Текст книги "Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой (СИ)"

Автор книги: Петр Ингвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Что-то произошло. Все засуетились, стали поправлять выбившиеся и разъехавшиеся рубахи. Ладони разглаживали взъерошенные волосы.

– Царисса Дарья! – донеслось от построек.

Отряд замер, опустив оружие и верноподданнически глядя на появившуюся из-под навеса смотрительницу.

Она остановилась в центре. Трое мужей выстроились за спиной, не для компании и участия в разговоре, а в виде красивой мебели. Полагающийся по чину атрибут. Типа дорогих часов у бизнесмена. Остальная свита, включая папринция и двух женщин, чьих должностей я еще не знал, разместилась в шеренгу вдоль здания.

– Вчера прибыли поздно, не было времени на слова. Исправим это.

Сделав паузу, царица прошла вдоль учеников, внимательно заглядывая каждому в глаза и словно ковыряясь в душе. Как бы прикидывая: а что прячется в темном уголке вот этого замшелого мозгишки? А вот в этом?

Дошло до меня. Я тупо смотрел вперед давно отработанным серьезно-внимательным взглядом школьника, не выучившего урок. Царисса прошла дальше, продолжая:

– Ваш поток только набирается, но многие живут в школе уже не первый месяц. Вчера к нам прибыли новенькие. Вперед, пожалуйста.

Сестры-царевны и за ними мы с Томой выступили на шаг.

– Во-первых, к нам присоединились две царевны, Карина и Зарина Варфоломеины, – сообщила царисса. – Прошу встретить как полагается.

Среди учениц пронесся одобрительный приветственный гул. Царисса осталась удовлетворена.

– И впервые… – она выждала интригующую паузу, – впервые за много лет у нас в гостях ангелы.

– Алле хвала! – взорвались криками воспитанницы, не столько от радости, сколько из любопытства. Им повезло, прежним потокам такого счастья не приваливало – лицезреть живых ангелов. Интересно, поток – это год или полный курс обучения? Надо будет спросить.

– Тома… это Тамара? – засомневалась царисса Дарья.

– Да, – кивнула девушка. – Но лучше просто Тома.

– Ангелы Тамара и… – вновь царисса остановилась в нерешительности. – Чапа – разве имя?

Я признал:

– Прозвище.

– А имя?

– Вася.

Она принялась излагать дальше:

– Ангелы Тамара и Василиса до нового распоряжения становятся воспитанницами школы. Прошу приветствовать новых воспитанниц, единственных в своем роде!

Из-за шума ободряющих выкриков никто не услышал моего возмущения. Какая, к черту, воспитанница Василиса…

От жуткого толчка локтя в ребро язык едва не превратился в самостоятельный орган. Взвыв, я накинулся на Тому:

– Ты чего?!

– Не рыпайся. Еще не понял? – злой змеей прошипела Тома. – Ангелы – не дети. Ангелы – женщины.

Глава 8

Совсем в другом свете пролетело одно за другим недавнее. И пазлы сложились в картинку.

Начнем с того, что Гордею наша четверка представилась как «два и два». Не мы, он сам настоял на этой формулировке. Так увиделось со стороны. Еще бы, на первый взгляд не отличишь. Волосы у меня достаточно длинные, лицо чистое – усы с бородой нескоро проклюнутся. Сложение тщедушное, нескладное, у худеньких девочек моего возраста часто бывает. Голос высокий, кадык, что выстреливает со сломом голоса, ждет своего часа. Даже представляя себя как «он», для других я был ангелом, что тоже мужского рода. Мы же говорим: диктор Екатерина.

– Все свободны, – царисса Дарья начала разворачиваться, чтоб уйти, но… – Тома и Чапа, а вас я попрошу…

…остаться, вспыхнуло в голове голосом артиста Броневого.

– …зайти через минуту, – закончила царисса, чуть помедлив.

Несколько шагов, и она скрылась во внутренней анфиладе, где в противоположной от ученических комнат стороне располагались ее гостевые покои.

Убедившись в ее уходе, дядя Люсик выпрямился до стойки караульного у Кремлевской стены. Сделал морду кирпичом. И… щелкнул вслед цариссе воображаемыми каблуками на своем сыромятном подобии сапог. Глаза его смеялись.

Ничего не понимаю. Словно происходящее напомнило ему тот же фильм, и он спародировал часового у дверей рейхсканцелярии. Если так, то… совсем ничего не понимаю.

Но как-нибудь докопаюсь. Когда разберусь, чем грозит подобное любопытство. Пока же не оставляло ощущение, что вот-вот из дверей выскочат друзья, родители и члены съемочной группы, и на все поле прозвучит столь желанное:

– Розыгрыш!

Увы, не прозвучит. Машинально держась друг друга, отчего локти периодически соприкасались, мы с Томой отправились за цариссой. Тома шептала:

– Утром спросила Карину, почему сейчас в школе только девочки, где же мальчики. Она меня чуть не побила. Образование для мальчиков – грех. Им запрещен вход на территорию школы, нарушителю – смерть.

Вот оно как. Мы вошли к Дарье. Царисса восседала на резном высоком стуле, который я для себя обозвал троном: до сих пор видел здесь только лавки да табуреты. Мужья, как всегда, болтались позади, создавая антураж. Больше никого.

– Садитесь, – приглашающий жест указал на две скамьи по разные стороны от входной двери.

Не сговариваясь, мы присели рядышком. Обстановка не блистала. Все старенькое, деревянное. Чуточку приоткрыта еще дверь, внутренняя, в другую комнату: виднеется край немудреной кровати, выделявшейся лишь размерами. Даже для походного домика скромновато. Наверное, это должно говорить в пользу цариссы. Бережет копейку, все для народа, экономика должна быть экономной. Что забыл? Ах да, власть – слуга народа.

– Почему в крепость вас везла Варфоломея?

Мы переглянулись. Ответил я:

– Не Варфоломея, а царевна Милослава.

– Какая разница, – равнодушно бросила царисса. – Так почему?

– Гордей пощадил нашего спутника…

– Чёрта, – перебив, поправила царисса. – И по закону заслужил смерть.

Хорошо, что Тома смотрела в пол. Глаза не выдали удивления: я упомянул только про одного спутника.

– Именно так и случилось.

Весь мой облик свидетельствовал, что готов поклясться чем угодно: говорю правду, только правду и ничего кроме правды. Пусть не всю правду, но об этом в формулировке ничего не сказано.

– Где черт сейчас? – упал следующий вопрос.

– Сбежал.

– Где и когда?

– Рядом с причалом. Сразу же.

– При этом побил трех бойников, – горделиво прибавила Тома.

– Ясно, – произнесла царисса. – Какие-нибудь просьбы будут?

Сразу подумалось про единственный общий туалет. Уже открывал рот, как вспомнил, что я теперь девочка. Челюсть со стуком вернулась на место.

– Что ты хотела сказать, Чапа? – заметила попытку царисса Дарья.

Меня передернуло. Томина рука нашупала мою и сжала.

– Спасибо, нас все устраивает, – отчеканил я.

– Все-все? – Уголки глаз цариссы собрались в хитрые морщинки. – Так не бывает.

– Хорошо, меня не устраивает туалет, – выпалил я.

Царисса удивленно подняла голову, затем одну бровь:

– Никто не жаловался. Чем же?

Пальцы Томы, обратившейся в соляной столб, до страшной боли впились в мои. Но я продолжил:

– Горшки. Что за детский сад? Нельзя выкопать ямку и сделать дырки в полу?

Девушка шумно выдохнула. Царисса покачала головой.

– Большие уже, пора хоть иногда думалку включать. Требования гигиены. Начиная от запаха, и… лучше не продолжать. Горшок можно вынести и вымыть, яму из помещения не вынесешь.

Я смущенно сдулся. До изобретения слива сортиры всегда находились вдали от жилья. Так опростоволосился…

– Еще вопросы-просьбы будут?

Промолчали.

– Пока свободны, – заключила царисса.

Мы отправились продолжать занятия. Теперь их вел мужчина, войник цариссы, сопровождавший нас в пути. Треугольная фигура говорила об упорных тренировках без жалости к себе. Из-под чешуйчатой юбки виднелись покрытые шрамами ноги. Из-под шлема глядели строгие и одновременно брызжущие жизнелюбием глаза. Меч в ножнах висел настоящий, но преподаватель им не пользовался.

– Добро пожаловать, новенькие. Берите учебное оружие, подключайтесь. Раз вы здесь, выучим молитву бойца. Кто уже знает, повторим. Кто прекрасно знает, прочувствуем. Алле хвала!

Девчонки окружили войника со всех сторон, и ему приходилось постоянно поворачиваться, чтоб не терять визуального контакта со всеми. Мы с Томой втиснулись между сестер Варфоломеиных. Зарина радостно подвинулась. Карина, тупо глядя вперед, не тронулась с места. Понеслось размеренное, хором и с перерывами:

– Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!

– Я возвращу свою жизнь Алле-дарительнице побед, да простит Она нас и примет, но пусть Она не даст мне умереть с позором.

– Победа – сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки. Недобор в любой из составляющих – смерть.

– Я буду заставлять себя заниматься день и ночь, буду изнемогать и не обращать внимания на боль, ибо кто победит: кто умеет, или кто знает, как это делается?

– Меня бьют и будут бить, пока я это позволяю. Я не позволю меня бить. Я буду бить первым.

– Зашита и оборона – отсроченная смерть. Удар в ответ на удар – беспросветная глупость. Бой должен заканчиваться в один удар. И он должен быть моим. И он будет моим. Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!

Кончилось. Пока переводили дух, кто-то из тринадцатилетней мелюзги поинтересовался:

– А если сражаются два отряда? К примеру, если держишь оборону въездных ворот. Ведь из строя не выскочишь. Первым не ударишь. Какие приемы лучше? Те, с прошлой недели, подойдут – отражение и контратака?

Повернувшийся к ней лицом войник задумчиво пошевелил губами.

– Знаете, – громко сказал он, – в реальной схватке все эти выверты с притопами не пригодятся. Не сможете их применить, в нужный момент не хватит ни силы, ни размаха, ни точности. В бою стенка на стенку удары в основном короткие и вертикальные. От них же нужно уметь защищаться. В первую очередь опасность грозит плечам и голове.

– На голове будет шлем! – радостно придумала одна мелкая и шибко умная, задрав курносый носик.

– Шлем защитит от оружия, но не от силы удара. Даже краткое выпадение из сознания с последующим медленным восстановлением – прямой путь на тот свет.

Всеобщее недоумение:

– Что же делать?

– Слушать команды старшего. Только так можно победить превосходящего противника. Только дисциплиной и верой в командира. Стая щенят под руководством матерого волка всегда одолеет стадо волков под командой щенка. Теперь давайте повторим ранее пройденное. Кристина, какие бывают мечи?

Ученица со стянутыми тесьмой черными кудряшками бодро отрапортовала:

– Разделяются по длине, по весу, по форме, по остроте и месту заточки.

Войник перевел взор на ее соседку, невзрачную серенькую мышку, старавшуюся спрятаться среди остальных:

– Феодора. Как различаются по длине?

Глянув исподлобья, девчонка ответила:

– Короткий, средний, длинный.

Знает. А выглядела как не выучившая урок. Внешность обманчива, однако.

Войник вызвал другую, столь же златовласую как Зарина:

– Александра, а по весу?

– Одноручный, полутораручный, двуручный.

– Правильно. – Лицо преподавателя обратилось к Варваре: – Теперь – по форме.

– Прямой, изогнутый, кривой, гнутый в обратную сторону и двоякогнутый.

– А по заточке? – Мужчина провернулся на каблуках, жесткий палец указал на стоявшую позади худышку. – Фрося.

– Заточенные сильно или слабо, с одной стороны или с обеих.

– О чем забыла? Кто скажет?

– Заточка может быть по всей длине клинка или только в отдельной части, – медленно, словно нехотя, сообщила Аглая.

Доброжелательная улыбка войника мгновенно протухла. Он вынужденно кивнул. Видимо, знал, что Аглая знает, и спрашивал других, которым требовалось подтянуть знания. Но Аглае он ничего высказывать не стал.

– Почему мы занимаемся только с прямым-коротким-обоюдоострым? Софья.

Испуганно хлопнув глазами, одна из целой череды ничем не примечательных девочек проинформировала плаксивым голосом:

– Вес и длина подходят возрасту. И распространены такие мечи больше всего.

– Отлично. С каким оружием лучше всего сочетается одноручный меч? Марьяна.

– С щитом, кинжалом, топором или вторым мечом. – Невысокая стройняшка знала предмет на пятерку. Отвечала четко, звонко, глядя в лицо преподавателю. – Если у человека двуручие, его еще называют корявым словом амбидекстрия, два одинаковых меча – наилучший выбор.

– У нас есть амбидекстры? – осведомился войник, совершив головой полный круг. Провернувшиеся каблуки сапог при этом вырыли небольшую ямку. Тело осталось вертикальным, доспехи даже не звякнули. Ему бы в балет. Хотя… С такой шикарной пластикой при таком весе ему и в войниках неплохо.

– Ну ладно. – Выслушав долгое молчание, войник вернулся к основной линии урока. – Чем меч, как личное оружие, отличается от копья, булавы и боевого топора, Глафира?

Романтическая особа, не сводившая с преподавателя глаз, набрала воздуха в налившуюся не по годам грудь:

– Копье ломается, бессильно в ближнем бою и не всегда под рукой – например, на кухню с собой не возьмешь.

– Или в уборную, – съязвила склонная к полноте высокая девица.

– Тоня, продолжи, – строго глянул на нее мужчина.

Та пожала плечами:

– Булава и топор – оружие нападения, и только мечом можно одновременно и нападать, и защищаться.

– Какими способами? Ираида.

– Рубить, колоть, подрезать.

Еще были Ярослава, Амалия, Любава… Сначала я пытался запомнить, кто есть кто, потом плюнул на это дело. Имя звучало за именем, но из памяти вылетало в ту же секунду. Плохо, когда много и сразу. Кстати, это правило применимо вообще ко всему.

– Почему сильнозаточенный меч не всегда благо? Феофания.

– Острота поможет только при краткотечном бое…

– Стоп, хорошо. Клара, почему?

– Меч зазубрится.

– Анна, что будет с таким мечом?

– При последующей заточке утоньшится и в следующем может сломаться.

Войник довольно поднял руки.

– Хорошо. Теперь к практике. Парное упражнение, – скомандовал он. – Разбиться.

Начался разброд. Каждый искал себе пару по весу и умению. Я повернулся к Томе, но раздался голос Аглаи:

– Чапа со мной!

Карина облегченно выдохнула и подхватила женственно-чувственную девчонку, названную, помнится, Глафирой: младше навязавшейся напарницы, но уже обретшую выразительные формы, довольно крепкую, дылдастую, и оттого казавшуюся почти взрослой.

Тома встала с Зариной. Так парами мы двумя колоннами вышли из ворот школы. Снаружи бойники приготовили тренажеры, по одному на каждую пару. П-образные жерди, в середине с которых свисало нечто похожее на человеческую фигуру. Подвесные груши из стволов дерева местами были обвязаны сеном: отрабатывать удары в мягкое.

– Встаньте с противоположных сторон к чучелу, – приказал войник.

Исполнили.

– По команде наносить удар. Три условия: делать это сильнее противника, быстрее противника и оставаться вне поля зрения противника. Раз!

Не все среагировали. На «два», «три» и далее результат улучшился. Аглая очень старалась. Странно, но мне удавалось не хуже: что-то все же осталось от былых ненавистных проб, отвлекавших от компьютера. Или более стремительный темп жизни сказывался, когда одновременно ищешь инфу в инете, говоришь по телефону, киваешь знакомым, обходишь длинным маневром плохую компанию, стараешься не вляпаться в собачьи подарки, увертываешься от проносящихся автомобилей и невредимым являешься на занятия, а потом с занятий домой. Не чудо ли с точки зрения здешнего патри… матриархального менталитета?

Когда моя скорость начала превосходить противницу, условия задания поменялись.

– Теперь без команд, – объявил учитель. – Работаете поочередно: одна бьет, вторая угадывает, работает на опережение, держит диагональ. Через пять ударов меняетесь.

Все-таки махать палкой – мальчуковое занятие. У меня получалось все лучше и лучше. Врожденное это у нас.

Аглая сначала хмурилась, потом похвалила:

– Весьма неплохо для новенькой. До сих пор интересных партнерш для спаррингов у меня не было.

Рядом возник дядя Люсик.

– Перекур, – сказал войник. – Занятие окончено.

Он ушел. Дядя Люсик погонял нас три круга вокруг школы, потом, дав отдышаться, отвел в конюшню и долго мурыжил тонкостями аллюров и прочих галопов. Настало время обеда. После обеда снова лошади, теперь отличия гнедых, буланых, каурых, вороных и всяких игреневых. О саврасой масти я знал только, что какую-то известную кобылу… или жеребца звали Савраской. Особенно понравилась чалая: с вкраплениями белого в волосах. Я назвал ее мелированной. Лошадиные масти нам с Томой были внове, остальные скучали.

Затем пошла практика. С умелыми всадницами занимались войники и войницы Дарьи, с остальными все тот же папринций. Само собой, мы с Томой попали во вторую группу. Из солидарности и верности долгу Зарина осталась с нами. Выезжали в рощи и в поле, в сопровождении старшего пронеслись туда-обратно по дороге. Доехали вплоть до развилки, где увидели странную процессию монашек, запахнутых в кроваво-красные плащи с капюшонами. С вещевыми мешками за плечами. Этакие бойники женского пола, только с открытыми лицами. Неправильно сказал: лиц в глубине капюшонов видно не было, для этого требовалось спешиться и специально заглянуть.

Ужина едва дождались, съели все и попросили добавки. Нам дали. Обслугой всегда были бойники. Кажется, они и готовили. Молча выполняли все просьбы, лиц не показывали. Интересно, почему они всегда в масках? Обет такой дали?

Маленькая нужда доставляла проблемы. Трудно выбрать момент, когда в нужном месте свободно. И совершенно невозможно предсказать, не войдет ли кто-то в процессе.

Со смущением попросил Тому посодействовать.

– Постоишь у входа, а если вдруг кто, подай знак.

– Какой? – взвеселилась она, вникнув. – Песенку спеть? «Журчат ручьи»?

– Любой звук. Кашляни, чихни, стукни в стену. Обратись к подходящему с вопросом. Поскользнись, если что. Вспомни классическое «Шъёрт побьери».

– Вот еще. Хорошо, подежурю. Давай, быстрее.

Только пристроился, донесся кашель и стал удаляться. Я успел присесть над агрегатом, опустив полы рубахи до пола и стянув перед собой. В уборную влетела скромненькая незаметная ученица по имени Феодора. Худенькая тихоня с цепким взором, она обладала самыми сильными ногами в потоке: в беге ей равных не было. Больше ничем не выделялась и, как понимаю, не особенно хотела.

Ошарашено глянув, Феодора удалилась. В успешной маскировке я был уверен. Значит, не любит компании в таком ответственном деле. Не то, что некоторые, которые все остальные.

Томы уже не было. Пройдя пять шагов, обнаружил Феодору, застывшую у окошка с отсутствующим лицом. Даже забыла, зачем пришла.

– Проблемы? – дружески поинтересовался я.

Ее лицу вернулась осмысленность. Взгляд поднялся из неведомых глубин. В нем плескалась боль.

– Плохие известия из дома. Отец Касьян сообщил, что отца Гордея убили.

В моей голове щелкнуло.

– У тебя как фамилия?

– Фамильное имя? Евпраксина. Пишут, что отец Гордей покаран за нарушение закона. Не верю. Не мог он. Просто не мог. Не такой человек. Найду того, кто его довел… с живого кожу сдеру.

Вспомнив, где стоит, она кивком поблагодарила за сочувствие и ушла в уборную.

Меня передернуло. Вот как могут аукнуться наши благие намерения и не продуманные на сто лет вперед поступки.

Было еще светло, но учеников почему-то оставили в покое. Дали задание на завтра: сочинить историю о борьбе добра и зла. Сказку, миф, притчу. Чего, а этого добра у меня навалом. Не стал даже заморачиваться.

Ух, впервые – свободны. Не так, чтоб совсем, нас попросили оставаться в комнатах до приглашения. Куда-то. Опять тайны.

Накопившаяся усталость, непривычные нагрузки, новые впечатления и ощущения… Я провалился в тягучую дрему. Зарина, как потом выяснилось, умчалась к сестре, поболтать и узнать, в чем дело.

Время шло, мне снились безмятежные сны. Вдруг заштормило. Тормошила Зарина:

– Наша очередь! А она говорит, что пойдет с тобой!

Вскочив и бездумно совершив несколько разновекторных шагов, мой организм снова рухнул на лежак.

– Куда очередь? Кто говорит?

– Она. – Зарина с обидой указала на привалившуюся к косяку Тому. – Сегодня купальный день. Покомнатно. Наша очередь.

Ее ручки попытались поднять меня с постели. Тома кисло выдавила:

– Зарина, иди с Кариной. Так надо.

– А. Ага. Да, – согласился я.

Всем видом выказывая недовольство, Зарина вышла.

– Прости. – Тома присела на край моего лежака. Ее пальцы нервно забарабанили. – Я подумала…

До меня дошло.

– Спасибо. Это была бы катастрофа.

Глядя в противоположную стенку, Тома кивком приняла благодарность. Мы так и сидели, не шелохнувшись и не вымолвив ни слова, когда нас позвали.

Стараясь не смотреть друг на друга, проследовали в помывочную. На входе одна из школьных женщин, чье назначение так и не было нами определено, выдала льняные полотенца и по кусочку самоварного мыла. Может, завхоз?

– Неужели нельзя мыться по необходимости, а не по команде? – хмуро пробурчал я.

– Мойся когда хочешь, – прошептала Тома. – Но воду греют раз в неделю. И тогда будь добр, отмывайся по-настоящему, независимо от желания.

И вот мы у бочек со специально подогретой водой.

– Ты – туда, – указала мне Тома на правую стену, поворачиваясь налево.

Я понял. Уставившись в эту стену, скинул вещи, залез в огромную бадью, вымылся, вытерся и вновь оделся – ни разу не обернувшись.

Девушка еще плескалась.

– Потрешь спину? – нежданно вдарило по мозгам.

– Конечно, – после невозможной паузы все же вылезло из меня.

Пришлось обернуться. Тома сжалась в воде, выставив лишь необходимый фронт работ.

– Прости, – сказала жалобно, – нет двуручных мочалок. Я так привыкла…

Собственно, мочалок не было никаких. Что ж. Мои руки мыльно потерли, потом поскребли, снова потерли, а затем пригладили теплой водичкой нежную кожу.

– Спасибо.

На языке сидело гадкое «Обращайтесь» и еще более противное «В карман не положишь».

– Не за что, – выдавил я и вышел.

Надувшаяся воздушным шариком соседочка, увидев меня, состроила уничтожающую рожицу. Губки поджались. Тело обидчиво отвернулось, выставив не менее обиженную кривляющуюся попку. Дескать, вот тебе, а не общение с замечательным человеком.

Прекрасно, можно раздеться и лечь без напряга. Спокойной всем ночи.