Текст книги "Дворцовые интриги на Руси"

Автор книги: Петр Толочко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Разумеется, исполнение заговора зависело также и от императорского двора, поскольку Олег должен был стать византийским узником. Сделать Царьград соучастником заточения тмутараканского князя было тем проще, что Всеволод, женатый на дочери Константина IX Мономаха Марии, поддерживал хорошие отношения с императором Никифором III Вотаниатом.

Два года Олег находился в Константинополе на положении почетного узника императора, собственно говоря, под домашним арестом. Затем его неожиданно отправили на остров Родос. Там он прожил «два лета и две зимы». Как свидетельствует черниговский игумен Даниил, осуществивший паломничество в Палестину в начале XII в., старые родосцы помнили руского князя и показывали места его проживания[85]85
  Путешествие игумена Даниила по Святой земле в начале XII в. СПб, 1864. С. 7.


[Закрыть].

Мы не знаем истинных причин, побудивших императора отправить Олега в ссылку, но не исключено, что это каким-то образом связано с бунтом русских наемников в Константинополе. Около 1080 г. они без видимых причин ворвались в императорские покои, ломились в двери, стреляли в императора из луков. При этом все были пьяны. Охрана императора сумела овладеть ситуацией, наемники были сбиты с лестниц и заблокированы в одном из крепостных помещений. Когда опьянение прошло, они повинились в содеянном и просили прощения в императора. Оно было получено, но распространилось не на всех. Инициаторы беспорядков понесли наказание: их разослали по гарнизонам разных византийских крепостей, другими словами, отправили в ссылку[86]86
  Васильевский В. Г. Варяго-русская варяго-английская дружина в Константинополе // Труды. Т. 1. С. 353-354.


[Закрыть].

Вряд ли Олег имел отношение к этому инциденту, но мог попасть, как говорится, под горячую руку. Греки после этого решили вообще отказаться от русских наемников и предпочли заменить их англосаксами.

В Тмутаракани тем временем произошли значительные перемены. Всеволод фактически лишил этот город княжеского статуса и направил туда не князя, а простого посадника Ратибора. В 1081 г. киевского воеводу изгнали из Тмутаракани два русских князя-изгоя – Володарь Ростиславич, сын отравленного греками князя, и Давид Игоревич. Великий киевский князь, связанный конфликтом с Полоцком, никак не отреагировал на это самоуправство.

Развитие событий, казалось, не оставляло никаких надежд родосскому ссыльному. Трудно сказать, как бы сложилась его дальнейшая судьба, если бы в Константинополе не случился очередной дворцовый переворот и к власти не пришел новый император.

В апреле 1081 г. Никифор III отрекся от престола и на византийский трон взошел Алексей I Комнин. В отличие от престарелого и безвольного предшественника, Алексей I был полон сил и развернул бурную деятельность по укреплению пошатнувшегося авторитета империи. Особое внимание он оказывал иноземным рыцарям, поступавшим на службу в Византию. Никита Хониат возмущался тем, что полноправные ромеи вынуждены были испытывать зависимость от «полуварваров». Однако так думали не все в императорском окружении. Евстафий Солунский, апологет императора Мануила Комнина, восторгался его умением привлекать на свою сторону благородных и полезных людей из других стран. Одним из таких нужных для империи людей оказался и Олег Святославич. Он был возвращен из родосской ссылки в Константинополь и приближен к императорскому двору.

Частью далеко идущего замысла Алексея I был, по-видимому, брак Олега со знатной гречанкой Феофанией Музалонис. Русские летописцы не удостоили это событие своим вниманием, однако его реальность подтверждена находками сфрагистического материала. Сохранились печати с надписью: «Господи, помози рабе твоей Феофании Музалон, архонтисе Руси».

В 1083 г. Олег возвратился в Тмутаракань, расправился с непосредственными виновниками своей ссылки и вновь занял княжеский престол этого далекого удела Руси. Конечно, без помощи греков о таком счастливом повороте судьбы он не мог бы и мечтать. Теперь же въехал в Тмутаракань, что называется, на белом коне. Но въехал уже не как вассал киевского или черниговского князя, а как подданный империи, которая таким образом перебирала от Руси верховные права на русское княжество. Подтверждением этого может служить сообщение Мануила Страворомана о том, что Алексей I сделал важные приобретения на «Боспоре Киммерийском». Признание Олегом Святославичем суверенитета императора кажется не только возможным, но и неизбежным. Потеряв связь с Русью и не обретя таковой с Византией, он не смог бы усидеть на тмутараканском престоле и нескольких дней.

Нет сомнения, что русский князь имел мощную поддержку и в самой Тмутаракани. За ним стояла «туземная» партия, которую составляли черкесы, осетины и половцы, видевшие в Олеге своего вождя и рассчитывавшие с его помощью умерить амбиции хазарской общины города. Не будь этого, вряд ли Олегу удалось бы его триумфальное возвращение на тмутараканский престол. Не будем забывать, что ему должны были противостоять два соперника – Володарь и Давид, имевшие в своем распоряжении сильные дружины. Но они так ничего и не предприняли для отражения претензий Олега. Можно думать, что Володарь и Давид были пленены сторонниками черниговского князя еще до того, как византийский корабль причалил к тмутараканскому берегу. Позже они были великодушно отпущены Олегом на Русь.

Второй период тмутараканского княжения затянулся на долгих одиннадцать лет. Никаких известий об этом этапе жизни Олега у нас нет. Единственное, что можно утверждать с уверенностью, так это то, что его ни на минуту не оставляла мысль о возвращении на Русь. При жизни великого киевского князя Всеволода Ярославича это было делом практически невозможным. Все главные престолы Руси находились в руках Всеволода, его сыновей и племянников (по линии старшего брата Изяслава), так что рассчитывать на их сострадание к изгойской доле Олега не приходилось. В родном Чернигове сидел Владимир Мономах, также не собиравшийся уступать его кому-либо. Наверное, у Олега имелись на Руси и сторонники. Достаточно вспомнить, как упорно стояли за него черниговцы в 1078 г. Конечно, этим добрым их расположением он был обязан не столько своим заслугам, сколько отцовской славе. Но как раз это и давало надежду на то, что земляки в конце концов примут у себя блудного сына. Нужен был только благоприятный момент.

Таковой наступил в 1093 г. Умер могущественный Всеволод – и ситуация на Руси изменилась. Авторитаризм сменился брожением среди князей. К тому же, как это обычно бывало при смене великих киевских князей, активизировались половцы, пытаясь прощупать на прочность нового главу Руси Святополка Изяславича. Олег чутко уловил, что пробил его звездный час. Заручившись поддержкой своих традиционных союзников – половцев, он летом 1094 г. осуществил стремительный бросок от Тмутаракани к Чернигову и осадил его. Штурмовать город ему практически не пришлось. Случилось невероятное. Владимир Мономах добровольно уступил его Олегу: «Вододимеръ же сотвори миръ со Олгомъ и иде из города на столъ отень до Переяславля, а Олегъ вииде в городъ отца своего»[87]87
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 217.


[Закрыть].

Позже в своем знаменитом «Поучении» Мономах объяснит свою капитуляцию тем, что сделал это из сострадания к невинным христианским душам, пытаясь предотвратить разорение сел и монастырей. Благородство Владимира достойно уважения, но, думается, оно было не причиной его поступка, а следствием. Ситуация складывалась не в его пользу. В городе несомненно оживилась боярская партия, желавшая видеть на черниговском престоле Олега Святославича. Горожане не поднялись на защиту Мономаха. С нападавшими дралась только его дружина: «И бишась дружина моя с нимь 8 днии о малу греблю»[88]88
  ПСРЛ. Т. 1 (Лаврентьевская летопись). М. 1962. Стб. 249.


[Закрыть]. Не исключено, что Мономаху каким-то образом стало известно о готовности черниговцев отступиться от него, и он решил упредить ситуацию. При этом, разумеется, выторговав себе условия почетного ухода из Чернигова: «И ѣхахом сквозѣ полки Половьчскиѣ нъ въ 100 дружинѣ и с дѣтми и с женами, и облизахуся на нас акы волци стояще... Богъ и святый Борисъ не да имъ мене в користь, неврежени доидохом Переяславлю»[89]89
  Там же.


[Закрыть].

Уход из Чернигова вместе с Мономахом всего лишь ста дружинников свидетельствует, что, несмотря на длительное его княжение в этом городе, глубоких корней в нем он не пустил и не стал для черниговцев своим князем. Владимир хорошо это понимал, и не случайно в «Поучении» замечает, что «вдахъ брату отца своего (Святослава. – П. Т.) место, а самъ идох на отца своего мѣсто Переяславлю»[90]90
  ПСРЛ. Т. 1. Стб. 249.


[Закрыть].

Таким образом, восторжествовала историческая справедливость. После шестнадцати летних скитаний Олега по миру он наконец обрел отцовское наследие. Правда, цена этого обретения оказалась слишком дорогой. Как отмечает летописец, рассчитался Олег со своими союзниками за помощь тем, что разрешил грабить окрестности Чернигова, убивать ни в чем не повинных русичей и уводить их в половецкое рабство.

В 1096 г. Олег Святославич вновь оказался в центре междоусобного конфликта русских князей. На приглашение Святополка и Владимира Мономаха прийти в Киев, чтобы «положить поряд о Русьстѣи земли», черниговский князь ответил вызывающим отказом. Он заявил: «Несть мене лѣпо судити епископу ли игуменом, ли смердом». Высокоумие Олега оскорбило Святополка и Владимира и они решили проучить непокорного вассала. Собрав киевские и переяславские полки, князья выступили на Чернигов.

Олег испугался и, не приняв боя, бежал из города. Путь его пролег к Стародубу, где он, по-видимому, надеялся укрыться от преследовавших его князей. Чем Стародуб был надежнее Чернигова для Олега, сказать трудно. Не исключено, что за неполных два года «сидения» в главном городе земли он не сумел заручиться поддержкой местного боярства и боялся измены. Стародубцы, как показали последующие события, были действительно верны Черниговскому князю и стойко защищали город от осаждавших его полков. Только спустя 33 дня, когда в городе начался голод, Олег вышел из Стародуба и запросил мира. Святополк и Владимир пошли на мировую, однако выставили прежнее условие: Олег должен идти к брату Давиду в Смоленск и вместе с ним прибыть в Киев на княжеский съезд. Конечно, теперь черниговский князь больше не мог демонстрировать свою независимость и покорно обещался выполнить волю киевского и переяславского князей. «И на семь цѣловаша кресть», – подытожил этот сюжет летописец.

Неожиданно ситуация на Руси вновь резко изменилась. В пределы Киевской и Переяславской земли вторглись половецкие орды ханов Боняка и Кури. Такое впечатление, что эта военная акция осуществлялась согласованно и по просьбе Олега. Святослав и Владимир срочно выступили к Переяславлю. В состоявшемся сражении они одержали победу над ордой Кури, но в это время хан Боняк грабил и жег южные околицы столицы Руси.

Русско-половецкий конфликт, как казалось Олегу, позволял ему не особенно спешить с исполнением своих обещаний Святополку и Владимиру. В Смоленск к брату он пошел, однако вместо того, чтобы идти с ним в Киев, неожиданно выступил на Муром. Там в это время княжил сын Мономаха Изяслав. Олег направил Изяславу ультиматум, чтобы он перешел в Ростов, а Муром оставил ему, так как это была волость его отца. Изяслав и не думал исполнять это требование. В состоявшейся на поле под Муромом битве Изяслав был убит, а его дружина в панике разбежалась. Олег вступил в город, где его сочувственно встречали горожане. Развивая свой успех, он берет один за другим города Суздаль и Ростов и становится полновластным хозяином Муромской и Ростовской земель: «И перея всю землю Муромску и Ростовьску, и посажа посадникы по городом, и дани поча брати»[91]91
  ПВЛ. Ч. 1. С. 168-169.


[Закрыть].

Военная акция Олега не имела легальных оснований. На переговорах под Стародубом он не был лишен Черниговской земли. По меньшей мере неискренним выглядит его утверждение в послании к Изяславу, что отец последнего выгнал Олега из отчего города. Скорее всего, поход в северо-восточные земли Руси черниговский князь использовал как давление на Мономаха и Святополка. Конечно, согласиться с тем, что традиционно связанные с Переяславлем земли перейдут под юрисдикцию Олега, они не могли, но, как думалось ему, должны были пойти на уступки.

Надежды черниговского князя оправдались лишь частично. Мономах отреагировал на захват Суздаля и Ростова снаряжением в Северо-Восточную Русь военного корпуса под водительством сына Мстислава. Теперь уже молодой Мономашич предъявляет Олегу ультиматум – немедленно оставить не принадлежащие ему города. Понимая, что против силы Мстислава не устоять, Олег зажигает Суздаль и уходит в Муром. Отсюда он шлет грамоты Мстиславу и просит мира. Летописец замечает, что делалось это «с лестью», то есть неискренне. Тем не менее Мстислав поверил Олегу и, считая конфликт исчерпанным, распустил свою дружину по селам.

Вскоре он вынужден был пожалеть об этом. Во время праздничного обеда в Федорову субботу к Мстиславу пришла весть, что Олег выступил против него и уже стоит с дружиной на Клязьме. Пришлось срочно собирать силы, что и было сделано в предельно короткие сроки. К Мстиславу подошли вой из Новгорода, Ростова и Белоозера. Олег не решался вступать в открытый бой, а его расчет на то, что Мстислав испугается демонстрации силы и уйдет в Южную Русь, не оправдался. В конце концов стороны сошлись в кровавой сече, которая окончилась полной победой Мстислава.

Олег в панике бежал сначала в Муром, а затем в Рязань. Мстислав преследовал его и вновь умолял примириться с Мономахом и Святополком и прибыть на княжеский съезд. При этом Мстислав гарантировал прощение Олегу всех его грехов и полную безопасность.

Видимо, к этому времени подоспело и письмо Мономаха к Олегу. В нем переяславский князь призывает его к смирению и покаянию. Не корит и за убийство сына Изяслава, замечая, что смерть мужа в полку не может быть поставлена кому-либо в вину. Еще раньше аналогично по этому поводу высказывался Мстислав. Обращясь к Олегу, он говорил: «Аще и брата моего убил еси, то есть не дивно, в ратех бо и цари и мужи погыбають». Со своей стороны, Мономах просит у Олега прощения за то, что выгнал его из Чернигова, хотя и оправдывает свои действия необходимостью борьбы с «погаными». Письмо Мономаха явилось, по-видимому, последним аргументом, склонившим Олега Святославича к участию в знаменитом Любечском съезде князей.

Конечно, изменить свою мятежную природу он уже не мог. И после 1097 г. Олег будет отличаться неразборчивостью в средствах для достижения цели, а его неуживчивость с порфироносными сородичами и дружба с половцами создадут на Руси еще не одну конфликтную ситуацию.

Вероломное убийство половецких ханов Кытана и Итларя

Конец XI в. отмечен особой активностью кочевых соседей Руси – половцев. За полстолетия пребывания их в южно-русских степях они выросли в мощную силу, представлявшую реальную опасность для оседлых народов. Больше всего от половецких вторжений терпела Южная Русь. Их набеги на приграничные районы Черниговской, Переяславльской и Киевской земель были сколь часты, столь и опустошительны. Попытки Киева установить с половцами мирные отношения, которые бы держались на договорной основе, не приносили желаемых результатов. Не спасали положение и династические браки. Половцы не имели единой политической структуры. Все ханства были равны между собой, а главного или великого хана половцев как такового не существовало. Поэтому мир Киева с приднепровскими половцами ни к чему не обязывал донецких. Такими же свободными в своем выборе были и отдельные ханства в пределах локальных объединений. В то время как одно из них устами своих правителей клялось в вечной дружбе с Русью, другое совершало опустошительные набеги на города и селения. Все это вызывало ответные походы русских князей в глубь степей. При этом нередко за грехи одной орды расплачивалась другая.

Половцы не были настолько сильны, чтобы угрожать государственной безопасности Руси. Но их агрессивное соседство вынуждало отвлекать значительные силы и средства на защиту ее южных рубежей. Кроме военных походов в Степь, этой цели служили мощные земляные валы, которые сооружались на наиболее опасных направлениях половецких вторжений, – равно как и города-крепости, поставленные русскими князьями на пограничных реках Сула, Рось и других, а также вдоль правого берега Днепра от Канева до Киева.

История русско-половецких отношений не отмечена особой рыцарственностью сторон. В ней было больше коварства и обмана. Особенно этим грешили половцы. Дать клятву и не сдержать ее было для них обычным делом. Летописи зафиксировали множество таких случаев. Небезгрешной была и русская сторона, платившая половцам той же монетой. Об одной такой «отплате» и пойдет речь в этом очерке.

Шел 1095 г. Русь переживала не лучшие времена. В князьях не было согласия. В Киеве сидел малоинициативный Святополк Изяславич, который не справлялся с трудной ролью великого киевского князя. Черниговом только что овладел Олег Святославич, разрешивший своим союзникам-половцам грабить его окрестности в благодарность за военную помощь. В Переяславль перешел княжить Владимир Мономах, занимавший до того черниговский престол. На повестке дня остро стоял вопрос «устроения мира», причем не только внутреннего, но и внешнего, с половцами.

Летопись сообщает, что в 1094 г. мир с приднепровскими половцами заключил Святополк Изяславич, закрепив его к тому же женитьбой на дочери хана Тугоркана. Какое-то мирное соглашение, по-видимому, имелось между другим половецким ханством и Олегом Святославичем, коль они помогали ему овладеть Черниговом.

Теперь наступила очередь «мириться» с половцами Владимиру Мономаху. «В то же лѣто, – пишет летописец, – придоша половци, Итларь и Кытанъ к Володимеру на миръ»[92]92
  ПВЛ. Ч. 1. С. 148.


[Закрыть].

Находился ли в ссоре с названными ханами Владимир Мономах, неизвестно. Возможно, это был традиционный визит вежливости соседей, пытавшихся поближе познакомиться с новым властителем Переяславльской земли.

За скупыми летописными фразами скрывается сложная ткань переговоров сторон, как бы мы сказали теперь, по протоколу встречи. В результате Кытан с дружиной стал лагерем в нескольких километрах от Переяславля, а Итларь с небольшой личной охраной вошел в город. При этом безопасность Итларя гарантировалась тем, что в лагерь к Кытану был отправлен сын Мономаха Святослав. По существу, Итларь и сын Владимира оказались в роли заложников.

Начало переговоров не свидетельствовало о каких-то коварных замыслах Владимира Мономаха. Однако в их процесс неожиданно вмешался великий киевский князь Святополк. Он прислал в Переяславль своего посла Славяту – и все переменилось: «В то же время бяше пришелъ Славята ис Кыева к Володимеру от Святополка на нѣкое орудие»[93]93
  ПВЛ. Ч. 1. С. 148.


[Закрыть]. Под словами «некое орудие», очевидно, и следует искать тайный смысл Славятиного прибытия в Переяславль. Летописец не раскрывает его, но в последующих событиях он обозначен достаточно отчетливо. Речь идет о плане убийства половецких ханов. Славята излагает его воеводе Владимира Ратибору, а тот, в свою очередь, вместе с княжескими советниками рассказывает о нем Мономаху: «И начаша думати дружина Ратиборя со княземъ Володимером о погубленьи Итларевы чади»[94]94
  Там же.


[Закрыть].

Совет из Киева для Мономаха был полной неожиданностью. Первой реакцией на него явилось решительное неприятие великокняжеского коварства. На совете с Ратибором и другими боярами Владимир заявляет, что не может дать согласия на погубление Итларя и его окружения. «Как я могу совершить такое зло, – воскликнул князь, – когда клялся половецким князьям в верности!» На этот крик души бояре находят обезоруживающий аргумент. Они заявляют Владимиру, что не видят в этом греха по той простой причине, что сами половцы неоднократно изменяли договоренности о мире с Русью: «Да они всегда к тобѣ ходяче ротѣ[95]95
  Рота – клятва верности договору.


[Закрыть], губять землю Русьскую и кровь хрестьянску проливаютъ бесперестани»[96]96
  ПВЛ. Ч. 1. С. 148.


[Закрыть].

Из приведенных слов не ясно, шла ли речь о нарушении мирных соглашений Итларем и Кытаном, или же бояре Мономаха имели в виду распространенную практику клятвопреступления других половецких ханов и полагали, что имеют моральное право наказать за это тех из них, кто оказался в их руках.

Мономах продолжал стоять на своем, однако в конце концов был сломлен Славятой, Ратибором и другими вельможами. Как свидетельствует летопись В. Татищева, князь дал согласие на убийство Итларя, но оговорил его своим неучастием. «Вы учините, как хотите, но я не хочу ни для чего, дав единою роту, преступить и век того сожалеть»[97]97
  Татищев В. Н. Указ. соч. Т. 2. С. 102.


[Закрыть].

Исполнение неправедного приговора, однако, было делом непростым. Убийство Итларя в Переяславле могло откликнуться убийством Святослава в половецком лагере Кытана. Владимир, разумеется, не был согласен платить такую дорогую цену за столь сомнительное отмщение половцам. Поэтому был разработан план освобождения Святослава, а в случае успеха этой операции – и ликвидации Кытановой дружины. Под покровом ночи переяславльцы с помощью торков проникли в половецкий лагерь и выкрали княжеского сына. Затем, воспользовавшись беспечностью половецкой стражи и, по-видимому, сном дружины Кытана, уничтожили всех, кто находился в лагере. В. Татищев пишет, что руководил этой операцией киевлянин Славята. Кровавая резня под Переяславлем произошла в ночь с субботы на воскресенье. Итларь, находясь в городе, ничего об этом не знал. Он, как свидетельствует летопись, спокойно гостил в это время со своими вельможами на дворе Ратибора. Ипатьевская летопись уточняет, что Итларь с дружиной находился «сѣнници у Ратибора». В. Татищев же полагал, что Итларь в эту ночь пил и веселился у Ратибора.

Теперь, когда ничто не угрожало жизни сына Мономаха, расправа над Итларем и его небольшой дружиной не представляла ничего сложного. Можно было убить их как угодно и когда угодно. Однако слуги Мономаха, видимо не без его ведома, разрабатывают особый план уничтожения половецкого посольства, которое должно было походить на несчастный случай.

Утром воскресного дня Владимир посылает своего отрока по имени Бяндюк с приглашением Итларю и его дружине прийти на княжий двор. Однако прежде они должны позавтракать у Ратибора.

Итларь, передав Владимиру через Бяндюка свое согласие на визит к князю, пошел со своей свитой в приготовленную для завтрака избу на Ратиборовом дворе. Как только половцы вошли в дом, стражники заперли за ними дверь на замок. Затем сын Ратибора Ольбег поднялся на верхний этаж, отодвинул несколько потолочин, которые, вероятно, были заранее сорваны, и через образовавшееся отверствие пронзил стрелой Итларя. Сотоварищи Ольбега таким же образом расстреляли и все окружение хана.

Летописец так подытожил это невероятно коварное убийство: «И тако злѣ нспроверже животъ свой Итларь, в недѣлю сыропустную, въ часъ 1 дне, мѣсяца февраля въ 24 день»[98]98
  ПВЛ. Ч. 1. С. 149.


[Закрыть]. В словах этих нет ни сожаления, ни малейшего оправдания содеянного. Наверное, этого и нельзя было ожидать от летописцев, справедливо видевших в половцах смертельных врагов Руси. Однако сегодня, с расстояния более чем в девятьсот лет, мы не можем причислить этот эпизод отечественной истории к числу доблестей наших предков. Найти ему оправдание невозможно. Неприкосновенность послов во все времена и у всех народов считалась священной. Конечно же, она нарушалась. История знает немало таких примеров, и не наши предки положили им начало. И все же это не может служить для них оправданием.

Рис. 23. Убийство половецкого хана Итларя и его дружины в Переяславле

Почему Мономах пошел на это? Был ли у него личный мотив мести половцам таким нерыцарским образом? Наверное, был. Двумя годами раньше Мономах вместе со Святополком потерпел жестокое поражение от половцев у Треполя. Паническое бегство с поля боя русских дружин увлекло за собой Мономаха и его брата Ростислава. Переправа их через Стугну закончилась для Ростислава трагически: он утонул в ее водах. Попытка Владимира спасти брата едва не закончилась его собственной гибелью. Смерть эта произвела на Мономаха глубокое впечатление. Он долго оплакивал брата. Не исключено, что Ратибор и другие переяславльские бояре, уговаривая князя согласиться на убийство Итларя и Кытана, могли напомнить ему об этом событии.

Безусловно, в расправе над половецкими послами большую роль сыграл великий киевский князь Святополк Изяславич. Его позиция выглядит труднообъяснимой. Конечно, он, как и Мономах, помнил позор 1093 г., когда южно-русские князья не устояли перед половецким натиском, потеряли на поле брани множество воинов и в панике бежали в Киев и Чернигов. Однако сам Святополк не был последовательным и бескомпромиссным борцом с половцами. Как говорилось выше, он даже породнился с ними, женившись на дочери Тугоркана. Отчего же он так решительно восстал против заключения мира с Итларем и Кытаном?

Здесь может быть несколько объяснений. Первое сводится к тому, что с подачи Святополка могли решаться какие-то внутренние противоречия в правящих верхах половецких орд. Возможно, физическое устранение названных ханов было желательным для Тугоркана, которое он и осуществил через своего зятя. Второе объяснение исходит из наличия конкурентной борьбы среди южнорусских князей. Не исключено, что Святополк этой акцией хотел намеренно обострить отношения половцев с Мономахом, чтобы отвлечь того от мыслей о Киеве. Ведь не мог же он не знать, что после смерти Всеволода Ярославича киевляне хотели видеть его преемником именно Мономаха. Разумеется, все происходящее могло быть и обычным легкомыслием Святополка, которое тот демонстрировал неоднократно. В 1093 г. он уже заключал половецких послов в киевский поруб, чем навлек на киевскую землю орды половцев.

После расправы над Итларем и Кытаном Святополк и Владимир пытаются расширить антиполовецкую коалицию за счет Олега Святославича. Зная его особую предрасположенность к половцам, которые совсем недавно помогли ему утвердиться в Чернигове, князья пытаются спровоцировать его на акцию, подобную той, что случилась в Переяславле. Они требуют убить или выдать сына хана Итларя, который находился в Чернигове. Олег отказался это сделать, чем резко обострил междукняжеские отношения.

Удивительно, как Владимир и Святополк не могли предвидеть драматических последствий для всей Южной Руси. Ни скрыть, ни списать смерть двух половецких ханов на несчастный случай не удалось. Она вызвала гнев и возмущение во всей Половецкой земле. В ответ на нее половецкие ханы нанесли солидарный удар по южнорусским княжествам. Хан Куря и хан Тугоркан вторглись в Переяславльскую землю. Хан Боняк осуществил дерзкое нападение на столицу Руси Киев и даже сжег его южные пригороды и монастыри. Половецкий смерч обошел стороной только Черниговщину, князь которой Олег Святославич стойко держался союза со степняками.

Так непродуманное легкомыслие Святополка и Владимира, нарушивших правила рыцарской чести, обернулось несчастьем для десятков тысяч простых русичей.