Текст книги "Алхимик"
Автор книги: Питер Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
12
Держа письмо в руках и перечитывая его, Монти Баннерман кипела гневом.
Какой ублюдок придумал это? Кто отдал это распоряжение? Она посмотрела на часы. 10.30. Ее встреча с сэром Нейлом Рорке была назначена на одиннадцать. Так вот, ему придется в этом разбираться – со всей дотошностью! Монти сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться; прочитав вчера утром письмо, которое пришло в их старую лабораторию, она пришла в такое негодование, что даже несколько раз просыпалась ночью и не могла успокоиться.
Слава богу, что она оказалась на месте и успела разобрать почту отца. Он просто разъярился бы, увидев это письмо. Отец и без того уже весь день интересовался, куда делся Уолтер Хоггин, их старший техник, и ей приходилось врать, что тот приболел.
Переход Лаборатории генетических исследований Баннермана в «Бендикс Шер» был наконец оговорен, и восемь месяцев назад состоялось подписание соглашения, но сам переход шел нелегко. Многие эксперименты in situ [10]10
На своем месте (лат.).
[Закрыть]носили столь деликатный характер, что их нельзя было перемещать из Беркширского университета в здание компании в Лондоне – сложный процесс должен был длиться еще несколько месяцев.
Через группу патентов и отдел соглашений предстояло пройти горам бумаг – и сейчас это было проклятием ее жизни. И все потому, что патентоведам и юристам необходимо было в каком-то подобии порядка просмотреть и прочитать буквально каждыйклочок бумаги, имеющий отношение к каждомуэксперименту, который когда-либо проводился в Лаборатории Баннермана. То есть почти все, что скопилось в лаборатории отца, теперь надо было ввести в компьютерную систему «Бендикс Шер». Для этой нудной работы требовалась целая команда, но надо было так много расшифровывать и уточнять, что Монти наконец сочла – проще взять на себя большую часть этой работы.
С конца февраля Монти и ее отцу приходилось делить время между их старой лабораторией и шикарными новыми помещениями на восьмом этаже здания Бендикс. Для Монти это был очень напряженный период, в течение которого ей постоянно приходилось пускать в ход все свои запасы вежливости и дипломатичности, еще и потому, что она убедилась – команда «Бендикс Шер» оказывает помощи меньше, чем она ожидала. Вместо того чтобы приветствовать появление человека такого калибра, как Дик Баннерман, многие из сотрудников давали понять, что им не нравится появление людей со стороны.
А ее отец постоянно действовал на нервы совету директоров, словно проверяя, как далеко он может зайти в своих требованиях. Но пока любой запрос на закупку оборудования, отсылаемый в бухгалтерию для утверждения, получал одобрение – пусть даже требование приобрести компьютер Крея стоимостью триста тысяч фунтов потребовало месяца переговоров и нескольких непростых встреч. «Бендикс Шер» не имел обыкновения бросать деньги на ветер, но компания была готова финансировать все, что имело реальные шансы дать результат и обойти конкурентов.
До сих пор компания не сделала ни одного неверного шага в отношениях с доктором Баннерманом. Взвинченный с самого начала и полный неприязни к их бюрократизму, он был вынужден признать, что «Бендикс Шер» ведет себя честно и благородно.
Он даже признался Монти, какое испытывает облегчение, регулярно получая платежные чеки, вместо того чтобы постоянно ломать себе голову, где достать деньги, когда в дом приходил очередной счет. Сейчас они получали действительно приличную зарплату – вместе с дополнительными бонусами для Дика Баннермана в виде процентных отчислений от доходов, которые приносили его работы. Да и Монти получала в два раза больше по сравнению с предыдущим жалованьем в Лаборатории генетических исследований Баннермана.
Так что крылось за этим письмом? Просто ошибка? Какая-то накладка в системе внутренних связей? Или же радужным обещаниям сэра Нейла Рорке и директора Винсента Кроу пришел конец? Конец связи.
Через полчаса она все выяснит.
Сунув письмо в сумочку, она обратила внимание на груду CD на своем столе. Отец не покладая рук увеличивал состав своей команды, решив за двенадцать месяцев довести его с тридцати пяти человек до двухсот. Для «охотников за головами» он составил подробный список выпускников, аспирантов, докторантов и экспериментаторов. Он был искренне доволен, поскольку в его жизни произошли большие перемены – он мог больше не отказывать людям в приеме на работу или, что еще хуже, расставаться с сотрудниками, из-за того что не мог обеспечивать их. В первый раз после смерти матери Монти видела его счастливым и хотела, чтобы он и дальше оставался таким.
В пять минут одиннадцатого она накинула свой двубортный темно-синий пиджак и взяла сумочку. Она все еще не привыкла к роскоши своего кабинета. Он был обширен по любым меркам, и единственный его недостаток заключался в отсутствии внешнего окна. В нем всегда поддерживалась приятная температура, воздух был свеж, даже с легким сквознячком, но ее не покидал легкий приступ клаустрофобии, которую она всегда испытывала в закрытых помещениях.
Она прошла мимо охранника, сидевшего за своей консолью перед лифтами. Все кабины здесь поднимались не выше сорок восьмого этажа, и только директор с его электронной карточкой мог вызвать лифт, который шел дальше. Ее предупредили, что для вызова такого лифта надо обращаться к охраннику, что она и сделала.
«Господи, да этот начальник службы безопасности сущий параноик! – думала она. – Чего они боятся? Промышленного шпионажа? Террористов? Борцов за права животных? Психов?»
В ожидании лифта она мельком вспомнила того американца, который утром по пути наверх оказался с ней в одной кабине, и улыбнулась про себя, вспомнив выражение его лица, когда она поймала его на том, что он глазеет на нее.
Он был симпатичным парнем, но, без сомнения, таким же типичным, как и те, которых она успела тут встретить. Все они относились к себе с такой благоговейной серьезностью, словно работа на «Бендикс Шер» возвышала их над простыми смертными.
Неожиданный звонок объявил о прибытии лифта, и она вошла в него. Через несколько мгновений бронзовые створки разошлись, и она оказалась в точно такой же приемной с непонятными абстрактными картинами на стенах, в которой уже бывала, когда вместе с отцом пришла на первую встречу с Рорке и Кроу.
Пока она ждала в приемной, дверь открылась, и личная секретарша Рорке, женщина с огненно-рыжими волосами и свирепым, как у дракона, выражением лица, сообщила Монти, что сэр Нейл готов принять ее.
С протянутой рукой и с широкой улыбкой, которая заставила ее поверить, что он искренне рад видеть ее, сэр Нейл встретил Монти в дверях своего кабинета.
Она осторожно пожала его мускулистую кисть, помня по прошлому опыту ее стальную хватку.
– Доброе утро, сэр Нейл… я ценю, что вы нашли для меня время.
– Для вас оно у меня всегда есть, моя дорогая. – Он жестом пригласил ее устраиваться в одном из удобных кресел, в продуманном беспорядке стоящих вокруг кофейного столика в отдалении от его рабочего стола, что создало у Монти ощущение неформального приема. В последний раз она видела его несколько месяцев назад, но он не изменился – такое же румяное лицо, такие же, как и раньше, пышные и длинные черные волосы; на нем был один из его элегантных костюмов в белую полоску и оранжевый галстук, который, казалось, был фирменной маркой сэра Нейла. – Итак, рассказывайте, – сказал он. – Как идут дела?
– Ну, – помедлив, начала она, не испытывая желания с места в карьер кидаться в подготовленную атаку, – дела идут более чем хорошо. Хотя процесс переезда занял времени больше, чем мы предполагали.
Он свел ладони и переплел пальцы.
– Из слов доктора Кроу я понял, что пока все довольны. – Он помолчал и криво усмехнулся. – Ваш отец отлично знает, как тратить наши деньги.
– Все они идут на необходимое оборудование.
– О, конечно! Я не сетую… нас только радует такой энтузиазм.
Монти ответила ему вежливой улыбкой, готовясь к следующей тираде. Ее взгляд упал на огромную золотую лягушку на ониксовой подставке, сидящую на столе Рорке, и ее слегка передернуло. Казалось, что сегодня лягушка тяжело и враждебно смотрит на нее.
Она перевела дыхание.
– Есть кое-какая проблема, сэр Нейл, – сказала она, открывая сумочку и извлекая письмо. – Оно пришло вчера и было адресовано моему отцу. Его написал наш старший техник Уолтер Хоггин, который работает с отцом с самого начала. Он пишет, что получил послание от начальника отдела личного состава «Бендикс Шер», сообщающего, что по причине преклонного возраста он исключается из числа сотрудников, что впредь не имеет права появляться в помещениях компании и что все его личные вещи будут доставлены к нему домой. – Она с вызовом посмотрела на сэра Нейла и не без удовольствия заметила озабоченное выражение его лица.
Рорке задумчиво наклонился вперед:
– По причине преклонного возраста? Сколько же ему лет?
– Шестьдесят шесть.
Рорке откинулся на спинку кресла.
– Ах вот как, я и сам должен был догадаться. Он должен был выйти на пенсию еще год назад.
– Мы никогда не выставляли людей на пенсию, – резко сказала она. – В любом возрасте.
Лицо Рорке на мгновение отвердело; выражение это было едва уловимо, но и его хватило, чтобы Монти успела увидеть другую, жесткую сторону личности директора.
– А вот мы,мисс Баннерман, к сожалению, вынуждены придерживаться строгих правил относительно пенсионного возраста.
Подавив вспышку гнева, она сохранила спокойствие.
– Это я могу понять, сэр Нейл, но, как вы знаете, гарантии неизменности нашего штата являются одной из самых больших забот моего отца – и моей тоже. В ходе нашей первой встречи с вами и доктором Кроу вы оба заверили, что так и будет. Это было одним из основных условий, на которых мы и заключили соглашение с вами.
Он кивнул:
– Ну, мы конечно же не хотим разрывать соглашение. Так дела мы не ведем. Я переговорю с доктором Кроу, и мы посмотрим, что тут можно сделать.
– Я вам очень благодарна, – сказала она. – Дело не терпит отлагательств. Уолтер очень расстроен. Мы к людям так не относимся.
Он внимательно смотрел на нее:
– Уверен, что мы сможем сделать исключение – может, что-нибудь найдем для него в нашем отделении в Слоуше. – Он вскинул брови.
– Благодарю вас. – Она с облегчением вернула письмо в сумочку.
– Мы большая компания, и у нас большое сердце.
– Приятно слышать, – сказала Монти.
– Я очень высоко ценю и вас, и вашего отца. И я искренне хочу, чтобы ничто не омрачало наши отношения или ваше мнение о «Бендикс Шер». Если у вас есть еще что-то на уме, не будете ли вы так любезны поделиться со мной? Хорошо? Моя дверь всегда открыта для вас.
– Спасибо, сэр Нейл.
Он лично проводил ее до лифта. Когда она была готова войти в него, сэр Нейл сказал:
– Мисс Баннерман, вот что я имею в виду. Пусть мы и глобальная организация, но, руководя ею, я стараюсь ничего не упускать из виду. Если вас или вашего отца что-то огорчает, вы должны обращаться прямо ко мне. Обещаете?
Она пообещала.
13
Барнет, Северный Лондон. 1946 год
Дэниел Джадд уже четвертую ночь лежал на спине, глядя в темноту. Руки его были туго примотаны кожаными ремнями к ножкам кровати. Жесткие края металлической рамы врезались в свежие ссадины, оставшиеся после прошлой и позапрошлой ночей.
Его ягодицы и спина кровоточили, потому что оба родителя по очереди задали ему трепку: от матери ему досталось прошлым вечером за отказ читать молитву перед сном, а от отца – за то, что не вознес, как следует, благодарность перед ужином.
Нос у него был заложен, и он хотел высморкаться, но без рук у него ничего не получалось. Кроме того, ему ужасно хотелось помочиться, но он слишком боялся позвать родителей – и в то же время со страхом думал, как его накажут, если он намочит постель. Так что он лежал, беспомощно сопя носом; глаза жгло слезами, а переполненный мочевой пузырь отдавался резкой болью в левом боку. Ему оставалось лишь смотреть в темноту широко раскрытыми испуганными глазами.
У них хвосты и жала как у скорпионов, и в их власти мучить людей пять месяцев.
Скорпионы!
Скорпионы доберутся до тебя, если не будет Божьей печати на лбу.
Он никогда не видел живого скорпиона, только картинки в энциклопедии да еще мертвого в музейной банке; он был меньше, чем Дэниел думал, размерами с большую пчелу. Черный и жесткий. Он представил, что сейчас пол покрыт ими, они ползут к кровати и вот уже добрались до ее ножек. Они кишат вокруг, хватаются черными когтями за свисающие складки простыни и собираются в ногах постели.
А у него нет на лбу Божьей печати, которая могла бы защитить его.
Родители рассказывали ему об этой печати, но добавляли, что он грешник и поэтому не имеет ее. Но он все равно продолжал вглядываться в зеркало в ванной и, к своему разочарованию, убеждался, что они правы.
Он не видел такой печати ни у своей матери, ни у отца, но они объяснили, что, когда ты получаешь ее, она тут же становится невидимой. Но ты-то знаешь, когда она появляется.
Сегодня вечером мать прочитала кусок о скорпионах:
– «…Она отворила кладезь бездонный, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма от кладезя.
И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, которую имеют земные скорпионы.
И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих.
И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека.
В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее, пожелают умереть, но смерть убежит от них».
Мать внушила ему, что если ночью его посетят грязные мысли, то скорпионы доберутся до него. Если он будет думать о прикосновениях. О занятии грязными делами.
Да, он думал о прикосновениях, думал о них и сейчас, думал, как возьмет это и позволит брызнуть моче, о том, как она вся выплеснется и избавит его от резкой боли в животике.
А это значило, что скорпионы уже подбираются к нему. Конечно же. Он напряженно прислушивался, ожидая услышать звуки когтистых лап, ползущих по ковровому покрытию, тихое поскрипывание и клацанье их, которые в любой момент могут вскарабкаться на простыню.
Стиснув зубы, он молча прислушивался. Он слышит их! Его постель ожила, она кишит насекомыми. В темноте он затаил дыхание, пытаясь за гулом пульсирующей в голове крови уловить звуки движения. Движения насекомых. Он закусил губу. Что-то…Что-то ползет по стеганому покрывалу. Вот оно.
Чирк. Чирк-чирк. Чирк. Пауза. Чирк-чирк-чирк-чирк.
Во рту пересохло от страха.
Чирк-чирк-чирк.
Еще ближе.
Чирк-чирк-чирк.
Он подавил невольный вскрик, сглотнул его и чуть не подавился. Он отчетливо слышал шорох когтей о полотно, на котором они оскальзывались, словно на льду. Вот они вцепились в него! Чирк-чирк-чирк.
Что-то коснулось его руки. Двинулось по рукаву пижамы; маленькое существо, затем другое и еще одно. Сквозь тонкую материю он чувствовал колющее прикосновение коготков. Они проползли вверх по рукаву, мимо локтя. Он представил себе маленькое черное создание с высоко задранным хвостом, завиток которого покачивался над его спиной. Он сглотнул спазм в горле. Все будет хорошо, если лежать неподвижно, вот это он и должен делать, лежать совершенно неподвижно,не подавая виду, как он испуган.
Этодобралось до его плеча. Затем что-то коснулось шеи, что-то холодное, жесткое, подрагивающее; затем он почувствовал, как его уколол первый коготь, острый как иголка; его тело содрогнулось от страха. Он чувствовал, как чьи-то лапы подминают его кожу; вот они проползли по шее и добрались до кадыка – каждый шажок был как укол иголкой. По подбородку, по нижней губе, через рот – теперь он мог обонять гнусный кислый запах этого существа. Оно проползло мимо его ноздрей и стало взбираться по скуле, подбираясь к глазу.
Оно собирается проткнуть ему зрачок…
– Мама! Мама! Папа! – завопил он. Его трясло от ужаса, он дышал короткими всхлипами, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. – Мама, папа, помогите мне, помогите, помогите!
Вспыхнул свет, мгновенно ослепив его. Пока он промаргивался, что-то перекрыло его правый глаз и тяжело легло на глазное яблоко. Тень исчезла, он услышал щелчок пальцев, и какое-то создание шлепнулось на ковер справа от него – оно лежало на спине и сучило лапками в воздухе: темно-коричневое, примерно в дюйм длиной.
Затем отец ногой в тапочке раздавил его на голых досках пола.
– Скорпион, – шепнул Дэниел, с трудом переводя дыхание.
– Что за чушь ты несешь, глупый маленький ребенок, – сказала мать.
– Это скорпион?
– Ничего подобного, это таракан. – Отец взял его двумя пальцами и поднес к лицу сына. Две из его ног содрогнулись и медленно расслабились; из лопнувшего живота тянулась какая-то оранжевая жидкость, и подрагивали усики.
– Это знак, – объявила его мать. Он смотрел на нее снизу вверх; она куталась в теплый ночной халат, ее мертвенно-бледное лицо лоснилось от крема, а взгляд был полон гнева. – Это знак от Бога, Которому известны все твои грязные мысли. – Она с силой ударила его по лицу. – Так ты думал о гнусностях?
Он в ужасе замотал головой. Мать снова ударила его.
– Ты лжешь! Сначала Бог послал тебе таракана, а за ним придут скорпионы. Ты должен покаяться! Каждый раз, как ты уходишь от покаяния, гнев Господа нашего возрастает.
Дэниел начал всхлипывать.
– Почему Бог так ужасно относится ко мне? – пробормотал он.
Мать в очередной раз, но еще сильнее ударила его.
– Нашего всемилостивого Отца, Который пребывает на Небесах, ты называешь ужасным? Да как ты осмелился?
– Я ненавижу Бога! – зарыдал он. – Я ненавижу Его! Я хочу убить Его!
Мать, завопив, вцепилась ему в волосы, плюнула в лицо и обрушила на него груду пощечин. Выбежав из комнаты, она вернулась с куском мыла, который попыталась засунуть ему в рот.
– Смой с языка свое богохульство! А то навечно отправишься в ад!
Отец бросил таракана в мусорную корзину.
– Покайся, сын, – сказал он, – пока не поздно.
Дэниел ничего не ответил.
Отец взял Библию с прикроватного столика и начал читать вслух:
– «…Головы у коней – как головы у львов, и изо рта их выходил огонь, дым и сера.
От этих трех язв, от огня, дыма и серы, выходящих изо рта их, умерла третья часть людей.
Ибо сила коней заключалась во рту их и в хвостах их; а хвосты их были подобны змеям и имели головы, и ими они вредили.
Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись в делах рук своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить.
И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем».
Затем его родители вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь.
– Ты будешь спать при свете, чтобы Господь ясно видел тебя, а ты сможешь понять, что нет разницы, светло или темно. Он видитвсе.
И теперь Дэниел лежал неподвижно, глядя на голую электрическую лампочку в переплетении коричневых пятен на потолке, где однажды случилась протечка; на окна без занавесей, за которыми стояла непроглядная ночь; на распятие на стене справа от себя. Его жгла ненависть. Ненависть к Богу. Ненависть к Иисусу на кресте.
Он сосредоточился на мысли о распятии. Бог так любил мир, что отдал ради него Своего возлюбленного Сына, и каждый, кто уверует в Него, не погибнет, а обретет вечную жизнь.
Он посмотрел на обнаженного мужчину с распростертыми руками, согнутыми поджатыми ногами и опущенной головой. Затем подумал о себе, лежащем здесь, тоже с распростертыми руками. Как они походили друг на друга!
Бог позволил, чтобы Его сына распяли на кресте. Бог убил Своего единственного сына. Ради спасения человечества. Бог относился к Иисусу не лучше, чем к нему относились его собственные родители. В груди у него вскипел гнев, который обжигал его, как раскаленный горн. Он почувствовал, как его обдает жаром. Он начал ощущать, как в его тело вливается какая-то странная энергия. Чувство силы и мощи, которое возникло внизу живота, разлилось в груди, наполнило руки и ноги. Его взгляд оставался прикованным к распятию, и теперь он видел его так ясно, словно оно было не в двенадцати футах на другой стене комнаты, а в нескольких дюймах от его лица.
Теперь он видел мучения распятого. Сведенные мускулы, скрюченные пальцы, ноги, умирающие, как конечности таракана. Распятие начало содрогаться. Сначала несколько легких колебаний, а затем их становилось все больше и больше. Усилием воли Дэниел приказал колебаниям усилиться. Еще сильнее!
Внезапно, без предупреждения, распятие рухнуло со стены на пол с громким треском, словно пистолетный выстрел.
Дэниел увидел две маленькие дырки в стене от выпавших гвоздей и свежую краску в форме креста, под которым охряная стена не успела выцвести.
Наконец он ухмыльнулся.
Он смог это сделать. Он смог одним лишь усилием мысли заставить распятие свалиться со стены! Его глаза упали на Библию на столе рядом с ним. Он сконцентрировал взгляд на ней. «Вспыхни пламенем, – подумал он. – Давай же, гори!»
Он еще отчаяннее уперся в нее взглядом, изгнав из головы все посторонние мысли, собрал все силы, всю свою властность и довел их до предела. Собраться. Собраться. Гори же, черт бы тебя побрал, жуткая, ужасная книга.
ГОРИ!!!!!
Раздался гулкий звук, словно звон падающего стекла. Окно! Оно взорвалось у него на глазах, превратившись в груду обломков; сначала порхнули несколько маленьких кусков, а затем вся панель выгнулась и длинными стеклянными кинжалами рухнула на пол.
Дверь стремительно распахнулась, и в комнату ворвались его родители.
– Что за… – начала его мать, но осеклась на полуслове, когда увидела на полу разбитое окно, а потом распятие.
Отец изумленно воззрился на эту обстановку, а затем проверил ремни, которые растягивали его руки. Родители посмотрели друг на друга, и мать тоже ощупала ремни.
– Дэниел, – произнес отец, – если у тебя нет печати Бога на лбу, значит, у тебя есть отметина зверя.
– Он дитя зла и должен быть спасен, – сказала мать.
– Ты понимаешь, что это значит, Дэниел? – вопросил его отец. – «Кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере перед святыми Ангелами и пред Агнцем. И дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его».
– Ты этого хотел? – завопила мать. – Ты хотел получить начертание имени зверя?
Дэниел посмотрел на свою мать и ничего не сказал.
