Текст книги "Смерть за кулисами (в сокращении)"

Автор книги: Питер Ловси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Даймонд пробормотал что-то любезное, но заставить себя взглянуть на занавес не смог.

Тайтус подозвал его к ограждению яруса, убеждая осмотреться как следует. При таком освещении и в отсутствии зрителей клаустрофобия Даймонда разыгралась сильнее, чем помнилось ему по последнему состоявшемуся походу в театр, когда он нашел в себе силы сводить Палому Кин на постановку «Инспектор пришел».

Даймонд пересилил себя, поднял голову и взглянул на ложу верхнего яруса, где якобы появлялась Серая дама.

– Кое-кто считает, что при жизни она была не актрисой, а зрительницей, которая вечер за вечером приходила в одну и ту же ложу, чтобы увидеть на сцене своего возлюбленного, актера, – сообщил Тайтус. – Знаете, здесь каждая ложа названа в память тех, кто пожертвовал средства на нужды театра. Ложа Серой дамы носит имя балетомана Арнольда Гаскелла. А ложа напротив – имя Агаты Кристи.

– Вы правда видели Серую даму?

– Я чувствовал ее присутствие и аромат жасмина – даже сосчитать не могу сколько раз.

Покинув зал, Даймонд испытал ни с чем не сравнимое облегчение. В конце коридора, ведущего к гардеробу, Тайтус снова набрал код на замке, открыл дверь с табличкой «Служебный вход» и направился вниз по незастланным ковром ступеням лестницы.

– Известно, что Серая дама любит припугнуть актеров в гримерной номер восемь. – Его голос гулко разносился по лестничным маршам.

– Невероятно, – отозвался Даймонд, который чувствовал себя увереннее с тех пор, как они покинули зал. Ему следовало сосредоточиться: приближался этап экскурсии, в ходе которого он мог увидеть помещение, где Клэрион гримировалась перед спектаклем.

Здесь, за кулисами, стало ясно, что Тайтус не просиживает целыми днями за столом в своем кабинете. Театр он знал отменно.

– Нам повезло: здесь одиннадцать гримерных на трех этажах, большинство настолько просторны, что вмещают нескольких актеров, – объяснял он.

– Какую из гримерных занимала Клэрион?

– Первую, с отдельной душевой и туалетом. – Тайтус открыл дверь.

Просторная, с огромным гримировальным столом и зеркалом в резной позолоченной раме, эта гримерная удовлетворила бы запросам даже самых взыскательных актеров: люстра, шезлонг, вазы с цветами, вид на лужайку перед Бофорд-сквер…

Даймонд прошелся по комнате и наклонился над столом.

– Что вы делаете? – удивился Тайтус.

– Проверяю, не осталось ли здесь следов грима.

– Вряд ли. – Тайтус протянул руку к столу, желая показать, что на нем нет ни пылинки.

Даймонд удержал его за запястье.

– Не вздумайте. Возможно, это место преступления. Только ваших отпечатков нам тут не хватало. – И он сразу же пожалел, что заговорил как полицейский.

– Мне бы и в голову не пришло, – отозвался Тайтус и добавил: – Ох и цепкий вы, Питер. Сильные руки.

Даймонд не стал тратить время на размышления, как выглядит его поступок.

– Эту гримерную надо запереть.

– Как возможное место преступления? – не скрывая иронии, уточнил Тайтус. Видимо, он уже догадывался о мотивах человека, которому устроил экскурсию по театру.

Но это уже не имело значения. Даймонд опустился на колени и заглянул под гримировальный стол. Под него вполне могла завалиться салфетка со следами грима. Могла, но не завалилась.

– А теперь вы что ищете? Скрытые улики? – спросил Тайтус.

Даймонд выпрямился.

– Вы ведь уже поняли, что я воспользовался предлогом, чтобы пройти сюда. Вы были так любезны, что предложили показать мне театр, а я не стал отказываться. Простите, что невольно обманул вас.

– Я не в обиде, – откликнулся Тайтус.

Даймонд направился к окну.

– А здесь у вас маленькая трагедия, – он указал на мертвую бабочку на подоконнике. – С крапивницей в главной роли.

Тайтус ахнул, закатил глаза и лишился чувств.

Хедли Шерман позвонил в больницу Френчи и услышал, что все звонки, адресованные Клэрион Калхаун, направляются на номер ее театрального агента, Тильды Бокс.

– Я не журналист, – объяснил Хедли, – а директор театра «Ройял».

– Мы не уполномочены вести переговоры, – сообщили из больницы. – Мисс Бокс лично отвечает на все вопросы.

Слово «лично» ввело Хедли в заблуждение. Очень скоро выяснилось, что в агентстве включен автоответчик: «Состояние мисс Клэрион Калхаун остается без изменений. Мы благодарим ее многочисленных друзей и поклонников за пожелания скорейшего выздоровления и обязательно обновим это сообщение, как только будет новая информация».

– Прикрыли лавочку, – сказал Шерман Фрэнсису Мелмоту.

– Просто не хотят, чтобы к ней в больницу начали рваться орды фанатов.

– Но мы же не фанаты. Мы имеем право знать, что происходит.

– А вы поставьте себя на место Клэрион: первое побуждение любой женщины, внешность которой изменилась в худшую сторону, – скрыться, затаиться. Вы же сами отвозили ее в больницу, Хедли. Скажите, насколько серьезно поражено лицо?

– Я не смог разглядеть – она прижимала к лицу полотенце. Но положение, видимо, серьезное, если ее перевели в Френчи. Один из актеров попытался навестить ее сегодня утром, но охрана его не пропустила.

– На вашем месте я не придавал бы этому значения. Она пытается выиграть время, чтобы обдумать свой следующий шаг.

Это предположение привело Шермана в состояние паники.

– Похоже, нам пора привести в порядок собственные дела. Несколько неосторожных слов – и нам вменят в вину преступную халатность.

Даже Мелмота подвело его хваленое самообладание.

– Вы правы. Проследите, чтобы с представителями прессы не общался никто, кроме пресс-секретаря.

Вернувшись на Мэнверс-стрит, Даймонд решил посвятить в подробности дела инспектора Кита Холлиуэлла и констебля Ингеборг Смит.

– Может, никакого расследования и не понадобится, – подытожил он, – но Джорджина ясно дала понять, что мы должны быть начеку и готовиться к решительным действиям.

– Только потому, что Джорджине втемяшилось блеснуть в «Суини Тодде», – подхватил Холлиуэлл.

– Вы несправедливы, – возразила Ингеборг, – эта история уже попала в газеты. Если выяснится, что имело место преступление, мы окажемся в самой гуще событий…

– Займемся делом, – вмешался Даймонд. – Допустим, произошло преступление. Кто у нас в числе подозреваемых?

– Костюмерша, – выпалил Холлиуэлл.

– Слишком очевидно, – заметила Ингеборг.

– А вы кого предлагаете?

– Дублершу. Гизеллу Уотлинг.

– Логично, – кивнул Даймонд, – она заполучила главную роль. Но каким образом она подпортила Клэрион физиономию?

– Добавила что-то в грим, – предположила Ингеборг.

– А вы, случайно, не играли на сцене? – подозрительно спросил Холлиуэлл.

Ингеборг ответила ему колючим взглядом.

– Нет, зато была театральным критиком. Таким способом журналисты обычно добывают контрамарки.

Даймонд напомнил им, с чего начался разговор:

– В пьесе «Я – фотоаппарат» четыре женские роли. По крайней мере это мы знаем наверняка.

– Насколько я понимаю, у дублерши есть своя гримерная. А если все было вот так? – Ингеборг увлеклась: – Перед началом спектакля, пока актеры гримировались, Гизелла решила попытать счастья и подменила флакон с основой для грима, в итоге кислота сожгла Клэрион все лицо.

– Прежде чем взвалить всю вину на дублершу, давайте еще подумаем, – предложил Даймонд. – Что мы знаем о личной жизни Клэрион?

– Она из тех звезд, за которыми по пятам следуют папарацци. Попробую найти все, что смогу.

– Может, ей решил насолить кто-то из конкурентов-певцов, – высказался Холлиуэлл. – Или чокнутый фанат.

– До начала спектакля соперник или фанат никак не смог бы пробраться за кулисы. Гораздо вероятнее, что виновник – кто-то из своих.

– За кулисами работает целая толпа, – напомнила Ингеборг.

– Вот именно, Инге. И мы должны выяснить, кто был в театре в день премьеры.

– Чувствую, меня ждет работенка, – заметил Холлиуэлл.

Подчиненные Даймонда знали его методы, но на этот раз поспешили с выводами. Он покачал головой.

– Не то чтобы работенка – официальный ход расследованию пока никто не давал. Скорее, сочетание приятного с полезным. Если сегодня вечером вы свободны, предлагаю вам сходить в театр. Вам обоим.

– Мне и ему? – бледнея, уточнила Ингеборг. Кит Холлиуэлл был старше ее как минимум лет на двадцать и вдобавок имел семью. А Ингеборг дорожила своей репутацией.

– А почему бы и нет? – пожал плечами Холлиуэлл.

Она не ответила.

– Мы успеем купить билеты?

– С билетами никаких сложностей не предвидится – слишком уж много возвратов, – отозвался Даймонд. – По возможности выбирайте места в глубине зала. Перед спектаклем проверьте, насколько хорошо охраняется вход за кулисы. Выясните, можно ли попасть туда через служебный вход. Если не сумеете, попробуйте через другой, в коридоре первого яруса лож. Я хочу знать, какие гримерные заняты и где кто находится.

– А если нас остановят? – спросил Холлиуэлл. – Признаваться, что мы из полиции?

– Нас примут за газетчиков, – предположила Ингеборг. – А мы скажем, что нам обещали интервью.

– Ценная мысль, – кивнул Даймонд. – Инге возьмет на себя роль журналиста, а вы, Кит, прихватите с собой фотоаппарат.

– Ничего себе приятный вечер.

– В театре-то? – отозвался Даймонд. – Для инспектора полиции – лучше не придумаешь.

2

День продолжался, жизнь в театре как будто возвращалась в привычную колею. Заведующий билетной кассой сообщил, что вечером публики в зале поубавится, но не так чтобы очень.

Хедли Шерман направлялся к охраннику сцены Бэзилу по делу, которое расценивал как непростое, но неизбежное.

– Вчера вы были здесь весь вечер, Бэзил?

– Как всегда, мистер Шерман.

– Не припомните, незваные гости к нам не являлись? Какие-нибудь настырные незнакомцы?

Бэзил покачал головой:

– Мимо меня пройдет только тот, кого я знаю.

– Дениз у себя?

– Была здесь все утро, потом ушла, но думаю, ненадолго.

– Как только вернется, передайте, пусть заглянет ко мне. И еще одно. После всего что случилось, мне понадобится усиленная охрана. Не сочтите за упрек в ваш адрес, но я поставлю по охраннику возле каждой двери до конца недели. В том числе и возле входа за кулисы.

Бэзил нахмурился, по его лицу разбежались морщины.

– Значит, и здесь охранника поставите? Вместе со мной?

– Вместо вас. А вам я даю отпуск до конца недели. Оплачиваемый, само собой.

– Стало быть, ждете новых неприятностей?

– Не в этом дело. Просто хочу, чтобы все знали: к вопросам безопасности мы относимся со всей серьезностью.

– Как скажете, мистер Шерман, – с достоинством ответствовал Бэзил.

Полицейский со странностями, сержант Докинз, вошел в кабинет Даймонда. На губах у сержанта играла легкая улыбка.

– Вызывали?

– Было дело. Садитесь. – Разговор с Докинзом едва начался, а у Даймонда уже испортилось настроение. – Сегодня утром вы побывали в театре и выяснили, что произошло там накануне вечером. Сможете быстренько ввести меня в курс дела?

– Это как посмотреть, – отозвался Докинз. – Насколько быстрым должно быть введение?

– Краткого отчета вполне хватит. Пересказывать разговоры слово в слово не обязательно.

– А я и не собирался. – Докинз поудобнее устроился на стуле. – Во-первых, позвольте узнать подтекст этой просьбы.

– Вы, значит, меня не поняли.

– Скрытый смысл.

– Уж не знаю, что вы имеете в виду, а я хочу только одного: отчета о сказанном. Вы беседовали с директором театра. Что-нибудь всплыло?

Докинз расцвел улыбкой и изрек:

– Преимущества наблюдательности, способности к анализу и дедукции.

– Вы испытываете мое терпение, сержант. И попусту отнимаете у меня время. – Даймонд с трудом выкроил несколько минут перед совещанием Федерации полицейских и теперь пытался положить конец бессмысленному разговору.

Но Докинзу было что сказать:

– Выразимся иначе: я вижу, к чему вы ведете.

Даймонд вцепился в край стола и предпринял еще одну попытку.

– Слушайте, сержант, ни подтекста, ни, как вы сказали, скрытого смысла в моих вопросах нет. И я никого никуда не веду.

– Не ведете, потому что уже пришли?

– Если для вас это что-нибудь значит – да.

– А если мой отчет вас устроит, могу я рассчитывать, что попаду туда же?

– Куда?

– Откуда вы пришли.

– То есть?

– В уголовный отдел.

Приплыли. Этот ходячий геморрой решил, что за рвение ему поручат работу полицейского детектива в штатском. Размечтался.

– Ни в коем случае. Любой с первого взгляда распознает в вас полицейского, – заверил Даймонд. – А теперь вернемся к отчету.

Докинз растерянно моргал.

– Открытым текстом?

– Открытым и по существу.

Докинз прокашлялся:

– Сначала я расспросил директора театра, мистера Хедли Шермана. Он всеми силами старался подчеркнуть, что в театре случившееся считают внутренней проблемой. До спектакля мисс Калхаун он не видел, так как сидел в зрительном зале. А когда все произошло, он поспешил за кулисы и сам отвез ее в больницу.

– Значит, он убежден, что произошел несчастный случай?

– Да, версию с несчастным случаем он предпочитает версии с инцидентом.

– Вы и с костюмершей беседовали?

– С мисс Дениз Пирсолл? Да. Она готовила мисс Калхаун к спектаклю.

– Ну и как она?

– В смысле хорошая ли она костюмерша? Понятия не имею.

– Я имею в виду разговор. Какое впечатление она производит?

– Беспокойная, нервная, взвинченная.

– Подозрения вызывает?

– Трудно сказать. В ее положении любой чувствовал бы себя беззащитным. Если будут искать виноватых, первой в списке окажется она. Однако… – И он многозначительно поднял палец.

Даймонду пришлось ждать. Его собеседник увлекся, воображая себя актером, завладевшим вниманием публики.

– Однако всплыла одна примечательная подробность: в воскресенье в театре провели генеральную репетицию в костюмах и в гриме. Без каких-либо неожиданностей.

– Пригодится, – кивнул Даймонд.

От этой краткой реплики Докинз буквально воспарил.

– Значит, я могу рассчитывать на перевод в уголовный отдел?

– Этого я не говорил.

– Простите, но вы же, насколько я понял, одобрили мой отчет.

– Вы просто выполняли свою работу, как и полагается полицейскому, – возразил Даймонд. – А не проходили тайный тест для приема в уголовный отдел.

Докинз выпучил глаза:

– Ничего не понимаю! Вы же сами вызвали меня…

– Да, чтобы выслушать ваш отчет.

Докинз покачал головой:

– Если вам нужны просто факты, вы могли бы и не обращаться ко мне. А узнать их от констебля Рид. Это она записывала все до последнего слова.

Даймонд внутренне вскипел. Как жаль, что он сам об этом не подумал.

К началу очередного спектакля первым за кулисы прибыл исполнитель главной мужской роли. Слишком низкорослый, с носом, на котором с комфортом мог бы разместиться голубь, на протяжении всей своей карьеры он довольствовался характерными ролями. Роль Кристофера Ишервуда, обладателя ничем не примечательного носа, явилась прекрасной возможностью наконец привлечь внимание публики к имени Престона Барнса.

– Бэзила уволили? Под дверью торчит какой-то бездельник.

Хедли Шерман заглянул в гримерные выяснить, не пришла ли Дениз Пирсолл.

– Это я поставил у двери охрану. Когда волнения утихнут, Бэзил вернется на свой пост. Вчера произошла досадная случайность, и мы не можем допустить, чтобы она повторилась.

– По-моему, кто-то нахимичил с гримом.

– Клэрион ничего не говорила насчет грима до спектакля?

– До выхода на сцену я ее не видел. И заподозрил неладное, когда она пропустила свою реплику и начала гримасничать. Я повторил свои слова, а она вдруг завизжала. Кстати, как она?

– Насколько мне известно, уже лучше. Гизелла в качестве партнерши вас устраивает?

Барнс пожал плечами:

– Даже больше, чем Клэрион. Но пьесу теперь на другую сцену не перенесут. Закончится сезон, и нам всем придется искать работу.

– У вас отбою не будет от предложений, – заверил Шерман.

– Вы думаете? – Барнс оживился. – Ладно, пойду к себе.

О манере Барнса готовиться к спектаклям знал весь театр. Обычно он приходил пораньше и как минимум час проводил в раздумьях – «устанавливал эмоциональную связь с персонажем», как он выражался. Все это время дверь его гримерной оставалась запертой для всех.

– Когда вы пришли сюда вчера вечером, кто-нибудь уже был на месте? – спросил Шерман. – Может, Дениз?

– Понятия не имею. Я сразу ушел к себе готовиться.

– В какое время это было?

– В половине шестого, может, чуть позже.

– Вы же занимаете гримерную по соседству с комнатой Клэрион.

Барнс нахмурился:

– И на этом основании меня в чем-то подозревают?

– Вовсе нет. У вас не было причин вредить ей. Я просто подумал, что вы могли слышать, заходил к ней кто-нибудь или нет.

– Нет, к сожалению. Я всецело сосредоточился на своей роли, и не сочтите за оскорбление, но и вам бы это не помешало. Не играйте в детектива – это работа для профессионалов.

Ближе к концу дня Даймонд и Палома вышли на прогулку. Вечер застал их на бечевнике, проложенном вдоль канала.

Отношения Даймонда с Паломой достигли устойчивого равновесия. Никому из них не хотелось съезжаться. Иногда они спали вместе, находя в обществе друг друга радость, поддержку и утешение. Сторонний наблюдатель принял бы их за супругов с большим стажем и ошибся бы. Брак Даймонда со Стеф был заключен на небесах, после ее скоропостижной смерти в жизни Даймонда образовалась пустота, заполнить которую не могло ничто. Палома едва оправилась после катастрофического брака с человеком, страдавшим неизлечимой игроманией. После развода Палома вплотную занялась карьерой и собрала уникальный архив модных иллюстраций, к которому обращались крупнейшие кино– и телекомпании всего мира. Мысли о новом замужестве Паломе и в голову не приходили.

Поскольку она помогала театру «Ройял» в исследованиях, связанных с историческими костюмированными пьесами, Даймонд решил развлечь ее рассказом о своей экскурсии за кулисы.

– Что тебе понадобилось в театре?

– Значит, про Клэрион Калхаун ты ничего не знаешь?

Оказалось, Палома, занятая работой, понятия не имеет о разразившемся скандале, и Даймонд охотно поделился с ней сведениями.

– Может, расследование и не понадобится, – в заключение добавил он, – но моя начальница Джорджина заинтересована в том, чтобы театр не закрылся, значит…

– Так ты сдружился с Тайтусом? – оживилась Палома. – И он наверняка успел положить на тебя глаз.

Даймонд разозлился:

– Я его ничем не поощрял.

– Шучу, шучу.

– У него все в порядке со здоровьем? Когда мы осматривали первую гримерную, он лишился чувств.

Улыбка Паломы померкла.

– Бедный Тайтус! Что с ним случилось? Сердце?

– Надеюсь, нет. Я отвел его обратно в «Голову Гаррика».

– Обморок был внезапным?

– До этого мы просто беседовали. Заглянули в гримерную, которой пользовалась Клэрион, и я решил проверить, не сохранилось ли где-нибудь следов ее грима. Прошел к окну и увидел на подоконнике мертвую бабочку. Но едва сказал об этом Тайтусу, как тот грохнулся в обморок.

– Серьезно?! Какая была бабочка?

– Крапивница, а разве это важно?

– Теперь понятно, почему Тайтус потерял сознание. Значит, историю о бабочке и театре «Ройял» он тебе не рассказывал?

– Выкладывай. Попробуй меня испугать.

– Много лет назад театром управляло семейство Мэддокс, каждый год в нем давали замечательные представления с музыкой и танцами. Нелли Мэддокс шила костюмы, Редж с сыном Фрэнком писали сценарии и занимались режиссурой. В 1948 году они поставили «Красную Шапочку», в которой был танец бабочек. Танцовщицы в костюмах с крылышками танцевали вокруг огромной бабочки из кисейной ткани, которая мерцала и переливалась всеми цветами радуги.

– И она загорелась?

– Нет. Однажды во время репетиций на сцене нашли настоящую бабочку, мертвую крапивницу, и вскоре после этого Редж Мэддокс умер от инфаркта. В память о нем танец бабочек из представления решили убрать. Но незадолго до премьеры за кулисами снова заметили крапивницу – на этот раз живую. Все разволновались и решили, что это, должно быть, знак от Реджа. Танец бабочек вновь включили в программу, и представление имело успех.

– Красиво.

– Это еще не все: семейство Мэддокс, считая, что кисейная бабочка приносит удачу, сохранило ее, с тех пор эта бабочка висит на колосниках театра. Бабочки появляются в театре почти всякий раз, когда в нем ставят музыкальные спектакли.

– Даже среди зимы?

– Их считают предзнаменованием успеха. Иногда их видят на сцене прямо во время спектакля. Почти у каждой звезды с бабочками связана своя история – у Хонор Блэкман, Питера О’Тула…

– О’Тула? Разве он играл в музыкальных спектаклях?

– Его история связана с пьесой «Джеффри Бернард нездоров». Во время премьеры, когда Питер находился на сцене, на газету, которую он читал, вдруг села бабочка. И Питер сымпровизировал разговор с ней.

– Если не ошибаюсь, актеры суеверны?

– Не веришь, значит?

– Я неисправимый скептик.

– А бабочка? Она все там же, в гримерной?

– Наверное, если уборщица не смела ее с окна. Кто-нибудь наверняка ее заметит. Судя по твоим словам, историю с бабочкой знает тьма народу.

– Все, кто работает в театре.

Даймонд задумался: среди суеверного театрального люда мертвая бабочка вполне способна вызвать панику.

– Интересно, перебралась дублерша в гримерную номер один?

– Возможно, театральное начальство решило на всякий случай ничего в этой комнате не трогать, – предположила Палома.

– Но местом преступления ее никто не объявлял. Официальное расследование не ведется. Сегодня утром начальство театра пыталось замять скандал. Шоу должно продолжаться. Вот я и подумал, что дублерша могла занять освободившуюся гримерную. – Он вынул из кармана мобильник. – Не возражаешь?

Палома вздохнула. Их совместные прогулки были задуманы как возможность на время забыть о работе.

– Звони. Если надо, значит, это важно.

Даймонд дозвонился до Ингеборг и отдал распоряжения.

Когда разговор завершился, Палома заметила:

– Ты мог бы сам побывать там вместо того, чтобы посылать Ингеборг.

– Сказать по правде, – признался Даймонд, – я не поклонник театра. Как-то странно он на меня влияет: стоит мне очутиться там, как меня непреодолимо тянет удрать.

– Я заметила – еще когда мы первый, и единственный, раз побывали в театре вдвоем, – отозвалась она. – Это относится только к театру «Ройял»?

– Нет, к любому. Родителям так и не удалось сводить меня на рождественское представление.

– Должно быть, с театром у тебя связаны неприятные впечатления из раннего детства.

– Если и так, то я этого не помню. Нет, скорее дело в моей натуре. Я предпочитаю логику и реальный мир.

Палома покачала головой:

– Ты меня прости, Питер, но это чушь собачья. Ты прячешься от проблемы.

Мало кто остался бы цел и невредим, заявив такое Даймонду.

– Между прочим, ты много теряешь, – продолжала Палома. – Момент, когда огни в зале начинают гаснуть, – волшебство.

– От неприятных ощущений оно меня не спасает.

– Как же ты тогда собираешься руководить расследованием?

Он засмеялся:

– С трудом.

Палома отвернулась, глядя вдаль, на другой берег канала.

– А если случай с Клэрион – типичная боязнь сцены?

Даймонд покачал головой:

– Ожоги настоящие.

– Я о другом: вдруг она настолько боялась сцены, что сама подстроила эти ожоги? Представь: она выходит на сцену, начинает играть, потом изображает острую боль, убегает и закрывает лицо полотенцем, пропитанным каким-нибудь жгучим веществом. Этим и объясняется то, что ожоги появились не сразу.

– Пока не закончен анализ грима, нам остается лишь гадать, – напомнил Даймонд. – Может быть, поговорим о другом? Что это за новый проект, который отнимает у тебя все время?

– Одна историческая постановка. «Суини Тодд».

Кит Холлиуэлл ждал Ингеборг возле театра «Ройял». Фотоаппарат он попросил на время у одного из полицейских фотографов – вместе с наплечным кофром, который выглядел внушительно, будто был набит аппаратурой, но на самом деле вмещал плащ Кита. В фотографии он ничего не смыслил.

– Эй! – окликнула его Ингеборг, остановившись в двух шагах. Она успела переодеться в черную бархатную юбку и такой же топ и сколола волосы на макушке. – Билеты добыли?

– Первый ярус, последний ряд.

– Попробуем сначала заняться делом? У меня с собой старое журналистское удостоверение. Держитесь рядом.

Они повернули направо и прошли мимо «Головы Гаррика». Служебный вход был заперт. Ингеборг побарабанила в окошко, и в нем тут же возникло брыластое хмурое лицо.

– Пресса, – деловито объявила Ингеборг, на секунду предъявив удостоверение. – Можно пройти?

– Кто вы? – спросил охранник.

– Ингеборг, независимая, – свое имя она постаралась выговорить так, чтобы «борг» прозвучало как фамилия, а «независимая» – как название издания.

– Пресс-показ был вчера, – последовал ответ.

– Вчера играла Клэрион, – разъяснила Ингеборг. – А сегодня Салли Боулз играет Гизелла из второго состава. Мы сделаем несколько снимков за кулисами для эксклюзивного материала. Все согласовано.

– Со мной никто ничего не согласовал, – прозвучал обескураживающий ответ.

– Неужели она вас не предупредила?

Холлиуэлл восхитился находчивостью Инге. Видимо, работая журналистом она научилась убедительно вешать лапшу на уши.

– Кит, ты пока сделай снимок… как вас зовут, сэр?

– Чарли Биннс.

– Да, сфотографируй Чарли Биннса, а я пойду вперед и предупрежу Гизеллу, что мы уже здесь, – решила Ингеборг. – Ну все, ребята, я побежала.

Теперь действовать пришлось Холлиуэллу. Он поочередно нажал все кнопки на фотоаппарате и обнаружил среди них вспышку. Потом направил объектив на Чарли Биннса и нажал найденную кнопку еще раз.

– Готово!

После этого Холлиуэлла пропустили в коридор, на стенах которого он увидел несколько стендов с объявлениями. В дальнем конце коридора Ингеборг оживленно беседовала с грудастой особой.

– А вот и мой фотограф! – воскликнула Инге, заметив его. – Кит, это Кейт, она заведует костюмами. Гизелла занимает восьмую гримерную наверху. Так что мы сначала, пожалуй, сделаем снимки первой гримерной.

– Она слева от сцены, – пояснила Кейт и показала, взмахнув рукой. – А вам действительно разрешено находиться здесь?

– Да, и мистер Биннс нас пропустил.

– Нам правда нужен этот снимок? – уточнил Холлиуэлл у Ингеборг, пока они шагали по коридору.

– Наша задача – просто попасть туда. Так велел шеф. Он позвонил мне, пока я добиралась до театра. – Инге вдруг повернулась к спутнику. – Вы ведь, кажется, иногда носите очки?

Он похлопал себя по карману.

– Прихватил на всякий случай, в зале могут пригодиться.

– Они в металлическом футляре?

Озадаченный Кит кивнул.

– Отлично. Просто замечательно.

Он так и не понял почему.

Сцена была уже совсем рядом. Над головой разверзлось похожее на свод пещеры пространство колосников со сложной системой решеток и рабочих мостиков. Кит и Ингеборг свернули к закулисным помещениям. Мимо торопливо проходили рабочие сцены.

Заметив на стене указатель «Гримерные № 1–7», Ингеборг прибавила шагу так резко, что Холлиуэлл нагнал ее лишь у двери с единицей на табличке. В гримерной никого не было.

– Мы ищем мертвую бабочку.

– Вы серьезно?

– Таков приказ. Она где-то на подоконнике, – продолжала Ингеборг. – Вижу! – Она указала в сторону окна. – Вот теперь-то нам и понадобится футляр от ваших очков.

– Да?.. – Кит вынул футляр из кармана и достал из него очки.

– Гробик в самый раз, – подтвердила Ингеборг, бережно уложила крапивницу в футляр и щелкнула крышкой, закрывая его.

Вдруг оба вздрогнули от звуков незнакомого голоса, который произнес: «Актеры, занятые в первом акте, пройдите на сцену».

– Пойдем искать наши места?

Ингеборг подошла к двери и выглянула в коридор. Двери гримерных распахивались одна за другой, актеры спешили на сцену.

– Задержимся еще немного: хочу познакомиться с костюмершей Клэрион. Той самой, которая накладывала грим.

– Думаете, стоит? У нас нет официальных полномочий…

– Шеф просил нас проверить, придет ли она.

– Проверить и познакомиться – не одно и то же.

Ингеборг признала его правоту.

– Тогда спросим о ней кого-нибудь другого.

Они подождали в гримерной, оставив дверь приоткрытой. По внутренней связи объявили начало пьесы.

– Пора выдвигаться, – решила Ингеборг.

Холлиуэлл последовал за ней по пятам. За кулисами ему стало тревожно: всего в нескольких ярдах от него на сцене шел спектакль. В тени кулис ждало выхода несколько актеров. Холлиуэлл узнал среди них одного, которого видел выходящим из гримерной. Какая-то женщина водила мягкой кисточкой по лицу актера. Для костюмерши она выглядела слишком молодой.

Видимо, актер услышал сигнальную реплику, потому что шагнул за двустворчатую дверь. Прозвучал звонок. Послышались голоса актеров, находившихся на сцене.

Пока на сцене развивался диалог, Инге направилась к девушке с гримерной кистью. Она легонько похлопала девушку по плечу.

Последовал разговор шепотом, сути которого Холлиуэлл не уловил. Затем Инге обернулась:

– Уходим.

Оба молчали, пока не очутились на улице, где Инге сразу извлекла из сумочки мобильник.

– Я звоню шефу, – сообщила она. – Сегодня Дениз в театре не появлялась. Дело принимает серьезный оборот.

На следующий день ранним утром Даймонд не стал будить Палому, покидая дом в Линкоме. Предстояла уйма дел.

Транспорт еще не начал двигаться по улицам с черепашьей скоростью, поездка получилась быстрой и приятной. Когда вдалеке показались элегантные георгианские особняки, Даймонд напомнил себе, что ему посчастливилось жить в одном из самых живописных городов Европы.

Он рассчитывал приступить к делу в спокойной обстановке, никак не ожидая застать в такую рань кого-нибудь в просторном офисе, где размещался уголовный отдел. И потому удивился, заметив у окна человека, которого поначалу не узнал. Никто в отделе не носил костюмы, кроме самого Даймонда. А одеяние незнакомца… что это был за костюм! Тройка в крупную, чуть ли не шахматную клетку, уместно смотрелась бы на арене цирка.

– Чем могу помочь? – осведомился Даймонд.

– Ошибочка вышла. – Посетитель обернулся. – Наоборот, чем я могу вам помочь?

Утренний оптимизм Даймонда улетучился бесследно.

– Сержант Докинз? Почему не в форме?

Докинз хмыкнул.

– А вы разве не слышали? Вчера вечером меня прикомандировали к вам. В целях усиления. Меня вызвала заместитель начальника Дэллимор.

– Потом поговорим, – буркнул Даймонд и, скрывшись за дверью своего кабинета, первым делом схватил трубку телефона, потребовал соединить его с заместителем начальника и узнал, что ее весь день не будет на месте. Не успев положить трубку, он заметил на своем столе записку Джорджины:

«Питер, я перевела сержанта Докинза в уголовный отдел на испытательный срок. Несомненно, его личные качества станут ценным приобретением для команды. Кстати, его непосредственный начальник дал ему прекрасные рекомендации».

– Охотно верю, – пробормотал Даймонд. Он открыл дверь. – Как вас зовут?

– Горацио.

Час от часу не легче.

– Вы сегодня одеты в соответствии со своими представлениями о штатском? В таком наряде вас легко высмотреть в любой толпе. Неужели вы не видели, что здесь принято одеваться неофициально – например, в джинсы и футболки?