Текст книги "Дворцовые интриги на Руси"

Автор книги: Петр Толочко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Кроме уверений в уважительном отношении императора к великому князю Ростиславу, последнему были поднесены и богатые царские дары («присла царь дары многы Ростсилаву, оксамиты и паволоки и вся узорочья различныя»), что, несомненно, повлияло на его окончательное решение.

Сработал старый и испытанный способ хитрых византийцев: лесть и подкуп. Они лишили Ростислава его непреклонности относительно возвращения на митрополичью кафедру Клима Смолятича. Правда, следует признать, что «прозрение» князя было несколько запоздалым. Если бы он не смалодушничал в 1159 г., возможно, прецедент с поставлением русского митрополита в Киев 1147 г. имел бы продолжение. Широкой поддержки Клим, как известно, не получил ни в церковных, ни в светских кругах, но кто знает, как бы все сложилось, уступи Ростислав настояниям Мстислава и верни его на кафедру. Возможно, пришлось бы смириться с таким порядком избрания и Константинопольской патриархии. Наверное, хиротония киевского митрополита все равно происходила бы в Софии Константинопольской при участии патриарха и архиерейского Собора Византийской православной церкви, но кандидатура его определялась бы в Киеве.

К сожалению, этого не случилось. Страсти по киевским митрополитам, продолжавшиеся в течение семнадцати лет, не привели к изменению устоявшихся порядков, хотя и показали, что на Руси они не всеми воспринимались как безусловные.

«Совет зол»

Под 1159 г. в Ипатьевской летописи помещен рассказ о необычайном обострении междукняжеских отношений в Полоцкой земле. Главными действующими лицами этой распри были Рогволод Борисович, Глеб Ростиславич, Ростислав Глебович, а также полоцкие и друцкие бояре, именуемые летописью «полочане» и «дручане». Заинтересованное участие в судьбе полоцких князей приняли новгород-сиверский князь Святослав Ольгович, а также Юрий Долгорукий.

Согласно сообщению летописи, Рогволод Борисович выступил «искать собѣ волости» от Святослава. Как недавний минский узник оказался у новгород-сиверского князя, неизвестно. Летописец, разумеется, знал это, но, поскольку это, похоже, не было тайной и для других, не счел необходимым делать какие-то разъяснения.

Слово «искать» здесь означает «добывать», подтверждением чему может быть уточнение, что он «поемъ полкъ Святославль», то есть выступил при поддержке новгород-сиверской дружины. Подойдя к Слуцку, Рогволод направил своих послов в Друцк с сообщением о намерении вернуться в свой город. До перехода в Полоцк он занимал этот престол. Оказывается, дручане только этого и ждали. В ответ они снаряжают посольство к Рогволоду и просят его спешно продолжить путь к Друцку. При этом заявляют, что очень рады его приходу и готовы сражаться за него даже и со своими детьми.

Истинное радушие Рогволод встретил, когда подошел к городу. Навстречу ему выехало 300 лодей, в которых были не только дручане, но и полочане «И вииде в городъ с честью великою, и ради быша ему людье»[189]189
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 493.


[Закрыть].

К этому времени из Друцка бежал сын полоцкого князя Глеб Ростиславич. Спасаясь от гнева толпы, он в спешке покинул город. Дручане, как это практиковалось на Руси, разграбили его двор, словно и не собирались сажать в нем нового князя.

Побег Глеба к отцу в Полоцк спровоцировал и там «мятеж велик», как замечает летописец. Многие полочане полагали, что Друцк для Рогволода лишь промежуточный пункт, а главной его целью должно быть возвращение Полоцка. Для приближения этой цели полочане, встречавшие Рогволода под Друцком, видимо, и подняли мятеж в столице земли.

Летописное уточнение, что сторонниками Рогволода были «мнози», позволяет предполагать отсутствие единодушия среди полочан. Это позволило Ростиславу остановить мятеж. О применении силы не говорится. Возможно, она и не понадобилась, поскольку Ростислав решил эту проблему элементарным подкупом зачинщиков беспорядков: «И одаривъ многими дарми и води къ кресту»[190]190
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 494.


[Закрыть].

Параллельно с умиротворением полочан Ростислав вел переговоры с братьями о том, как им надлежит поступить с Рогволодом. Общая позиция, видимо, была выработана без труда. Конечно, Рогволода следовало примерно наказать. С этой целью Ростислав, собрав под своим началом дружины братьев, повел их на Рогволода: «А самъ иде съ Всеволодомъ, и с Володарем, и съ всею братиею на Рогьволода къ Дрьютьску»[191]191
  Там же.


[Закрыть].

Надежда Ростислава на испуг Рогволода и добровольный его уход из Друцка не оправдалась. Рогволод не только не оставил город, но и организовал оборону. Решительно поддержали его в этом противостоянии с полоцкой коалицией князей дручане. Летописец отмечает, что обе стороны стояли крепко, не считаясь с большими потерями. Бесплодные попытки нападавших овладеть Друцком вынудили Ростислава пойти на мирные переговоры с Рогволодом, причем, как оказалось, на условиях друцкого князя: «И створи миръ Ростиславъ с Рогволодомъ, и цѣловаша хресть межи собою, и придаста волости Рогволоду»[192]192
  Там же.


[Закрыть].

Какие волости были приданы Рогволоду к его Друцкому княжеству, летописец не указывает. Из дальнейшего его рассказа явствует, что «дар» этот был несколько запоздалый и уже не мог изменить течение событий. Судьба Ростислава была предрешена. В Полоцке против него образовался заговор. А неудача под Друцком только ускорила развязку. Втайне от своего князя полочане снеслись с Рогволодом и пригласили его занять полоцкий престол. При этом они каялись за содеянное ему ранее зло.

О том, какое это было зло, свидетельствует статья 1151 г. Ипатьевской летописи. В Полоцке вспыхнул мятеж, в результате которого князь Рогволод Борисович был смещен, пленен полочанами и заточен в минский поруб. Полоцким князем был провозглашен Ростислав Глебович, который, не без воли полочан, признал старшинство Святослава Ольговича: «И послашася полотчане къ Святославу Ольговичу с любовью, яко имѣти отцем собѣ и ходити в послушаньи его и на том целоваша крестъ»[193]193
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 445-446.


[Закрыть].

Столь неожиданная политическая ориентация полочан была обусловлена, по-видимому, тем, что Изяславу Мстиславичу и Юрию Долгорукому было не до полоцкой междуусобицы. Они вели переменно успешную борьбу за киевский престол и это поглощало все их силы. Нестабильность великокняжеской власти, а также традиционная неприязнь полоцких князей к Киеву толкнули их в объятия новгород-сиверского князя.

Теперь, в 1159 г., полочане сознаются, что тогда они согрешили. Причем не только перед Рогволодом, но и перед Богом, поскольку восстали против своего князя без вины и «жизнь его всю разрабиша». Они просят Рогволода забыть прошлые обиды, поцеловать с ними крест и вернуться на свой престол. Лучшего князя им и не надо. Во искупление своего греха они обещают пленить Ростислава Глебовича и выдать его Рогволоду – пусть он сам определит его дальнейшую судьбу: «Княже нашь, съгрѣшили есмь к Богу и к тобѣ, оже въстахомъ на тя без вины, и жизнь твою всю разграбихомъ.., а самого емше выдахомъ Глѣбовичем на великую муку»[194]194
  Там же. Стб. 494.


[Закрыть].

Рогволод охотно принимает покаяние полочан, обещает забыть все свои обиды и целует с ними крест. Первая часть заговора, таким образом, была успешно осуществлена. Теперь надлежало исполнить вторую – пленить Ростислава.

Летописец называет тайный заговор полоцких бояр «злым советом» , поскольку они отступились от крестного целования с Ростиславом, изменили клятве верности своему князю. Определение это, безусловно, верное, но летописец, видимо, симпатизирующий Ростиславу, запамятовал, что таким же «злым советом» был и заговор 1151 г., когда полочане отступились от Рогволода. По существу, нарушение клятвы своевольными боярами неугодным им князьям было обычной и распространенной практикой по всей Руси. Полочане не являлись в этом отношении исключением из правила.

Что же надумали коварные полочане на «злом совете» ? В летописи говорится о намерении пленить Ростислава, однако некоторые обстоятельства позволяют предполагать и более драматические последствия их действий. Приближался праздник св. Петра и Павла, который приходился на 29 июня. Традиционно в Полоцке в этот день устраивалась братчина у церкви св. Богородицы. Присутствие князя на этом празднестве, по-видимому, не было обязательным, но полочане очень хотели его там видеть. Летописец отмечает, что приглашение, направленное Ростиславу, было продиктовано не искренностью, но «лестью». Видимо, расчет был на то, что во время пира проще организовать провокацию, вовлечь в нее князя, а затем и расправиться с ним. В пьяной потасовке князь мог «случайно» погибнуть.

Казалось, все складывалось для полоцких бояр как нельзя лучше. Князь принял приглашение прибыть в братчину, и они могли рассчитывать на успех. Не знали они только того, что их дьявольский план стал известен Ростиславу, и он предпринял необходимые меры предосторожности. Прежде всего он облачился в защитный доспех, который надел под верхнюю одежду. Кроме того, прибыл к церкви св. Богородицы в сопровождении большого отряда личной охраны. Заговорщики дрогнули и, как сообщает летописец, «не смѣша на нь дерзнути». Пирование в братчине закончилось для Ростислава вполне благополучно.

Однако полочане и не думали отказываться от своих замыслов. На следующий день они шлют Ростиславу новое приглашение. На этот раз просят его прибыть в город и принять участие в совете. Князь резонно заметил, что «вчера есмь у васъ былъ, а чему есте не молвили ко мнѣ»[195]195
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 495.


[Закрыть]. Что ответили ему боярские посланники, неизвестно, но Ростислав все же соглашается на новую встречу с полочанами. Из своей загородной резиденции, которая находилась в Бельчицах, он направляется в Полоцк.

На пути к городу Ростислава встретил один из его приближенных и предупредил о новом заговоре полоцких бояр. Они уже подняли мятеж, спровоцировали беспорядки и принялись расправляться с княжеской дружиной. Появляться в городе в такой ситуации было небезопасно, и Ростислав вернулся в Бельчицы. Здесь он соединился с частью своей дружины, а затем направился к брату Вол одарю в Минск.

Тем временем в мятежный Полоцк вошел Рогволод Борисович и вновь был провозглашен полоцким князем.

В Ипатьевской летописи, сохранившей наиболее подробные сведения о полоцкой междуусобице, почти ничего не говорится о закулисных ее участниках. Но таковые, безусловно, были. В 1151 г., как мы уже имели возможность убедиться, не обошлось без определяющего влияния на ход полоцкого мятежа, изгнание Рогволода и утверждение Ростислава на княжеском престоле новгород-сиверского князя Святослава Ольговича. События 1159 г. (или 1158), по-видимому, оказались возможными благодаря участию в судьбе Рогволода великого киевского князя Юрия Долгорукого. Как сообщает В. Татищев, он пригрозил войной Ростиславу Глебовичу, если тот не освободит из заключения Рогволода. Испугавшись угрозы Долгорукого, Ростислав исполнил его требование, чем, по существу, и определил свою дальнейшую судьбу.

После скоропостижной смерти Юрия Долгорукого шансы Рогволода казались незначительными, но в жизни все сложилось иначе. Не надеясь на свои собственные силы в борьбе за Полоцк, он принимает неординарное решение и обращается за помощью к Святославу Ольговичу. Этот шаг Рогволода кажется нелогичным. Ведь именно Святослав был соучастником в деле его изгнания из Полоцка в 1151 г. и заключения в минской темнице. Однако к этому времени политическая ситуация на Руси приобрела, видимо, несколько иную конфигурацию. Святослав поддерживал добрые отношения с Долгоруким и под его влиянием изменил свое отношение к Рогволоду. Не исключено, что в его охлаждении к своему недавнему ставленнику на полоцком престоле Ростиславу повинен был и сам полоцкий князь, не всегда исправно выполнявший свои вассальные обязанности. И, наконец, Святослав не мог не знать, что от Ростислава отвернулись и полочане.

От Святослава Ольговича Рогволод ушел, о чем уже упоминалось, с «полком Святославлим». Эта помощь и это покровительство, несомненно, сыграли решающую роль в возвращении Рогволода в Полоцк.

Финалом этой драматической истории противоборства полоцких князей явились две разорительные военные кампании. Сначала Ростислав Глебович, раздосадованный потерей Полоцка, прошелся огнем и мечом по своим недавним владениям. Затем Рогволод Борисович проделал то же самое с Минской волостью и даже осадил Минск.

В конце концов Ростислав вынужден был покориться и пойти на мир с Рогволодом. Князья обменялись крестоцелованиями и прекратили взаимную вражду.

Трагедия в Боголюбове

Летописная статья 1175 г. Ипатьевской летописи открывается пространной повестью об убийстве суздальского князя Андрея Юрьевича в его загородной резиденции:

«В лѣто 6683. Убиенъ бысть великий князь Андрѣи Суждальскии, сына Дюрдова, внука Володимѣря Мономаха месяца июня вь 28 день, канун святых Апостолъ, день бѣ тогда субота»[196]196
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 580.


[Закрыть].

В отличие от многих подобных происшествий, отмеченных в летописи лишь кратким известием, трагедия в Боголюбове описана с достаточной полнотой. Автор повести – предположительно Кузьмище Киянин, находившийся при дворе Андрея Боголюбского и хорошо знавший всех участников антикняжеского заговора. Он искренне опечален столь зверским убийством, а поэтому начинает свой рассказ с описания добродетелей Андрея, по-видимому, для того, чтобы усилить впечатление трагичности его смерти. Князь у Кузьмища Киянина – «благоверный и христолюбивый», от младых лет возлюбивший Христа и Матерь Божию. Он уподобился царю Соломону и построил посреди града церковь Рождества Богородицы, которую украсил «иконами многоцѣнными, златом и каменьемь драгимъ, и жемчюгомъ великымь безцѣньнымь, и устрои ѣ различными цятами... зане вся церкви бяше золота»[197]197
  Там же. Стб. 581.


[Закрыть]. Андрей заботился не только о Боголюбове, но и о Владимире, где позолотил верхи и комары Успенской церкви и начинил ее разной церковной утварью. Неизмеримой была его любовь к церковным людям. А также к убогим, для которых он был добрым кормителем. Никогда не омрачал ума своего пьянством. Для всех был «яко возлюбленный отець».

Столь высокая характеристика Андрея усиливает впечатление чудовищности злодейства, учиненного его боярским окружением. Как могла подняться рука на такого святого человека? Но поскольку Андрей стал жертвой заговора, это означало, что были в его характере и другие качества, приведшие к столь трагическому концу. Б. Рыбаков полагает, что существенной отрицательной стороной деятельности Боголюбского было его стремление к Киеву, которое никак не согласовывалось с повседневными интересами суздальского боярства. За пять лет, предшествовавших заговору Кучковичей, он снарядил пять далеких походов: на Новгород, на Северную Двину, на болгар и два – на Киев[198]198
  Рыбаков Б. А, Киевская Русь и русские княжества ХII-ХIII вв. М., 1982. С. 554.


[Закрыть]. Удовлетворение личных честолюбивых амбиций за счет ресурсов Суздальской земли не могло не породить в ней стойкого недовольства действиями князя. К тому же и походы эти были большей частью неудачными. Особенно бесславным оказался поход на Киев 1174 г., который, по-видимому, и стал каплей, переполнившей чашу терпения суздальского боярства.

Не отличался Андрей Боголюбский и мягкостью характера. Был авторитарен, нетерпим к чужому мнению, жестоко расправлялся с оппозицией, причем не делал исключения даже для людей близких и преданных ему. Кузьмище Киянин списывает это на «дьявольское наущение и его злых советников», но жертвам княжеского гнева от этого было не легче. Андрей не раздумывая казнил одного из братьев Кучковичей, хотя тот ни в каком преступлении против князя не был уличен, да к тому же приходился ему шурином – Боголюбский был женат на его сестре. При этом другой Кучкович – Яким, как уверяет летописец, был преданным слугой князя.

Преданность Якима, однако, закончилась вместе с казнью брата. Стерпеть этого он не смог, пошел к шурину Петру и другим служивым боярам и высказал опасение, что княжий гнев может пасть и на них: «И почаша молвити: днесь того казнилъ, а насъ завутра». После этого в доме Петра Кучковича состоялся тайный совет. На нем присутствовали: Яким Кучкович, Анбал Ясин – ключник князя, Петр – зять Кучковича, а также еще семнадцать не названных по именам бояр. Этот совет именуется летописцем «окаянным» и по форме напоминает тайную вечерю: «А промыслимы о князѣ семь, и свѣщаша убийство на ночь, якоже Иуда на Господа».

Когда наступила ночь, заговорщики, взяв оружие, пошли к княжескому дворцу. Здесь их охватил страх и трепет, и они, вместо того, чтобы идти убивать князя, спустились в медушу, дабы укрепить свой боевой дух вином: «И шедше в медушю и пиша вино, сотона же веселяшть ѣ в медуши, и служа имъ невидимо поспѣвая и крѣпя ѣ, яко же ся ему обѣщали бяхуть и тако упившеся виномъ, поидоша на сѣни»[199]199
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 586.


[Закрыть].

Рис. 34. Вооруженные заговорщики-бояре Кучковичи врываются во дворец Андрея Боголюбского

Может возникнуть вопрос: неужели Боголюбский был столь беспечен, что во дворце у него не оказалось никакой стражи? Почему так легко и просто заговорщики проникли не только на княжеский двор, но и во дворец?

Стража, наверное, была. Но, во-первых, присутствие среди бояр близких слуг Андрея – Якима и Анбала – для стражников могло служить гарантией их добропорядочности, а во-вторых, не исключено, что заговорщики сумели сделать своими сообщниками и стражников.

Как уверяет В. Татищев, о заговоре бояр знала и жена Андрея. Она была в Боголюбове с князем, но вечером уехала во Владимир, «дабы ей то злодеяние от людей утаить»[200]200
  Татищев В. Н. Указ. соч. Т. 3. С. 105.


[Закрыть]. В Степенной книге говорится, что «княгиня, на мужа своего возымев злобу» за убиенных братьев, «искала удобна время убити его»[201]201
  Татищев В. Н. Указ. соч. Т. 3. С. 449.


[Закрыть]. Придя к выводу, что поскольку во Владимире и Суздале исполнить этот замысел не представляется возможным, заговорщики решили дождаться, когда Андрей приедет на охоту в свое любимое село Боголюбово.

Трудно сказать, сколь надежны приведенные здесь свидетельства. В древнерусских летописных текстах ничего подобного мы не находим, но утверждать на этом основании, что они являются исключительно плодом сочинительства позднейших книжников, мы также не можем. Свидетельства эти, по существу, только детализируют то, что известно и без них. Заговор против Андрея Боголюбского не был спонтанной местью семейства Кучковичей за убийство их родственника, но имел более широкий характер. Его вдохновителями были крупные бояре, уставшие от разорительных военных кампаний своего князя, а возможно, и кто-то из претендентов на владимирский престол. Судя по тому, что после Боголюбского во Владимире утвердился Ярополк Ростиславич, не исключено, что нити заговора тянулись и к Ростиславичам. Не случайно ведь ростовцы, суздальцы и переяславльцы, собравшись на вече во Владимире, заявили: «Князя нашего Богъ поялъ, а хочем Ростиславичю Мьстислава и Ярополка»[202]202
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 595.


[Закрыть]. Вряд ли бояре Владимиро-Суздальской земли решились бы на такое заявление без предварительных договоренностей с Ростиславичами. Не могли же они запамятовать, что в Чернигове находились братья Андрея – Михалко и Всеволод, а в Новгороде – его сын Юрий, и что именно они являлись законными наследниками владимирского престола.

Однако мы немного забежали вперед и теперь, говоря словами летописцев, «возвратимся на переднее». Ободрившись вином, заговорщики направились к княжеской ложнице (спальне). Подойдя к двери, один из них позвал: «Господине! Господине!» В ответ послышался голос князя: «Кто там?» Ему ответили: «Прокопий». Андрей понял, что это не Прокопий, и сказал об этом спавшему в его опочивальне слуге. Дверь заговорщикам князь не открыл, и тогда они выбили ее силой и ворвались в спальню. Андрей вскочил на ноги, хотел взять меч, но его на месте не оказалось. Накануне вечером ключник Анбал предусмотрительно убрал его с привычного места.

Рис. 35. Убийство Андрея Боголюбского заговорщиками в спальне

Летописец замечает, что Андрей был обладателем меча св. Бориса и, наверное, будь он в его руках, многим убийцам пришлось бы сложить здесь свои головы. Теперь же они навалились на безоружного князя. Двум нападавшим никак не удавалось одолеть Андрея. Он был достаточно силен и подмял одного из них под себя. Тем временем другие нападавшие начали сечь его мечами, саблями и копьями. Раненый князь пытался образумить нападавших. Он обратился к ним с такими словами: «О горе вамъ нечистивии, что уподобистеся Горясѣру (убийце князя Глеба. – П. Т.), что вы зло учинихъ, аще кровь мою прольясте на землѣ, да Богъ отомьстить вам»[203]203
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 587.


[Закрыть].

Произнеся эти слова, Боголюбский рухнул на пол. Убийцы, полагая, что князь мертв, подобрали своего случайно раненного ими же сообщника и покинули дворец. Через какое-то время Андрей очнулся, поднялся на ноги и пошел под сени. При этом он издавал такой страшный стон, что убийцы его услышали и вернулись во дворец. Не найдя князя в спальне, принялись искать в других помещениях. Зажгли свечи и нашли его по кровавому следу под лестничным столбом. Андрей сидел, как «агнец непорочный».

Рис. 36. Отсечение руки и убийство Андрея Боголюбского заговорщиками-боярами при соучастии жены князя

Здесь его и добили заговорщики. Петр, зять Кучковича, отрубил князю правую руку, другие прикончили его окончательно. Летописец отмечает, что случилось это в ночь с субботы на воскресенье, накануне дня памяти 12 апостолов. Затем, убив еще и княжьего милостника Прокопия, заговорщики принялись грабить дворец. Еще до наступления утра они собрали «золото и каменье дорогое, и жемчюгь, и всяко узорочье», навьючили на лошадей и увезли в свои усадьбы.

После этого, опасаясь нападения со стороны Владимира, бояре начали собирать дружину. Одновременно они направили в столицу земли послов, чтобы те выяснили, не собираются ли владимирцы мстить им за убийство князя. При этом боголюбовцы напомнили владимирцам, что все происшедшее является результатом их совместных дум: «И послаша къ Володимѣрю, ти что помышляете на насъ. А хочем ся с вами кончати, не насъ бо одинихъ дума, но и о васъ. Суть же в тои же думѣ»[204]204
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 589-590.


[Закрыть].

Опасения убийц Андрея Боголюбского оказались напрасными. Владимирцы хотя и не согласились с их заявлением о своей причастности к трагедии, идти на Боголюбово не собирались. Вскоре им стало вообще не до этого. Беспорядки, начавшиеся в Боголюбово, захватили и Владимир. Они не прекратились даже тогда, когда священники с образом Богородицы стали ходить по городу и призывать смутьянов образумиться. Как свидетельствует летопись, народ грабил и бил посадников и тиунов, не ведая, что где закон – там и обид много. Эти слова указывают на то, что Боголюбским были недовольны не только верхи Владимиро-Суздальщины, но и низы.

Во время всей этой смуты тело князя оставалось непогребенным. Одни не хотели этим заняться из-за ненависти, другие – из-за страха. Нашелся только один человек, который обеспокоился судьбой убиенного; им был слуга Боголюбского Кузьмище Киянин. Он пришел на княжеский двор и начал спрашивать, где находится тело убитого господина. Ему сказали, что оно выволочено в огород на съедение собакам. При этом пригрозили убийством тому, кто окажет честь князю и предаст земле его тело.

Кузьмище не испугался угрозы и принялся оплакивать убиенного князя: «Господине мой! Как же ты не почуял скверных и нечестивых врагов своих, когда они шли к тебе? Как это ты не сумел победить их, когда прежде побеждал полки поганых болгар?» Во время этих причитаний к нему подошел ключник Анбал. Летописец счел необходимым объяснить, кем был этот человек при БогоЛюбеком. Он не просто держал ключи от всего княжеского дома, но был полновластным его управляющим. «И надо всими волю ему далъ (Боголюбский. – П. Т.)».

Посмотрев на Анбала враждебно, Кузьмище попросил его сбросить ковер, чтобы подстелить под тело, и дать что-нибудь, чтобы накрыть его. «Пойди прочь, – ответил Анбал, – мы хотим оставить его на съедение собакам». «Ах ты, еретик, – взорвался Кузьмище, – хочешь собакам выбросить? А помнишь ли ты, жидовине, в каких портках ты пришел сюда? Ныне же в оксамите стоишь, а князь нагой лежит, но умоляю тебя, дай мне что-нибудь». Анбал, то ли усовестившись, то ли убоявшись, дал ковер и корзно. Кузьмище, прикрыв тело князя и обернув его в ковер, понес в церковь. Та оказалась запертой, а служка на просьбу открыть ее ответил: «Брось тело тут в притворе.» Летописец объясняет, что к этому времени все были уже пьяны.

Кузьмище опять запричитал над телом: «Уже тебя, господине, и холопы твои не хотят знать. А бывало, приходил из Царьграда и от иных стран, из Русской земли, латынен, христианин тканый, прикажешь: поведите его в церковь и на палати, пусть видят истинное христианство и крестятся». Далее Кузьмище высказал убеждение, что все, кто был в Боголюбове – болгары, жиды и поганые, – и видел славу Божью и украшение церковное, плачут по князю, а свои не разрешают даже положить его тело в церкви, но только в притворе.

Рис. 37. Отпевание князя Андрея в церкви Боголюбова

Никого своим плачем Кузьмище на сей раз не разжалобил, а поэтому ему пришлось смириться и оставить тело князя в притворе. Там оно пролежало два дня и две ночи. На третий день пришел игумен монастыря святых Кузьмы и Демьяна Арсений и сказал: «Долго ли нам смотреть на старейших игуменов и долго ли этому князю лежать не погребенному?» Приказав открыть церковь и внести в нее тело, Арсений и боголюбские клирошане отпели его и положили в каменный гроб. Игумен высказал пред положение, что, когда утихнет злоба, придут владимирцы, заберут тело князя и погребут его у себя.

Пророчество Арсения сбылось на шестой день. Устав от мятежа и успокоившись, владимирцы действительно вспомнили и непогребенном князе. Они приказали игумену Федору и наместнику церкви св. Богородицы нарядить носильщиков, чтобы те принесли тело князя Андрея во Владимир. При этом весь Церковный чин города в святочных ризах должен был встречать траурную процессию из Боголюбова у Серебряных ворот.

Отношение к покойному князю менялось на глазах. Когда владимирцы издали увидели княжеский стяг, который несли впереди гроба, они не могли сдержать своих рыданий. Боголюбского похоронили со всеми почестями в церкви св. Богородицы Золотоверхой, которую князь же и построил. Здесь его тело обрело вечный покой. Своей мученической смертью, как полагает летописец, Андрей единодушно с Борисом и Глебом предстал перед Господом Богом.

Объявив Андрея Боголюбского равным святым Борису и Глебу, летописец не счел уместным рассказать об отмщении убийцам. Такое впечатление, что все они были прощены и никто не понес заслуженного наказания. Памятуя фразу Андрея, что убийц накажет Бог, летописец, по-видимому, не захотел разрушать мученический его образ рассказом о мести за него его братьев. Позднейшие летописи дают на этот счет разноречивую информацию. В. Татищев в сюжете об убийстве Боголюбского отмечает, что «княгиня на другой день убийства великого князя, у ведав о том, забрав все именье, уехала в Москву со убийцы, показуя причину, якобы боялась во Владимире смятения народного»[205]205
  Татищев В. Н. Указ. соч. Т. 3. С. 106.


[Закрыть]. Однако в одном из примечаний четвертого тома своей «Истории» В. Татищев сообщает другую информацию. Во избежание двусмысленности приведем ее дословно: «О казни же убийц и заточении жены в монастырь (источники. – П. Т.) разноголосят; одни сказуют, что Михаил, пришед во Владимер, всех казнил; другие сказуют, что Всеволод всех оных убийц повелел переломати кости и в коробах в озеро опустити, а жену Андрееву, повеся на воротех, расстрелять и туда же сбросил, от того оное озеро Поганое доднесь имянуется»[206]206
  Там же. Т. 4. С. 449.


[Закрыть].

Здесь, конечно, много сказочного, но, думается, есть и зерно истины. Ведь невозможно представить, чтобы Михаил и Всеволод, будучи князьями Владимиро-Суздальской Руси, простили убийцам смерть своего брата.