Текст книги "Алхимик"

Автор книги: Питер Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Господи, сколько же сюда вбухано денег!Монти бросила взгляд на отца, пытаясь понять, о чем же он сейчас думает. «Не упусти шанс, папа, – подумала она. – Пожалуйста».

В желудке у нее словно порхали бабочки; она отнюдь не нервничала перед встречей с сэром Нейлом Рорке, но боялась, что ее непредсказуемый отец выскажет отвращение к показной роскоши этого места и шумно покинет его. Он уже озирался с мрачным выражением на лице.

– Ты заметила – тут нет ничего, что говорило бы о компании, как таковой? Будь у меня столько места, я бы, черт побери, использовал его, чтобы показать хоть часть своей продукции.

Он произнес это с добродушным юмором. «Вот и оставайся таким, – с лихорадочным напряжением подумала она. – По крайней мере, пока не получишь предложение от них!»

Она посмотрела на брюнетку, которая печатала на клавиатуре компьютера. Монти подумала, что монитор перед ней может показывать внутренность лифта и не она ли контролирует его. И тут в дальнем конце помещения открылась дверь, в которой появилась безошибочно узнаваемая фигура сэра Нейла Рорке.

– Доктор Баннерман! Мисс Баннерман! До чего приятно видеть вас!

Он приветствовал их с веселым дружелюбием, у него был баритон теплой окраски, с привычными интонациями оратора, выступающего во время званого обеда. Облаченный в великолепно скроенный костюм в тонкую белую полоску, с густой копной вьющихся рыжеватых волос, он был необыкновенно элегантен. На лице лежала венозная сетка, рисунок которой говорил об обеденных залах, украшенных дубовыми панелями, о прекрасных винах и погруженности владельца в биржевые курсы. Тем не менее у него был вид добродушного дядюшки. В эти первые мгновения Монти пришлось сделать усилие, чтобы собраться и не забывать, что она находится в присутствии одного из самых могущественных в мире капитанов индустрии.

Он протянул руку, которая оказалась большой и розовой. Монти пожала ее и слегка удивилась крепости хватки, твердой как сталь. В то же самое время ей показалось, что она уловила искорку какого-то мерцания, которое мелькнуло в его глубоко посаженных глазах орехового цвета. Не сексуальную заинтересованностьили что-то в этом роде; это скорее было схоже с чувством, что он понимает ее, что он доподлинно знает, зачем она явилась сюда, и прекрасно осведомлен о проблемах, с которыми столкнулись она и ее отец, и хочет дать ей знать, что он на ее стороне, что они с ней участники одного заговора и она может доверять ему.

Когда он выпустил руку Монти и повернулся к ее отцу, у нее на мгновение промелькнуло ощущение, что она знала его всю свою жизнь. Теперь она начала понимать, почему так много людей тепло относятся к нему: всего за несколько секунд он стал для нее любимым дядюшкой, он собирается взять ее прогуляться по набережной, где купит ей маковое печенье и большую порцию мороженого с шоколадной начинкой, которая вылезает из него.

Она исподтишка посмотрела на отца, но его лицо ничего не выражало.

– Пройдемте в мой кабинет и пропустим по глоточку. Доктор Кроу, наш исполнительный директор, через несколько минут присоединится к нам за ланчем.

Рорке возглавил процессию, и Монти пошла по длинному коридору, стены которого с обеих сторон были украшены еще более странными полотнами.

– В свое время вы хотели быть художницей, не так ли, мисс Баннерман? – спросил хозяин дома, который, заложив руки за спину, шел между отцом и дочерью.

Монти нахмурилась, пытаясь сообразить, как он это узнал.

– Да… давным-давно.

– Но вы предпочитаете традиционную живопись. – Он развел руки и показал на абстрактные полотна. – Не думаю, что они вас интересуют.

Она посмотрела на него, не зная, что ответить, удивленная и растерянная.

– Я… мне никогда не доводилось углубленно изучать абстрактное искусство, – ответила она, не желая показаться грубой.

Рорке мягко улыбнулся, и в его голосе появились меланхолические нотки.

– Что ж… вы же видите, для всех нас жизнь полна путешествий, которые мы так и не совершили. – Он повернулся к ее отцу и с подчеркнутой многозначительностью сказал: – Не сомневаюсь, мы сможем договориться, доктор Баннерман, не так ли?

«Мне нравится этот человек, – подумала Монти. – Мне в самом деле нравится этот человек».

6

Барнет, Северный Лондон. 1940 год

Постельное белье рывком отлетело в сторону, и, казалось, одновременно вспыхнул электрический свет. Маленький мальчик в полосатой пижаме, лежавший с руками, сложенными на животе, моргнул, выныривая из глубокого сна.

– Пусть Господь простит тебя, Дэниел Джадд!

Голос матери. Костлявая ладонь ударила его по щеке, голова мотнулась в сторону так, что хрустнула шея. От холодного ночного воздуха его худенькое тело пошло мурашками. Мать возмущенно смотрела на него сверху вниз. Ее лицо было обрамлено седыми прядями, собранными на макушке в пучок, а мышцы на голой шее, выступавшей из разреза шерстяной ночной сорочки, напряглись от ярости.

После второго удара он увидел стоящего в дверях отца, тоже в ночном халате и шлепанцах. Тот смотрел на него. Мертвецки тощий, с кожистыми складками на лице, он напрягся от гнева.

– Господь простит нашего мальчика, – сказал отец, – ибо он не ведает, что творит.

Ребенок, моргая от резкого света лампочки, уставился на своих родителей. Руки матери, жесткие, как железо, схватили его запястья и с силой развели в стороны.

– Мы говорили тебе! – дрожащим от возмущения голосом сказала она. – Сколько еще раз мы должны говорить тебе?

Он отчаянно старался выдавить вопрос, спросить, что она имеет в виду, но его горло, перехваченное судорогой страха, было не в состоянии выдавить хоть звук. Он получил еще один удар по лицу.

– Вечное проклятие, – торжественно произнес голос отца. – Вот что ты заслуживаешь, греховное создание. Господь наш, Отец Небесный, видит все наши грехи. Плотские вожделения ведут к смерти; мы должны спасти тебя от тебя же самого́, от гнева Господа нашего.

– Ты порочный, непослушный и злостный грешник! – Голос матери поднялся до крика, и мальчик съежился от страха. И от растерянности.

– Разве ты не помнишь слова Господа нашего? – грозно вопросил отец. – Хотя они утверждают, что умны, они глупели, обменивая славу бессмертного Господа на образы смертных людей, и птиц, и животных, и змей?

Мальчик растерянно смотрел на отца. Нет, он не помнил. Ему было всего шесть лет.

–  И посему Господь оставил их предаваться грешным наслаждениям в своих сердцах и тела их купались в грязи. Господнюю истину они обменивали на ложь, они поклонялись и служили ложным созданиям, а не Создателю – Который всегда прав. Аминь.

Мальчик молча смотрел на него.

– Аминь! – повысив голос, повторил отец. – Аминь,мальчик!

Робко пробормотав «Аминь», мальчик избежал еще одного удара от матери.

Наступило краткое затишье.

Перепуганный, он лежал, вытянув руки вдоль тела, придавленный кипящей яростью своих родителей. Затем он услышал голос матери. Она говорила, полуприкрыв глаза, словно была в трансе и передавала указания, только что полученные ею на частоте, доступной только ей самой. Гневное выражение лица смягчилось улыбкой.

– Те, которые живут в соответствии со своей грешной натурой, думают только о том, чего желает эта натура, но те, кто живет в согласии с Духом Святым, мыслят лишь о том, что угодно Духу. Мысль грешного человека ведет к смерти, а того, кто подчинен Духу, – к жизни и покою. Потому что мысли грешного человека враждебны Богу, они не подчиняются Божьим законам и не могут принять их. И грешные существа с их мыслями не могут доставить радости Богу.

– Ты это понимаешь, Дэниел, не так ли? – Теперь у отца был мягкий, едва ли не умоляющий голос.

Мальчик лишь робко кивнул, потому что его мать продолжала говорить, не переводя дыхания.

– И если Дух Божий живет в тебе, то управляет тобой не грешная твоя натура, а Дух.

– Живет ли в тебе Дух Божий, Дэниел? – спросил отец.

Мальчик, помолчав, кивнул.

– Ты уверен, дитя?

– Уверен, папа, – испуганно пискнул он.

– Ты хочешь порадовать Господа, дитя?

– Да, папа, я хочу порадовать Господа.

– Если кто-то не чувствует в себе духа Христа, то, значит, он не принадлежит к Христовой пастве, – сказала мать. – Но если Христос в тебе, то пусть твое тело мертво из-за грехов, но дух твой живет, поскольку полон праведности.

– Ты это понимаешь, дитя? – Теперь голос отца потерял мягкость.

Мальчик ничего не понимал. Эта логика была вне его понимания. Тем не менее он знал, каких ответов от него ждут, знал единственный способ обрести покой, избежать очередной пощечины, избегнуть ситуации, когда его вышвырнут за порог и на всю ночь запрут в холодном сарае в саду. Он кивнул и еле слышно произнес «Да».

– Ты хочешь, чтобы Дух Божий жил в тебе, или хочешь обречь себя на вечное проклятие? – спросил отец.

– Дух, – пробормотал мальчик.

– Говори громче, Дэниел. Я не слышу тебя, и мать не слышит тебя, а если мы не слышим тебя, то и Господь Отец наш не сможет услышать тебя.

– Дух, – чуть погромче повторил мальчик, захлебываясь слезами, которые текли у него по щекам.

– Ибо, если ты будешь подчиняться велениям своей грешной натуры, – продолжила мать, – ты умрешь, но если ради Духа Святого ты отвергнешь порочные желания твоего тела, то будешь жить, потому что те, кого ведет Дух Божий, – дети Господа нашего.

Отец вплотную наклонился над сыном, и тот мог чувствовать теплоту его дыхания, видеть щетину на подбородке.

– Ты же не хочешь совершать гнусности со своим телом, дитя мое? Заверь в этом и твою мать, и меня, и, кроме того, заверь Господа нашего.

– Н-н-не хочу, – с ужасом пробормотал мальчик.

– Ибо ты обретешь не тот дух, который делает тебя рабом своих страхов, а получишь родство отца с сыном. И это к Нему мы взываем «Аве, Отче». И Дух этот – свидетельство, что в душе все мы Дети Божьи. И ты хочешь быть одним из Божьих детей, не так ли, дитя? А не сатанинским отродьем?

– Божьим дитем, – произнес мальчик.

– Итак, если мы дети, то, значит, и наследники – Божьи наследники. Как Христос. И если мы делим с Ним страдания, то, значит, нам предписано делить и Его славу.

Родители погрузились в молчание. Дэниел в свою очередь рассматривал их лица; холодные глаза внимательно изучали его. Он чувствовал их даже во сне, но не понимал, каким образом.

– Ты хочешь, чтобы мы спасли тебя от Божьего гнева?

Глядя на отца, Дэниел робко кивнул. Он заметил, что мать вышла из комнаты.

– Ты уверен, – снова спросил отец, – что не хотел бы оказаться в обществе Сатаны? В Аду, где тебя ждет пламя вечного проклятия?

Мальчик помотал головой.

– Можем ли мы сейчас вместе вознести молитву Господу нашему, дитя мое?

Дэниел кивнул.

– Отче наш, иже еси на небеси, – начал его отец.

– Отче наш, иже еси на небеси, – повторил мальчик, и в это время в комнату вернулась мать с двумя длинными кожаными ремнями в руках. Пока они продолжали возносить молитву Господу, она туго обвязала запястье его левой руки, после чего пропустила ремень под металлическую раму кровати и надежно закрепила его. Затем то же самое совершила с его правой рукой, так что теперь он лежал ничком на спине с крепко примотанными к кроватной раме руками.

– Это для твоего же собственного блага, – мягко сказал отец, когда мать кончила возиться с ним. – Дабы спасти тебя от тебя же самого в глазах Господа. Чтобы уберечь тебя от искушения прикасаться к запретным частям тела.

– И спасти всех нас от Божьего гнева, – добавила мать своим мрачным голосом, чуждым любви. – Спасти нас от твоих грехов.

Затем они выключили свет и закрыли дверь.

7

Лондон. Октябрь 1993 года

Обеденный зал директора размещался на сорок девятом этаже здания Бендикс. Он был настолько полон света и воздуха, что Монти не могла поверить, будто где-то тут нет скрытых окон, из которых струится естественный дневной свет.

Декор был все такой же: серые и белые тона времен Регентства, как в приемной, а обстановка включала в себя традиционный овальный обеденный стол красного дерева с соответствующими стульями; на стенах же висели полотна импрессионистов, школу которых она любила больше всего. За ее отцом на стене располагался натюрморт Дега, и она была не в силах отвести от него взгляд. Оригинал Дега. Не эстамп и не копия. Она сидит за ланчем перед подлинным Дега! Она никогда не видела ничего подобного за пределами галереи.

Меню было великолепным: запеченные устрицы, стейк и салат из экзотических фруктов в сопровождении замечательных белых и красных вин.

Баннерман расцветал на глазах. Откровенно говоря, он был на редкость хорош в компании, вот и теперь, когда за вкусным обедом шел живой разговор, главным образом о генетике, он явно чувствовал себя так, словно сидит в обществе своих коллег, а не ждет собеседования, от которого может зависеть его будущее.

Рорке ел и пил с нескрываемым аппетитом; доктор Кроу, словно по контрасту, едва прикасался к своим блюдам, но ножом и вилкой он манипулировал с мастерством хирурга. Словно подчеркивая раскованную непринужденность Рорке, он сидел безмолвно и неподвижно, изучая Монти и ее отца настороженными стальными глазами, от которых ничто не могло укрыться.

Пятидесятидвухлетний Кроу обладал своеобразной внешностью. У него было узкое, лошадиное, с острыми чертами и слишком близко посаженными глазами лицо. Это придавало взгляду столь сильную энергичность, что Монти порой чувствовала смущение. «Губы у него тоже странные», – подумала она. Они были очень тонкими, кроваво-красного цвета и, выделяясь на алебастрово-бледном лице, навевали мысли о декадансе.

Монти заранее поинтересовалась личностью Кроу и была поражена его биографией. В фармацевтической индустрии исполнительный директор редко бывал ученым, а Кроу, без сомнения, мог при желании сделать блистательную карьеру как исследователь. Он закончил Кембридж в числе лучших выпускников по биологии и фармакологии, а затем перебрался в Соединенные Штаты, где, специализируясь в области изучения иммунных систем, получил степень магистра.

По возвращении в Британию он три года работал в программе исследований в Королевском фонде изучения раковых заболеваний. Затем включился в работу отдела клинических испытаний в «Бендикс Шер» и через два года возглавил его. В тридцать шесть лет он стал самым молодым в истории компании руководителем ключевого отдела. Десять лет спустя, в 1986 году, он был назначен исполнительным директором. Его предшественник погиб в авиакатастрофе. Реактивный лайнер компании при таинственных обстоятельствах разбился, когда директор летел с рабочим визитом на завод «Бендикс Шер» на Филиппинах.

Если Рорке оказался на самом верху благодаря врожденным качествам лидера и силе личности, то Кроу, как показалось Монти, был скорее манипулятором. Она не чувствовала к нему неприязни, но в то же время не испытывала той симпатии, которую вызывал у нее Рорке. Тем не менее она понимала, как это важно для ее отца: один из руководителей компании – ученый. По крайней мере, с ним можно говорить на одном языке.

Дик Баннерман кинул в рот ломтик сыра и задумчиво прожевал его.

– Сэр Нейл, одно обстоятельство всегда вызывало мое любопытство – ваша одержимость секретностью.

Монти обеспокоенно посмотрела на троих мужчин. Эти слова были первым выражением настороженности ее отца. Кроу бесстрастно разломил бисквит, и в тишине этот звук прозвучал как выстрел.

Рорке улыбнулся и выразительно развел руки.

– Весьма разумный вопрос, доктор Баннерман.

Монти отметила, что, несмотря на дружескую атмосферу ланча, их хозяева не сделали перерыва, чтобы расслабиться, и сразу же перешли к сути дела.

– Вы увидите, – продолжил Рорке, – что наша индустрия сталкивается с оппозицией самого разного происхождения. Люди протестуют против повышения цен на некоторые лекарства, забывая, что сегодня создание нового лекарства и вывод его на рынок стоит более ста миллионов фунтов, а срок действия нашего патента весьма ограничен – мы еле успеваем окупить расходы. И среди общества защиты прав животных встречаются очень неприятные фанатики. Откровенно говоря, они столь же опасны, как и политические террористы. Мы храним информацию о секретах нашей компании, только чтобы уберечь акционеров, директоров и наших сотрудников. Все очень просто.

– Вы готовы сообщить мне имена акционеров?

Быстро обменявшись взглядом с Кроу, Рорке добродушно улыбнулся:

– Сегодня мы собираемся сделать вам предложение, доктор Баннерман. И если вы примете его, уверен, вы убедитесь, что у нас нет никаких секретов от вас.

Дик Баннерман откинулся на спинку стула и в свою очередь уставился на двух своих собеседников.

– Итак, что за предложение?

– Первым делом мы хотели бы предложить вам небольшую экскурсию, познакомиться с кое-какими исследованиями, которыми мы занимаемся, и продемонстрировать наше техническое обеспечение… если у вас есть на это время…

Подойдя к дверям, Рорке открыл их. Переступая порог, Монти поймала взгляд Рорке, который ей подмигнул.

Они вернулись в лифт, который поднял их сюда. Рорке посмотрел на объектив над дверью и четко произнес:

– Шестой этаж.

Дверь закрылась, и лифт мягко пошел вниз.

– Как он работает? – спросила Монти.

– Сочетание визуального и голосового опознания, – с довольной улыбкой сказал Кроу. – Система компьютерной идентификации. Компьютер, опознав внешность человека, получает указание найти ее в базе данных, где имеется и образец голоса, после чего принимает команду. Или отвергает ее.

Лифт остановился, и они вышли в широкий коридор с бледно-зелеными стенами, пол которого был затянут изумрудно-зеленым ковровым покрытием. Одна стена была значительно ярче другой, словно на нее падали лучи солнца, пробивавшиеся сквозь невидимые оконные проемы. Двери могли гордиться элегантными бронзовыми ручками, и, если не считать небольших смотровых окошек, прорезанных в некоторых из них, и легкого едкого запаха, этот коридор напоминал скорее пятизвездочный отель, чем лабораторный корпус.

Рорке вставил карточку в приемную щель, набрал на клавиатуре определенную последовательность номеров и вежливо пропустил вперед Монти с отцом. Они вошли в другой, столь же роскошный и очень длинный коридор. По обеим сторонам его тянулся ряд табличек с названиями отделов, графики, правила министерства здравоохранения и социальных служб и всевозможные плакаты. Вот это было куда более знакомо для Монти, да и запах кислоты, неизбежный в лаборатории молекулярной биологии, тут чувствовался сильнее.

– На этом этаже и на следующих двух над ним мы ведем чисто генетические исследования, – сказал Кроу, – а также сопоставляем результаты с нашими исследовательскими центрами в Рединге, Плимуте, Карлайле, Берне, Франкфурте и Шарлоттесвилле.

– Вы, кажется, возводите новую лабораторию в Слоуше, не так ли? – спросил Дик Баннерман.

– Да, – подтвердил Винсент Кроу. – На пустом месте ставим совершенно новый исследовательский кампус. По его завершении, а это произойдет через три года, он даст приют крупнейшей в мире лаборатории трансгенетики.

– И вся она будет размещаться под землей? – продолжал расспросы Дик Баннерман.

Кроу застыл на мгновение и тут же улыбнулся.

– Трансгенетика – да. А я и не знал, что об этом известно общественности.

– Насколько я знаю, двадцать семь акров подземных лабораторий? – сказал Баннерман и остановился, потому что его внимание привлек экран компьютера на стене, который выполнял роль электронной доски объявлений. На экране высветилось заглавие: «Новости „Бендикс Шер“, а под ним вспыхнуло сообщение: „Матернокс-11“: получено одобрение Управления по контролю за продуктами и лекарствами».

– Двадцать восемьакров, – уточнил Кроу.

– Почему под землей? Из соображений безопасности?

– Совершенно верно.

– И вы считаете, что такая среда будет способствовать работе? Что люди будут выкладываться изо всех сил?

– Как вы находите здешнюю атмосферу, доктор Баннерман? – спросил Кроу.

– Она производит сильное впечатление, – ответил тот. – Это я должен признать. И мне трудно поверить, что тут нет никаких окон.

– Слоуш ничем не будет уступать этому зданию. В формуле дневного света нет никаких тайн – строго говоря, большая часть его спектра довольно плохо влияет на организм. Мы просто использовали данные науки – усилили полезные качества и отфильтровали плохие. Здесь, в здании Бендикс, производительность труда на тридцать процентов выше, чем в обыкновенной рабочей обстановке.

– Хотел бы я посмотреть, как вы пришли к этим данным, – скептически произнес Баннерман.

Монти предостерегающе посмотрела на отца. Пока все шло хорошо, и Монти не хотела, чтобы он все разрушил внезапной вспышкой темперамента.

– С большим удовольствием, – ничуть не смутился Кроу. – Мы были настолько уверены в этих данных, что установили искусственное дневное освещение в наших новых больницах, и убеждены, что оно значительно сократит время выздоровления.

Дух новаторства, царящий в «Бендикс Шер», восхитил Монти. В этом, можно сказать, футуристическом здании, в присутствии столь могущественных и влиятельных людей она испытала чувство, будто ей позволили стать привилегированным членом сообщества, работающего на переднем краю науки.

Рорке провел их в обширную лабораторию, где Монти от зависти потеряла дар речи. Ей никогда и нигде не доводилось видеть такого оборудования, такого порядка: тянулись ряды и ряды белоснежных поверхностей, оснащенных первоклассной лабораторной техникой. Сотрудники, все в белоснежных халатах, казалось, наслаждались пространством и атмосферой сосредоточенной работы; Монти едва ли не физически ощущала, как у нее на глазах происходит нечто очень важное.

Указав на телевизионную камеру над дверью, ее отец с подозрением спросил:

– А это зачем?

– Обеспечение безопасности, – ответил Кроу. – Если кто-то засиживается за работой допоздна или даже в уик-энд и происходит несчастный случай, людям может понадобиться помощь. Служба безопасности присматривает за тем, что происходит в лабораториях, и, соответственно, успевает быстро реагировать.

Рорке провел их и через большинство других лабораторий. Они были разными по величине, но все одинаково хорошо оборудованы. Монти сравнила эту роскошь с их убогим пристанищем викторианских времен. Лаборатория генетических исследований Баннермана могла десять раз разместиться на единственном этаже этого здания. Монти охватил гнев при мысли о том, как они с отцом вели безнадежную борьбу за выживание. Гнев по отношению к правительствам, которые десятилетиями не обращали внимания на важность научных исследований, ко всем этим организациям и фондам, которые заставляли ее отца унижаться в просьбах хоть толики денег. Она посмотрела на него, питая тщетную надежду, что великолепие этого места и его заставит испытать волнение.

– О, мистер Силс! – внезапно повысил голос Кроу, приветствуя длинноволосого человека в белом халате, который только что вышел из одной двери и направлялся к другой. Как только тот осознал присутствие Рорке и Кроу, сразу же расправил плечи и подошел к ним. – Мистер Силс – старший техник нашего отдела генетики. А это доктор Баннерман и его дочь, мисс Баннерман.

Монти обратила внимание на восхищенное выражение его лица, когда Силс, узнав отца, уставился на него, а потом вежливо произнес:

– Очень рад встретить вас обоих.

Ему было примерно лет тридцать, прямые каштановые волосы закрывали лоб и падали на плечи. Когда он привычным движением отбрасывал их назад, было видно серьгу в мочке его левого уха. Он был бы вполне симпатичным, если бы не обильные оспины на коже лица – следы юношеских прыщей.

– Налажено у вас тут все просто великолепно, – признал Дик Баннерман.

– Благодарю вас. Боюсь, что немалая часть техники, которую мы тут используем, основана на ваших работах и публикациях.

– Извиняться не стоит, для того я и публиковал их – чтобы делиться знаниями. Вы разделяетемою точку зрения? – в упор спросил Баннерман.

Силс покраснел.

– Боюсь, что такие решения принимаю не я. Современное оборудование оченьдорого стоит, и, не сомневаюсь, вы с этим согласны, доктор Баннерман.

Монти восхитилась быстротой, с какой молодой человек обрел почву под ногами, и оживилась, слушая, как он объясняет принцип действия новой техники, которую они только что запустили. Он был олицетворением юношеской энергии, целенаправленности и понимания своей миссии. Она поймала себя на том, что невольно сравнивает его с пожилым старшим техником их лаборатории Уолтером Хоггином, который продолжал относиться к компьютерам как к непостижимой тайне и считал, что к любой новейшей технике надо относиться с подозрением. Монти понимала, что, как бы тепло она ни относилась к Уолтеру, на самом деле ей нужны люди калибра Силса – но они слишком дорого стоили.

Плоская золотая лягушка размером с футбольный мяч занимала центральное место на массивном столе сэра Нейла. Монти задумалась, не является ли она охотничьим трофеем, и непочтительно отметила, что она чем-то напоминает Рорке. Она не любила лягушек, и змеиная улыбка этого экземпляра заставила ее содрогнуться.

На столе располагалось еще несколько предметов: блокнот в кожаной обложке, серебряная подставка для ручек, диктофон, телефонный аппарат и компьютерный терминал и ни единого листка бумаги; внезапно она поняла, что не видела бумагу ни в одной из лабораторий.

Сбоку от стола стояла высокая белая конструкция, сначала Монти решила, что это система кондиционирования. Такие же машины она заметила и в лабораториях внизу. И лишь затем она припомнила, что недавно видела такие же устройства в кинофильме, и поняла их предназначение: бумагорезки.

Все вчетвером они расселись за столом для совещаний, и секретарша Рорке принесла им чай. Рорке помешал ложечкой в чашке, после чего заговорил:

– Доктор Баннерман, давайте будем откровенными друг с другом. Я знаю вашу точку зрения относительно патентования научных открытий, особенно в области человеческих генов, и готов поддержать ее. Но вы согласитесь с тем, что откуда-то должны появляться деньги, а наши доходы в «Бендикс Шер» идут от производства фармацевтической продукции, на которую у нас есть патенты. Жизнь патента в Великобритании составляет всего двадцать лет. На это время у нас есть эксклюзивные права пользования им. Но, учитывая те средства, которые мы должны вложить в разработку нашей продукции, на самом деле это очень короткое время.

Монти напряглась, ожидая, что отец вот-вот вступит в полемику, но, к ее облегчению, он сидел, совершенно бесстрастно глядя на Рорке. Пусть даже доктор Баннерман продолжал испытывать презрение к этому учреждению, на него произвело сильное впечатление все, что им сегодня показывали. Сегодняшняя экспозиция представляла собой демонстрацию самой лучшей исследовательской техники, которую только можно было купить за деньги.

– Мы могли бы подкинуть кое-какие средства вашей лаборатории в Беркшире, – продолжил Рорке. – Но я не думаю, что наши инвестиции таким образом дадут ценные результаты, и, откровенно говоря, я не думаю, что даже с соответствующим финансированием вы в вашем сегодняшнем положении сможете хотя бы приблизиться к вашему подлинному уровню. И доктор Кроу, и я – мы оба считаем вас самым выдающимся генетиком в нашей стране, а может быть, и в мире. И будут ли у нас совместные дела или нет, у вас впереди время больших творческих открытий.

Баннерман улыбнулся.

– Получи вы соответствующее оборудование и финансирование, я думаю, вы могли бы достичь гораздо большего – и это ни в коей мере не подвергает сомнению все, что вы уже успели сделать.

– Какого рода оборудование?

– То, которое вы видели здесь на шестом, седьмом и восьмом этажах; то, которое стоит на наших предприятиях в Великобритании в Рединге, Бирмингеме и Эдинбурге. Или за границей – в Берне, Франкфурте и Шарлоттесвилле. – Сделав паузу, Рорке поднес к губам свою чашку. – Мы делаем вам очень простое предложение: мы хотим, чтобы вы присоединились к «Бендикс Шер» и возглавили нашу всемирную программу генетических исследований.

Баннерман отрицательно покачал головой:

– Я очень польщен, джентльмены, но я ученый, а не бизнесмен. Я хочу заниматься исследованиями, а не руководить организацией.

– Мне кажется, сэр Нейл высказался не совсем ясно, – примирительно произнес Кроу. – Исследования – это именно то, чего мы хотимот вас. И больше ничего. В вашем распоряжении будут все человеческие ресурсы, и, стоит вам пожелать, «Бендикс Шер» предоставит вам любое оборудование.

Дик Баннерман ни минуты не колебался.

– Я не могу бросить своих сотрудников.

– Не думаю, что это будет проблемой, – сказал Рорке, выжидающе глянув на Кроу.

– Да, – немного помедлив, согласился Кроу. – Уверен, что мы сможем взять ваших ключевых сотрудников.

–  Весьмой штат состоит из ключевых сотрудников, – мгновенно отреагировал Баннерман. – Чертовски трудно вести работы в тех областях, в которых они специализируются. Я хотел бы получить от вас заверение, что никто из них не будет уволен. Кроме того, я хочу получить от вас заверение, что моя дочь сможет продолжить работу в качестве моей главной помощницы.

Монти понимала, что некоторых споров из-за сотрудников было не избежать, но ее поразило само предложение, и она была уверена, что теперь-то отец не отвергнет его.

– Можете ли вы точно сообщить, какой бюджет будет в нашем распоряжении и какое вознаграждение мы получим? – спросила она.

Кроу улыбнулся и, казалось, из чистого воздуха извлек два одинаковых документа, один из которых он протянул Монти, а другой – ее отцу. Это были первые образцы бумаги, которые Монти увидела в этом здании.

Крупные буквы шапки гласили: «Распространение ограничено: только для членов главного директората. Из офиса председателя». А внизу был заголовок: «Предложения с целью приобретения Лаборатории генетических исследований Баннермана».

– Эти типы – сущие педерасты, не так ли? – сказал Дик Баннерман, когда лифт стремительно летел на нижний этаж.

Монти приложила палец к губам, предостерегающе глянув на объектив над дверью.

– Они могут нас прослушивать, – шепнула она.

Он пожал плечами, но больше не промолвил ни слова, пока они не покинули здание и не подошли к машине.

– Почему ты их так обозвал, папа?

– Да вот за ланчем в голову пришло… они думали, что я прямо-таки поражен.

– А меня все поразило, – сказала Монти. – И компания, и ее сотрудники.

– У них есть вполне приличный инструментарий, – признал отец. – Несколько штуковин, с которыми хотелось бы поработать.

–  Несколько?

– Я обратил внимание на плюсы, – задумчиво произнес он. – Но увидел и чертовски много минусов.

– А вот я минусов не видела, – возразила она. – Ни одного.