Текст книги "Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]"

Автор книги: Петр Киле

Петр Киле
СВЕТ ЮНОСТИ
Ранняя лирика и пьесы

Предисловие

Первая книжка стихов могла бы выйти в свое время, если бы я не отвлекся на пьесу в стихах, а затем пьесу в прозе, – это все были пробы пера, каковые оказались более успешными в прозе. Теперь я вижу, что сам первый недооценивал свои ранние стихи и пьесы. В них проступает поэтика, ныне осознанная мною, как ренессансная, с утверждением красоты и жизни в их сиюминутности и вечности, то есть в мифической реальности, если угодно, в просвете бытия.

Это стихи о любви и стремлении к красоте по преимуществу, и о творчестве, таков предмет поэзии эпохи Возрождения. Разумеется, первые стихотворения предельно просты и наивны. А в отдельных строфах размер нарушен – по интонации фразы, чему я придавал большее значение, чем ритму. И с рифмой я обходился свободно, избегая неизбежных повторов. Да и стихи, если писались, оформлялись сразу, неведомо как, без всякого сочинительства и отбивания ритма. Поэтому долгое время я воспринимал свои стихи всего лишь как пробы пера, пытаясь создать нечто посерьезнее в прозе, хотя и прозу я набрасывал, как стихи по какому-то наитию. Писал, пока выпевалась фраза, а сочинять не умел.

Теперь я думаю, что владею словом только как поэтическим словом. Поэтому мои ранние вещи, которым я не придавал никакого значения, обладают достоинством поэтических созданий, что для меня самого откровение. В них сохранилась атмосфера времени, умонастроение юности, всегда погруженной, хотя бы отчасти, в мифы, а с ними жизнь переносится в вечность. А соприкосновение с нею – это как возвращение юности, жизни во всей ее свежести и полноте тончайших постижений.

Стихи располагаются в основном хронологически, с делением на три раздела: Утро дней, Город мой, Перо птицы.

СВЕТ ЮНОСТИ
Ранняя лирика

УТРО ДНЕЙ

 
Всюду небо и небо,
И земля – до небес!
Ребятишки, что негры,
А Лариска – как бес!
 
 
У нее-то силенки?
Не смеши-ка парней.
Ах, зеленые елки,
Не угнаться за ней!
 
 
Солнце бесится летом.
В небе сизая синь.
Брызжет пот, как из лейки,
Со сверкающих спин.
 
 
Приударили б в гонги,
Эй, степные грома!
Как Винсента Ван-Гога,
Солнце сводит с ума…
 
 
Ворошим мы пшеницу.
В небе звезды снуют
А под утро нам снится
Общежитье в раю.
 

15 мая 1962 года.

 
Играют парни скупо,
С усмешкою в глазах.
Играют так, от скуки,
В костюмах и плащах.
 
 
Придет она, прищурится
И встанет меж парней,
Веселая и шустрая…
И мяч летит над ней!
 
 
Она к нему навстречу
Вся тянется, светла!
Как кудри треплет ветер!
Куда Земля ушла?
 
 
Движенье ног и тела.
Улыбка – похвала.
Играла, как летела.
Смеялась, как звала.
 
 
Глаза, глаза живые!
И парни бьют сплеча,
Как будто бы впервые
Постигли суть мяча.
 

23 мая 1962 года.

 
В детстве мы как ни беспечны,
Не могли мы жить без песни —
Днем, и ночью, и с утра,
А тем паче у костра.
 
 
Пели над водою длинной,
Над заснеженной долиной…
Если непогода, – что ж! —
Пели в ветер, пели в дождь.
 
 
Песня русская, о, чудо!
Вот, когда смотрю отсюда
В детство радостей и бед,
Все струит лишь чистый свет.
 
 
Знаю, были голод, холод,
Смерть отца за дальний город,
Мамин враг – туберкулез,
Одиночество до слез…
 
 
Детство с песнею слилось.
Все к прекрасному свелось.
 

16 января 1963 года.

 
Сугробы – словно Гималаи!
Летим, как слаломщики, мы.
За нами вслед собаки с лаем
Несутся из конурной тьмы.
 
 
Хорош мороз – сердит он слепо.
Бьет по щекам нас справа, слева…
И так же, как из дымных труб,
Струится пар меж наших губ.
 
 
Так можно отморозить руки.
Заиндевел со мною Пушкин.
И вот порог – мороза нет,
Вступаем робко в теплый свет.
 
 
Теперь куда? Вошло в привычку
Ходить хоть изредка в Публичку.
Но детство помню, как никто:
И что б не отдал я за то,
 
 
Чтоб снова пар в дверную щелку
Струился, словно конфетти,
И, грея руки, губы, щеки
На теплой извести печи,
Спросить впервые: «Есть Толстой?»
Впервые видеть том восьмой.
Впервые взять его домой!
 

1-2 февраля 1963 года.

 
Сидела женщина за мною.
Смотрела в окна далеко…
Троллейбус мчался над Невою.
Мне было весело, легко.
 
 
Да, помнится, такое было:
Лесное озеро – оно
С меня усталость разом смыло,
О том не ведая само.
 
 
А после шел я перелеском…
Я унесу еес собой,
Когда она сойдет на Невском,
Сольется с уличной толпой.
 
 
Ей жить во мне – без слез, без муки —
Счастливой, светлой, как тогда!
И согревать иные руки.
И прояснять иным года.
 

1 марта 1963 года

 
– Ишь, чего он хочет!
Вот уж нет! Извини! —
И девчонка хохочет,
Спотыкаясь о пни.
 
 
Мы вступаем в болото.
Под водой мощный мох.
И загар с позолотой
Заискрит с мокрых ног.
 
 
И девчонка хохочет,
Прячась в даль и в кусты,
То вся гневом клокочет,
То тиха, как цветы.
 
 
Так брести нам до ночи.
Наплывут облака.
Влажный мох нам замочит
Спины, руки, бока…
 
 
– Хочешь?
– Хочешь, – с березкой
И с усмешкой шмеля,
С красной лилией броской
Враз исчезнет земля.
 

11 июля 1963 года.

 
Кто живет? Что делает?
Словно сквозь века,
В рощах стынет белое —
Палатка рыбака.
 
 
Над лодкой зелень луга.
В слоистой глине ржа.
Весла друг возле друга
Без трепета
                    лежат.
 
 
На быках,
                 длинных, тощих,
Как в рисунках детей,
Который день на солнце
Сохнет груда сетей.
 
 
Сети нависли лохмато,
Таинственны и грустны,
Точно занавес МХАТа
В выходные дни.
 

21 августа 1963 года.

 
Помню, шел мимо старой заимки
Я со школы однажды пешком,
И следы мои, точно корзинки,
Наполнялись свежим снежком.
 
 
Помню, верил я в чудо свято.
И, как будто одно из чудес,
Появилась машина рядом,
Я в кабину проворно влез.
 
 
Понеслись. Дребезжало оконце.
Впереди, у сосновых лесов,
Закрутившись, летело солнце,
Как сорвавшееся колесо.
 
 
Было чудно… Где мы? Золотые
Облака на краю Земли!
Это Русь, а вокруг Россия,
И Россия вдали.
 

21 сентября 1963 года.

 
Меня притягивают сосны.
Они высоки и светлы,
Стоят, окрашенные солнцем,
Светясь крупинками смолы.
 
 
Меня притягивают иконы.
Смотрю в Рублевские глаза.
Там зреют думы, скачут кони,
Взлетает скатерть в небеса.
 
 
Меня притягивают церкви…
И распятья, и кресты…
Твои искания и цепи,
И дерзкие твои мечты!
 
 
И те же сосны, те же церкви
На фоне неба и воды,
И ракеты цвета вербы —
Слились в волну моей судьбы.
 
 
Бегут к ней девочки босые.
Стою, взволнован, светел, тих,
И слово синее – Россия —
Я говорю, как лучший стих.
 

22 сентября 1963 года.

 
Опавшие листья, иглы.
По ним снуют муравьи,
Как по мосту автомобили
Или как мысли мои.
 
 
Тянется к вверху лиственница.
Рядом маленький куст.
А над ними сосны, сосны высятся,
Как произведния искусств.
 
 
Не верю, что к ним непричастна
Человеческая рука.
Они мне приносят счастье,
Как пушкинская строка.
 
 
Не эти ли сосны веками
Взыскательный русский глаз
Строгал, шлифовал, чеканил,
Выказав высший класс?!
 

23 сентября 1963 года.

 
Хижины? Нет, это кроны.
Как столбы, стоят стволы.
Над водой свисают корни,
Узловаты, будто злы.
 
 
Мощные проходят баржи.
Шкипера во власти сна.
Баржи – дружеские шаржи
На амурского сома.
 
 
Громче тигра, легче рыси,
Скомкав гладь и тишину,
Пролетает мимо глиссер,
Посылает мне волну.
 
 
Мне бы ласты, жабры мне бы!
Отдаюсь, как плот, волне.
Свежесть вод и ясность неба
Переливаются во мне.
 

24 сентбяря 1963 года.

 
Осина – шуба лисья.
Березки – шкурка рыси.
Играют листья
В третий – лишний.
 
 
Листья густо летят,
Дают финты.
Как будто от дождя,
Висят зонты.
 
 
Под ногами шелестит,
Детям нравится идти.
Просят тетю: «Подожди!
Листья не мети!»
 
 
Художники – два юнца —
Идут.
Пишут без конца
Этюд.
 
 
Как девчонка босая,
Шаловлива, юна,
Осень шишки бросает:
Земля – Луна!
 
 
И смеется, разыгрывает
И уходит в кусты.
Понемножку проигрывает,
Ложится в листы.
 

25 сентября 1963 года.

 
Росла ты на чистом паркете,
Как куклы изящная тень,
Как игрушка в пакете,
Нужная на праздничный день.
 
 
Но, верно, светилось что-то
В душе, как в ночи светлячок,
Ты суровела, как герои Джотто,
И сжимала ты кулачок.
 
 
Хотелось любви, хоть маленькой,
Что правде так сродни.
Но мимо проходят мальчики,
Чего это ищут они?
 
 
Они-то не знают разлада
Между людьми и страной.
Ты бываешь им очень рада,
Но надо идти домой.
 
 
Тебе хочется тоже поиска.
Тебе хочется войти в их мир.
Тебе хочется просто поезда,
Уходящего в Сибирь.
 

26 сентября 1963 года.

 
Быстро, красиво и просто
Мама готовит лапшу.
Маленький, точно наперсток,
Я возле мамы сижу.
 
 
Лампа похожа на сосны.
Лампа похожа на сны.
Лампа похожа на солнце
Ранней холодной весны.
 
 
Вся из чистейшей извести,
Из полыханья огня
Печка гудит неистово,
Греет, как мама, меня.
 

2 октябоя 1963 года.

 
Горы – близко, рядом!
Прозрачны небеса.
Пропахли виноградом
Школа и леса.
 
 
Октябрь на исходе.
Пустынно у реки.
На зимнюю охоту
Уходят старики.
 
 
Последний скрип уключин.
Последний блеск сетей.
Мальчишки режут клюшки
И сушат у печей.
 

5 октября 1963 года.

 
        1. Начало.
Он выскочил на берег,
В сосну всадил колун.
Сорвал расцветший вереск,
Счастливый, как Колумб.
 
 
Кто? Мастер из Магнитки?
Волжанин иль москвич?
Ударил дождь – до нитки,
Медведю впору взвыть.
 
 
Смеялись, будет солнце!
И соскочили с барж.
Валили кедры, сосны
И возвели шалаш.
 
 
       2. Векам!
Мечты, порыв и знания
Прошли, как ток, в дела
И воплотились в здания
Из стали и стекла.
 
 
Строители бессмертны.
И Братск, и Комсомольск,
Великий современник,
Твоя душа, твой мозг.
 
 
Работа, юность, будни
Огнями городов
Летят, как вечный спутник,
В даль голубых годов.
 

7-8 октября 1963 года.

 
Охотники, холерики,
Подвижны, как огни,
И, как фигурки Рериха,
Таинственны они.
 
 
Так солнцем пропеченные!
Мальчишки – что шмели.
Девчонки – словно пчелки —
Хозяйственны и злы.
 
 
И вот урок твой первый.
Без всякой шелухи
Ученики, как эльфы,
Сидят,
            тихи.
 
 
А за тобой долины,
В трубах
                города…
Твой путь далекий-длинный,
Твои
          года.
 
 
Ты вращаешь доску.
Затих твой класс.
Ты стоишь, как фокус
Ребячьих глаз.
 
 
Глаза чисты, как росы
На розах клумб.
Ученики – матросы,
А ты – Колумб.
 
 
Ты – первая, ты – гений.
Гений красоты!
И Пушкин, и Тургенев
Ребятишкам – ты!
 

26 октября 1963 года.

 
Анюй бурлит и пенится
С радугой на луга.
Анюй – таежная пленница,
Борются вода и тайга.
 
 
Анюй порывист, как ветер.
Повороты его круты.
Анюй – летящий конвейер
Бревен, лодок, кеты.
 
 
Анюй – это ваша работа,
Плотогоны и рыбаки!
Анюй – это струя брандспойта,
Рвущаяся из тайги.
 
 
А день прозрачный,
                                  весенний.
Гомон птиц на весу!
Здесь проезжали Арсеньев
И Дерсу.
 

9 ноября 1963 года.

 
Уходит корабль в Космос.
Летит уже сотни лет.
Человек упрямо, как компас,
Обращается к Земле.
 
 
И где-то в космической мгле
Рождается тихо тоска о Земле.
 
 
И ни с чем несравнимо
Его новое чувство жжет.
А Земля проплывает мимо,
Миллиардами жизней цветет.
 
 
Ему снится земное сиянье…
Или это его сознанье?
Пролетая во мгле,
Постигает он мирозданье
По далекой своей Земле.
 

28 ноября 1963 года.

 
И откуда вас взяли?
Вы летите, озорны и легки!
Равнодушным и вялым
Здесь не встать на коньки.
 
 
И летают мохнато
Свитера, как шмели.
Карапузы! Гиганты!
Здесь девчонки смелы!
 
 
Звон, движение, смех…
Две улыбки навстречу…
В электричестве снег…
– Это вы? Добрый вечер! —
 
 
И мальчишку заносит,
Он заносчив и нов.
Завтра тихо он спросит,
Что такое любовь.
 
 
Где-то ждущая мама,
Укоризненны ее шаги.
А луна – керосиновая лампа
В сказках стынущей Бабы-Яги.
 

8 декабря 1963 года.

 
Грусть любите, храните!
Грусть – рожденье мечты,
Жажда в людях, в граните
Чистоты, красоты!
 
 
Грусть моя – это отрочество,
Вызревание чувств.
Грусть моя – это творчество,
Мой ван-гоговский куст!
 

12 декабря 1963 года.

 
Случилось милой школьнице
По-женски полюбить.
Ах, девочка-ровесница,
Что делать нам? Как быть?
 
 
Зависима от матери,
Учителей, подруг,
Призвания и будущих
Дорог, разлук,
 
 
Скучала ты и плакала.
Мучительно светла,
Взаимная и чистая,
Была любовь, была!
 
 
И не забыть то раннее,
Во мне живет оно,
Как наизусть зачитанное
Татьянино письмо.
 

15 февраля 1964 года.

 
Прижаться удивленно
К ее груди, губам.
Трепетно, влюбленно
Внимать ее словам.
 
 
Читать ее, как книгу,
Как лучшую из книг.
И мять ее, как глину,
Чтоб новый мир возник.
 
 
Крутить баранку МАЗа,
Лететь во звездный мрак
Царственно, чумазо,
Как Геракл.
 
 
Строить гидростанции,
Словно пишешь стансы.
И пусть летит твой свет
До городов, планет.
 
 
Во всем пусть страшно хочется!
Во всем дерзки, чисты
Увлеченность, творчество,
Жажда красоты!
 

15 февраля 1964 года.

 
Мне было восемь лет,
Когда я вдруг постиг:
В глазах моих весь свет
Исчезнет, как возник…
 
 
То было за обедом.
Смеялись брат и мать.
Я плакал и при этом
Не смел им все сказать.
 
 
Не смерть страшна, не смерть.
А мысль о ней страшна.
Еще страшней: не сметь
Возникнуть, как весна.
 
 
И будет день, и будет свет,
И небо голубого дня,
И люди – миллионы лет,
Но это без меня.
 

17 февраля 1964 года.

 
В детстве далеком, как горы,
В детстве прозрачной мечты
Я прожил лучшие годы,
Видел я лучшие сны.
 
 
Облако плыло на запад.
Облако плыло в лучах.
Янтарный сосновый запах
Пылал в белых печах.
 
 
Солнце светило впервые.
Меж сосен сквозь синеву
Я видел в тропинках Россию,
В бегущих огнях Москву.
 

29 февраля 1964 года.

 
В часы внимательных уроков
Смотрю я прямо ей в глаза.
В окне холодно и далёко,
За облаками небеса…
 
 
И лес осенний, лес дремучий,
Под солнцем сочный, золотой.
Она меня чему-то учит,
Как словом, чистой красотой.
 
 
Когда зимой, сугробы выстроя,
Кружась, летит слепой буран,
Она, озябшая и быстрая,
Войдет и улыбнется нам.
 
 
Когда весною все растенья
Еще прозрачны и чисты,
Она стеяняется растерянно
Своей высокой красоты.
 
 
Она стоит и с нами строго
О Маяковском говорит,
О Ленине читает строки,
Лицо прекрасное горит…
 

4-5 марта 1964 года.

 
Бабье лето – радостно и больно.
Небо, журавли, года летят.
Женщины торопятся по бонам,
Женщины тропинками спешат,
Полные любви к кому-то, ласки,
Полные невысказанных слов.
В рощах полыхают листья-краски.
В мире голубом свежо, светло.
 
 
Женщины спешат, смеясь и плача,
Жизнь торопят с нежной жаждой жить.
Будущее зреет в муках счастья.
Будущее женщинам вспоить.
Выказать ему так много ласки,
Высказать ему так много слов…
В рощах полыхают листья-краски.
В мире голубом свежо, светло.
 

9 сентября 1964 года.

 
                  1
День, как айсберг, высокий и синий.
        Золотые леса!
Мне и грустно, и дивно, Россия.
Я в тебя устремляю глаза.
 
 
Там над Волгой стремительно-долго
        Журавли, журавли!
И в закат с вековою тревогой
Полыхают в лесах Жигули.
                  2
Может, мне лучшей доли не надо —
        В руки меч, на коня!
Звук мечей, словно песня, отрада
И влечет, и волнует меня.
 
 
Хорошо мне до грусти и странно.
        Неужели не жил?
В пору древнюю утром рано
По росе не пахал, не косил?
                    3
Помню день. Вся в сиянии света
        Ты встречала меня!
        Ах, наверно, поэта
Сотворила улыбка твоя.
 
 
Было счастье, юное, древнее,
И тревога в певучей крови!
Красный дерн в роще ив за деревнею,
Тайна первой любви.
 

6 октября 1964 года.

 
                    1
Я снова в той глуши, где с юных лет
       Грустил и радовался жизни,
Рос, чувством постигая путь моей отчизны,
       Неведомо, в душе своей, поэт.
Грустил? О чем? О небе голубом
За синей цепью гор… В сиянье золотом
Россия беспредельно простиралась,
И мысль моя понять ее старалась.
Река, бесшумно ширясь, льется без конца.
Вода – как свежий вырез старого свинца…
Грустил – так значит, я умел любить.
Грустил – так значит, я хотел полнее жить.
                     2
Под небом голубым амурская лагуна.
Песок хрустальный, слой воды – тепло и юно!
         Волной изваянные волны
Хрустального песка, по ним блуждают челны
Улиток. Мир уютный, как будто для детей!
        Вода пронизана отрезками лучей,
Как стайки рыб серебряным стремленьем.
        И снова вспоминаю с упоеньем…
Как было все чудесно: воду пил, как лоси,
И заплывал в сиянье, беспредельность плеса.
        И неподвижно лежа на спине,
Я плыл, я плыл, река меня несла, несла,
И белая громада туч в небесной вышине
        Меня влекла, влекла…
                     3
    Высок утес. Сижу в лучах закатных.
    Внизу Амур. Закат – разлитый кадмий.
    Меж нами города и небосклоны,
    И люди, судьбы – сотни, миллионы…
    В них столько мыслей и мечты.
О, как бы я хотел со всеми быть на «ты»
И говорить легко и просто, как с тобой,
Всем передать закат лилово-золотой,
Как грусть мою, и думать, и смеяться!
     Всем, всем желаю в жизни счастья.
Мигают маяки – навстречу им огни.
     Сейчас, как никогда сильней
И голос Революции, и путь моей страны
Звучат, как реквием, звучат, как гимн, во мне.
 

2-17 ноября 1964 года.

 
Плывет ли где под ветками серебряный карась,
Стоят ли золотые сосны, шелушась,
Струится ли вода, и галька там на дне —
Все это в сизой дымке, как во сне.
В осоке сом зелено-синий и икринки.
Что амфоры, таинственны кувшинки.
 

2 февраля 1965 года.

 
Восходят голубые небосклоны…
И реки, и леса, и города…
Сквозь этот мир, то белый, то зеленый,
Уходят вереницей провода.
 
 
Уходят вдоль шоссе, то близко, то вдали,
Но чаще по лесам, где просеки прошли.
 
 
Я слушаю, как небо, провода —
В них музыка лесов, мои года.
 
 
Ребенком я хотел пройти с конца в конец,
Но кто-то мне сказал: конца им нет.
 
 
А просека, как пасека, гудела.
Цветам раздолье, пчелам много дела.
Мне на руку садились мирые шмели.
И, кажется, я видел самый край Земли.
 

3 февраля 1965 года.

 
В высоком зале гулко слово…
В начале зябко и свежо.
И раз толчок, полет и снова
Бег с упоением – прыжок!
 
 
На стойке стоп и разом сальто,
И шаг в шпагат, и все опять…
Не надо спрашивать о счастье.
И ей не нужно отвечать.
 
 
А небо в тучах голубело.
Ложились окна на ковер,
То все темнело, то светлело —
Рояль, фигурка, чистый взор!
 

22 марта 1965 года.

 
И снова птица в вышине
Крылами трепетными машет.
О чем поет – она не скажет.
Глядит девчонка – как во сне.
 
 
И светел дальний небосклон
Над темным лесом… Сосны, ели.
У нас фиалки, там метели,
Мелькают рыбы подо льдом.
 
 
Как рельсов ранний перестук,
Весна идет в леса, в деревни
И что-то новое и древнее
Мы снова видим за версту.
 

10 апреля 1965 года.

 
Там домик деда (он обходчик),
В глухом лесу у полотна.
Там поезда все дни, все ночи
Спешат, стучат: война! война!
 
 
Спешат гудки… Над дальним лугом
Стога, густая синева.
Летели листья друг за другом
И за вагоном, как слова…
 
 
А ты – лосенок, несмышленыш,
Осока, девочка, ветла —
Ты провожала эшелоны
Одна, испуганно светла.
 
 
И, верно, юные солдаты,
Седые ополченцы – все,
Что пролетали, были рады
Увидеть девочку в росе.
 
 
Она махала им, махала.
Вон исчезал вагон вдали…
Рука ребенка уставала,
А эшелоны шли и шли.
 

3 мая 1965 года.

 
На льду реки с последним рейсом
След автозимника пропал,
Как самолетный след над лесом…
И долго лед синел, сверкал!
 
 
Теперь мы ждали с нетерпеньем…
Синели цепи дальних гор.
Теперь, как только перемена,
Бросалась школа на бугор.
 
 
И, наконец, река проснулась.
Мы все сбежались у воды.
Весна беспечно улыбнулась
Со всей свободой красоты!
 
 
И также люди Лены, Волги
В те дни смотрели ломкий лед.
Всплывали колышки, осколки…
Все говорили: «Лед идет!»
 

17 мая 1965 года.

 
Под снегом светлым спит селенье.
Сугробы стынут в вышине.
Ты возникаешь во Вселенной
И устремляешься ко мне.
 
 
Идешь, слегка раскинув руки,
По склонам выше облаков.
Твои шаги – родные звуки,
Прозрачный ход моих часов.
 
 
И мы бежим, бежим по склонам,
И оба падаем в провал.
По звездным странам Орионам
Твой взор смеющийся блуждал.
 
 
Но, отклоняя губы, ласки,
Ты скажешь: «Милый, отпусти.
Уж очень поздно, холод адский!»
А я скажу тебе: «Прости!»
 
 
И мы уходим, мы другие.
Погас высокий звездный свет.
И я подумаю впервые,
Что счастья вечного в нас нет.
 
 
Но принесут мне утром рано
Записку милую твою:
«Люблю все больше, даже странно,
Как, милый, я тебя люблю!»
 

21 мая 1965 года.

 
Нам лодки легкие дарили
И берег дальний и покой.
Мы ни о чем не говорили.
Лежали ясно над рекой.
 
 
А в небе голубели горы
И зеленели рощи ив.
Река приковывала взоры…
Моторок та-та, всплески рыб…
 
 
В нас что-то кончилось отныне,
Что не вернется никогда.
Тому не просто юность имя,
То – жизнь, то – лучшие года.
 
 
То – словно осень в буйстве красок,
То – словно иней в первый раз,
То – словно музыка фиалок,
То – словно лето в реках, в нас.
 
 
И мы беспечно понимали,
Что жизнь была, что жизнь ушла.
О новой жизни – что мы знали.
Там даль, а даль всегда светла.
 

22 мая 1965 года.

 
Она укладывает спать
Моих товарищей, меня…
И мне так весело встречать
Ее глаза в тот миг, как я,
 
 
Вдруг расшалившись, рассмеюсь.
Ну, подойди, мне это надо,
Вот отчего и сердце радо,
Я юных женщин не боюсь.
 
 
Она не скажет мне ни слова.
Коснется пальцем тонких губ,
И взгляд серьезный, – знаю снова,
Как перед ней я мал и глуп.
 
 
Но, выключая свет и радио,
Она пройдет в последний раз,
Меня походкой стройной радуя,
Закроет дверь, покинет нас…
 
 
Снег запоет, она уходит
И растворяется вдали…
Во мне ее сиянье бродит,
Лежу я на краю Земли.
 

15 августа 1965 года.

 
Ну да, осенние дожди.
Не скажешь: пережди!
 
 
По селам, рощам, городам
Дожди.
По шоссе, по дальним поездам
Дожди.
 
 
В море рыбаки – и по ним
Дожди.
Лесорубы в просеках – и по ним
Дожди.
 
 
По лугам далеким, по стогам
Дожди.
По быстрым рекам, по плотам
Дожди.
 
 
А в душе, ах, все же отчего?
И покойно, и светло!
 

Сентябрь 1965 года.