Текст книги "Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой (СИ)"

Автор книги: Петр Ингвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Про себя я назвал сестер Солнышком и Злюкой. Очень подходяще.

– Чем помочь? Что за шум? – В недовольно рыкнувшую дверь вломились две ученицы.

Второй была Варвара, дочка цариссы Дарьи, уже переодетая в униформу. Без шлема, а потому – преображенная до неузнаваемости, как до того приятно удивившая Зарина, ее не оставившая впечатлений сестра и испугавший внезапной лысиной Малик. У Варвары волосы оказались длинные, светлые, но сухие, как пакля. Рубаха свободно свисала, скрывая фигуру. Босые ступни стыдливо выглядывали из-под штанин. Умирая от любопытства, она старательно держалась сзади, показывая более высокое положение напарницы.

Влетевшую первой я не знал. Лет пятнадцати на вид. Томина ровесница или чуть старше, примерно как Варвара. Мускулистая, выше нас всех, но при этом по-змеиному гибкая и опасная. В спарринге однозначно составила бы конкуренцию самой мощной из нас Карине. И не коварством, как я, а по-настоящему. С этой мне связываться не хотелось. Хотя ангелами объявили нас с Томой, истинно ангельское личико было именно у новоприбывшей. Тонкие брови вразлет, острый прищур огромных глаз – льдистых и одновременно жгущих. Даже холщовое одеяние навыпуск и босые ноги не прятали зловеще-холодной красоты. Не люблю таких. Слишком много о себе воображают. А если их безразмерное мнение о себе чем-то подкреплено, тем более не люблю. Не фиг в чем-то быть лучше остальных. Самым лучшим должен быть я.

Девица глядела на нашу заварушку отстраненно и немного свысока. Варвара при ней исполняла роль шакала при тигре в известной истории про дикого мальчика.

– Имущественные споры, – объявил я, пряча нож под подушку. – Проблема разрешена к обоюдному согласию сторон.

Боже, где нахватался. Говорила мама: смотреть телевизор вредно.

– Ужин! – донеслось снаружи.

Глава 5

Еда, как всегда в этом мире, оказалась на уровне. Не верилось, что такое можно сотворить исключительно из растений. Впрочем…

Язык уловил привкус молочных продуктов. Сыр? Творог? Непонятно. Но хорошо.

Столы как раз на четверых. Некоторые пустовали. На прием пищи собрались только ученики, взрослых не было. Я насчитал восемнадцать человек без новеньких. Кроме меня – все девчонки. Мальчишки поели в первую смену?

Господи, какие мальчишки… На встрече цариссы-смотрительницы школы присутствовали ВСЕ. Около двух десятков голов. Столько и было, сколько сейчас скребут по тарелкам и облизывают ложки. Почему меня воткнули в женский лагерь?! Лень было везти куда нужно? Не может же мужская школа быть за тридевять земель от женской. Выдам все, что думаю, при первой возможности. Им невдомек, что мне неприятно и… в общем, неправильно все это.

Стоп. Дарья – царисса школЫ. Одной. Продолжая мысль…

Мальчиков учат в другом месте. Мало того, в другом царстве, пусть оно размером с гулькин нос. Хорошо, если царства граничат, а вдруг между ними еще десяток-другой, и туда год только добираться?

Предположим, добьюсь своего. Меня переведут в другое место… и разлучат с Томой. С последним своим человеком в чужом мире.

Помолчу некоторое время. Не дураки же, сами поймут, как сделать лучше для всех. И сделают. Если разлучат не сегодня-завтра, буду решать новую проблему. Снова найду способ шантажировать. Пока получалось.

Решено, молчу.

Вечерело. Когда оконного света уже не хватало, в дверях кухни появился дядя Люсик.

– В прощание дню повторим святые заповеди, данные нам Аллой-спасительницей, да простит Она нас и примет.

Застучали отодвигаемые скамьи. Ладони легли на края столешниц, лица благостно опустились. С короткими перерывами раздалось многоголосое:

– Не сотвори себе идола, ни духовного, ни реального.

– Не произноси Святого Имени без надобности, а произнеся – помолись.

– Соблюдай закон.

– Почитай матерь свою и чужую, ибо Алла, да простит Она нас и примет, дала нам мир, а они дали жизнь.

– Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину.

– Не укради.

– Не произноси ложного свидетельства.

– Не возжелай мужа и дома ближней своей, и другого имущества.

– Алле хвала! – подытожил дядя Люсик и отпустил всех с миром.

В потемках разбрелись по комнатам. Халаты со смешными штанами и мягкие «ангельские» чувяки у нас уже забрали, пришлось привыкать к местной традиции ходить босиком. У Зарины и прочих имелись сапоги, но, видимо, для обуви особые дни. Меня босоногое передвижение не смущало, а Тома морщилась.

Зарина первой юркнула в восторженно отверзшуюся дверь, поэтому я немного задержался. Карина глянула зловеще-строго, глаза сказали, что все помнит и не простит. Тома с едкой полуусмешкой-полуулыбкой пожелала спокойной ночи и с шумом захлопнула за собой дверь. Варвара с чванливой наперсницей-выскочкой, которую она назвала Аглаей, скрылись в комнате, следующей за моей. На всякий случай досчитав еще до двадцати, я вошел. Словно понимая ситуацию, дверь прикрылась бесшумно.

Отвернувшись зубами к стене, соседка дрыхла без задних ног. Под милое похрюкивание я разделся и впрыгнул в спасительное укрытие лежака.

Сонные звуки смолкли. За легким неясным шорохом последовал скрип. Я осторожно приоткрыл один глаз. За ним быстро распахнулся второй. На меня глядело маленькое грустное привидение.

– Не спишь? – тихо спросила завернутая в простыню Зарина. – Можно к тебе?

Рта не успел открыть. Лежак вскрякнул под лишней тяжестью. Бесцеремонно плюхнувшееся тело принялось возиться, устраиваясь с удобством.

Натянув укрывающую простыню под самое горло, я машинально отпрянул. На самый-самый краешек. Зарина с радостью воспользовалась нежданным подарком, повернувшись ко мне. Лицо приблизилось. В ухо жарко зашелестело:

– Так волнуюсь за сестер… Милослава… Она гордая, не простит.

– Чего и кому? – пришлось поддержать разговор.

– Лисавете. Она следующая за Милославой. На год младше, восемнадцать, а уже три мужа. Милослава разборчивая, у нее всего два. Не берет кого попало. А Лисавете лишь бы выглядеть. И чтоб завидовали.

Ладошки девушки уютно сложились под щечку.

– Лисавета у нас самая красивая. Ее все любят, – Зарина удрученно вздохнула, – а она пользуется. Ходили слухи, что ее в наследницы выдвигали. Но мама возразила. Зато сторонников среди войниц и войников у Лисаветы больше, чем у Милославы.

Девушка завозилась. Прядь, случайно упавшая на лицо, отправилась за ухо. Теперь одна рука осталась под головой, другая неосознанно крутила краешек простыни. Я высказался:

– Всегда существует закон, кто должен наследовать. Кто ваш наследник по закону?

– Милослава, она старше. И умнее. Ей и титул-то не нужен. Она мечтает о спокойствии в семье, и чтоб другие уважали. За это кому угодно глотку порвет. С ней не пропадем.

– Тогда каким боком Лисавета возбухает? – не слишком этично выразился я.

Зарина словно лимон укусила:

– Сплетни. Разговоры. Домыслы. Вчерашнее покушение очень некстати.

Я устремил взгляд в потолок, пальцы сплелись над животом, ноги машинально скрестились. Меня не трогали перипетии Варфоломеиной семейки, сами разберутся. Пришлось перебить, склоняя тему на более злободневное и непонятное:

– Почему мужчины ходят исключительно в юбках? Их заставляют, как ты говорила, собственницы?

Зарина хихикнула:

– Еще чего. Зачем заставлять? Представь мужчину и подумай… – она снова не удержалась от смешка, прикрыв рот ладошкой. – Им же в штанах неудобно!

Вон оно как. Логично. А против логики не попрешь.

– Папринций – что за должность? – я опять поменял тему.

– Эй! – негромко раздалось в окне. – Спите? Всю жизнь проспите.

Словно нарисованные, в проеме маячили две головы. Первая, звавшая нас, принадлежала любопытно заглядывающей внутрь – я вспомнил имя – Аглае. Вторая – Томе.

Всписк Зарины ушел в ультразвук. Взвившийся златоглавый вихрь в мгновение ока перенесся на собственную лежанку. Словно по воздуху. Скорее даже телепортировался.

Это движение во тьме не осталось для Томы не замеченным. Ее голова сразу исчезла, сменившись несколькими другими.

– Полнолуние! – как бы объяснили они, словно что-то объясняя. – Вылезайте, только тихо.

Все одеты как Зарина. Парад приведений. Закутавшись в простыни с головой, загадочно блестели выглядывающими лицами. Глаза горели предвосхищением чего-то грандиозного.

Уже готовая, то есть правильно упакованная, Зарина вскочила, босые ножки в три шлепка достигли окна. Руки подхватили ниспадающие края ткани и, задирая их по самое не балуй, девушка ринулась покорять подоконник.

– А ты? – вскарабкавшись, она испуганно замерла в проеме. – Я без тебя не пойду. Мне нельзя, я заложник.

– Сейчас буду, – пообещал я. – Прыгай.

Окно очистилось, внизу приглушенно бумкнуло.

– Чапа! – донеслось снизу.

Замотавшись, оперся правой ладонью и одним движением перемахнул наружу. Не смекнувшая быстро отойти заложница вскрякнула и шарахнулась, едва не задавленная.

Мы оказались последними. Толпа двигалась к противоположной стене школы, по ходу вытягиваясь в колонну. Ни свечей, ни факелов. В свете полной луны окружающее было резким и четким. И чуть голубоватым. Хоть читай книжки, которых нет.

Все собрались в затемненной части территории, плохо просматриваемой с ворот. Наша вожачка, Аглая, вместе с постоянной напарницей вскрыла дерн принесенным ножом. Под ним обнаружился съемный щиток.

– Сюда, – скомандовала она.

Лаз в земле был небольшим. На карачках, ругаясь и пачкаясь, призрачные фигуры полезли в нору, путаясь и снова ругаясь. Самые смелые скинули простыни, чтобы по выходу надеть снова.

Хоть и ночь, но светлая. Я отошел к группе, что не стала дожидаться очереди вниз. Оказывается, имелась и другая дорога. Подставленная лесенка сдавленно хрипела, прогибаясь под ногами учениц, взбиравшихся на крышу. Мы с верно сопровождавшей меня Зариной тоже поднялись. Тома с нами не пошла. Проследив, чтобы мы достаточно удалились, она опустилась на четыре точки и в порядке очереди сунула голову в дыру. У нас наверху веселье только начиналось. Ученицы одна за другой разбегались и сигали на ту сторону забора. Сердце остановилось: а вдруг…

Никаких вдруг. Протяжные «А-ааа!!!» сменяло довольное «Ух!» и радостные возгласы, подбадривавшие оставшихся.

Я разогнался и рухнул в неизвестность.

Глава 6

С другой стороны оказался пологий склон с высокой травой. Скатились как на санках. Только простыня у меня чересчур задралась, но в рамках приличий.

Мы направлялись в лес. Точнее, в рощу, все ж таки они здесь Грибные. Правда, грибам еще не сезон, рановато, начало лета. Хотя… Другой климат – другие сроки. И, чем черт не шутит, другие грибы.

Среди деревьев мерцал свет. Простынное паломничество тянулось к свету, как ребенок к розетке.

Центр большой поляны занимал костер, разожженный заранее и полыхавший до небес. Дров угробили уйму. Понятно, им дрова не нужны, разве только для поесть-помыться. Нам бы в Россию такой климат… никогда бы в космос не полетели. Сидели б под пальмой и ждали, когда банан свалится.

– Встать в круг! – скомандовала Аглая.

Само получилось, что я оказался между Томой и Зариной. Над поляной повисла бодрящая напряженность. Из припасенных в сторонке запасов Варвара достала чашу размером с горшок и длинный нож.

– Тайный круг школы расширяется. Сегодня нас больше, чем вчера, завтра будет больше, чем сегодня, – тоном жрицы, свершающей жертвоприношение, вещала Аглая. – Мы здесь, чтоб частицы души Тайного круга продолжали жить в каждом сердце после возвращения домой. Клянетесь ли вы никогда не забывать этих дней, что мы проведем вместе, в помощи и дружбе, сострадая в горе и поддерживая в борьбе?

– Клянемся, – послышались голоса.

– Не слышу! – истерично взвилась Аглая.

Ей бы черный квадратик под нос – ну вылитый фюрер на митинге. Умения работать с толпой ораторше явно не занимать.

Над лесом грянуло:

– Клянемся!

– А если в трудную минуту к вам за помощью обратится член Тайного круга, с годами ставший соперником или начальником, поможете или оттолкнете? Казните или помилуете?

– Поможем! Помилуем!

Огонь в костре был меньше огня в глазах. Обстановка действовала как наркотик. Дым, пламя, тьма, плечо товарища и единодушный рев объединял в общий организм. Каждый был каждым и был всем. Совершенно забывалось, что общий организм обычно – рукотворный механизм, которым кто-то зачем-то управляет.

– Нас мало, но вместе мы сила! Клянетесь ли, что никто и никогда не поднимет руку друг на друга, кроме как во исполнение закона?

Дружный ответ:

– Клянемся!

– Что будет с отступником?

– Не жить такому на земле!

– Клянетесь ли по прошествии лет, став важными и толстыми, помнить о сегодняшней клятве?

– Клянемся!

– Давай, – последовал приглашающий жест Дарьиной дочке.

Варвара поднесла инструмент. Похожим на кинжал ножом Аглая полоснула себя по руке. Кровь, темная в сполохах огня, брызнула в чашу.

– Скрепим нашу клятву!

Чаша и нож пошли по кругу. Каждый отдавал несколько своих капель. Кто-то делал надрез на руке. Я ткнул острием кончик пальца, как в поликлинике, выдавил сколько нужно. Большой палец прижал ранку, через минуту все прошло. У полосовавших себя девчонок проблем с остановкой кровотечения было больше.

Вернувшаяся чаша торжественно встала на ладони Аглаи. Подняв и показав всем, девушка слила часть в принесенный Варварой кувшин. Тоже домашняя заготовка. Костер, кувшин, чаша, кинжал – специально длинный и страшный… Нехило девочки подготовились. Давно отработанный сценарий?

– Все слышали о кровавых временах ложных пророков, об Акопалипсе и о пророчестве свихнувшейся царицы о трех царях, что разрушат мир – пусть и делается вид, что никто в него не верит. Но. Если история повторится или пророчество сбудется, если произойдет невероятное, мы – Тайный круг – только мы и только вместе сможем противостоять невероятному злу.

Аглая подняла чашу, Варвара – кувшин.

– Здесь сцеженное сбродившее молоко кормилиц. И часть наших душ. Плоть и кровь Аллы-всесвидетельницы, да простит Она нас и примет.

Шаг в бок – они остановились у бледного лица ближайшей ученицы.

– Быть верной Тайному кругу – клянусь! И да покарает судьба отступников!

– Да покарает! – поспешно вымолвила ученица. – Клянусь!

Пальцы Аглаи погрузились в чашу. Вынырнули красными, обтекающими багровыми каплями. Кувшин уперся в губы ученицы.

– Пей!

Та приподняла сосуд за низ и судорожно глотнула. Выставленные указательный и средний пальцы вожачки, провели по личику девчонки две полосы, слева направо. От уха до уха, через щеки и рот. Потом по лбу. И по горлу в завершение – словно дважды ножом.

Шаг к следующей.

– Клянешься?

– Клянусь!

– Пей!

Все смолкли до гробовой тишины. Только костер встрескивал, подергивая нервные струны. Музыка выходила зловещая.

Ритуал продолжался шаг за шагом, вгоняя в гипноз. Вот отхлебнула и раскрасилась в воинственного индейца маленькая Зарина. Сосуд коснулся моих губ.

Что за бурда! Как кумыс, который довелось однажды попробовать. Противно до ужаса. Нет, скажем так: на любителя. Кому-то же и водка вкусная. Но человечий кумыс с человечьей кровью… Извращенцы. Показушники. Им в нашем мире кино снимать или в гаражах пугать первоклашек.

Едва сглотнув, я получил по лицу холодными мокрыми пальцами.

– Клянусь! – послушно повторил за всеми.

По завершении круга Аглая вымазала свое лицо остатками полностью в красное.

– Да будет так!

Круг распался. Девчонки принялись плести венки. Зарина увидела, что я не плету, сделала два. Заботливая у меня заложница.

– Готовы? – поднялась во весь рост краснорожая вожачка.

– Да!! – исторгли предвкушение «старенькие», забивая звуком удивление новеньких.

– Вперед!

С несусветным ором, визгом и улюлюканьем размалеванные девицы и я понеслись в лес. Через минуту обозначилась цель: деревенька. Кургузые домишки огораживали большую часть хозяйственных построек и небольшой прудик. Узкие проемы окон глядели наружу, двери выходили на двор. От волков, скорее всего, чтоб быстрее заскочить внутрь. Дальний, чуть отстоящий домик – с трубой. Видимо, кузница. Крыши с небольшим скатом. Крыты соломой. Что еще нужно в таком климате?

Сейчас деревня спала.

Это был обыкновенный налет. Вопя и воя, девчонки врывались в дома и выволакивали крепостных мужиков. Те едва успевали повязать свои юбки из длинного отреза дерюги. Сопротивления никто не оказывал.

Восемь понукаемых мужиков покорно последовали к костру.

– Зрелища! – заорала толпа.

Мужики вздохнули, переглянулись. Типа, ничего не поделаешь, не в первый раз и, увы, не в последний. Судьба, однако. Фатум, блин. По-нашему говоря, угораздило.

Началась массовая драка-свалка. Сначала четыре на четыре, потом как придется. В полную силу. Они пихались, толкались, лупили по мордасам. Тела грузно опрокидывались, лбы трещали. Все дрались со всеми. Когда кто-то падал, победитель начинал месить соседа.

Ученицы внимательно следили, за кого-то болели, кричали, подбадривали. Давали советы. Кто-то просто забавлялся, кто-то учил практику боя на живом примере.

В ухе раздался голосок Томы:

– Как тебе соседка?

Я пожал плечами.

– Нормально. – Что еще сказать? Она спрашивает не для узнать, а для уязвить. – Забавная.

– Я заметила.

Тон был непонятен. Среднее между покалывающе-веселым летним дождиком и холодным душем. Невзирая на взаимоисключаемость понятий. Томе удавалось и не такое.

Прямо ревность какая-то. Одно слово, девчонка.

На «арене» остался один победитель. В том смысле, что остался на ногах. Ему достался одобрительный вой.

– Рискнет кто-нибудь с голыми руками выйти против деревенского чемпиона? – насмешливо осведомилась Аглая.

Сама при этом не вышла.

Намек был прозрачен. Все посмотрели на Карину, как самую старшую и крепкую. Та все поняла, поднялась с земли. Нисколько не стесняясь, перемотала простынь во что-то наподобие тоги, но повыше и связав концы, чтоб не мешали движениям. Крепостной амбал шагнул навстречу.

Тростинка рядом с пнем. Который катится – на нее. Девочки ахнули. Для мужика это шанс хоть как-то насолить благородным обидчицам. Хоть одной из недосягаемых стерв. Единственный шанс в жизни, разрешенный и ненаказуемый. Все видели – он его не упустит.

Ноги Карины напружинились. Тело склонилось вперед, будто к броску. Чего ждет?! Тяжелая туша уже наваливается, несокрушимая, как айсберг на доску с «Титаника».

Карина совершила бросок. Не на противника, а противника. Перехватив руку, провернулась корпусом и многокилограммовый недотепа обтек ее бедро, позорно грохнувшись на спину. Хм, а ведь моя школа. Усвоила с одного раза. Молодчага. Прирожденный боец.

На прощание победительница заломила палец побежденного. Покидая поле битвы под неописуемый рев толпы, Карина подмигнула мне. Прощен?

Аглая что-то скомандовала, и мужиков поставили в шеренгу.

– Домой!

Пятки засверкали в прямом смысле. В нас полетели комья земли. Так полетели, что напрашивалось: они это специально.

– Один на третьего! – послышался возглас справа.

– Два на пятого! – слева.

– Три на первого! Два на второго! Три на седьмого! Еще три на седьмого!

Девки делали ставки: кто добежит до леса первым.

Не понял, кто победил, отвлекло последующее. Выигравшие задирали проигравшим простыни и вмазывали смачного леща. В оговоренном количестве. Я сразу развернулся и пошел в сторону школы.

Оказалось, Аглая успевала все, в том числе отслеживать происходящее.

– Чапа! Еще будет забава и прыжки через костер!

Нет уж. Хватит.

– В следующий раз.

– Но мы рассчитывали! – подхватило сразу несколько голосов. – Нужны все, иначе не получится…

– Им нужно поровну, – объяснила догнавшая меня Зарина.

– Пусть идет, бывают же дни… – смилостивился кто-то.

– Но забава…

Зарина выкрикнула:

– Я тоже ухожу!

Молча зашагала рядом. А Тома осталась, поддавшись опьянению вседозволенности, никогда не испытанной дома.

Я умудрился пройти мимо замаскированного подземного хода. Окликнув, Зарина первой шмыгнула в лаз. По выходе мы логично направились в комнату, но расхохотались, разглядев свои рожи, а также руки и прочие ноги. Пошикали друг на друга, вспомнив о необходимости соблюдать тишину. Снова взорвались – теперь уже тщательно сдерживаемым хохотом. Подавились, закашляли, принялись откровенно ржать как ненормальные. Добравшись, наконец, до помывочной, оттерли друг другу физиономии, помогли с ногами. В относительном порядке двинулись в комнату и уснули раньше, чем измотанные тела коснулись лежаков.

Глава 7

Что я такого в жизни совершил, чем заслужил это нечеловеческое издевательство?!

Что, собственно, происходит? Где я? Кто там? В дверь то стучали, то скребли, потом снова стучали. Правда, несильно. Зря. В битве безмятежной закукленности с враждебной надоедливостью с разгромным счетом побеждал сон.

Замков двери не имели. Не дождавшись ответа, мою страдальчески заголосившую охранницу подвинули, в проеме очертилась испуганная голова Томы.

– Чапа, срочно. Нужно поговорить, – она посмотрела на недовольно ворочавшуюся Зарину. – Наедине.

– Ага. – Я перевернулся с боку на спину. – Через пять минут. Хрп-ссс…

Началось землетрясение.

. – Чапа!

– Что?! – вскинулся я, продирая глаза.

Нет, стены не шатались. Шатали меня. Шатали руки Томы, только что бывшей в двери и вдруг оказавшейся у постели. Тормошило так, что внутренний мир разлетался быстро линяющими фейерверками, а глаза не фокусировались.

– Нужно кое о чем поговорить. Об очень важном. Смертельно важном!

– Подъем! – громогласно разнеслось по школе. – Всем построиться у купальни! Считаю до десяти! Раз…

Я подскочил, хватаясь то за рубаху, то за штаны, сверля Тому намекающим взглядом.

– Ладно, позже, – вздохнула она, отворачиваясь. – Учти, это очень важно. Важнее не бывает.

И выскользнула из комнаты. Спиной к соседке нахлобучив оба предмета гардероба, еще не отошедший ото сна, я вылетел вслед за Томой спотыкающейся пулей со смещенным центром тяжести.

Дядя Люсик считал:

– Восемь, девять, десять!

Все ученицы и я выстроились в произвольную шеренгу возле бассейна. Кто куда встал. Не по росту, как у нас на физкультуре, а по желанию. Я встал у Томы, Зарина мгновенно подперла мой бок с другой стороны.

Дядя Люсик удовлетворенно кивнул.

– Доброго всем утречка. Что-то квелые вы какие-то. Спалось хорошо?

– Отлично! Здорово! Чудесно! – раздалось с разных сторон.

Глаза папринция посмеивались. То ли догадывается о ночных приключениях, то ли откровенно знает.

– Пробежка. Один круг, потом умываться и завтракать. Марш!

Дежурные бойники распахнули ворота. Первой на простор ринулась Аглая, за ней, на правах подруги-наперсницы и дочери смотрительницы школы, Варвара. Остальные кто как. Оказавшись снаружи, помчались вдоль стены, совершая огромный круг.

– Чапа! – вновь попыталась поговорить со мной Тома.

– Не разговаривай, быстро выдохнешься, – посоветовал кто-то из рядом бегущих.

Чтобы слышать друг друга на бегу, нужно говорить громко. Мы не одни. У Томы снова не получилось задуманное, и она с неожиданной злостью рванула вперед.

С выжженными сухотой глотками, взвинченные и неимоверно усталые, сразу по возвращении бросились к чаркам и тазикам умывальни. Некоторые умчались в уборную. Умываясь, я терпеливо дожидался, когда туалет освободится. Не хотелось попадать в неприятную ситуацию. Надо сказать папринцию насчет отдельного туалета. Или разрешить ходить, куда он сам ходит. Можно же в виде исключения сделать для меня такую малость, раз оставили с девочками.

– Чапа, будь осторожен, – успела шепнуть Тома прямо на ходу, выбрав миг, когда рядом никого не оказалось. – Карина сказала…

В это время последняя девочка покинула уборную.

– Прости, – извинился я, убегая внутрь.

Тома, конечно, за мной не пошла, как бы ни хотелось сказать недосказанное.

– Завтрак!

Не успел выйти, как толпа понесла меня к столам кухни. Расселись, ложки старательно застучали, челюсти принялись с удовольствием молоть и дробить, горла проглатывать и требовать еще. Тома сидела сама не своя. На вкус не обращала внимания. Жевала машинально, как корова на лугу. Глотала через силу. Завершился прием пищи новым совместным декламированием.

– Молитву возвышения, – скомандовал дядя Люсик, – или как вы говорите, возвышенку. Алле хвала!

– Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!

Как с заповедями, дружный хор принялся отчеканивать, четко разделяя каждую фразу, как бы высекая ее в скрижалях памяти, если такие есть.

– Я отдаю жизнь и мысли Алле-возвысительнице, да простит Она нас и примет.

– Я берегу честь и репутацию, ведь потом они сберегут меня.

– Я забочусь о своем здоровье, ведь потом оно позаботится обо мне.

– Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне.

– Я воздаю выше необходимого Алле-всесвидетельнице, творительнице миров и воительнице умов, да простит Она нас и примет, и наступит время, когда воздастся мне.

– Как Она создала наш мир, так и я во славу Ей создаю себя.

– Я не ною и не жалуюсь. Я пересиливаю.

– Я не прошу. Я действую.

– Для меня нет невозможного. Трудно – да, долго – может быть, но не невозможно.

– Я слушаю умных, но верю только верным. В этом состоит мудрость.

– Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь.

– Меня можно убить, но нельзя сломать.

– Я так живу и примером учу детей. Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!

Кто-то из мелких весело втиснул:

– А если я еще маленькая, и у меня нет детей?

Дядя Люсик не поставил выскочку на место, как сделал бы на его месте любой учитель, а добродушно разъяснил:

– Пример – он для всех. Дети бывают не только свои. Вы сами еще дети. Будьте примером для своих соратников и для чужих детей. Алле хвала!

– Алле хвала! – еще раз гаркнули все.

– Теперь прошу на выход.

Дядя Люсик вывел нас из-под крыши.

– Войник, преподаватель боя, сейчас у цариссы, – сообщил он, когда все построились снаружи. – Предлагаю провести занятие Аглае, она лучшая в потоке. Берите инструмент, приступайте. За дисциплину отвечает старшая по возрасту – Карина.

Он ушел. Не получилось сказать насчет туалета. Подойду после занятия.

Инструментом папринций назвал деревянные мечи с достаточными крестовинами, чтоб не покалечить руки. Я взял один, покрутил в запястье. Удобный. Только легкий, потом трудно будет перейти на настоящий.

Аглая выступила вперед:

– Готовы, недоучки и недомерки? Тогда начнем. Обучение строится в три этапа. Первый – подковаться технически. То есть, выучить приемы, овладеть искусством боя. Второй – научиться готовности сделать трупом или инвалидом другого человека, невзирая на его личность и приближенность к вам. Третье – достаточно много упражняться в первом и втором.

– Как-как ты нас назвала? – с высоты возраста и опыта желчно осведомилась Карина.

Ее глаза застил гнев. Но не бессмысленный и беспощадный, как в схватке в моей комнате, а умело спрятанный, придерживаемый до нужного момента.

Ученицы зашептались.

– Желаешь проверить? – упала следующая фраза Аглаи.

Я заметил, что ее повсеместно выделяют, превозносят. Не сторонятся, но чуточку заискивают. Возможно, завидуют. Кто же она такая: естественно появившийся лидер или очередная именитая пустышка?

Карина вышла вперед. Меч прокрутил свистящие восьмерки, погрузив владелицу в защитную сферу. Выдвинув левую ногу, девушка встала боком, деревянное «лезвие» выставилось над головой острием к противнице.

Аглая усмехнулась и напала прямо из положения, в котором стояла: меч опущен, тело обращено к врагу.

В два стука все было кончено. Карина взревела, схватившись за макушку, а мы даже не поняли, что произошло.

– Прежде, чем попасть в школу, – прохаживаясь возле поверженной, сообщила Аглая, – многие годы со мной занимались лучшие мастера по всем видам оружия. Советую новеньким прислушиваться к моим советам.

В ее поле зрения попал мой язвительный взгляд. Ненавижу хвастунов, даже если действительно что-то умеют. Я вот самый умный, но не выпячиваю же?

– Чего пялишься? – раздалось в мою сторону. – Не веришь – проверь.

Вокруг меня образовалось пустое пространство. Тома, и так бывшая на нервах, едва не упала в обморок.

Нужно было сразу признать поражение, но момент упущен. Аглая уже надвигалась танцующим шагом, выбирая, как красивей меня унизить.

Все, что знал и смог вспомнить, здесь не работало. Противник умелый, по его правилам его не победить. Ищем вариант как с Кариной в комнате: сделать то, чего не ожидают.

Словно дубину, я занес меч назад за левое плечо, как будто собираюсь ударить слева сбоку. Варианты: слева через верх в верхнюю часть корпуса или через низ в нижнюю. Варианты нападения Аглаи ограничений не имели. Презрительно хмыкнув, она ринулась вперед. Одновременно я сделал выпад ногой и совершил самый примитивный удар: сбоку по горизонтали. Без никакой фантазии. Но.

В последний миг я подключил к удару левую руку. Подушка ладони догнала и надавила на запястье правой, сочетая эффект короткого и длинного рычагов. Скорость и мощность удара мгновенно выросли.

Аглая мой удар легко парировала… бы. Если б не та самая дополнительно появившаяся энергия. Девицу просто снесло вместе с мечом, откинутым вбок, а корпус остался открытым – бей не хочу.

Что ж, я показал себя. Не лыком шит, а родительским предвидением. Не зря водили меня, балбеса, на тренировки: не уметь, так хоть знать.

Аглая удивленно моргнула. Губки поджались. Нечасто ей давали отпор. Тут же улыбнулась:

– Молодец. – И ко всем: – Вот как надо. Где не хватает силы, выручит смекалка. Вспомните молитву бойца: победа – сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки. Недобор в любой из составляющих – смерть.

Покручивая мечом, она от практики перешла к теории:

– Каждый, взяв руки меч, воображает себя величайшим бойцом. К счастью, это проходит. У кого не проходит, долго не живет, говорю как назначенная возможная преемница, а это звание просто так не дают. – Меч в девичьей руке совершил почти невозможный с точки зрения физики кульбит, и уголки рта, отметив зависть окружающих, расползлись в усмешке. – Если на вас нападают, а вы захотите сдержать нападающего словами, объяснить что-то разумными доводами, отсылкой к этике и морали… Ну-ну, попробуйте. Напавший знает, что делает, то есть совершает осознанное действие. Он подготовился. Он выбрал время. Он уже напал. Надежда на доводы глупостью постановки вопроса снижает ваши шансы и, соответственно, увеличивает напавшему. Нападайте первыми! Перекидывайте роль жертвы на врага, готовившего эту роль для вас. Еще раз вспомним молитву бойца: удар в ответ на удар – беспросветная глупость. Бой должен заканчиваться в один удар. Времени на второй просто не будет.

– Но схватки бывают очень длинными, – озвучил общую мысль кто-то из местных капитанш Очевидность. – Бойцы неумелые?

– Два варианта, – признала Аглая, перебросив деревянный меч в левую руку и с не уменьшенной грацией принявшись орудовать ей, выводя эффектные пируэты. – Неумелые либо равные. Кстати, опыт бойца виден в том, как он держит меч. Поднимите оружие вверх, к голове, или выставьте вперед – вас примут за неумеху и будут правы. Убьют быстро. У вас не будет запаса расстояния между мечом и противником. Опустите в полусогнутой руке к поясу – и вокруг возникнет поражаемое пространство в объединенную длину руки и оружия. И возможность применить л-ю-б-о-й прием – при внешней безобидности позы.