Текст книги "Роковое наследство"

Автор книги: Петтер Аддамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Вы увидели ее, когда она вышла из тайника?

– Да. Я пытался ее догнать, но нечего было и думать.

– А вы предполагаете, кто бы это мог быть?

– Предполагаю… то же, что и вы, – О'Гвинн явно уклонился от ответа. – Но что толку, если нет никаких доказательств? А их нет. Я уже везде поразведал, а прежде всего в богадельне, где у меня есть знакомый садовник. Но никто этой женщины там не видел. И все-таки я попытался что-нибудь выведать в подземном ходе, но зря старался. Залез туда, да сразу и вылез. Ничего там не было, совсем ничего.

– А что она хотела тайком найти в доме?

– Что же еще кроме завещания? В первый раз она поспорила с Энн, а во второй – с Лайной. Только она одна и знает, что произошло в этих древних стенах, а больше никто. Но даже самый ловкий судья не выудит из нее ни одного слова, так что все останется, как в мистерии.

Дьюит спрятал маску под пиджак.

– Не знаю, умеете ли вы молчать, О'Гвинн, но если не проболтаетесь, то будете получать от меня по пять шиллингов в день. Помните об этом, особенно после третьего стаканчика.

Выйдя с кладбища, Дьюит выбрал дорогу в сторону старой гавани. Он прошел мимо гостиницы, свернул на тропинку к Зубьям Дьявола и присел там на валун. Дул сильный ветер, однако было тепло. Из-за мыса появился парусник и пересек бухту, борясь с волнами. После него очень долго ничего не появлялось – ни корабля, ни лодки. Крики чаек приглушенно звучали в тумане, и весь мир казался заброшенным и опустевшим, а природа с величественным равнодушием взирала на человеческие страдания, заботы, опасения, надежды или радости.

Постепенно надвигался шторм, а Дьюита одолевала тревога, то погружение в себя, которого он так боялся. Как обычно, начало ломить левую половину головы, а вместе с болью зароились и все мысли, успешно разгоняемые им в течение дня. Но когда ему это не удавалось, возникало мучительное болезненное чувство бесцельности жизни. Казалось, все его старания – только пустые иллюзии. Из сотен случаев, когда он расследовал преступления, он твердо усвоил одно: люди в большинстве своем не добры и не злы, не слишком умны, но и не слишком глупы, а необыкновенно одаренные люди встречаются столь же редко, как и абсолютно бессовестные.

Но что же это за сила так различно формирует людей? Один становится убийцей, другой – благодетелем, а большинство просто не удовлетворены жизнью.

Когда Гилен тихо села рядом с ним и он почувствовал тепло ее плеча, то понял, что давно ждал ее, и вот, хотя и с опозданием, она наконец пришла. Девушка неожиданно заговорила:

– Я никогда не любила Энн, а Лайну вообще терпеть не могла. Иногда я ее просто ненавидела. Она считала себя предназначенной для высших целей, но не хотела пальцем пошевельнуть для их достижения. Она только нянчилась со своей страстью к страданиям. Ее любимая реплика: «Ах, это же не имеет никакого смысла!» Или: «Ах, зачем мучиться, зачем стараться?» Но с тех пор, как на моих глазах оба гроба опустили в землю, все прошло и я не чувствую к ним больше неприязни. Все мое существо сопротивляется тому, что я увидела их теперь в совершенно ином свете, и я все время должна сдерживать себя, чтобы не разрыдаться. Я в самом деле лишилась двух сестер, самых близких мне на свете людей. И несмотря на это…

– Да, несмотря… – бездумно повторил Дьюит. Он замолк, и снова были слышны только крики чаек и грохот прибоя.

– Энн была глупым, вульгарным созданием, и это нельзя было исправить. Она думала только об одном: как бы ей заманить мужчину в постель.

– И Финнигана?

Гилен не услышала вопроса. Она смотрела на море, но вдруг лицо ее исказилось, и она разрыдалась.

– Это ужасно, что она умерла и что Лайны тоже нет! Ни на минуту не могу забыть, что они в могиле и я никогда уже не увижусь с ними. Не могу себе простить, что их уже нет в живых, как будто я виновна в их смерти.

– А этот упрек справедлив, Гилен?

– Нет. Угрызения совести, самообвинения – что толку в этом, если уже ничего нельзя изменить!

– Да, вы правы, все это бесполезно.

– Но почему вы сидите здесь уже два часа, когда моросит дождь и вы давно промокли? О чем вы думаете? Тоже о них обеих?

– Да, тоже. Как только я соберу все доказательства, как и почему убиты Энн и Лайна, я узнаю, кто виновен, и сдам его правосудию независимо от том, кто этот человек.

– Я говорила по телефону с Лайной и знаю, что вы произвели на нее большое впечатление.

– Действительно, дождь все усиливается, – заметил Дьюит. – И вы, вероятно, знаете, что все деньги, предназначавшиеся Энн и Лайне, достанутся вам?

– Не волнуйтесь, Дьюит, я сумею их истратить. Лайна рассказала мне, ненатурально смеясь, что просила вас взять ее с собой в Дублин. Это правда?

– Когда вы хотите вернуться в Дублин?

– Еще не решила. Во всяком случае я там долго не задержусь. Я не люблю Ирландию. Не люблю наши города, потому что они мертвы и живут только прошлым. Хочу поселиться в Англии. Куплю себе домик с садом и буду жить среди людей, которым всегда ясно, где верх, где низ, где право, а где лево. А вы взяли бы Лайну с собой в Дублин?

– Нет.

– А если бы этого постаралась добиться я?

Ее серо-зеленые глаза светились, в углах большого мягкого рта пряталось ироническое и соблазнительное выражение; сверкающие капли рассыпались по рыжим волосам.

– В среду, явившись в Килдар, вы сказали, что только что приехали из Дублина, – сухо сказал Дьюит. – Но это неправда. Вы уже несколько дней находились тут, поблизости.

– Да, я солгала, – просто ответила она. – Я была с Финниганом в Реммингтауне. И занималась тем, за что в наших краях не принято осуждать только мужчин, поэтому мне и пришлось лгать. Вас устраивает такой ответ?

– Не совсем.

– Почему?

– Вас действительно ничего не связывает с Финниганом, кроме… этого?

Она зло ухмыльнулась.

– Если бы вы видели этого юного бога летом в плавках, тогда поняли бы такую бедную любвеобильную женщину, как я. Итак, ничего у нас не получится? Я имею в виду, что вы не возьмете меня под свое покровительство вместо Лайны?

Дьюит провел рукой по промокшему пиджаку, под которым была спрятана маска.

– Если вы получите все деньги да еще долю своей матери, потому что она, как мне говорили, тяжело больна и проживет уже недолго, то станете богаты. Молодая, красивая, богатая женщина может получить от жизни все, что только пожелает…

Гилен засмеялась, но в ее смехе слышалась жестокость и что-то еще оскорбительное.

– Моя мать и в девяносто лет будет так же ковылять на костылях. Она вынослива, как лошадь. Всех нас переживет.

– Всех ли, не будем уточнять, Гилен.

Девушка пристально посмотрела на Дьюита, ее змеиные глаза расширились и остановились. Медленно и четко она произнесла:

– Может быть, вы думаете, что я их убила?

– Когда Лайна еще была жива, я просил ее рассказать мне все, что ей известно о смерти Энн; предупреждал ее, что дело не только в изобличении преступника, что речь идет об ее собственной жизни. Но она крепко стиснула зубы и ничего не сказала. Через день ее не стало. Сейчас вы в таком же положении. Речь идет о вашей жизни, Гилен.

– Что вы хотите этим сказать?

– Если вы, Гилен, причастны к убийству, то я это все равно узнаю, и… не позволю вам сбежать. Если же вы не причастны, то расскажите мне все, что знаете. Ведь убийца еще не пойман, и вы будете его третьей и последней жертвой.

– Так вы не дадите мне скрыться? – сказав это, Гилен облизнула губы кончиком языка.

– Нет, – Дьюит встал со скалы.

Встала и Гилен.

– А почему? Чтобы правосудие восторжествовало? Но что такое правосудие вообще? Представьте себе, что мы с вами перенеслись в другую эпоху. Как будто мы стоим на краю огромного утеса, а внизу под нами бушует прибой. И я не Гилен Скрогг, а женщина, обладающая неограниченной властью над морями и странами, а вы – лишь мелкий дворянин. И вот я приказываю казнить двух своих вассалов, которые-не угодили мне чем-то… Вы и тогда посмели бы говорить мне о «правосудии»? – Она с горечью рассмеялась. – Если б я сумела объяснить вам, как мне опротивело положение человека низшего сорта, как я стремлюсь обрести независимость от превратностей судьбы. Великая, неповторимая, незабываемая, всеми любимая королева Елизавета! – с издевкой произнесла она. – Стоило ей кого-то возненавидеть и только скривить рот, как наутро его уже находили с перерезанным горлом в своей же постели. Он умолкал навеки. А когда она выбирала нового возлюбленного, то ей не приходилось притворяться и лгать, и прятаться, у нее было право любить кого угодно, когда угодно и как угодно. Нет, дорогой апостол правосудия, пусть лучше убийца наденет на меня петлю, как на Энн, или это сделает палач, когда ему придется исполнить свой долг, но от меня вы ничего не узнаете!

Ее рыжие волосы, намокшие от дождя, прилипли ко лбу, рот стал жестким и агрессивным. Дьюит уже понял, что она ненавидит любые законы, предубеждения и ограничение взглядов, которые удерживают ее в этом болоте, и старается разорвать эти путы. Она умна, у нее сильная воля, она лишена предрассудков и никогда не смирится с жизнью как с данностью.

Дьюит провел рукой по лбу.

– Мне никогда не хотелось сделать кого-то дичью перед лицом закона. Есть немало людей – закон называет их преступниками, – которым я помог спастись от несправедливого возмездия. Может быть, я и вам смогу помочь. Но вы должны сказать мне правду. Иначе я ничего не в силах буду сделать.

Он сжал голову руками. Лицо Гилен, только что такое высокомерное, внезапно смягчилось.

– У вас болит голова?

– Немножко, – признался он, хотя больно было до слез, череп раскалывался.

– Наверное, я незаслуженно вас обидела. Пожалуйста, извините меня.

– Я должен идти, чтобы разгадать то, что вы от меня скрываете. Вечером я вернусь, – сказал он и, улыбаясь, продолжил: – Лайна, поджидая меня, позаботилась о том, чтобы камин был затоплен, чтобы стоял канделябр на столе, а сама она постаралась быть интересной.

– Мне тоже постараться?

– До вечера.

Повернувшись к ней спиной, он быстро зашагал по тропинке, ведущей на дорогу.

Глава тринадцатая

Местечко Коннемара находилось всего в двадцати милях от Килдара, однако дорогу туда Дьюит долго не мог забыть. Она шла среди великолепных пастбищ, и только изредка встречались островки деревьев – буки, дубы, рябины. Затем ландшафт стал более скромным. На пашнях все чаще виднелись камни, чем дальше, тем они становились крупнее, пока наконец одна сторона какого-то холма не превратилась в скалистую стену, у подножия которой лежали валуны. Иногда встречались и болота с коварными топями, наводящие тоску своим бесплодием. Если бы туда попал чужеземец, он неизбежно погиб бы, не дозвавшись о помощи, потому что в этих пустынных краях лишь изредка можно встретить пахаря или пастуха. Повсюду было заметно, что Зеленый остров давно заброшен людьми.

Дьюит невольно стал думать о самых разных вещах, таких, как картофельный спирт, бедность, поэзия, грязь, туман и вороны, о стремлении куда-то уехать отсюда и о страстном желании вернуться; обо всех тех противоречиях, которые несет в себе народ с многовековой нелегкой историей.

Коннемара, маленький городок на пути в Дублин, был живым свидетельством этой истории. Еще недавно, около полувека назад, вся эта местность вместе с двумя тысячами гектаров отличной земли принадлежала лордам Редмондам. Чтобы защитить себя и свои владения от оборванных голодных ирландцев, которые постоянно бунтовали, не желая кормить всю систему крупных и мелких арендаторов, окружавших лорда, один из их сиятельств в семнадцатом веке приказал выстроить замок в Коннемаре. Эта крепость с высокими прочными зубчатыми стенами производила угрожающее впечатление, и по сравнению с ней любая тюрьма, набитая уголовниками, казалась уютной и приветливой. Она вырастала из скал, как чудовище, угнетающее всю страну и требующее ответной бурлящей ненависти. Бедные ирландские крестьяне много раз пытались взять ее штурмом, вооружившись косами, вилами и кистенями, но безуспешно. Каждый камень этих стен был окроплен их кровью, каждый закуток в подземелье наполнен их стонами. До сих пор ирландцы поют старинные баллады о сатанинской крепости Коннемары, в застенках которой веками томился свободный дух Ирландии, прикованный к гранитным стенам, отданный на поругание врагам Зеленого острова.

Почти не изменившаяся с годами старая крепость и теперь подавляла своим мрачным величием маленькие домики у своего подножия; однако мощь кровопийцы была уже подорвана. Осталась только романтическая бутафория для туристов, ветхая изнутри. Проржавевшие рыцарские доспехи по углам, старинные мечи с зазубринами от шлемов и расколотых черепов, бокалы за стеклом, позеленевшие от времени огромные медные кружки на огромных каминах, где зажаривали если не целого быка, то уж хотя бы теленка, все это было романтикой, покрытой дымкой времен.

Миссис Дороти Девин, седая, приветливая, маленькая и пухлая дама, арендовавшая эту седую старину, чтобы иметь небольшой доход, интересовалась ужасной историей этой крепости, поскольку ей нужен был материал для экскурсий. Когда бывало много посетителей, она сама водила группы и рассказывала эти жуткие истории к восторгу толпы.

Сама она увлекалась современной живописью, об этом говорили репродукции на стенах ее комнаты. Пикассо был самым умеренным из представленных там художников. Сидя в старинном кресле-качалке и непрерывно покачиваясь, миссис Девин наблюдала за Дьюитом. Заметив, что он оценил подбор картин, она сказала, приятно улыбаясь, что с детства любила полет фантазии и хотела стать пилотом, а вовсе не учительницей.

– Тогда эти реактивные чудища назывались бипланами и планерами, и каждый мог собственноручно построить в своем сарае это чудо техники, главное, чтобы нашелся кусок проволоки и лист фанеры. А тот, кто хотел непременно оторваться от земли, мог это сделать когда угодно. Ставилось только одно условие: не взлетать в небеса над населенной местностью! Полиция заботилась, чтобы самолеты не падали людям на головы.

Так она болтала, будучи в прекрасном настроении, и качалась в кресле так сильно, что вот-вот могла перевернуться.

– А потом вы все-таки стали учительницей? – спросил Дьюит. Он представился этой пожилой даме как доверенное лицо по завещанию Скрогга и начал непринужденную беседу после традиционного обмена словами сочувствия.

– Да, мне всегда нравилось новое в искусстве, – указала миссис Девин на небольшую скульптуру, по которой невозможно было догадаться, что она изображает. Скульптура стояла в нише окна, и было видно, что толщина стен не менее полутора метров. – То, что я доживаю свой век в таком старинном замке, – очередной курьез, и это забавляет меня не меньше, чем те пустяки, которые я рассказываю туристам, чтобы иметь доход, кроме пенсии.

Кресло снова сильно раскачалось. По-видимому, седая дама с удивительно молодым взглядом любила не только новизну, но и риск.

Дьюит окинул взглядом комнату, обставленную с большим вкусом, дорогую мебель и явно недешевые репродукции, а также полки с книгами. Среди них было много современных изданий, но немало и дорогих томов, которые были не по средствам бйвшей учительнице на пенсии.

– Вы удивлены, откуда у меня все это? – спросила она с милой улыбкой, – Могла бы вам сказать, что выиграла пятьсот фунтов в лотерее, и вам нелегко было бы доказать, что это не так. Но будем придерживаться истины. Красивые картины и большую часть книг принесла Гилен, моя племянница. Она ходит по антикварным магазинам и другим лавочкам, где знатокам часто удается купить что-нибудь по дешевке.

– Вы хорошо ладите с Гилен?

– Отлично.

– А с двумя другими сестрами?

– Терпеть их не могла, – призналась миссис Девин без обиняков.

– Почему?

– Энн была глупой бабенкой, ничем, кроме мужчин, не интересовалась. Лайна была умнее, но совсем безвольная размазня. Ее вечные жалобы и обвинения так меня раздражали, что я не могла ей даже сочувствовать. А Гилен совершенно другая. С одной стороны, она похожа на отца, а с другой – унаследовала неистребимую энергию матери.

– Вы хорошо относились к покойному Скроггу?

– Неплохо. Когда у них в доме бывали скандалы – а он скандалил с женой через день, – Джером приходил ко мне. Представьте себе, мы очень весело проводили время. Он хорошо пел, интересно рассказывал, умел шутить. С ним даже такая старуха, как я, забывала о возрасте. Да, он был премилый негодяй, симпатичнее многих, кого я знала. – При этом раскачивание кресла снова достигло рискованных пределов.

– Известно ли вам, что этот премилый негодяй, как вы его называете, торговал героином? Это наркотик, который в короткий срок убивает человека.

– Правда? – Качалка наконец остановилась. – Об этом я и понятия не имела. – Она вставила сигарету в длинный мундштук и закурила. Затем протянула руку и снова прочла визитную карточку Дьюита. – Вы адвокат, сэр, и мне ясно, что вы приехали не за тем, чтобы тратить время на пустые разговоры. Что вы хотите узнать? Спросите честно, и я так же честно отвечу.

– Ладно, – согласился Дьюит. – Скажите, была ли у вас Гилен в ночь со вторника на среду? И долго ли она здесь находилась?

– А вы считаете, что Гилен имеет отношение к убийству Лайны? – Вопрос Дьюита нисколько не удивил миссис Девин.

– Предполагаю. Но Гилен не одна, на кого падает подозрение, и я буду искренне рад, если с нее оно будет снято.

– Можете быть спокойны. Гилен приехала ко мне во вторник после обеда и ночевала здесь.

– Она спала в вашей комнате?

– Нет, бывая у меня, она ночует в комнатке наверху. – Миссис Девин указала через окно на угловую башню. – Я отдала ей там маленькую комнатку, потому что ей нравится вид оттуда.

– Вы можете поклясться, что Гилен ночевала в башне?

Старушка слегка смешалась, но энергично кивнула.

– Если нужно, то я могу присягнуть на Библии именем Бога и Святого Духа и как там еще нужно. Почти до полуночи там наверху горел свет и виден был силуэт за шторами. Когда разразилась гроза, я проснулась и увидела, что Гилен не закрыла окно, в нем развевались занавески. Я поднялась к ней. Она спала, как суслик, и не слышала ни грозы, ни моих шагов.

– Значит, вы пошли наверх, чтобы закрыть окно, и увидели Гилен? – Дьюит хотел знать точно.

– Да. И чтобы исключить всякие недоразумения, я скажу: если вы думаете, что Гилен все-таки имеет отношение к смерти Лайны, то вы глубоко заблуждаетесь. Гилен чересчур умна, чтобы впутаться в такую историю. Если бы она принимала участие в преступлении, то делала бы это так тонко, что вы никогда ее не заподозрили бы. Она всегда знала, что ей нужно от жизни. Вот послушайте, что произошло два года назад. Она познакомилась с состоятельным спекулянтом земельными участками. Его звали Бэддок. Он по ней с ума сходил, хотел даже развестись. Но она категорически отказалась выйти за него, она слишком умна, чтобы строить иллюзии насчет счастливого брака (с таким человеком, как Бэддок. Он был жесток, недоверчив и ревнив, страстно любил своих детей. Дочери было семнадцать, и она терпеть не могла Гилен. Вот на этом самом стуле, на котором вы сейчас Сидите, сидела Гилен и все это мне рассказывала. А я, старая дура, пыталась найти доказательства, что брак с ним может дать ей какие-то преимущества. Но она твердо стояла на своем. И была права! Не прошло и полугода, как Бэддок чуть не попал в тюрьму за то, что покалечил свою любовницу в припадке ярости.

– Несомненно, Гилен очень умная женщина, – согласился Дьюит. Он встал и подошел к книгам. – Так вы готовы присягнуть, что Гилен провела ночь со вторника на среду там, наверху, в башне?

– Ну да, я же вам уже сказала. – В голосе миссис Девин прозвучало раздражение. – И мне известно, что за дачу ложных показаний могут присудить к тюремному заключению и что ложная клятва – большой грех.

Решительный тон пожилой дамы, которая была ему очень симпатична, показался Дьюиту немного натянутым. Лгала ли она? Ему пришло вдруг в голову, что кто-то мог предупредить ее о предстоящем визите. Если да, то кто?

Он хотел повернуться, чтобы объяснить миссис Девин, какая опасность угрожает и Гилен, если она солгала, но тут он заметил тоненькую книжечку. Это был сборник стихов Эрриса. Он вынул его и раскрыл. Миссис Девин, не упускавшая ни одного его движения, заметила небрежно:

– Это стихи молодого поэта, но я предпочитаю романы.

Перелистывая книжку, Дьюит заметил, что кто-то читал ее очень внимательно. Об этом говорили не только отчеркнутые ногтем строчки, но и загнутые углы. Закрывая книжку, он заметил нечто важное. Между страницами лежал сложенный листок, использованный в качестве закладки. Ее верхний край обгорел, значит, от нее закуривали. Развернув листок, он увидел цветную репродукцию Гвидо Рени «Оплакивание Христа».

– Что вы так пристально рассматриваете? – спросила миссис Девин, перестав раскачиваться в кресле.

Дьюит положил перед ней на стол раскрытую книжку вместе с развернутой обугленной репродукцией. Впервые старуха занервничала. Поспешнее, чем обычно, она вставила в мундштук новую сигарету.

Дьюит дал ей огня.

– Если вы сказали неправду, то это большая ошибка, – сказал он. – Есть люди, совершенно не способные лгать, потому что ложь – это искусство, растлевающее личность, и такие искренние люди, как, например, вы, не способны им овладеть. Для лжи одинаково важно, и что утаить, и что высказать, и тут вы уже сделали ошибку. Я ведь не спрашивал вас, любите ли вы стихи и кто автор этого сборника. Но из-за внутренней неуверенности вы по своей инициативе наговорили много лишнего, и мне уже нетрудно было догадаться, что вы солгали. Вы очень любите стихи, а стихи Эрриса читали с особым волнением. Это доказывают отметки на листах и загнутые уголки. Не перебивайте меня, – предупредил он, заметив попытку миссис Девин что-то сказать. – Глубоко заблуждаются те, кто считает, что вещи не могут говорить. Иногда они рассказывают о человеке больше, чем знает о нем исповедник. Вы только что пытались показать, что верите в Бога и никогда не дадите ложную присягу. Взгляните сюда. – Он показал обугленную репродукцию. – Человек, истинно верующий, никогда не смог бы использовать это изображение как закладку и тем более как бумажку для раскуривания. А вы смогли. Грош цена вашей вере и вашим заверениям, что вы не клятвопреступница. Ради Гилен вы принесли бы с десяток ложных присяг. Это не то чтобы упрек, но требование быть с этой минуты честной со мной.

– Вы очень умны, сэр, но я позволю себе заметить, что все ваши рассуждения основаны на догадках, – продолжала настаивать учительница. Она не пыталась казаться ни возмущенной, ни оскорбленной, а даже слегка улыбалась, что делало ее моложавое лйцо еще симпатичнее.

Вздохнув, Дьюит поднялся со стула.

– На любого другого человека я очень рассердился бы, – признался он, – но на вас не могу. Ладно, допустим, что мои аналитические выводы основаны на ложных предпосылках, а вы готовы присягнуть, что Гилен провела всю ночь в комнатке наверху. Тогда я вынужден просить вас провести меня туда, я должен все увидеть сам.

– А если я не захочу вас туда впустить? – спросила миссис Девин, слегка склонив голову набок. – Тогда вам придется уйти и вы не сможете продолжать свой тонкий анализ?

– Вы правы. Но вместо меня придет полиция, и, как бы она ни была тупа, будет донимать вас, пока не узнает всю правду.

– Ладно, ладно, вы правы. С полицией я не хочу иметь дела. Несколько лет назад, когда и у нас было что-то наподобие зимы, я не посыпала песком улицу во время гололеда. Клэпп, этот старый пьяница, поскользнулся и сломал ногу. Но не потому, что я не посыпала, а потому что он был абсолютно пьян и поскользнулся бы даже на ковре. Думаете, полиция мне поверила? Даже когда Клэпп заявил, что только он один виноват в несчастье, все равно полиция продолжала приставать ко мне. С ума можно было сойти! Ладно, пойдемте.

Она быстро встала с качалки и взяла связку ключей. Дьюит последовал за ней в вестибюль и оттуда – в парадную залу. Проходя мимо двух скрещенных огромных мечей на стене, она заметила:

– Если раньше кто-то хотел отнять жизнь у другого, он действовал гораздо проще. Видите эти два меча? Каждый из них весит около ста фунтов, и надо было брать его обеими руками, чтобы размахнуться и ударить. Когда-то жил здесь бешеный барон, он был так силен, что размахивал этой штукой, как хлебным ножом. Однажды его надули в карты, так он в ярости разрубил обидчика этим мечом на две половины. Забавно, не правда ли? Однако я в это не очень верю, вероятно, и вы не поверите.

Дьюит усмехнулся.

– Изменялись обычаи, а убийства теряли свой шик и становились чем-то в принципе недостойным. Раньше в честь такого барона сочиняли баллады, его деяния воспевали по веек стране. А в наши дни он уже через месяц болтался бы на виселице.

Миссис Девин расхохоталась. Это был приятный звонкий смех человека, умудренного опытом и осознавшего, что даже самые ужасные вещи не стоит принимать близко к сердцу. Как бы ни закончилась эта первая беседа с седой дамой, Дьюит уже решил про себя непременно поддерживать с ней знакомство, потому что сможет узнать от нее много интересного и приятно провести время.

Комнатка в башне была свежевыбеленной, на окне висели пестрые занавески. У окна стояла кушетка, перед ней была постелена дорожка. Кроме тот, имелись небольшой стол, два стула и шифоньер. На столе Гилен лежали книги и несколько тетрадей. Некоторые другие детали подтверждали, что она недавно находилась здесь. Дьюит подошел к окну, потом вернулся по скрипучим половицам к порогу и присел на корточки. Перочинным ножом он поковырял между половицами, нагнулся и снова выпрямился.

– Вы опять что-то нашли, чтобы обвинить меня в даче ложных показаний? – благодушно спросила миссис Дэвин.

Дьюит взглянул на нее.

– Вы понимаете, что обязаны мне многим?

– Почему?

– Да потому, что я уберег вас от двух-трех лет тюрьмы.

– Опять догадки, все только догадки, сэр. – Моложавое лицо учительницы похорошело от улыбки.

– А это что такое?

Дьюит протянул ей нож, на лезвии которого был комочек грязи.

– Я бы назвала это грязью, – заявила миссис Дэвин. – Но не делайте из этого вывода, что Гилен неряха. Между досок веками накапливалась пыль.

– Какими еще веками! – рассмеялся Дьюит. – Эт;; грязь до сих пор влажная. И вам поясню, почему. Потому что во вторник вы проспали всю ночь, несмотря на грозу. Вам даже во сне не привиделось, что надо пойти закрыть здесь окно. Оно оставалось открытым, и дождь хлестал в комнату. Половицы высохли, а грязь в щелях до сих пор влажная. И дорожка у окна еще не просохла. Делайте вывод сами.

– Боже мой, да это же… как я не подумала! Но вы же не полицейский, вы посоветуете мне, что делать? Поверьте, Гилен ни при чем, она виновна не больше нас с вами.

У Дьюита неожиданно возникла новая мысль.

– Эррис заходил к вам на днях? Только говорите, пожалуйста, правду, а то я обижусь на вас всерьез.

– Да, он был сегодня рано утром… Предупредил, что вы, вероятно, зайдете, и научил, что я должна сказать.

– Он любит Гилен?

– Я думаю, да, но Гилен не обращает на него внимания.

– Это не имеет значения. Если он любит ее, то попытается выгородить; будут еще и другие глупости.

– Но что мне теперь делать? А если явится полиция? Сказать им правду? Или попытаться их обмануть? Полицейские не так умны, как вы, и если вы меня научите, что говорить…

– Вы знакомы с инспектором О'Брайеном?

– Да, конечно. Он даже мой дальний родственник.

– Если он явится сюда и задаст те же вопросы, что и я, то скажите… в общем, заморочьте ему голову. Но сознайтесь, что Эррис приходил и говорил с вами. Поменьше говорите о Гилен, а больше – о стихах, тем более что вы прекрасно в них разбираетесь.

– А что делать с грязью между половицами?

– Принесите ведро воды и вымойте пол. Опрокиньте нечаянно ведро. Нелепая случайность, этого достаточно.

– Вы действительно очень находчивый человек! – восторженно воскликнула миссис Девин.

Когда Дьюит уходил, у него было тревожно на сердце из-за Гилен, но зато он знал, что встретил в лице миссис Девин человека, который станет большим приобретением в его жизни.