Текст книги "Исторические очерки Дона"

Автор книги: Петр Краснов

Глава XIII

Беспорядки в стане князя Трубецкого. Осада Москвы. Межаков переходит к князю Пожарскому. Примирение князей Трубецкого и Пожарского. Донцы выгоняют короля Сигизмунда из Московского царства. Земский собор 21-го февраля 1613-го года. Участие атамана Межакова в выборе царя Михаила Феодоровича Романова.

Ни князь Димитрий Трубецкой, ни Заруцкий не могли справиться с набранным ими ополчением. Беглые холопы, равнодушные к судьбам Российским, тупые и жадные, не понимали величия совершавшегося вокруг них. Они могли только пьянствовать и грабить население. Они называли себя – «казаками». И это было оскорбительно для Донцов Межакова. Донцы старались держаться в стороне от этой рати Трубецкого.

Оттесненный от Москвы к Ярославлю князь Пожарский, 20-го августа 1612-го года подошел к Москве и остановился в пяти верстах от города, на реке Яузе.

Князь Трубецкой, стоявший под Москвой, послал гонцов к Пожарскому звать князя к себе, чтобы вместе идти на Москву.

Из стана Пожарского ответили: «Отнюдь не бывать тому, чтобы нам стать вместе с ворами казаками».

Трубецкой и его «казаки» обиделись и остались стоять неподалеку от Пожарского по другую сторону реки Яузы, наблюдая за его действиями, но не принимая участия в боях.

Князь Пожарский приступил к осаде Москвы.

Польский гетман Ходкевич спешил на помощь полякам, засевшим в Москве. Вечером 21-го августа Ходкевич занял Поклонную гору, на рассвете 22-го перешел через Москва реку и атаковал ополчение князя Пожарского. С восхода солнца, в продолжение семи часов, поляки бились с ополченцами.

Князь Трубецкой, его начальники и Межаков, наблюдали за боем. Они смеялись над неудачами Пожарского.

– Так им и надо. Богаты пришли из Ярославля! Отстоятся и одни от гетмана.

Солнце перевалило за полдень. Полки Пожарского отступали к стенам Москвы. Польские конные латники понеслись в атаку на мужицкую конницу Пожарского. Та не приняла атаки и стала покидать коней для пешего боя. Поляки врубились в мужицкие ряды.

Возмущенный видом этого избиения Русских поляками, Межаков подошел к князю Трубецкому и сказал:

– От вашей нелюбви к Московскому государству пагуба становится!

Вскочив на коня, он помчался к своим донским полкам и понесся с ними на поляков.

Атакованные сзади поляки смешались, повернули и ушли за Поклонную гору. На другой день Ходкевич, силы которого были потрепаны в бою, пошел от Москвы.

Перед Пожарским были лишь небольшие силы поляков, крепко засевшие в Кремле. Они ожидали помощи от короля Сигизмунда.

Пристыженный Межаковым, князь Трубецкой примирился с князем Пожарским, и оба ополчения пошли на Москву.

У Волоколамска король Сигизмунд был разбит донскими казаками атаманов Маркова и Епанчина и бежал до самой границы Польши, неотступно преследуемый Донцами. В эту пору сложилась поговорка: «Пришли казаки с Дона – погнали ляхов к дому…»

22-го октября войска князя Пожарского приступом взяли предместье Кремля Китай-город. Вскоре над Кремлем показалось белое знамя – поляки сдавались Пожарскому. В Кремле нашли поруганные святыни церкви, котлы с человеческим мясом и изголодавшихся поляков. Мерзость запустения была в Москве.

Нужно было приступать к строительству Москвы. Князь Пожарский, Трубецкой, прибывшие из Троице-Сергиевой Лавры монахи архимандрит Дионисий и келарь Авраамий выпустили воззвание, призывая поместных людей на Московский Земский Собор для решения государственных дел.

Келарь Авраамий приехал к атаману Межакову и привез ему золотую и серебряную церковную утварь в награду за помощь Московскому ополчению. Атаман Межаков отказался принять церковное достояние.

– Донцы, – сказал он, – почитали своею обязанностью и долгом помочь Москве. Не ради награды шли они на бранный труд. Они поклялись, не освободивши Москвы, не идти на Дон.

Среди полков Московского ополчения донские казаки были самою лучшею, верною и дисциплинированною частью. Они стали в ту пору первыми людьми в Москве. Боярский сын Иван Философов в конце ноября 1612 года показывал полякам: «Бояре и лучшие люди хотят на царство Владислава, но прямо говорить не смеют, боясь казаков. А казаки-де говорят, чтоб обрать кого из Русских бояр и примеривают Филаретова сына и Воровского Калужского. И во всем – де казаки бояром и дворяном сильны, делают что хотят…»

21-го февраля 1613 года Земский Собор собрался в Москве. Первым делом было приступлено к избранию Царя. Между боярами было большое волнение – каждый имел своего ставленника. Многие тянули к польскому королевичу. Стали подавать голоса. Первым выступил Галицкий дворянин и сказал, что «быть на царстве Михаилу Феодоровичу Романову».

Раздались в собрании сердитые голоса:

– Кто принес?

– Откуда?

– Молодший помеж боярских родов. Есть и познатнее, и постарше.

В разгар этих пререканий из рядов выборщиков вышел донской атаман Межаков и подошедши к столу, за которым сидел князь Пожарский положил записку.

– Какое это писание ты подал, атаман? – спросил Пожарский.

– О природном царе Михаиле Феодоровиче Романове, – громко ответил Межаков.

Летописец, записавший действия и постановления Собора отметил: «Прочетше писание атаманское, бысть у всех согласен и единомыслен совет…»

Иначе и не могло быть. В тогдашней разнузданной и разноголосой Москве, полной всякой преступного сброда, единственной силой, с которой считались и которой боялись, были донские казаки. Так много они в ту пору сделали для спасения земли от поляков. Поляки же прямо уверяли, что «Михаила выбрали не бояре, а взбунтованное казачество».

После выборов Царя Собор не разъехался, но приступил к решению многих дел, возникших в пору смутного времени. Между ними была и жалоба донских казаков на то, что «казаками» называют всяких воров и разбойников и этим порочат имя казака.

Собор разобрал эту жалобу, и в сентябре 1613 года вынес постановление: «К атаманам и казакам, которые стоят в уездах и Государеву землю пустошат послать людей от Собора и предложить тем атаманам и казакам, которые хотят отобратися от воров, имен своих списки прислать к Государю и идти на Государеву службу, за которую царь пожалует их денежным жалованьем. Верным казакам стоять за один и над ними промышлять для того, что они пуще и грубнее Литвы и немец и „казаки“ тех воров не называть, чтобы прямым атаманам, которые Государю служат, тех воров казачьим именем безчестья не наносить…»

В Москве на Красной площади, стоял прекрасный памятник князю Пожарскому и Козьме Минину, спасителям Москвы.

Памятника Феофилакту Межакову и его Донцам Москва нигде не поставила.

Историк В. Ключевский пишет: «…Повернувшись лицом на запад к своим колониальным богатствам, к своей корице и гвоздике, Европа чувствовала, что сзади, со стороны Урало-алтайского востока, ей ничего не угрожает и плохо замечала, что там идет борьба, что переменив две главные боевые квартиры на Днепре и Клязьме, штаб этой борьбы переместился на берега Москвы, и что здесь в XII веке образовался центр государства, которое, наконец, перешло от обороны в наступление на азиатское гнездо, спасая европейскую культуру от татарских ударов. Так мы очутились в арьергарде Европы, оберегали тыл европейской цивилизации. Но сторожевая служба везде неблагодарна и скоро забывается, особенно, когда она исправна; чем бдительнее охрана, тем спокойнее спится охраняемому, и тем менее расположены они ценить жертвы своего покоя…»

Эти слова историка Ключевского в полной мере можно отнести к отношениям Московского государства к Донскому войску. «Самодурью» образовавшееся на юге России казачье государство стало прочной охраной и защитой России, не раз являлось спасителем ее, но «сторожевая служба везде неблагодарна и скоро забывается…» Москва очень скоро забыла жертвы и подвиги охранителей своего степного юга.

Войско же Донское в ближайшие годы показало, на какие величайшие подвиги способно оно ради спокойствия, тишины и неприкосновенности Русских рубежей.

Глава XIV

Состояние Московского Царства после Смутного времени. Отмена запрещения казакам ездить в Россию. Деулинский и Столбовский миры. Перемена в отношениях России к Донскому Войску. Песня-былина. Посол Савин. Убийство воеводы Карамышева на Кругу. Разрыв с Россией.

Вскоре после окончания Земского Собора на Дон из России был послан от Царя Михаила Феодоровича дворянин Опухтин с наказом спросить на Кругу «атаманов и казаков всего великого Войска Донского от Государя о здоровьи». Опухтин передал войску Царскую грамоту и Государево знамя. С войска было снято объявленное в 1600 году запрещение ездить в Россию и было дано разрешение на беспрепятственный «проезд с Дона в Русские украинные (пограничные) города к „родимцам“ с товаром и без товара».

Россия окончила первую польскую войну (1613–1618 гг.) временным перемирием в Деулине на 14 ¹/₂ лет. Северская и Смоленская области остались в руках поляков. Королевич Владислав величал себя (хотя и в Варшаве!) Московским Царем. Поляки отказались признать Михаила Феодоровича Царем.

Мужественная оборона Пскова остановила продвижение шведов к Москве и дала возможность России и в 1617 году заключить со шведами Столбовский вечный (?) мир. Россия была отброшена от Балтийского моря. Шведский король Густав Адольф с великим торжеством заявил шведскому сейму: «Ныне без нашего позволения на Балтийском море не появится ни одна Русская лодка: озера Ладога и Пейпус, болота в тридцать миль шириною – надежные крепости – отделяют нас от Русских. Не так-то легко будет им теперь перескочить через этот ручеек».

На юге по-прежнему грозила Турция. Донские казаки продолжали промышлять под Азовом и не прекращали морских поисков на Черном море. Там шла непрерывная малая война. Обеспокоенный этим Царь Михаил Феодорович в 1617 году писал турецкому султану Ахмету:

«Мы вам Ахмет салтанову величеству, про тех воров, про Донских казаков, объявляем, что тут на Дону живут наших государств воры, беглые люди и казаки вольные, которые бегают от наших государств, заворовав от татьбы и от разбои, и от всяких смертных вин, боясь от нас смертной казни, и тут, на Дону живучи, воруют, сложася, ссылаяся с запорожскими черкасы; по повелению недруга нашего польского короля, в смутное время с польскими и литовскими людьми и с запорожскими черкасы наши великие Российские государства воевали и многие места запустошили и единоплеменную крестьянскую кровь розлили и многую смуту те воры, называюси воров своею братьею, государскими детьми, учинили. По окончании польской войны мы на тех воров пошлем рать свою и с Дону их велим сбить…».

Давно ли этих самых воров Царь Михаил Феодорович в грамоте 1614 года именовал: «Великия Российские Державы и Московские области оберегатели»; тогда это было «все великое войско Донское» – теперь, четыре года спустя, когда чуть-чуть замирилась Русская земля, это были воры, которых собирались сбить с Дона ратью!

Донцы узнали про это письмо турецкому султану. Они озлобились, и не на Москву! – трезвым умом своим казаки понимали, что нелегкое было положение Москвы, но злобились на турецкого султана за его жалобы на них. Донцы усилили набеги на крымцев и турок. Они взяли на малоазиатском берегу крепость Трапезунт, подходили к Азову, взяли азовскую сторожевую башню на реке Каланче, сняли с нее пушки и перебили караул. Крымский султан Махмуд Гирей жаловался на казаков, что те взяли город Старый Крым и разграбили его.

Русское правительство приняло ряд мер против казаков. Зимовая станица в Москве (посольство) атамана Алексея Старова была схвачена и сослана в монастырь на Бело-озеро. В силу этих наказаний Донской атаман Епифан Радилов по решению Войскового Круга отдал «крепкий наказ»: «От сего времени впредь и навсегда, чтобы никто с Дона не ходил для воровства на Волгу; а ежели кто объявится на Дону, и тому быть казнену смертью…»

Отписали об этом решении и Волжским казакам, но те донские грамоты изодрали и ответили, что «нам-де Донских казаков не слушивать…»

 
«…Подымался с Москвы большой боярин
Он на Тихий Дон гуляти.
Не доехавши Тихого Дона остановился,
Похвалялся всех казаков перевешать;
Казаки братцы тотчас догадалися,
Во единый круг они собралися,
Он стал читать Государевы указы,
Дочитался он Царского титула,
Казаки все шапки поснимали,
А большой Царев боярин шляпы не снял.
Оттого казаки взволновалися,
На боярина они бросалися,
Буйну голову его срубили,
А бело тело в Тихий Дон бросили.
И, убивши, телу говорили:
„Почитай ты, боярин, Государя,
Не гордись ты перед ним и не славься.“
Ко царю они с повинной приходили:
„Ты гой еси, батюшка, православный царь!..
Ты суди нас праведной расправой,
Повели над нами делать, что изволишь:
Ты волен над нашими буйными головами!..“»
 

Эта песня-былина точно и верно передает событие огромной важности, бывшее на Кругу в Монастырском урочище в 1630 году. От турецкого султана был в Москве посол грек Фома Кантакузен. Он жаловался на казачьи разбои и сказал действительному правителю России отцу Царя Михаила Феодоровича, патриарху Филарету, что, если царь не угомонит казаков, султан возьмет Дон себе и разрешит казакам грабить Московскую землю.

Московское правительство сослало в ссылку казаков, сопровождавших Кантакузена, и на Дон не послало обычного жалованья. Для увещания казаков вместе с ехавшим обратно в Турцию послом был послан на Дон посол Савин с воеводою Иваном Карамышевым с 700 стрельцами.

Прибытие на Дон, неизвестно для чего, Русского войска смутило казаков. В Монастырском городке был собран Круг.

Карамышев благополучно на лодках дошел до устья реки Маныча и остановился у Орехова ярка, недалеко от Монастырского городка.

Посол Савин потребовал атаманов и казаков в свой стан для выслушания Царской грамоты. Воевода Карамышев похвалился, что он без всякого Царского указа напоит казаков допьяна и перевешает.

Атаман послал к Орехову ярку войскового дьяка разъяснить послу, что по войсковому обычаю – царский посол должен сам явиться на Круг, и там, в присутствии всего войска, прочитать грамоту. Савин согласился.

Он отправился с Карамышевым, Кантакузеном и стрелецким караулом в Монастырский городок. Там он передал царскую грамоту атаману, а тот войсковому дьяку.

Густою вооруженною толпою стояли казаки на пространном майдане. В раскаленный знойный степной воздух тяжело падали слова Царских упреков и обвинений.

Набеги на Азов. На Крым. На турецкие малоазиатские земли. Царь и патриарх требовали от Донских казаков, чтобы они учинили крепкий мир с азовцами и под начальством турецких пашей шли на войну с поляками.

– Ка-ак!? – точно не дослышав, вздохнул весь Круг.

Кто-то повторил громко и раздельно:

– Под начальством турецких пашей? Да что же это такое?

Посол Савин принял от дьяка грамоту и сказал:

– Слышали Царское слово? Пока вины своей не исправите – царского жалованья вам не будет.

– И не надобно!..

– Сами, что нужно, добудем, – раздались отдельные выкрики.

И вдруг точно потревоженный рой пчел загудел и зашумел войсковой Круг. Приехавшие с Московским послом провожатые казаки, волнуясь, рассказывали, что по требованию Фомы Кантакузена 60 казаков зимовой станицы сослано в ссылку.

Все шумнее и грознее становилось на Кругу.

Донской атаман взялся рукою за шапку.

Звонкими голосами закричали войсковые есаулы:

– Помолчите, атаманы молодцы! Атаман трухменку гнет!

Войсковой круг смолк. Атаман, а за ним и все казаки, обнажили головы. Только воевода Карамышев стоял в шапке.

– Войско Донское, – сказал атаман. – Молить Бога о многолетнем здравии Царя и Патриарха не перестанет. С воеводами Царскими, но не с пашами басурманскими мы готовы идти против всякого врага поголовно. И головы свои за Царя сложим, как и допреж слагали. По воле Государя с азовцами помиримся и послов до Азова с честью проводим.

Жуткая, напряженная тишина стояла на Кругу. Слышно было, как дышали казаки. Они остро смотрели то на атамана, то на Савина, то на Кантакузена.

– На море ходить перестанете? – строго спросил Савин.

– Не ходить на море нам нельзя, – ответил атаман. – Казаки на море против басурман ходят потому, что иначе кормиться нечем. Без добычи казаки будут наги и босы. Царского жалованья мы давно не получаем, и сейчас его с вами не прислано. Азовцы сами на нас ходят, переступают наши рубежи и уводят наших в полон.

– Что там тюшманится с ними? – раздался чей-то зычный голос. – Разве это царские слуги? Когда грамоту царскую читали, весь Круг шапки посымал, а воевода царский шапки не снял.

– Важный какой – выше Царя себя почитает.

– На Азов не ходить? Эка какой нам указ!..

– Какие указчики приехали!..

– Захотим, и на Азов пойдем. Фомкиных наветов не испугаемся.

– Таких наветчиков в куль да в воду.

В знойном воздухе выблеснули молниями выхваченные из ножен клинки. Напряженно и душно стало на Кругу.

– Из-за его шестьдесят наших казаков томятся в ссылке!

– Нашего посла, атамана Старова, посадили в темницу. Разве так в христианских странах водится?

– Воевода их первый зачинщик. Его первого в воду.

– Ишь какой! Похвалялся напоить казаков пьяными и повесить их.

– А ну напой попробуй!

– Чини расправу в Москве, а тут тебе делать нечего. Стрельцов понавел и думает чего!

– Стоит в шапке, закуся бороду!

Как бурный поток прорывает плотину, так и тут среди шума и отдельных выкриков вдруг несколько казаков выбежали из круга, распихали растерявшихся стрельцов, схватили Карамышева, изрубили его шашками и бросили в воду. Атаман и есаулы с трудом удержали казаков, чтобы они не сделали того же с Савиным и Кантакузеном. Он поспешил распустить Круг и назначил большой отряд для проводов послов.

Как быстро вспыхнули под влиянием незаслуженных оскорблений и требований казаки, так быстро они остыли и сознали свою вину. Войско отписало по поводу случившегося на Кругу в Москву: «…И, приехав тот Иван Карамышев нас, холопей, хотел казнью смертной казнить, вешать и в воду сажать, и кнутьями достальных быить, и мы, холопи, твоего государева указу и грамоты на это у Ивана Карамышева не поединожды спрашивали, и он ответил: „Нет-де у меня государевой грамоты и ни наказу, своим злохитроством и умышленьнем без всякой винной вины хотел казнить, вешать и в воду сажать и кнутьем бить и ножами резать, а сверх того, Иван Карамышев, учал с крымскими и ногайскими людьми ссылаться, чтобы нас всех побить и до конца погубить и разорить и искоренить и городки наши без остатку пожечь, чтобы наше, донских атаманов и казаков на Дону и по заполью, везде имя казачье не именовалось… и мы, холопи твоя, видя его, Иваново, над собою злохищрение от горести душ своих, за его великую неправду того Ивана Карамышева обезглавили. Будет, Государь, мы тебе на Дону реке негодны и великому твоему, государеву, Российскому Московскому государству неприятны, тебе и всей земле ненадобны, и мы тебе, государю, не сопротивники: Дон реку от низу до верху, и речки запольные все тебе, Государю, до самых украинных городов крымским и ногайским людям распространим, все очистим, с Дона реки сойдем…“»

Вот этого-то последнего Москва и боялась больше всего. Гневаясь на самоуправство Донцов, Царь и Патриарх сознавали, какое громадное значение имеет это самовольное, самостоятельное государство на южном степном рубеже Российского государства.

Москва прервала отношения с войском. На угрозу Донцов оставить Дон российское правительство приняло меры: атаман зимовой станицы Наум Васильев и с ним 70 казаков были «все по городам разсожены и показнены и иные перекованы, пометаны в заключение и помирали голодною смертью».

Обычное московское жалованье не было послано на Дон ни в этом, ни в последующие годы. Донское войско было предоставлено само себе.

В эти грозные годы, как никогда раньше, на небывалую высоту поднялся воинственный дух казаков. Донцы не винили Российское государство в наложенных на них наказаниях – они считали, что во всем этом виноваты турки, которые ставили Москву в необходимость преследовать казаков. Мудрое и великое решение в эти дни вынес Донской войсковой Круг – нужно уничтожить турецкое гнездо в устьях Дона – нужно завоевать Азов!

Глава XV

Крепость Азов. Движение Донских войск к Азову морем и сушей. Первые штурмы Азовских твердынь. Взрыв Азовских стен через подкоп. Взятие Азова 18-го июня 1637 года.

 
– «У нас, братцы, на Дону, во Черкасском городу
Проявилась у нас, братцы, прирожоная тума.
Он на тум, братцы, тума, Сенька Маноцков злодей;
Крепкой думушки с стариками он не думывал,
Думывал крепкую он думушку с ярыжками,
Перекинулся, собака, к Азовскому паше
 „Ты скажи, скажи, приятель, правду истинную,
Что-то думают у вас в Черкасском городу?“
 „Старики то пьют, гуляют, по беседушкам сидят,
По беседушкам сидят, про Азов ваш говорят:
– Ой не дай Боже азовцам ума разума того
– Не поставили бы они башеньки на усть речки Каланчи,
Не перекинули бы цепи через славный тихий Дон,
Не подвели бы они струны ко звонким колоколам,
Уж нельзя ним, братцы, будет в сине море пройтить,
По синю морю гулять, зипуны-то доставать“.
Как у нас было, на Дону, во Черкасском городу
Войсковой наш атаман во всю ночушку не спал,
Как со вечеру, сокол наш, Роговыя проплывал,
По белу свету, сокол наш, по синю морю гулял,
По синю морю гулял, корабли разбивал».[2]2
  В этой песне не согласовано время. Черкасска тогда еще не было построено. Войско собиралось или в Раздорах, или в Монастырском урочище.


[Закрыть]
 

Нашелся, видно и точно между донскими казаками «тума» – изменник, который передал азовцам сокровенные думы казаков. Азовцы стали укреплять город. Высокие каменные стены были обновлены. Вокруг них прокопали глубокие рвы, которые наполнили водою, за ними насыпали земляные валы, по углам поставили каменные башни с бойницами. Внутри города был выстроен прочный замок – Кремль, куда должен был укрыться гарнизон, если бы казакам удалось ворваться в город. По берегам Дона впереди крепости были построены башни – форты. Отборный четырехтысячный отряд янычар был прислан на усиление азовского гарнизона. Река Дон была перегорожена цепями. У башень-каланчей поперек реки были протянуты канаты и к ним привязаны колокола, чтобы, если кто ночью попытается плыть вниз по Дону, звон колоколов возбудил бы внимание стражи.

По тогдашнему времени Азов была очень сильной крепостью. Среди казаков были старики, слышавшие рассказы о штурме Казанских твердынь Российскими войсками Царя Иоанна IV, они слышали о подкопной войне, о кровавых штурмах, о взрывах бочек с порохом, о всех тогдашних «хитростях» крепостной войны. Донцы понимали трудность задуманного предприятия. Они вдумчиво и осторожно готовились к атаке Азова. В ту пору в Монастырском городке проживал немец Иван Арадов, знавший окопное дело, ученый-математик и артиллерист, приставший к казакам в годы Смутного времени. Казаки привлекли его к работам.

Весною 1637 года на Монастырском Яру собрался Круг для решения «Войскового дела». Возвращавшиеся с набега с Черного моря Запорожские казаки были приглашены на Круг.

После обычных молебна и приветствий съехавшимся казакам Донской атаман Михайла Иванович Татаринов обратился к притихшему в торжественной тишине Кругу со следующими словами:

– Атаманы и казаки! Все великое войско Донское! Совершим подвиг, смоем многие наши вины перед Государем Московским. Откроем Москве свободный доступ к синему морю. Пойдем посечь басурман, взять город Азов и утвердить в нем православную веру!

– В час добрый! – раздался одинокий голос, и вдруг разом восторженно зашумел весь собравшийся народ.

– В добрый час! – гулом пронеслось по Кругу, и не скоро удалось войсковым есаулам успокоить казаков. В затихшем Кругу атаман обратился к Запорожскому Кошевому.

– Путь ваш далек и опасен. У нас запасов много, оставайтесь у нас. Пойдем вместе на Азов, найдем там богатую добычу, откроем пути в дальние моря, где станет нам свободно гулять.

Запорожцы поклялись идти заодно с Донцами, и до смерти воевать с басурманами.

Походным атаманом был избран войсковой атаман Михаил Иванович Татаринов.

У Донцов не было стенобитных тяжелых пушек, и всю тогдашнюю донскую артиллерию составляли четыре легких пушки-фальконета. Брать Азов нужно было открытою силою. Одна часть казаков была отправлена к Азову на лодках по Дону, другая, больгая, на конях по степи.

Казаки, шедшие на ладьях, сняли турецкую стражу, порвали цепи, прошли до самого моря и отрезали Азов от морских сообщений.

Конные полки подошли к Азову и окружили крепость. Разбить азовские стены фальконетами было нельзя, поэтому было решено подкатить к крепостным стенам туры, наполненные землею, забросать из-за них турок каменьями и стрелами, и броситься с насыпанных валов на крепость в шашки.

Казаки вели три недели земляные работы. Турки обстреливали казаков из прекрасных по тому времени пушек. Они толпами стояли на стенах и кричали казакам:

– Сколько вам под Азовом не стоять, а его, как ушей своих, не видать.

Первые штурмы казаков были отбиты с большими потерями для казаков.

По совету Ивана Арадова было решено подвести подкоп под Азовские стены, взорвать их, как это было сделано в Казани, и тогда кинуться пешими и конными полками в пролом. Тайно, издали, повели подкоп, а пока что для отвлечения внимания турок казаки наездничали подле Азовских стен и переругивались с турками.

– Стойте под Азовом, сколько хотите, – кричали турки. – Города ничем не возьмете. Сколько в стене каменьев, столько ваших голов ляжет под ним!

17-го июня 1637-го года подкоп был окончен. На рассвете, 18-го июня, грозный гул страшного взрыва раздался по степи и покатился перекатистым эхом по Дону. Азовские стены надломились, взлетели на воздух, и в белых пороховых дымах грудой камней упали на землю… Конные полки кинулись в пролом. Одновременно Донская пехота с штурмовыми лестницами побежала к оставшимся целыми стенам.

Янычары встретили казаков частой стрельбой из ружей и луков. Со стен сталкивали казаков, рубили их саблями, закидывали камнями, сыпали в глаза песок, лили на головы кипяток и расплавленное олово. Ничто не могло остановить стремительности штурма. Конные части ворвались в город. В узких улицах шла беспощадная рубка. Пехота спрыгивала со стен и вступала в рукопашный бой. Каждый дом, каждый квартал приходилось брать силою. Вспыхнули по городу пожары. Серый дым горящего дерева смешался с белыми пороховыми дымами ружейных выстрелов и пополз по улицам. Убитые казаки и янычары покрывали мостовую. От крови скользкими стали каменья. К вечеру часть гарнизона укрылась в замке, другая бежала в степь. Казаки погнались за ними и в лихой атаке изрубили турок.

Три дня и три ночи шла осада замка. Наконец, удалось таранами сбить замковые ворота, через сухой ров ворваться в замок и перебить его защитников.

Азов был взят!

18-го июня 1637 года Донское войско совершило самый блестящий свой подвиг – открытой силой взяло сильную турецкую крепость.

Три года казаки устраивались в Азове, и 10-го сентября 1640-го года отписали в Москву: «…Взяли мы Азов, вам, государям, в отчину… Бьем челом тебе, праведному государю, городом Азовом со всем градским строением… А мы не горододержцы».

Казаки понимали – взятие и удержание Азова означало для них серьезную войну с турками. У турок было все: огромное войско, пушки, порох, ядра, снаряды – у Донцов было только великое мужество, храбрость, пылкость, любовь к родине и гордости своим Тихим Доном. Наставал час расплаты. Нужно удержать Азов от громадных турецких сил, нужна была помощь, и кто же даст эту помощь, как не Москва?

Москва отказала в помощи Донскому войску.