Текст книги "Записки партизана"

Автор книги: Петр Игнатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 52 страниц)

Глава V

На регистрации инженеров, которую проводил Штифт, присутствовал и Шлыков. Он скромно сидел в сторонке, опершись на палку. Трудно было понять, какую роль выполняет здесь этот старый молчаливый человек…

Разговор Штифта с Лысенко был очень короток.

– Нам бы хотелось, чтобы вы работали на комбинате, – сказал Штифт. – Мы имеем хорошие рекомендации о вас как о способном инженере-конструкторе.

– Хорошо, я останусь…

– И будете работать так, как работали до сих пор?

– Все, что я делаю, я делаю честно. Или совсем не делаю.

– Очень хорошо… Вы свободны, господин Лысенко…

Порфирьев нервничал на регистрации. Еще дома он подготовил речь, торжественную и витиеватую, о том, что готов все свои знания инженера отдать на дело процветания края, который получил, наконец, «настоящую» власть в лице лучших представителей одной из просвещеннейших наций мира. Но речи не получилось. Порфирьев спутался, и Герберт Штифт перебил его:

– Я понимаю ваши чувства, господин Порфирьев, и доведу до сведения командования ваши заверения в преданности. Но сейчас меня интересуют не слова, а дела. Нам надо в кратчайший срок пустить заводы, разрушенные большевиками, и дать германской армии мыло, масло, жиры. Таков приказ фюрера… Мне говорили, что вы обладаете опытом, знаниями, способностями, которые по ряду причин не были должным образом оценены большевиками. Не так ли, господин Шлыков?

– Совершенно верно, господин Штифт, – и Гавриил Артамонович, чуть приподнявшись, утвердительно наклонил голову.

– Я заверяю вас, господин Порфирьев, что мы достойно оценим вашу преданность, но, повторяю, нам нужны не слова, а дела… Скажите, как скоро комбинат может снова войти в строй?

Порфирьев смутился. Он не знал, что ответить, и растерянно посмотрел на Шлыкова, ища у него поддержки. Но Гавриил Артамонович равнодушно смотрел в окно, и казалось, его мало интересовало, что происходит сейчас в комнате.

– На это очень трудно ответить, господин Штифт, – неуверенно заговорил Порфирьев. – Я еще недостаточно ознакомился с состоянием заводов… К тому же мне надо взвесить ряд обстоятельств: сырье, рабочая сила, электроэнергия… Наконец…

– Хорошо, – перебил его Штифт, недовольно морщась. – Мы поговорим об этом после… Попросите сюда господина Вейнбергера…

Когда регистрация инженеров была закончена, Штифт предложил им подождать в приемной, и заперся в кабинете со Шлыковым.

Ждать пришлось около получаса.

Лысенко казался внешне совершенно спокойным. Не спеша закурил свою старенькую, почерневшую от времени трубочку, подошел к окну. Он задумчиво смотрел на обвалившиеся крыши заводов, битый кирпич на главной аллее, густой дым над силосными башнями, где хранилось хлопковое и подсолнечное семя…

– О прежнем грустите, господин Лысенко? – услышал он рядом голос Порфирьева.

Юрий Александрович не находил себе места. Ему казалось, что вел он себя не так, как следовало, что Штифт остался недоволен им, что он испортил свою репутацию.

Лысенко не спеша обернулся и спокойно сказал:

– Наши соседи черкесы в таких случаях говорят: «У потерянного кинжала рукоятка всегда золотая», – и снова отвернулся к окну.

Порфирьев пожал плечами и подошел к Вейнбергеру. Тот сидел в кресле, играя цепочкой карманных часов.

– В гору пошел Шлыков. Как вы находите, Иван Карлович? – спросил Порфирьев.

– О! Господин Шлыков – большой человек! – внушительно ответил Вейнбергер и поднял указательный палец правой руки. – Большой человек! С ним сам бетрибсфюрер господин Герберт Штифт держит совет…

Дверь наконец открылась, и появился Штифт. За ним чуть поодаль стоял Шлыков.

Немец зачитал приказ: Вейнбергер назначался директором гидрозавода, Порфирьев – маргаринового завода, Лысенко – мыловаренного, Покатилов – теплоэлектроцентрали. Места директоров маслоэкстракционного и бондарного заводов и начальника механических мастерских оставались вакантными.

– Я еще недостаточно ознакомился с обстановкой, – заметил Штифт. – А сейчас попрошу господ директоров отправиться на заводы. Через некоторое время я сам осмотрю комбинат.

Через час Штифт вышел из конторы. Следом за ним, опираясь на палку, медленно шагал Шлыков и рядом с ним – переводчик.

Потаповна смотрела им вслед. Она видела, как при встрече с ними рабочие сворачивали в сторону или делали вид, что не замечают ни Штифта, ни Шлыкова. Никто не поклонился Шлыкову, никто даже не взглянул на него…

У гидрозавода Штифта встретил Вейнбергер.

– Какие разрушения! Какие разрушения, господин Штифт! – восклицал он, всплескивая своими пухлыми ладошками. – Страшно смотреть!

Штифт молча оглядел завод. Он увидел сорванную толом крышу, исковерканные машины, щебень и пыль на полу.

– Что вырабатывал завод? – резко спросил он.

– Саломас, – почтительно ответил Иван Карлович. – Прежде всего технический саломас для мыловарения и пищевой саломас для маргаринового производства. – Суточная продукция – двести тонн. Затем – рафинированное масло. Прекрасное масло, почти не уступающее по своим качествам прованскому…

– А сейчас? – перебил его Штифт.

– Руины! Жалкие руины!

– Я не слепой, господин Вейнбергер! Я хочу знать, что надо сделать для пуска завода.

– Понимаю, понимаю! – испуганно лепетал Иван Карлович. – Я уже набросал план. Это минимум тех мероприятий, которые необходимы для восстановления.

Вейнбергер вынул из бокового кармана аккуратно сложенный лист бумаги.

– Разрешите?.. Первое: покрыть здание завода крышей. Второе: восстановить взорванные узлы агрегатов. Третье: то же самое сделать с компрессорами. Четвертое: дать пар заводу. Пятое: обеспечить завод электроэнергией. Шестое…

– Довольно! – вскипел Штифт. – И это вы называете минимумом! Каков же будет максимум, господин Шлыков?

– Что поделаешь, – тихо ответил Гавриил Артамонович. – Завод сильно разрушен. Господин Вейнбергер прав.

Штифт молчал. Его пальцы нервно выстукивали дробь по железным перилам лестницы.

– А это что? – неожиданно спросил он, показывая на громадный бак, стоявший перед ним.

– Масло, господин бетрибсфюрер.

– Масло… Так что же вы молчите, господин инженер?

– Разрешите доложить, господин Штифт, – неуверенно сказал Вейнбергер. – Это не готовое масло. Оно еще не рафинировано…

– Так надо рафинировать! Вы немедленно же займитесь этим делом. Немедленно!

– К сожалению, я не химик, господин Штифт. Я не компетентен…

– Вы прежде всего немец, господин Вейнбергер. И к тому же инженер, – внушительно заявил Штифт. – Подыщите себе в помощь химика. Ответственность я возлагаю на вас.

Вейнбергер совсем растерялся. Рафинация в конце концов не так уж сложна, но она не была его специальностью, и он отчетливо представил себе, что в случае неудачи его обвинят в нелояльности, арестуют, отдадут гестаповцам…

– Позвольте вам сказать, господин Штифт, – заговорил Шлыков. – Иван Карлович не химик, а процесс рафинации очень сложен. Знающих инженеров-химиков в Краснодаре не осталось: это мне доподлинно известно. Поэтому я бы не советовал рисковать: малейшая ошибка может стать роковой. Не так ли, господин Вейнбергер?

– Господин Шлыков прав, – с трудом выдавил из себя Вейнбергер. – Рисковать было бы опрометчиво. Я не смею пойти на такой риск…

Странное дело, Штифт не закричал, не затопал ногами, не вызвал гестаповцев. Он только внимательно посмотрел на Шлыкова и сказал:

– Согласен, господа. Здесь слишком большое богатство, чтобы рисковать им. Я запрошу о присылке из Германии опытного инженера-химика, и тогда мы без труда справимся с этой задачей. А пока я должен кое-что продиктовать переводчику.

Вейнбергер со Шлыковым отошли в сторону. Гавриил Артамонович взял под руку своего спутника.

– Эх, Иван Карлович! – укоризненно проговорил он. – Какой вы горячий человек! Ведь толковали мы вчера с вами, и долго толковали, а вы сейчас чуть не бросились в омут вниз головой…

У маргаринового завода Штифта встретил Порфирьев. И снова бетрибсфюрер начал с того же вопроса:

– Что вырабатывал завод?

– Маргарин и кухонные жиры, около ста тонн в сутки. Кроме того, мороженое, майонез, ореховую халву. Это один из крупнейших маргариновых заводов в Советской России.

Войдя в помещение завода, Штифт невольно остановился и удивленно поднял брови. Машины стояли на своих местах. Крыша была цела. С первого взгляда казалось, что завод нисколько не поврежден.

– Колоссаль! – непроизвольно вырвалось у немца. – Это завод, которым могла бы гордиться Германия! Не правда ли, господин директор? Надеюсь, машины в порядке?

– Почти, господин Штифт. Большевики успели вынуть из них только отдельные детали.

– Ну, это пустяки! – уверенно заявил Штифт. – Их можно снова поставить на место. Машины, конечно, наши, германские? Мы запросим фирму…

– К сожалению, это не так, – спокойно перебил его Шлыков. – Машины советского производства.

– Вот как? – удивился немец. – Это, конечно, хуже… Надеюсь, их конструктор здесь? Надо думать – это господин Порфирьев? Мне передавали, что вы с успехом работали в конструкторском бюро. Не так ли?

Порфирьев смущенно промолчал.

– Как раз к конструированию этих машин, – сказал Шлыков, – господин Порфирьев не имеет отношения. Их сконструировал инженер Евгений Игнатов.

– Значит, надо вызвать Игнатова! – заявил Штифт.

– Игнатов в Советской Армии… – Шлыков развел руками.

– Хорошо! – сказал Штифт. – Игнатова нет. Но разве это так уж важно? Разве опытный конструктор инженер Порфирьев не может заменить Игнатова?

– Не знаю… – неуверенно начал было Шлыков, но Порфирьев перебил его:

– Вы правы, господин Штифт! Свет клином не сошелся на Игнатове. Я берусь восстановить эти агрегаты!

– Прекрасно, господин Порфирьев! – обрадованно воскликнул Штифт. – Это именно тот ответ, которого я ждал от вас… Итак, когда вы дадите маргарин?

– Как только мне дадут пар и электричество, – уже с меньшей горячностью отвечал Порфирьев.

– Что это значит, господа? Вы словно сговорились! – рассердился Штифт. – Сначала господин Вейнбергер потребовал У меня пар и электричество. Теперь вы, господин Порфирьев, твердите о том же…

– Что поделаешь… Какой же может быть выход, господин Штифт? – попытался было вставить Шлыков.

– Какой выход, спрашиваете вы? – перебил его немец. – Извольте, я найду этот выход!.. Предположим, что вы правы: производство высококачественного маргарина требует пара и электричества. Предположим. Хотя я должен это проверить. Ну, а шпейзефет? Надеюсь, его-то вы можете дать, господин Порфирьев?

Порфирьев краем уха слышал о шпейзефете – смеси животных жиров с растительными. Он знал, что это – низкосортный, малопитательный продукт. И это было все, что он знал о шпейзефете.

– У нас не было этого производства, – нерешительно заговорил он. – Мне нужна рецептура…

– Что? – возмутился Штифт. – Инженер громадного комбината не может наладить производства шпейзефета? У нас его изготовляет любой ремесленник, любой кустарь. Это похоже на саботаж, господин Порфирьев!

Порфирьев растерялся. Он стоял красный как вареный рак, нервно комкая в руках свою новую шляпу.

– Одну минутку, господин Штифт! – пришел на помощь Шлыков. – Господин Порфирьев очень скромен. Он, вне всякого сомнения, сможет наладить производство шпейзефета. Можно ли сомневаться в этом? Мы даже беседовали об этом с господином Порфирьевым. И он в беседе со мной высказал блестящую мысль об использовании локомобиля для получения пара.

– Локомобиля? – переспросил Штифт. – Где вы его нашли, господин Порфирьев?

Тот удивленно и все так же растерянно смотрел то на Шлыкова, то на Штифта.

– На станции. Локомобиль стоит на запасных путях, – поспешил ответить за Порфирьева Шлыков. – Его надо доставить сюда, к заводу.

– Похвально. Очень похвально, господин Порфирьев… Напомните мне о локомобиле, – приказал Штифт переводчику. – Я поручу это дело фельдфебелю Штроба… – И с этими словами Штифт, небрежно кивнув Порфирьеву, вышел из цеха.

У мыловаренного завода Штифта встретил Лысенко. Он стоял во дворе, у его ног, как поток лавы, на добрые десятки метров растеклось застывшее мыло, прекрасное краснодарское мыло, белое, с мраморными прожилками. Оно смешалось с грязью, покрылось пеплом, но Штифт сразу же узнал его.

– Сколько? – отрывисто спросил он Лысенко.

– Восемьдесят тонн, – ответил Свирид Сидорович.

– Какое варварство! Сейчас для нашей армии мыло на вес золота. И вдруг спустить его в грязь! Русские свиньи!.. Что-нибудь осталось?

– Кое-что… немного, – уклончиво ответил Шлыков. – Прошу осмотреть завод.

Впоследствии это мыло, вытекшее из взорванного хранилища и смешавшееся с пеплом, щебнем и штукатуркой, немцы резали на куски, упаковывали и передавали приезжавшим немецким военным в пакетах с адресами для посылки в Германию.

Даже такое мыло не попадало в германскую армию…

Первое, что увидел Штифт на мыловаренном заводе, – это громадный, исковерканный взрывом бак, из которого вытекало жидкое мыло. Но рядом с ним стоял такой же бак. Он был цел; сверху его закрывала массивная металлическая крышка.

– Что здесь? – спросил Штифт.

– Мыло, – ответил Шлыков.

– То самое, что там, на дворе?

– То самое. Восемьдесят тонн.

– Вы ошибаетесь, господин Шлыков, – возразил ему Лысенко. – Это еще сырье. Его предстоит очистить…

– Нет, господин Лысенко, – твердо ответил Шлыков. – Я хорошо знаю: здесь хранится готовое мыло. Восемьдесят тонн.

Штифт, потирая от удовольствия руки, направился к баку.

– Великолепно!.. Великолепно! – повторял он. – Какой подарок армии!

– Что ты наделал, Гавриил Артамонович, – прошептал Лысенко. – Дал бы мне срок – мы бы что-нибудь придумали.

– Спокойно… Все уже придумано.

Штифт тем временем подошел уже почти к самому баку, как вдруг услышал громкий, встревоженный крик Шлыкова:

– Господин Штифт! Назад!

Шлыков подбежал к немцу, схватил его за руку и с силой потянул назад.

– Что такое? Что случилось? – бормотал Штифт, встревоженно озираясь по сторонам.

Шлыков молча подвел Штифта к противоположной стороне бака.

– Смотрите! – и он показал на плохо заметную надпись: «Минировано», выведенную мелом на темной стенке бака.

– Минировано, господин Штифт!

– Ах, вот что!.. Очень вам благодарен…

Штифт впервые посмотрел на Шлыкова с выражением искренней признательности.

Он пятился назад, стремясь подальше отойти от страшного бака.

– Вы уверены, что бак минирован, господин Шлыков?

– Я видел собственными глазами, как его минировали, господин Штифт. Первый бак был взорван. Второй советские саперы заминировали какими-то особыми минами.

– Я очень вам благодарен, господин Шлыков. Очень благодарен, – бормотал Штифт, направляясь к выходу. – Надо вызвать саперов. Надо проверить. А пока… Кто из вас пишет по-немецки, господа?

– Я свободно говорю и пишу по-немецки, господин Штифт, – неожиданно сказал Лысенко.

– Вот как?! Возьмите мел и напишите на баке: «Минировано». Напишите со всех сторон. Чтобы всем было видно. Я сегодня же прикажу прислать к баку часовых. К сожалению, нашу беседу придется отложить, пока не выяснится вопрос с этими минами. Я вызову вас, господин Лысенко…

Маслоэкстракционный и бондарный заводы Штифт осматривал, все еще находясь под впечатлением происшествия у бака. Он беспокойно озирался по сторонам, был невнимателен и рассеян. К тому же эти заводы были сильно разрушены, и Штифт, покидая их, сказал Гавриилу Артамоновичу:

– Вы были правы, господин Шлыков. Пока здесь делать нечего. А сейчас я должен взглянуть на электростанцию. Я понимаю толк в электричестве.

В сопровождении Покатилова Штифт вошел в громадный зал котельной. Здесь все было разрушено: аппараты, котлы, перекрытия. И все же зал невольно поражал своей грандиозностью.

– Колоссаль! – снова вырвалось у Штифта. – Я не ожидал этого!..

Он внимательно осмотрел котлы. Затем подозвал Покатилова:

– Что вы скажете, господин директор?

– Можно говорить лишь о шестом котле, господин Штифт, остальные слишком изуродованы.

– Вы, я вижу, специалист своего дела, господин Покатилов, – покровительственно заметил Штифт. – Теперь слушайте меня внимательно. На восстановлении котла будет работать бригада технического батальона. Я прикажу прислать сюда лучших русских слесарей. Через месяц котел должен дать пар. Ясно?

– Ясно, господин Штифт, – спокойно ответил Покатилов. Штифт отправился осматривать измерительные приборы.

– Можете меня не сопровождать, господин директор, – заявил он. – Я сам достаточно хорошо разбираюсь в аппаратуре.

Покатилов остался у котла. К нему подошел старый рабочий.

– Это что же будет? Ведь немец, чего доброго, пустит котел?

– Дурак он, этот немец, Антон Осипович, – спокойно ответил Покатилов. – Смотри, – и он показал рабочему на заклепочный шов нижнего барабана котла.

Старик поправил очки, внимательно вгляделся и даже крякнул от удивления. Засмеявшись, он что-то сказал Покатилову, но что – Шлыков не мог разобрать.

Когда они отошли, Гавриил Артамонович, будто ненароком, приблизился к котлу. Сначала он ничего не заметил. И только внимательно вглядевшись, увидел мелкие, как паутинка, трещинки, покрывавшие заклепочный шов барабана котла. Гавриил Артамонович удовлетворенно улыбнулся…

К зданию механических мастерских Штифт добрался, когда уже начало темнеть. Он бегло осмотрел станки, потом вынул свою записную книжку и прочел:

– Бригадир Ба-ту-рин… Позовите ко мне господина Батурина.

К нему подошел молодой человек в замасленной спецовке.

– У вас нет руки? – хмуря брови, спросил Штифт, заметив, что левый рукав батуринской спецовки был пуст.

– Я потерял руку на фронте, – ответил бригадир.

– Так… Однако у меня о вас хорошие рекомендации. Вы назначаетесь начальником механических мастерских. Завтра утром явитесь к господину Шлыкову и вместе с ним зайдете ко мне.

Когда Штифт со Шлыковым отошли на несколько шагов от мастерской, вслед им раздался молодой звонкий голос:

– Иуда!

Шлыков вздрогнул, будто его ударили хлыстом…

Они шли по темной аллее. Черными изуродованными громадами стояли по бокам разрушенные корпуса заводов. Впереди, над силосными башнями, сиял отблеск пожара: внутри бетонных цилиндров все еще продолжало тлеть хлопковое семя. Где-то далеко в городе слышались одиночные выстрелы.

Штифт шел быстро, трусливо озираясь по сторонам.

У здания конторы их встретила Анна Потаповна. Она видела – Шлыков заботливо и почтительно поддерживал под руку господина Штифта…

В кабинете Штифт на минуту задержал Шлыкова.

– Запомните! – торжественно произнес он. – Через месяц электростанция даст пар и ток. Через полтора месяца заработают заводы комбината. Или я не бетрибсфюрер Герберт Штифт!

Глава VI

В центре Краснодара, на широкой оживленной Красной улице в доме № 69, до прихода немцев помещался магазин «Пионер». У входа стояли две скульптуры: мальчик и девочка в пионерских костюмах.

Пришли немцы – скульптуры исчезли, а над дверью магазина появилась новая вывеска: «КАМЕЛИЯ. Акционерное общество».

В Краснодаре в период немецкой оккупации городская управа всемерно поощряла частную инициативу. Как грибы после дождя, в городе выросли десятки мелких частных предприятий. Среди них не последнее место заняла «Камелия».

Сначала в промышленный, а потом в торговый отдел управы явились два инженера-химика и дали крупные взятки начальникам отделов. Взятка была вручена и заместителю бургомистра Ляшевскому. И вскоре за подписью самого Воронкова, бургомистра Краснодара, было дано разрешение на открытие производственной лаборатории и магазина косметических и парфюмерных товаров под пышным названием «Камелия».

В магазине прямо против входа на самом видном месте висел огромный плакат: «Господам немцам отпуск товаров незамедлительно».

За прилавком стоял директор магазина, бывший аспирант химико-технологического института Азардов, молодой инженер, маленького роста, с черными глазами, подвижным лицом и быстрой речью. Азардов великолепно говорил по-немецки. Ему помогали две молодые, нарядно одетые женщины – тоже два инженера и тоже хорошо владевшие немецким языком. Кассирши в магазине не было: деньги принимал сам Азардов. За магазином, соединенный с ним маленьким коридорчиком, помещался кабинет правления. В нем сидел коммерческий директор акционерного общества, высокий благообразный старик с длинной седой бородой. Работники магазина называли его Арсением Сильвестровичем. Второй этаж занимала лаборатория общества…

Однажды в «Камелию» вошел нагруженный покупками Лысенко. Он долго рассматривал витрины и остановился, наконец, на креме для бритья и флаконе тройного одеколона. Расплачиваясь, он спросил директора магазина:

– Чем объяснить, что у вас так беден выбор крема для лица?

– Вы правы. Совершенно правы, – быстро заговорил Азардов. – Не можем найти подходящих баночек. Только за этим и задержка!

– А скажите, господин директор, это вас не устроит? – и Лысенко вытащил из заднего кармана брюк небольшую стеклянную баночку с притертой пробкой.

Азардов внимательно осмотрел банку.

– Очень неплохо! – сказал он. – Это лучшее из того, что мне предлагали… Не могли бы вы стать нашим поставщиком?

– Возможно! – Лысенко улыбнулся. – С кем я могу поговорить о заказе?

– Сию минуту, я проведу вас к нашему коммерческому директору. Пожалуйста, – и Азардов попросил Лысенко следовать за ним.

С этими словами Азардов закрыл за посетителем дверцу в прилавке – и в кабинете коммерческого директора «Камелии» раздался слабый звонок.

Они вошли в коридор и остановились перед дверью с матовым стеклом. Азардов постучал.

– Пожалуйста! Прошу, – раздался за дверью старческий голос.

Азардов вернулся в магазин, а Лысенко вошел в кабинет. За большим письменным столом сидел Арсений Сильвестрович, а перед ним в кресле – юркий человечек, типичный мелкий спекулянт.

– Чем могу служить?

С этими словами Арсений Сильвестрович приподнялся навстречу Лысенко.

– Я хотел бы поговорить с вами, господин директор, о заказе. – Лысенко вытащил из кармана ту самую баночку, которую он только что показывал Азардову.

– Очень хорошо. Присядьте! Попрошу вас подождать несколько минут – я должен закончить разговор…

Лысенко скромно уселся в сторонке и стал слушать, как коммерческий директор торговался со спекулянтом: речь шла о поставке каких-то эссенций. Потом Арсений Сильвестрович уплатил спекулянту деньги, тот дал расписку и, низко кланяясь, вышел из кабинета.

Арсений Сильвестрович, проводив его, проверил, достаточно ли плотно закрыта дверь, повернулся к Лысенко и дружески протянул ему обе руки:

– Здравствуй, Свирид! Наконец-то! А я ждал тебя еще вчера. Ну, садись поближе и рассказывай, как у вас там, на комбинате!..

Лысенко, войдя в кабинет Арсения Сильвестровича, оказался в самом, что называется, центре подполья.

Арсений Сильвестрович, почтенный коммерческий директор акционерного общества «Камелия», был главой краснодарских подпольщиков. Он являлся уполномоченным крайкома партии и штаба партизанского движения Юга, находившихся в то время за линией фронта, в Сочи. Он руководил работой городских подпольных организаций и партизанскими отрядами, действовавшими в окрестностях Краснодара, и всеми партийными подпольными организациями степной полосы. В его же ведении находился подпольный горком партии и подпольный горком комсомола.

И вот теперь, оставшись наедине с Арсением Сильвестровичем, Лысенко подробно рассказал ему, как прошла регистрация инженеров, как Штифт осматривал комбинат и кто назначен директорами заводов.

– Ну, что же, хорошо! – потирая руки, сказал коммерческий директор «Камелии», когда Лысенко кончил свой рассказ. – Все идет в основном так, как намечалось. Молодцы! Так и продолжайте – осторожненько, по плану… Ну, а что Шлыков поделывает?

– В гору идет Гавриил Артамонович! Штифт ему прямо в рот смотрит. А он, как всегда, ходит не торопясь, клюшкой своей постукивает и… советы дает!

– Так… Ну, какие еще у тебя дела?

– Есть еще одно дело, Арсений Сильвестрович… В заводской технике мы, конечно, сами разбираемся. Но ведь и на старуху бывает проруха. Хотелось бы мне наладить постоянную связь с Евгением Петровичем Игнатовым: он у нас по комбинатским делам мастер! Чтобы в критический момент можно было совета попросить, словом с ним перекинуться.

– Далеконько он забрался, – улыбнулся Арсений Сильвестрович. – В предгорьях сидит.

– Знаю, что в предгорьях. Но все же связь с ним нужна до зарезу!

– Я уже сам думал об этом. У меня радиостанция, конечно, припасена. И человек был для этого дела найден. Да только… несчастье случилось с этим человеком. А другого подобрать пока не могу.

– Есть у меня такой человек, Арсений Сильвестрович, есть, – и Лысенко рассказал о Вале.

– Ну, что ж, Свирид. Тебе виднее. Пусть она поживет у тебя, подлечится. А там посмотрим. Может быть, и поставим ее на радиосвязь. А пока надо кого-нибудь к Бате послать: предупредить его, что скоро по эфиру будем с ним беседовать. Потом шифры передать и все прочее. Да и они небось истосковались по весточке из Краснодара… Есть у тебя такой человек, чтобы в горы послать?

– Я уже думал об этом… Как ты смотришь на Ольгу Николаевну, учительницу?[8]8
  О том, как Ольга Николаевна побывала в нашем отряде, и о ее гибели на обратном пути рассказано выше.


[Закрыть]

Арсений Сильвестрович помолчал, подумал.

– Что ж, пожалуй, годится… Места наши хорошо знает, язык за зубами держать умеет.

– Когда к тебе прислать Ольгу Николаевну за шифрами?

– Нет уж, уволь меня, Свирид, от визитов, – сказал Арсений Сильвестрович. – Запомни раз и навсегда: я человек секретный. Меня считанные люди знают.

– А как же с шифром?

– Я его тебе передам. Ну, какие у тебя еще дела ко мне?

Лысенко замялся.

– Да вот не знаю… Собственно, не по моему департаменту дело…

– Ну, ну, говори!

– Скажу… Арсений Сильвестрович, не думал ли ты о том, чтобы иметь своего человека в гестапо?

– Ишь ты, куда метишь! – Арсений Сильвестрович покачал головой.

– Да ведь как же иначе! Без этого мы будем ходить глухими и слепыми…

– Погоди, не агитируй меня!.. Как раз сегодня меня об этом же запросили из штаба партизанского движения Юга… Но нелегко это: полковник Кристман тоже не лаптем щи хлебает – по моей записке к себе на службу не примет…

За дверью послышались крадущиеся шаги.

– Не знаю, милостивый государь, – совсем уже другим тоном, неожиданно громко заговорил Арсений Сильвестрович. – Не знаю, договоримся ли мы: цена ваша слишком высока…

Вторая дверь, во двор, открылась, и в комнату быстро вошел седоватый человек в сером помятом костюме.

– Что вам угодно? – спросил Арсений Сильвестрович.

– Мне нужен гражданин Федорчук, – сиплым голосом ответил вошедший, быстро и внимательно оглядывая кабинет.

– Что-о? – загремел коммерческий директор «Камелии». – Какой гражданин Федорчук? Здесь нет никаких граждан! Здесь торгуют честные коммерсанты под покровительством городской управы и немецкого командования. А время граждан прошло, милостивый государь! Прошу вас немедленно оставить наше заведение!..

Арсений Сильвестрович указал пришедшему на дверь. Гость пятился, неловко извиняясь:

– Простите… Я, вероятно, ошибся… Не туда попал… Извините…

Когда за ним закрылась дверь, Арсений Сильвестрович сердито пробурчал:

– Сколько раз твердил Авдеевне: уходишь со двора – запирай дверь на крючок!.. Вот и возись со шпиками!..

Потом, успокоившись, подошел к Лысенко, ласково обнял его за плечи и сказал:

– Такие-то дела, Свирид! Как видишь: нелегка ты, шапка… коммерсанта!.. – Он усмехнулся. – Есть еще одно дело, Свирид Сидорович, – сказал он, – на заводе номер 456, где немцы восстанавливают танки, бронетранспортеры и автомашины, есть наш человек – конструктор Михайлова. У нее не ладится дело с некоторыми деталями восстанавливаемых немцами машин. По нашему заданию эти детали должны быть прочными при испытаниях и установке, но при первой же боевой стрельбе должны на ходу рассыпаться и выводить из строя машину в самый критический момент. Подумай, как это сделать, – ты же конструктор и механик – и расскажи нам.

– Хорошо, – сказал Лысенко, – подумаю, посоветуюсь с нашими ребятами. Дня через два зайду…

В это время в магазине Азардов был занят с двумя немецкими офицерами. Он показывал им изящные флаконы с одеколоном.

Дверь магазина открылась, вошел мужчина лет тридцати пяти, одетый в потертый синий костюм. В правой руке он держал несколько связанных картонных коробок.

Подойдя к Азардову, он поздоровался и спросил:

– Простите, как мне увидеть коммерческого директора? По его просьбе я изготовил в нашей мастерской образцы коробок и принес показать ему.

– А мы давно поджидаем вас!.. Луиза! – подозвал Азардов одну из продавщиц. – Займитесь с покупателями. Прошу великодушно извинить меня, – обратился он к немецким офицерам. – Мы выпускаем новый товар, заказали для него оригинальную упаковку, и мне необходимо самому посмотреть образцы. Прошу извинить…

– Привет! – дружески встретил нового гостя хозяин. – Опаздываешь, дорогой друг: Авдеевна просила тебя утром зайти ко мне!

Деревянко, секретарь подпольного городского партийного комитета, виновато развел руками:

– Дела, Арсений Сильвестрович. Никак раньше вырваться не мог!.. Ба, кого я вижу? Товарищ Лысенко! Ну, как на комбинате?

– Погоди, Деревянко, – перебил его Арсений Сильвестрович. – Свириду Сидоровичу пора уходить. Я тебе сам все расскажу… Ну, Свирид, будь здоров!..

Когда Лысенко вышел из кабинета, Арсений Сильвестрович усадил Деревянко рядом с собой.

– Я вызвал тебя вот для чего. В свое время ты просил у меня Азардова на руководство городской подпольной комсомольской организацией. Я дал свое согласие. А теперь вижу, что Азардова отпустить не могу. Я без него – как без рук. Уж ты сам кого-нибудь себе подбери.

– Трудная задача, Арсений Сильвестрович! – разочарованно сказал Деревянко. – Тут подумать надо… Ты Котрова знаешь, Ивана Петровича? Главмаргаринца, инженера, инструктора химических команд ПВХО?

– А-а, того самого, которого немцы газом травили? Знаю.

– Он у меня работает связным. Но, вижу, эта работа слишком мала для него. Парень с головой, честный, хороший организатор… Как ты посмотришь, если мы его возьмем на руководство комсомолом?

– Ну, что же. Выбор неплохой.

– Когда его прислать к тебе?

– Да что вы, будто сговорились сегодня! – рассердился Арсений Сильвестрович. – Говорил Лысенко, говорю и тебе, – запомните раз и навсегда: по вопросам об этой проклятой косметике мой кабинет открыт для всех с девяти утра до девяти вечера. Ну, а для нашего брата-подпольщика – извините! С этой стороны меня знают считанные люди в Краснодаре. Иначе вся наша конспирация полетит к чертям. Ясно?..

Когда через полчаса Деревянко уходил из магазина, у прилавка стояло несколько немецких офицеров. Они весело болтали с хорошенькими продавщицами. Кокетливо улыбаясь, Луиза передавала небольшой сверток высокому франтоватому немецкому лейтенанту.

– Надеюсь, господин лейтенант Штейнбок, – щебетала она, – полковник Кристман останется доволен этим одеколоном. Не забывайте нас. Заходите!..