Текст книги "Раретитет Хакера"
Автор книги: Петр Северцев
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
– Куравлев, проверь, – кивнул Гаврилов.
Директор частного охранного агентства «Барьер» подскочил ко мен и уже в третий раз обыскал, на сей раз обращая внимание не на оружие, а на возможные «жучки» и им подобные штуки, которые я мог принести с собой на это собрание.
– Чисто, – сказал он, и, повинуясь новому кивку, сел на место.
– Спрашивай, – разрешил Гаврилов, бесстрастно на меня глядя.
– Как я понимаю, в городе проходит выставка привезеннолй из-за границы и собранной по стране русской иконы. Но кроме выставленных на всеобщее обозрение и на аукционную продажу экземпляров, есть произведжения искусства, которые ввезены незаконным образом, минуя таможню, и их отделили от остальных, как указано в этом прекрасном каталоге. Так?
Власов, не мигая, смотрел на меня, Самсонов сцепил руки, он, кажется, лихорадочно размышлял, что предпринять, пытаясь поянть, что известно этому неизвестному человеку.
Гаврилов медленно кивнул.
– Так как этот вид дейтельности обещает огромные необлагаемые никаким налогом прибыли, да еще с отличным официальным прикрытием, тот, кто задумал все это, решал собрать людей, которые смогут заниматься продажей раритетов, культурных ценностей по стране, обращая иконы в большие деньги. Это, скорее всего, вы, Роман Викторович, – уточнил я, и, так и не дождавшись его кивка, продолжал, ощущая нарастающее напряжение, копящееся в этой не слишком большой комнате.
– Вы решили провести первый сбор и первую незаконную продажу в Тарасове, потому что это – центр поволжской культуры, здесь множество очень богатых людей, а главное, здесь не Москва с жестким контролем, здесь, все-таки, провинция. К разработке праздника вы приобщили Областное Управление Культуры, многих других людей, многие фирмы. Но основным разработчиком и человеком, несущим ответственность за выставку, контролирующим приготовления и проведение, был Иван Александрович Горелов... Был, пока некто не застрелил его в его же доме вчера ночью. И в результате его смерти образовалась некоторая неразбериха: вместо требуемых четверых людей сегодня пришло семеро. Я правильно излагаю?
– Правильно, – ответил вместо Гаврилова Власов, с неприязнью глядя на меня и вообще навсех присутствующих, кроме московского собрата, – Дальше!
– Итак, мы должны выяснить причину, согласно которой возникла такая неразбериха. Но для этого нужно понять, как действовал покойный Горелов. Получив задачу организовать праздник, он заказал в тарасовском издательстве «Заря» тираж каталога для выставки, что, вообще-то, не было главным в его подготовительной деятельности: он сделал и многое другое, включая подсоединение к проекту областного министерства культуры; но нас интересует не основной тираж этого каталога, а элитный, совсем небольшой... я бы сказал, раритетный. Этот тираж, по заказу Горелова, должен был насчитывать шесть экземпляров. Если внимательно прислушаться к вашим словам, Роман Викторович, можно предположить, что четыре из них должны были быть отданы четрем ожидаемым гостям. А два остальных, скорее всего, должны были достаться вам и ему, как организаторам. Но получилось так, что выпущено было не шесть, а девять экземпляров. Они лежат перед вами на столе. Шесть из них – запланированные, и должны были быть переданы тем, для кого печатались. Так оно, собственно, и произошло... за исключением того, что после появились еще три – незапланированные. Их выпустил кто-то, думавший не о вашем деле, а о собственных интересах. И я могу точно сказать, кто это был.
– Кто? – одновременно спросили Гаврилов, Власов и Куравлев; Самсонов поднял голову и посмотрел на меня.
– Редактор издательства «Заря» работал не только и не столько с нормальными книгами, а именно с раритетными. Он был большим специалистом в этих книгах, он знал, как их делать. Он не раз поделывал редкие малотиражные книги, допечатывая длополнительные экземпляры, и их нельзя было отличить от настоящих, потому что технология была одна и таже, и рука выпускающего – одна и та же. Он продавал их, в этом состоял его бизнес. Точно так же Самсонов подделал и каталог выставки русской иконы. Но, подделывая его, он действовал не самостоятельно, а на заказ: один человек из сидящих здесь заказал ему этот экземпляр, договорившись о невиданной оплате: в десять миллионов рублей. Этот человек погорячился, потому что именно эта цифра вынудила Самсонова разобраться, что к чему и, в результате, предпринять важные действия, о которых я скажу чуть позже. Именно эта сумма вынудила меня начать копаться в этом деле столь глубоко. И если я спрашивал себя: «почему человек готов платить за жалкий каталог, который стоит в лучшем случае сотку-другую, десять лимонов?!», то Самсонов не спрашивал: он работал. Он предполагал продать всего один экземпляр – тому, кто заказал его, но сделал еще два других – один себе, как память, а другой – на случай, если он сможет найти человека, который поймет непонятную для него ценность этого каталога, и будет в состоянии купить его. Он попробовал продать этот экземпляр через знакомого букиниста, с которым не раз работал: через Шарова Иннокентия Арсеньевича, ныны покойного. И Шаров нашел клиента, который понял истинную стоимость этого кталога... возможно, этот клиент просто случайно заметил каталог на витрине, зная о том, чем он ценен, но это не важно. Важно, что факт этой второй покупки уюедил меня в закономерной ценности каталога. И только сейчас, наблюдая ваше собрание, я понял, ДЛЯ ЧЕГО он был предназначен: беднягя Самсонов, сам того не зная, подделал сертификат, пропуск в «высшую лигу», свидетельство о приобщении к делу всесоюзной продажи икон! Горелову, кроме всего прочего, незначительного, было поручено основное: по некоторым, неважным сейчас, признакам, отобрать из огромнной массы претендентов со всего СНГ – преступных коммерческих групп, готовых взяться за такую сверхприбыльную продажу икон – тех четверых, которые и войдут вместе с Романом Викторовиченм Гавриловым и им самим в этот «совет избранных», отобрать и отдать им по экземпляру каталога, который послужил бы пропуском на это собрание... Он выполнил это задание. Но Самсонов уже продал два экземпляра каталога, и практически в то же время Горелов, единственный, кто знал КОГО ИМЕННО он отобрал из нескольких десятков претендентов, был убит! Вот это самое важное! Но важно так же и то, что человек, заказавший первый новый экземпляр и человек, купивший второй, оба сидят сейчас за этим столом!
– Он что, думает, что своей херней заставит нас поверить? – неожиданно прервал мою взволнованную повесть резкий визгливый голос одного из троих более молодых, сидящих здесь.
– Ага, – сказал я, поворачиваясь к нему, – Лучше бы вы этого не говорили.
Остальные так же повернулись в его сторону, и Гаврилов медленно и зловеще усмехнулся, поднимая пистолет.
Мужчина побелел, понимая, что не успеет даже дернуть рукой.
– Куравлев. – приказал Гаврилов; тот вскочил, отобрал пистолет проговорившегося, и встал у него за спиной.
– Дальше, – прищурившись, велел мне Гаврилов.
– Итак, мы поняли, как сюда попали семь экземпляров каталога: пять оригиналов и два допечатанных. Как же сюда попали еще два? Я объясню: один я украл у любовницы Самсонова, и с ним пришел сюда. А еще один, последний, – это экземпляр Горелова. Дело в том, что Самсонов обманул своего заказчика, из-за которого вся эта заваруха и началась: он не отдал ему каталога, по причинам, которые я приведу ниже, и этому заказчику пришлось взять каталог Горелова. А раз он так же находится здесь, еще раз подтверждая, что убийца Горелова сидит среди нас!
Они замолчали, нервно оглядывая друг друга. Я заметил, что Куравлев вспотел, а у человека, которого он держит на прицеле, дрожат руки. Остальные так же выглядели неважно.
– Получается, что только Горелов и мог сказать точно, кто из них выбран для дела, а кто пролез сам? – тяжело спросил Гаврилов.
– Нет, не только. Ведь один покупатель каталога хотел купить его у Самсонова, а другой – у Шарова. Таким образом, каждый из этих двоих знал, что на его непричастность к выбору Горелова есть, кроме него самого, еще по одному свидетелю. Поэтому первый попытался бы убить Самсонова, а второй – убил Шарова.
– «Попытался бы»? – спросил Власов, – Я знаю, что Самсонов мертв!
– Нет, вы не правы, – ответил я, – Самсонов никогда не был дураком. Он так же разгадал тайну раритетного каталога и совими действиями предупредил действия убийцы. Он НЕ ОТДАЛ КАТАЛОГ заказчику, несмотря на то, что уже получил десять миллионов!
– Как это? – спросил Гаврилов.
– Очень просто, – впервые улыбнулся я, чувствуя, как заканчиваются нити, слабнет узел прежде темного и непонятного, – Он успел имитировать собственную смерть, убив и одев человека, очень похожего на самого себя, и подложив его вместо себя. Причиной смерти стал не приступ астмы, как написал судмедэксперт, а отравление, которое Самсонов готовил несколько дней, по маленьким порциям выдавая яд своему соседу, который был очень похож на него внешне, и с которым они каждый вечер пили чай и играли в шахматы. Одев тело, как обычно одевался сам Самсонов, и оставив при нем свои документы, он наблюдал, как его обследовали, зафиксировали смерть и вызвали родственника для опознания. А непосредственно перед опознанием он сумел украсть тело и как-то избавиться от него. То есть, сейчас Самсонов живее всех живых... и он так же здесь! Но я узнал и о способе убийства, в результате которого практически невозможно обнаружить следов яда, пользуясь техникой, имеющейся в распоряжении судмедэксперта, а позвонив в ЖКО, я узнал так же, что Королльков третий день числится пропавшим без вести, и на него объявлен розыск. И я смог вычислить
Теперь я, кажется, сказал все. Главное, что можно понять из моего рассказа, – что Самсонов, я, тот, кто заказал каталог и тот, кто купил его у Шарова – те четверо, кто не входят в избранную группу с Романом Владимировичем во главе. Я знаю, кто убил Горелова и кто такой Самсонов. А последний, кажется, и так себя выдал. По вашему слову я готов сказать, кто есть кто.
Наступила тишина.
– Погоди, – негромко спросил вдруг Власов, – а если сейчас кто-нибудь из них выстрелит? Ты не боишься?
– Если он сделает это, ему не жить. Потому что тогда всем станет ясно, что он пытался обмануть Гаврилова и совет.
– Если ты скажешь, им тоже не жить, – усмехнулся вдруг сам Гаврилов, – так что терять им нечего!
– Все дело лишь в том, – ответил я, – Что я не скажу. Вернее, не скажу вам.
– Ты так думаешь? – спросил Гаврилов после паузы.
– Я в этом уверен, – ответил я, внутренне молясь, чтобы все произошло так, как я задумал. Страх скребущимся котенком нашептал, что, возможно, та молодая пара просто выкинула пакет в урну, не став терять на него время, и все, что я говорил, только привело меня к неминуемой смерти с обеих сторон... но я надеялся, что мое дитя спасет меня и в этот раз, потому что еще ни разу информационный гений Приятель не дал ему ошибиться в своих рассчетах.
Так произошло и на этот раз: сразу же после моих слов в окно вошли громкие, усиленные мегафоном слова: «Здание окружено! Местность оцеплена! Гаврилов! Власов! Куравлев! Петров! Андрейченко! Жаров! Инакин! Варидзе! Арсеньев! Немедленно выходите с поднятыми руками!»
Они дрогнули, эти труднопробиваемые люди, и, скорее почувствовав, чем увидев эту дрожь, я бросился на пол, рассчитывая перекатиться и спрятаться за трибуной.
В следую секунду все вскочили со своих мест, в коридоре раздалось сразу несколько автоматных очередей, послышались крики, стоны, я успел перекатиться и бросить свое тело за трибуну, не преминув удариться плечем, головой и боком об острую боковую грань; сзади во мгновенно нарастающих криках четко грохнул выстрел, вслед за которым прозвучали еще два, потом еще один.
Затем в комнату ворвались люди в камуфляже с автоматами в руках.
И на весь небольшой зал для собраний раздалось:
"Стоять! Стреляю на поражение!
Они остановились...
* * *
– И тебя так скоро отпустили? – спросила Настя, всматриваясь в мое лицо, словно искала подтверждение рассказанной полусказочной истории.
– А чего меня сейчас держать? Сообщения поступили от меня, свидетельства – тоже, улики предоставил я... вот они и решили выделить мне охрану, и охранять до конца следствия и суда. Люди нормальные, понимают, что чуть богу душу не отдал.
– Значит, моего отца убил Куравлев, – тихо переспросила она, сжимая побелевшими пальцами подолкотники кресла.
– Да, он, – ответил я.
– Потому что Самсонов не дал ему экземпляр, за который Куравлев заплатил?
– Ну не только потому, Настя. Твой отец был ОСНОВНЫМ свидетелем, знающим, кто попал в элитную группу, а кто нет... он был объектом для трех человек сразу. А Куравлев был ближе всего, ему твой отец доверял. Потому он и успел быстрее.
Она всхлипнула.
– Я думала, никогда больше не буду плакать... Значит, он остался жив.
– Да, жив, – в который уже раз ответил я, – Но это не надолго, потому что те, кому надо, уже знают, что из-за него началась вся заваруха, и из-за него они сейчас в столь опасном положении. Когда Власова и других из тех, кто ничего противозаконного в этом деле не совершал, отпустят или осудят условно, что, в принципе, одно и то же, он испытает все, что ему полагается. Если до этого как-нибудь случайно не умрет.
– Мне почему-то жалко Самсонова, – сказала она.
– Да что его жалеть, – вздохнул я, – Такой мерзавец, что на десятерых хватит. Он ведь не просто так туда пришел, а с диктофоном. Хотел, небось, потом шантажировать собравшихся... Ну, его первым и застрелили, сам Куравлев, потому что оба знали, что оба – не из группы: один заказывал, другой обманул.
– А что Эрик? – спросила она. – Его почему?
– Потому что опасались, что ты ему все рассказала. Хотели обезопасить себя, – соврал я. Ведь вправду, не стоило рассказывать девченке, что чуть ли не единственный ее товарищ, который три ночи подряд залазил к ней в спальню «поболтать», согласился работать на Куравлева с тем, чтобы его люди смогли украсть Настю «с гарантией».
Мы надолго замолчали.
Настя переодически промокала глаза платком, более не смотря на меня, а я думал о том, что через несколько минут она уйдет из моей жизни навсегда. Уйдет, так и не встретив во мне любимого человека.
«Старый козел, – упрекнула совесть, – через десяток лет песок начнет из штанов сыпаться, а туда же!»
«Но дело-то мы раскрыли!» – возразил здравый смысл, оставаясь истинно здравым только в той части ответа, где речь не шла о процентном подсчете, кто больше сделал для раскрытия дела: Приятель или я.
– Я все-таки заплачу тебе, – вдруг сказала Настя, посмотрев на меня, – У меня ведь теперь много денег.
– Не надо.
– Надо! Меня бы два раза убили, если бы не ты! – она придвинулась ближе и прямо в лицо посросила, – Пожалуйста... Возьми.
– Хорошо, – сдался я, – Можешь пробовать уговаривать своего опекуна.
– Его еще не назначили, и я могу тратить свои деньги, которые папа откладывал мне на ежегодные покупки. А там много.
– Ты когда домой поедешь? – как бы невзначай спросил я.
– Сегодня, – ответила она, отвернувшись и, кажется, чему-то злясь. – Прямо щас и поеду! – встала, поправляя свою полупрозрачную блузку и короткие шорты. Вздохнула. Повернулась ко мне лицом.
– Спасибо тебе, Мареев, – прекрасные дымчатые глаза смотрели задумчиво и, вроде бы, спокойно, – За все спасибо.
Она повернулась и пошла в прихожую, чтобы остановиться у дверей и еще раз взглянуть на меня.
– До свидания, – сказала, пытаясь открыть мой новый, нехитрый замок.
– Ну уж нет, – рявкнул я, – так просто я тебя не отпущу!
– А что? – живо отреагировала она, поворачиваясь ко мне лицом, вскидывая подбородок, блестя глазами, придавая лицу удивленно-испытующее выражание. – Что ты сделаешь?
– Отвезу домой, – негромко ответил я.
– Ну, – вздохнула она, сразу же растеряв остатки удивления, – отвези.
– Настя, кто там у тебя сейчас есть?
– Тетя приехала. Со своим отпрыском. Еще хуже, чем Артем.
– Почему хуже?
– Потому что прыщавый! – внезапно разъярилась Настя, окинув меня бешеным взглядом и не переставая сплетать и расплетать побелевшие от усилий пальцы. – Ну что ты на меня так смотришь?!
– Любуюсь, – ответил я, чувствуя, как пересохло горло, – Любуюсь.
– Н-да? – спросила она уже горадо тише. – Что, нравится?
– Нравится, – кивнул я, и неожиданно смог предложить то, чего так желал. – Оставайся, Насть?..
– Господи, – медленно сказала она, с какой-то мучительной и счастливой одновременно улыбкой, подойдя совсем близко и кончиками пальцев поглаживая мое плечо, – и что же мне надо было сделать, чтобы ты сразу же решился?
– Снять блузку, – одними губами пошутил я.
И она сняла.
Но я тут же приказал надеть обратно, а она сказала, что все мужчины сволочи, а я сказал, чтобы она не ругалась, она показала мне язык, а потом – вытянутые средние пальцы обеих рук, я погнался за ней по квартире, а она, убегая и смеясь, отмахивалась снятой блузкой, и сквозь нерегулярные кружева светлого бюстгальтера белела ее бесстыдная грудь, а когда я догнал и обнял ее, то сказал: «Если ты уедешь, кого же я буду утешать?»
«Вечно вы, мужики, о себе думаете, – не скрывая радости ответила она. – Если, чтобы я осталась, надо снять еще что-нибудь, я, может, даже сниму... И вообще, поцелуй меня. В ЩЕКУ.»
Я поцеловал.
А потом, ближе к вечеру, когда она читала популярную книгу про гномиков байтов и их врагов – PC-шных вирусов, ко мне позвонили.
– Примите бандероль, распишитесь, – приказала сухощавая женщина, подавая мне сверток размером почти А-третьего формата.
Я расписался, поблагодарил, попрощался, закрыл дверь – все это, предчувствуя, что сбываются мечты, а вернее, просьбы к следователю, ибо на свертке был написан адрес прокуратуры, и фамилия следователя, занимавшегося «Делом Горелова».
– Что это? – спросила Настя, высовываясь из-за моего плеча.
– Ты знаешь, – взволнованно ответил я, срывая обертку и раскрывая темно-синий замшевый футляр с золотым церквоголовым тиснением, подставляя этот хакерский раритет под свет лампочки в моей прихожей, – Ты знаешь, это он!