Текст книги "Важна только любовь"

Автор книги: Петти Стэндард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 2

Каттер налил соуса в кратер, проделанный им в целой горе картофельного пюре.

– Так что, если покрыть пол под ванну медью слоем три четверти дюйма, придется потом сверлить балки. – Он протянул руку, точно так же налил соуса в тарелку отцу и аккуратно поставил соусницу в красивых розочках на скатерть.

– Иногда так и приходится поступать. – Питер Мэтчет терпеливо ожидал, пока жена нарежет ростбиф на мелкие кусочки и повяжет ему салфетку. – Надо только обить балки фанерой, и все в порядке.

– А для кого это ты делаешь ванную, дорогой? – поинтересовалась Мэри Мэтчет, склонившись над тарелкой мужа.

– Ее зовут Адриана Родес, работает в банке. Муж недавно погиб в автокатастрофе.

– Что ж, очень печально. – Мать подняла глаза на сына. Взгляд – сама невинность за стеклами очков в тонкой позолоченной оправе. – Она хорошенькая?

– Угу-у…

– А сколько ей лет?

– Моложе меня.

– А тебе нравится ее дочь? Она…

– Мэри!

– Мама!

Мужчины одновременно положили конец потоку вопросов. Каттеру не хотелось, чтобы мысли матери принимали такое направление, но разве ее остановишь… В этот вечер его мысли тоже не раз обращались к Адриане Родес – трудно не вспоминать эти огромные золотисто-медовые глаза и светлые волосы, и…

«Забудь!» – приказал он себе и занялся едой. Ему и раньше кружили голову хорошенькие девушки. У него на счету два скоропостижно скончавшихся брака. Все, хватит! Больше ему неинтересно.

– Я просто рада, что ты нашел работу, вот и все, – попыталась оправдаться Мэри, садясь за стол. – Говорила на днях с твоим братом. Знаешь, его назначили старшим менеджером целого супермаркета.

– Да, ты уже сообщила об этом.

– Том работает семь лет, давно пора дать ему собственный отдел. Сейчас особенно кстати – Люси снова беременна. Клянусь, я всегда считала, что ему надо работать в магазине – ведь он кормит столько ртов. – Мэри взяла вилку мужа и помогла ему сжать скрюченные пальцы. – В общем, я сказала ему, что раз уж у него хорошо идет работа, так задержись там надолго…

– Мам, сколько раз я тебе говорил, что никуда не собираюсь уезжать. Голос Капера звучал ласково – не раз уже это проходили. – Вернулся два года назад.

– Господи, так давно? Два года… Боже, Боже! – Мэри встряхнула салфеткой и постелила ее на колени, прикрывая платье в розочках, почти таких же, как на соуснице. – Когда ты в последний раз оставался на одном месте по два года? В том городе в Германии, где стена, да?

– В Берлине, Мэри, ну как ты не можешь запомнить, – проворчал отец.

– Конечно, Берлин, знаю – просто название выскочило из головы.

Каттер улыбался – как хорошо сидеть с ними за ужином, слушать эти разговоры… Он очень скучал по родителям в те годы, что провел в Берлине, Праге, Варшаве и Москве. Мать поседела, стала рассеянной, но все еще готовит, как ангел, одевается, как Джун Кливер, и живет для внуков – теперь, когда он сам и его брат выросли.

Отец выглядит, как всегда, – худощавый, с угольно-черной шевелюрой, в брюках и рубашке неизменного цвета хаки – постоянная его форма, сколько Каттер себя помнит. Изменились только глаза – ввалились, будто желая спрятаться годы боли очертили вокруг них глубокие морщины. И еще, конечно, руки.

Каждый раз, когда Каттеру приходилось что-нибудь чинить, неважно – джип или крошечный часовой механизм, – он вспоминал эти руки. Отец постоянно держал на видном месте отвертку и то и дело что-то чинил: тостер, велосипедную цепь… Он всегда знал, как сделать, чтобы старая печка снова заработала. Большие, сильные руки терпеливо извлекали занозы из грязных мальчишеских пальцев. Эти ласковые, любящие руки могли починить для Каттера весь мир.

И сам он, гуляя по старым аллеям древних европейских столиц, думал, что тоже способен что-то исправить, починить – изменить мир, сделать его лучше… Внезапно мясо у него во рту потеряло вкус, стало пустым. Взгляд опустился на скрюченные пальцы отца – распухшие суставы, настолько измученные артритом, что он не в состоянии держать отвертку, не то что пользоваться ею. Такие же бесполезные, каким оказался и он со своими мечтаниями на старых аллеях.

– Я рада, что Каттер теперь дома – здесь он и нужен, – молвила мать. Знаешь, милый, отец и я не становимся моложе.

– Говори за себя, старушка, у меня еще есть порох в пороховницах. – Отец иронично приподнял бровь. – Вообще-то я посматриваю на эти тренажеры: если с ними заниматься, можно за шесть недель приобрести стальные мускулы. Каждый день по телевидению шоу. Стальные мускулы, представляешь?

– Ну, если тебе это нужно, так ладно, – фыркнула Мэри и опустила вилку. Но я хотела поговорить с Каттером о… – Мэри заколебалась.

Каттер перестал есть, его охватило беспокойство.

– О чем, мам?

– Знаешь, для меня и твоего отца все становится слишком трудно.

– Мэри, сейчас не время обо всем этом говорить. Дай мальчику поесть в тишине и спокойствии.

– Возьмем, к примеру, этот дом. Сарай пришел в запустение и в прошлом году рухнул, я просто не могла поддерживать его в нормальном состоянии. Вот о чем я говорю.

– Знаю и буду рад помочь восстановить его, – ответил Каттер. – Ты, мам, составь список, что тебя беспокоит. Со следующей недели начну разбираться, ладно?

– Очень мило с твоей стороны, дорогой, но отец и я думали о том, чтобы…

– А что у нас на десерт? – прервал ее Питер с такой поспешностью, что Каттер удивился – кого он хочет обмануть? – Весь день чуял запах яблочного пирога.

Мать улыбнулась с видимым напряжением и отодвинула свой стул.

– Том утром принес яблок, забраковали в магазине, – с гнильцой, но вкусные, спелые. – Поднялась и пошла на кухню.

Очевидно, отец выиграл этот раунд. Каттеру оставалось только догадываться, из-за чего, собственно, разгорелся бой. Он ел пирог и все посматривал на родителей с растущим беспокойством: что еще за тайны в собственном доме?

Адриана сама предложила помощь в разъездах, и Каттер на следующее же утро решил отправить ее на склад стройматериалов на другой конец города. Путь через весь город и обратно займет не менее двух часов, а он тем временем завершит поиски в спальне – пока она не начала там генеральную уборку.

Каттер никогда не видел, чтобы кто-то так убирался: словно за уборкой стоит какая-то иная, темная цель – словно выполняется важная миссия.

Когда он услышал, что подъехала ее машина, уже перевалило за полдень. Он облазил все пыльные закоулки – никаких денег, кроме десятицентовика под кроватью.

– Привезла вам обед. – Адриана сунула голову в кладовку. – Ого, да вы уже установили ванну! Здорово смотрится!

– Как и это. Спасибо. – Каттер указал на пакет у нее у руках – из него выглядывали золотистые ломтики поджаренной картошки.

Да она и сама выглядит… тоже здорово смотрится. Ему понравилось, как футболка облегает ее стройную фигуру, а хлопковые шорты обтягивают бедра.

– Не за что.

Этим утром Адриана старалась быть с ним еще вежливее обычного, говорить как можно дружелюбнее, но очевидно, что ей неуютно. Вчера она застала его врасплох, и он был угрюм от отвращения к себе и привлекательности этой женщины. Но сейчас он спокоен и собран. Красивые женщины обычно становятся лучшими агентами. Вы смотрите на них, дотрагиваетесь – и тут же забываете обо всем. Каттер слишком хорошо знал об этом их свойстве и приготовился быть приятным собеседником – самым милым и благожелательным сантехником в штате. Они поболтают, она расскажет ему кучу всякой всячины, словно лучшему другу.

Пока Каттер мыл руки в кухонной раковине, Адриана раскладывала гамбургеры и жареную картошку.

– Итак, – произнесла она с улыбкой, когда они сели за стол, – мне очень нравится, как идут дела. Сколько лет вы работаете сантехником?

Вот тебе и лучшие друзья!

– Два года, с тех пор как вышел на пенсию из армии. Но отец был строителем, так что я вырос на этой профессии.

Болтовня, болтовня… Он поднял глаза, желая встретиться с ней взглядом, так сказать, наладить контакт, и поймал себя на том, что зачарованно наблюдает, как она обмакивает картошку в кетчуп и отправляет в рот: губы блестят от масла, к ним прилипли кристаллики соли…

– В каком роде войск вы служили? Он откусил большой кусок от гамбургера, неторопливо прожевал и только потом ответил:

– Флот.

– Сделали карьеру?

– Двадцать лет. – Он проводил взглядом ее язычок, облизнувший губы.

– Что ж, это вполне объясняет вашу выправку.

– И стрижку заодно, – согласился Каттер. Адриана улыбнулась в ответ на насмешливый изгиб его губ. Сегодня он уже не такой недотрога, да и она немного расслабилась. В конце концов, все не так уж плохо. Он – бывший военный. Жесткий, очень ответственный. Двадцать лет службы – тут не обойтись без твердого характера. Босния, Сомали… Она остановилась, не донеся до рта очередной кусочек картошки.

– Вьетнам?

На секунду он замер, а потом спокойно потянулся за чашкой.

– Нет, там я не был.

– Не слишком популярная война. Особенно после того, как все кончилось.

– Да, правда.

Она помолчала, но Каттер больше ничего не сказал, только доел гамбургер и вытер пальцы бумажной салфеткой. За кухонным столом он кажется неуместно большим, слишком мужественным, чересчур… Она не могла бы объяснить словами свое чувство, но что-то заставляло ее беспокойно ерзать на стуле.

Адриана не привыкла к действию тестостерона, если именно он сейчас наполняет ее вены. Все гормоны, с которыми ей обычно доводится встречаться, надежно заперты в темные костюмы с непременными галстуками и заглушаются запахом лосьона после бритья, охраняются свадебным кольцом и фотографиями детей на столе. Должно быть, он почувствовал ее взгляд, потому что поднял глаза, снова холодные и невыразительные – такие могли бы принадлежать большой хищной кошке. Нет, скорее, коту.

– Разведка, – заключила она. – Вы и сейчас – разведчик.

Ну вот, снова они вернулись к имени, званию и серийному номеру, думала Адриана, отчаявшись. Она-то старалась быть вежливой, поддерживать беседу, а не выпытывать у него государственные тайны. Ей еще предстоит доесть почти половину гамбургера, и им придется это время о чем-то говорить. Что ж…

– Должно быть, это было чудесное время – служить в армии, когда кончилась «холодная война», знать, что ты принял участие в разрушении Берлинской стены…

– Ее и не нужно было разрушать. – Его пальцы сжали салфетку, скатали в шарик. – Сама развалилась бы через несколько лет под собственной тяжестью.

– Но…

– Разваливающиеся заводы, устаревшие методы ведения хозяйства – вот что разрушило ее, а не разведка, как принято считать. Нам надо было только подождать конца. – Внезапно Каттер встал и кинул смятую салфетку в бумажный кулек. – Мне пора возвращаться к работе. Спасибо за обед.

Вот так! Она тоже встала и взяла кулек, который он ей протянул. Ее пальцы лишь слегка коснулись его руки, но по ней туг же побежали горячие токи – вот уж неожиданно, вовсе ни к чему ей это возбуждение.

Адриана вздрогнула и оторвалась от него, прервав контакт, который подействовал на нее, как мощный взрыв.

– Пойду готовить ужин – лазанью и пирог для Лизы, она любит поесть сладкого после школы. – И сверкнула своей самой вежливой улыбкой; стараясь не переборщить и не выглядеть, как модель с рекламного плаката.

Каттер просто кивнул и направился обратно в кладовку. Шел и разминал пальцы, будто стараясь стереть ощущение от ее прикосновения. Именно такие прикосновения и заставляют мужчин делать очень большие глупости.

На кухне гремит посуда – Адриана готовит Лизе сладкое. Вообще-то девочке совершенно не нужно есть сладкое, особенно после школы, размышлял он, протискиваясь в темное, тесное пространство под полом через узкую дыру. Гораздо лучше погонять ее вокруг дома.

«Не твое дело», – напомнил он себе, ложась на спину прямо в грязь, чтобы подсоединить слив к трубе. Да и, кроме того, все равно он не может ничего посоветовать. Если и усвоил что-то за двадцать лет службы, так только то, что ему не дано ничего исправить. Эта истина досталась ему тяжело, зато запомнилась накрепко.

Он помнил, как горды были родители, когда он записался во флот – летним днем, через неделю после окончания колледжа. Отец тоже в свое время служил во флоте и вспоминал эти два года с теплым чувством. Каттер собирался пойти по его стопам и изменить мир. За последние двадцать лет мир действительно изменился, но это не имеет к нему ни малейшего отношения. Коммунизм рухнул, развалился, словно колосс на глиняных ногах, а он и множество ему подобных остались не у дел, со своими никчемными кодами и секретами, со своими никому не нужными жизнями.

Каттер услышал, как хлопнула дверца духовки; потом в раковину полилась вода. Послышались решительные шаги Адрианы, и он понял – она готова приняться за очередную комнату. Как все же неловко вышло с этим утренним разговором: он рассчитывал получить от нее новую информацию, а не болтать о посторонних предметах. И уж точно он не собирался обсуждать падение Берлинской стены или «холодную войну», в которой пролилось столько горячей крови.

Он наезжал домой при первой возможности и каждый раз поражался тому, что артрит сделал с руками отца, и количеству обезболивающих, которые ему приходилось пить.

Каттер медленно, шаг за шагом поддавался происходящим переменам. А однажды он вернулся в Литтл-Рок, пережив настоящее потрясение: пришлось обучать бывших врагов, вдруг ставших уважаемыми коллегами, использованию новейшей навигационной системы. В тот вечер он стоял и смотрел, как мать нарезает для отца пищу на кусочки. Человек, который однажды починил для Каттера весь мир, теперь не может даже поесть самостоятельно. И тогда Каттер решил – ему тоже ничего не изменить.

Мир отлично справится и без его помощи. В тот день он подал в отставку и с тех пор проводил время, превращая ровные ряды досок в кофейные столики, буфеты и книжные полки. Дубовой доске можно придать почти любую форму. Он медленно и кропотливо трудился, делал все как надо. Но только в работе с деревом.

Адриана услышала, как хлопнула входная дверь – пришла Лиза. Она стерла последнюю пыль с верхней полки шкафа, осторожно спрыгнула на пол со стула, на котором балансировала, и уронила тряпочку в тазик с водой. Из прихожей послышался смех Бланш, затем – низкий, раскатистый ответ Каттера…

Она спустилась по лестнице, с ведром в руках, как раз вовремя – Бланш говорила:

– Да, я почти каждый вечер бываю здесь. Мне кажется, это очень важно ужинать со своей семьей. – Понизив голос, она доверительно добавила:

– Я вдова, вы же знаете, и сейчас, когда Адриана тоже потеряла мужа, нам нужно держаться вместе. Семья – это единственное, что у нас осталось.

Ну вот, начинается, мать тут же придумала все это, как только умер Харви. Адриана позволила себе фыркнуть и усмехнуться, но шутливое настроение тут же испарилось.

– Мама, ты ужинаешь с нами, дай Бог, два раза в неделю, да и то, если повезет. Остальное время ты занята своими комитетами и встречами с друзьями.

Лиза взяла из шкафа тюбик с глазурью и стала покрывать ею торт, стоящий на столе. Бланш посреди кухни покачивалась на высоких, четырехдюймовых шпильках, которые носила постоянно. Каттер прислонился к притолоке, в руке беспроводная дрель, в темных волосах застряли опилки и штукатурка. Как он привлекателен и… сексуален, неожиданно отметила Адриана и сама поразилась своей мысли. Он улыбнулся ей, и сердце у нее слегка подпрыгнуло. Чувствуя себя неловко, она прошла через кухню и выплеснула в раковину грязную воду.

– Моя мама не сидит дома, разделяя с нами трапезу каждый вечер, как убитая горем вдова, поверьте мне.

– Не преувеличивай, дорогая, – возразила недовольная Бланш. – Вдовство довольно сложное состояние для женщины, ты хорошо это знаешь. Вы женаты, Каттер?

Он покачал головой:

– Разведен.

– Ах, это тоже бывает нелегко. – Она взяла со стола сумочку. – Мне не хочется давать тебе новый повод, Адриана, но я действительно ужинаю сегодня с Сэмюелом Вагнером. Разумеется, чисто деловой ужин.

– Разумеется. – Адриана перевернула ведро над раковиной и провела по нему полотенцем. – Жаль, я не знала об этом заранее – приготовила невероятное количество лазаньи.

– Извини, милая, обещаю питаться остатками три дня подряд. И не надо смотреть на меня так укоризненно. Ты же обожаешь печь и готовить разные вкусности и будешь заниматься этим в любом случае – стану я есть или нет.

– Верно замечено.

У Лизы оказалось больше шоколада на руках, чем на пироге, и она тщетно собирала оплывающую по краям шоколадную горку ложкой.

Адриана подошла к духовке и повернула выключатель, поймав на себе взгляд Каттера: похоже, он следит за каждым ее движением.

– Виновата, люблю готовить. Знаешь, я помню, когда муж был жив, мы закатывали большие тематические обеды. Садились за стол и…

– Да когда это было?

Адриана обернулась и в недоумении взглянула на дочь, шокированная циничной, слишком взрослой ноткой, прозвучавшей у нее в голосе.

– Ну, много раз. Мы…

– Когда в последний раз мы вместе садились за стол?

– Это было…

– Если не считать Рождества, – Лиза бросила ложку в раковину. – Папа был так занят, что последние года два мы вообще не ели вместе. Ну, может, раз в месяц.

Адриана молчала, растерянная, – неужели правда прошло так много времени с тех пор, как они были счастливы? Неужели Лиза не помнит более ранних лет, до того как Харви начал работать с множеством клиентов в других городах и все пошло наперекосяк?

– Да… вообще-то ты права. – Она с трудом выговорила это. – Скорее, это было, когда ты была маленькой.

– Ладно, какая разница. – Лиза пожала плечами, облизала глазурь, прилипшую к пальцам, и подняла глаза, зеленые, как у Харви, и простодушные. – Кстати, они уже нашли деньги?

Адриана замерла. Даже Каттер, который собирался вернуться к работе, остановился на половине шага. Бланш вскинула руку к груди и судорожно вздохнула.

Слова сказаны, их уже не воротишь, но Адриана сделала все, чтобы притвориться, что эти пронзительно-зеленые глаза не видят ее насквозь.

– Ты о чем, детка? – Она поспешно подошла к холодильнику и вынула тяжелую тарелку с лазаньей.

Тон у Лизы беспечен, но от этого Адриана только сильнее беспокоилась.

– Ко мне в школу приходил один человек, сказал, что у одного из папиных клиентов пропали деньги. Задал мне кучу вопросов.

– Мы поговорим об этом позже, ладно? – Адриана показала глазами на Каттера (скрестил руки на груди и следит за ними из-под полуопущенных век; в его напряженной неподвижности что-то неестественное). – А сейчас почему бы тебе не…

– Нет! Я хочу знать, к чему клонил этот человек.

Он сказал…

– Лиза! – Голос у Бланш был резкий, повелительный. – Сейчас не время и не место обсуждать подобные вещи!

Лиза смущенно взглянула на бабушку, открыла рот, чтобы возмутиться, но так ничего и не вымолвила, плечи у нее поникли.

– Ну да, никогда не время. – Она развернулась на каблуках и вышла.

Каттер видел, как с лица Адрианы сползает краска при упоминании о деньгах.

– Адриана, дорогая, – Бланш потянулась к ней, – я не хотела…

– Только не надо устраивать представлений, мама. – Адриана ускользнула от протянутой руки и открыла духовку.

Голос Бланш понизился до едва различимого шепота. Она склонила голову к дочери и принялась ей что-то тихо говорить. Каттер бесшумно вышел из кухни и последовал за Лизой на второй этаж. Он нашел ее за компьютером, белые волосы закрывали лицо.

– Лиза, мне надо знать, какой высоты делать стойку в ванной.

Ее пальцы виртуозно работали с мышью – по экрану так и мелькали яркие картинки. Она пожала плечами, не поднимая глаз.

– Мне все равно. Как сделаете, так и будет.

– Послушай, но это ведь твоя ванная. – Он стоял у двери, не входя в комнату. – Кому-то нравятся высокие стойки, чтобы не наклоняться. Ты можешь выбирать – все будет, как ты хочешь.

– Да, все будет, как я хочу. Хорошая шутка. – Она развернула кресло и встретилась с ним глазами, откинув волосы нетерпеливым движением. – А знаете, чего я на самом деле хочу?

– Нет.

– И я не знаю.

Улыбка у нее была отчаянной.

– Для твоего возраста вполне обычное дело.

– Ничего во мне нельзя назвать обычным. Он подумал: возможно, это правда.

– Я хочу сказать: скольких девочек вы знаете, чьи отцы – воры? – И с вызовом взглянула на него. Но он видел – ей и больно и страшно. Веснушки уступили место на щеках горячему румянцу, глаза покраснели от едва сдерживаемых слез. Надо быть очень осторожным: она не враг, не объект, а всего лишь ребенок.

– Лиза, что ты такое говоришь?

– Ну, тот человек особенно со мной не церемонился. Он спросил, появилась ли у меня в последнее время новая одежда или другие дорогие вещи, видела ли я кейс отца в тот день, когда он умер, и все в том же духе. – Она вытерла нос тыльной стороной руки. – Не надо быть гением, чтобы сообразить. Думает, что папа обокрал своего клиента.

Каттеру не понадобилось описания человека, задававшего вопросы Лизе, однажды он вытрясет душу из Джонатана Раунда.

– А что ты сама думаешь? Она снова пожала плечами.

– Не знаю. Папы так часто не было дома… – Наконец, слезы хлынули ручьем. – Знаете, я иногда не могу вспомнить, как он выглядел. Его нет всего шесть месяцев, но мне порой кажется, что его никогда здесь не было.

Каттер ничего не мог для нее сделать – он чужой, ему не утешить девочку.

– Так пусть стойка будет чуть повыше, да?

– Ладно, – кивнула Лиза, развернула кресло обратно к экрану, и руки задвигались, хватаясь за мышь, как за спасительную соломинку.

Каттер остановился на ступеньках лестницы так, чтобы его не было видно снизу, но чтобы он при этом мог слышать каждое слово из кухни.

Говорила Бланш:

– Это будет очень трудно – растить Лизу в одиночку. Ты, по крайней мере, успела окончить школу, когда умер отец. Не знаю, что бы я делала без него все эти годы.

– Что-то не помню, чтобы он был заботливым отцом, – сухо заметила Адриана. Бланш тут же запротестовала:

– Возможно, он не был столь чувствительным, как нынешние мужчины, но всегда заботился о нас. Он был хорошим человеком. И хорошим отцом.

Ящик стола с треском захлопнулся.

– Он был пьяницей.

Последовала долгая тишина. Каттер топтался на ступенях, чувствуя некоторую неловкость.

– Ладно, если я не потороплюсь, то непременно опоздаю на ужин. – Голос у Бланш был донельзя деловит. – Не хочу заставлять Сэмюела ждать – нам еще вести дела с его главной компанией.

– Да, мама. – Адриана произнесла это глухо и устало, словно не ждала другого ответа. – Увидимся завтра.

Каттер сделал вид, что только что спустился, и вернулся в кухню в тот момент, когда Бланш уже направилась к двери.

– До свидания, миссис Монро.

Она кивнула и приятно улыбнулась. Каблучки выстукивали дробь по линолеуму холла. Да, определенно твердый орешек: муж спился, зять проворовался, а у нес даже волосок из прически не выпал. Похоже, ничто не способно сбить ее с пути. А вот Адриана – другое дело: неподвижно стоит у стола, нож занесен над остывшим пирогом, спина окаменела от напряжения, костяшки пальцев, сжимающих рукоятку ножа, побелели.

Он протянул руку и положил ладонь на основание ее шеи. Легкие кудрявые прядки волос легли ему на пальцы. Тут же в сознании прозвучал сигнал предупреждения, но Каттер от него отмахнулся. Кожа у нее такая мягкая, гладкая и теплая… В конце концов, это часть его работы – втереться в доверие к главной подозреваемой.

– Что-нибудь случилось? – Он старался говорить как можно мягче и спокойнее.

На мгновение показалось, что она подалась к нему, потянулась, но потом быстро отодвинулась, и он уронил руку.

– Нет, ничего серьезного. – Она отрезала от пирога тонкий ломтик. – Просто у нас с матерью совершенно разные воспоминания об одних и тех же событиях. Адриана едва заметно вздрогнула. – Ладно, неважно. Хотите пирога? Вкусно получилось. – Вынула из шкафа две тарелки. – Дружно перебьем аппетит!

Он взял протянутую тарелку с огромным куском шоколадного пирога и сел за стол. Если она знает что-то о деньгах, надо использовать каждую возможность поговорить с ней. Но если при этом она каждый раз будет его кормить, вскоре придется проколоть на ремне для инструментов еще несколько дырок.

Адриана села напротив и взяла вилку.

– Наверно, вы гадаете, что все это значит? Я имею в виду Лизу.

– Это совсем не мое дело. Вам не обязательно говорить об этом, если не хотите.

Попросите людей ничего не рассказывать, и они сами все вам выложат. Каттер постарался подавить укол совести, когда она подняла на него свои лучистые глаза.

– Слава Богу, все это уже в прошлом. У одного из клиентов Харви исчезли со счета деньги – двадцать пять тысяч долларов, – и они расспрашивали об этом всех, кто пришел им в голову. Раз уж не могли спросить у Харви – спрашивали меня. Но чем я могу им помочь? Харви вел свои дела сам, у него даже не было секретаря. Сам вел учетные книги, назначал встречи, подшивал документы в папки… – Адриана машинально водила вилкой по глазури пирога.

– В общем, полиция и человек из страхового агентства на некоторое время сделали мою жизнь несносной, но потом, наконец, отстали. Я ничего об этом не знаю, и делу конец.

– Вам, должно быть, было нелегко. Все эти расспросы…

– Сколько времени мы были женаты, каким он был мужем, замечала ли я что-нибудь странное в его поведении?.. – Она уронила вилку и отодвинула тарелку, глядя на него так, словно это он задавал те вопросы. – Да как они смеют! Я сказала им, что Харви был блестящим бухгалтером и чудесным мужем. Мы прожили с ним пятнадцать замечательных лет. Познакомились еще в школе. Я бросила колледж, чтобы выйти за него замуж. Боже мой, он был единственной любовью в моей жизни! Как они смеют спрашивать… такое? Он был хорошим человеком. И хорошим отцом.

Адриана и не заметила, как заговорила теми же словами, что и Бланш. После двадцати лет Каттер был вполне способен отличить правду от лжи. Ее отчаянная защитительная речь звучала так фальшиво, что он стиснул зубы. Мог поспорить, что с этим браком не все гладко. Но где же деньги? Знает ли она, где они находятся? Конечно, нельзя сказать наверняка. Пока нельзя.

Адриана смотрела, как Каттер доедает пирог. Она понятия не имела, что дочь знает о Харви и о пропавших деньгах. Ну почему Лиза выбрала именно такой момент, чтобы заговорить об этом? Пальцы Кат-тера, сжимающие вилку… как нежно они касались ее шеи. Может быть, Лиза чувствовала себя увереннее в присутствии чужого человека – его можно использовать в качестве буфера? Что-то в Каттере заставляет окружающих чувствовать себя с ним в безопасности. Может быть, военная выправка… или спокойные глаза, которые будто говорят: «Я надежно храню множество секретов».

Кстати, зачем ей было рассказывать ему о Харви? Ни с кем, кроме Бланш, она не говорила пока о деньгах, полиции, обо всем этом…

– Хотите остаться на ужин? – Внезапно ей стало страшно: предстоит разговор с Лизой, и иногда не так уж плохо, когда рядом чужой человек. – У меня хватит лазаньи накормить целую армию.

– Нет, спасибо, – вежливо отказался Каттер. – Вообще-то мне уже пора.

Когда он ушел, свернув провода и аккуратно разложив инструменты по коробкам, Адриана принялась беспокойно бродить по кухне в предчувствии неприятностей. В последнее время каждый раз, когда мать пыталась напомнить ей о детстве, она чувствовала эту смесь печали и злости – ярость рвалась наружу. А она-то думала, что смирилась с мыслью, что отец был алкоголиком, с тем, как тогда вела себя мать. Бланш, очевидно, удалось забыть тщетные сражения с невыполненными обещаниями, с разочарованием, когда отец снова и снова предпочитал им бутылку. В черно-белом мире Бланш единственный ответ на вопрос «как дела?» – «отлично, просто отлично!»

Депрессия, острое чувство беспокойства за последние месяцы стали постоянными спутниками Адрианы. Нет, это началось раньше, поправила она себя, невидящими глазами глядя в окно над раковиной. С тех пор как прозвучал тот звонок. В трубке слышалось только дыхание, никто не ответил на ее «алло». Адриана постоянно спрашивала об этом Харви, а звонки следовали один за другим. Но и тогда она по привычке улыбалась и тоже говорила, что у нее все «отлично, просто отлично»…

Она, наконец, оторвалась от мойки и решительно зашагала вверх по лестнице – будто вопреки себе самой. Это – словно снимать струпья: больно, но нельзя оставить. Миновала комнату Лизы и тихо вошла в смежную спальню. Склонившись, открыла крышку кедрового сундука у стены и вынула пластиковый пакет с печатью полицейского отделения Литтл-Рока.

Отнесла пакет в свою спальню, закрыла дверь и упала на постель. Не хочется снова смотреть на это… Наконец вынула папку с авиабилетами, заставила себя прочесть аккуратно напечатанную строчку: «Даллас – международный аэропорт Форт Вере. В один конец».

Не в силах остановиться, снова потянулась к пакету и извлекла туфлю ярко-красную, изящную, на очень высоком тонком каблуке. Скинув тапочку, осторожно примерила, подняла ногу, посмотрела, как туфля свисает с носка: на два размера меньше ее собственного.