Текст книги "Дворцовые интриги на Руси"

Автор книги: Петр Толочко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

«И не блудил ли я по чюжим землям»

Фраза, вынесенная в заголовок, принадлежит сыну Ярослава Мудрого Изяславу. Произнесена она была в 1078 г. в разговоре с братом Всеволодом. Последний, чувствуя неизгладимую вину перед Изяславом, пришел в Киев на покаяние. Благородный Изяслав просит Всеволода не тужить о случившемся, но дружно постоять за Русскую землю. Киевский князь в это время готовился к сражению с черниговскими князьями Олегом и Борисом, сыновьями Святослава Ярославича, вышедшими из повиновения и не желавшими уступать Чернигов Всеволоду.

Что же мучило Всеволода и за что он просил прощения у старшего брата? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться на пять лет назад, в 1073 г., и обратиться к летописи. В ней читаем: «В лѣто 6581 г. Въздвиже дьяволъ котору въ братьи сеи Ярославличих, и бывши распре межи ними, быста сь себе Святославъ со Всеволодомъ на Изяслава и изииде Изяслав ись Кыева, Святослав же и Всеволодъ внидоста в Кыевъ месяца марта въ 22»[58]58
  ПСРЛ. Т. 2 (Ипатьевская летопись). М., 1998. Стб. 172.


[Закрыть].

Летописец не раскрывает побудительных мотивов этой распри между ними. Но из того, что на киевском престоле утвердился Святослав, можно предположить, что власть и послужила яблоком раздора между братьями. Вряд ли это были спонтанные действия Святослава и Всеволода. Они ими (по меньшей мере – Святославом) готовились заблаговременно. Черниговскому князю недосуг было дожидаться смерти Изяслава, чтобы стать киевским князем, и он решил ускорить ход событий. В заговор был вовлечен и безвольный Всеволод, не имевший в нем никакого собственного интереса.

Рис. 17. Освобождение Всеслава Брячиславича из тюрьмы восставшими киевлянами; бегство Изяслава Ярославича из Киева

Изгнание из Киева Изяслава произвело на современников огромное впечатление. Летописец отмечает, что Святослав «преступил заповедь отню» и положил начало изгнанию «братию». Сам он хотел большей власти, а Всеволода «прельстил» якобы тем, что убедил его в злокозненных намерениях Изяслава лишить их отцовских наделов: «Всеволода бо прельсти и глаголя, яко Изяславъ вьстаеть сь Всеславомъ (князем полоцким. – П. Т.), мысля на наю, да аще его не впредим, имать насъ прогнати, и тако взостри Всеволода на Изяслава»[59]59
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 172.


[Закрыть].

Летописец, современник и свидетель этих событий, знает, что в словах Святослава нет правды. Его поступок он оценивает не только как клятвоотступничество от отцовских заповедей, но и как большой грех перед Богом, заслуживающий суровой кары.

Рис. 18. Поход Изяслава Ярославича с польским королем Болеславом II на Киев

Изяслав бежал из Киева еще до подхода к нему объединенных дружин Святослава и Всеволода. Отчего он так поступил? Почему не выступил с киевскими воинами навстречу братьям? Почему, наконец, не закрылся в городе и не попытался защитить свое право на киевский престол?

Ответов на эти вопросы нет даже между летописными строками. И тем не менее, думается, они достаточно ясны. Изяслав не пользовался популярностью в Киеве, не имел сколько-нибудь надежных сторонников, а поэтому и не рассчитывал на искреннюю поддержку киевлян в его противостоянии с братьями. Еще свежей была память Изяслава о событиях 1068 г. Тогда киевляне восстали против его власти, изгнали из столицы Руси и посадили на киевском престоле Всеслава Полоцкого. Изяслав вернул себе Киев в следующем году с помощью поляков, жестоко расправился с инициаторами своего изгнания, но расположения киевлян это ему не прибавило. Теперь же, возможно, его окружение тоже откровенно отказало ему в поддержке. В подобных случаях киевляне нередко заявляли князьям: «не твое се время» – и показывали «путь от себя».

Как и в 1068 г., все надежды на скорейшее возвращение в Киев Изяслав связывал с Польшей. Захватив с собой семью и киевскую казну, он ушел к Болеславу И, с которым состоял в близком родстве. Мать Болеслава была сестрой Ярослава Мудрого, а его тетя – женой Изяслава. На этот раз родственные связи не помогли. Болеслав, испытывавший давление со стороны Германии, в помощи Изяславу отказал. При этом, как уверяет летописец, богатые подарки от Изяслава взял, а его самого выпроводил из страны: «Изяслав же иде в Ляхи со имѣниемь многимъ и сь женою, уповая багатьствомъ многымъ, глаголя яко симь налѣзу воя. Еже взяша у него Ляхове, показаша ему путь от себе»[60]60
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 173.


[Закрыть].

О дальнейших блужданиях Изяслава по Европе рассказывают немецкие и папские источники. Особой информативностью обладают «Анналы» Ламперта Херсфельдского, современника этих событий. В них Ламперт сообщает: «Через несколько дней после Рождества 1074 г. в Майнц к Генриху IV явился король Руси по имени Димитрий[61]61
  Димитрий – крестильное имя Изяслава Ярославича.


[Закрыть], привез ему неисчислимые сокровища – золотые и серебряные сосуды и чрезвычайно дорогие одежды – и просил помощи против своего брата, который силой изгнал его из королевства[62]62
  Древняя Русь в свете зарубежных источников. Под редакцией Е. А. Мельниковой. М., 1999. С. 361.


[Закрыть].

Король якобы внял просьбе Изяслава. Он немедленно отправил на Русь, к Святославу, посольство во главе с настоятелем Трирской церкви св. Симеона Бурхардом с требованием вернуть незаконно захваченную власть. Прежде чем отправиться на Русь, Бурхард просил короля не предпринимать против Святослава никакого сурового решения до возвращения посольства в Германию.

Чем было вызвано такое заинтересованное участие Бурхарда в судьбе Святослава? Объяснение этому мы находим в «Штаденских анналах» Альберта, аббата монастыря в Штадене, на севере Германии. «Штаденские анналы» – источник середины XIII в., но в нем содержатся материалы судебного разбирательства 1112 г. между Штаденами и Ольденбургами (обе спорящие фамилии были потомками владетельной дамы Иды из Эльсдорфа).

«Эта Ида, знатная дама родом из Швабии, жила в имении Эльсдорф и обладала наследственным владением... Она была дочерью брата императора Генриха III, а также сестры папы Льва IX... Она вышла замуж за Липпольда... и родила Оду, [поначалу] монахиню в Ринтельне, которую она затем выкупила из монастыря... и отдала за короля Руси, которому та родила сына Вартеслава[63]63
  Древняя Русь в свете зарубежных источников. Под редакцией Е. А. Мельниковой. М., 1999. С. 367-368.


[Закрыть]. Дальше в «Анналах» рассказывается о двух других мужьях Иды и потомстве от них. Среди потомков называется и Бурхард, главный настоятель храма в Трире.

Рис. 19. Вокняжение Изяслава Ярославича в Киеве в мае 1069 г.; возвращение Болеслава II в свою землю

Попробуем расшифровать этот не совсем четкий текст. «Король Руси», как свидетельствует Ламперт, – это Святослав Ярославич. Ода – его жена, а Бурхард – ее единоутробный брат. Брак Святослава и Оды состоялся около 1070 г., и его политический характер не вызывает сомнения. Более того, он состоялся, как явствует из «Санкт-Галленских анналов», при посредничестве Генриха IV. Возможно, уже тогда Святослав присматривался к киевскому престолу и пытался таким образом нейтрализовать союзника Изяслава – польского короля Болеслава И. Отношения Германии и Польши в это время были напряженными, а на 1073 г. Генрих IV вообще готовил поход против Болеслава, не состоявшийся из-за восстания саксов.

Нечего и говорить, что выбор Бурхарда в качестве посла к Святославу был не в пользу Изяслава. Представлять его интересы в Киеве он никак не мог. Оттого и попросил Генриха IV не связывать себя никакими обязательствами в отношении Изяслава до своего возвращения из Киева.

Важная информация, подтверждающая свидетельство Ламперта, содержится также в сообщении французского хрониста начала XII в. Сигеберта из Жамблу. «Так как двое братьев, – пишет он, – королей Руси, вступили в борьбу за королевство, один из них, лишенный участия в королевской власти, настойчиво просил императора Генриха, которому [обещал] подчиниться сам и подчинить свое королевство, если с его помощью снова станет королем»[64]64
  Древняя Русь. С. 362.


[Закрыть]. Далее Сигеберт высказывает сомнение в успехе просьбы Изяслава, поскольку Генриху было не до него. В это время в Священной Римской империи царила тяжелейшая смута. Восстали саксы, возмущенные многими несправедливостями и беззакониями короля, и он должен был больше заботиться о своем, чем добывать чужое.

Итак, Бурхард отправился в Киев, Генрих ушел на войну с саксами, а Изяслав был поручен заботам саксонского маркграфа Деди, с которым он и прибыл в ставку короля.

Свидетельство о немецком посольстве содержится и в «Повести временных лет». Правда, в отличие от немецкого источника, оно очень лаконично и не совсем понятно: «В се же лѣто придоша посли из нѣмец къ Святославу. Святослав же величаяся показа имъ богатство свое. Они же видѣвшие бещисленое множество, злато, и сребро, и паволокы, и рѣша се ни въ чтоже есть, се бо лежить мертво»[65]65
  ПВЛ. Ч. 1.С. 131.


[Закрыть]. Из летописного сообщения не ясно, о чем немецкие послы вели переговоры со Святославом и почему он демонстрировал перед ними свое богатство.

Ситуацию проясняет все тот же Ламперт, рассказывающий о новой встрече Генриха IV и Бурхарда. На этот раз она состоялась в городе Варме (неподалеку от Майнца). Король возвратился из трудного похода на саксов, а Бурхард – из далекой Руси.

«Бурхард, настоятель Трирской церкви, посланный с королевским посольством к королю Руси, вернулся, привезя королю столько золота, серебра и драгоценных тканей, что и не припомнить, чтобы такое множество когда-либо прежде разом привозилось в Германское королевство. Такой ценой король Руси хотел купить одно – чтобы король (Генрих. – П.Т.) не оказывал против него помощи его брату, изгнанному из королевства»[66]66
  Древняя Русь. С. 361.


[Закрыть].

Вот, оказывается, зачем Святослав демонстрировал немецким послам свое богатство. И вовсе не мертвым оно лежало в княжеских закромах, как заключили посланники Генриха. Значительная его часть, о чем свидетельствует Ламперт, была передана в качестве дара-взятки германскому королю, чтобы тот не встал на сторону Изяслава.

Опасения Святослава, однако, были безосновательны. Генрих и не думал вступаться за Изяслава. Ламперт, рассказав о бесценном даре русского короля, заметил, что он вполне мог получить нейтралитет Генриха и даром, «ибо он, занятый домашними войнами, не имел никакой возможности вести войны внешние с народами столь далекими».

Дары русских князей, сначала Изяслава, а затем и Святослава, которые германский король использовал для жалованья своему войску, участвовавшему в походе на саксов, оказались напрасными для обоих Ярославичей. Можно, разумеется, обвинить Генриха IV в нарушении им кодекса рыцарской чести, но, судя по всему, дары эти были личной инициативой русских князей и никаких соглашений с германским королем не подкрепляли.

Как видим, ни Болеслав, ни Генрих не хотели связывать себя обязательствами помочь киевскому изгою. Для обоих важнее были добрые отношения с сильным Святославом. Болеслав за неучастие в этом семейном конфликте получил из Киева военную помощь против чешского князя Братислава И. В русской летописи об этом говорится в статье под 1075 г.: «Ходи Володимеръ сынъ Всеводожь и Олегь Святославль Ляхомь в помочь на Чехы»[67]67
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 190.


[Закрыть].

Понимал ли Изяслав всю пикантность своего положения в Германии? Осознавал ли, что помощь ему могла прийти только из Польши? Наверное, и понимал, и осознавал. Но как было ему склонить на свою сторону Болеслава? Уйдя в Германию, Изяслав не только не облегчил свою задачу, но еще больше ее усложнил. Польский князь в те годы враждовал с германским королем и, естественно, не был в восторге от такой ориентации своего русского родственника.

Рис. 20. Неудачная попытка Изяслава Ярославича нанять воинов в Польше; вокняжение в Киеве Святослава Ярославича

В Германии Изяслав совершил еще одну тактическую ошибку, которая, по-видимому, свидетельствует о его полной потере политической ориентации. Пытаясь сблизиться с Генрихом IV, он женит своего сына Ярополка на дочери маркграфа Оттона. Непрямое свидетельство этому есть в «Саксонских анналах»: «У Оттона же женой была Адела из Брабанта, из замка под названием Лувен, которая родила ему трех дочерей: Оду, Кунигунду и Адельхайду. Оду взял в жены маркграф Экберт – младший из Брауншвайга... Кунигунда вышла за короля Руси (rex Ruzorum) и родила дочь... После его (мужа. – П. Т.) смерти она вернулась на родину»[68]68
  Древняя Русь. С. 365.


[Закрыть].

В настоящее время историки не сомневаются, что «королем Руси» и мужем Кунигунды был Ярополк Изяславич. Брак этот устроил, очевидно, маркграф Деди, который опекал в Германии Изяслава и его семью и приходился отчимом Кунигунде. После смерти первого мужа Адела вышла замуж за Деди, получившего вместе с ее рукой и Тюрингенскую марку.

В чем же был расчет Изяслава, женившего сына на падчерице маркграфа? Брак этот не мог быть почетным для русской княжеской фамилии. Вряд ли позволял он надеяться и на какую-то помощь Деди в возвращении Изяслава на киевский престол. Если таковой помощи не мог (или не хотел) оказать германский король, то что можно было ожидать от его вассала!

Не исключено, однако, что в этом загадочном браке политического подтекста и вовсе не было. Изяслав и его семья опекались в Германии маркграфом Деди и, вероятно, его семьей. Молодые люди – Ярополк и Кунигунда – полюбили друг друга. Для семьи маркграфов такой союз был почетен, а Изяслав мог согласиться на него из чувства благодарности Деди за сочувственное к нему отношение. Впрочем, какими бы ни были побуждения Изяслава, брак этот ни на шаг не приблизил его к заветной цели.

Не дожидаясь возвращения из Руси посольства Бурхарда, Изяслав предпринял попытку привлечь на свою сторону папу римского Григория VII. Он отправил в Рим своего сына Ярополка с предложением принять Русь под покровительство папы, разумеется, в обмен на помощь в возвращении ему киевского престола. Папе такое предложение понравилось. Он похвалил Изяслава и сделал выговор Болеславу, который как раз вел переговоры о предоставлении ему королевского титула. Об этом свидетельствуют два его послания, датированные апрелем 1075 г. Одно из них адресовалось Изяславу, другое – Болеславу И. В первом говорилось: «Григорий епископ, раб рабов Божиих, Димитрию, королю Руси (rex Ruscorum), и королеве, его супруге, желает здравствовать и шлет апостольское благословение. Сын ваш, посетив гробницы апостолов, явился к нам со смиренными мольбами, желая получить названное королевство из наших рук в качестве дара святого Петра... Он уверил нас, что вы без сомнения согласитесь и одобрите эту его просьбу и не отмените ее, если дарение апостольской властью [обеспечит] вам благосклонность и защиту»[69]69
  Древняя Русь. С. 363.


[Закрыть].

Рис. 21. Примирение Изяслава и Всеволода Ярославичей

Далее папа сообщал, что он от имени блаженного Петра передает Изяславу бразды правления королевством и желает ему мирно и славно владеть им до конца своей жизни.

В послании к Болеславу II папа просит его «соблюдать милосердие, против которого (как бы нам ни было неприятно говорить об этом) вы, кажется, согрешили, отняв деньги у короля Руси. Поэтому, сострадая вам.., убедительнейше просим вас из любви к Богу и святому Петру, велите вернуть все, что взято вами или вашими людьми»[70]70
  Древняя Русь. С. 364.


[Закрыть]. Послание к Болеславу заканчивается напоминанием о том, что похищающий чужое добро «никогда не удостоится Царствия Христова Божия».

Историки (и автор этих строк) обычно сдержанно комментировали папские послания как не содержащие конкретных обещаний Изяславу и указаний Болеславу II предоставить русскому князю военную помощь. Это действительно так. И все же обращение папы к Болеславу, несомненно, содержало его желание оказать Изяславу содействие в возвращении утраченного киевского престола. Проигнорировать просьбу папы Болеслав, разумеется, не мог.

Рис. 22. Гибель Изяслава Ярославича в бою у села Нежатина Нива

К этому времени иллюзии Изяслава относительно искренности германского короля Генриха окончательно развеялись. Участие же папы римского в судьбе руского князя-изгоя, вероятно, изменило отношение к нему Болеслава II. В 1076 г. Изяслав покидает Германию и отправляется в Польшу. В знак благодарности он дарит покрову на раку св. Адальберта Войтеха в Гнезненском соборе. Об этом мы узнаем из латинской надписи на покрове, которая, как думают исследователи, первоначально была исполнена на церковнославянском языке: «Молитвами святого Димитрия даруй, Всемогущий, многая лета Рабу Твоему Изяславу (Izaslaw), князю рускому (rux Russiae), во отпущение грехов и взыскания Царствия Небесного. Аминь»[71]71
  Древняя Русь. С. 364-365.


[Закрыть].

Для «отпущения грехов и взыскания Царствия Небесного» Изяславу, судя по всему, пришлось раскошелиться. Но ведь русская летопись и послание папы Григория VII к Болеславу II говорят, что все богатства Изяслава были отобраны у него польским королем, следовательно, на покрову раки св. Адальберта Войтеха средств у него не должно было быть. Если они у него все же нашлись, то здесь может быть два объяснения. Первое: Болеслав II прислушался к требованию папы римского и вернул Изяславу его княжескую казну, когда тот вернулся в Польшу. И второе: слухи об ограблении Изяслава польским королем или его слугами, которые распускал сам князь, сильно преувеличены. Подтверждением этому может быть сообщение Ламперта Херсфельдского о том, что Изяслав привез Генриху IV «неисчислимые сокровища». Действительно, такая щедрость Изяслава в Германии никак не согласуется с ограблением его в Польше.

Весной 1077 г. Изяслав получил наконец давно просимую помощь от Болеслава и выступил на Русь. В летописи это событие отмечено всего одной фразой: «В лѣто 6585. Поиде Изяславъ с Ляхы»[72]72
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 190.


[Закрыть]. Трудно сказать, что повлияло на решение польского короля: то ли письмо папы римского, то ли же известие из Руси о смерти могущественного Святослава. Так или иначе, но единственной силой, на которую мог опереться Изяслав при возвращении киевского престола, были поляки. Без них трудно было рассчитывать на сговорчивость даже Всеволода, который и сам не прочь был занять освободившееся место. О том, что такие мысли у него были, свидетельствует сообщение летописи о его выступлении против брата: «Всеволодъ же взыиде противу брату Изяславу на Волынь»[73]73
  Там же.


[Закрыть].

Замышлявшееся сражение не состоялось. Братья решили свой конфликт полюбовно. Всеволод уступил Киев Изяславу, а тот, по-видимому, не возражал, чтобы Чернигов перешел в руки Всеволода. «И пришед Изяславъ сѣде в Киевѣ, месяца июля в 15 день»[74]74
  Там же.


[Закрыть], – так подытожил летописец рассказ о возвращении старшего Ярославича на престол своего отца.

К сожалению, недолгим было третье утверждение Изяслава на киевском престоле. В следующем, 1078 г. он с братом Всеволодом пошел походом против сыновей Святослава. В состоявшейся кровавой сече под Нежатином (современный Нежин) Ярославичи одолели своих непокорных племянников. Но погиб в ней и Изяслав. Обстоятельства его смерти оставляют ощущение ее необязательности. Князь, что называется, получил нож в спину. Вот как описывает это летопись: «Изяславу стоящю в пѣсцѣхъ, унезапу приѣхавъ един, ударил его копьемь за плеча, и тако убьенъ бысть Изяславъ сынъ Ярославль»[75]75
  ПСРЛ. Т. 2. Стб. 192-193.


[Закрыть].

Кто был этот «един» и как он оказался за спиной князя, летопись не уточняет. Не знаем этого и мы. Можно только догадываться, что не обошлось тут без предательства и коварства. В близком окружении Изяслава, по-видимому, были сторонники черниговских князей. Не исключено также, что в смерти киевского князя повинно окружение Всеволода.

Тело великого киевского князя в ладье доставили в Киев. Затем положили на сани и повезли с песнопениями священников в город. Навстречу вышел весь Киев. Летописец замечает, что от плача людей не слышно было церковного пения. Горько плакал у гроба и сын Ярополк, верный спутник печальной княжеской судьбы Изяслава. Обращаясь к отцу, он сказал: «Отче, Отче мой. Что еси не бес печали пожил на свѣтѣ семь, многи напасти приемь от людѣи, и от братья своея, се же погибе не от брата но за брата своего положи главу свою»[76]76
  Там же. Стб. 193.


[Закрыть].

Похоронили Изяслава в церкви св. Богородицы Десятинной в мраморной гробнице. Летописец высоко характеризует умершего князя. Вот эти красивые, исполненные сочувствиями Изяславу слова: «Бѣ же Изяславъ мужъ взоромъ красенъ, тѣломъ великъ, незлобивъ нравомь, кривды ненавидя, любя правду, клюкъ (хитростей. – П. Г.) же в немь не бѣ, ни льсти, но простъ умомъ, не воздая зло за зло, колко ему створиша Киянѣ, самого выгнаша, а домъ его разграбиша, и не возда противо тому зла»[77]77
  Там же. Стб. 193-194.


[Закрыть].

О мертвых, как известно, говорят хорошо или ничего не говорят. В данном случае летописный панегирик является одновременно и одой умершему князю, и покаянием, искуплением вины современников перед ним.

Олег Гориславич

С легкой руки автора «Слова о полку Игореве» под таким прозвищем вошел в отечественную историю черниговский князь Олег Святославич. Традиция устойчиво закрепила за ним славу мятежного князя, зачинщика междоусобиц, который скомпрометировал себя непопулярными на Руси связями с половцами. По образному выражению «Слова...», Олег «мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял». Частое привлечение половцев в качестве союзников для борьбы за черниговский престол тяжелым бременем ложилось на плечи простых людей, несло им страдания и смерть. Не случайно и через сто лет память об этих трудных временах сохранялась в народе. «Тогда при Олеге Гориславиче, – восклицает автор «Слова...», – редко пахари покрикывали, но часто вороны граяли, трупы между собой деля».

История нередко бывает несправедлива к ее творцам. Наверное, Олег Святославич был не лучшим представителем княжеского русского рода, но вряд ли он заслужил столь горькую славу. Сомнительные союзнические связи с половцами поддерживали и другие князья, а его «крамолы», по существу, были спровоцированы сперва дядьями – Изяславом и Всеволодом Ярославичами, а затем и их сыновьями – Святополком и Владимиром, превратившими Олега в князя-изгоя. Если бы он получил после смерти отца Чернигов, на который имел все права, а не добивался его долгих 16 лет в борьбе со своими более удачливыми родственниками, возможно, и не было бы этих ужасных «крамол».

Начало истории, о которой пойдет речь ниже, приходится на 1077 г. Летописец безучастно заметил, что Олег Святославич находился в это время в Чернигове, у Всеволода: «Олегъ же, сынъ Святославлъ, бѣ у Всеволода Черниговѣ»[78]78
  ПВЛ. Ч. 1. С. 132.


[Закрыть]. Историки по-разному интерпретируют эту фразу. Одним кажется, что Всеволод пригласил племянника в гости, чтобы обсудить его дальнейшую судьбу, другие полагают, что Олег проживал в Киеве под присмотром Всеволода, и летописец это просто зафиксировал.

Неожиданно этот спокойный стиль взрывается в самом начале статьи под 1078 г. сенсационным известием: «В лѣто 6586. Бежа Олегъ, сынъ Святославль, Тмутороканю от Всеволода, мѣсяца апреля 10»[79]79
  ПВЛ. Ч. 1. С. 132.


[Закрыть]. Итак, Олегу пришлось спешно покинуть свой родной Чернигов и бежать в Тмутаракань. Мы не знаем истинной причины этого бегства, однако трудно отрешиться от мысли, что над молодым князем в родном городе нависла смертельная опасность. В. Татищев заметил, что Олег разгневался на Всеволода, но чем был вызван этот гнев, не объяснил.

Были ли у Олега основания опасаться за свою жизнь? Прямых доказательств у нас нет, но косвенные подтверждают опасность такого предположения. Оно содержится уже в следующей летописной фразе: «В се же лѣто, – пишет летописец, – убиенъ бысть Глѣбъ, сынъ Святославль в Заволочи»[80]80
  Там же.


[Закрыть]. Когда произошло это убийство (до бегства Олега из Чернигова или после) и кто был убийцей, мы не знаем, однако, судя по тому, что новгородский престол занял Святополк Изяславич, вряд ли эта смерть может быть списана только на счет ему[81]81
  В. Татищев полагал, что «Глеб, сын Святославов, будучи в Новгороде, ходил на емь в Заволочье, и тамо побежден от еми и убит.» (см.: Татищев В. Н. Указ. соч. С. 12. ). Древнерусские летописи такой подробности не зафиксировали.


[Закрыть]. Под покровительством Изяслава и Всеволода все лучшие престолы занимали их сыновья. Для Святославичей на Руси места не было. И очень похоже, что от них начали избавляться. Сыновья искупали вину своего отца, который в свое время жестоко обошелся с братом Изяславом, превратив его из великого князя в изгнанника.

Тмутараканский престол издревле принадлежал к Черниговской земле. Будучи удаленным от ее южных пределов на несколько сотен километров, он казался Олегу надежным убежищем от коварства Изяслава и Всеволода. До него туда убежал после неудачной попытки закрепиться в Чернигове двоюродный брат Борис Вячеславич, а еще раньше на тмутараканском престоле утвердился родной брат Роман. Конечно, в столь небольшой земле трем князьям делать было нечего. Ни Борис, который уже вкусил сладость восьмидневного пребывания на черниговском престоле, ни Олег, считавший себя законным наследником законной власти, не могли примириться с ролью тмутараканских изгнанников. Они входят в сговор с половецкими ханами, получают от них военную помощь и выступают в поход на Чернигов. «Приведе Олегъ и Борисъ поганыя на Руськую землю и поидоста на Всеволода с половци»[82]82
  ПВЛ. Ч. 1. С. 132.


[Закрыть].

Летописец не в восторге от этой военной акции Олега. Его сообщники названы «погаными», что в данном контексте означало не только веру. Их приход на Русь для него крайне неприятен, даже в качестве союзников русского князя. Он хорошо знал, что поход этот закончится разорением селений, угоном в рабство единоплеменников и пролитием христианской крови. Олегу и Борису, как полагает летописец, доведется держать перед Богом ответ за погубленные христианские души.

Узнав о вторжении в пределы черниговской земли половцев, возглавляемых Олегом и Борисом, и пытаясь остановить их продвижение к стольному городу, навстречу им выступил со своей дружиной Всеволод Ярославич.

25 августа 1078 г. на Сожице между противоборствующими сторонами состоялось кровопролитное сражение. Черниговская и, по-видимому, киевская дружины потерпели поражение. Летописец отмечает, что в битве погибли воевода Иван Жирославич, брат киевского тысяцкого Чудина Тукы, Порей «и ини мнози». Всеволод ушел в Киев к брату Изяславу, а Олег и Борис заняли Чернигов.

Казалось, сбылась вожделенная мечта Олега, основанная на праве отцовских наследий, завещанном в 1054 г. Ярославом Мудрым. Всеволод мог вновь занять свой Переяславль и тем самым восстановить справедливость в стане Ярославичей, старших и младших. Однако ничего похожего не произошло. Олег наслаждался своим новым положением только 39 дней, причем, похоже, при полном расположении черниговского боярства. Можно предположить, что еще до выступления на Русь он вошел в переговоры с черниговскими боярами и заручился их согласием на занятие княжеского престола. Повернуть себе на пользу столь благоприятно складывающуюся ситуацию Олег не смог. Из летописи не ясно, принимал ли он какие-либо меры для консолидации своих сторонников после победы на Сожице. Скорее всего нет, иначе летописец не преминул бы об этом сказать. Противники же его быстро оправились от шока и энергично занялись подготовкой к новому сражению. Вскоре против Олега образовалась мощная коалиция из четырех князей – Изяслава и Всеволода Ярославичей, а также их сыновей Ярополка и Владимира.

Дальнейшие события освещены в летописи сбивчиво и фрагментарно. При подходе союзников к Чернигову горожане закрыли все ворота и приготовились к отражению наступавших. В бой за город вступил как будто только смоленский полк Владимира Мономаха. Ему удалось овладеть восточными воротами со стороны реки Стрыжень и войти в окольный город, но развить свой успех он не смог. Горожане, как свидетельствует летописец, ушли в «дънѣшний градъ» и не собирались сдавать город.

В процессе этого противостояния Изяслав и Всеволод узнают, что Олега и Бориса в городе нет. Они вывели свои дружины в поле и якобы готовы атаковать позиции союзников. Следующая летописная фраза свидетельствует о том, что Олег пытался уйти в Степь, а не вступать в бой с силами четырех князей. Он буквально умоляет Бориса не принимать сражения, но тот об этом не хочет и слушать. Летописец замечает, что Бог всегда на стороне смиренных и дает им благодать, тогда как гордым противится и наказывает их. Так случилось и на этот раз.

Битва на Нежатиной ниве закончилась поражением Олега и Бориса. В самом начале кровопролитной сечи погиб юный князь Борис, в чем летописец увидел Божье наказание. Вслед за ним сложил голову на поле брани великий киевский князь Изяслав, предательски убитый кем-то из своих. Олег Святославич чудом спасся и снова бежал в Тмутаракань: «Побѣже Олегъ в малѣ дружинѣ, и одва утече, бѣжа Тмутороканю»[83]83
  ПВЛ. Ч. 1. С. 133.


[Закрыть].

Гибель Изяслава Ярославича, хотя и изменила несколько конфигурацию власти на Руси, облегчения Олегу не принесла. Теперь Киев перешел к третьему Ярославичу – Всеволоду. Он, как и Изяслав, не связывал будущее Чернигова с сыновьями Святослава. Более того, Всеволод вообще не видел им места на Руси. В Чернигов из Смоленска перешел Владимир Всеволодович, Ярополк Изяславич получил Владимир, Святополк оставался новгородским князем.

В 1079 г. произошли два события, которые свидетельствовали о необычайном укреплении позиций Всеволода. Из Тмутаракани выступил на Русь Роман Святославич. Его союзниками в этом опасном и авантюрном предприятии вновь были половцы. Подойдя к границе Руси, воинство Романа стало лагерем в устье Сулы, против города-крепости Воин. Навстречу им выступил из Киева Всеволод, однако, подведя свои дружины к Переяславлю, тоже остановился. Складывалось впечатление, что обе стороны не хотели доводить дело до сражения. Но если поведение Всеволода было логичным – он мог достичь желаемого результата и посредством переговоров, – то нерешительность Романа не имела разумного объяснения. Одной только демонстрацией возможного вторжения в пределы Руси он не решал ни одной из своих задач.

Нет сомнения в том, что Всеволод вошел в соглашение с половцами и втайне от Романа склонил их к прекращению военной кампании против Руси. Более того, в этих переговорах была определена и судьба тмутараканского князя. По дороге в Степь половцы убили его. Подобные акции во все времена стоили больших денег, и, думается, Всеволоду пришлось изрядно раскошелиться. Глухое известие летописной статьи 1083 г. о том, что Олег Святославич, вернувшись из византийской ссылки, расправился с некими хазарами («иже бѢша свѣтници на убьенье брата его»), указывает на то, что Киев, возможно, воспользовался также и услугами посредников. Конечно, у тмутараканских хазар могли быть и свои счеты с Романом, но последующие события убеждают в том, что без интриги Киева здесь не обошлось.

Речь идет о драме, произошедшей вскоре и с самим Олегом. Можно сказать, что ему еще повезло. Он не был предательски убит, как брат Роман, но вероломно схвачен, закован в цепи и сослан в Византию: «А Олга емше казаре поточиша и за море Цесарюграду»[84]84
  ПВЛ. Ч. 1. С. 135.


[Закрыть].

Летописец указывает, что исполнителями пленения и ссылки в Византию были хазаре, но нет и малейшего сомнения в более широком круге участников этого заговора. Главным инициатором нейтрализации Олега, безусловно, являлся Всеволод. Его заинтересованность в этом была наибольшей. Высылка Олега в Византию избавляла его от головной боли по поводу дальнейшей судьбы черниговского престола. Уход с политической арены энергичного племянника обеспечивал спокойную жизнь в Чернигове его сыну Владимиру. По существу, таким образом Черниговская земля закреплялась за княжеским родом Всеволода.