Текст книги "Живой Дали"

Автор книги: Питер Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Мне приходилось ужинать в этом клубе в компании Джо Кеннеди, Лоуренса Оливье и Чарльза Лоутона.

Однажды я привел в клуб Дали. Он был там впервые, и помещение не произвело на него сильного впечатления.

– Это не ресторан, – сказал он. – Больше смахивает на какой-то ирландский кабак!

Мы не просидели и пятнадцати минут, как меня вызвали к телефону. Я попросил, чтобы телефон принесли к столику. Звонил директор клуба.

– Что это за бродягу вы привели сегодня, Питер? – спросил он. – Какой ужасный тип! Он так странно выглядит!

– Это испанский художник, – объяснил я.

– Но что за усы, Питер! Уже трое человек мне пожаловались!

Дали сказал, что никогда больше не пойдет в клуб "21", и наябедничал своему адвокату Арнольду Гранту:

– Капитан водил меня в какой-то жуткий ирландский ресторан. Называется "21".

– "21"? – переспросил Грант. – И вас туда пустили?

– Конечно, – ответил художник. – Я ведь Дали!

Через три или четыре дня он позвонил мне:

– Дали хочет пойти в жуткий ирландский ресторан!

– Но, Дали, у меня уже есть планы на вечер, – ответил я.

Он настоял, чтобы я дал ему адрес, и отправился в клуб один.

Естественно, его туда не пустили.

Примечания

. Лоутон, Чарльз (1899-1962) – актер, режиссер, сценарист и продюсер. Играл на сценах лондонских театров, снимался в голливудских фильмах.

Справедливости ради

Знаменитая парижская марка духов решила выпустить новый мужской аромат. Лучшей рекламой парфюму послужило бы оформление Дали. Но художника в тот момент не оказалось в городе. И тут же возникла неразрешимая проблема – Гала.

Сначала она запросила двадцать пять тысяч долларов. Предложение было принято. Тогда она удвоила сумму. И на это получила согласие. После чего Гала снова повысила цену, уже до ста тысяч. Заказчики устали от постоянных переговоров, и сделка была расторгнута.

В следующий наш приезд в Париж вдруг выяснилось, что духи все же выпущены. Они назывались "Мусташ". Однако ни на коробке, ни на флаконе не было никакой отсылки к Дали. Художник пришел в бешенство и заявил, что подаст на фирму в суд.

Юрист из нью-йоркской адвокатской конторы Луиса Найзера объяснил Дали:

– Если бы вы были единственным человеком в мире, который носит усы, вы бы могли выиграть это дело.

Нечто подобное случилось, когда корпорация "Дженерал Моторс" решила выпустить новый "кадиллак". Представители корпорации обратились к Дали, чтобы он привнес в модель нечто такое, что привлекло бы покупателей.

Божественный принялся за работу и через какое-то время представил заказчикам совершенно безумный вариант. Во всяком случае, в реальной (не кинематографической) жизни Америка такого еще не видела. Представьте себе автомобиль Бэтмена в форме "кадиллака" с разного рода техническими прибамбасами. Вместо капота на авто была металлическая юбка, отливающая золотисто-голубым, и плюс ко всему с эффектом оптической иллюзии. Безусловно, это производило впечатление, но руководство "Дженерал Моторс" не выразило энтузиазма и отказалось от проекта.

Через три года компания выпустила новую модель под названием "Гала". Не считая усовершенствованной начинки – обычная черная машина, почти полностью идентичная всем предыдущим "кадиллакам", выпускаемым в течение десятилетий. Однако руководство "Дженерал Моторс" упустило из виду, что музу и жену художника зовут Гала, и Дали подал иск о незаконном использовании имени его дражайшей половины. Так как сумма иска была не слишком значительной, а неминуемое освещение в прессе – не желательно, компания выплатила художнику требуемую сумму.

Примечания

. Усы (фр.).

. "Праздник".

Бабу и господин Лукас

В 1963 году, когда Бабу был еще котенком, мы водили его гулять по Третьей авеню в престижном восточном районе Манхэттена. Однажды, прогуливаясь с Дали, мы набрели на небольшую типографию, называвшуюся "Центр старинных эстампов". Дали захотел купить там гравюры Пиранези, чтобы использовать их в работе над театральными декорациями.

Владельцем типографии оказался приятный пожилой человек по имени Лукас. Он очень взволновался, увидев нашего оцелота, так как держал в магазине собаку. Мы решили посадить Бабу на этажерку. Сказано – сделано. Устроив его повыше, мы принялись разглядывать гравюры. Выбрав несколько экземпляров, заплатили за покупку и покинули типографию. Перед этим я с трудом сумел отыскать своего любимца, который успел к тому времени перебраться на соседнюю этажерку.

На следующее утро господин Лукас, явно потерявший контроль над собой, появился в отеле "Сент-Реджис". В руках он держал большой сверток гравюр из его коллекции – на каждой красовалось по желтому пятну. От гравюр исходил сильный запах. Господин Лукас объяснил, что Бабу помочился на гравюры и что моча просочилась на другие экземпляры. Ущерб, сказал он, составил четыре тысячи долларов.

Я сообщил об этом Дали, который, как и ожидалось, ответил:

– Это ваш оцелот, Капитан, вы и должны возместить убыток.

У меня не было выбора, и я выписал чек господину Лукасу, а сверток с испорченными гравюрами оставил себе.

Спустя несколько часов в отель прибыла госпожа Лукас и попросила о встрече со мной. В руках она держала чек. Нельзя ли вместо того чека, сказала милейшая женщина, попросить Дали напечатать одну из его литографий в их типографии? Дали согласился, и супруги Лукасы растиражировали "Взрывчатую весну".

Результатом нашего визита – а точнее, "визита" Бабу на этажерки "Центра старинных эстампов" – стала выгодная сделка на миллион долларов и многолетнее сотрудничество с супругами Лукасами.

Примечания

. Пиранези, Джованни Баттиста (1720-1778) – итальянский археолог, архитектор и художник-график, мастер архитектурных пейзажей. Оказал сильное влияние на последующие поколения художников романтического стиля, а и позже – на сюрреалистов.

Усы

Дали носил усы в подражание Веласкесу. Он всегда стремился стать таким же богатым и знаменитым, как этот художник XVII века. Могущественный и всеми уважаемый, Веласкес был придворным живописцем и прославлял своим искусством короля. Он был удостоен звания дипломата. А вот Дали так и не удостоился признания в официальных кругах, хотя в конце жизни успел стать маркизом.

Усы Дали представляли собой две закрученные вверх "проволоки", которые он каждое утро старательно смазывал воском. Если он решал, что усы не достигают достаточной для предстоящих в этот день событий длины, немедленно добавлялся воск и накладывались дополнительные волосы, запас которых всегда хранился у его парикмахера.

К счастью, у Дали хватало волос на голове, чего нельзя сказать о Гале, которая в последние годы жизни почти полностью облысела. Днем и ночью она не снимала парик, часто украшенный бархатным бантом. Я так и не понял, заметил ли Дали, что жена его стала лысеть.

Усы служили художнику великолепной рекламой. Даже те, кто никогда не интересовался живописью, всегда узнавали человека с усами, спускавшегося по Пятой авеню или пересекающего Гринвич-Виллидж, модный квартал Нью-Йорка.

Однажды, когда мы пытались поймать такси на Манхэттене, нас бесплатно подбросили до "Сент-Реджиса" на пожарной машине, совершавшей учебный рейд. Лучшего транспортного средства для художника, поклоняющегося французскому классику Месонье и помпезному искусству XIX века, нельзя было и найти.

Примечания

. Игра слов (оба фр.): pompeux – помпезный и pompe – пожарная помпа.

Комедия положений: комедия Морзе

Когда М. А. Рейнольде Морзе, бизнесмен из Кливленда, штат Огайо, начал коллекционировать полотна Дали (за каждую он платил около тысячи долларов), он сообщил художнику, что по действующему американскому закону владелец картины имеет право тиражировать ее без ведома художника. Подобная странная ситуация действительно существовала в Соединенных Штатах, поскольку Америка не подписала в Берне международное соглашение по соблюдению авторских прав.

В скором времени Морзе заключил договор на издание репродукций со всех имеющихся у него полотен Дали с журналом "Нью-Йорк График", входящим в Издательский дом "Тайм Лайф". Таким образом, он быстренько вернул себе большую часть потраченной суммы, и это еще мягко сказано.

Обнаружив, что репродукции, благодаря усилиям Морзе, с успехом распространяются по всей Европе, я написал ему и предупредил, что, если подобное безобразие не прекратится, он не сможет больше купить ни одного полотна Дали. Никогда.

Морзе поумерил свой пыл. Тем не менее в 1958 году он опубликовал иллюстрированную книгу "Дали: Исследование жизни и творчества". Рейнольде был не таким человеком, чтобы отступиться, когда им владела навязчивая идея.

В 1971-1972 годах Дали собрался посетить первый музей в честь собственной персоны в Кливленде. Предстоящая поездка приводила его в страшное возбуждение.

– Сегодня, Капитан, – сказал он мне утром в гостиной своего номера в отеле "Сент-Реджис", – очень важный день! – Дали выпучил глаза, как делал всякий раз, когда собирался пережить невероятное приключение. – Сегодня, – продолжил он, поправляя бархатный пиджак, – мы отправляемся в Кливленд!

– Кливленд... – повторил я с восторгом, который обычно приберегал для визита к проктологу. – Что мы там забыли?

Мэтр свирепо закрутил кончик уса.

– Я вас не понимаю, Капитан! – воскликнул он. – Мы отправляемся смотреть музей Дали, открытый американским миллионером Рейнольдсом Морзе!

С первого дня нашего пребывания в Нью-Йорке, вот уже несколько недель подряд, Дали только и говорил об американском миллионере Рейнольдсе Морзе. С завидной периодичностью художник сообщал мне, что этот человек "богаче самого Рокфеллера!".

Гала рассказывала, как Дали познакомился с Морзе в отеле "Сент-Реджис". Точнее, в туалете этого отеля (и было это не менее десяти лет назад).

Бизнесмен пристроился к писсуару и взглянул в сторону Дали, занимавшегося тем же, чем и все в этом месте.

– Вы... вы, должно быть, художник! – воскликнул он.

– Самый лучший! Я – Дали! – ответил мэтр. – Не уходите! Сейчас я принесу вам свою картину.

Через несколько минут, не выходя из туалета, Морзе оказался владельцем одного из произведений Дали. Картина была куплена за тысячу долларов, что в те времена для Дали было целым состоянием.

Теперь, спустя годы, сумма в тысячу долларов за полотно уже не казалась Дали достаточной, а Морзе успел скупить около пятидесяти произведений, среди которых были и весьма значимые в творчестве художника.

Мне очень не нравилась вся эта ситуация, и я не раз делился с Дали своими опасениями. Но Морзе, когда хотел приобрести очередную картину, сказал, что собирается выставить полотна в новом музее Дали в Кливленде. И теперь Дали готов был нанять лимузин с шофером и отправиться на северо-восток США.

Я позвонил в службу такси, взял в банке пачку банкнот, и мы отправились по платной автомагистрали в сторону Пенсильвании. Из-за крутых поворотов, резких спусков и подъемов Дали укачало. То, что он не попросил водителя повернуть обрат -но, доказывало его сильнейшее желание побывать в музее. И вот, как только над нами сгустились розоватые сумерки, длинный блестящий лимузин въехал в Кливленд.

– Где именно находится музей? – спросил я Дали.

Он уверил меня, что точно знает его местонахождение.

– Следите за указателями, – сказал он, покручивая ус.

Мы проехали до центра города, читая указатели. "Футбольный стадион", "Порт", "Музей Изобразительных искусств Кливленда" – музея Дали среди них не было. Тогда мы решили спросить дорогу у прохожих, но и они не смогли нам помочь.

– Музей должен быть очень большим и красивым, – твердил Дали, – вы ведь знаете, этот миллионер богаче самого Рокфеллера.

Наступила черная, непроглядная ночь. В конце концов я забежал в какой-то отель и с помощью администратора, который справился по телефонному справочнику, выяснил, куда приблизительно нам надо ехать.

Мы долго кружили по городу и наконец оказались на окраине Кливленда.

Местные жители, услышав имя Морзе, указали нам на кирпичный домик на пять комнат с небольшим садиком у крыльца.

– Не может быть! – сказал Дали. – Рейнольде Морзе – американский миллионер...

И мы закончили хором:

– Богаче самого Рокфеллера.

Я взбежал по ступенькам и позвонил в дверь, ожидая, что нас в очередной раз отправят блуждать в поисках музея. Но зажегся свет, дверь приоткрылась, и глазам предстало удивительное зрелище: Рейнольде Морзе в полосатой пижаме.

Он и его супруга вынуждены были устроить Дали импровизированную экскурсию по дому. В холле и в гостиной висели его картины, еще несколько было распределено по разным комнатам.

– Это и есть музей Дали? – поинтересовался я.

– Еще чего! Конечно нет! – нервно усмехнулся Морзе. – Я отвезу вас в музей Дали завтра утром! В это время уже все закрыто!

Человек "богаче самого Рокфеллера" готов был уступить художнику собственную постель. Однако мы не воспользовались его предложением и переночевали в соседнем мотеле.

На следующее утро Морзе повез нас в "музей Дали".

– Дали ведь предупреждал Капитана. Музей обязательно будет огромным, – выговаривал мне художник, пока наш лимузин ехал за мощной машиной Морзе по окраинам города, потом по индустриальной зоне, где заводские трубы выкашливали в воздух клубы черного дыма.

Примерно в середине промзоны мы наконец остановились.

Дали ожидал увидеть большую и красивую вывеску с надписью "Музей Дали", но вместо нее была другая: "Пластиковые изделия Морзе".

Морзе вел нас по своему заводику, а Дали становился все более тревожным. Он никак не мог понять, где же его музей.

– Ну вот мы и на месте! – объявил Морзе и провел нас сквозь секретариат, где работали машинистки, в небольшую пристройку. – Музей Дали, прошу вас, господа!

Он включил неоновую лампу, которая сразу же жалобно загудела. Мне показалось, что мы находимся на складе. Дюжина полотен затаилась в унылом зеленоватом свете. Дали остолбенел.

Перед тем как уехать из города, я уговорил мэтра заскочить в музей Изобразительного искусства Кливленда, один из самых известных в США. Дали сразу узнали, и мы получили возможность встретиться с руководством музея. Художника спросили, что привело его в Кливленд. Он похвастался, что приехал посетить музей Дали. Для него оказалось большой неожиданностью, что никто из дирекции ничего не слышал о подобном музее, а тем более о бизнесмене по имени Рейнольде Морзе.

После неудачного визита в Кливленд мы вновь уселись в лимузин и отправились в Нью-Йорк. Дали был в отвратительном настроении и хотел только одного: ехать не по автостраде, а по какой-нибудь другой дороге. Путь, выбранный водителем, оказался намного более приятным, но через каждые полтора метра мы попадали в пробку. Из-за этого мы потеряли несколько часов, и за семьдесят пять километров до Манхэттена Дали проголодался.

Попросив шофера остановиться у небольшого ресторанчика "Casa Mario", я оставил Дали в лимузине и вошел внутрь. Со мной поздоровался невысокий лысый человек с большим носом и испачканными в муке руками. Взглянув на меня поверх теста, лежавшего на столе, он расплылся в широкой улыбке.

– Какой сюрприз! – услышал я по-итальянски. – Вот настоящий подарок! Господин Дэвид Нивен!

Возможно оттого, что я носил усы, меня часто путали с актером Дэвидом Нивеном. Подобные ситуации всегда смущали меня. Однако я не поправил мужчину, а, сделав непроницаемое лицо, поинтересовался, можно ли поесть в его ресторане.

– Господин Нивен, – воскликнул хозяин заведения, – здесь можно поесть так же хорошо, как в ресторане "Романофф" в Голливуде, где я так часто вас обслуживал!

Квадратные скатерти, бутылки кьянти, запечатанные воском, – ресторан производил приятное впечатление. Я позвал Дали, и мы отведали такой же великолепной еды, какую, вне всякого сомнения, пробовал Дэвид Нивен в голливудском ресторане "Романофф".

В конце ужина мы попросили счет, но нам ответили, что ужин был за счет заведения. По-прежнему улыбающийся Марио, так звали хозяина, подошел к нашему столику. В руках он держал книгу почетных гостей.

– Господин Нивен, – обратился он ко мне на итальянском, – не будете ли вы так любезны расписаться здесь?

– Хорошо, – ответил я ему на том же языке, – но хотя бы из вежливости предложите сначала расписаться господину Дали.

Марио посмотрел на меня, потом на Дали и разразился мощным хохотом.

– О, господин Нивен, – сказал он и хлопнул меня по спине, – вы, вероятно, хотите посмеяться над Марио? Я много раз видел фотографию Сальвадора Дали! Этот человек не Сальвадор Дали, и он не распишется в моей книге. А вы, господин Нивен, вы должны расписаться!

Чтобы не вступать в бессмысленный спор, я расписался в книге именем "Дэвид Нивен", и мы ушли. Дали так никогда и не узнал, что итальянец обвинил его в том, что он не Сальвадор Дали.

В связи с Морзе мне вспоминается еще один вечер, вечер аукциона, проводимого домом "Парк-Бернет" в Нью-Йорке. Десятого марта 1971 года на торги выставлялась знаменитая картина Дали "Открытие Америки Христофором Колумбом".

В то утро, перед началом торгов, я прогуливался по галерее особняка, в котором проходил аукцион, и с ужасом узнал, что такая значимая для творчества Дали работа оценена всего лишь в двадцать семь тысяч долларов. В те времена обычная литография с ограниченным тиражом удостоилась бы большей суммы.

Итак, я был свидетелем явной несправедливости. Возникла необходимость в немедленном вмешательстве, иначе на моих глазах обесценилась бы важная часть творчества художника.

Перебрав все возможные варианты, я попросил близкую подругу, Кармен Делл'Орефис, одну из давних натурщиц Дали, помочь мне поднять цену. В распоряжение аукционного дома "Парк-Бернет" я предоставил заверенный банком чек на сумму в сто тысяч долларов и попросил оценить полотно в ту же сумму.

Благодаря моей тайной манипуляции стоимость "Открытия Америки" достигла ста тысяч долларов.

В вечер после торгов я просунул записку под дверь номера Дали в отеле "Сент-Реджис".

"Вам будет приятно узнать, – говорилось в записке, – что в первый раз одна из ваших картин продана за сто тысяч".

На следующий день Дали проснулся в великолепном настроении. Он всем и каждому рассказывал, что одна из его картин была продана за сто тысяч долларов. Однако я заметил, что Гала не разделяет его восторга. Она досадовала, что не успела сама, раньше меня, провернуть ловкую махинацию. О моем участии в поднятии цены на картину она уже догадалась.

К полудню атмосфера в отеле накалилась до предела. Дали позвонил взбешенный Рейнольде Морзе и пригрозил, что никогда больше не купит ни одну из его работ. Оказывается, он посылал из Кливленда на торги своего тайного уполномоченного, и, по его сведениям, цена за картину не превышала тридцати тысяч долларов. Только "извращенная идея Капитана Мура" подняла ее стоимость до ста тысяч!

– Что это значит? К чему эти происки? – разорялся Морзе.

– Этот человек довольно глуп, – сказал я Дали. – Он купил уже около ста ваших картин, а я за одну ночь сделал его мультимиллионером!

– Это так, но ему нужна картина, – сказал Дали.

– А вы хотите, чтобы картина попала к нему? – с интересом осведомился я.

– Да, Капитан.

– Ну так никаких вопросов, – согласился я. – Скажите ему, пусть вернет мне сто тысяч долларов, которые я на нее потратил, и картина в его руках.

Через пять дней после торгов Морзе прислал мне чек на сто тысяч долларов в обмен на картину. Он даже не удосужился поблагодарить меня.

Сегодня "Открытие Америки Христофором Колумбом" оценивается в миллион долларов.

В 1974 году, когда в Фигерасе открывал двери для посетителей театр-музей Дали, художник с возмущением узнал, что Морзе отказался предоставить в экспозицию больше одной картины из своей коллекции. Не могу не сказать, что коллекция Рейнольдса, которую он собрал за триста тысяч долларов, стоила уже не меньше тридцати миллионов. Однако американец не демонстрировал ни тени признательности. Возможно, он и не испытывал подобного чувства.

Чтобы спасти ситуацию и обеспечить музей хотя бы несколькими произведениями художника, я позаботился перевезти в Испанию свою личную коллекцию, которая хранилась в Женеве. Это сделало торжества по поводу открытия действительно представительными и, несомненно, украсило музей. Таким образом, я помог Дали и... открыл ему глаза на то, что творится за его спиной. Парадокс! Дали предоставили музей, но лишили возможности выставить там картины, ибо они разошлись по чужим рукам. Я добровольно предложил свою коллекцию, зная, что мечту о собственном музее Дали лелеял еще с юных лет.

Каждый раз, когда Морзе объявлял о своем приезде в Кадакес, Дали начинал жаловаться:

– Что я буду делать с этим болваном? Капитан, вы должны что-то придумать. Это ваша работа!

Конечно, подобное не входило в мои обязанности, но я все же организовывал какие-то экскурсии по местам, так или иначе связанным с Дали, чтобы держать Морзе подальше от него.

Но однажды у меня кончились идеи. Дали тоже не мог придумать, куда бы отправить Морзе, но мы как-то выкручивались.

В один из последних приездов американца художник бросился к нему с горящими глазами.

– Господин Морзе! Послушайте! Это очень важно! Запишите! Скорей, скорей! Это очень важно!

Морзе поспешил найти кусок бумаги и приготовился записывать инструкции Дали.

– У вас есть машина? – спросил Дали.

–Да.

– Прекрасно! Тогда вы точно справитесь!

– Да? – Морзе не терпелось узнать, в чем дело.

– Сегодня вы должны поехать в Баньолас.

– Зачем мне туда ехать?

– Там есть озеро...

– А...

Озеро находилось в семидесяти пяти километрах. Дали подробно описывал маршрут, Морзе записывал.

– Что я должен сделать, когда найду озеро? – спросил он.

– У озера растет несколько оливковых деревьев. Всего несколько. Как только свернете с главной дороги к воде, остановитесь и сфотографируйте их.

Морзе перестал записывать и бросил на художника недоумевающий взгляд:

– Дали, мне нужно знать, почему так важно, чтобы я сфотографировал оливковые деревья?

– Господин Морзе, именно в этом месте я в первый раз, в восемь лет, ублажал себя.

Самое удивительное, что Морзе поехал в Баньолас и запечатлел места, вызывающие столь ностальгические воспоминания.

В 1982 году я узнал, что в Санкт-Петербурге, во Флориде, открывается музей Сальвадора Дали, в котором Морзе собирался выставить коллекцию картин художника. Я заказал по этому случаю в Кадакесе сувенир из керамики. Горшечник сделал для меня прекрасный кувшин и украсил его изображением дома Дали в Порт-Льигате. Великолепный подарок к открытию музея.

Как только я прилетел в Нью-Йорк, мне позвонили организаторы церемонии открытия и поинтересовались, прибудет ли к празднику "господин Дали лично". Я ответил," что Дали так слаб в последнее время, что был бы не в состоянии приехать, даже если бы захотел.

Журналисты и организаторы отнеслись к этой новости с недоверием. Видимо, Морзе распространял слухи о том, что Дали в последнюю минуту прибудет на личном самолете. Он врал, что художник звонит ему по нескольку раз в день, но я-то знал, что Дали неделями ни с кем не разговаривал.

Я решил, что смогу немного поразвлечься и завлечь беднягу Рейнольдса в ловушку его же сплетен. Обратившись к флористу отеля "Сент-Реджис", я попросил парня наполнить землей кувшин из Кадакеса. Нью-йоркскую землю не отличишь от земли Порт-Льигата, к тому же ее не надо было везти через океан.

Прибыв в санкт-петербургский музей Дали, я тут же отправился на встречу с Морзе.

– Рейнольде, я привез вам керамический кувшин из Кадакеса, – сказал я, – он наполнен землей Порт-Льигата. Теперь у вас будет немного земли с родины Дали. Это для вашего музея.

Через несколько часов, отдыхая в отеле, я включил телевизор и попал на Морзе, дававшего интервью. Он держал перед камерой кувшин, полученный от меня, и объяснял, что Дали лично прислал ему этот сувенир и что он наполнен землей из сада великого художника...

На следующее утро, столкнувшись с Морзе, я сказал ему:

– Дали ничего для вас не передавал, оставьте эту землю в покое.

– Но я... – замялся Морзе.

– Я видел ваше интервью вчера по телевизору.

– Не знаю, что вы такое видели, – возмутился Рейнольде, – но я никогда не говорил подобных вещей по телевиденью.

Типичное для него поведение!

Накануне, под видом другого подарка, я отдал Морзе зонтик, "принадлежавший Дали". В свете вчерашнего я попросил вернуть мне его, пока он не раструбил всем, что зонтик подарил ему лично Сальвадор Дали.

Морзе вернул мне зонтик, который я потом оставил директору гостиницы в Санкт-Петербурге в знак благодарности за прекрасный прием и великолепный номер, предоставленный в мое распоряжение.

Примечания

. "Парк-Бернет" – крупнейший в США аукционный дом со специализацией на произведениях искусства. В 1964 году стал собственностью фирмы "Сотбис".

Национальная галерея искусства в Вашингтоне

Каждый художник имеет право следить за состоянием своих картин в публичных галереях и музеях, однако он вынужден подчиняться административным ограничениям. Скандальная репутация Дали поубавила доверия к нему среди директоров этих заведений. Но редко негативное отношение достигало такой степени, какую проявила однажды дирекция Национальной галереи искусства в Вашингтоне.

В течение нескольких лет мы получали письма, в которых говорилось о странном повреждении, постигшем "Тайную вечерю", выставленную в вашингтонской галерее. Анонимный корреспондент производил впечатление фанатика, так как он очень живо описывал, что на сердце Христа, прямо посередине полотна, появилось пятно.

Во время визита в Вашингтон Хуана Карлоса, старшего сына графа Барселонского, еще не успевшего стать королем (на престол он взойдет только после смерти Франко в 1975 году), Дали попросил меня договориться, чтобы его пропустили в музей, где он сможет самолично проверить состояние картины.

Единственный свободный день в Вашингтоне у нас выпал на воскресенье, но музей в этот день не работал. Только благодаря помощи друга, господина Мовинкля, старого полковника, служившего в американской разведке во время войны, Национальная галерея открыла свои двери ради особого гостя.

У входа нас ждали четверо представителей администрации, двое охранников и хранитель музея. Нас торжественно провели в зал, где была выставлена "Тайная вечеря".

Меня не покидало чувство, что охранникам поручено не спускать с нас глаз. Мы вытянулись по струнке перед картиной и с большим удивлением обнаружили, что анонимный корреспондент говорил правду: на месте сердца Иисуса красовалось масляное пятно.

Взглянув на Дали, я понял, что в этот момент в его голове зарождается мысль о чуде. Признаться, и я думал о чем-то подобном. Возможно, я стал свидетелем внезапного проявления милости Божьей по отношению к художнику, каковую, по личному признанию Дали, он никогда не знал, но всегда надеялся на ее существование. Что может быть прекрасней, чем обретение веры, благодаря собственному творчеству? Или еще лучше: благодаря чуду – слезе, источившейся из сердца Христова, которое художник сделал живым...

Почувствовав, что бдительность конвоя немного ослабла, Дали проворно перемахнул через веревку, предупреждающую посетителей о необходимости держаться от произведения искусства на почтительном расстоянии. На какие-то мгновения он оказался прямо перед полотном, но охранники кинулись к нему и потребовали немедленно отойти.

Дали отреагировал на это не совсем дипломатично, в результате чего нас тут же выставили из музея.

Таким вот образом американские вышибалы оказались виновны в провале божественного чуда, благодаря которому город Вашингтон мог бы стать таким же знаменитым, как Перпиньян и особенно перпиньянский вокзал, казавшийся Дали и его бурному воображению в 1963 году центром мироздания.

Примечания

. Дали очень любил бывать в Перпиньяне и на вокзале этого французского города, который часто рисовал. В "Дневнике одного гения" он признавался, что не однажды испытывал на этом вокзале "приступ космогонического экстаза".

Булавка для галстука

Служащий нью-йоркского ювелирного дома Картье позвонил мне как-то и спросил, не интересует ли меня булавка для галстука, которую Альфонс XIII подарил своему слуге на смертном одре. Я рассказал Дали об этом предложении.

– Капитан должен купить булавку для галстука! – воскликнул художник. – Когда мы встретимся с нашим новым королем, Дали подарит ему булавку!

Я заметил, что булавка вообще-то будет принадлежать мне.

– Капитан должен купить булавку для галстука! – повторил он. – Дали отдаст вам взамен драгоценную коллекцию писем и эротические рисунки!

И я купил булавку. Она стоила около восемнадцати тысяч долларов и была упакована в симпатичную бархатную коробочку, украшенную последними словами короля, которые тот произнес перед смертью. Дали отдал мне письма и эротические рисунки.

Было видно, что булавка ему нравилась, он постоянно носил ее, цеплял даже к пижаме!

Когда я купил булавку, Франко был еще у власти, но Дали не сомневался, что вскоре молодой наследник, Хуан Карлос, станет королем Испании.

Приблизительно через год мы были приглашены в Вашингтон, на прием к наследнику престола в испанское посольство. Приглашены были все – Дали, Гала, оцелот и я. Хуану Карлосу, мне кажется, не нравилась Америка, и он порядком устал от той деятельности, которую вынужден был вести в этой стране. На всякий случай я сказал Дали, что ему представляется великолепная возможность преподнести булавку в подарок. В тот вечер Дали прикрепил булавку не поверх галстука, а с обратной стороны.

Посол принял нас радушно. Пока мы поднимались по лестнице, ведущей к покоям Хуана Карло-са, я заметил, что Дали снял булавку с галстука и положил ее в карман.

Меня удивило, что за весь вечер он ни разу не упомянул о булавке при Хуане Карлосе, которому вскоре предстояло стать Его Величеством Хуаном Карлосом I.

– Дали, – спросил я позже, – почему вы не подарили булавку наследнику?

Он посмотрел на булавку, которая в тот момент была приколота к его пиджаку:

– Она достанется королю после моей смерти.

Не сомневаюсь, что желание Дали было искренним, но после его смерти булавка, вместо того чтобы вернуться к королю, бесследно исчезла. Ее местонахождение неизвестно и по сей день.

Примечания

. Альфонс XIII (1886-1941) – король Испании из династии Бурбонов. Правил до 1931 года.

Миа Фэрроу

Миа Фэрроу, блистательная актриса, была безумно влюблена во Фрэнка Синатру. Певец в каком-то смысле отвечал ей взаимностью. Почти каждую неделю, по вторникам, юная актриса приходила к Дали на чашку чая в отель "Сент-Реджис". Однажды она призналась ему в своем глубоком чувстве к Синатре.

– Вы хотите выйти за него замуж? – спросил Дали.

Миа кивнула.

– Дали расскажет вам, что сделать, чтобы Синатра на вас женился.