Текст книги "Сэр Невпопад и Золотой Город"

Автор книги: Питер Дэвид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

7
ТРАГИЧЕСКАЯ УТРАТА

Я УВЕРЕН, вы не забыли, если, конечно, предположить, что вы не страдаете каким-нибудь расстройством ума, короче, вы не забыли слова, которые я говорил раньше: что был момент, когда я удивлялся, каково это – быть сухим; тогда мы отчаянно цеплялись за жизнь, пересекая море по Среднему Пальцу. И вот, очень скоро после того, как мы пустились в путь через пустыню под названием Трагическая Утрата, я забыл, каково это, когда поблизости имеется влага.

Мы не могли понять, что находится перед нами, пока не рассвело. Почва плавно поднималась, идти по ней было неудобно, и, как только забрезжил рассвет, мы поняли почему.

Рассвета я толком не увидел. Мы, кажется, целую вечность брели под ночным небом, и я уже стал думать, что не спал несколько дней. В какой-то миг, несмотря на протесты Шейри, я уселся отдохнуть. Должен признать, что эта девица умела вызвать невероятное раздражение, но ее упорство меня поражало. В свое время мне доводилось заниматься с замечательно выносливыми рыцарями, и любому из них пришлось бы сильно напрячься, чтобы потягаться с Шейри. Ее заявления о том, что нам нельзя останавливаться сократились едва ли не до назойливого бормотания, и я никак не мог сосредоточиться на том, что она там говорит. Помню только, как мое лицо осветило солнце, а сам я шатался из стороны в сторону, время от времени рывком приходя в себя. Первое, что порадовало мой взор, была Шейри – она сидела скрестив ноги неподалеку. Капюшон она натянула на голову, голову же свесила на грудь и дышала медленно и ровно. Я был почти рад увидеть мою плетельщицу спящей. Это давало некоторую надежду, что она, может быть, смертна.

Я медленно сел, потянулся как мог, чувствуя похрустывание в суставах. Потом оглянулся. И оглянулся еще раз.

Трагическая Утрата была первосортной пустыней. Она тянулась и тянулась – к горизонту и дальше, и нигде ничего не было. То есть вообще ничего. Только песок, праздно шуршащий по равнине. Ни травы. Ни деревьев. Ни одного, пусть самого маленького, кустика. Никакого намека на присутствие животных. Только песок. В одном направлении песок лежал небольшими холмистыми рядами, а в другом расстилался плоской равниной. Этот песок я уже ощущал на зубах, мне уже приходилось щуриться, чтобы он не попал в глаза.

Песок и пустота во все стороны, и только далеко-далеко – так далеко, что там, похоже, кончался мир – просматривалось что-то другое. Там, в этой дали, виднелось нечто похожее на череду гор, которая выглядела так же негостеприимно, как и все остальное.

Я оглянулся и увидел, что на песке не осталось наших следов. Их полностью занесло песком. Словно нас тут вообще не было.

Ну, если мыслить рационально, то это было даже хорошо. Что там с Бикси, было неясно; если ей удалось выжить после того, как ее смыло в море, тогда она сможет нас выследить и в аду. Но если она больше не является частью нашего уравнения, тогда Беликозу, покуда он желает за нами гоняться, придется прибегнуть к более традиционным приемам выслеживания, а в таком случае у нас есть все шансы оставить его с носом.

Но ничего из этих мыслей не пришло мне в голову. Мне не пришло тогда в голову вообще ничего.

Я не мог предположить, какое воздействие окажет на меня Трагическая Утрата. Однако, думая об этом сейчас, подозреваю, что должен был предвидеть.

Всю свою жизнь меня что-нибудь окружало. Большую часть времени – лес… Лес Элдервуд, где я вырос, изучая лесную науку и всяческие уловки, которые помогают оставаться в живых. А то я жил в замке, в покое и безопасности внутри четырех каменных стен. Да, я ездил, но обычно по лесным дорогам, или долинам, или полянам.

Я никогда не видал ничего подобного Трагической Утрате. Никогда. Такой пустоты… такого, чтобы вообще не было ничего. Даже теперь, когда я пишу эти строки, отделенный от тех дней временем и опытом, я ощущаю, как холодная рука стискивает мне хребет. Тогда же, когда я впервые неожиданно встретился со своим новым окружением, эффект был катастрофический.

Мой оглушенный рассудок даже не сразу заметил, как что-то происходит. У меня потемнело в глазах, а мир подернулся плотным белым туманом. Мне показалось, что Шейри зовет меня откуда-то издалека.

Я поднял на нее взгляд, стараясь на ней сосредоточиться. В грудь стучала невыносимая боль, и я понял, что перестал дышать. Я заставил себя сделать носом глубокий вдох и выдохнуть через рот. Горячий шершавый воздух вдыхался и выдыхался с мучительным трудом.

Меня била крупная дрожь, словно я страдал от холода, а не от жары. Сначала я решил, что заболел от быстрого перехода от мокрого состояния к сухому, но скоро понял, что это не так. Дрожь была вызвана не физическими ощущениями – она зарождалась у меня в сознании. Я трясся не от холода, а от страха. Вот как. Чистый, дурно воняющий страх забил мне нос, горло, мысли, парализовал меня.

– Вставай, Невпопад, – сурово произнесла Шейри.

Я замотал головой так яростно, что она чуть не слетела у меня с плеч.

Но Шейри повторила еще требовательнее:

– Вставай!

Я повиновался, но с большой неохотой, удерживая себя в равновесии при помощи посоха. Правая моя нога и в самых лучших обстоятельствах вела себя плоховато, а теперь и левая ослабела. Меня била такая сильная дрожь, что нога чуть не подогнулась подо мной и я едва не повалился на землю.

– Да что с тобой такое?

Шейри стояла прямо передо мной, глядя мне в лицо. Я посмотрел через ее плечо на бесконечный пустой пейзаж впереди нас, вокруг нас, позади нас. Никогда я не чувствовал себя таким голым, уязвимым, и тогда я действительно упал. Я тяжело повалился на колени и принялся яростно трясти головой, словно простое отрицание существования пустыни могло заставить ее исчезнуть.

Шейри села передо мной на корточки, взяла мое лицо в ладони и повернула к себе. Я видел, что она недовольна мной и даже разгневана, но тут плетельщица заметила неприкрытый ужас в моих глазах и не стала ни злиться еще больше, ни бросать меня в одиночестве, предоставляя мне справиться самому – а я, признаться, на ее месте так бы и сделал. Вместо этого лицо ее стало мягче, выражая почти сочувствие.

– Невпопад… что случилось?

Челюсть у меня дрожала, и мне пришлось приложить усилие, чтобы заставить себя говорить.

– Пустыня… за… заколдовала меня… за… пугала…

Удивительно, но из моих бессвязных слов Шейри все же смогла понять, что я пытаюсь сказать ей.

– Это не пустыня, – твердо сказала она. – В пустыне нет ничего таинственного. Это просто место. А ужас идет из твоей души. Оглянись, Невпопад. Тут только песок, да несколько барханов, да равнина. Здесь ничего такого.

– Ничего… Этого «ничего» я и боюсь.

– Что?

От замешательства она свела брови. Потом осторожно потянула меня, чтобы я встал. Ее рука легла мне на плечо, и хоть я и не почувствовал себя спокойнее, зато не стал бояться сильнее.

– Пойдем… пойдем со мной, Невпопад. Шаг за шагом. Ставь посох. Переноси ногу…

Ее голос звучал немного напевно, словно она разговаривала с ребенком. Тогда, однако, я едва ли мог обижаться на такое снисходительное отношение. Я слушался Шейри, сосредоточившись на ходьбе так же сильно, как, наверное, сосредоточен ребенок, начинающий ходить.

– Ну, – продолжала она, – почему же это «ничего» тебя так пугает?

Я очень хорошо понимал, что она делает. Она пыталась отвлечь меня болтовней. Моя противоречивая в своей основе натура заставляла меня не поддаваться на ее очевидные уловки, но я все же стал прислушиваться к тому, что Шейри говорила… Наверное, потому, что сам хотел понять, в чем же дело.

– Тут… так много «ничего»… так много…

– Да, совсем не то, что дома, – согласилась Шейри. – Там лес, деревья…

– Опасность… кругом опасность. – Дрожь в коленях передавалась и голосу. Какая молодец Шейри, что могла разобрать, о чем я говорю. – Мы тут… ничем не прикрыты… открыты со всех сторон…

– Если тебя пугает опасность, подумай вот о чем: дома опасность может прятаться на деревьях, под кустами, в пещере, в любой момент собираясь прыгнуть на тебя. А здесь, – и Шейри повела рукой, – не будет никаких неожиданностей. Ты заметишь опасность за много миль.

– А когда она подберется, – подхватил я мрачно, – спрятаться от нее будет негде. А потом… дело не только в этом…

– В чем же? – спросила Шейри.

Все, что я ощущал, что пытался выразить, вертелось у меня в мыслях, и правда соскочила с языка прежде, чем я понял ее.

– Это… это царство Смерти, – выпалил я.

Знаю, звучит глупо, особенно из моих уст. Такое банальное высказывание. Однако тогда я ощутил, что Смерть – реальная сущность, которая бродит по жестоким пескам, выслеживает тех, кто был достаточно глуп, чтобы забрести в ее владения. Я даже оглянулся через плечо, опасаясь, что Смерть может оказаться прямо за моей спиной.

Шейри недоверчиво на меня посмотрела.

– Что?

Я остановился и повернулся к ней. Мне опять стало трудно дышать, и пришлось собрать все силы, чтобы выдавить:

– Здесь… нельзя жить. Здесь… только умирать. Расставаться с жизнью. Можно умереть и в лесу… и в море. Но там есть другие живые существа. Здесь же – никого… Ничего. Здесь и живет Смерть. Здесь ее владения… мы в них вторглись. Мы… мы умрем здесь… – Я задохнулся, почувствовав себя слабым и беспомощным. – Умрем… Нас заберет смерть, потому что никто не должен здесь жить. Ничто…

– Ладно, ладно, я поняла, – вдруг нетерпеливо ответила Шейри. – Никто не должен здесь жить – ты все объяснил. Владения Смерти. Может, ты и прав. – Она равнодушно пожала плечами. – Может быть… Может, смерть ждет нас, и ждать ей осталось недолго.

Я не мог поверить, что она так об этом говорит.

– Тебе все равно? – осмелился я спросить.

– Да.

– Тебе все равно, что ты умрешь?

– Да.

– Чушь, – заявил я. Страх уступал место злости. – Это только одни слова. Все люди боятся смерти.

– Ну, это их проблемы. Но не мои.

Идти было нелегко, хотя я больше не дрожал. Песок под ногами разъезжался, и по подвижной поверхности идти было очень тяжело.

– Я тебе не верю, – заявил я.

– Отлично. – Шейри пожала плечами. – Не верь.

– Ты говоришь, что тебе все равно – будешь ты жить или умрешь.

– Я этого не говорила, – отвечала Шейри. Она была ниже меня ростом, но так уверенно двигалась по песку, что было трудно каждый раз догонять ее, чтобы услышать, о чем она говорит. – Если выбирать – жить или умереть, – я выберу первое. Но и последнего я не боюсь.

– Но это самоубийство, – запротестовал я. – Если ты не боишься умирать, тогда ты станешь попадать во всякие опасные ситуации, потому что страх смерти тебя не удержит.

– Есть грань между отказом от страха и простой глупостью, – возразила Шейри. – Конечно, нельзя быть настолько глупым, чтобы попадаться в смертельные ловушки. Хотя, если такие существа и встречаются, им лучше закончить свои дни в юном возрасте, пока они не успели наплодить себе подобных. Но дело в том, что страх смерти может привести тебя к гибели.

– Как? – Мне казалось, в ее словах нет смысла. – Ты не могла бы замедлить свой адский бег?

Шейри пошла помедленнее, но ненамного.

– Страх смерти может вызвать смертельную неуверенность, несовместимые с жизнью сомнения, – отвечала она. – Рев зверя и угроза смерти, которая его сопровождает, нужны для того, чтобы добыча замерла на миг. Хищнику этого как раз хватает, чтобы кинуться на свою жертву. Да вот посмотри на себя. Что хорошего может выйти, если от страха смерти ты будешь стоять и трястись посреди пустыни? Страх смерти парализует здравый смысл, заставляет выключиться твой инстинкт выживания. И что в этом хорошего, а? Да и что такого ужасного в смерти?

– Ты хочешь сказать, что это очень романтично? – ехидно спросил я. – Боль последних мгновений…

– Боль? – Шейри резко повернулась ко мне, и гнев в ее глазах даже напугал меня. – Умирать не больно, Невпопад. Больно жить. Те минуты, которые ведут к смерти, могут быть мучительными настолько, насколько люди изобретательны. Каждый миг жизни полон боли, а мы все же цепляемся за нее, собрав все силы и отчаяние, только чтобы вернуться к этой пытке, которую называем жизнью. Но смерть как прекращение боли и страданий… смерть, которая всего лишь момент, когда свеча гаснет… ее ты боишься до самой глубины души. Так жить паршиво, Невпопад. Паршиво.

Я опешил от такой горячности, но потом, немного придя в себя, заметил:

– Надо же, как далеко меня занесло.

– Нет, это я тебя завела. – И Шейри указала мне за спину. – Смотри.

Я обернулся и ахнул. Я не мог поверить, что мы прошли уже так много. Ползучие пески стирали наши следы, и этому я не удивился. Но я все равно не мог осознать, что мы ушли так далеко. Не то чтобы мы приблизились к чему-нибудь стоящему… но хотя бы отошли подальше оттуда, где были.

– Неплохо, а? – спросила Шейри, усмехнувшись. – А ты там сидел, так дрожа от ужаса, что не мог сдвинуться с места. Если бы не я, ты бы там так и трясся и причитал бы о царстве Смерти. Ради богов, Невпопад, – и она стукнула меня по руке. Мне стало больно. – Ты же рыцарь, – продолжала она. – Может быть, никому из рыцарей не удавалось еще получить титул таким странным образом, но ты рыцарь. В глубине души должна же у тебя быть сила! Вставай! Шире плечи! Гордись!

Вокруг нас крутился песок, а мы стояли там, двое, – Шейри, с вызовом во взгляде, и я, измотанный и настороженный, несмотря на все красивые слова.

– Как-то раз, – сказал я, – когда я проживал недалеко от Элдервуда… началась сильная буря. Страшный ветер. Мы с Тэситом были тогда в лесу, выслеживали проезжающих купцов. Ты помнишь Тэсита. Настоящий лесовик. Глаза как у ястреба, уши чуткие, как у кролика, – он чувствовал природу. Тэсит понял, что будет буря, незадолго до того, как она разразилась. Мы спрятались в пещере, и я помню, как выглядывал оттуда. Мне, наверное, было лет десять, не больше, но это было самое страшное зрелище в моей юной жизни. Сама сила ветра внушала… да, благоговейный ужас. И я видел, как травы сгибаются, полощутся на ветру, но крепко держатся корнями. А ветер, завывая, словно тысячи проклятых душ, навалился на огромные могучие дубы. Деревья держались как могли, а потом ломались и рушились на землю с таким треском, что я помню его до сих пор. Когда буря кончилась, я шел по лесу и не переставал удивляться, глядя на поваленные дубы. Такие величественные деревья повалил… воздух. Ничто. Дикая мысль. А трава, трава осталась. Все травинки были на своем месте. И торчали вверх, словно ничего и не происходило. Просто они знали, как дует ветер. Они остались жить, а дубы погибли. Это урок.

– То есть ты бы хотел быть травинкой, а не дубом?

Шейри никогда еще не говорила с таким сожалением.

– Вряд ли, но это иллюстрация к тому, какова жизнь.

– Если ты чему-то учишься в жизни, Невпопад, то знай – между жизнью и отсутствием смерти большая разница. Сейчас ты просто не умираешь. Но только когда ты отбросишь свой страх смерти, только тогда сможешь на самом деле считать себя одним из тех, кто живет.

Я покачал головой:

– Ты просто не понимаешь.

– Понимаю. Это ты не понимаешь.

– Я знал, что ты это скажешь, – вздохнул я.

Мы так и шли почти до самого полудня, когда жар от солнца стал просто невыносим. Путешествие по пустыне в разгар дня – явно не лучшая идея, но нам пришлось его предпринять, чтобы между нами и Беликозом, который, вероятно, станет нас преследовать, легло как можно большее расстояние.

Камень все еще был у меня. Меня удивляло отсутствие со стороны Шейри попыток забрать его, и я решил, что она просто дожидается момента, когда появится шанс. Поэтому мы не стали предаваться игре «А ну-ка отними», которая, конечно, послужила бы развлечением, но отняла бы и время и силы.

Остановившись, мы разбили как могли лагерь, принимая во внимание, что вокруг нас по-прежнему расстилалась негостеприимная пустая равнина. Несмотря на усилия Шейри, мой страх перед тем, что меня окружало, а точнее, не окружало, был такой же сильный. Я боролся с ним, надвинув капюшон на самый нос и глядя только на землю под ногами. По-прежнему внутренним оком я видел открытые просторы, но так хотя бы они не мешали мне идти.

Ясно, что больше всего нас заботила вода. Еда у нас тоже была, но мы могли позволить себе лишь маленькие порции, потому что человеческое тело способно протянуть без еды гораздо дольше, чем без воды. Я глотнул немного воды из бурдюка, подержал ее во рту, а потом проглотил. То же сделала и Шейри.

Я глянул вдаль, вперед, – похоже, это был юго-восток. Горная гряда выглядела все такой же далекой, как и раньше. Воздух мерцал от жары – я никогда такого не видел. Мне в голову вдруг пришла мысль.

– Вон те горы… это оттуда алмаз?

– Может быть.

О боги, эта женщина иногда вызывает просто бешенство. Честно говоря, всегда. Мне захотелось обругать ее от досады, но я решил воздержаться. Во-первых, уж очень было жарко, чтобы так напрягаться, а во-вторых, неразумно ссориться с тем, кто практикует магию. Но тут мне пришла в голову другая мысль, и я спросил, лежа, как и Шейри, под плащом, чтобы хоть немного уберечься от палящего солнца:

– Как ты считаешь, твои магические возможности восстановились? Какой-нибудь ливень сейчас бы пригодился.

Но Шейри только покачала головой, вроде даже с отчаянием. Ничего. Ничего у нее не было.

Я кивнул и еще раз взглянул на горы.

– Может быть, – повторил я ее ответ тоном неприкрытого отвращения. – Что заставляет вас, плетельщиков, так ценить и любить секреты?

– Мы их не любим, – возразила Шейри. – Мы их копим. Это вы их любите. Поверь мне, если бы вы знали, что у нас за секреты, вам бы они были не нужны.

Потом мы долго сидели не шевелясь, чтобы не расходовать силы, ели совсем мало и дожидались, когда сядет солнце. Все это время я беспокоился, что Беликоз со своими людьми может нас догнать. Я говорил себе, что им тоже нужно отдыхать и тоже не захочется пересекать Трагическую Утрату под палящим солнцем. Я даже пытался убедить себя, что Беликоз мог повернуть назад, решив, что мы погибли в свирепых волнах. Но при этом меня не покидало чувство, что я сам себя обманываю и в любой миг мы увидим его на равнине, несущегося к нам во весь опор, а нам и спрятаться негде, негде спрятаться…

В таком настроении особенно не расслабишься.

Я задремывал и просыпался, что никак не благоприятствовало отдыху. Как только я засыпал покрепче, так сразу оказывался в Ба'да'буме, а вокруг собирались тени, или снова я шел по Среднему Пальцу, и вокруг бушевали волны, или в пылающей таверне на меня прыгала Бикси.

Я проснулся, вздрогнув, весь в испарине и увидел, что солнце уже почти село. Невдалеке я заметил Шейри, свернувшуюся клубочком и тихонько посапывавшую. Я почувствовал зависть и гнев. Как она может так спокойно спать?

О боги! Пожар, тени, гонка по Пальцу… Сколько всего прошло времени? Несколько дней или недель назад я был счастлив и жил спокойно, и в один миг вся моя жизнь кончилась… а все из-за этой девушки, которая спит тут с такой безмятежностью, что ее можно принять за существо, ни в чем не повинное. Я же не сплю в кровати и не вижу сладкие сны в «Буггер-зале», а лежу навзничь в этой проклятой пустыне, стараясь, чтобы недавно обретенная боязнь открытых пространств не парализовала мою волю.

Тут я понял, что Шейри разглядывает меня сквозь полуприкрытые веки.

– Ты проснулся, – сделала она явно лишнее замечание.

Голос ее оказался хриплым и ломким от сухости. Не говоря ни слова, я вручил ей один из бурдюков.

Она помотала головой.

– Я подожду.

– Не надо. – Я и сам говорил почти так же, как она. – Если свалишься, мне от тебя никакой пользы не будет.

– Приятно такое сочувствие, – произнесла Шейри без всякого намека на иронию, но все-таки взяла бурдюк и сделала несколько малюсеньких глотков.

Мы посмотрели друг на друга, и я задал вопрос, который меня очень занимал:

– Почему ты меня не бросила?

Шейри чуть склонила голову.

– Бросить тебя? Что ты имеешь в виду?

– Когда я был…

Я задумался, подыскивая подходящее слово.

– Не в себе.

Наконец я его нашел.

Я старался смотреть только на Шейри, чтобы сузить обзор, иначе бесконечность вокруг снова стала бы мучить меня.

– То есть когда ты лежал и никакой пользы от тебя не было?

Я поморщился, услышав такие слова, хотя и сам их только что употребил. Кажется, Шейри была довольна, что бросила мне мои же слова. Но я не хотел заострять на этом внимание.

– Да, вот именно, – сказал я со всей прямотой, на какую был способен. – Я ни на что не был годен ни тебе, ни себе самому. Почему ты не ушла, оставив меня? Ты же меня не любишь, это ясно. Ты просто меня ненавидишь после того, что случилось с кольцом. Я бы решил, что ты воспользовалась случаем и пошла своей дорогой, а то и кинжал могла бы воткнуть мне между ребрами, чтобы отомстить.

– Как правило, плетельщики не увлекаются местью, – сказала Шейри.

– Не увлекаются? Ты пыталась лишить меня жизни при помощи молнии.

– Ну… я никогда не соблюдала особых правил, – признала плетельщица. Это было похоже на шутку, но она не улыбалась. – Мы имеем дело с силами природы, – продолжала она. – Природа обычно все замечает и соответствующим образом отвечает на воздействие. Дурные дела вызывают дурные последствия, Невпопад. За ними следует наказание.

– А это что? – спросил я, указывая на пустоту вокруг. – Моей таверны больше нет, у меня опять ничего не осталось в этой жизни, я снова спасаюсь от не знающих жалости безумцев-варваров. Это недостаточное наказание за то, что случилось?

– Это решать природе.

– Загадки плетельщиков, – фыркнул я в негодовании, хлебнув немного воды. Губы у меня запеклись и потрескались, кажется, они едва заметили влагу, так как потеряли способность ее впитывать. – Ты не ответила на мой вопрос. Зачем тебе лишнее бремя в виде меня?

– Потому что я – героиня этой истории, – гордо ответила Шейри. А ты – мой закадычный друг. Или ты забыл?

– О-о-о нет! – ответил я.

– О да. В таких приключениях всегда надо иметь закадычного друга, чтобы герой выглядел как можно героичнее. Для контраста. Ты – контраст моему героизму.

– А ты – контраст моему здравомыслию. Я ничей не «закадычный», и я сам буду главной фигурой в моем собственном приключении… какое бы оно ни было, – закончил я без всякого энтузиазма.

Шейри пожала плечами.

– Ты бы меня бросил?

– Не задумываясь.

– Вы лжете, сэр рыцарь.

– Не называй меня так. И я никогда не лгу.

Тут Шейри расхохоталась. Несмотря на севший голос, смех ее был таким же музыкальным, как и в предыдущий раз, когда я слышал, как она издает подобный звук.

– Никогда, – повторил я, защищаясь.

– Ты?

– Да.

– Никогда не лжешь?

– Никогда.

– Невпопад, – она покачала головой, – как ты можешь говорить такое с честным видом?

– Я никогда не лгу, – повторил я и прибавил потише: – Я просто по-другому определяю правду, вот и все.

– И это определение таково: «правда – это то, что помогает тебе прожить до следующего мига».

– Я не почту такой комментарий ответом, – насмешливо ответил я, покрепче упер посох в песок и встал.

Я слегка подпрыгнул, прежде чем найти равновесие, – как всегда делаю, когда поднимаюсь. За свою жизнь я с болью убедился, что ходьба – это только разновидность управляемого падения. Толкаешь вперед одну ногу, теряешь равновесие, а другая нога предохраняет тебя от падения и держит баланс до следующего шага. Поскольку моя правая нога не могла справиться с задачей помешать падению, эту задачу приходилось брать на себя посоху, и иногда мне нужно было какое-то время, чтобы утвердиться вертикально.

Шейри, сидя на земле, наблюдала за мной. Потом она сказала:

– Там, на Пальце, когда меня чуть не унесло в море, ты меня вытащил. Ты же не бросил меня, когда мог. Почему?

– Потому что это ты меня во все втянула, – ответил я. – И если мне придется пострадать, я должен быть уверен, что и ты находишься рядом со мной, разделяя каждую минуту веселья. Вот так.

Не похоже было, что Шейри мне поверила. Но меня это не особо заботило. Я посмотрел на горы вдали.

– Мы идем куда-нибудь или просто откуда-то?

– Там, за горами, – отвечала Шейри, – города. – В ее голосе слышался настоящий восторг. – Ты не поверишь, Невпопад. Ты таких городов никогда не видел. Одни посвящены искусствам, другие – наукам. Наполненные чудесами, каких ты, наверное, и представить себе не можешь. Там живут мирные люди, ученые люди. А еще там есть города с базарами, где разносчики продают такие экзотические товары, что всякое воображение сдается. Лакомства, каких ты никогда не пробовал. Скажи, Невпопад, ты знаешь, что такое… шоколад?

– Ша-кал-ад? – Я покатал слово на языке.

Она кивнула.

– Нет. А что это?

– Он сладкий. Маленький, коричневый, круглый…

– Как какашка?

Она яростно замотала головой. Сейчас она походила на ту маленькую девочку (какой я ее представлял), которая только через много лет повзрослеет, чтобы стать моей личной мучительницей.

– Нет. Он очень вкусный. Не знаю, где они его берут, но ты увидишь… увидишь…

– Как увижу? На какие средства? – Я похлопал себя по бокам. – У нас денег негусто. Да, несколько монет наберется, но откуда нам знать: может, там, куда мы идем, такие деньги не в ходу? – Я заговорил жестче: – Скажи мне и оставь эти свои секреты: мы найдем богатства в горах? Это там лежат алмазы? Ты меня шпыняешь за то, что я будто бы не правдив, но и сама не очень-то пускаешься в объяснения. А?

– Да, хорошо. Да, – нетерпеливо ответила Шейри, и я так и не понял, врет она или нет. – Это все, что тебя заботит, Невпопад? Богатства?

– И прожить подольше, да. Почти все.

Шейри раздраженно фыркнула, давая понять, что разговор окончен, и пошла. Я подстроился под ее шаг.

И мы шли.

И шли.

Я то и дело оборачивался, боясь, что показались наши преследователи. И все время боролся с боязнью бескрайней пустоты. Мне буквально приходилось сосредотачиваться каждую минуту, иначе бы моя решимость быстро ослабла.

И вот мы шли.

Ночь сменялась днем, мы прятались под плащами, а потом, ночью, опять шли. Вперед и вперед, и конца не было Трагической Утрате.

А горы…

… все…

… никак…

… не приближались.

Милю за милей мы шли, ковыляли, спотыкались, тащили свои тела неизвестно какими силами, а горы и города, которые вроде как лежали за ними, оставались не только вне пределов досягаемости, но ровно на том расстоянии, что и вчера, и позавчера, и поза-позавчера. Я знаю, звучит глупо, но мне казалось, что горы кто-то отодвигает от нас. Что это такая огромная обманка, декорация, до которой мы никогда не доберемся.

Был пятый день, а может быть, шестой. В тот день кончилась вода. Еда тоже кончалась, но именно конец запасов воды означал конец нашей жизни. Ощущение, что Смерть следит за нами, вернулось в мой воспаленный рассудок. Я мог поклясться, что ощущаю ее горячее дыхание у себя на затылке. Когда я спал, она заглядывала горящими глазами прямо мне в душу. Когда просыпался, я четко знал: она спокойно ждет, когда мы наконец свалимся. Время было на ее стороне. Ей не надо было ничего делать: затевать битвы, устраивать состязание умов или испытания физической силы. Надо было только ждать. Ей не надо было приходить за нами: мы сами шаг за шагом мучительно приближались к ней.

Еще хуже было то, что раны, которые мы получили от стрел, воспалились. Конечно, могло быть, что противоядие, которое изготовила Шейри, спасло нас от смерти на месте… Но какая-то зараза все равно поселилась внутри, забирая те немногие силы и решимость, что еще оставались. Проще говоря, мой зад болел, как в аду. Я мало сидел, дело было не в этом. Однако чувство постоянного жжения, которое сначала ограничивалось поясницей, за несколько дней распространилось во все стороны. Теперь каждое движение бедер причиняло невыносимую боль.

Шейри чувствовала себя ненамного лучше. Она стала хромать еще сильнее, чем я. Но ничего не говорила. Она даже не признавала, что с ней что-то не в порядке. Я часто видел, как она пытается своими силами справиться с болью, делая глубокий вдох и медленно выдыхая, почти закрыв при этом глаза. Словно она старалась прогнать боль усилием воли или хотя бы отгородить ее где-то в сознании так, чтобы можно было не обращать на нее внимания. Но иногда ей было очень больно, и тогда я слышал, как, ступив больной ногой, она с шумом втягивает воздух сквозь зубы. После этого плетельщица собиралась с силами и снова напускала на себя непроницаемый вид.

Но меня она не могла обмануть.

Она умирала.

Мы оба умирали.

Солнце поднялось – дьявол знает, который это был день, а мы сидели, уныло глядя друг на друга. Мы бросили пикировки и подшучивания, а также и философские споры. Два человека глядели друг на друга, гадая, кому выпадет наблюдать смерть другого, прежде чем она возьмет его самого. Мне казалось, что язык у меня распух до такой степени, что стал в три раза больше. Губы потрескались так, что кровоточили бы, если бы в теле было достаточно влаги, чтобы кровь могла течь. Боль от раны охватывала уже всю нижнюю часть моего тела, начиная от поясницы. Я подозревал, что уже не способен ни к какому движению, а проверять это подозрение у меня не оставалось сил. Сухие глаза болели. Болели даже волосы. Думаю, мы оба понимали, что зашли так далеко, как только могли зайти, а горы не приближались. Ну да, моя догадка подтвердилась: это была просто жестокая шутка. Как и вся моя жизнь.

– Я видел лица, – проскрипел я, когда солнце поднялось в зенит.

Шейри с любопытством посмотрела на меня, не понимая, о чем это я говорю. Я же не понимал, почему заговорил. Мне просто казалось, что у меня есть что сказать.

– В волнах. Когда они бились вокруг нас. Я думал… лица. Они следили за нами.

Шейри ответила, и я сначала не понял, что она говорит, потому что звуки, срывавшиеся с ее губ, совсем не походили на человеческую речь. Я покачал головой, показывая, что не понимаю. Шейри повторила, и на этот раз я почти понял ее.

– Боги? – переспросил я. – Ты сказала…

Не знаю, как бы звучал голос из могилы, но, наверное, он бы очень напоминал тот, которым говорила, исказив лицо, Шейри.

– Боги, – повторила она хриплым шепотом. – Морские боги. Наверное…

– Почему? – поинтересовался я. Может быть, «поинтересовался» – слишком сильное слово, потому что бывают и покойники, у которых сил больше, чем было у меня в тот момент. – Почему?..

Шейри сделала какое-то движение, которое могло быть пожатием плеч, только у нее не хватило сил закончить его.

– Боги… наверное… заметили… тебя…

– Замечательно, – заворчал я. – Замечен богами. Ну, теперь понятно… отчего мне так везет…

Шейри улыбнулась, хотя даже такое простое действие было для нее мучительно. И это были последние слова, которыми мы обменялись в Трагической Утрате. Мы не двинули ни одним мускулом до самого конца дня, а когда наступила ночь, я попытался встать. Я собрал всю свою волю, и, хотя мне пришлось напрячь все оставшиеся силы, эта затея мне удалась только наполовину, а потом я повалился лицом в песок.