Текст книги "Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]"

Автор книги: Петр Киле

 
Она, и волны бегут, беснуясь.
И что ее гонит ко мне?
Приходит, смеясь и волнуясь,
Как яхта на быстрой волне.
 
 
И ветрено, солнечно, шумно!
Но ей это все – западня!
Весь мир ненавидит безумно,
Всего же безумней – меня.
 
 
И я стою непреклонно
На этой безумной черте.
Лишь в тайных стихах влюбленный,
Молюсь я ее красоте.
 

21 мая 1967 года.

 
Я сегодня хожу, влюбленный
В смех, в походку и жест
Всех хорошеньких женщин,
Как на ярмарке невест.
 
 
Взглянут прямо и мимо уходят,
Ну, а мне и не жаль.
Лишь веселость звенит веселее
И печальней печаль.
 
 
Но одна не поймет, что делать.
И прошла, и вернулась опять.
Зазвучат слова простые,
А о чем – не можем понять.
 
 
Рассмеюсь я, свободный и смелый,
Потому что душа вольна,
Потому что такая песня,
И весна зелена!
 

29 мая 1967 года.

 
Иду проселочной дорогой,
Взбираясь на равнинный холм.
Дорога кажется далекой,
И вся видна, и вижу дом…
 
 
К нему идут два человека..
Мужчина странно как идет.
Теперь я вижу: он калека,
Калека – как с войны бредет.
 
 
А рядом женщина с котомкой,
С цветастым, точно луг, платком.
Пригорок обойдя сторонкой,
Они взошли в тот низкий дом.
 
 
Обычный дом. Да, три березы
Склоненно высятся над ним.
Какие пронеслись здесь грозы,
Чтоб миром веяло родным
 
 
От низкой крыши, старой ставни,
От покосившейся избы…
И я иду с тревогой давней
За боль твою и свет судьбы.
 

1 июня 1967 года.

 
Тропинка вьется вдоль дороги,
Взбираясь к рельсам иногда,
Сбегая вниз (Замочишь ноги!)
Туда, где зелень и вода.
 
 
На синем-синем небосклоне
Стрельба, и снова тишина.
Там, на учебном полигоне,
С утра до вечера война.
 
 
Протяжный свист и свист отзывный,
И разминулись поезда.
И снова тихо, снова дивно,
Как в детстве, в давние года.
 

1 июня 1967 года.

 
    Птицы звучно поют, поют.
Как причудливы их голоса!
За рекой, в небесах поют, поют,
         Поют без конца
Ветер солнечный вдруг налетит,
Лес весенний сильней зашумит,
И без ветра шумит, шумит,
         Шумит без конца.
 
 
И деревни по дальним холмам,
И поля, и фигурки людей —
Все родная земля, и весна, весна,
        Весна без конца.
 

2 июня 1967 года.

 
Возникает она внезапно.
Перехватит мой взгляд на лету
И поймет мою влюбленность
В ее женскую красоту.
 
 
Взглянет быстро, снова взглянет.
Легкий вызов в веселых глазах.
Вдруг оглянется с восхищеньем
И пройдет в двух шагах.
 

17 июня 1967 года.

ПЕРО ПТИЦЫ

 
Летнее утро дышит весною,
И свежо, и светло, и поет
В сини жаворонок, рядом со мною,
Устремляясь все выше в полет.
 
 
Я раздвину пошире шторы,
Запах меда несется с лугов.
Здесь же город и здесь же просторы
Беспредельных полей и лесов.
 
 
Здесь особенно веселы дети.
Так высоки дома, а внизу
Бродишь, как по иной планете,
Затерявшись в новом лесу.
 
 
И, как лучшее вспоминается,
В этот светлый, ранний час,
Нам все кажется, здесь начинается
Чудно-новая жизнь для нас.
 

4 июля 1975 года.

 
Там город, что синева далеких гор!
Туда, туда летит мой взор,
Где я, как альпинист, над миром вознесенный,
Смотрел на Землю, коленопреклоненный,
И, светлый духом, все искал слова,
Простые и живые, как Москва.
 
 
Там, на высоте во сне иль наяву,
Когда бы на нее я ни взошел, —
Мне хорошо!
Мне чудно!
… Когда мне трудно,
Я говорю себе: «В Москву! В Москву!»
 

5 июля 1975 года.

 
Вот что сердце все томило.
И сердиться было зря.
Солнце – словно не всходило,
Свет – из струй дождя!
 
 
Вот и гром, он, не стихая,
По-над городом гремит,
Точно с нами древний хаос
О чем-то внятно говорит.
 
 
Дождь, живительный, холодный,
Льется разом, второпях.
Ветер клонит зонтик модный
И уносит… Ах!
 
 
Как чудесно! Уж сверкает
Белых туч гряда.
Так природа освежает
Наши будни и года.
 

14 июля 1975 года.

 
Живу я, сидя у окна…
Пишу, читаю и скучаю…
Но вот пройдет… Не знаю,
Кто она.
 
 
Идет издалека,
Сама себе желанная находка.
Пусть будет песнь моя легка,
Как ее улыбка, чудная походка.
 
 
Не счастье в ней все это, а мечта
Моя, ее, к прекрасному стремленье.
Что в нас живет как красота,
В том наше назначенье.
 

5 августа 1975 года.

 
Глаза ее сияли радостным признаньем,
Как если бы шептали: «Ты мне мил,
И это я готова доказать свиданьем,
Ах, если б ты, как я, меня любил!»
 
 
И я горел неясной жаждой счастья,
Но перед ней немел и ее бежал.
Я уединялся в роще и грезой сладострастья
Один пылал, бродил и все чего-то ждал.
 
 
Чудесно было там: река струилась близко,
И в белых облаках струилась синева.
И ласточки летали над водою низко,
И я вполголоса все что-то напевал.
 
 
Нет, не пришла она. Но, не одарив стыдливой
Любовью полудетской, она мне привела
Богиню светлоликую с улыбкою счастливой…
И сколько счастья мне она дала!
 

8 января 1976 года.

 
Годы жизни – как песни,
И весна, и война…
И нет песен чудесней,
Что поет вся страна.
 
 
Песни нашего детства
Мы все реже поем.
Но забытое где-то
Мы сейчас узнаем.
 
 
Песни нашего детства,
Нега первой любви,
Сколько счастья и света
Вы с собой привели!
 
 
Песни нашего детства
Дети наши поют,
Все живое, заветное,
Как свое, узнают.
 
 
Песни нашего детства,
И труда, и борьбы,
Все летите вы где-то,
Птицы нашей судьбы!
 

22 января 1976 года.

 
По родному, вешнему краю
Я иду, я бегу, я шагаю.
В этом мире, полном чудес,
Я увижу и синий лес.
 
 
Я бегу по косе полукругом,
Я иду по тропиночке лугом…
И в осеннем лесу буду рад
Увидать и сорвать виноград.
 
 
Я бегу, я иду, я танцую
Эту пляску, не знаю, какую…
С пальмовидных дерев, как на грех,
Мне на голову грецкий орех.
 
 
Я иду, я пою на удачу
И смеюсь, а нередко и плачу…
Лес как сад, и жасмин, и сирень…
Это всё мой весенний день!
 

3 февраля 1976 года.

 
На прогулку мы выйдем под вечер.
Что за чудо? Весь мир мне навстречу!
Реки, солнца лучи золотые,
Города и леса – предо мной.
Вижу я все дороги России
И как будто лечу над страной.
 
 
В ночь раскрою я книгу поэта.
Сколько муки, и счастья, и света!
Судьбы, солнца лучи золотые,
Города и леса – мир родной.
Я читаю поэтов России
И как будто лечу над Землей.
 
 
Улетаю далеко, как в детстве,
Проносясь по всей планете,
А глазами ищу золотые
Города и леса – мир родной.
Я пою о просторах России
И лечу, все лечу над страной!
 

7 февраля 1976 года.

 
Случилось то, что случилось.
Снедала меня печаль.
И долго беда моя снилась,
Пока не открылась мне даль.
Ты знаешь, бывает такое:
Все снег и мороз на заре,
И вдруг повеет весною
Еще, еще в январе!
 
 
И птицы то знают, их щебет
Несется в мое окно.
И синь засверкает в небе,
Печаль моя далеко!
Как весел я снова и молод,
И все удается мне.
И стройный, белый мой город
Светлее по весне!
 
 
Случилось то, что случилось.
Снедала меня печаль.
И грустью она отоснилась,
Как эта синяя даль.
Ты знаешь, бывает такое:
Все снег и мороз на заре,
И вдруг повеет весною
Еще, еще в январе!
 

12 февраля 1976 года.

 
Как давно отгремела Великая,
Та священная война!
Снятся нам военных лет реликвии,
И спешим мы в поход, как весна.
 
 
В партизанских лесах, у землянок,
Соловьи, не смолкая, поют.
Идут люди с цветами сюда спозаранок,
Свои песни и судьбы несут.
 
 
Пусть легки наши кеды и беды,
Но умеем и мы любить.
Мы за вами идем, наши юные деды,
Это с вами нам вечно жить!
 
 
Это здесь, партизанскими тропами,
Мы пройдем и в снег, и в зной.
Если надо, с последними патронами
Мы в последний вступим бой.
 
 
И в весенних лесах, у землянок,
Пусть поют и о нас соловьи.
И цветы нам несут спозаранок
В знак высокой любви.
 

14 февраля 1976 года.

 
Слышим голос его – но откуда?
Средь зимы луг зеленый в цветах,
И летит он над Арктикой – чудо,
Что живет только в детских снах.
 
 
Где же он? В синем море бездонном
Он купается до поры.
А потом улетает он к звездам
Открывать нам иные миры.
 
 
Сотни лет в корабле межпланетном
Он летит в звездной мгле.
Нас не будет, когда утром летним
Столь же юным вернется к Земле.
 
 
С корабля, что на детской площадке,
Он сойдет (просто скатится вниз)
И поскачет опять на лошадке
В наши сны, в нашу новую жизнь.
 

15 февраля 1976 года.

 
Цвел шиповник алой розой,
Как я вижу сквозь года.
Жил товарищ сладкой грезой,
Будто небо и вода.
 
 
А девчонку звали Аней, —
Весела, как стрекоза,
В школе нашей вербой ранней
Нам бросалась всем в глаза.
 
 
Он с тревогой робко-нежной
Все ходил за ней, счастлив.
За подругой безмятежной
Он входил и в рощу ив.
 
 
Дерном устлан, как коврами,
Берег тихий и родной.
Сумрак здесь, а над лесами
День сияет синевой.
 
 
Если б ночь была глухая,
Помогла б им, верно, ночь.
Но о ярком свете зная,
Как стыдливость превозмочь?
 
 
Свет вокруг – как пятна снега,
Пламя робкое в крови.
Ах, стыдливость – страх и нега,
Нега счастья и любви!
 
 
Всё, что в жизни мы слыхали
О соблазнах красоты,
В раннем детстве мы познали
В грезах чистых и святых.
 

7-10 марта 1976 года.

 
Сколько на свете одиноких женщин
И девушек молодых, веселых,
Тех, что по двое, по трое
Спешат куда-то на танцы
Или в кино,
Ведь тоже безмерно одиноких,
Как одиноки мы в юности,
При первых исканиях любви.
 
 
Ночь – не покров.
В ночи мы, люди, все,
Как светляки, —
То наши мечты и желания,
Наши страсти и наши надежды,
Наши обиды, наше зло…
Подвижное скопление
Огоньков машин, семафоров, окон —
Тоже светляки наших стремлений…
 
 
В горе, в беде мы одиноки.
Когда мы одни – меньше,
А придут друзья – больше.
И в счастье мы одиноки,
Ибо мы, люди, не сообщающиеся сосуды,
А у каждого счастье свое,
И боль – счастье, и даже разлука…
 
 
А если кто из нас одарен талантом
И знакомо ему вдохновение,
Всех счастливее он
И всех несчастней, ибо
Творчество – это
Самое глубокое одиночество.
 
 
Одиночество – это не круг,
Который не разомкнуть.
Одиночество – это шар,
Шар земной, что летит
В пустынной бездне звезд.
 
 
Но, может быть, и то,
Что я один одинок на свете:
Я иду под вечер по улицам города,
Неприметный, чуждый как будто всем.
Но и ко мне обращены глаза
Милых в одиночестве своем женщин
И девушек молодых, статных,
Но я пройду мимо, зная
Одиночество первых слов и свиданий,
Счастья любви и верности.
Мне дороже мой путь детской свободы.
И если я и воспел одиночество нынче,
То хотел лишь развеять печаль
И наполнить сердца светлой грустью
Любви и надежд.
 

14 марта 1976 года.

 
Марку с березами, светлую грезу,
Со штемпелем черным, верно, не жаль,
Мальчик приклеил шутя на березу,
И словно открылась лесная даль.
 
 
Взрослым придумать такое трудно,
А мальчик сказал: «Попробуем». Что ж!
С маркой береза смотрелась чудно —
Как множество в мире березовых рощ.
 
 
Что же случилось? Словно умытый и чистый
Весенним при солнце дождем,
Город сиял, свежий, лучистый,
Художника новым счастливым сном!
 

3 сентября 1976 года.

 
И что хочу понять я вновь:
Что счастье? Что любовь?
Тот сладкий миг и тесный,
Порою, как в ненастье,
Миг гадкий и нечестный, —
Ужели это счастье?!
То знают ведь и звери.
Нет, я хочу любить и верить.
Любовь моя чудесней, —
И в одиночестве моем,
Как мы с тобой двоем,
Она в душе моей – как песня!
 

6 июля 1977 года.

 
Цыганка пела и плясала,
На яркий свет сойдя из тьмы.
Она, нам мнилось, что-то знала,
Что знать хотим давно и мы.
 
 
Я вспомнил сладостные грезы
Тех лет, когда всё – явь и сон,
И знойный запах дикой розы,
И цвет летящий – махаон.
 
 
Цыганка пела и плясала
В цветастом платье и – боса.
Серьезно, как дитя, играла…
Дика, умна ее краса.
 
 
Молчит – немая дочь природы,
Идет – уж танец и мечта,
Поет – из тьмы веков народы
Взывают к нам, раскрыв уста.
 
 
И к ней прислушивался Пушкин,
И Блок печально подпевал,
И я стоял там, на опушке,
Где табор шумно ей внимал.
 
 
Цыганка пела и плясала,
Как ночь в звездах, ярка, темна.
Не тайну судеб разгадала,
Но песен тайну – как весна!
 

12 июля 1977 года.

 
На утро на деревьях иней.
И солнце стынет в синеве.
В саду, как в сказке зимней,
И пар дымится на Неве.
 
 
И я вздохну в тяжелой думе,
Хотя меня преследует не страх:
Мой друг лукавый рано умер,
В земле его заиндевелый прах.
 
 
Как холодом объят мой город!
Ученый и повеса, серьезен и удал,
Он говорил: «Умрем еще нескоро!» —
И в смерти тайны не видал.
 
 
Но если тайны нет, то это ужас?
И тайны нет в любви, всего лишь секс?
Нет тайны в творчестве?! Какая стужа!
Всю Землю покрывает белый саван – снег.
 

3 января 1979 года.

 
Как небо серо здесь, над нами,
А там, за серыми лесами,
Я вижу розовую синь,
И всё звенит там: дзинь-дзинь-дзинь!
 
 
Там тонкоствольные березки
Так стройно тянут ножки, —
Сказать точнее не могу, —
Как балерины на снегу!
 
 
Там люди в городах и селах —
Движенье, смех веселый!
Я вижу жизни торжество,
Иль это музы волшебство?
 
 
То утро над Россией всею,
То ледоход по Енисею,
То снегопад на Ангаре,
То зелень юга на заре!
 

15 марта 1979 года.

 
Он гулял у самого дома.
Уходить далеко запрещалось.
Но вот он услышал музыку —
На улице, под открытым небом
Оркестр играл протяжно и грустно…
И люди толпою чинно шли
Вслед за машиной с гробом…
И он отправился со всеми,
Не ведая вовсе, куда и зачем.
 
 
– Кого ты хоронишь, мальчик? —
Спрашивали у него прохожие.
– Кого ты хоронишь, мальчик?
Брата? Отца? Или маму? —
И музыка уносилась в небо,
Пугая птиц на деревьях,
И шепот его: – Не знаю, —
Никто не мог понять.
 
 
На кладбище, в городе мертвых,
Среди высоких белых берез
Зияла глубокая яма,
Заиндевелая, с водою на дне.
Гроб, на веревках опущенный,
Заботливо засыпали землей.
 
 
А дома – как хорошо и тепло!
И мама, немножко сердитая:
– Живой! Слава Богу! Откуда
Идешь? Как, из кладбища? Ужас! —
Она никак не могла понять,
Зачем ходить на похороны
Незнакомого дяди?
И все же, смеясь, рассказывала всем
О странной причуде его,
А он всё вздрагивал
От далекого холода
И дивного счастья – жить!
 

Мга, 3 декабря 1979 года.

 
Кто зажег фонари у окна?
Ни за что, ни за что не уснуть.
Засветив Млечный путь,
То над миром сияла Луна.
 
 
И неслись поезда торопливо,
И молчала Земля в полусне.
Лишь Луна улыбалась счастливо,
В дальних грезах о чьей-то весне.
 

Мга, 5 декабря 1979 года.

 
Разговор стариков незатейлив.
– Да, – протянет один, а другой,
Точно гуси вдали пролетели,
Вдруг куда-то покажет рукой.
 
 
И опять о чем-то стороннем
Рассуждают толково, умно, —
Мол, достоинства не уроним,
Жизнь видали не только в кино.
 
 
Что им выпало в недавние годы —
Все теперь как несказанный свет,
И забот будто больше и нет.
 
 
После гроз и непогоды
Так стоят деревья над водой,
Заповедной объяты тишиной.
 

7 декабря 1979 года.

 
С улыбкой ясной, как живая,
Все эти дни со мной она,
Старушка, странно молодая, —
И вкруг нас свет и тишина.
 
 
Беспечная, курила много.
Изящна, ласкова, умна.
Жила с блокады одиноко.
Писала книгу… Вот она,
 
 
Посмертно издана, а имя —
Она была филологиня —
Известно всем, кому дано…
 
 
И я стою пред ней, как школьник:
Прообраз и культуры облик —
Всё это в ней воплощено.
 

9 декабря 1979 года.

 
Невидимое, как собака,
Он уловил еще во сне.
И тишину – как точность знака, —
Что это, верно, выпал снег.
 
 
Весь долгий вечер дождик шел,
Смывая с окон свет уюта.
И точно: ах, как хорошо
Проснуться ранним зимним утром!
 
 
Он встал и враз убрал постель.
Раздвинул шторы в лес и в иней,
И в город новый с далью синей
В тонах прозрачных, как пастель.
 

10 декабря 1979 года.

 
В старинном солнечном Музее
Еще подростком он бывал…
На многое как бы сквозь сон глазея,
Он явно только «Фрину» отличал.
 
 
Он мнил, что Семирадского картина
Великолепна, лучшая из всех!
Не старцы и не колорит, а Фрина
Имела, верно, у него успех.
 
 
Со временем, полюбив шедевры,
Которыми столь знаменит Музей,
Стал с Фриной невнимателен, как первый
Ее приятель, друг ее друзей.
 
 
Но не она ль ему открыла двери
В прекрасный мир своею красотой?
В тиши о ней он помнил, как о первой
Любви своей, с лукавою мечтой.
 

17 декабря 1979 года.

 
Всегда – и в дождь и в ветер хлесткий —
Она выходит, как на дозор.
Прохаживается у дома до перекрестка,
Подслеповато щуря неприметный взор.
 
 
Похожа издали немножко на икону,
Учительница первая для тех,
Кто нынче внучек водит в школу
В надеждах новых на счастье и успех.
 
 
Всех помнит хорошо, на удивленье.
Из бывших учениц кого-нибудь узнав,
Она приходит вся в волненье,
Высокая и грузная, как динозавр.
 
 
Лишь дети, пробегая в школу мимо,
Ее совсем не хотят и знать,
Когда так хочется неудержимо
Поймать кого-нибудь и приласкать, как мать.
 

18 декабря 1979 года.

 
По улице, не глядя на прохожих,
Гуляют два единых существа.
В их речи и в голосах похожих
Звучат так ново-звонко все слова.
 
 
И оба так обдуманно одеты.
Но все-таки не мода их кумир.
О, важные вопросы и ответы!
О, детский лепет! Что несешь ты в мир?
 
 
И поступь женская – как мысль о счастье,
Полузабытая при свете дня…
Всё тайная свобода и участье
В чудесном песнопеньи бытия.
 

5 января 1980 года.

 
У церкви действующей – вот то-то радость! —
Старушки богомольные стоят.
В фигурках их смиренье, виноватость
И деловитость робкая сквозят.
 
 
Похожи на монахинь – вид убогий —
Иль мнят себя невестами Христа?
Они взывают к Богу, вдовы Бога,
Почти без веры, все ведь суета.
 
 
Но верить хочется с тревогой сладкой,
Что придет смерть, как светлый, вечный сон.
И слушают, крестясь как бы украдкой,
Теперь уж редкий колокольный звон.
 

6-8 января 1980 года.

 
Встречались почему-то лишь случайно,
Хотя в любви поклялся он давно.
Иль счастье им казалось жуткой тайной —
Тишайшей юности терпкое вино?
 
 
Но года не прошло, как она другому
В каком-то униженьи отдалась.
Сказав прости родному дому,
Уехала, как жизнью занялась.
 
 
Он не забыл о ней и в сорок.
Он узнавал ее глаза, улыбку, жест
Средь юных поколений, радуясь, что скоро
Всем сыновьям найдет невест.
 
 
И в шестьдесят он грезил, беспечальный,
Как если б жизнь всю прожил с ней одной,
Ту жизнь, что там встает над лесом дальним,
Когда восходит месяц молодой.
 

Комарово, 26 апреля 1980 года.

 
Мужчина средних лет, одетый чисто,
Вполне приличный и простой,
Глядел он пьяно и лучисто,
С рассеянной немотой.
 
 
К его плечу прижалась дочь – девчонка
В широких брюках, в новеньком пальто,
Живая и кудлатая, как болонка,
Читала книгу – бог знает что.
 
 
Читала невнимательно – уж рада,
Что может справиться о чем-то у отца.
Держалась с ним совсем запанибрата.
На пальцах два серебряных кольца.
 
 
На мальчиков смотрела бесподобно —
Как будто папа ее и кавалер:
Ей было с ним так весело-удобно,
Что лучше ей не нужен и пример.
 
 
О, девочка! Игра твоя в разгаре!
Легко ли равновесье соблюдать тебе,
Когда опора не в отце, а в шаре,
В кудлатой твоей судьбе?
 

28 апреля 1980 года.

 
Не будем к ней суровы.
Она совсем не баобаб.
Пусть мяса в ней на две коровы,
А добрая – на десять баб.
 

28 апреля 1980 года.

 
На дереве снова стучится дятел.
Он в красных штанах, этот щеголь,
Остроклювый, как Гоголь.
 
 
И вторит ему весь свой век,
Стуча на машинке, дядя,
Писатель имярек.
 

29 апреля 1980 года.

 
Гомон птиц за весенним окном!
Воробьи, трясогузки, синицы…
Это весело несколько дней, а потом
Сладу нет – так назойливы птицы!
Как рулады эстрадных певцов,
Что несется из окон домов.
 
 
А вчера всех скромней и живей
Трели звонко пустил и защелкал
Из далеких кустов соловей,
Враз затмив этот гомон без толку.
Птичьи голос, а песня звенит уже,
Как певучая греза в детской душе.
 

Комарово, 29 апреля 1980 года.

 
Одетая, как летом, – для весны!
Горячая – от ясности желаний.
В движеньях то, что мужчину ранит,
Хотя в том нет совсем ее вины.
 
 
Ведь взгляд ее, столь свежий, ранний,
Не знает, как и нежность показать.
Не ведает, как будто и стараний
Кого-то непременно обольщать.
 
 
Что это в ней? Сама природа?
Созревший, совершенный плод,
Когда обмана не допускает род?
 
 
Иль это в ней всего лишь мода?
А там веселая струится кровь,
Тая в себе сладчайшую любовь.
 

Комарово, 1 мая 1980 года.

 
Конечно, невелика задача и услуга
Вещь показать, в бумагу завернуть,
При этом слушать, что несет подруга,
И так красиво на нее взглянуть.
 
 
У них свой мир, свои заботы, —
Все модно молоды, как на подбор.
Слегка ленивы  в жестах до работы,
И ясный в зеркалах томится взор.
 
 
Но втайне все, все продавщицы,
Толпой оттеснены к вещам,
Внимательны, как вещи и вещицы,
Что тихо приглядываются к вам.
 
 
Им хорошо – и даже ради скуки.
Среди вещей живые существа,
Они нужны вещам, как скрипке руки,
Без них душа вещей мертва.
 
 
И вдруг предстанет мир совсем особый,
Где новизна вещей – как волшебство,
И продавщицы, странные особы,
Конечно, феи. Вот их торжество!
 

Комарово, 1 мая 1980 года.

 
Пожилая женщина с цветами
В толпе спешащей, тихая, идет,
Всех избегая светлыми глазами,
Как будто не цветы, она цветет.
 
 
Там где-то затевается веселье.
Родилась внучка, робкая мечта?
А может, у подружки новоселье,
Утрата или просто суета?
 
 
Молодые девушки ревниво
Оглядывались на ее цветы.
Она ж несла их всем на диво,
Храня в себе достоинство мечты.
 

9 мая 1980 года.

 
Сажают картошку горожане
По крохотным полоскам вдоль дорог.
На день, на два они крестьяне.
Мила земля своя у ног.
 
 
И отдых, и заветная работа —
Как дедовский поклон земле.
Не суетная у всех забота,
А память детских и военных лет.
 
 
И день высок, и роща лучезарно
Сияет утром и весной.
В движеньях люди тихи благодарно,
Осенены небесной тишиной.
 

22 мая 1980 года.