Текст книги "Смерть за кулисами (в сокращении)"

Автор книги: Питер Ловси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Видно, побежала в буфет, – пошутил кто-то.

Весть достигла «Головы Гаррика», где обосновался Тайтус О’Дрисколл. Бросив недопитое вино, он поспешил в театр. Естественно, первым делом он направился в бар первого яруса, но там говорили только о пьесе. Из партера хорошо просматривалась ложа с привидением, но к разочарованию Тайтуса, Серую даму он так и не увидел. В досаде он прошел за кулисы.

Все вокруг, казалось, было заряжено нервной энергией. Дали первый звонок, зрители уже возвращались на свои места. Престон на сцене ждал начала действия, Гизелла стояла в кулисах, готовая к выходу.

Из динамиков послышался голос помощника режиссера:

– Будьте добры, кто-нибудь, дайте пинка фрейлейн Шнайдер. Она уже должна быть на месте и в полной готовности.

Двое рабочих сцены попытались вызвать фрейлейн из гримерной, но она и слушать их не желала.

– Я не позволю обращаться с собой как со слабоумной! Мистер Шерман повел себя по-хамски. Видно, он считает, что мне все привиделось. А я точно знаю – она была там!

Вмешался Тайтус:

– Я драматург, Тайтус О’Дрисколл. Если я правильно понял, вы видели Серую даму. Как она выглядела?

– Сэр, сейчас не время, – заявил один из рабочих сцены. – У нее выход.

– Она была в сером. Во всем сером, а глаза блестели так холодно, что я до конца своих дней этого не забуду! – воскликнула фрейлейн Шнайдер.

– Она была одета в костюм девятнадцатого века?

Его собеседница оживилась:

– Да, да! Во что-то похожее на плащ.

Тайтус ахнул:

– Это очень важно! Знаете, вы сейчас идите на сцену, а потом мы не спеша поговорим обо всем, что вы видели, хорошо?

Смягчившись, фрейлейн поспешно покинула комнату и засеменила за кулисы, оттолкнув локтем попавшегося на пути Шермана.

– Она согласилась выйти на сцену? – спросил Шерман.

– С трудом, – ответил Тайтус. – Скандал еще не закончен.

– Не знаю, что вы ей сказали, но, видимо, сумели ее убедить.

– Проявил сочувствие, – пояснил Тайтус. – Я нисколько не сомневаюсь, что сегодня театральное привидение среди нас. Предлагаю побывать в той ложе и выяснить, осталось ли там убедительное доказательство – запах жасмина.

– Не сейчас. Ложа заперта по моему распоряжению. Как только поползли эти дурацкие слухи, я сразу понял: какой-нибудь болван наверняка захочет побывать в ложе.

– Для меня вы могли бы и отпереть ее, – возразил Тайтус.

– Нет там привидения, и никогда не было! – отрезал Шерман, топнув ногой. – Это байки, которые люди повторяют не задумываясь. Сегодня вечером здесь все словно сошли с ума, и моя задача – образумить театр. А вам я советую вернуться в «Голову Гаррика» или туда, откуда вы пришли.

– Вот она, благодарность. – Тайтус отступился, понимая, что эту схватку он проиграл.

Спектакль продолжался. Фрейлейн Шнайдер хоть и выглядела подавленной, но не забыла ни единого слова роли. Гизелла была в ударе и, видимо, вдохновила Престона. Второе действие завершилось блестяще.

Тайтус, устроившийся в последних рядах партера, не спускал глаз со злополучной ложи, но так ничего и не увидел.

Кейт разыскала Шермана под сценой, в дирекции труппы: сгорбившись, он склонился над столом и закрыл лицо руками.

– Кому-то здесь не помешает сеанс терапии, – игриво произнесла Кейт, обнимая Шермана за плечи и прижимаясь к его щеке грудью. – Да и мне он пошел бы на пользу…

Шерман закаменел.

– Оставь меня.

– Не в настроении? – фыркнула она. – В кои-то веки!

– Мы пропали, – глухо произнес он. – Еще один труп.

6

Даймонд и Палома заспорили, как быть с выдержанной «риохой»: допить сразу или заткнуть пробкой и забрать с собой. Они плотно поужинали в ресторане «Олива» отеля «Куинсберри», и теперь Даймонд думал лишь о предстоящей поездке на такси до дома Паломы и романтическом завершении дня.

– Как ты собираешься искать Чудика Уайта? – спросила она.

– Сначала обращусь в полицию Гемпшира, где ему вынесли приговор, или в полицию ближайших графств. Возможно, Уайта уже нет в живых. А если он жив, то давно уже дряхлый старик.

– Ты должен узнать всю правду. Слишком глубоко пустил корни этот страх. Я вижу его в твоих глазах.

– Сделаю все, что в моих силах. – Он тяжело вздохнул.

Их прервал звонок старинного телефонного аппарата.

– Извини. – Даймонд полез в карман.

Через несколько минут от ресторана «Олива» отъехало два такси. Одна машина везла Палому домой, вторая мчала Даймонда к театру «Ройял».

На этот раз Даймонд не поддался тревоге, входя в театр через одну из боковых дверей. Держа себя в руках, он прошагал прямо в фойе, откуда его направили вниз по лестнице и застеленному красной ковровой дорожкой коридору, ведущему к креслам партера. Сквозь открытые двери справа он мельком заметил сцену, но с облегчением убедился, что в зале горит свет, противопожарный занавес опущен, а уборщики уже принялись за дело. Подняться в ложи предстояло по изогнутой лестнице в конце коридора.

Дверь в одну из лож верхнего яруса охраняла женщина-констебль в форме.

– Кто вы? – спросил Даймонд.

– Констебль Рид, сэр.

– Вообще-то я спрашивал ваше имя.

Она растерянно заморгала.

– Дон.

– Кто в ложе, Дон?

– Инспектор Холлиуэлл и директор, мистер Шерман.

– Придется им потесниться. Больше никого сюда не впускайте.

Он толкнул дверь. Единственный настенный светильник горел тускло. Холлиуэлл склонился над телом женщины и светил фонариком ей в лицо. Шерман застыл в противоположном углу ложи.

Холлиуэлл поднял голову.

– Врачи «скорой» подтвердили, что она мертва.

– Есть предположения, кто она такая?

Холлиуэлл уклонился от прямого ответа.

– Мистер Шерман опознал ее.

– Кошмар, – выговорил Шерман, – а я уже думал, наши злоключения наконец-то позади…

Даймонд шагнул ближе и присмотрелся. Мало что могло удивить его, но этот случай оказался одним из немногих. Даймонду понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: мертвая женщина, лежавшая перед ним, – Клэрион Калхаун.

– Господи боже мой, она ведь только выписалась из больницы! Что ей здесь понадобилось? – спросил он у Шермана.

– Она позвонила мистеру Мелмоту и выразила настойчивое желание увидеть спектакль, но так, чтобы никто из зрителей не заметил ее. В куртке с капюшоном, накинутым на голову, она вошла в театр через служебный вход, ее провели прямо в эту ложу.

– Вы знали об этом?

– Да, меня предупредили. Сам Мелмот.

– Кто еще об этом знал?

Он пожал плечами:

– Ну вы спросили! Вести не лежат на месте.

– Кто привел ее сюда?

– Один из охранников по фамилии Биннс. Я ждал ее здесь.

– Как она выглядела?

– Я мало что рассмотрел. Она прикрывала лицо шарфом и казалась спокойной. Я предложил прислать ей что-нибудь выпить, но она отказалась. Ей явно хотелось остаться одной. – Он покачал головой. – Боюсь даже думать, какой скандал раздуют газеты!

– Разделяю ваши опасения, – кивнул Даймонд. – Слушайте, это же абсурд – светить ей в лицо фонариком. Господи, мы ведь в театре. Можно направить прямо сюда луч прожектора.

– Сейчас распоряжусь, – пообещал Шерман и ушел.

– Дайте сюда фонарь, – велел Даймонд Холлиуэллу.

Никаких сомнений: перед ним лежала та же самая женщина, которую он видел в палате больницы Френчи. Шрамы по-прежнему были заметны, хоть краснота и сошла. Сложнее было определиться с причиной смерти: Даймонд не заметил следов кровотечения из носа или рта. Серый шифоновый шарф был обмотан вокруг шеи, но не затянут, вдобавок на коже не обнаружилось странгуляционных борозд. Казалось, Клэрион просто упала со своего стула вбок.

– Кто-нибудь еще заходил сюда? – спросил Даймонд.

– Двое санитаров из «скорой». Патологоанатом уже едет.

– Кто ее нашел?

– Шерман, после окончания спектакля.

– Все это очень странно, Кит. Если ее убили, а нам лучше придерживаться этой версии, предыдущие события предстают перед нами в совершенно новом свете.

– Падение костюмерши тоже?

– Как и шрамы на лице Клэрион. Неужели во всех трех инцидентах виновен кто-то один?

Внезапно вспыхнувший прожектор ослепил их, озарил ложу и вмиг превратил ее из роскошной в убогую. Стали видны трещины на окрашенных стенах, пятна на ковре и мертвая бабочка, запутавшаяся в паутине под потолком.

Даймонд взглянул на нее, но он комментариев воздержался.

Холлиуэлл заметил на полу черную кожаную сумочку Клэрион.

– Не трогайте, – предостерег Даймонд. По правилам до приезда криминалистов прикасаться к чему-либо на месте преступления строго запрещалось. – С этого момента все делаем строго по инструкциям. Она настолько знаменита, что пресса будет пристально следить за каждым нашим шагом. Мало того, отныне любой сотрудник театра от директора до помощника рабочего сцены получает шанс сказочно разбогатеть, продавая эксклюзивные материалы.

– Точно! И сейчас же сюда набегут все кому не лень, фотографируя все подряд! Может, закрыть здание и выставить охрану?

– Это будет воспринято как сигнал к старту. Здесь, в театре, входов и выходов больше, чем на вокзале Виктория. Вызовите наших и криминалистов, передайте, пусть захватят лампы и что-нибудь вроде экрана – прикрыть ложу со стороны зала. Кстати, куда ведет вторая дверь?

Он открыл ее и выглянул наружу: дверь выходила в коридор и лестницу на другие ярусы лож.

Даймонд велел констеблю Рид зайти в ложу и сообщил, что, поскольку охранять предстоит сразу два входа и выхода, лучше делать это, находясь рядом с трупом.

– Это вас не смущает?

– Нет, сэр.

– Достойный ответ. Вы, кажется, умеете стенографировать?

– Пытаюсь.

– Можно взглянуть?

Констебль вынула из кармана блокнот и открыла его на исписанной странице.

– Что это? – спросил Даймонд.

– Стенограмма разговора с Дениз Пирсолл.

– Утром во вторник? С ней беседовали вы и сержант Докинз?

– Да.

Он нахмурился, изучая первые несколько символов – «м+в слч н знком?», потом улыбнулся.

– Все ясно и точно. Можно мне вырвать эти страницы? Я хотел бы прочитать их полностью.

– Возьмите весь блокнот, сэр.

– Нет, он вам понадобится.

Краем глаза он уловил движение ярусом ниже, приставил ладони рупором ко рту и крикнул:

– Мистер Шерман, сделайте объявление по системе оповещения: никому не выходить из здания. Всем собраться в партере – актерам, рабочим сцены, уборщикам, капельмейстерам и так далее. Это приказ.

Холлиуэлл с телефоном в руке доложил, что вся полиция и уголовный отдел подняты по тревоге. Несколько машин уже подъехало к театру, охрана закрыла выходы из него.

– Но если ее убили, виновный наверняка уже сбежал.

– Тем больше оснований выяснить, кто по-прежнему находится здесь, – возразил Даймонд.

Прибыл патологоанатом, доктор Сили, ворча, что он не досмотрел очередную серию старого доброго «Инспектора Морса» и теперь не узнает, кто преступник.

По громкой связи зазвучал голос Шермана, призывавшего всех собраться в партере. С высоты яруса Даймонд наблюдал, как актеры и все прочие занимают места. Собралось человек сорок-пятьдесят.

На нижнем этаже Даймонда порадовали известием, что его подчиненные уже в сборе и составляют список всех, кто сейчас находится в театре.

– А где Мелмот? – спросил Даймонд у Шермана. – Сегодня он был в театре?

– Да, встречал почетных гостей. От него я и узнал о приезде Клэрион. Мы с Мелмотом решили, что лучший способ скрыть ее приезд от всех – усадить в ту самую ложу.

Тайтус ахнул:

– Так я и знал! Нас всех одурачили.

Даймонд нахмурился.

– Что вы имеете в виду?

– Сегодня вечером в театре видели привидение. Свидетель, которому можно верить, заметил его в той самой ложе.

Все вокруг умолкли.

– Сегодня вечером? – переспросил Даймонд.

– Да, во время спектакля. Где фрейлейн Шнайдер?

– Здесь, – дородная особа потрясенно уставилась на Тайтуса.

– Расскажите всем, что вы видели, – предложил он.

Голос фрейлейн Шнайдер эмоционально взвился:

– Она сегодня была здесь, смотрела прямо на меня из верхней ложи, где ее видели всегда!

– Во что она была одета?

– Она была во всем сером. В каком-то одеянии с капюшоном. Лицо почти полностью скрывала легкая ткань, похожая на саван!

– В какое время это было? – продолжал расспросы Даймонд.

– Точно не знаю. Незадолго до антракта.

– А после антракта она по-прежнему находилась в ложе?

– Не могу сказать. Я слишком перепугалась и старалась не смотреть туда.

– А после антракта в ложе ее уже не было, – вмешался Тайтус. – Я не сводил с ложи глаз до конца спектакля.

– Вы тоже не верите мне? – обратилась Шнайдер к Тайтусу.

– Верю, конечно, но боюсь, у мистера Даймонда есть другое объяснение тому, что вы увидели.

– Убийство какой-то женщины, о котором все говорят?

Даймонд заговорил:

– Мэм, все, что вы можете нам сообщить, имеет огромное значение, и я непременно выслушаю вас немного погодя. – Убедившись, что его слушают все, он объявил о смерти Клэрион, подчеркнув, что на ней была серая куртка с капюшоном и серый шарф.

Фрейлейн Шнайдер позволила себе громко, сценически ахнуть.

Даймонд добавил, что Клэрион наверняка кто-то видел и что показания этих свидетелей ему понадобятся.

– Ее убили? – спросил Престон Барнс.

– Причины смерти пока неизвестны. Наш долг – расследовать их.

– Значит, торчать нам тут всю ночь.

Эти слова вызвали взрыв испуганных возгласов: у всех тут же нашлись неотложные дела.

Даймонд ввел в курс дела подчиненных. Главное, подчеркнул он, – выяснить, не видел ли и не слышал ли кто-нибудь в театре хоть что-то, имеющее отношение к визиту Клэрион. Детективы разошлись по рядам – опрашивать собравшихся. Даймонд задержал Фреда Докинза:

– Опросите вон ту группу, Фред. Справитесь?

– Только если мне дадут жетон и оружие.

Своеобразный юмор Докинза в этой ситуации пришелся кстати.

Пробелы в известной последовательности событий требовалось восполнить и объяснить. Даймонд отвел в сторонку Шермана:

– Вы говорили, что в конце спектакля явились в ложу и нашли труп.

Шерман побледнел.

– Именно так. И позвонил в полицию.

– Меня больше интересует то, о чем вы умолчали. В какой момент вы узнали, что она мертва.

Губы Шермана задвигались, но с них не слетело ни звука.

– После антракта в ложе никого не видели. Значит, Клэрион была уже мертва, так?

Шерман по-прежнему молчал.

– Да, мертва была ваша почетная гостья. Удивительно было бы, если бы во время антракта вы не заглянули к ней – узнать, все ли ее устраивает.

Шерман наконец выдавил из себя:

– Театр был полон, спектакль в самом разгаре. Прервать его значило вызвать неразбериху.

– Вы не ответили на мой вопрос. Когда вы узнали?

– Незадолго до окончания антракта. Я принес ей бокал шампанского, заглянул в ложу и испытал сильнейшее потрясение.

– Вы уверены, что в тот момент она была мертва?

– Абсолютно. Я несколько раз позвал ее по имени, потом пощупал пульс. Безуспешно. Я остолбенел.

– Шоу должно продолжаться – кажется, так звучит эта мантра? В ложе вашего театра остывала покойница…

– Ее никто бы не увидел. Она упала на пол.

– Долго идет второе действие?

– Примерно час с четвертью.

Даймонд ужаснулся:

– И вы на все это время оставили ее в ложе?

– Мне показалось, так будет лучше всего. Решение пришлось принимать самому. Фрэнсиса поблизости не оказалось.

– К тому времени он уже уехал?

– Понятия не имею.

– Вы кому-нибудь говорили о случившемся?

– Клянусь, о нем знал только я.

– Если Клэрион убили – а вполне возможно, что так и было, – нам понадобится знать, кто где находился во время антракта.

– Я пытался образумить Шнайдер.

– Шнайдер?

– Это фамилия персонажа, которого она играет. Так все ее зовут. Она подняла шум из-за Серой дамы. Видимо, заметила Клэрион в ложе – но не мог же я сказать ей, кто там на самом деле!

– Клэрион могли увидеть из зрительного зала?

– Нет. Она сидела в глубине ложи. Ее могли заметить разве что со сцены.

– Значит, любой из актеров на сцене мог ее увидеть?

– Они могли заметить, что в ложе кто-то есть, но узнать сидящего в ней – вряд ли.

Даймонду стало ясно, что напасть на Клэрион мог любой заглянувший в ложу. Узнать, что Клэрион в театре, мог кто угодно из актеров и театрального персонала. Мелмот и Шерман точно знали, что в ложе находится она – как и охранник Чарли Биннс.

Следующим Даймонд допросил Биннса:

– Как вы узнали о тайном визите Клэрион?

– Мистер Мелмот подошел к служебному входу и сообщил мне.

– Вы больше никому об этом не говорили?

Вопрос не понравился охраннику.

– За кого вы меня держите?

– Что же было дальше?

– Я в точности исполнил все распоряжения мистера Мелмота. Дождался у дверей, когда Клэрион подъедет в черном лимузине. Проводил ее через служебный вход и вверх по лестнице в ложу.

– Она что-нибудь сказала, когда вышла из машины?

– Ничего. Она прикрывала лицо шарфом, на голове у нее был капюшон куртки. Я предложил ей следовать за мной.

– Она казалась встревоженной или нервной?

– Откуда мне знать, если я видел только ее глаза?

– На пути к ложе вы никого не встретили?

– Никого. Я проводил гостью в ложу и снова вернулся к служебному входу. Там и пробыл до конца спектакля.

Простой исполнитель. Тем лучше для него.

Даймонд поспешил наверх, решив вытянуть хоть что-нибудь из доктора Сили.

– Так что же стало причиной ее смерти? – допытывался Даймонд. – У меня внизу сидят пятьдесят человек, рвущихся по домам. Вы ничего не хотите мне сказать?

– Насчет ее смерти? С выводами я повременю. До вскрытия.

– Неужели у вас даже подозрений нет?

– Дорогой мой, я ученый. А подозрения – это домыслы.

– Поставим вопрос иначе: ее могли убить так, чтобы не осталось никаких следов?

– Вполне возможно, только не спрашивайте, каким образом, иначе мы застрянем здесь на всю ночь.

– Слушайте, если вы ничего не скажете мне, я пропал.

– Я могу сообщить вам кое-что о жертве, – смягчился Сили. – Взгляните на ее руки. – И он закатал рукав серой куртки.

Даймонд наклонился и присмотрелся. На внутренней стороне предплечья отчетливо виднелись шрамы.

– Она наркоманила?

– Нет. От инъекций таких шрамов не остается. Она неоднократно резала себе запястья.

Такие события, как смерть поп-звезды, обречены становиться международными сенсациями. Еще до полуночи в тот же четверг телефоны в полиции раскалились от звонков представителей прессы. Даймонд официально подтвердил, что Клэрион Калхаун действительно нашли мертвой в театре «Ройял», и назначил на следующее утро пресс-конференцию.

Рано утром в пятницу он позвонил Ингеборг:

– Помнится, я просил вас собрать сведения о Клэрион. А вы ни словом не обмолвились о том, что она резала себе вены.

– Видимо, она старательно скрывала это. Но теперь я припоминаю, что на всех фотографиях руки у нее прикрыты.

– Сили говорит, что может изучить шрамы в ультрафиолетовом излучении и приблизительно определить их давность.

Ингеборг вернулась к основному вопросу:

– Думаете, она могла и лицо себе сжечь каустической содой?

Даймонд всю ночь ломал голову над тем же вопросом.

– Тильде Бокс наверняка известно, на что способна ее клиентка. Где сейчас Тильда? Видимо, в Лондоне.

– У меня есть номер ее мобильника.

– При личной встрече из нее наверняка удастся вытянуть больше.

– Нам так или иначе нужно, чтобы кто-нибудь опознал труп.

Даймонд уже не в первый раз оценил сообразительность Инге.

– Тогда звоните Тильде, будите ее. Передайте, что я хочу видеть ее здесь до вскрытия. Как только что-нибудь прояснится, перезвоните мне. Я дома.

Кот Раффлз, застав Даймонда в кухне, начал тереться о его ногу, напоминая о хозяйских обязанностях. Едва Даймонд вскрыл пакетик с тунцом, зазвонил телефон.

– Тильда обещала успеть на ранний поезд, – сообщила Ингеборг. – Я встречу ее на станции и привезу в морг.

– А вы сумеете, Инге?

– Что – расколоть ее? Без проблем, шеф.

Вытягивать информацию из неразговорчивых свидетелей Ингеборг научилась еще в те времена, когда работала журналистом.

– В последнее время много говорят о молодых людях, которые режут себе вены, особенно девушки. Как думаете, почему они это делают?

– Обычное явление в среде подростков, – отозвалась Ингеборг. – Мне однажды попалась теория, согласно которой они так страдают от внутренней боли, что пытаются выпустить ее наружу с помощью порезов. И на какое-то время им становится легче.

– Под внутренней болью вы подразумеваете тревожность?

– Вы же знаете, как порой трудно быть подростком.

– Клэрион уже вышла из подросткового возраста.

– Верно, но она с юных лет вращалась в мире шоу-бизнеса. В ее развитии могли наблюдаться отклонения…

– Задержка развития?

– Если вы предпочитаете клеить ярлыки – да. Она певица, но пик ее популярности остался позади. Возможно, резать себе руки она начала, когда была моложе.

– После порезов на руках ожоги на лице – серьезный шаг, – заметил Даймонд.

– Люди, склонные к членовредительству, пользуются тем, что попадается под руку. А у Клэрион был дополнительный мотив: обожженное лицо могло избавить ее от нападок критиков, которых она наверняка боялась.

– Мне казалось, люди, которые наносят повреждения самим себе, стараются их скрывать.

– Вот и она старалась, переложив вину на театр. Припудриться каустической содой она могла сама – втайне, перед самым выходом. К ее чести надо признать, что на сцену она все-таки вышла, но от необходимости оставаться там ее спасла агония.

– Тогда зачем же она грозила театру судом?

– Придавая убедительность своей версии событий, она должна была указать мнимого виновника. Но потом, выждав несколько дней, она отказалась от своих намерений.

Объяснение Даймонд счел логичным.

– Интересно, какие распоряжения она отдала своим юристам. Попробуйте расспросить об этом Тильду. А мы вплотную приблизились к животрепещущему вопросу: неужели склонность к членовредительству вылилась в самоубийство?

– Вы спрашиваете, могла ли она покончить с собой? Не думаю, что одно вытекает из другого. Большинству людей с подобными склонностями достаточно вредить своему телу, но не уничтожать его. И все-таки лучше вам расспросить специалиста.

Даймонд решил, что с него хватит теорий.

– На вскрытии мы узнаем, от чего она умерла.

Было еще рано. Побрившись, Даймонд принялся звонить в полицию ближайших к Лондону графств и задавать вопросы о Чудике Уайте. Все, с кем он беседовал, обещали «поискать информацию».

Следующим делом этого дня стала поездка на юг, в Сомерсет. Роль шофера при Даймонде исполнял Пол Гилберт.

– Вы любите кекс с лимонной глазурью? – спросил Даймонд, когда машина подъехала к Мелмот-холлу.

– Впервые о таком слышу, шеф.

– Да вы совсем не знаете жизни.

Ждать пришлось долго, наконец дверь на стук открыл сам Мелмот, закутанный в изношенный коричневый халат.

– Вы знаете, который теперь час?

– Самое время для расспросов о минувшем вечере, – отозвался Даймонд. – Вам известно, что произошло в театре?

– Разумеется. Ведь я был там.

– Но не в тот момент, когда мне требовалось допросить вас. Можно войти?

Мелмот провел их в просторную комнату с высоким потолком, почти без мебели и со светлыми пятнами на обоях в тех местах, где некогда висели картины.

– Сами найдите, где присесть.

Присесть можно было только на стулья от обеденного гарнитура, на которых возвышались коробки с фаянсом и фарфором.

– Все эти вещи ждут оценки, – пояснил Мелмот.

– Распродаете имущество? – уточнил Даймонд, жестом приказывая констеблю Гилберту снять коробки со стульев.

– Не дом, только некоторые вещи. Вы себе представить не можете, как дорого обходится содержание особняка. Оно разоряет медленно, но верно. И всякий раз, когда я что-нибудь продаю, мне приходится оправдываться перед матушкой, которая, кстати, не помешает нам, если вы обещаете быть кратким.

– В таком случае перейдем к делу. Вчера вам звонила Клэрион, которой хотелось попасть на вечерний спектакль?

– Правильно.

– Вы знали, что от намерения подать в суд она отказалась. Вы сами сообщили мне об этом. Значит, у вас не было причин злиться на Клэрион?

– Я же говорил вам: я ее поклонник.

– Но ваше преклонение перед ней подверглось серьезному испытанию, когда над театром нависла угроза иска.

– Другие отнеслись к этой угрозе гораздо серьезнее.

– К примеру, Дениз.

– Это ведь только предположения, так?

– Уже нет – с тех пор как мы нашли предсмертную записку. – Даймонд внимательно следил за реакцией собеседника. О находке знали только Ингеборг, Докинз и сам Даймонд.

– Печально, – произнес Мелмот, выслушав объяснения.

– Да. Если бы Клэрион отказалась от своих намерений пораньше, Дениз могла остаться в живых. Но вернемся к Клэрион: вы помните, что именно она говорила вам вчера по телефону?

– Спросила, слышал ли я, что ее выписали из больницы. Потом спросила, нельзя ли ей посмотреть спектакль. Добавила, что хотела бы приехать в театр тайно, и объяснила, что пока не готова встречаться с актерами и поклонниками.

– Из-за шрамов?

– В подробности мы не вдавались. Я сразу подумал, что можно устроить ее в отдельной ложе. Если сесть в самой глубине, из зала никто тебя не увидит.

– И вы обсудили этот план?

– Клэрион предупредила, чтобы я ждал черный «мерседес». Со своей стороны я отдал распоряжения Биннсу.

– Больше вы никому об этом не говорили?

– Никому, кроме Хедли Шермана. Я попросил его заглянуть к Клэрион в антракте и убедиться, что ей удобно.

– А сами к ней не заходили?

– Только сразу после ее приезда в театр. В антракте я был занят, но знал, что Хедли позаботится о гостье.

– А где были вы?

– Во время антракта? В кабинете 1805 года, где мы принимаем самых высокопоставленных гостей. Нас посетили режиссер Национального театра и несколько спонсоров.

– И вы пробыли там все двадцать минут?

– На самом деле даже дольше. За кулисами возникла какая-то заминка.

– Видимо, из-за фрейлейн Шнайдер, которая увидела Серую даму. Вы провели в кабинете 1805 года весь антракт?

– Видя, что антракт затягивается, я незаметно вышел, чтобы выяснить, в чем дело.

– Значит, все-таки был момент, когда вы отсутствовали и в кабинете 1805 года, и за кулисами.

– А это важно? – Мелмот изобразил наивное удивление.

– И когда же вы узнали, что Клэрион мертва?

– После завершения спектакля, когда дали занавес. Кто-то из капельдинеров сообщил мне, что в ложе Арнольда Гаскелла нашли труп. Я, конечно, сразу понял, о ком речь. Еще мне сказали, что Хедли уже вызвал полицию. Мне никого не хотелось видеть. В смятении я вернулся сюда и провел бессонную ночь, гадая, что мне теперь сказать людям.

– Каким людям – нам?

– Нет. Вам я рассказал чистую правду. Кого я боюсь, так это журналистов. Они превратят этот инцидент в грязный скандал.

– Вам уже случалось попадать в такие скандалы?

– Да, но все они были пустяковыми. А это совсем другое дело.

На обратном пути Даймонд и Гилберт говорили о Мелмоте.

– Шеф, мне он не по душе. Слишком рисуется. И погибших ему ничуть не жаль – ни одну, ни другую. Думает только о том, какой скандал раздует пресса. Уверял, что он поклонник Клэрион, а сам и не думает горевать.

– Он лелеял большие надежды, – объяснил Даймонд. – Думал, что театральная братия будет носить его на руках за найденную звезду постановки, а сама звезда – всячески благодарить за роль. Но ничего из этого не вышло.

– Под угрозой его репутация.

– В самую точку. Людям такого сорта, наследникам больших состояний, очень не нравится, когда окружающие считают их бездельниками, проживающими денежки предков. Для Мелмота театр – прекрасная возможность доказать, что и он чего-то стоит. Одна его реплика меня заинтриговала.

– О том, что пресса превратит этот инцидент в скандал?

– У Мелмота в шкафу запрятан какой-то скелет. Когда вернемся в отдел, попробуйте выяснить какой.

Тильда Бокс разоделась в лиловое и черное, словно сошла со страницы журнала «Вог», но ее наряд смотрелся уместно. Заметив Ингеборг в здании вокзала, она подошла к ней сама.

– Надеюсь, вы не пытались дозвониться мне в поезд. Пришлось отключить мобильник – трезвонил непрерывно.

– Звонила, но совсем недавно, – ответила Ингеборг. – Скоро начинается пресс-конференция моего босса.

– И что он намерен сообщить? – Тильда жаждала информации.

– Пока немногое. Но ему понадобится подтверждение, что погибшая – Клэрион. Разумеется, опознать ее придется вам.

Тильда нахмурилась.

– А разве есть какие-то сомнения в том, что это она?

– Насколько мне известно, нет. – Ингеборг завела машину и повернула на запад, к больнице. Ее миниатюрный диктофон работал под отделявшим ее от пассажирки подлокотником.

Тильда явно занервничала.

– Я думала, это простая формальность.

– Разумеется, – подтвердила Ингеборг, отметив, какая паника зазвучала в голосе ее пассажирки. Самое время ошарашить ее неожиданным вопросом. – Давно Клэрион начала резаться?

– Резаться? – Тильда изобразила удивление.

– Вы, наверное, видели ее руки, – продолжала Ингеборг.

Некоторое время Ингеборг опасалась, что Тильда выпрыгнет из машины на ходу. Но в конце концов агент перестала делать вид, будто впервые слышит о порезах.

– Это продолжалось несколько лет.

– Она открыто говорила о порезах?

– Нет, я бы не сказала. Но мне она доверяла.

– Вас, наверное, всерьез беспокоило ее поведение.

– Это и без слов ясно.

– Зато у Клэрион не было секретов от вас. Вы не отказывали ей в поддержке и сочувствии. – Капелька лести подготовила почву для еще одного важного вопроса: – Мы заметили, насколько вы близки, когда впервые встречались с Клэрион в больнице. Она призналась вам, что ожоги – ее рук дело?

Тильда помолчала в нерешительности, а затем слова хлынули из нее потоком:

– Это печально и досадно, иначе не скажешь! Она смертельно боялась премьеры, ей требовалось что-нибудь предпринять. Она и прежде жгла себе кожу всякой едкой гадостью. Под раковиной в одной из гримерных она нашла каустическую соду, нанесла немного на салфетку и приложила ее к лицу перед выходом. По-моему, она не представляла, что делает и как будет мучаться.

– А потом обвинила во всем театр?

– Бедняжка! Врачи сказали, что ее лицо обезображено навсегда. Клэрион было страшно даже подумать о признании, что этот ужас она сотворила с собой сама, и она заявила, что подаст в суд на театр. Она даже меня убедила, а я-то знаю ее. Тем утром, когда вы приезжали к ней в больницу, я была твердо уверена, что у нее есть все основания для иска. И связалась с юристами.

– Когда же Клэрион рассказала вам правду?

– Позднее, по телефону. Юристы отсоветовали ей судиться.

Ингеборг незаметно испустила вздох облегчения.

– Вы виделись с Клэрион после того, как ее выписали из больницы?

– К тому времени я уже вернулась в Лондон. Но мы созванивались, она говорила мне, что хочет посмотреть спектакль. Я считала, что вреда от этого не будет. Если бы я только знала!

– Вам не показалось по голосу, что она задумала самоубийство?

– Боже мой! Вы что-то знаете? – Голос Тильды от ужаса стал пронзительным.

– Просто спросила, вот и все.

– А-а-а… – Тильда сникла и добавила: – Нет, у меня даже мыслей таких не возникало.

Журналисты, собравшиеся возле дверей Полицейского управления Бата, фотографировали всех подряд.