Текст книги "Голубая роза. Том 1"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 133 страниц)

26
Коко

Возвращение домой всегда проходит одинаково. И возвращаться всегда немного страшно. Кровь и Мрамор – они всегда дома. Ты должен проложить дорогу в пустыне и тогда сможешь потрясти небеса и землю, море и сушу. Иди в пустыню, потому что никому не удастся пережить его пришествие.

Ты возвращаешься к тому, что было недоделано, и теперь это тянет тебя сюда – недоделанное, сделанное плохо или просто не очень хорошо. Ты возвращаешься к тому, что разжевало тебя и выплюнуло, к тому, что сделал, хотя этого не следовало делать, к тому, что приближалось к тебе с доской, с веревкой, с кирпичом.

Все это было в книге, даже Кровь и Мрамор были в книге.

В книге пещера была рекой, по берегу которой бродил маленький голый мальчик, покрытый замерзшей грязью (но на самом деле это была кровь женщины). Он прочитал эту книгу с начала до конца и обратно. Так они говорили дома – с начала до конца и обратно. Коко помнил, что купил эту книгу, потому что когда-то, в другой жизни, он знал ее автора, но очень скоро книга выросла у него в руках до необъятных размеров и сделалась книгой о нем самом. Коко чувствовал себя так, будто он находится в свободном падении. Словно кто-то скинул его с вертолета. Тело его покинуло само себя, движимое таким привычным, таким знакомым страхом, оно встало и пошло в книгу, которую Коко держал в руках.

Такой знакомый всепоглощающий страх.

Он помнил самую ужасную вещь на свете. Это действительно было страшнее всего. Коко помнил, как его тело научилось покидать его. Это Кровь отпер вечером дверь спальни и скользнул в крошечную комнатку. От тела его исходил сырой и горячий запах мира вечности. Светлые волосы казались в темноте серебристыми.

Ты не спишь?

Всякий, кто не спал, мог видеть две полицейские машины и мог понять, что происходит. Машины стояли около дома, где он нашел пристанище, как бы предлагая войти в них.

Тот чернокожий сказал мистеру Партриджу, который сидел внизу за конторкой, о том, что Коко поселился в этой комнате. Тот поднялся в комнату Коко, и тогда его тело очередной раз вышло из него.

– Что это значит? – спросил мистер Партридж. – Вы, психи очень любите под конец приползать сюда. Что, нет другого места?

– Это мое место, а не ваше, – сказал ему Коко.

– А вот мы посмотрим, – сказал мистер Партридж и вышел, не забыв перед этим внимательно оглядеть стены комнаты.

Дети оборачивались и кричали ему вслед.

“Ты не агент по туризму, – сказал ему тот чернокожий. – У тебя у самого есть билет только в один конец”.

Коко повернулся и пошел вниз по улице, в сторону метро. Все необходимое лежало у него в рюкзаке, а какое-нибудь пустующее место всегда можно отыскать.

Затем Коко вспомнил, что потерял карты со слоном, остановился и обнял себя обеими руками. Перед ним возвышался Кровь, волосы его были серебряными, а голос холодным и злым.

Ты потерял их?

Вся жизнь Коко показалась ему вдруг такой же тяжелой, как наковальня, которую он нес в руках. Ему хотелось бросить наковальню. Теперь кто-нибудь другой может продолжить его работу – после всего, что сделано, закончить будет легко. Он может отойти от дел, Он может вернуться в себя. Или убежать.

Коко знал одно – он может прямо сейчас сесть в самолет и улететь куда угодно. В Гондурас летают самолеты компании “Нью-Орлеанз”. Он смотрел. Вы приходите в “Нью-Орлеанз” – и вот он ваш самолет. Птица-свобода.

Образ из книги, который так поразил Коко, проник в его мозг, и он видел себя потерявшимся ребенком, вымазанным засохшей грязью, который бродит вдоль грязной холодной реки посреди города. Собаки и волки скалят на него острые зубы, скрипит открывающаяся дверь, сквозь замерзшую грязь пролезают кончики пальцев, зеленые от начавшегося разложения. Страх и чувство потери охватывают Коко, и он бросается в поисках убежища к открытой двери.

Мертвые дети закрывают лица руками.

У него нет дома и он мог бы отойти от дел.

Стараясь не рыдать или, по крайней мере, не показывать, что рыдает, он уселся на пороге. По другую сторону стеклянной двери пустой мраморный холл вел к целому ряду лифтов. Он увидел смешных, словно нарисованных полицейских, толпящихся возле его комнаты. Он видел пиджаки и рубашки на вешалках (и карты на столе). Слезы покатились по щекам Коко. Его бритва, его зубная щетка. Отобранные вещи, потерянные вещи, украденные вещи, умирающие, мертвые вещи...

Коко увидел в глубине пещеры Гарри Биверса. Отец шептал ему в ухо свои вопросы. Гарри наклонился к Коко, глаза его сверкали, лицо блестело от пота. “Уходите отсюда, воины, – сказал лейтенант, и изо рта его вылетела летучая мышь. – Или разделите со мной славу”. В кровавой мешанине на земле подле лейтенанта он увидел маленькую руку со скрюченными пальцами. Тело Коко вышло из самого себя. Под ароматом вечности можно было различить запахи пороха, мочи, кала. Биверс повернулся, и Коко увидел, что его возбужденный член еле помещается в брюках. Все части его истории слились воедино – он встретил самого себя, он путешествовал с начала до конца и обратно.

Коко снова выглянул из своего укрытия за дверью и увидел, как мимо проехали одна за другой две полицейские машины. Они оставили наконец его комнату. Наверное, оставили там всего одного человека. Может, Коко сможет войти туда и поговорить о лейтенанте.

Коко встал и расправил плечи. В его комнате будет один человек, с которым он сможет поговорить, – эта мысль действовала успокаивающе. Если он заговорит, все сразу изменится, он будет свободен, потому что как только он заговорит, этот человек поймет, что такое с начала до конца и обратно.

Несколько секунд Коко смотрел на себя как бы со стороны: человек, стоящий у входа в дом, обхватив себя руками за плечи и ссутулившись, потому что он был охвачен огромным горем. Простой я спокойный дневной свет, свет обыденной реальности, лежал на всем, что было перед ним. За эти секунды Коко увидел свой собственный страх, и это зрелище одновременно испугало и ошеломило его. Он мог вернуться и сказать: “Я совершил ошибку”. Вокруг не было ни демонов, ни ангелов. Драма возмездия сверхъестественных сил, в которой он так долго принимал участие, улетала прочь по длинной улице, полной такси и других машин, и Коко был просто обычным человеком, одиноким на холодном ветру.

Он дрожал, но уже не плакал. Коко вспомнил вдруг лицо той девчонки в гостиной Тино Пумо, и это воспоминание подсказало ему, в каком районе города он сможет почувствовать себя лучше всего.

Он понесет наковальню дальше и посмотрит, что произойдет.

Когда Коко вышел из метро, он ощутил каждой клеточкой своего тела, что сделал правильный выбор. Метро привезло его за пределы Америки. Он снова очутился на Востоке. Даже запахи здесь казались одновременно более нежными и более резкими. Коко приходилось делать над собой усилие, чтобы идти медленнее и дышать ровнее. С сильно бьющимся сердцем он шел мимо вывесок с иероглифами. Коко был так голоден, будто не ел целую неделю. Последняя трапеза, которую он помнил, была в самолете.

Неожиданно голод напомнил о себе столь настойчиво, что Коко показалось, будто он способен, открыв рот, проглотить все эти магазины до последнего кирпича, все эти вывески, все кастрюли и чайники, находившиеся внутри, всех уток и угрей, которых подавали в ресторанах, мужчин и женщин, идущих по улице, дорожные знаки, светофоры, почтовые ящики и телефонные будки.

Он остановился лишь для того, чтобы купить “Таймс”, “Пост” и “Виллидж Войс”, прежде чем свернуть в первый попавшийся Ресторан.

Когда Коко подали еду, весь мир поплыл перед ним, время растаяло, и пока он ел, он возвращался в те счастливые времена, когда жил внутри слона и каждый вздох делал вместе со всем его огромным телом.

В газетах писали, что водитель троллейбуса выиграл около двух миллионов долларов с помощью какой-то штуки под названием “Лотто”. В районе города под названием Инвуд был скинут с крыши десятилетний Элтон Седарквист. В Бронксе выгорел целый квартал. В Анголе человек по имени Йонас Савимби завладел шведским станковым пулеметом и пообещал расстрелять каждого, кто приблизится. В маленькой деревушке в Никарагуа были убиты и изуродованы монах и двое монашек. С начала до конца и обратно. Вот уж действительно. В Гондурасе правительство Соединенных Штатов потребовало около двухсот акров земли под очередной полигон – это был их кусок земли, а теперь он наш. Мы, как всегда, пообещали от всей души, что когда-нибудь эта земля опять будет их. А пока что мы широко открыли рот, и двадцать акров оказались у нас в желудке. Коко чувствовал запах смазки, в которой хранится оружие, он слышал звук шагов одетых в сапоги солдат, слышал, как руки передергивают затворы винтовок.

Все боги земли повернулись к нему, и на лицах их можно было прочесть вопрос.

Но страницы, где помешали информацию о недвижимости, где он рассчитывал найти сообщение о дешевой и уютной комнатке, которая сдается внаем, во-первых, были написаны каким-то странным языком, скорее напоминавшим шифр, который Коко не вполне понимал, а во-вторых, там практически не было объявлений о жилье в Чайна-таун. Единственное, что предлагалось в этом районе города, была квартира с двумя спальнями на Конфуциус-роуд, да еще за такую бешеную цену, что сначала Коко решил, что это опечатка.

– Что-нибудь еще? – спросил официант на кантонском диалекте, так как Коко заказывал именно на этом языке.

– Я закончил, спасибо, – сказал Коко. Официант что-то нацарапал у себя в блокноте, вырвал листочек и положил его рядом с тарелкой. Посреди зеленоватого листочка отчетливо видно было пятно жира.

Коко смотрел, как оно увеличивается в диаметре. Он отсчитал деньги и положил их на стол. Затем посмотрел вслед официанту, направлявшемуся в другой конец зала.

– Они отняли у меня дом, – сказал он.

Официант обернулся и удивлено заморгал.

– Теперь у меня нет дома.

Официант кивнул.

– А где твой дом?

– Мой дом в Гонконге, – ответил официант.

– Ты не знаешь никакого места, где я мог бы поселиться?

Официант покачал головой, затем сказал:

– Вы должны жить с такими же, как вы сами.

Он повернулся к Коко спиной и прошел в переднюю часть ресторана, где перегнулся через конторку и стал заунывно-визгливым голосом объяснять что-то человеку, сидящему за кассой.

Коко порыскал глазами по последней странице “Виллидж Войс”. Объявления казались ему еще более бессмысленными, чем шифровки на странице недвижимости. Но вот глаза его наткнулись на одно сообщение, показавшееся ему необычным. Оно было адресовано вселенной и, возможно, кому-нибудь вроде Коко, кто потерялся в ее огромном пространстве: “ДУШАЩЕЕ, ПРИВОДЯЩЕЕ ВСЕ ЧУВСТВА В ОЦЕПЕНЕНИЕ ГОРЕ. ТЫ ДОЛЖЕН НАЙТИ ТО, ЧТО ПОТЕРЯНО”. Коко почувствовал напряжение, будто бы это объявление действительно могло быть помещено сюда тем, кто знал и понимал его.

В это время Коко заметил, что еще один человек в передней части ресторана смотрит на него с блеском в глазах, который мог быть вызван только обещанием денег. Коко сложил газету и поднялся, чтобы подойти к нему. Он уже знал, что нашел для себя комнату.

Последовало обычное формальное знакомство, неизменно включавшее в себя выражение удивления по поводу того, что Коко владеет кантонским диалектом.

– Я питаю пристрастие ко всему китайскому, – сказал Коко. – Очень жаль, что мой кошелек не так велик, как мое сердце.

Блеск глаз владельца ресторана сделался после этих слов не столь ярким.

– Но я с удовольствием заплачу подобающую цену за все, что вы будете так добры мне предложить, и вы также приобретете мою безграничную благодарность.

– А как вы остались без жилья?

– Моя комната понадобилась хозяину для других нужд.

– А ваши вещи?

– Со мной все, что у меня есть.

– У вас нет работы?

– Я писатель. Правда, не очень известный. Владелец ресторана протянул ему руку.

– Я – Чин Ву-фу.

– Тимоти Андерхилл, – произнес Коко, отвечая на рукопожатие.

Чин знаком показал Коко, чтобы тот следовал за ним. Они вышли на улицу. Коко, морщась от холода, надел рюкзак и последовал за Чином на Вайард-стрит. Тот довольно быстро шел вперед, также ежась от холода. Они прошли пару кварталов и свернули на узкую пустую Элизабет-стрит. Пройдя еще с полквартала, Чин нырнул в какую-то арку и исчез. Затем вновь появился и показал Коко, чтобы тот шел за ним. Коко очутился в небольшом выложенным кирпичом заднем дворике какого-то дома, где едва уловимо пахло растительным маслом. Коко отметил про себя, что в этот дворик явно никогда не заглядывает солнце. Сюда выходили задние стены и пожарные выходы соседних домов. Все было замечательно. Китаец в темном костюме показал Коко на дверь, ведущую в полуподвальное помещение.

– Спустимся вниз, – сказал владелец ресторана, ныряя в темный колодец с крутой лестницей.

Коко последовал за ним.

Спустившись вниз, Чин зажег свисающую со шнура голую лампочку и долго перебирал множество ключей, висящих на огромном кольце, прежде чем открыть одну из дверей. Не говоря ни слова, он распахнул ее перед Коко и жестом предложил войти внутрь.

Коко ступил в абсолютную темноту. Он сразу понял, что здесь именно то, что ему надо. Еще до того, как Чин Ву-фу потянул руку к шнуру и зажег свет, Коко понял, что находится в четырехугольной комнате без окон. Стены были темно-зеленого цвета, на полу валялся матрац, по которому бегало тараканье семейство. Еще здесь был складной стул, ржавая раковина и самой примитивной конструкции туалет за ширмой в углу. Он не может говорить с полицией, но он может отыскать Майкла Пула, а Майкл Пул был человеком, способным понять, что такое с начала до конца и обратно. Гарри Биверс был дорогой назад, а Майкл Пул был узкой, едва заметной тропкой ведущей вперед из этой убогой комнатушки. Наконец зажглась еще одна голая лампочка, тускло осветившая комнату. И вдруг здесь, на нескольких метрах глубины под Элизабет-стрит, Коко всей кожей почувствовал ветер, дующий вдоль замерзшей реки. Боль была иллюзией.

Часть шестая
Настоящий вкус жизни

27
Пэт и Джуди

– Что, так плохо? – спросила Пэт.

– Да ты не знаешь и половины всего, – Джуди Пул глубоко вздохнула, как ни странно, вполне довольная тем, что они дошли до этой части своего разговора. Было семь тридцать, и женщины беседовали уже около получаса. Майкл Пул вернулся домой три дня назад.

Джуди услышала легкий вздох на той стороне провода и быстро спросила:

– Я отрываю тебя от чего-нибудь?

– Вовсе нет. – Последовала пауза. – Но Гарри звонил мне всего один раз, и я не могу сообщить тебе ничего нового. Они все еще собираются поговорить с полицией, да?

Они уже обсуждали этот вопрос минут примерно десять в самом начале разговора, но Джуди с охотой опять вернулась к нему.

– Я уже говорила тебе – они считают, будто знают кое-что о том, почему был убит Тино. Ты думаешь, это все фантазии? Хотелось бы мне, чтобы это были фантазии.

– Все это звучит так знакомо, – сказала Пэт. – Послушать Гарри, так он всегда знает подоплеку всех странных историй.

– Как бы то ни было, – сказала Джуди, возвращая разговор в прежнее русло, – ты не знаешь самого худшего. Я жутко волнуюсь. Я едва заставляю себя встать с постели утром, а когда занятия в школе кончаются и пора идти домой, я все тяну и тяну с этим, занимаюсь разной чепухой, сама иногда не понимая, что я делаю. То брожу по школе, проверяю, нет ли мусора, то начинаю дергать двери классов, чтобы убедиться, что они заперты. А когда я прихожу домой, у меня такое чувство, будто разорвалась какая-то бомба, сравняв все с землей и не оставив ничего, кроме зловещей тишины.

Джуди сделала паузу, но не для того, чтобы до Пэт яснее дошел смысл ее слов, а скорее для того, чтобы самой привыкнуть к мысли, только что зародившейся в ее голове.

– Знаешь, на что это похоже? – продолжала она. – Так было после смерти Робби. Но тогда, по крайней мере, Майкл был дома. Он ходил на работу и делал все, что положено. Он был рядом по ночам. И я знала, что с ним происходит, а значит, знала, что делать.

– А сейчас ты не знаешь, что делать?

* * *

– Вот именно. И поэтому я едва могу заставить себя вернуться вечером домой. Мы с Майклом ни разу не поговорили по-человечески с тех пор как он... перестал работать. А Гарри, думаешь, работает все это время? Сомневаюсь.

– Гарри – не моя проблема, – быстро ответила Пэт. – Я желаю ему удачи. Надеюсь, что он начнет работать. Ведь он потерял место, разве не знаешь? Мой брат не мог больше ладить с Гарри и тому пришлось уволиться.

– Твой брат делает успехи. Впрочем, как всегда, – сказала Джуди, на секунду пожалев, что она так никогда и не видела знаменитого старшего брата Пэт Колдуэлл.

– И я думаю, Чарльз дал Гарри денег. У него вообще доброе сердце. Он не хочет, чтобы Гарри страдал. Мой брат, наверное, один из тех, кого называют истинными христианами.

– Истинный христианин, – повторила Джуди. Голос ее от зависти стал каким-то скучным. – Неужели такие еще встречаются?

– Думаю, встречаются, особенно среди пятидесятивосьмилетних хозяев юридических контор.

– Можно задать тебе нескромный вопрос? Клянусь, что это интересует меня не просто из любопытства. – Джуди сделала паузу, чтобы дать Пэт возможность оценить смысл сказанного. – Мне хотелось бы узнать побольше о твоем разводе.

– Что именно интересует тебя?

– Более или менее все.

– О, бедная Джуди. Я догадываюсь, что с тобой происходит. Это никогда не бывает легко. Вот и с Гарри Биверсом не так просто было развестись.

– Он тебе изменял?

– Конечно, он мне изменял, – подтвердила Пэт. – Все друг другу изменяют. – В устах Пэт это заявление не звучало цинично.

– Майкл – нет.

– Но ты, да. Догадываюсь, что это и есть настоящая тема нашего разговора. Но если ты хочешь знать, почему я на самом деле оставила Гарри, то, пожалуй, я могу сказать об этом пару слов. Настоящей причиной был Я-Тук.

– Продолжай, продолжай, – сказала Джуди.

– То, что он сделал в Я-Тук. Я даже не знаю толком, что это было. И думаю, что никто этого не знает.

– Ты хочешь сказать, что он все-таки убил этих детей?

– Я уверена, что Гарри убил этих детей, Джуди, но сейчас речь не об этом. А я сама не знаю, о чем, да и не очень хочу знать. Мы прожили вместе десять лет, но в один прекрасный день я вдруг увидела отражение Гарри в зеркале. Он просто завязывал галстук, но я поняла, что не могу больше жить с этим человеком.

– Так в чем же дело?

– Не знаю. Чарльз говорил мне, что у Гарри сидит внутри демон.

– Так ты развелась из-за того, что тебя посетило какой-то мистическое чувство, связанное с тем, что случилось десять лет назад и за что Гарри уже судили и признали виновным?

– Я развелась потому, что мне показалась непереносимой мысль, что этот человек еще когда-нибудь дотронется до меня. – Пэт на секунду умолкла. – Он совсем не такой, как Майкл. Майкл всегда сознавал свою ответственность за то, что случилось тогда, Гарри же никогда ни о чем ни на секунду не пожалел.

Джуди нечего было на это сказать.

– Итак, я увидела, как мой муж завязывает галстук, и я поняла. Но еще до того даже, как я поняла, рот мой открылся, чтобы произнести, что Гарри должен переехать и дать мне развод.

– И что он?

– В конце концов Гарри понял, что я действительно имела в виду то, что сказала, и, чтобы сохранить свою работу у Чарльза, он выехал без особых эксцессов. – Через секунду Пэт добавила: – Конечно, я чувствую себя обязанной платить ему алименты, что и делаю. Гарри может, не работая, поддерживать приличный уровень существования всю оставшуюся жизнь.

“Что такое приличный уровень, – поинтересовалась про себя Джуди. – Двадцать тысяч долларов? Пятьдесят? Сто?”

– Я так поняла, что тебя интересуют практические подробности развода, – сказала наконец Пэт.

– Не стану тебя обманывать.

– Это с успехом делают все остальные, почему бы и тебе не попробовать? – голос Пэт звучал несколько театрально. – А Майкл говорит что-нибудь?

– Достаточно. – Тишина. – Нет. – Тишина. – Не знаю. Он слегка не в себе после того, что случилось с Тино.

– Значит, ты не говорила с ним о разводе?

– Майкл как будто бы ускользает, скрывается из виду, и мне никак не удается затянуть его обратно на нашу территорию. На мою территорию, ко мне.

Пэт подождала, пока Джуди перестанет плакать в трубку, затем спросила: – А ты говорила ему о том парне, с которым встречалась, пока Майкла не было?

– Он спросил меня, – заскулила Джуди, вновь теряя контроль над собой. – Я и не собиралась скрывать, но он спросил так... Будто бы поинтересовался, не находила ли я его ключей от квартиры. Эта девчонка Стаси Тэлбот занимает его гораздо больше, чем я. И он ненавидит Боба, я знаю.

– Симпатичного, стабильного мужчину, который плавает на яхте и играет в теннис.

– Ты права.

– Это, в сущности, не важно, но я как-то не предполагала, что они знакомы друг с другом.

– Они встречались однажды на рождественской вечеринке, которую устроили у нас на факультете, и Майкл решил, что Боб чересчур высокомерен. Может, он действительно немного высокомерен. Но он по-настоящему преданный своему делу человек – Боб преподает английский в высшей школе, потому что считает, что это важно. Его никто не заставлял избрать именно это поприще.

– Майкл, похоже, решил, что ему не обязательно поддерживать практику. – (“И оставаться женатым”, – добавила про себя Пэт).

– Почему же это вдруг не обязательно? – жалобным голосом спросила Джуди. – Почему он так тяжело работал, чтобы добиться этой практики, если не собирается ее поддерживать?

Вопрос был риторическим, и Пэт не стала отвечать.

– Я так испугана, – продолжала Джуди. – Это очень унизительно. Я ненавижу это.

– Как ты думаешь, у твоих отношений с Бобом есть какое-то будущее?

– В жизни Боба Банса нет свободной комнаты, – голос Джуди звучал теперь сухо. – Хотя на первый взгляд кажется, что все наоборот. У него есть спортивная машина. У него есть яхта и теннис. У него есть его работа, его студенты, Генри Джеймс. У него есть мать. Не думаю, что среди всего этого хватит места для жены.

– А, – произнесла Пэт. – Но ведь ты начинала встречаться с ним не имея в виду брак?

– А разве так не удобнее? Подожди минутку... – Джуди отошла от телефона на несколько минут. Пэт Колдуэлл услышала звуки, похожие на стук кубиков льда о металлический поднос. Затем раздался звон стекла о стекло.

– Мистер Бане любит виски со льдом в бокале с соломинкой. Именно это я себе и приготовила.

Пэт опять услышала звон льда в бокале, который подняла или опустила Пэт.

– Ты никогда не чувствуешь себя одинокой? – спросила Джуди.

– Звони мне всегда, когда захочешь пообщаться, – сказала Пэт. – Я приду и составлю тебе компанию, если захочешь.