Текст книги "Раретитет Хакера"

Автор книги: Петр Северцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Как у вас с деньгами? – спросил мой наниматель, написав адрес и вернув мне блокнот, – не пора еще подкидывать?

– Да я еще, в общем-то, только на бензин и тратился. Пока не надо, а понадобятся, я позвоню.

– Как? – опешил Горелов.

– Так ведь я же ваш телефон уже знаю, – с улыбкой ответил я, – Мы с Настей обменялись. – и мысленно ухмыльнулся, понимая, что этим подставил девчонку по полное нехочу.

– Лады, – кивнул Иван Алексеевич, внезапно рассмеявшись, – все-то у вас ладится... кушайте, я вас покину, пойду, посмотрю, как там Настя.

– Да, Иван Алексеевич, – позвал я, – Еще один вопрос: что вы решили сделать с Настей?

– В каком смысле?

– В смысле охраны. Если ее уже пытались использовать, как рычаг на вас, значит, могут попробовать снова, учитывая прошлые ошибки.

– Что вы предлагаете?

– Может, увезти ее на курорт? С матерью и охраной?

Горелов прикрыл глаза и ровным тоном ответил, – Ее мать умерла несколько лет назад. А на охрану плевать: безопаснее всего ей будет со мной. – фигура его словно увеличилась, приобретая властность и силу, – Я только свистну, полгорода подымется! А те, кто пытается мешать нашему проекту, очень дорого заплатят за свои попытки. Вот жаль только хорошего человека, Самсонова, – его уже не вернуть... – он внезапно вспомнил, – Да, кстати, я же вам не объяснил, из какого источника исходит мой уверенность в том, что Самсонов был именно убит!

– Не сказали! – поморщился я, ругая себя за забывчивость: самое главное упустил, оставил за рамками внимания!

– Я вам дам результаты обследования трупа, почитаете. – он повернулся и вышел.

На бутерброды мне понадобилось около шести минут; пара яблок заняла и того меньше; спустившись вниз, я встретил у парадного входа Настю, которая успела переодется в короткие шорты и просвечивающую блузку, под которой был какой-то нерегулярный бюстгалтер. Нет, определенно, она выглядела старше своих четырнадцати!

Девчонка взглянула по сторонам, убеждаясь, что охранник стоит не слишком близко, затем на меня и, внезапно улыбнувшись, поманила к себе с заговорщеским видом.

Я слегка наклонился к ней, вдыхая уже новый, не менее тонкий аромат, и Настя прошептала мне на ухо, – Несмотря на то, что вы очень большая сволочь, ну, сами понимаете, почему, – она глянула в упор, удостоверяясь, что я все понимаю, – я вам говорю: спасибо большое.

– Нам бы поговорить, Настя, – кивнул я, – Меня очень интересует Артем.

– Пойдемте? – она указала куда-то в коридор, наверное, в сторону своей комнаты.

– Нет, – отрицательно качнул головой я, – не сейчас, сейчас я занят. Скорее всего, я приеду сюда к вечеру, может, даже ночью... Тогда и поговорим.

– Лезьте в окно, – совершенно серьезно предложила стервозина, и я не мог не улыбнуться в ответ на ее очарование.

– Нет, – покачал головой в ответ, – для этого я слишком стар.

Она как-то странно посмотрела на меня на прощание. И стояла в дверях до тех пор, пока я не вышел со двора прочь.

Сотовый телефон заверещал, как только я отъехал на достаточное расстояние – Янтарная осталась позади.

Гадая, кто бы это мог быть, я приложил телефон к уху и стал ждать голоса.

– Але? – спросили там, голос был во-первых мужской, во-вторых – незнакомый, что вдвойне плохо: никто посторонний номер моего сотового просто не знал. Правда, я мог запамятовать, если сейчас звонил какой-нибудь из старых клиентов – попробуй, упомни их всех.

– Мареев! – требовательно сказал голос, – Если хочешь жить, замедляй скорость и тормози у того красного трехэтажного дома впереди!

– Хм! – чуть не ответил я, но спохватился и просто покачал головой, самому себе выражая собственное удивление.

Внимательно осмотрев проезжую часть, запомнил машины, которые сейчас ехали поблизости, взял на заметку очень крутой джип «Чероки», удобный красный «Жигуль», а так же быструю и маневренную «Хонду» – в какой-то из этих машин говоривший, наверняка, и сидел. Он ведь должен был видеть, как я еду и как я продолжу ехать себе, словно никакого звонка и не было, а вертолетов поблизости не наблюдалось. Я, конечно, допускал, что наблюдение за мной ведется с орбитального спутника, но, как сказал бы Приятель, «с неуточненной вероятностью» в одну сотую процента.

Трубку все это время, ИР #@АА что пленка в диктофоне теперь уж точно кончилась. Поэтому, как только я проехал мимо красного дома, там возмущенно заорали, – Мареев, – дальше матом, – Мы тебя!.. – все то же, – Тормози, сука!

Не будучи сукой от рождения, я, разумеется, не затормозил, а, наоборот, несколько увеличил скорось, вплотную подходя к разрешенным в городской полосе сорока километрам в час. Жигули свернули в сторону, в то время, пока невидимый преследователь еще продолжал говорить; на связи это никак не отразилось, из чего я заключил, что говорящий сидит, скорее всего или в «Хонде», или в джипе.

Вот здесь-то в ходе нашего разговора наступил перелом: покрывавший меня матом мужик замолчал, удостоверившись, что угрозы не приносят никакого эффекта, а одновременно с этим начиная подозревать, что в данном конкретном случае наличествуют нелады со связью. Ведь нормальный человек-то уж как-нибудь, да ответил бы – или словами, или повесив трубку!

Преследователь отключился. Зная, что сейчас он позвонит снова, я тут же набрал номер Коляна и продолжал ехать, ожидая ответа. Рулить одной рукой было не слишком удобно, но к чему только не привыкнешь за несколько лет сыщицкой работы!

Я начал отдаляться от машин, за которыми присматривал, обгоняя отдельные экземпляры «Москвичей» и «Жигуленков». И юркая «Хонда» пролезла за мною, наращивая скорость, в то время, как «Чероки» отстал за светофором.

«Ага! – подумал я, – Пользователь... то есть, преследователь опознан. Теперь надо оторваться!» – букинист ведь работал до восьми, и времени оставалось немного; кроме того, я не мог поставить «БМВ» Коляна просто так, без охраны, зная, что сзади едут люди, способные не только испортить, но и просто угнать машину, чтобы лишить меня основного средства передвижения!

– Кто там? – рассеянный голос Гоши ответил, наконец, на мой звонок.

– Валерий Борисович, – ответил я, и тут же невинно спросил, – Ты не знаешь, Гош, никто сегодня меня не искал, не спрашивал, где я?

– Знаю, – ответил мой ученик несколько смущенно, – мужчина один искал. Вернее, их трое было, они на «Хонде» приезжали, на синей такой... у меня спрашивали.

– И что?

– Ну, – ответил Гошка, помедлив, – телефон спрашивал.

– Ты дал?

– Дал, – растерянно признался Гоша, – Да они сказали, что ищут тебя, чтобы деньги передать, что ты им очень помог, а номер они потеряли, а тот, который первым подошел, даже назвал по памяти, только не совсем правильно... то есть, совсем неправильно.

– Ладно, черт с ним. В следующий раз молчи!

– Понятно... – горестно ответил ученик, – Валерий Борисович, простите...

– Прощаю. Ладно, мне пора. А то надо вовремя домой вернуться.

– До вечера, – кивнул Гошка, серьезно расстроенный собственным легкомыслием.

Что и говорить, я был расстроен тоже. Отключив сотовый совсем, я накинул ремень безопасности и довольно резко свернул в подвернувшийся слева переулок.

Оттуда газанул направо, затем, проехав еще квартал, снова направо, и еще раз, довершая квадрат, чтобы оказаться на том же месте, откуда уезжал.

«Хонды» нигде не было видно. Удовлетворенно кивнув, я свернул с маршрута направо и поехал к магазину кружным путем.

Но через три квартала, когда букиниста уже был в пределах видимости, чертовы преследователи вывернули из-за поворота прямо передо мной.

Ругнувшись, я прищурился, пытаясь разглядеть подробности: их действительно было двое, судя по всему, молодые, внимательно смотрящие вперед.

Я свернул к обочине и принялся ждать; они проехали вперед и остановились напротив букиниста.

Вот сволочи!

«Не иначе, Шаров нанял – подумал я, – Или дружки тех, с „Вольво“!»

Подойти в магазину незаметно, похоже, не удастся – если только попробовать с черного хода... Звонить, предупреждая о моем приходе, не хотелось: пусть будет сюрпризом.

Я продумал операцию, оставил «БМВ» на стоянке неподалеку, оплатив до девяти часов вечера, и шагом отправился на встречу с Шаровым. За квартал до магазина, когда оставалось уже пятнадцать минут до закрытия, я осмотрел диспозицию.

«Хонда» упрямо стояла на месте, двое и не думали вылазить оттуда; в дверях магазина висела вывеска: с расстояния я разобрал только верхнее слово жирным шрифтом – «Закрыто», далее следовала строка более мелкими буквами.

Меня кольнуло нехорошее предчувствие: а не имеет ли под собой скверных оснований такое совпадение – мужики в «Хонде» и несколько раннее закрытие магазина? Может быть, прямо сейчас Шаров и кто-то еще, причастный к делу Самсонова, уничтожали накладные или просто поджидали моего прихода? В этом, по большому счету, мне не было интереса: я уже установил связь Шарова с покойным и понял, в каких рамках она проявлялась; мне не было нужды доказывать эти факты в суде, а значит, и документы, подтверждающие совместную работу на книжном фронте, мне совсем не были нужны. Но если Шаров заручился поддержкой людей, связанных с убийством Самсонова (черт, я все еще не был уверен окончательно, что это убийство!), или если все происходящее не вмещалось в мои представления, и за смертью Виталия Ивановича крылось нечто большее, чем я сейчас мог представить? Если неведомые люди с неизвестными целями ничего не жгли, а просто ждали меня?

Черт, а ведь Приятель говорил только о слежке со стороны заказчика, то есть, Горелова! Эти-то кто?

Поговорить?

Смешно, но в этом случае неожиданное предупреждение от мужиков с «Хонды» было мне только на руку! Они, похоже, пытались спасти мою жизнь.

В общем-то, становилось предельно ясно, что я не знаю многого и многого из данного айсберга событий, расположенного под кромкой воды. В подобном нагромождении непонятного помочь мог только Приятель с его системным анализом. Но времени на него сейчас не было. Вот если удастся закончить разговор с Шаровым до девяти, поеду домой и загружу свой компьютер. А пока придется думать своей головой.

«Ладно, что уж там страдать, пойдем вперед, приготовившись к возможной встрече с новыми людьми,» – подумал я.

И пошел.

Во двор через другой двор, огибая песочницу, проходя мимо арки, от возможных взглядов с улицы скрываясь за вывешенными сушиться после стирки простынями, – так и оказался у торца букинистического магазина, прямо перед входом: железной магазинно-складной дверью с двумz замками – висячим и обычным. Оба были закрыты: похоже, искомый Шаров и вправду смотался домой, или избегая встречи, или вынужденный каким-нибудь неизвестным мне обстоятельством. Минутная стрелка не доходила до восьми вечера всего десятью делениями. Начинало ощутимо темнеть.

К счастью, домашний адрес книжного деятеля так же был записан у Самсонова в книге, а значит, и у меня в блокнотике. Пожав плечами, я на всякий случай обошел два близлежащих подъезда, опасаясь пропустить возможный второй служебный вход в магазин.

– Вы, что-ли, книголюбов ищете? – спросила одинокая старуха на лавочке, глянув на мое озабоченное лицо, и на утвердительный кивок ответила, – Так они уж по домам разошлись все. А начальник уехал. Поздно уж.

– У него машина? – спросил я.

– У кого, у начальника, что ли?.. Да, красная такая, – ответила бабушка; наверное, подумал я, в этом сезоне все, кого сталкивает со мной судьба, предпочитали иметь машины различных оттенков красного. Исключение составляла синяя «Хонда».

– А какой марки у него машина, не можете вспомнить? – спросил я, в общем-то, ни на что не надеясь.

– Кажется, «шестерка», – ответила бабуля после некоторого раздумья, – Да, точно «шестерка»... Хотя, может и «пятерка». Но точно «Жигули».

– Большое спасибо, – серьезно кивнул я.

До стоянки дошел быстрым шагом, взял машину, отдав квитанцию, и, сверившись с памятью, выбрал кратчайший маршрут до Вишневой улицы, где и жил Шаров.

Посматривая по сторонам, нигде не увидел «Хонды», а потому удовлетворенно кивнул: нет, никакими доброжелателями тут не пахло – если бы эти мужики хотели меня предупредить, какого черта ругались матом и угрожали?..

Пока я ехал, бензин-таки кончился, как и предупреждал Колян: пришлось завернуть на заправку, прождать полчаса и заправиться основательно. Когда я подъезжал к Вишневой, было минут сорок пять девятого. Практически совсем стемнело; ночные тени ложились на траву газонов, на серый асфальт, устилали крыши домов и вплотную прижимались к стенам. Узкий небесный серп слабо мерцал, проглядывая из-за перистых облаков, разорванной периной устилавших чернеющее небо. Медленно разгорались звезды.

Я остановился в самом дворе, выключив зажигание под деревом, замер в густой тени. Выключил внутреннее освещение в машине. Подождал, пока глаза привыкнут в темноте.

Нет, определенно, этот пустой двор наводил на меня холодную дрожь. Я понял внезапно, что нервничаю, сам не зная, отчего. Вздохнул, пытаясь унять дрожь... обнял руками плечи.

Вспомнив, что с бензином уже вышла промашка, проверил пистолет. И покачал головой: там остался всего один патрон. Ладно, еще никто не говорил, что сейчас мне придется им воспользоваться...

Засунул оружие за пояс, хотя так и было неудобно, и какой-нибудь жилец, вышедший на лестничную клетку покурить вполне мог увидеть его даже при слабом подъездном освещении.

«Черт, да что же со мной?» – еще раз вздохнул, вышел из машины и тихонько закрыл дверцу.

Двор словно вымер: темные провалы окон трехэтажного сталинского особняка источали сон и страх. Очевидно, здесь жили люди, в основном, престарелые, рано ложащиеся спать. Горели только несколько окон: на третьем этаже, два подряд, и на втором, с краю дома.

И совершенно внезапно, когда я уже подходил к подъезду, эти два окна погасли. Я замер, считая, где бы могла быть квартира Шарова, если это первый подъезд, его номер – седьмая, а на этаже по три квартиры... – и понял, что погасли окна книготорговца.

Мгновенная липкая волна окатила меня с ног до головы: я понял, что Шарова прямо сейчас убивают. Сверху послышался какой-то приглушенный шум, кажется, я расслышал возглас – и бросился вперед.

В подъезде было совершенно темно, я споткнулся и чуть не упал, проскочил клетку второго этажа, вынул пистолет, снял с предохранителя и резко замедлил движения, пробираясь дальше по ступеньке, прислушиваясь к каждому шороху.

Сверху ничего больше не доносилось.

Пересилив себя, я медленно направился туда.

Дверь в квартиру Шарова была не заперта, и я понимал, что она скрипнет или издаст иной шум, значит, как только я войду в квартиру, меня услышат. Ощупав замок рукой, я понял, что защелка высунута, и если захлопнуть дверь, можно закрыть убийцу в квартире.

Но тогда если Шаров еще жив, он точно умрет, а убийца сбежит через окно, не дожидаясь визита ментов.

Если я стану звонить в квартиру и просить соседей, чтобы они вызвали милицию, убийца услышит тоже.

Осторожно, но быстро открыв дверь, я сделал два шага вперед, присел и замер, прислушиваясь.

В комнате за коридором раздался шорох, даже какой-то сдавленный вздох, но я не мог точно сказать, откуда он идет.

Глаза постепенно различали тусклый свет впереди, пробивающийся из-за плотных занавесок: коридор прихожей был прям и тянулся вперед; свет шел из зала, проем которого был слева передо мной, напротив него виднелась дверь, дальше по коридору – кажется, еще две двери.

Шум, все-таки, шел из зала, решил я, направляя дуло туда.

Медленно и мучительно текли секунды, рождая минуты ожидания. Пот застилал глаза, неудобная поза не давала дышать.

Мне показалось, что прошло минут двадцать, тогда как на самом деле минуло, наверное, не больше пяти.

Больше не в силах ждать, я медленно встал, вплотную подошел к левой стене, и, прижавшись к ней, преодолел метр, отделяющий меня от входа в зал.

Здесь я замер.

По-прежнему, было очень тихо.

Тогда я несколько пригнулся, вдохнул полную грудь воздуха и шагнул в зал с громким: «Милиция!»

Мгновенный взгляд успел уловить две одинаковые тени – слева и справа по углам комнаты – одинаково встающие и вытягивающие руки вперед; я знал, что выстрел только один – и выстрелил в правого, одновременно падая на пол и откатываясь в сторону двери.

Звук выстрела взметнулся, словно яростный гром, на мгновение оглушил меня, раскатился по дому и окрестностям, звякнув оконными стеклами.

Я не промахнулся.

Тело рухнуло с глухим стуком, человек коротко застонал и умолк.

Я вскочил и замер, тяжело дыша, прижавшись к стене, перехватив пистолет за дуло: чтобы метнуть или ударить, другого оружия у меня не было.

И снова наступила тишина.

По истечении еще минут пяти я осознал, что вопрос «кто-кого» надо решать незамедлительно, а то у моего невидимого противника будет преимущество; ожидание делало меня слишком уязвимым: он-то мог стрелять!

– Сейчас приедет милиция, – сказал я, – выходите с поднятыми руками!

Ответа не было.

И я внезапно понял с обреченностью приговоренного к смерти, что милицию никто не вызовет: сколько раз в моем дворе ночью что-то грохало? Разве хоть один раз я подошел к телефону, боясь остаться в дураках, сделав ложный вызов?..

Мой противник выжидал, понимая это, а быть может, тихонько подкрадывался к проему, возле которого я замер, чтобы внезапно появиться передо мной и выстрелить в упор!

Я отпрянул от прохода в зал и начал отходить назад, ко входной двери. Мелькнула спасительная мысль – сбежать вниз, схватить сотовый, вызвать ментов; если убийца попробует выйти из подъезда, поехать за ним в машине, или попытаться сбить, ослепив фарами – все равно, в «БМВ» я не так уязвим для пули, как здесь, в темноте!

Дверь резко скрипнула, сердце ухнуло куда-то в живот, я резко повернулся назад и... наткнулся на Настю.

Она смотрела на меня, и ее глаза, блестящие от ужаса, облегчения и какого-то нервного беспокойства одновременно, я не мог перепутать ни с чьими другими, даже в такой темноте.

– Ты так долго! – тихо прошептала она, и в голосе ее проявилось сдерживаемое облегчение, – Я думала, может, попали в тебя! – несмотря на ее старания, это было сказано безумно громко, слова рвали скопившуюся нервную тишину на части, безжалостно и бесцеремонно.

Я застыл, скованный непониманием и ужасом; затем схватил ее за руку и рванулся к двери – но, входя, девчонка автоматически прикрыла ее за собой, и защелка захлопнулась, закрыв нас в квартире с убийцей!

– Убийца здесь! Ложись! – страшно шепнул я, пригибая ее к полу, понимая, что если попробую открыть замок, он услышит, выйдет и выстрелит – и может попасть в нее! – попытайся открыть дверь! И беги! – еле слышно прошептал Насте, схватив ее за плечо, и рванулся вперед, пока невидимый человек с пистолетом не вышел из зала.

Здесь было не так темно, как в коридоре – через занавесь окна посреди стены едва-едва, но сочился лунный свет, а потому, стремительным взглядом окидывая зал, я сразу же увидел труп, лежащий в правом углу, в пяти шагах от меня, еще один – труп Шарова, распростершийся посреди комнаты, и темную фигуру, резко развернувшуюся в мою сторону; я бросился вперед, надеясь только на удачу, пытаясь повалить его, а дальше – будь, что будет, – он бросился навстречу и... я встретился со своим двойником, со всего размаху ударившись руками о трельяжное зеркало в человеческий рост.

Столкнувшись с ним, я был отброшен и, не в силах преодолеть инерции, свалился спиной на пол, ударившись головой о стул и отшибив обе ноги.

Грохота особенного не было, но в разом опустившейся вокруг тишине мой сдавленный тихий смех прозвучал жутко.

– Насть! – смог выговорить я, давясь нервным хохотом, – Иди сюда! Все в порядке!

Она появилась, растрепанная и испуганная, и только когда взгляд ее овел оба трупа, я понял, что зря говорил последнюю фразу. И сразу же отчего-то очень захотелось со всего размаху врезать ей ладонью по лицу в отместку за глупость и безрассудство, за испытанный мной мгновенный страх,$ за готовность умереть, чтобы она могла убежать целой и невредимой.

Я поднялся, потирая ушибленные места.

– Что случилось? – спросила она, блестя на меня глазами.

– Будь моя воля, ты бы сейчас валялась на полу избитая до полусмерти. – ответил я. – Стой здесь и даже не думай двигаться! – она замерла, обхватив руками плечи, я прошел в коридор и, нащупав электросчетчик, попытался повернуть пробки.

Левая подалась, и в зале вспыхнул режущий глаза свет.

Я вернулся туда, теперь уже внимательно оглядывая место преступления. Но прежде всего взгляд мой упал на Настю, плечи которой тихонько тряслись... а это был совершенно однозначный симптом.

Я обошел девчонку, встал перед ней – она склонила голову и сейчас казалась невысокой, ниже меня сантиметров на двадцать. По лицу ее текли слезы.

– Господи, какая же ты избалованная! – в сердцах сказал я, не в силах больше сдерживать накопившееся к ней неуважение.

Это был словно удар по лицу, даже хуже: она вздрогнула всем телом, всхлипнула, вдыхая воздух, и подняла лицо, устремляя в меня полный боли взгляд.

– Дурак! – сказала она сквозь слезы, – Я тебя спасти пришла! Отец приказал тебя убить!

Я замер, обдумывая, сколько процентов дал бы Приятель, анализируя эту ситуацию и проверяя, говорит ли она правду.

Верить не хотелось, потому что это создавало непредвиденные, ужасающие трудности. Но чтобы придумать такое в оправдание своей безответственности, нужно быть очень распущенным человеком, которым она мне не казалась.

– Ты уверена? – спросил я, меняя тон.

– Подожди, – всхлипнула она, – я пойду умоюсь... где здесь ванная?

– Кажется, дверь направо в конце корид.00 Ш@

Пока она умывалась, я восстановил в уме, как все произошло: убийца вошел в квартиру, пользуясь отмычками, которые сейчас лежали на полу, в углу перед ним. Он вывернул пробку, отключая свет, а когда Шаров встал из-за стола у окна, за которым работал, и на котором стоял горящий сейчас светильник, убийца шагнул в проем и выстрелил.

Пистолет был с глушителем, поэтому я услышал только шум падающего тела и предсмертный шаровский стон.

Затем убийца занялся тем, над чем работал Шаров – он сгреб все, что было на столе, в одну охапку и сложил бумаги в сумку, с которой хозяйки обычно ходят в магазин или на рынок.

Тут появился я, убийца услышал звук открывающейся двери и затаился в углу.

Он был готов стрелять, и выстрелил бы, если бы успел первым.

Но первым выстрелил я, выбрав его, а не его отражение в зеркале.

Сделай я другой выбор, скорее всего, был бы уже мертв. Дрожь прошибла меня, холодный пот выступил на висках. Нет, достаточно нервов для одного дня!

– Я все, – негромко сказала Настя, появляясь в проеме.

– Пойдем, – подхватил сумку, крепко взял девчонку за руку, и отправился отсюда подальше.

Перед выходом, правда, снова вывернул пробку и стер с нее отпечатки пальцев.

В подъезде и на улице по-прежнему никого не было.

Усадив Настю на заднее сиденье «БМВ», я выехал из двора и дал газу, отправляясь вперед, к дому.

Усталые руки слегка тряслись: напряжение последнего получаса все никак не отпускало. Поэтому я затормозил, встал у обочины около Первой Дачной и, закурив, обернулся к девчонке.

Она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на меня – со странной смесью тоски, глубоко запрятанного страха и ожидания.

В этой улично-автострадной полутьме она была столь же непривычна, сколь прекрасна. Никогда, никогда в жизни я не видел существ, столь же красивых, как эта непонятная, малознакомая и успевшая причинить столько хлопот девочка... верее, девушка, не исключено – молодая женщина.

– Ну? – устало сказал я, – Что ты так смотришь?

– Не знаю, – ответила она, совсем без апломба нашей дневной встречи, негромко и как-то мирно, – На кого же мне еще смотреть?

– Ладно, глупый вопрос, – признал я, выдыхая дым. – В общем, так: ты уверена, что твой уход из дома никто не заметил?

– Уверена. Отец уехал, а телохранитель в мою комнату не заходит, внутри дома меня не охраняют. Домработница отпросилась в деревню, у нее у матери день рожденья.

– Понятно, – кивнул я, затянулся, обдумывая решение; сигарный дым принес-таки привычное расслабление, дрожь глубоко в теле прекратилась, напряжение постепенно рассеялось, сменившись действительно серьезной усталостью.

– Ладно, если уж нам надо поговорить, сейчас поедем ко мне. Там решим, что с тобой делать. Согласна?

Настя молча кивнула.

По дороге нас никто не побеспокоил, и только у самого дома я вспомнил, что отключил сотовый. Включил, вложив элементы питания обратно.

– Приехали, – сказал я, – вылезай, сейчас поставим в гараж.

На весь двор раздавался звук ножовки, перепиливающей брусок дерева: это Сашка Садомов, чертов пенсионер-плотник занимался постоянным активнотекущим обустройством своей квартиры и подвала с погребом.

Колян, не спавший в такое детское время, вышел на улицу на звук своего «БМВ» и, подойдя ко мне, несколько угрюмо спросил, все ли в порядке.

– Да в норме все, – привычно соврал я, не менее привычно переходя в речевой стиль Коляна и его окружения вне семьи, – Только, те парни в «Хонде» прицепились, позвонили прямо в машину, и вконец доебали.

– Разобрался? – спросил он, осмотрев молча стоящую Настю.

– Разобрался.

– Ты тогда это, блядь... Извини за Гошку. – он сплюнул.

– Коль, ты его особенно не наказывай. Спасибо за машину.

– Он не знал, просто, – объяснил Колян, для которого инцидент с сыном был гораздо важнее целости и сохранности его «БМВ», – поверил, что клиенты, думал, доброе дело тебе делает, помогает...

– Да я сам виноват, надо было предупредить. – ответил я, – Просто никогда такой необходимости не возникало.

– А как вы там вообще? – несколько робко, что, вообще-то, не было на него похоже, спросил Гошка, подходя к нам, – Никого убивать не понадобилось?

Шутка не удалась.

– Нормально, – снова соврал я, – только устал очень.

– Гош, иди домой, – приказал отец, – видишь, человек с работы приехал!

– Спокойной ночи, – пожелал воспитанный Катей Гошка и отправился восвояси.

– Ну ты давай, Валер, отдыхай. – сказал Колян, тоже собираясь уходить, – машину, если че, бери... У нас же катина есть, да я щас отдыхаю, мне не больно нужна.

– Погоди, Коль, – позвал я, – иди сюда, – и, когда верзила наклонился, сказал, – Я твоим пистолетом попользовался. Он меня от смерти спас. Так что там теперь пусто. Я твой должник. Потом скажешь, сколько стоит обойма.

– Какая, на хуй, обойма?! – удивился и даже разозлился Колян, – я тебе сам десять куплю!.. Ладно, отдыхай иди, сам еле на ногах стоишь. Я Сашке скажу, чтобы он не пилил ни хрена. Хватит, поздно уже.

– Спасибо, – на сердце отчего-то полегчало.

– Пойдем, – сказал Насте, – нам на второй этаж. – и отправился вперед, с радостью ожидая какой-никакой, но ужин, а главное, – свидание с Приятелем.

– У тебя уютно, – сказала Настя, едва переступив порог, и я даже не обратил сразу внимание, что она самостоятельно перешла на «ты». Впрочем, заметив, ничего не предпринял по этому поводу: ну и хрен с ним. То есть, с ней.

– Ты проходи, а то я в ванную не могу зайти.

– Только неубрано, – продолжала девушка, сделав несколько шагов вперед, – Ты не женат?

– Третью жену я убил за то, что она задавала слишком много вопросов. – ответил я, думая только об одном: когда же, наконец, смогу нормально поговорить с Приятелем, попихать кнопки или воспользоваться звуковым анализатором, чтобы рассказать все, произошедшее за день?!

– А я-то тут причем? – негромко сказала Настя, тоном, который обычно употребляют, не ожидая ответа, и тут же снова спросила, – Мне куда идти?

– На кухню. Жди там.

Умылся в ванной, тщательно и методично смывая с рук иллюзорную кровь, затем плюнул на время и залез в душ, где накрылся очищающей водой с головой.

Вышел, переодевшись во все чистое, словно новорожденный, даже усталость почти совсем прошла, по крайней мере, спряталась до поры, сменяясь бодростью, которую может даровать лишь холодная вода. Несколько пыльный воздух моей квартиры казался насыщенным, словно морской курортный бриз.

Настя не сидела сложа руки. Пока я принимал душ, она успела разобраться в моем хозяйстве – подмести, вымыть оставленную второпях посуду, которая копилась в умывальнике уже дня три, очистить стол и приготовить мусорное ведро к выносу.

Сейчас она с любопытством разглядывала содержимое моего холодильника.

Запоздало вспомнив, что ни масла, ни сахара у меня в доме не осталось, а купить времени не было, я сделал строгое лицо и спросил, – Ты так хозяйничаешь в каждом доме, где появляешься?

Она оглянулась, ставя на стол початую палку свиной ветчины, и вдруг улыбнулась, как улыбаются добрым знакомым или друзьям, – У тебя же тут совсем неубрано, – повторила она, пожимая плечами, – Ты, бедный, совсем надрываешься на своей работе, а убраться некому. Вот я и убралась... Ты не вынесешь мусор?

Я посмотрел на переполненное ведро, вздохнул и пошел выносить.

Когда я вернулся, на сковороде уже шипела яичница с жареной ветчиной, а в закрытом чайнике нарастало гудение, предвещающее скорую боевую готовность.

– Ты садись, сейчас все будет готово, – сказала она, поворачиваясь спиной, своей соблазнительной спиной с движущимися в такт движению рук лопатками под полупрозрачной блузкой. Нет, определенно, у меня, как у мужчины и частного детектива, тоже бывают свои критические дни: это дни моих расследований; в такие дни я только и делаю, что думаю, меня нельзя отвлекать, в ответ на постороннее отвлечение я могу ответить раздраженно, а то и нагрубить... но сейчас я смотрел на ее спину, ее чертовы короткие шорты, длинные ноги... просто смотрел.

И даже вытягивал шею, пытаясь разглядеть, что и как она там делает – непостижимым образом приготовление яичницы с ветчиной повергало меня в трепет. Наверное, потому, что сам я готовил то, что ел, неосознанно, мало заботясь о внешнем виде, о вкусе – лишь бы можно есть и не умирать с голоду. А в те редкие времена, когда в моей квартире жили женщины, наступали такие моменты, когда я ничего не делал, а только сидел и ждал... обеда, например, или как сейчас – ужина.

– Тебе много перцу? – спросила она, угрожающе наклоняя над сковородкой фирменную баночку с ситечком, или как это там называется.

– Э-э-э, не знаю. Наверное, немного. Так, чтобы не перчено было.

Она посмотрела на меня, как в детстве смотрела классная руководительница и молча вытрясла из баночки скудные остатки перца.

– Валерий Борисович, ты в магазин сам раз в год ходишь, или соседей посылаешь?

– Будешь ругаться – тебя пошлю, – усмехнулся я, – лучше спроси что-нибудь поинтересней.

– А зачем на кухне диван? – спросила она.

«Вот черт» – подумал я, а вслух несколько мрачно ответил, – Для гостей.