свидетельства совершенных преступлений. Их всегда бывает легче поймать, чем убийц организованного типа, которые тщательно выбирают каждую свою жертву и заметают следы.

Как мог человек, вопрошала «Леджер», сделать то, что сделал Уолтер Драгонетт? Как могла Лиззи Борден сделать то, что она сделала? А Джек-потрошитель? И как мог Эд Гин – в «Леджер» помнили это имя – выкапывать женщин из могил и сдирать с трупов кожу? Раз профессор из Бостона не мог ответить на все эти безусловно важные вопросы, «Леджер» следует поискать других экспертов. И их оказалось не так уж сложно найти.

Психолог из психиатрической клиники из Чикаго высказал предположение, что «ни один из этих людей не отличался завидным психическим здоровьем» и что они расчленяли свои жертвы, чтобы спрятать следы содеянного. Психолог винил во всех бедах «оголтелую порнографию».

Криминалист из Нью-Йорка, написавший документальную книгу об одном из убийц-маньяков, считал источником преступлений «анонимность современной жизни». Священник из Миллхейвена считал, что все происходит из-за того, что общество утратило «традиционные религиозные ценности». Социолог из Чикагского университета – исчезновение семьи в традиционном понимании этого слова. Директор клиники психиатрической больницы Лейкшор утверждал, что убийцы-маньяки «путают секс и агрессию». Глава уголовной полиции Нью-Йорка считал, что такие преступления стали возможными потому, что в обществе стали потакать гомосексуализму и «извращениям вообще». Одни обвиняли во всем солнечные пятна, другие «окружающую человека обстановку экономического отчаяния».

Женщина с двухлетней дочерью на руках, стоявшая в толпе собравшейся у маленького белого домика на Двадцатой северной улице, считала, что Уолтер Драгонетт сделал это все, чтобы прославиться, и ему неплохо это удалось.

– Возьмите хотя бы меня, – сказала она. – Ведь я пришла сюда, не так ли? Ведь здесь сейчас творится история. Через полгода все, что мы сейчас здесь видим, войдет в какой-нибудь телесериал на втором канале.

Таковы были ответы, полученные «Леджер» на вопрос о том, как люди могут совершать подобные вещи.

Одна из статей утверждала, что «Глаза всего мира – от Эйкрона до Австралии, от Бойза до Британии, от Кливленда до Кантона смотрят сейчас на маленький одноэтажный домик в Миллхейвене». Соседи Уолтера с удовольствием давали интервью представителям Би-би-си и по меньшей мере трех телевизионных каналов. Один репортер из Филадельфии попросил жителя Двадцатой северной пояснить, что он имел в виду под словами «запах смерти». И тот дал ответ, за который тут же ухватились и другие репортеры: «Оттуда пахло очень дурно, очень, по-настоящему дурно».

Потом появилась статья, сообщавшая, что в штате Иллинойс пропали без вести девятьсот шестьдесят человек – мужчин, женщин и детей. Официальный представитель ФБР пояснил в ответ, что все совершеннолетние жители штата вполне имеют право не подавать о себе вестей, если им этого не хочется.

Администрация колледжа Аркхэм предупредила своих учащихся, чтобы они внимательнее отнеслись к возможности преступлений в студенческом городке, хотя, надо сказать, опрошенных студентов достаточно мало заботила собственная безопасность.

– Так странно, что это взволновало жителей города, – заявила Шелли Мэниголд из Висконсина. – Для меня гораздо страшнее думать о положении женщины в американском обществе, чем о том, что делает, запершись у себя в доме, какой-то чокнутый.

Еще «Леджер» сообщила, что в школе у Уолтера Драгонетта почти не было друзей, а оценки варьировались от "а" до «эф». Одноклассники вспоминали, что Уолтера отличало «странноватое» чувство юмора. В свое время он буквально бредил убийствами «Голубой розы» и даже баллотировался под этим именем на должность классного казначея, но набрал всего два голоса. В шестом классе он собирал на улице трупики мелких животных и тренировался, очищая различными способами от мяса их скелеты. В восьмом классе он по секрету показывал друзьям коробку из-под сигар, в которой лежали косточки, как он утверждал, руки пятилетнего ребенка. Те, кто видел, говорили потом, что на самом деле это была обезьянья лапка. В выпускном классе он как-то несколько дней притворялся слепым – приходил в школу в темных очках и с тросточкой, а потом однажды почти сумел убедить классного наставника, что страдает амнезией. За время обучения в старшей школе Карл-Стэндбург он дважды очерчивал мелом на полу спортивного зала контуры лежащих тел. Уолтер сказал Полу Фонтейну и сержанту Хогану, что это были контуры тел людей, которых он на самом деле убил, еще учась в старшей школе.

Драгонетт признался в том, что еще в семьдесят девятом году убил ребенка по имени Уэсли Драм после того, как занимался с ним сексом на заброшенной автостоянке. И еще, когда он учился во втором классе старшей школы, как раз в тот год, когда он баллотировался под именем «Голубая роза» на должность казначея, он убил одну женщину, которая подобрала его, когда Уолтер голосовал на дороге. Он заколол ее армейским кинжалом, когда женщина остановилась на красный свет. Уолтер не мог вспомнить ее имени, но точно помнил, что ударил ее прямо в грудь, а потом – еще два раза, пока до нее доходил постепенно смысл происходящего. Схватив ее кошелек, Уолтер выпрыгнул из машины за несколько секунд до того, как переключился сигнал светофора. Ему было очень стыдно, что он украл кошелек, и Уолтер с удовольствием вернул бы семье этой женщины четырнадцать долларов семьдесят восемь пенсов, которые нашел внутри, если бы кто-нибудь сообщил ему ее адрес.

Обе эти истории соответствовали хронике нераскрытых убийств Миллхейвена. Расчлененное тело пятилетнего Уэсли Драма (правда, обе кисти были на месте) нашли на заброшенной автостоянке за колледжем Аркхэм в семьдесят девятом году, а в восьмидесятом, когда Уолтеру Драгонетту было пятнадцать лет, из машины, задерживающей движение на перекрестке Двадцатой улицы и бульвара Аркхэм, извлекли тело тридцатичетырехлетней матери двоих детей Аннетт Балмер, умершей от глубоких ножевых ранений.

Уолтер с готовностью «оказывал полиции помощь», как назвала это «Леджер» в расследовании нераскрытых убийств прошлого.

Я продолжал листать газету, сознавая постепенно, что волен теперь делать все, что мне захочется. Эйприл Рэнсом выходила постепенно из комы, человек, признавшийся в ее убийстве, был арестован. Маленький сумасшедший монстр, называвший себя Мясником, будет теперь надолго отстранен от своих забав и удовольствий (или что он там испытывал, убивая людей и занимаясь сексом с их трупами). И никакого шестидесятилетнего отставного солдата, вернувшегося из Кореи или Германии, который бродит по Ливермор-авеню в поисках новых жертв. Никакого розового сада на заднем дворе домика убийцы в Пигтауне. Прошлое по-прежнему спало в могилах моих предков на Пайн-Нолл.

Я сложил газету и сделал официантке знак подойти к столику. Когда девушка зашла в мою кабинку, я сказал ей, что понимаю, почему сегодня так трудно сосредоточиться на работе.

– О да, – сказала она потеплевшим голосом. – В Миллхейвене обычно не случаются такие вещи. Это так неожиданно.

9

Когда я позвонил Рэнсому из вестибюля отеля, мне ответил электронный секретарь. Значит, Джон или еще спал или успел уехать в больницу.

Я вернулся к машине, сел за руль, свернул на Ливермор-авеню и, проехав под мостом, направился в сторону Шейди-Маунт.

Мне очень не хотелось возиться со счетчиком автостоянки, поэтому я свернул с Берлин-авеню на одну из боковых улочек и поставил машину перед небольшим домиком из красного кирпича. Из окна второго этажа свисал флаг, а к огромной арке над входной дверью была привязана желтая лента. Я пошел по пустой улице, гадая про себя, пришла ли в сознание Эйприл Рэнсом, и представляя, как она открывает глаза и спрашивает, где она и что с ней произошло.

Я вдруг ясно понял, что сегодня мой последний день в Миллхейвене.

Открывая дверь больницы, я задумался на секунду над тем, как назову свою незаконченную книгу. А потом, впервые за долгое время, книга вдруг проснулась к жизни внутри меня, и тут же захотелось написать главу о детстве Чарли Карпентера. Оно наверняка было сплошным кошмаром. Впервые за несколько месяцев я увидел своих героев в цвете и в трех измерениях, почувствовал, как они вдыхают воздух большого города, думая о том, что им необходимо в этой жизни.

Все это занимало мое внимание, пока я ждал лифта, пока поднимался вверх. Я едва заметил двух полицейских, зашедших вслед за мной в лифт. Рации на поясе обоих громко потрескивали, пока мы поднимались на третий этаж. Выйдя из лифта, я почувствовал, что иду все равно как под охраной. Полицейские обошли меня с двух сторон и свернули в коридорчик, ведущий к посту медсестер.

Я свернул вслед за ними за тот же угол. У поста полицейские повернули направо и стали пробираться к палате Эйприл Рэнсом сквозь непонятно откуда взявшуюся толпу. Эта самая толпа состояла из полицейских, детективов в штатском и нескольких людей, напоминавших гражданских чиновников, и занимала весь коридор от поста медсестер до поворота к палате миссис Рэнсом. Сцена эта неприятно напоминала толпу перед домом Уолтера Драгонетта. Казалось, все собравшиеся разговаривают друг с другом, разбившись на маленькие группки. Над ними висела атмосфера отчаяния и усталости, ощутимая почти физически, как висящий в воздухе сигаретный дым.

Один из копов подозрительно посмотрел на меня, когда я поравнялся со столом медсестер, перед которым сидел почему-то в кресле-качалке офицер Мангелотти. Голова его была обвязана бинтом, на котором виднелось чуть выше правого уха красное пятно. Над качалкой склонился человек с монашеской тонзурой, который что-то тихо говорил Мангелотти. Тот поднял вдруг голову и увидел меня. Человек с лысиной выпрямился и оглянулся. Передо мной была клоунская физиономия и длинный нос детектива Фонтейна.

Губы его изогнулись в печальной улыбке.

– Один мой знакомый хотел бы с вами повидаться, – сказал Фонтейн. Под глазами его висели огромные мешки.

Из коридора, ведущего к палате Эйприл Рэнсом, на меня двинулся полицейский в форме ростом около семи футов.

– Сэр, если вы не работаете в этой больнице, вам придется очистить помещение, – начал он, оттесняя меня назад. – Немедленно, сэр.

– Оставь его в покое, Сонни, – распорядился Фонтейн.

Огромный полицейский обернулся к нему, чтобы убедиться, что правильно расслышал. Наблюдать за ним было все равно что следить за движением большого синего дерева. За спиной полицейского двое мужчин вывезли каталку из одной из палат в конце коридора. На каталке лежало закрытое белой простыней тело. Еще трое полицейских, двое мужчин в белых халатах и еще один – в легком синем костюме вышли из комнаты вслед за каталкой. Лицо последнего мужчины показалось мне знакомым. Прежде чем синее дерево заслонило мне обзор, я успел увидеть Элайзу Морган, прислонившуюся к внутренней стене круглого коридора, чтобы пропустить мимо каталку.

Пол Фонтейн встал рядом с огромным полицейским. Он напоминал ручную обезьянку этого великана.

– Оставьте нас вдвоем, Сонни, – приказал Фонтейн.

Великан прочистил горло и кивнул:

– Есть, сэр.

– Я уже говорил вам, что полицейским вообще не следует выезжать на вызовы в больницы, не так ли? – сказал Фонтейн. Глаза его над мешками были красными. Я вспомнил, что Фонтейн провел бессонную ночь, сначала здесь, в больнице, а потом на Двадцатой северной улице. – Вы знаете, что случилось? – Лицо его было неподвижным, об эмоциях Фонтейна можно было догадаться только по вспыхнувшим глазам.

– Я думал, что найду здесь Джона Рэнсома, – сказал я.

– Мы отвезли его домой, – сказал Фонтейн. – Я думал, что вы побудете с ним.

– О, Господи, – воскликнул я. – Так объясните же наконец, что случилось.

Зрачки его расширились, но лицо оставалось неподвижным.

– Так вы не знаете? – Мужчины в белых халатах провезли мимо каталку, трое полицейских следовали за ними. Мы с Фонтейном оба опустили глаза и посмотрели на маленькое тело под простынями. Я вспомнил, как привалилась к стене Элайза Морган, и неожиданно понял, чье это тело. На секунду мне показалось, что все внутри меня умерло и словно провалилось вниз, в желудок.

– Кто-то... – попытался догадаться я. – Кто-то убил Эйприл Рэнсом?

Фонтейн кивнул.

– Вы читали сегодня утренние газеты? Смотрели новости? Слушали радио?

– Я читал в газете, – сказал я. – Я знаю об этом парне – Уолтере Драгонетте. Вы арестовали его.

– Да, арестовали, – подтвердил Фонтейн, с таким выражением лица, словно речь шла о неудачной шутке. – Арестовали. Но сделали это недостаточно быстро.

– Но он ведь признался в нападении на Эйприл Рэнсом. В «Леджер»...

– Он не признавался в нападении на Эйприл, – сказал Фонтейн. – Он признался в убийстве.

– Но ведь в комнате дежурили Мангелотти и Элайза Морган.

– Медсестра побежала курить, едва заступив на дежурство.

– А что случилось с Мангелотти?

– Пока миссис Морган не было в палате, наш друг Уолтер прошел незамеченным мимо поста медсестер, пробрался в комнату и вырубил Мангелотти с помощью молотка. Или чего-то другого, напоминающего молоток. Наш доблестный полицейский сидел в тот момент у кровати и просматривал записи в своей записной книжке. Вырубив его, наш друг Уолтер тем же молотком забил до смерти миссис Рэнсом. – Он посмотрел на меня, потом на Мангелотти с таким выражением лица, будто прожевал только что что-то кислое. – На этот раз он не стал писать на стенах. А потом он спустился вниз, сел в машину и поехал в магазин за этим своим кругом для электропилы. – Фонтейн снова посмотрел на меня. В усталых глазах его горели злоба и отвращение. – Ему пришлось ждать открытия магазина, поэтому и нам пришлось дожидаться его возвращения. А в это время медсестра вернулась из комнаты отдыха и обнаружила тело. Она тут же позвала врачей, но было уже поздно.

– Так значит, Драгонетт знал, что она вот-вот выйдет из комы?

Фонтейн кивнул.

– Сегодня утром Уолтер звонил справиться о ее состоянии. Наверное, это было последнее, что он сделал перед выходом из дома. Разве это не делает вас счастливым? – Глаза его стали вдруг безумными от ярости, сквозь белки проступили красные ниточки сосудов. Он изобразил, как поднимает телефонную трубку. – "Здравствуйте, я только хотел справиться, как здоровье моего дорогого друга Эйприл Рэнсом. Ой, правда, что вы говорите, ну разве не здорово! тогда я загляну к ней с визитом вежливости, как только отрежу голову парню, который лежит на полу у меня в гостиной. Только позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы она была в комнате одна, а если это так трудно организовать, пусть с ней не будет никого, кроме офицера Мангелотти – да, да, Мангелотти – два "т".

Фонтейн не считал нужным сдерживать эмоции. Остальные полицейские смотрели на него немного испуганно. Сидящий в кресле-качалке Мангелотти слышал каждое слово, и вид у него был, как у коровы, которую ведут на бойню.

– Ничего не понимаю, – сказал я. – По-вашему, этот парень пошел на такие ухищрения, чтобы обезопасить себя, тем не менее, как только вы окружаете его, он тут же сообщает, что убил не только тех, кого вы найдете у него в доме, но и жертв так называемой «Голубой розы». И еще не очень верится, что ему так повезло, и медсестра вышла из палаты в тот момент, когда он приехал.

Фонтейн сделал шаг назад, глаза его расширились еще больше.

– Вам нравится рассуждать о том, что возможно и что невозможно. Но все эти рассуждения никому не нужны.

– Конечно, нет, но это способно запутать чиновников, – произнес чей-то голос у меня за спиной. Обернувшись, я увидел человека в синем костюме, который вышел из палаты вслед за каталкой с телом Эйприл Рэнсом. Это был начальник Фонтейна, сержант Майкл Хоган.

Он положил руку на локоть Фонтейна.

– Это и есть тот человек, который хотел с вами повидаться, – сказал тот.

Я сразу почувствовал, что вижу перед собой настоящего детектива к которому, возможно, отнесся бы с уважением даже Том Пасмор. От Майкла Хогана веяло силой и авторитетом. Он был красив простой мужественной красотой, напоминавшей героев Кларка Гейбла или Уильяма Холдена. Впрочем, Хоган напоминал обоих, только был больше похож на реального человека, а не на киногероя. Его вполне можно было представить на капитанском мостике шхуны, пересекающей штормовое море, или командующим расстрелом мятежников в тюремном дворе. Его презрительное замечание о чиновниках было вполне в стиле этого человека.

Когда Хоган пожимал мне руку, я осознал, чувствуя себя почти мальчишкой, что мне очень хотелось бы заслужить одобрение этого человека.

И тут среди толпы полицейских и работников больницы он сделал удивительную в этот момент вещь. Он действительно похвалил меня.

– Это вы написали «Расколотого надвое»? – спросил Хоган и продолжал, едва дав мне время кивнуть. – Очень тонкая психологическая вещь. Ты читал, Пол?

– Читал что? – переспросил Фонтейн, изумленный не меньше моего.

– О последних убийствах «Голубой розы».

– О да, – сказал Фонтейн. – Да, разумеется.

– Они были последними до тех пор, пока не объявился Уолтер Драгонетт, – сказал я.

Хоган улыбнулся, словно услышал что-то очень умное.

– Никто из нас не обрадовался его появлению, – сказал он и тут же сменил тему. – Думаю, вы пришли сюда в надежде найти своего друга Рэнсома?

– Да, – кивнул я. – Пытался до него дозвониться, но мне ответил электронный секретарь. Он знает, что произошло, не так ли?

– Да, конечно, – кивнул Хоган. – Когда нам с Полом позвонили по поводу его жены, мы тут же поехали к нему домой.

– Так вы узнали об убийстве Эйприл Рэнсом прежде, чем в нем признался Уолтер Драгонетт? – спросил я. Непонятно почему, это вдруг показалось мне очень важным.

– Пожалуй, достаточно, – оборвал меня Пол Фонтейн. Прежде, чем я сам успел понять скрытый смысл своего вопроса, он уловил в нем завуалированную критику. – Мы должны работать мистер Андерхилл. Если хотите повидаться со своим другом...

Хоган немедленно понял, в чем состояли мои сомнения, и тут же перебил Фонтейна.

– Мы, как правило, узнаем о преступлениях до того, как получаем признания преступников.

– Я знаю это. Гораздо больше меня интересует другое – Уолтер Драгонетт тоже слышал о преступлении до того, как признался в нем?

– Это было настоящее, чистое признание, – твердо заявил Фонтейн.

Он злился все больше и больше, и Хоган снова поспешил вмешаться.

– Уолтер знал, где лежит Эйприл, хотя эту информацию старались не разглашать. В Миллхейвене восемь больниц, но, когда мы спросили Уолтера, где лежит Эйприл, он тут же назвал Шейди-Маунт.

– А он знал номер комнаты?

– Нет, – сказал Хоган.

– Да, – почти одновременно заявил Фонтейн.

– Пол хочет сказать, что Уолтер знал, на каком этаже ее палата. Он не мог знать этого, не побывав здесь.

– Но как он все-таки узнал, куда ее поместили? – недоумевал я. – Не думаю, что дежурные давали звонившим информацию об Эйприл Рэнсом.

– У нас не было пока времени подробно допросить мистера Драгонетта, – сказал Хоган.

Полицейские в форме, ходившие по коридору до палаты Эйприл Рэнсом и обратно, замедляли шаг, проходя мимо нас.

– Вы можете встретиться со своим другом Рэнсомом на Армори-плейс, – сказал Хоган. – Он ждет там, когда Пол начнет допрашивать Драгонетта. Мне кажется, тебе пора туда отправляться, Пол. – Хоган снова повернулся ко мне. – Вы знаете, где находится Армори-плейс? – Я кивнул. – Следуйте за Полом, можете поставить машину на стоянке перед зданием. Я разрешаю вам с мистером Рэнсомом присутствовать при допросе. Ты не возражаешь? – спросил он Фонтейна.

Тот кивнул.

Внизу пожилая женщина, сидевшая за одним из компьютеров, буквально подпрыгнула, увидев нас, словно по ее стулу пропустили заряд электрического тока. Убийство Эйприл Рэнсом взбудоражило всю больницу. Фонтейн сказал, что будет ждать меня на стоянке перед больницей.

– Я знаю, как добраться до управления полиции, – напомнил ему я.

– Да, но, если вы попытаетесь без меня проникнуть на автостоянку, вас могут по ошибке принять за репортера.

Я пересек улицу и прошел к машине, но прежде чем я успел вставить ключ в замок «понтиака», из двери дома с флагом и желтой лентой вывалился грузный мужчина в шортах и синей рубашке.