Текст книги "Исторические очерки Дона"

Автор книги: Петр Краснов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава XXVIII

Петр в Черкасске в 1709-м году. Гулянье на Черкасском майдане. Новый герб войска Донского. «Повытье казачьих дел» при Иностранной коллегии. 3-го марта 1721-го года войско Донское переходит в ведение военной коллегии. Потеря Всевеликим Войском Донским самостоятельности. Наказные атаманы.

Петр считал войско Донское весьма важною частью своего царства, и сейчас же принял меры, чтобы устрашением, лаской и личным появлением удержать казаков у себя.

Осенью была первая большая победа петровских войск над Карлом XII у Лесной, наступала весна; Карл стремился на Украину, где его ожидали изменивший Петру Мазепа, там должны были разыграться события огромной важности, и все-таки Петр нашел нужным спуститься на кораблях к Черкасску и появиться среди Донских казаков.

10-го апреля 1709-го года Петр подошел на судах к Черкасску.

20-го апреля на городском майдане было устроено гулянье. В простом немецком платье, со своею дубинкою в руках, в сопровождении «денщика», как назывался тогда дежурный при Государе офицер – Петр сошел с корабля и вмешался в праздничную толпу.

Ногайские татары на маленьких косматых лошадях, калмыки в пестрых халатах, Русские купцы в кафтанах, казаки в пестрых зипунах и высоких шапках, матросы с царских судов в синих «голландках» и круглых черных лакированных шляпах толпились на площади, играла зурна, ей вторила флейта, начиналась и обрывалась казачья песня. Гуд голосов глушил ее. Весеннее солнце заливало площадь золотом лучей. Богато цвели у казачьих куреней яблони и черешни.

У кабаков – толпы!.. Настал день – пропивалось и проигрывалось все… до тла…

Окруженный Донскою старшиною, Петр подошел к кабаку, где что-то очень много толпилось народа, и откуда раздавался веселый, ядреный смех.

У кабака, верхом на бочке от вина, сидел голый казак при сабле и ружье. Толпа смеялась над ним. Петр подошел к казаку.

– Для чего ты не продал ружье вместо рубахи? Ишь, какое оно у тебя богатое. За него дали бы много. А за рубаху ты, поди, и осьмухи не получил.

– Сбыть ружье, альбо шашку казаку не пригоже, – мрачно ответил казак. – С ружьем да шашкой я и службу царскую отбуду, и шелковую рубаху добуду.

Запомнился и понравился этот ответ царю.

Уезжая в тот же день на Украину и прощаясь с провожавшим его атаманом, Петр спросил:

– Есть ли в Войске Донском герб?..

– На отписках донских атаманов, – ответил ему атаман, – еще с древних времен ставилась войсковая печать, и на ней изображали оленя, пронзенного стрелой. Бывало, что на печати было изображение казака в полной справе верхом на бочке.

– Так изображайте его ныне так, как я того молодца повидал – нагим до пояса и держащим в поднятой руке ружье.

Герб этот продержался в Войске Донском почти сто лет, с 1709 по 1805-й годы.

Булавинский бунт и меры устрашения, проведенные Петром, придавили Войско Донское.

Без ропота принимало оно одну за другою меры, приканчивавшие его самостоятельность.

В 1718-м году войско Донское было переведено из ведения Посольского приказа в ведение Иностранной Коллегии, при которой было учреждено «повытье казачьих дел».

3-го марта 1721-го года Петр указал – Донским и Яицким казакам во всех управлениях быть в ведении военной коллегии.

Окончилось этим самостоятельное существование государства «Всевеликого Войска Донского». Оно становится нераздельною военною частью Российского Государства, становится «Землею Войска Донского», с поселенными на ней Донскими казаками, а потом и просто «Донскою Областью».

Казаки рассматриваются, как часть Русского войска, преимущественно конного, но еще долгое время сохраняют свою самобытность и входят в армию самостоятельными крупными соединениями со своими начальниками, уставами и «тактикой».

В 1718-м году войско Донское было в церковном отношении присоединено к Воронежской епархии. Казаки увидели в этом умаление своего значения, и ходатайствовали перед царем, чтобы казачьими церквями ведал непосредственно Святейший Синод. Просьба Донцов не была уважена.

С 1723-го года войсковой атаман уже не избирается Кругом, но назначается Военной коллегией из достойнейших казаков и носит название наказного атамана.

Героями Дона становятся не вольные атаманы донских дружин, но донские генералы, офицеры, казаки – ученые, художники, писатели, прославившие свое имя в боях и сражениях в рядах Российской Императорской армии, или заявившие о себе на мирном поприще.

Не было похода, где не участвовали бы донские казаки; не было войны, веденной Россией, где Донцы не проливали бы свою кровь; не было сражения, где не отличались бы Донские полки…

Не было научного поприща или искусства, где не вписали бы свои имена Донские казаки.

Слава былого вольного Донского Государства преобразилась в славу Донского казачьего войска и прокатилась волною от берегов Атлантического океана до берегов Великого океана; от хладных вод Скандинавии до теплых голубых волн Средиземного моря.

Конец первой части.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДОНСКОЕ КАЗАЧЬЕ ВОЙСКО

Глава I

Опасность жизни на Дону из-за набегов Закубанских татар и черкесов. Разорение татарами Быстрянского городка 15-го августа 1738-го года.

Как же жили Донские казаки под покровительством Российской Империи, когда началась у них мирная жизнь, когда стали они сеять хлеб, разводить сады и винограды, прочно оседать на земле? Настали мир и тишина на некогда столь бурном Диком Поле? Мог казак наслаждаться этой тишиной? Перестала литься по Донским степным просторам кровь, и казачьи головы засевать донские поля и буераки?

Нет!.. Мира и мирной, покойной жизни на этой южной, степной окраине Русского Государства не было.

К востоку от Дона по Задонской степи кочевали калмыки. Их князь Дундук Омбо в первые годы второй четверти XVIII века заключил прочный союз с Донскими казаками и вместе с ними воевал против Закубанских татар – ногайцев. У казаков были старые счеты с ногайскими татарами и черкесами, жившими в Кавказских горах. Донцы жили набегами на татарские и черкесские улусы и аулы; татары и черкесы платили им тем же.

Конный, лихой и лютый враг был кругом. Донским казакам с морских и речных стругов, на которых они ходили по морям и рекам, пришлось пересесть на коней, вооружиться шашками, луками и стрелами, пищалями, а с 1738-го года и пиками (дротиками). Им нужно было всегда и везде быть готовыми к бою, к отпору, к гибели и разорению их станиц и городков.

Шел казак в степь, на свою «деляну», пахать или сеять – он брал ружье или лук не для того, чтобы подстрелить набредшего к нему на поле дудака (дрофу), или чтобы стрелять пролетного гуся, или лебедя, но для защиты от могущего каждый час наскакать татарина.

Станицы были окружены рвами и валами, имели впереди засеки. От каждой станицы днем и ночью высылались в степь дозоры, называвшиеся в ту пору пикетами, чтобы наблюдать за степью.

России было не до помощи казакам. Российская Империя в молодые свои годы бурно росла, ведя ряд завоевательных войн. Едва окончилась Ништадским миром, в 1721-м году, война со шведами, давшая России владения на Финском заливе и Балтийском море, как Петр повел войска на юг, вдоль западного берега Каспийского моря, по следам Степана Разина, и вступил в войну с персами. Петр искал путей в богатые Индейские страны.

При Императрице Анне Иоанновне была война с Турцией, и фельдмаршал Миних занял Азов, уступленный Петром туркам после неудачной войны в Молдавии. Русские войска вошли в Крым…

Во всех этих войнах принимали участие Донские казаки. Они, по приказу военной коллегии, выставляли полки в Русскую армию. В эти войны особенно отличался Донской атаман Иван Матвеевич Краснощеков, ставший первым «бригадиром» войска Донского.

Молодые, взрослые и сильные казаки уходили в походы, в Финляндию, на Кавказ – к Дербенту, в Крым. По станицам оставались старики, дети и женщины. В эту пору стала закаляться в суровой и опасной мужской работе женщина – казачка, ничем не отстававшая от мужа и отца-казака. Во время войн с Турцией, турки посылали к ногайцам послов, побуждая татар устраивать набеги на Донские городки, чтобы тревожить оставленные казаками станицы.

История сохранила очень яркое и живое описание такой боевой жизни на Дону в царствование Императрицы Анны Иоанновны.

15-го августа 1738-го года в Быстрянский городок со степных пикетов прискакали два попуганных всадника. Они мчались к избе станичного атамана и кричали по улицам и проулкам:

– Валит на нас Касай-мурза с черкесскою силою видимо-невидимо!..

Ударили «всполох». Побежали станичники к станичной избе. Пошли разговоры.

– Отразить надо-ть, – говорил один.

– Отра-азить… Говорят тебе – видимо и невидимо!.. Ухлебосолить горцев надо, – возразил другой…

– Т-тю!.. Ухлебосолишь их аспидов!.. Эва какой!.. А ишшо казак!..

Кое-кто и причитал беспомощно:

– Пропали наши головушки… Погибать нам через их придется… Нет наших защитников казаков.

Среди гомона, крика и шума раздавался громкий голос станичного есаула:

– Помолчите!.. Помолчите, атаманы молодцы!..

Говор затих. Казаки раздались по площади, привычно стали кругом.

Из избы при шашке, опираясь на насеку, вышел станичный атаман.

– Ну, атаманы молодцы, – сказал он, поглаживая седеющую бороду, – застала нас зима в летнем платье. Теперь не время замышлять о шубе, надо подумать, как бы голытьбе выдержать морозы… Не учить мне вас, атаманы молодцы, как резаться с басурманами – это дело казацкое, обычное. Но о том не смолчать мне, что всех нас теперь – первый, второй – да и конец счета. Татарской же силы сложилось по наши головы тысяч тридцать, аль и больше.

– Счет-то велик, – перебил атамана старшина Роба, – да цена в алтын: Касай-мурза громоздок ордою, а лихих начальников и молодцов – наездников у него по пальцам перечесть можно. Так не лучше ли не терять поры, залечь по концам городка и нажидать татар на дуло… А там, гляди, и войсковой наш атаман Данило Ефремыч с войском подмогу подаст… А и нет… Так лучше голова с плеч, чем живые ноги в кандалы татарские.

– То-то вот: голова с плеч! – в раздумьи проговорил атаман.

– Головы казакам складывать не диковина, да какова про мертвых в войске речь пройдет?..

На середину круга вышел старый седой казак Булатов.

– Не под стать нам теперь, атаманы, смутные заводы заводить, – сказал он. – Того и гляди, татарская сила накроет наш городок. Рассудимся после. К вечеру, может, припадет нам в новоселье скочевать, на матушку сырую землю. Там будет каждому расправа на чистоту. Подумаем о другом. Ведь делу конец и теперь виден; помощи ждать неоткуда; живым отдаться стыдно, да и не за обычай…

– Говорите дальше, чего же делать?..

– Дальше?.. Да что же и говорить-то!.. Пока у нас шашки, ружья да порох, есть и головы на плечах – надо биться – вот и все тут… Давайте-ка разделимся на десятки, да раскинем умом – разумом, где кому засесть в концах городка. Я, примерно, покладаю вот как: Афанасию Меркуловичу быть на коне, с конными, и по первоначалу выскакать за городок. Посмотреть, что и как?

– На разведку, значит, – сказал Афанасий Меркулович и толкнул сына, двенадцатилетнего мальчика, чтобы тот седлал ему коня.

– На разведку, – подтвердил Булатов. – Мне, Булатову, в передовых – лежать на валу; Михаил Иванычу – по базам и за городом сесть, а тебе, атаману, оставаться с подмогою недалеко от боя и быть надо всеми старшим… Ну, станичники, как присудите, пригадаете?..

– Быть по-твоему, – раздались голоса казаков.

– К делу речь!..

– Дай Бог в добрый час!

Быстро разбежались по куреням, схватили оружие; конные с Афанасием Меркуловичем в облаках пыли понеслись в степь.

И только успели казаки залечь по завалам, как татары нахлынули на городок.

Два сильных приступа татарских Быстрянцы успешно отразили. Надеялись на помощь войскового атамана – да далека была та помощь. Более ста верст нужно было скакать за нею по балкам и степям.

При третьем натиске казаки потеряли в рукопашном бою половину бойцов и подались назад. Свирепые закубанцы бурным потоком разорвали сомкнувшиеся для рукопашного боя ряды казаков и с громкими криками:

– Гайда!.. Адын-джур!.. Вперед, вперед! – рассыпались по улицам.

Затрещали ломаемые плетни. Стройные черкесы помчались вдоль казачьих куреней. Сверкнул огонь вздутых смоляных факелов, потянуло соломенною гарью. Белый дым поднялся от крыш. Вспыхнуло желтое пламя.

Городок запылал пожаром.

– Бабы, – крикнул атаман. – Тушите пожар!

Он кинулся с подмогою на татар, и погиб в кровавой сече…

Вечерело. Татары и черкесы кончили вьючить лошадей, и, обремененные добычей, уходили в степь. Городок догорал. Торчали обгорелые кирпичные печи и трубы. По углям, покрывавшим землю, курился сизый дымок. Старик Булатов погиб со всею семьею. С окровавленными сединами, раскинувшись на горячей золе своего куреня, спал он непробудным вековечным сном. Возле него умирали старая жена его Нефельевна, и меньшой внук. Старший внук, юноша, бравый казак, корчился на площади в предсмертных судорогах. Татары отрубили у него обе руки в то время, когда он хотел вырвать у татарина аркан, захлестнувший его невесту.

Быстрянский городок погиб.

Но… жизнь сильнее смерти. Из далеких походов на родное пепелище вернулись казаки, и на месте старого городка выросла новая Быстрянская станица.

И пока существовало Донское войско, было в обычае в станицах Быстрянской и Нижне-Каргальской (потом Мариинской) вечером звонить на колокольне редким звоном три раза. Так в старину напоминали рабочим в поле, что после третьего удара ворота запрут и никого в станицу не пустят. 15-го августа в Быстрянской станице служили панихиды по убитым в 1736-м году. За поминальным обедом станичники поминали своих дедов, погибших от татар.

В те годы не одна Быстрянская станица пострадала от татарского набега. Гибли и другие станицы… Гибли и возрождались…

Так было на Дону… Так и будет… И хотя все погибнут – в новой и лучшей красе все встанут из пепла разрушения!..

Глава II

Жизнь «пока Москва не узнала». Зимовые и легковые станицы в XVIII веке. Донское войско в глазах иностранцев продолжает считаться самостоятельной республикой. Донские старшины. Атаман Данило Ефремов. Появление на Дону крепостных крестьян – «иногородних».

Войско Донское потеряло самостоятельность, но самобытности, самоуправляемости не утратило. Говорили в ту пору Яицкие казаки: «Живи, пока Москва не узнала».

Так рассуждали и Донцы.

В первую половину XVIII века Российская Империя не в твердых была руках. На севере отстраивалась новая столица – державный Санкт-Петербург, Петров город. Интересы властей были на севере. Москва хирела. Не до Дона ей было. Так было в правление Екатерины I, вдовы Императора Петра Великого, Анны Иоанновны, Анны Леопольдовны и в тихое, спокойное, безмятежное царствование Императрицы Елизаветы Петровны, дочери Петра I. В России крепло дворянство. Тяжелее налегала рука помещика на крепостного крестьянина. По городам строились дворцы и хоромы вельмож, а по имениям росли богатые усадьбы. Роскошь парадов, выездов, псовых охот окупалась тяжким трудом раба-поселянина.

Донских казаков это не касалось. По-прежнему ездили в Москву ко двору «зимовые» и «легковые» станицы. Но они уже утратили дипломатический характер. Было только «представительство» Войска перед Императорскою властью. С 1731-го года было постановлено посылать от Войска ежегодно одну зимовую станицу и пять легковых. Как и раньше, весною спускалась по Дону на бударах зимовая станица; с ружейною пальбой плыла мимо прибрежных станиц, везла царское жалованье. Но и это был только старинный обряд. И сукна, и муку, и всякий припас казаки покупали за деньги у купцов, а порох и необходимое снаряжение Войско получало из Приазовских крепостей. Но – мил был донскому казаку старый обычай, напоминал ему о временах вольных. Радостно, в «цветных» платьях, с пушечной пальбой встречали в Черкасске станицу; собирался войсковой Круг. Атаман зимовой станицы перед Кругом чинил доклад о Московских делах, о Царском пожаловании. Делили между станицами привезенное жалованье.

Военная Коллегия, которой было подчинено войско Донское, не касалось внутренних распорядков войска. Она вела учет казакам, указывала, куда и сколько полков должно быть направлено, выплачивала служилым казакам жалованье, кому таковое полагалось, и снабжала полки провиантом и фуражем. Кто будет начальниками этих полков, как они будут созданы, как и кем будут обучаться – это ее не касалось. В «казачьем повытье» Коллегии знали, что полки будут хороши и отлично будут сражаться.

Дон продолжал жить, управляться и судиться по своим обычаям и старым заветам и преданиям, как говорили на Кавказе, на основании написанных законов – «адатов». И были эти неписанные законы крепче писанных. Жили казаки, как говорили со снисходительной насмешкой в Петербургских канцеляриях, «по ихнему нерегулярству».

Проезжий через Россию в ту пору иностранец Манштейн в своих воспоминаниях о России 1730-го года называет Дон «республикой, добровольно подчинившейся покровительству России». Он писал, что «Двор обращается с казаками с большой мягкостью и обходительностью». Самих Донцов Манштейн называл «нацией, из главных офицеров (старшин) которой набирается глава их республики, утверждаемой Двором».

Немец, академик Гмелин, в 1769 году, в царствование Императрицы Екатерины II, описывая Черкасск, называет его местом, где казаки, «рассуждая по образу общенародного их правления, собираются в важных случаях советоваться между собою. Там находится их верховный суд, которому все подчиняются».

Круг и точно был, но он был меньше числом, чем в старое время. На него съезжались казаки 11-ти Черкасских станиц и станичные атаманы и старики ближайших к Черкесску станиц.

1-го января каждого года на Кругу происходили выборы всего войскового управления, кроме атамана. В мае, по прибытии будар с зимовой станицей из Москвы, распределяли по станицам жалованье и разбирали важнейшие судебные дела и межевые споры между станицами. Круг выбирал казаков в зимовые станицы, выбирал старшин и назначал полковников в полки.

4-го марта 1738 года Императрица Анна Иоанновна, ознакомившись с усердной службою старшины Данилы Ефремова, именным указом на его имя объявила: «Понеже Мы за благо и потребно рассуждаем, при Донском войске особливого для нынешнего военного случая, вместо наказного атамана, которым до ныне войсковые дела управляемы были, определить войскового атамана; того ради Мы оного войскового старшину Данилу Ефремова за долговременные и ревностные его Нам и предкам нашим службы, в оный чин войскового атамана всемилостивейше жалуем».

Это было первым и крупным вмешательством в Донские дела и обычаи. Войсковой атаман был назначен Императорской властью, и назван чином. Войсковой атаман был назначен за «долговременные и ревностные Нам и предкам нашим службы». Ефремов был назначен за службы России и её двору, а не за службы Войску и заботы о нем… Назначение это имело для Войска большие и разнообразные последствия.

Данило Ефремов был сыном старшины Ефрема Петрова, удавленного в Черкасске Булавинцами за то, что тот привез на Дон «честные клейноды».

Человек характера сильного, искушенный при Петербургском Дворе, по тогдашнему времени образованный, привыкший к широкой жизни, выслужившийся не в Войске, а на войнах и при Дворе, почти чужой для Войска, он самовластно, не считаясь с Кругом и старшинами, правил Войском 15 лет, и при своей жизни провел своего сына Степана в войсковые наказные атаманы. И еще долгое время продолжал за спиною сына руководить войсковыми делами.

Насмотревшись на жизнь Русских вельмож, Ефремов занял для себя большие земельные угодья и стал на них широко, с Русским помещичьим размахом, строиться как на Донце в имениях своих, так и в Черкасске. Он завел роскошь, невиданную на Дону.

На него, за незаконные его поступки, на самовластье его, на жестокие расправы с казаками, не угодившими ему, шли жалобы в Петербург. Жалобы эти не доходили ни до Императрицы Елизаветы Петровны, ни до Императрицы Екатерины II, неизменно благоволивших к Ефремовым.

Для обработки захваченных Ефремовым земель, отец и сын сманивали и покупали крепостных крестьян из соседней Украины, принимали беглых и селили их слободами и на огромных степных просторах своих имений. Эти донские новопришельцы не имели ничего общего с прежними «бурлаками» и «беглыми из России», кого Войско Донское принимало к себе с тем, чтобы они сделались впоследствии, по испытании, казаками. Оно принимало их для воли, как людей, искавших правды и свободной казачьей жизни.

Ефремовские крепостные приходили рабами, чтобы служить своим новым господам – атаману Ефремову и его сыну, чтобы работать на них и своим трудом обставлять Ефремовых блеском, какой повидали Ефремовы при Петербургском Дворе. Они оставались рабами.

За атаманом потянулись и другие старшины, стали добиваться земель, селить на них крепостных, стали заводить роскошную жизнь на прежде столь суровом и простом Дону.

Так во второй четверти XVIII века появились на Дону крестьянские, преимущественно малороссийские слободы людей, получивших потом наименование иногородних.

Казаки относились к иногородним с враждою и презрением.

Вражда была от того, что иногородние поселенцы были на казачьих землях, которыми казаки только одни могли владеть и распоряжаться. Презрение было потому, что вольные казаки, гордившиеся своею волею, добытою большою кровью, видели в них рабов, помещичьих крепостных, холопов, низкопоклонников.

Очень долго казаки не смешивались с иногородними. Не было браков между казаками и холопами. Станицы и хутора жили своей казачьей жизнью. И, когда на ярмарке ли, у мельницы ли, в пути встречались казаки с холопами – часто споры доходили до кровопролитных побоищ.