Текст книги "Ожерелья Джехангира"

Автор книги: Петр Сигунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Советы робинзонам

В XVI веке в Индии жил необыкновенный император Джехангир. Он так восторгался природой, так любил ловить удочками, что часто убегал из своих роскошных дворцов и ночевал в шалаше на берегу реки. Как только ему попадалась рыба, он ласково снимал ее с крючка, вешал ей на грудные плавники жемчужное ожерелье и отпускал обратно в воду.

Джехангир ни разу не обделил дорогим подарком ни одной рыбы, которую поймал. Он считал, что самая магическая красота на земле – красота рек, озер, морей и что рыба – выражение совершеннейшей грации и гармонии жизни.

Император был очень богат. В его сундуках жемчуга было куда больше, чем зерна в закромах крестьянина. Думать о пропитании ему не приходилось, потому что десятки слуг заботились, чтобы к его обеду были поданы самые отменные деликатесы.

Спиннингисты, мечтающие провести свой летний отпуск среди водопадов Сибири, чтобы поохотиться за речными великанами, должны думать не только о «жемчужных ожерельях», но и о хлебе насущном. Ведь многие из них заберутся на самолетах в такие медвежьи уголки, где не очень-то легко достать продукты. А пока они будут плыть на плотах среди гор и тайги, перед ними никто не поставит ковровых да шелковых шатров с яствами и питьем на золотых подносах, как перед индийским императором.

Робинзоны должны все уметь и все предвидеть. Они непременно должны взять с собой в поход всевозможные специи и приправы: перец, лавровый лист, сушеный укроп, горчицу, хрен, уксус и т. д.

Путешественникам полезно помнить, что на каменистых осыпях Алтая и Саян густыми лужайками растет горный лук, душистый, едкий, с крупными тугими головками. А на песчаных косах северных рек можно нарвать зеленых перьев терпкого полярного лука. В смешанной тайге встречаются поляны, сплошь усеянные любимым лакомством медведей и деревенских ребятишек – черемшой, диким чесноком. Все эти дары природы – великолепная приправа к блюдам, приготовленным на костре.

Итак, вы плывете с товарищами на плоту. Вы причаливаете возле порога, где плещутся таймени, и делаете первый бросок. И желанная добыча, мечта заветная тяжело ворочается у ваших ног. Вы обхватываете тайменя руками и гордо несете к плоту. Вы готовы осыпать его поцелуями, увешать изумрудами и алмазами, но… ни за что не согласитесь пустить обратно в воду. Нет, вы не такой чудак, как индийский император! Впрочем, и сам Джехангир наверняка не устоял бы перед соблазном отведать сибирской ухи.

Вспыхивает костер. Вокруг тайга, горы и пороги, в которых бухают, гоняясь за «молниями», широколобые громадины. Но никто из вас не хватается судорожно за спиннинг и ружья. В ваших сердцах нет места хищному инстинкту, жадности, рвачеству. Перед вами жемчужным ожерельем Джехангира извивается река.

Мудрый человек был Джехангир!

Вы садитесь вокруг костра и подымаете бокалы с вином. Праздник «первого тайменя» начался. За Джехангира! За сибирских тайменей. Хрустальный звон проносится над тайгой, и в косматые волны порога летят бокалы. Все – робинзоны в походах больше не пьют.

Еще задолго до охоты за речными великанами вы расспросили всех знакомых путешественников, что можно приготовить из представителей «прекрасного семейства». И вот теперь долгожданный час рыбацкого пира пробил.

Конечно, вы непременно начнете с «талы». Хоть таймени и являются прародителями талы (таймень по-монгольски – тал, по-бурятски – тулу, отсюда и название этого кушанья) – на самом же деле сибиряки пускают тайменей на талу редко, потому что их мясо несколько грубовато. Лучше всего отобрать самых упитанных, только что пойманных хариусов, снять с них шкуру, вынуть кости и нарезать на мелкие кусочки. Все это крошево сырой рыбы посыпать белоснежной пудрой соли, черным перцем, приправить зеленью дикого лука. Через пять минут можно есть. Желающие могут сдобрить кушанье еще уксусом и подсолнечным маслом. Оно приобретет своеобразный колорит.

Пока тала созревает, принимайтесь за уху по-сибирски.

В эмалированное ведро крепкопосоленного бурлящего кипятка опускают тайменьи головы, плавники, хвосты, обрезки шкуры, а также две-три свежие луковицы, лавровый лист и щепотку горошин черного перца. Когда головы сварятся, добавляют крупные куски хариусов, ленков и таймешатины.

Через десять – пятнадцать минут уху можно хлебать. Уха по-сибирски вкусна и в горячем и в холодном виде.

Можно также приготовить «хрустальный бульон». Надо только хорошенько прокипятить плавники и головы тайменей, затем охладить, процедить через марлю и бросить в него ложку паюсной икры, чтобы осела муть. Бульон посыпают сушеным укропом и стручками красного перца, пьют с галетами, хрустящим хлебцем или ржаными сухарями.

Прозрачная уха варится из хрустального бульона, который переливают в котелок, заправляют пряностями, кладут туда всех представителей «прекрасного семейства», И вновь кипятят.

Самое излюбленное кушанье сибирских спиннингистов – вареные тайменьи головы. Едят все – губы, кожу, хрящи мозги. Однако непревзойденным лакомством считаются глаза, вернее – глазное обрамление. Не случайно орланы и чайки первым делом стараются выклевать у лососей глаза.

Но белые защечные мускулы есть сразу не рекомендуется. Их надо завернуть в осиновые листья и спрятать в правый карман походной куртки, чтобы всегда были под рукой.

Охотники за романтикой могут сделать из пасти наиболее клыкастого тайменя экзотическую пепельницу, которая украсит любой кабинет, напоминая о путешествиях по Сибири.

На праздник «первого тайменя» необходимо подать берестяные подносы с жареной рыбой. На каждом подносе фиолетовым соком жимолости следует написать «Т», «Л», «X», «С», что означает – «таймень», «ленок», «хариус», «сиг». В противном случае проголодавшиеся робинзоны могут перепутать рыбу и уж ни в каком ресторане мира не исправят ошибку, чтобы сразу продегустировать столько сибирских деликатесов.

Рыбу лучше всего жарить на чугунной сковороде, предварительно обваляв в ржаной муке тонкие (до 4 см) ломтики. Жарят на сливочном масле до нежной золотистой корочки. Если нет масла, соберите в консервную банку все тайменьи потроха и поставьте около костра. Когда жир вытопится, слейте через марлю в бутылку. По своим полезным качествам он превосходит подсолнечное масло, совершенно не обладает тем противным запахом, каким отличается тресковый жир, омрачивший многим рыболовам счастливую пору детства. Тайменьим жиром можно заправлять кашу, макароны, картошку, а также смазывать уключины лодок, чтоб не раздражали скрипом.

Подают жареную рыбу с ломтиком лимона, украсив молодыми побегами сибирской купальницы, которые хоть и несъедобны, зато похожи на листья петрушки.

Если впопыхах забудете дома сковородку, рыбу можно «спечь». Выбирают хариусов, мелких ленков, а тайменей пластают вдоль хребта, солят изнутри и укладывают на горячую шипящую каменную плиту. Минут через десять переворачивают. Можно обмазать рыбу глиной и зарыть на полчаса под костер – в раскаленный песок.

К рыбацкому пиру не забудьте приготовить отварного тайменя. Самого жирного толстяка режут на части, заливают соленой водой и минут двадцать томят на слабом огне. Из приправ добавляют: морковь, петрушку, репчатый лук, лавровый лист, душистый и горький перец.

К горячему отварному тайменю подают печеный картофель, салат из черемши, а к холодному – хрен с уксусом или жареные грибы, которые любой робинзон легко может набрать, если только не поленится сделать несколько шагов от костра. В пихтовых и кедровых дебрях Саянских гор растут белые грибы с таким ароматом, какого нет даже у боровиков. В Тунгусской тайге встречаются поляны, буквально полыхающие подосиновиками. А за Полярным кругом сколько угодно маслят – излюбленной пищи оленей и заблудившихся геологов.

Рыбьи потрошки, по единогласному мнению сибирских спиннингистов, – неотразимое лакомство. У тайменей и ленков берут печень, сердце, плавательные пузыри, чисто выскобленные желудки – и все это вместе поджаривают до хруста.

Очень хорош «таймень на вертеле». На стальной шомпол от карабина нанизывают ломти лососины и, посыпав мелкой солью, душистым перчиком, держат над раскаленными углями, время от времени поворачивая и поливая растопленным сливочным маслом. Едят с диким зеленым луком.

Если вы очень проголодались, можно зажарить тайменя на костре целиком – точно так же, как в давние времена наши предки жарили на охотничьих пирушках туши кабанов, оленей, сайгаков. Таймешатину приятно запивать чаем, заваренным брусничными листьями, ветками черной смородины либо корнями и ягодами шиповника. Весной можно заваривать березовыми почками, а летом – цветами кипрея и чагой.

В Сибири очень много всяких лесных ягод: малина, земляника, клубника, морошка, костяника, смородина, крыжовник, черника, голубика, брусника, черемуха, шикша, облепиха. Приправленные дымом, они могут служить отличной заваркой, а также употребляться для сиропов, компотов и киселей.

Пару лукошек янтарной облепихи желательно погрузить на плот. Дома из нее можно сделать чудесную наливку, за которой будет особенно приятно вспоминать сибирские путешествия. А коли попадется жимолость, немедленно нарвите полный котелок этих ягод и поставьте на самое видное место «праздничной поляны». Когда после тайменьего пира начнут бастовать желудки, бегите скорей к котелку – жимолость выручит лучше любой пилюли.

К завтраку можно рекомендовать малосольных хариусов. Надо натереть изнутри мелкой солью десятка два отменных горбачей и уложить на ночь в эмалированную кастрюлю. С хариусов чулком снимают шкуру и подают либо целиком, либо на плоских березовых поленьях, нарезав дольками, как селедку. Никаких приправ и гарниров не требуется – и без них вкусно!

Можно также приготовить холодец, для чего не меньше двух часов варят в ведре тайменьи головы, хвосты и плавательные пузыри. Потом в том же бульоне варят вторую порцию голов и плавников, удаляют все кости, а челюсти с клыками прячут в рюкзак (они с успехом могут заменить расчески, которые непременно потеряются в первые же дни путешествия). При этом не забудьте завернуть в осиновые листья белые защечные мускулы тайменей и положить в правый карман походной куртки, чтоб легче было их доставать.

В студень крошат черемшу, разливают по мискам и ставят их в яму, где вечная мерзлота, или в холодный ключ. Утром подают с хреном.

Можно угостить друзей великолепным заливным. Часть бульона, предназначенного для холодца, делают «хрустальным», опускают в него куски отварного тайменя, хариуса, ленка, сига и щуки (для сравнения). Это блюдо неплохо украсить гроздьями спелой брусники.

Уж если вы попали в Сибирь, то непременно следует попробовать свежесоленого тайменя. Разрезают боковину молодого секача на мелкие ромбики и, посыпав солью, укладывают в стеклянную банку. Через три дня получается отменная закуска. Нужно отведать и маринованного тайменя. Маринад варят на костре точно так же, как домашние хозяйки, не забывая ни про сахар, ни про лавровый лист, остужают и опускают в него ломти малосольной лососины. Она становится белой, необыкновенной на вкус. Некоторые кулинары предварительно ошпаривают таймешатину кипятком.

Свое походное меню вы можете разнообразить горячими копчушками. Выбирают рыбу пожирнее, потрошат, промывают и, посолив, укладывают часов на пять в берестяные корыта. Особо крупных рыбин разрезают вдоль спины.

В обрывистом берегу роют нишу глубиной 70 см, сечением 40 на 50 см, раскладывают рыбу на жерди и жгут под ней костер. Топят осиновыми пнями, гнилушками, тальниковым хворостом. Через два-три часа можно пировать.

Долг каждого робинзона не только рассказать о своих путешествиях, но и вовлечь в бродяжье племя всех знакомых, которые проводят отпуск в тюленьем лежании на морском пляже, дуясь в преферанс или забивая «козла». Для этой цели желательно привезти сибирского «короля» целиком – с головой и хвостом. Задача трудная, однако вполне осуществимая. Обычно удаляют у тайменей жабры, делают изнутри глубокие надрезы елочкой (вдоль спины и ребер), щедро нашпиговывают их солью. Затем пеленают в мешковину и туго, как египетскую мумию, обматывают шпагатом. По городу несут кто как может, на шестах и коромыслах или перекинув через плечо. Мешковину с хвоста приоткрывают, чтобы прохожие не изнывали от любопытства. Если будут допекать назойливые ребятишки, покажите им, какой у вашей рыбки ротик, и они разбегутся.

Неплохо привезти домой из Сибири эмалированное ведерко соленых хариусов, ленков, сигов, омулей. Приготовляют их по рецепту: 70—100 г соли на 1 кг рыбы. Спинные плавники у хариусов вырезают и сушат на крыльях палатки. Из них можно склеить шикарный веер, которым будет приятно отгонять с лица комаров и мошкару, чтоб они, проклятые, не мешали наслаждаться красотами сибирской природы. А если у вас есть дочка, то хариусиные плавники пригодятся ей для новогоднего костюма «золотая рыбка», если сын – из них можно сделать корону Нептуна или гребень динозавра.

Любители пива не упустят возможности привезти сибирской воблы – вяленых хариусов. После обычной засолки их вывешивают, расширив палочками брюшины, – и пусть себе сушатся на ветру. Тайменей и ленков надо вялить постепенно, не держать долго на солнце, потому что мясо у них очень нежное, легко отваливается от костей.

Самым соблазнительным подарком для друзей будут, конечно, холодные копчености. Выбирают тайменей-пудовиков, упитанных, с золотистой прослойкой жира, из спин выкраивают балыки, из брюшины – тешку, через три дня после засолки проветривают, а потом не менее двух суток коптят в густом теплом дыму. Коптят под навесами из пихтовой коры или в чумах из мшистого дерна. Курильню топят гнилушками лиственных деревьев, только не березовыми. Для придания балыкам особо тонкого аромата подбрасывают в огонь корицу, ягоды можжевельника, душистые травы, лавровый лист.

И вот наконец ваша бригантина устремляется к далекому неведомому поселку, откуда вы мечтаете полететь домой. На мачтах, как золотые флаги, колышутся копченые таймени; как обрывки истрепанных штормами парусов, болтаются вяленые хариусы. Вы потемнели возле костров, просолились тузулуком и бульонами. Ваши товарищи, «люди флинта», беззаботно щелкают кедровыми орехами, мурлыча о том, как они презрели «грошовый уют».

И вдруг – треск. Рушатся мачты вместе с «флагами» и «парусами», как спички, рассыпается на бревна уютное гнездышко – бригантина. Все исчезает в клокастом, пенистом хаосе порога.

Кое-как выбираетесь вы на берег и что-то бессвязное кричите товарищам. Вот и они вынырнули из темных волн. Слава богу, все живы!

Вы собираетесь в тесный круг и с ненавистью смотрите на порог. Если языки начнут сыпать проклятия, а руки заламываться жестами отчаяния, вспомните о том, что вы спрятали в правый карман походной куртки. Достаньте скорее белые защечные мускулы тайменей и жуйте, жуйте, чтобы успокоиться, – они гораздо крепче американской жевательной резины. Жуйте до тех пор, пока ваши челюсти не выдвинутся с грозной решимостью вперед, а в глазах не появится стальной блеск – победить, во что бы то ни стало победить.

Раньше вы были вовсе не робинзонами, а жалкими рыбоедами, густо приправленными кулинарными специями. Но теперь вам может позавидовать даже сам старик Крузо.

Сторонка моя родная…

Беспокойная жизнь у геологов. Недолго я поработал, но уже успел побывать в Крыму, на Урале, в Туве, в Саянах, на Нижней Тунгуске, на Хантайке, в бахтинской тайге и даже за границей. Давно хотелось побродить по лугам, где в детстве пас колхозное стадо, поудить пестрых рыбок с пальчик, которые зажгли во мне первую искорку рыбацкой страсти. И только в 1963 году наконец удалось попасть летом в родную Липецкую область.

И что же? Сердце облилось горечью: на месте черемуховых зарослей, под которыми я каких-то пятнадцать лет назад сидел с удочками, густым жирным черноземом темнел обрыв; ракитовые кусты обкорнали топорами, вырубили под основание; гибкие лозы спилили. Крохотные березовые рощицы – приют соловьев и золотой иволги, отрада крестьянских детей, нанизывающих на стебли травы огненно-рубиновые бусы майской духовитой земляники, – поредели и стали еще крохотнее. Густые зеленые дубравы, щедро дарившие людям ландыши, костянику, пряные лисички, ядреные крепыши-поддубники, тугие, хрупкие, как мрамор, белянки – тоже поредели и ощетинились черными щербатыми пнями. Речка стала журчать приглушенно, обмелела.

Луг, на котором ребятишки купались в цветах и барахтались в копнах пахнущего медом сена, а девушки и юноши плели венки, водили под звонкие неприхотливые переливы русских гармошек лунные хороводы, пели любовные страдания, – луг покрылся буйными непролазными зарослями колючих татарок. Председатель колхоза приказал посадить на нем табак. Табак поднялся выше человеческого роста. Ухаживать за ним не хватило рук, он перестоял. Бабы осенью рубили табак топорами на… топку. На следующий год колхозники решили оставить луг под сено. Но вместо травы непрошибаемой стеной поднялись татарки.

Когда я услышал сухое костяное шуршание их жестких колючек-кинжалов, мне показалось, будто колючки вонзились в сердце. Я не мог удить пестрых рыбок, не мог спокойно смотреть на загубленный луг, на поруганные берега речки.

Еще раньше, в честь окончания седьмого класса, я посадил вдоль дороги семь берез. Теперь они стали высокие, ветвистые. Бригадир пытался срубить их на оглобли, но соседи, слава богу, не позволили. Хоть за это низкий вам поклон, земляки мои. Откуда у вас такое безразличное отношение к земле, дающей людям жизнь, богатство, красоту?

Из родной деревушки я пешком пошел в город Елец. Там живут мои братья. Там прошла моя школьная комсомольская юность. И пока я шел, встречались следы терзания и без того скудной природы Центральной России: овраги и буераки, работа неумолимой эрозии – расползаются по полям, как щупальца фантастических осьминогов, уничтожая плодороднейшие земли.

Я пригласил своего старшего брата Николая на рыбалку. Он согласился, но как-то без охоты, видимо, лишь просто из вежливости, чтобы не обидеть меня. Мы наловили черпаком в тине вьюнов и пошли к реке Сосне.

Люблю Сосну, люблю ее мутноватые, суетливые воды, крутые извивы среди белых яров, золотистую россыпь песка, кудрявые заросли ракит, зеленую глушь луговой поймы. Люблю смотреть, как мчится она среди замерших в сонной дреме цветущих колосистых полей.

Когда я учился в десятилетке, мы часто проводили ночи у Сосны. Николай увлекался донками с колокольчиками. Каждый колокольчик у него звенел по-своему; один тинькал синичкой, другой заливался жаворонком, третий дребезжал старой сорокой. Не было для Николая более сладкой музыки, более целебного отдыха, чем слушать в воскресенье после трудовых смен ночные трели, посылаемые подводными музыкантами.

…Синяя роса покрыла траву. Крестьяне загнали по хлевам скотину. Лишь девичьи голоса вызванивали на лугу заливистые частушки да лихо пиликала гармошка. Перепелки во ржи уговаривали всех: «спать пора, спать пора». Наконец молодежь разбрелась по хатам. Над Сосной белым туманом легла влажная предвосходная тишина.

Мы сидели с Николаем у копны сена, ждали, когда запоет хор колокольчиков. Чуть-чуть порозовел восток. В кустах встрепенулась какая-то птичка. Поблескивая росой, безмолвно и печально висели на лесках поникшие колокольчики. Безмолвно и печально дремали мы над мертвой рекой.

– Так и знал, что ничего не поймаем, – сказал брат, сматывая удочки, и вздохнул. – А помнишь раньше?

Да, я хорошо помню ночную рыбалку на Сосне. Помню, как мы сажали в плетеный садок голавлей, сазанов, падустов. Помню, как Николай безошибочно угадывал по звону колокольчиков, какая рыба теребит насадку. Помню фонтаны брызг, вылетающие из-под хвостов.

А потом какой-то завод опустил в Сосну цистерну кислоты. Бабы ловили уснувшую, квелую рыбу юбками и волокли на базар. С той поры по Сосне уже не гуляют табуны резвящихся жерехов.

На следующий день я снова пошел к реке. У канализационного потока, текущего из-под городской ТЭЦ, толпились мужчины. Кто-то пустил слух, что здесь хорошо ловятся сазаны, и со всего города к электростанции спешили рыболовы: ехали на автобусах, на машинах, на велосипедах, плыли на лодках и просто бежали на своих двоих. Мишка Колдун так тот выкопал в береговом обрыве землянку и жил там круглые сутки, карауля свои донки и «счастливое место», где стояла у него прикормка из подсолнечных жмыхов. Сазаны, привлеченные теплыми струями, действительно брались на пшеницу, но очень редко и некрупные. Они брались до тех пор, пока электростанция не начала спускать в Сосну какую-то гадость (вероятно, реактивы для промывки котлов). От этой гадости кверху брюхом всплыли мальки.

Я стоял на берегу Сосны, а думалось о судьбе сибирских рек. Горнорудная, металлургическая, нефтяная, химическая, лесообрабатывающая промышленность могучей поступью шагает сейчас по Сибири. Под их всесокрушающим натиском все дальше в глубь тайги убегают ленки, хариусы, таймени.

Всем известно, что фабрики и заводы – самые злостные браконьеры, погубившие жизнь во многих водоемах. К горькому стыду, мы пока не можем гордиться по-настоящему заботливым, по-настоящему любовным отношением к природе. Надо создать такую государственную службу «здоровья и чистых вод», чтобы она была наделена необходимыми правами и полномочиями вплоть до закрытия предприятий, наносящих вред природе, а следовательно, человеку. Перед каждым канализационным потоком нужно поставить санитарные и биологические кордоны, проверяющие безопасность отходов. Нужно разработать такие меры и законы, чтоб ни один директор, ни один председатель колхоза не посмел осквернять водоемы. Пока еще не поздно. Пока еще рыбные богатства можно восстановить.

Особенно не везет речным великанам. Когда-то Л. П. Сабанеев писал, что пироги с североуральским тайменем – верх гастрономического совершенства. Ныне же таймени на Урале – исторические воспоминания. Мало стало его на Алтае, в Хакассии и Туве. Быстро исчезает он и в Северном Енисее. Над сибирским тайменем нависла угроза истребления. В нашей большой и богатой стране нет ни одного завода, который занимался бы выращиванием молоди тайменя. Браконьеры орудуют по всей Сибири безнаказанно: перегораживают речки заездками, заколками, всевозможными ловушками.

Непостижимо страшный вред нанесли и наносят сибирской рыбе алмазодобывающие предприятия, Только работники Амакинской экспедиции (конечно, не без ведома ее руководителей и партийных комитетов) начиная с 1963 года нацело перегородили сплошными заборами заездков многие притоки Анабара. Даже были попытки перегородить сам Анабар.

Для постройки плотин-ловушек браконьеры пускают бульдозеры, вездеходы, самосвалы, автоматические пилы, взрывчатку, металлические сети, предназначенные для обогащения алмазов. Разве может выжить рыба перед натиском неуемной жадности и грозной техники! И, что особенно горько, особенно трагично, выловленный такими способами «продукт» принимают для продажи государственные магазины.

Добывая алмазы – дорогие сокровища земных недр, некоторые горняки забывают, что жизнь дороже всех алмазов и бриллиантов. Алмазы делают сейчас искусственно, а тайменей в пробирке еще не вырастил ни один ученый.

Не лучше положение и на «спортивном фронте» Сибири. Вооруженные спиннингами хапуги ловят тайменей без стыда и совести. Над ними зачастую довлеют инстинкты рвачества.

Я слышал, как в Туруханске один «спортсмен» хвастался, что он за утро взял на реке Северной 32 тайменя, сдал их в столовую и «отхватил солидный кус монет». Но его «успехи» блекнут перед «подвигом» двух «рыболовов» из Эвенкии. Всего лишь за несколько часов они поймали на один спиннинг 49 лобанов весом от 8 до 18 кг каждый! Особенно отличаются «ратными делами» летчики и вертолетчики, которые могут приземляться (и довольно часто приземляются!) вблизи удаленных таежных нерестилищ и осенних миграционных скопищ лососей.

Скажу без преувеличения, многие сибирские спиннингисты берут не только крупных тайменей, но и маломерок по 50–60 см, когда они еще не достигли половой зрелости. Журнал «Рыбоводство и рыболовство», а также альманах «Рыболов-спортсмен» считают это, видимо, правильным, если предоставили для популяризации истребления малышей свои страницы.

«Мы ловим тайменя, – хвастается Н. Изосимов в очерке „По Чулыму“. – Стоит сделать на перекате получасовую остановку, как в садке оказывается несколько почти двухкилограммовых тайменей».

«Он был маленький, не больше килограмма весом, – восторгается Вл. Архангельский. – Я разглядывал его в сумерках. Но даже в эту пору дня мой первенец был очень красив. Его хвост нежного оранжевого цвета напоминал большой лепесток алтайского огонька».

Вы что думаете – поэт-спиннингист отпустил «алтайского огонька» цвести, наливаться икрой и молоками, чтоб заполнить реки своим потомством? Как бы не так! Он сварил из «лепестка» жиденькую уху. А ведь через 8—15 лет мог бы сделать из него отменный балык! Десятки, сотни балыков!

Как тут не привести выдержку из статьи английского спортивного журналиста, который рассказал, что недавно Бирмингемская ассоциация рыболовов-любителей устроила соревнование, где участвовало 3200 человек. Они расположились вдоль обоих берегов реки Северн на протяжении 29 километров.

«Мне могут задать вопрос, – пишет журналист, – как при таком размахе рыболовного спорта в водоемах Англии все еще есть рыба? Каждый рыболов обязан поместить весь свой улов в садок из сетки, погруженный в воду, и не должен умертвить ни одной из пойманных рыб. В конце дня рыбу взвешивают в живом виде, а после этого выпускают обратно в водоем»

Слава богу, до жестких английских правил нам пока далеко. Но охранять природу по-настоящему уже давно пора.

Речные великаны – гордость и краса сибирских водоемов, самые гигантские лососи мира – и вправду издают звуки, но не урчат, не буркают, а говорят русским языком:

«Советские граждане – будьте благоразумны! Мы можем принести счастье всем рыболовам. К нам могут стекаться туристы со всех концов света. Хоть немножко подумайте о наших и ваших детях»