Текст книги "Исторические очерки Дона"

Автор книги: Петр Краснов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава X

Управление станицей в XVII веке. Атаманская насека и булава. Круг (станичный сбор). Выборы атамана и «подписных стариков». Решение станичных дел на Кругу. Станичный суд.

Как же управлялась в эту пору казачья станица?

Всеми делами ведал в ней и творил суд и расправу станичный атаман, выборные старики и станичный Круг. Атаман избирался на один год.

Круг собирался на площади, майдане; зимою, в крепкий мороз, в станичной избе. В каждой станице был свой день для сбора круга и выбора атамана. Так, в Верхне-Курмоярской станице выборы бывали 6-го января, в Богоявление, в станице Есауловской – в четверг на маслянице и т. д.

Если в станице был священник, то служили у станичной часовни утреню, после чего станица скликалась на майдан, или в станичную избу. Приходил туда и станичный атаман с насекою.

Насека изготовлялась следующим образом: выбирали прямой терновый ствол и, не срезая его с корня, делали на нем частые насечки. За время роста терна насечки заплывались кожицей и образовывали возвышения. Получалась пестрая прямая трость. Когда она вырастала до двух аршин, ее срезали и украшали на верху серебряной шапкой – булавой. Отсюда и произошли названия: «насека» и «булава». Так и поговорка сложилась на Дону: «не атаман при булаве, а булава при атамане».

Атаман долго и истово молился перед иконами в станичной избе. Перед образами теплились лампады. Казаки ставили зажженные восковые свечи: тихо было в избе. Слышны были тяжелые вздохи молитв.

Атаман оборачивался к казакам и говорил:

– Простите, атаманы молодцы, в чем кому согрешил.

Гулом пронеслось по избе:

– Благодарим, Зиновий Михайлович, что потрудился.

Атаман клал шапку на стол, поверх шапки клал насеку. Это означало, что он отбыл свой срок и нужно выбрать нового атамана. Для этого должен был быть раньше еще выбран почетный старик, который и передаст новому атаману насеку, от лица всей станицы.

– Есаул, – говорил атаман, – доложи!

Станичный есаул выходил перед стоящих кругом казаков и говорил:

– Кому, честная станица, прикажете насеку взять?

На кругу поднимался шум. Каждый кричал своего избранника. Старый атаман и есаул прислушивались, на ком остановятся. Наконец, как будто одно имя стало чаще повторяться.

– Сохрону Самойловичу. Сохрону Самойловичу, – соглашались казаки.

Софрон Самойлович, наиболее уважаемый в станице старик, брал насеку и становился на место атамана. Разгладив седую бороду, в сознании важности и ответственности происходящего, он медленно и негромко говорил:

– Есаул, доложи!

Есаул обращался к станице:

– Вот, честная станица Курмоярская! Старый атаман свой год отходил, а вам без атамана быть нельзя. Так, на кого, честная станица, покажете?

Снова поднимался невообразимый шум.

– Макея!.. Макея!.. Макея Яковлевича!.. – кричали одни. Их перебивали другие:

– Якова!.. Якова Матвеевича!

Хорошее ухо нужно было иметь есаулу, чтобы в разнобое голосов уловить, чье имя повторяется чаще, за кем становится большинство. Кто-то возмущенно кричал:

– 3-зач-чем Якова Матвеевича? Григория Петровича надо-ть просить.

И опять, и уже дружно кричали:

– Якова!.. Якова Матвеевича!..

Есаул докладывал старику:

– Сохрон Самойлович! На Якова Матвеевича указывают, – и кричал казакам:

– Помолчите-ста, честная станица!

Софрон Самойлович троекратно спрашивал примолкший Круг:

– Так на Якове Матвеевиче порешили?

– На Якове Матвеевиче, – раздаются одинокие голоса.

Остальные молчат, подтверждая выборы.

Из среды казаков выдвигается Яков Матвеевич.

– Ослобонить бы надо, – говорит он хмуро.

Он смущен и доволен оказанным ему вниманием, но и озабочен. Не сладкая, хотя и почетная служба ходить атаманом. Суеты, хлопот и неприятностей – не оберешься. Он знает, что «атаману – первая чарка, – атаману и первая палка…»

– Может и то, честная станица, ослобоните. За старостью… за ранениями.

Станица молчит. Кое-кто посмеивается – дескать, «попался».

– Потрудись, Яков Матвеевич, на тебя станица указала, – раздается одинокий голос.

Софрон Самойлович вручает Якову Матвеевичу насеку, тот, перекрестившись, принимает ее. Старики окружают новоизбранного атамана и в знак поздравления накрывают его своими шапками. Новоизбранный садится и говорит:

– Спасибо, честная станица, на выборе… на почете. Так приступим к выборам «подписных стариков».

«Подписных стариков» выбирают десять человек, тоже наиболее уважаемых и ревностных казаков. На их обязанности: в случае нападения на станицу скакать в степь, скликая казаков: «В станицу… в осаду»; мирить ссорящихся; по общим делам брать штрафы на выпивку; вести очередь нарядов в караулы, для провода служилых людей; в посыльные в Главное Войско, в Раздоры или в Монастырский городок, объявлять Кругу о преступлениях, совершенных казаками и ожидать от Круга приговора.

Атаман избран; казаки расходятся в кабак пить могарыч.

В станицу съехались казаки из степных хуторов. Нужно воспользоваться этим, чтобы решить накопившиеся в станице дела.

Наутро идет «закличка».

По улицам и проулкам между казачьих куреней ходит есаул и резким протяжным станичным есаульским голосом кричит:

– Атаманы молодцы, вся честная станица Курмоярская! Сходитеся на беседу, ради для станичного дела! А кто не придет, на том станичный приговор – осьмуха!

Когда казаки соберутся – приходит атаман с есаулом и «подписные старики».

В станичной избе шумно. Старые односумы собрались в кучки, гутарят о том, о сем, невнимательно слушают, что докладывают Кругу атаман и «подписные старики». Все идут неважные, мелкие дела.

Уже не раз и не два кричит есаул станичным голосом:

– Атаманы молодцы, вся честная станица Курмоярская! Помолчите!

Он бьет тростью о пол и снова кричит:

– Помолчите-ста, атаманы молодцы, помолчите-ста!

Говор и шум переходит в шопот. Поднимается со своего места атаман:

– Помолчите, атаманы молодцы!

Наступает тишина и атаман докладывает:

– Вот, честная станица, Аксен Пахомович просит дать клин степовой, что возле левады, для попаса его кобылиц. Как присудите – дать, или не дать?

Зашумел снова Круг:

– Не дать!

– За что?

Тут кто-нибудь скажет:

– В час добрый!

И вдруг все согласятся:

– В добрый час! Пущай принимает!

– Что-нибудь да поставит!

Аксен Пахомович выходит на середину и кланяется Кругу, благодарит за «присуд».

Есаул вызывает обвиняемого в каком-то поступке, тот выходит, кланяется Кругу и ждет своей участи. Есаул докладывает старикам его вину.

На Кругу опять шум, крики, споры и разговоры, никто не слушает, о чем идет речь. Между тем атаман возглашает:

– Вот, честная станица, старики присудили наказать его плетьми. Как прикажете? Простить ли его или выстегать?

– В добрый час! – раздаются голоса. – Не лови рыбу в неурочное время.

– В добрый час! – кричит и молодой бравый казак, не расслышавший, о ком идет речь. Сосед хватает его за руку и говорит:

– Да что с тобой, Левонтий! Это твоего отца бить хотят. А ты – в добрый час!

Левонтий машет руками и кричит на весь Круг:

– За что батюшку сечь? Не надо!

Если казаки находили, что какое-нибудь дело не стоит внимания – они заявляли о том атаману, и тот не делал о том деле доклада Кругу. Отсюда и сложилась на Дону поговорка: «Атаман не волен и в докладе».

Так просто, по-семейному, общим дружным сбором, единою душой решали казаки на станичных кругах все свои маловажные дела. Когда же дело касалось чего-нибудь важного, затрагивавшего интересы всего Войска, постановлялось передать дело Войсковому Кругу на общее решение всем Войском.

Вскоре после славного подвига Ермака Тимофеевича и его смерти, перед Донскими казаками стали дела огромной государственной важности. Дело касалось – быть или не быть Московскому государству?

Много осторожности и глубокой мудрости показали в этом случае Донцы и вплели не одну красивую страницу в историю уже не только родного Войска, но и государства Российского.

Глава XI

Смутное время на Руси. Правление Бориса Годунова. Смерть царевича Димитрия. Первое появление Самозванца – Григория Отрепьева. Посольство Самозванца на Дон. Посылка атаманов Корела и Межакова к Самозванцу. Дворянин Хрущов. Казаки с Лжедимитрием в Москве.

Жуткие, кровавые 1584–1613 годы в Москве, Русская история назвала смутным временем.

Подлинно: все замутилось в тогдашней обширной Московской Руси: великая началась смута.

У Царя Иоанна IV кроме сына Феодора был еще Димитрий. Он жил с матерью, Марией Нагой, в городе Угличе.

Царь Феодор Иоаннович был неспособен к управлению государством, расшатанным войнами и внутренними беспорядками в последние годы царствования его отца. Тихий, застенчивый, безвластный, он любил церковные службы, да колокольные звоны и чуждался дел управления. За него правили Царством бояре. Среди них выделялся властолюбивый и твердый боярин Борис Годунов, татарского происхождения.

15-го мая 1591 года пришло известие из Углича, что 8-ми летний Царевич Димитрий в припадке падучей болезни закололся ножом.

В народе были сильно недовольны Царем Феодором Иоанновичем, вернее, его правителем Борисом Годуновым. Крестьяне были прикреплены к земле и не могли, как раньше, переходить от одного помещика к другому. В Москве из-за неудачного подвоза хлеба был такой голод, что люди умирали на улицах. Страшный пожар истребил большую часть Москвы, населенную московской беднотой.

Все это приписали Годунову. И, когда в Москве узнали о смерти Царевича Димитрия, – народная молва стала утверждать, что Царевич убит по приказанию Годунова. Указывали и на убийц.

Потом пошли темные слухи, что Царевич не был убит, что убит был другой мальчик, что Царевича верные его слуги спасли, что он где-то, до времени, скрывается, придет и спасет Русь от Годунова.

Нашлись люди, решившие использовать эти слухи. Они подыскали молодого послушника, подходившего по возрасту к убитому Димитрию – Григория Отрепьева, переправили его в Литву, и стали распространять слухи, что Димитрий жив, что подлинный царь придет спасать Русь от Годунова.

Отрепьевым заинтересовались поляки. Король польский Сигизмунд послал средства на содержание самозванца. Лжедимитрия окружили католические священники и монахи-иезуиты, обставили Самозванца с царскою роскошью, прислали ему польское войско для похода на Москву.

Все эти московские настроения доходили до донских казаков. На Дону были очень недовольны Годуновым. Это в его правление пришла от Царя Феодора Иоанновича грамота, которой запрещалось воевать с азовцами, требовалось пускать азовцев на донскую землю. Годунов запретил донским казакам ездить в Московскую землю для продажи добычи и построил крепость на Донце Царев-Борисов, где задерживали казаков, ехавших в Москву.

От Годунова в Раздоры приезжал князь Вяземский, привезший от Царя грамоту. В ней говорилось, что за борьбу с азовцами, которая может «царскому делу с Турским султаном учинить поруху», будет казакам «опала и казни и впредь к Москве вам к нам николи не бывать и пошлем на Низ Доном, к Раздорам большую свою рать и поставить велим город на Раздорах и вас сгоним с Дона, и вам от нас и от Турского Салтана где избыти? Только почнете так воровать, как ныне воруете?»

Еще был князь Волконский в Раздорах в ожидании провожатых в Азов, когда прибежал из города Серпухова казак Нехорошко Картавый, служивший с другими казаками по вольному найму в Москве и рассказал, что «в Москве их товарищам нужа великая: государева жалованья им не дают, а на Дон не пускают, а служат на своих конях и корму им не дают, и иных в холопи отдают…»

Взволновался Войсковой Круг. Особенно шумели так называемые «голутвенные» казаки, «голытьба» – казаки бедняки, жившие по-старинному набегами и добычей. Это касалось более всего их – запрещение воевать с турками, ходить на Русь продавать добычу, это они нанимались на разные службы и это их хотели в «холопи» писать.

Заговорили на Кругу и о Годуновых угрозах. Слышали, что уже и начальник в те Раздоры, что грозил Царь поставить на место казачьих Раздор, назначен – дворянин московский Хрущов.

Круг вызвал Волконского к себе и в резкой отповеди отказался дать ему провожатых в Азов.

В эту пору прибыл от Самозванца на Круг литвин Свирский с грамотой от Димитрия.

Лжедимитрий писал в ней, что он «сын Царя Белого», что «вы, казаки, вольные христианские рыцари, присягнули бы тому Царю в верности…» «помогли бы ему свергнуть раба и злодея с Престола Иоаннова».

Пошли разговоры на Кругу.

– Не по-Русскому грамота писана.

– Николи мы никому не присягали. Всегда были вольным народом.

– Назвал нас вольными христианскими рыцарями, какая же тут присяга?

– Чего доброго ждать от Бориса Годунова? Надо настоящего искать Руси царя, который не покушался бы на наши вольности, не мешал нашему делу с азовцами. Может быть, и точно Димитрий есть сын Иоаннов, а не татарин Бориска?.. Может быть, тот Димитрий-то помягче будет?..

– С Москвой нам не воевать, а пособить новому царю отчего не пособить?

– И раньше мы царям пособляли – пособим и теперь.

И было решено послать к Самозванцу выборных атаманов Андрея Корела и Филата Межакова, чтобы те атаманы доподлинно узнали, точно ли Димитрий сын Иоаннов?

Корела и Межаков увидели у Самозванца роскошь польского стана, прекрасных коней, богатые одежды, польское войско в светлобронных доспехах и самого Самозванца, молодого, приятного в обращении, смелого и радушного. Атаманов хорошо кормили и поили.

Они вернулись на Дон и рассказали о всем виденном, но сказать, подлинно ли то сын Иоаннов, не могли.

– Надо кого попросить, кто царя хорошо знал, а мы никогда царя не видали.

Рассказы Корелы и Межакова взволновали «голытьбу». Давно ожидала она хорошего похода, где можно было бы брать добычу. Казаки настояли перед Кругом, чтобы Кореле и Межакову было разрешено собрать отряд и идти к Лжедимитрию, в город Самбор. Собралось 8000 казаков, добыли коней и оружие и собрались в поход.

Когда узнали о том в Москве, послали на Дон дворянина Хрущова отговаривать казаков от похода к Самозванцу.

Казаки выслушали грамоту Бориса и сказали:

– Это ты тот самый Хрущов, кого хотели назначить начальником всего Войска Донского?

Хрущов стал отговариваться. Казаки схватили его, заковали в кандалы и повезли в Самбор с атаманом Корелой.

3-го сентября 1604 года казаки привели Хрущова к палатке Самозванца.

Лжедимитрий вышел к нему в прекрасных одеждах. Хрущов залился слезами, стал на колени и воскликнул:

– Вижу Иоанна в лице твоем! Я твой слуга навеки!

– Так о чем же нам теперь говорить, – рассуждали казаки. – Ему виднее, чем нам.

Обо всем отписали в Войско, и Круг решил послать еще 4000 казаков с Дона в помощь Самозванцу.

Эта казачья сила явилась главной опорой Самозванца.

Когда высланный от Бориса Годунова большой отряд воеводы Мстиславского опрокинул польскую рать Лжедимитрия, на Мстиславского неожиданно ударили Донцы, и Мстиславский стал отходить к Москве.

13-го апреля 1605 года в Москве скончался Борис Годунов, не сумев окончить смуты. На московский престол вступил сын Годунова, юный Феодор. Недолго процарствовал он. Слухи о приближении Самозванца дошли до Москвы. Чернь московская взволновалась, ворвалась в Кремль. Федор и его мать Мария Годунова были убиты.

В эту летнюю пору Самозванец в Туле принимал перебегавших к нему Московских бояр. Приведший к нему новое Донское подкрепление атаман Смага Степанович Чершенский был принят «прежде московских бояр».

Донские и запорожские казаки окружили Самозванца во время приема бояр, и при Лжедимитрие «лаяли и позорили бояр».

И сам Лжедимитрий «наказывавше и лаяше бояр якоже прямой царский сын и срамиша их за то, что они признали его позже казаков и простого народа…»

20-го июня 1605 года Самозванец во главе польской и казачьей конницы вступил в Москву.

В Москве Лжедимитрий «боярские дворы и животы (крепостных), и поместья, и вотчины роздал худым людям и казаком Донским и Запорожским». Казаки тех даров от Самозванца не приняли.

По свидетельству Палицына, «атаман Корела расхаживал по Москве и чудил, говоря, что он презирает блага мира сего. Тогда от злых врагов – казаков и холопей все умные только плакали, не смея слова сказать; только назови кто царя (Лжедимитрия) разстригою – тот и пропал…»

Самозванец послал в Войско знамя и требовал, чтобы войско Донское принесло ему присягу на верность. Но Войско того знамени не приняло и присягу принести отказалось. Службу у Самозванца атаманов Корела и Межакова Войско рассматривало, как их частное дело. И раньше так бывало, что казаки ходили служить даже и в иностранные государства – это не нарушало самостоятельности войска Донского.

Недолго, менее года, процарствовал Лжедимитрий в Москве. Только первые дни он был ласков и милостив к простому народу. Вскоре наехали в Москву гордые польские паны, приехала невеста Самозванца, польская княжна Марина Мнишек, с нею католические ксендзы и иезуиты. По городу пошли слухи, что Русский народ и казаков будут обращать в католическую веру. Москва возмутилась, собралась около любимого в народе боярина Василия Шуйского. Вооруженная толпа 17-го мая 1606 года ворвалась в Кремль, растерзала Лжедимитрия и прах его развеяла по четырем ветрам. Не оборонило его польское войско.

Царем в Москве стал Василий Иванович Шуйский.

Глава XII

Войсковой Круг о Московских событиях. Второй Самозванец. Тушинский вор. Атаман Межаков наблюдает за событиями. Королевич Владислав. Грамоты Троице-Сергиевой Лавры. Козьма Минин и князь Пожарский. Прокопий Ляпунов. Убийство казаками Ляпунова. Межаков переходит к князю Трубецкому.

В дни убийства Лжедимитрия донских казаков в Москве не было. Большая часть их с атаманом Корелой, получив награду за помощь, осенью 1605 года, отправилась на Дон. Человек 500 настоящих гулебщиков с атаманами Межаковым, Епифанцем, Коломной, Романовым и Козловым стали казачьим станом недалеко от Москвы, следя за тем, что делалось в Москве и отписывая о событиях в Войско.

Доклад в Раздорах, на Кругу, атамана Корелы слушали с громадным вниманием.

Первый раз донским казакам пришлось сражаться против Московской рати. Случалось и прежде, когда ходили они разбойничьими ватагами по Волге нападать на стрельцов, сопровождавших товары, но то были небольшие схватки, где все решалось быстро, круто и кроваво.

Рассказ казаков о битве 21-го января 1605-го года у села Добрынич, которую они наблюдали со стороны, когда они видели, как Царское войско сначала было опрокинуто запорожскими казаками и польской конницей, но не бежало, как воевода Мстиславский скоро устроил Московские полки и встретил полки Самозванца залпом из 12 000 ружей, после чего поляки и запорожцы стали отступать, запорожская пехота была истреблена; Лжедимитрий на раненом в ногу коне бежал и попался бы в плен, если бы его не выручили донские казаки.

Рассказ об осаде города Кромы, где Донцы атамана Корелы и небольшая Русская дружина Григория Акинфиева оборонялись от стотысячного войска Мстиславского, где один дрался против десяти, заставил казаков призадуматься.

«Худой мир лучше доброй ссоры» – так думали казаки, слушая о силе Московских войск. Москва сильна и средствами, и землями, и людьми. А говорится – «с сильным не борись, с богатым не судись».

Окруженная со всех сторон врагами «земля казачьего присуда» может существовать только тогда, когда подле нее будет кто-то сильный и могущественный, кто поможет казакам в случае беды. Военные припасы, хлеб и одежда получались казаками от Московского Царства, с Московскими людьми торговали казаки, продавая заграницу своих земель добычу, полученную в набегах, рыбу и соль.

Пахать самим землю? Обратиться в мужиков-земледельцев? Перестать быть казаками, перестать «казаковать», стать ремесленниками? Претило это казакам. Не хотели они расставаться со своею военною жизнью, со славою побед и набегов.

Так жить можно лишь тогда, когда было какое-то неписанное соглашение с Москвою Царей и Великих Князей Иванов и Василиев, когда разрешалось казакам бороться с азовцами, когда на них возложено было охранение Московских южных рубежей, разведка и провожание Московских послов и торговых людей к Крымцам и Туркам.

Ныне – в Москве поляки; католики, схизматики, надменные ляхи, презирающие казаков. С польскою Москвою нельзя жить и дружить. Идти под самого короля Сигизмунда, искать помощи и защиты у Польши еще того хуже. Много наслышаны были от Запорожцев Донцы, что такое польская власть. Переходить к своему злейшему врагу, с кем всегда боролись Донцы, к Турецкому султану?..

Ясным было одно – без Москвы казакам не жить. Худо ли, хорошо ли с Москвою, мать или мачеха Москва, но нужно идти с Москвою. Нужно помочь тамошним людям преодолеть смуту и заслужить перед Москвою, чтобы жить по-прежнему.

Знали казаки, что смута в Московском царстве продолжалась.

Поляки и Московские бояре, завистники Василия Шуйского пустили слух, что в Москве был убит не Лжедимитрий, но какой-то немец, что Лжедимитрий спасен. В стане польском появился новый Лжедимитрий – Лжедимитрий II. Он шел с польскими полками Гетмана Рожинского на Москву и стал в укрепленном лагере у села Тушина. В Москве назвали его «Тушинским вором». Часть донских казаков с атаманом Епифанцем явилась в Тушино, и, увлеченная обещаниями наград от польских воевод Сапеги и Лисовского, согласилась принять участие в осаде Троице-Сергиевой Лавры. Казаки неохотно пошли на это. Поляки, считая Епифанца человеком неверным, решили отделаться от него и убить его. Казаки узнали про это. Зашумел Донской казачий стан. Казаки собрались в круг и вынесли постановление: «Не делать зла царствующему городу Москве и стоять с православными заодно на иноверных».

Ночью Донцы поседлали коней и ушли из польского стана на Дон. Литовская конница догнала Епифанца на реке Клязьме у деревни Вохпы. Начались переговоры. Казаки были непреклонны в своем решении; Литовцы хотели обезоружить Донцов, но те не дались. Отряд Епифанца пошел на Дон, выделив небольшие силы для наблюдения за тем, что будет дальше. Во главе этого наблюдательного отряда стал атаман Межаков.

Он донес в Войско, что на Московское Царство с большим войском идет польский король Сигизмунд. Московские города один за другим сдаются ему. К Сигизмунду прибыли московские бояре просить короля, чтобы в Москве царствовал его сын королевич Владислав. В августе бояре, сдаваясь на милость полякам, писали в договоре: «На Волге, на Дону, на Яике и на Тереке казаки будет надобе или ненадобе, о том Государю Королевичу говорить с бояры и с думными людьми, как будет на Государстве…»

Самое существование казачьих войск становилось под вопросом. Бояре московские предавали казаков.

На Дону собрали большое войско и с атаманами Марковым и Епанчиным послали на поляков.

Слухи о таком предательстве Московских бояр дошли и до отряда Межакова. Они взволновали казаков, но еще более взволновали их грамотки, посылаемые из Троице-Сергиевой Лавры монахом Авраамием Палицыным, с беспощадною правдою писавшем о несчастиях Московской земли.

«Отечество терзали более свои, нежели иноземцы», – писал Палицын, – «наставниками и предводителями ляхов были наши изменники. С оружием в руках ляхи только глядели на безумное междоусобие и смеялись. Оберегая их в опасности превосходным числом своим, Русские умирали за тех, которые обходились с ними, как с рабами. Вся добыча принадлежала ляхам и, избирая себе лучших юношей и девиц, они отдавали на выкуп ближним и снова отнимали их. Многие гибли уже не за отечество, а за свои семейства: муж за жену, брат за сестру, отец за дочь. Милосердие исчезло: верные царю люди, взятые в плен, иногда находили в ляхах жалость и уважение; но Русские изменники, считая их противниками царя Тушинского, подвергали жестокой смерти: кидали в реки, расстреливали из луков, перед родителями жгли детей, носили их головы на саблях и копьях, младенцев разбивали о камни. Смотря на это, сами ляхи содрогались и говорили: – что же будет нам от россиян, когда они и друг друга губят с такой лютостью? В этом омрачении умов все хотели быть выше своего звания: рабы – господами, чернь – дворянством, дворяне – вельможами. Не только простые простых, но и знатные знатных обольщали изменою. Вместе с отечеством гибла и церковь. Храмы были разоряемы. Скот и псы жили в алтарях, воздухами и пеленами украшали коней, из чаш со святыми Дарами пили, на дискос клали мясо, на иконах играли в кости. Священников и иноков жгли огнем, допытываясь сокровищ. Города пустели. Могилы, как горы, везде возвышались. Граждане и земледельцы укрывались в дебрях, в лесах и болотах. Грабители, чего не могли взять с собою, сожигали дома и все, превращая Россию в пустыню…»

Жесткие и правдивые слова грамоток доходили до сердец многих и многих Русских. Все видели развал кругом. Раздавались голоса: «Нужно нам всем, православным, восстать и прекратить это ужасное зло. Нельзя этого терпеть дальше…»

В Нижнем Новгороде купец Козьма Минин собирал пожертвования на вооружение и содержание ополчения. Кто что мог несли ему. Отдавали крестильные кресты, несли обручальные кольца, женщины приносили свои украшения, поднимался народ. Собирались люди, готовые жертвовать собою за Родину. Во главе ополчения стал доблестный князь Пожарский и повел ополчение на выручку Москве.

Не остались равнодушными к этому освободительному движению и Донцы атамана Межакова. Межаков явился к Ляпунову и сказал, что Донцы готовы постоять за Русь и за веру православную.

Стан Ляпунова полнился разными людьми. Пришли к Ляпунову и недавние сторонники Лжедимитрия, князь Димитрий Трубецкой и Заруцкий, называвшие себя «казацкими атаманами». Они привели с собою Московскую чернь, беглых воров и разбойников.

10-го декабря 1610-го года Лжедимитрий II был убит. Поляки короля Сигизмунда заняли Москву.

В начале марта 1611-го года, не дожидаясь распутицы, разные ополчения пошли к Москве. Пожарский ворвался в окраины города. Москвичи заволновались. Народ, стрельцы и ополченцы князя Пожарского загнали было поляков в Кремль. Москва горела в разных местах.

Ляпунов пошел к Москве с юга. В его стане было неблагополучно. Единственною твердою и дисциплинированною частью у него были Донцы атамана Межакова. Все остальные занимались грабежами и пьянством. Ляпунов пытался восстановить порядок, но люди Заруцкого заволновались и решили его погубить. В стане Заруцкого была составлена поддельная грамота будто от Ляпунова, где говорилось: «…Казаки – враги и разорители Московского Государства. Их следует брать и топить, куда только они придут. Когда, Бог даст, Московское Государство успокоится, тогда, мы истребим этот злой народ».

Донцы, прочитав эту грамоту, возмутились, собрались на круг и потребовали к себе Ляпунова. На круг явились и люди Заруцкого. Ляпунов пытался оправдаться, но люди Заруцкого стали наседать на него со своими обвинениями. Произошла свалка, и Ляпунов был на кругу зарублен.

Когда слух об убийстве на казачьем кругу Ляпунова распространился по Руси восточные и северо-восточные города послали грамоты: «Казаков в города не пущати… а выбрати бы нам на Московское государство Государя всею землею Российския державы; а будет казаки учнут выбирати Государя по своему изволению одни, не сославшася со всею землею, и нам того Государя на Государство не хотети…»

Под влиянием этих грамот Межаков с Донцами стал под команду Трубецкого и Заруцкого.