Текст книги "Опалы для Нефертити"

Автор книги: Петр Бобев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава XIII

Эхнатон сдержал обещание. Когда Мария передала ему марлевые мешочки, полные насекомых, он погрузил их на вертолет и полетел, чтобы выпустить насекомых за пределами мертвого пояса пустыни, который окружал большой оазис Алис-Спрингс. Вернулся он скоро и на этом же вертолете отвез ее с братом в Аделаиду. Вместе с ними прибыли туда и черные опалы, которые он им обещал, сваленные в ящики, словно уголь. Только Бурамара отказался ехать с ними. Ничего не объясняя, он остался там, в подземном Ахетатоне. Он вышел проводить их и мрачно смотрел, как вертолет поднимался над плато.

Казалось, Мария все позабыла: и Алису, и лагерь старателей с кровавыми преступлениями, и подземный египетский город, и белую смерть растений, когда-то встревожившую ее. Или же старалась забыть все это, угнетаемая скрытой болью и страхом в сердце.

Но вот однажды в газете, на последней странице появилось краткое сообщение: «В Квинсленде, возле Барановых водопадов, лес начал сохнуть по необъяснимой причине».

На другой день промелькнула еще одна заметка: «Неизвестная болезнь опустошает виноградники и фруктовые сады на полуострове Эйр».

Затем целую неделю не было никаких известий. Даже Мария забыла об этом, увлекшись играми и развлечениями, не говоря уже о других людях, которые понятия не имеют о болезни растений и ее страшных последствиях.

Лишь на десятый день в сельскохозяйственной рубрике агроном из Перта описывал появившуюся в его районе болезнь, похожую на острый хлороз, нечто вроде растительной анемии, приводящей к общему ослаблению и смерти растений. А так как почвы этого района получали вполне достаточно азота в форме искусственных удобрений, а железо имеется а избытке во всех австралийских почвах, агроном выдвинул предположение, что это явление объясняется нехваткой калия.

Но уже через неделю профессор Уотсон, преподаватель Марии по вирусологии, выступил с обширной публикацией в Ботаническом журнале, где после ряда ссылок на ограниченность времени, которым он располагал, делал вывод, что обесцвечивание растений могло быть только результатом воздействия нового неизвестного вируса или обострения по неизвестной причине уже существующей болезни.

Общественность все еще пребывала в неведении. Люди не видели связи между какой-то болезнью растений и угрозой существованию всего человечества. Многие впервые услышали, что деревья и травы болеет. Однако все же было составлено несколько правительственных комиссий, которые должны были изучить вопрос на местах.

И вдруг бедствие разразилось подобно взрыву. Каждая из комиссий ежечасно передавала по телефону ужасающие известия. Местные газеты забили тревогу. Центральные разослали во все районы своих корреспондентов. Болезнь растений оказалась столь сенсационной, что игнорировать ее стало невозможно. С последних страниц «белая гибель» незаметно перешла на первые, хотя все еще и уступала известиям о разводах кинозвезд, скачках и гангстерских нападениях.

Раньше официальных властей, раньше общественного мнения биржа, подобно чувствительному барометру, отозвалась на признаки надвигающейся катастрофы. Акции банков, финансировавших фермеров, стели резко падать.

В эти дни Мария встречала в газетах имя Тома Риджера. О нем говорили как о единственном покупателе обесценивающихся акций. Естественно, сам он на бирже не появлялся. Биржа – храм самого могущественного бога, бога денег. Сделки совершали биржевые маклеры, получавшие за свои труды крохи от огромных прибылей этого финансового воротилы.

Начались массовые банкротства. Разорившиеся банкиры бросались вниз с Сиднейского моста или же пускали себе пулю в лоб. Фермеры спешно распродавали имущество и вкладывали средства в другие предприятия, лишь бы не связываться с сельским хозяйством.

Соединенные Штаты и Англия отказались покупать какие-либо австралийские продукты растительного происхождения. Это вызвало новые потрясения на бирже. Неоднократными девальвациями правительство попыталось поддержать курс национальной валюты. Но несмотря на все меры, несмотря на то, что были пущены в ход все золотые запасы, а добыча золота достигла небывалых размеров, австралийский фунт обесценивался с неслыханной быстротой.

И тогда в газетах появилось сенсационное сообщение об исчезновении Тома Риджера. Он пропял, словно сквозь землю провалился.

Если сначала панику вызвало прекращение экспорта, что нарушило платежный баланс страны, то сейчас неожиданно разразилось новое бедствие – паническое запасание продуктами. Все, у кого было хоть немного скопленных деньг, бросились скупать продукты питания. Цены на них подскочили баснословно. Богачи строили в своих дворцах бетонные убежища и набивали их пшеницей, фасолью, рисом, кукурузой. Одни делали это в надежде нажиться на спекуляциях, другие – попросту из малодушия.

Власти ввели карточную систему, хотя все сознавали бесполезность этой меры. Карточки служат для того, чтобы хоть в какой-то мере ограничить потребление продуктов до нового урожая. А сейчас никто не ждал никакого урожая. Черный рынок ширился подобно пожару.

Эмиграция усилилась. Пароходные и авиакомпании заламывали неслыханные цены за билеты. И тут пришло еще одно зловещее сообщение. Стало известно, что все страны мира отказываются принимать австралийские самолеты и корабли. И, разумеется, австралийцев тоже. Но и эта мера, как и все прочие, задала только бедных. Оказалось, что к этому времени все миллионеры со своими семьями и своими миллионами успели покинуть страну.

Страна, которая до сих пор экспортировала пищевые продукты, вынуждена была теперь ввозить их. Но в условиях строгого международного карантина и это оказалось практически невозможным. Ни один корабль не осмеливался пришвартоваться в австралийском порту. Товары перегружались на лодки, которые потом не возвращались обратно. Самолеты сбрасывали товары на парашютах. Проблема обеспечения питанием десяти миллионов жителей континента казалась неразрешимой.

И голод ударил прежде всего по самым бедным. Вспыхнули эпидемии туберкулеза, дизентерии, тифа. На улицах собирались толпы людей, рыскающих в поисках хлеба. Поначалу полиция легко разгоняла их. Но с каждым днем схватки становились ожесточеннее. Полицейские, сами не богаче демонстрантов, переходили на их сторону. Все чаще озверевшие от голода шайки убивали охранников на государственных складах и растаскивали продукты.

Крум, вспомнив о своей бывшей профессии, стал шефом полиции Мельбурна. Целыми сутками он не возвращался домой, пытаясь справиться с бандитизмом. Он получил сведения, что во главе гангстерского треста, объединившего преступников, стал прогоревший на биржевых спекуляциях Том Риджер. Крум Димов поклялся поймать этого негодяя, чтобы свершилось правосудие, пусть даже запоздалое и бесполезное.

Однажды перед Марией появился Том Риджер, словно вырос из-под земли. Как ему удалось проникнуть в ее убежище?

– Мисс Мария! – сказал он. – Я – самый могущественный человек в Австралии. Один только я могу вас спасти. Моя подводная лодка ждет недалеко от берега. Мы отправимся с вами на необитаемый остров… Как Адам и Ева…

Девушка направила на него пистолет.

– Вон! – закричала она. – Убирайтесь!

Он зло ухмыльнулся.

– Хорошо! Не хочешь, так подыхай здесь с голоду.

Снова потянулись безнадежные дни. В складе с провиантом появились полчища мышей. Мука кишела червями. Зерно было изъедено жучками.

Пришел Крум, совершенно седой, и рассказал последние новости. Положение было катастрофическим. Не существовало ни власти, ни порядка. На улицах, словно дикие собаки динго, буйствовали шайки обезумевших людей. Появилось и каннибальство – сначала среди аборигенов. Но и белые не отставали от них. Вот уже неделю Крум преследовал шайку, сначала промышлявшую чернокожими, а со вчерашнего дня людоеды не гнушались и белыми.

И вот, совсем неожиданно, как недавно Том Эму, перед Марией появился Эхнатон. Попугай Кенатон, сидевший у него на плече, прокричал ей прямо в ухо:

– Падите ниц перед божественным фараоном!

– Нефертити! – изрек Эхнатон торжествующим голосом. – Я добился своей цели. Белая гибель перебросилась в Новую Гвинею. Добралась она уже до Индонезии и Новой Зеландии. А оттуда совсем недалеко до Азии, Европы и Америки. Через месяц эпидемия охватит весь мир.

Он шагнул к ней с протянутыми руками.

– Пойдем со мной, Нефертити! Мы будем одни во всем мире!

Вот и этот тоже – Адам и Ева!

Она отступила назад.

– Не прикасайтесь ко мне!

А он наступал на нее со злорадной, победоносной ухмылкой.

– Чудовище! – вскричала Мария и проснулась в холодном поту.

У ее кровати действительно стоял Эхнатон.

– Нефертити! – произнес он. – Ты должна спешить! Слишком много чужих людей появилось возле моих владений. Мы должны опередить их.

Полусонная, она оглядела комнату. И вспомнила все: как захлопнулась каменная дверь за фараоном в пороховом погребе, как чернокожие схватили ее, и, не связав, принесли сюда, предложив пищу и медовый напиток…

Потом она заснула. Никогда еще она так не спала, не видела снов таких ярких и таких навязчиво реальных.

– Чего вы хотите от меня? – вяло спросила она.

– Насекомых, побольше насекомых…

Да, именно этого он требовал от нее. Зараженных насекомых. Вот почему стол был заставлен сосудами и завернутыми в марлю коробками, горшками с цветами, также обмотанными марлей.

Странный сон вновь всплыл в памяти, как зловещее предупреждение.

– Нет! – Мария попыталась встать. – Я не согласна!

– Тогда вы умрете! И ты, и твой брат!

– Лучше уж это! То, чего вы от меня требуете, – ужасное преступление.

Эхнатон долго смотрел на нее пристально, с какой-то насмешливой искоркой в глазах, словно перед ним была обыкновенная тля. Наконец он произнес:

– В моей власти сделать из тебя послушное животное, которое будет покорнее моих рабов.

– Никто не может заставить меня!

– Я могу, Нефертити! Ты забываешь, что я – фараон, бог. Я могу все. Ты же знаешь, что еще тысячи лет назад египтянам был известен опиум.

– Я откажусь принимать его!

– Я уже дал его тебе. Поэтому сейчас ты гораздо спокойнее. Но я укрощу тебя полностью. Вместе с пищей каждый раз ты будешь получать опиум, а потом сама будешь ползать у меня в ногах, чтобы я тебе его дал.

– Нет!

Она не договорила. Мария почувствовала непонятную слабость, отсутствие воли.

Эхнатон заговорил своим ровным голосом гипнотизера:

– Тогда Белая гибель опустошила только Красную южную землю. Потому что ее остановило море. Наступил короткий период смерти, после чего с соседних островов вновь сюда переселились растения, животные и люди. Сейчас, когда есть корабли и самолеты, ничто не может ее остановить. Она охватит всю планету. Придет Великий период смерти…

И, не закончив, он вышел, горделиво приосанившись.

Мария осталась одна. Период смерти! Где она уже слышала это?

Взгляд ее остановился на пауке, который ползал неподалеку.

Периоды смерти! Она вспомнила. Об этом говорил ее профессор по палеонтологии – об эпохе великих вымираний, пересекшей историю жизни. Первая черная полоса наступила в конце силурийского периода, когда исчезли трилобиты, тогдашние властелины морей. Вторая – в пермском периоде, завершившаяся гибелью морских скорпионов, папоротниковых лесов и гигантских морских коньков. Третья – в меловом периоде, когда изменился состав лесов и прекратилось господство прежних властелинов мира – пресмыкающихся.

Не было ли бедствие, разразившееся три тысячи лет назад, о котором поведали иероглифы, началом четвертого периода смерти, но не всемирного, благодаря тому, что континенты уже отделились друг от друга и не были слиты воедино в общую сушу Пангею, по которой беспрепятственно могла распространиться любая болезнь растений или животных.

О, как ей хотелось спать! Мария лежала, закусив губы. Вот оно! Совсем так, как было когда-то! Где-то здесь плескались воды Мелового моря, отделяющие Западную Австралию от Восточной. А по его берегам росли странные деревья: огромные болотные кипарисы, беннетиты, похожие на современные пальмы; саговниковые деревья, араукарии, секвойи, гинкго, магнолии и древовидные папоротники. И все они были белыми, словно их облепили рои белых бабочек. Изголодавшиеся игуанодоны – гигантские ящеры с птичьими ногами, оканчивающимися копытами, с короткими передними конечностями, на которых большие пальцы превратились в острые клинки, бегали от дерева к дереву, безуспешно пытаясь утолить голод.

Третий период всеобщей смерти…

Огромный тиранозавр, способный проглотить дом, встал, словно кенгуру, на могучие задние лапы, опираясь на хвост, и наклоняется к ней, разинув пасть и яростно размахивая уродливо маленькими передними лапками…

Мария снова с криком очнулась.

Нет! Она не станет помогать этому! Надо бежать, бить тревогу, предупредить человечество! Пока не поздно, надо предотвратить Четвертый период смерти…

Сон снова придавил ее к постели.

Вокруг нее, над сахарными папоротниковыми лесами, зажужжали гигантские стрекозы. Из бездны моря выползли морские скорпионы, приближаясь на паучьих ногах к ней…

Глава XIV

Избитые и измученные, Том Риджер и Гурмалулу опять стояли в мрачном зале подземного дворца в ожидании приговора.

И вот со стороны трона прогремел знакомый голос:

– Несчастные, не ждите пощады!

Еще раньше, увидев Радужную Змею, Гурмалулу распростерся на каменном полу. Отвечал только Том:

– Я стал стрелять после того, как твои люди начали швырять в нас камни.

– Я не за это сужу тебя, а за убитую кошку!

– Я убил ее нечаянно, да и кошку ведь, а не человека!

– За человека тебя можно было бы простить. За кошку – никогда! Мои люди – это простые рабы, кошки же – священны, как символ луны – богини Бастет.

Том почувствовал, что губы у него немеют.

– Но я не убью вас сразу, – добавил Эхнатон. – Мы спросим богов. Если фа: ел Осириса вспыхнет сам по себе – значит, Верховный судья пощадил вас.

– Падите ниц перед чудом! Осирис вершит свой суд! – воскликнул фараон.

Том Риджер понял, что положение серьезно. От дикарей, их дикарских фокусов, зависит его жизнь. И он поспешил выполнить приказание и бросился наземь, но так, чтобы видеть то, что происходит вокруг.

Стражники тоже прижались лбами к каменному полу.

И вот по стене поползло блестящее светлое пятно, приближаясь к драгоценному светильнику, и остановилось на факеле. Смола задымилась и вдруг вспыхнула. Том проследил за направлением луча и увидел высоко в потолке, рядом с отверстием, золотой диск, отполированный до блеска. Ясно, это было вогнутое зеркало, собирающее солнечные лучи.

Чудо произошло! Значит, таинственный фараон, управлявший зеркалом, не желал их смерти. Он оправдывал милость к пленникам перед своими подданными. Но для чего? Том был готов на любые условия.

– Встаньте! – прогремел голос. – Смотрите на чудо. Осирис дарит вам жизнь.

Черные воины и Гурмалулу, разинув рты, смотре ли, как разгорается пламя.

Голос говорил:

– Эхенуфер, отведи их в темницу! Там они будут ждать моего решения.

И добавил, обращаясь, казалось, к самому себе:

– В сущности, мое прощение вас не спасет. Все оы навсегда освободитесь от страданий.

Стражники вывели пленников из храма. Упав, Гурмалулу сильно ушиб ногу и хромал, но не проронил ни стона, ни звука. Их втолкнули в камеру, где лежал связанный Бурамара. Каменная дверь захлопнулась, оставалось только упасть на ворох белого сена.

Прошло несколько минут молчания. Том Риджер не выдержал и с издевкой произнес:

– Значит и ты здесь, Бурамара, борец за правду?

Бурамара молча посмотрел на него.

– А где же другой правдолюбец, мистер Димов?

Следопыт пожал плечами.

– Его повели в одну сторону, меня – в другую.

Наконец Том задал вопрос, который его живо интересовал:

– А где мисс Мария?

– О ней я вообще ничего не знаю. С тех пор, как нас взяли в плен, так вот и лежу здесь, связанный.

Голос его звучал искренне. Но Том не мог простить ему того, что произошло.

– Значит, это ты, – злобно спросил он, – обвиняешь своего шефа в убийстве?

– Я – ищейка, вынюхивающая следы, – ответил Бурамара, – а виновен ли ты – это не мое дело.

– А ты бы чего хотел? – процедил сквозь зубы Том. – Чтобы мы позволяли сжигать наши пастбища, убивать наших овец, разворовывать наши урожаи? На большее вы не способны.

Бурамара не обиделся. Только белые имеют достоинство. Он коротко ответил:

– Это всем известно. Овца стоит дороже одного цветного. В Австралии овцы съели чернокожих.

Том согласился. Так оно и было. И не только в Австралии. В Англии тоже. Там ради пастбищ лорды согнали с земель крестьян. И многим из них пришлось эмигрировать в Австралию. А здесь их потомки из-за овец преследовали чернокожих.

Бурамара добавил:

– В Северной территории еще встречаются чернокожие, потому что там нет овец. А как только будут истреблены собаки динго, придут овцы. И тогда черным придется убираться.

– Ты ненавидишь белых. Завидуешь им.

Бурамара мог бы возразить, что не ненавидит ни белых, ни черных. Для него те и другие – родственники. Когда-то племя нашло в пустыне умершую от жажды белую женщину с ребенком на груди. Его воспитали как черного. Но что-то влекло его к белым. Он батрачил на ферме Джейн… Той, из-за которой он не мог даже смотреть на икону с изображением Мадонны…

Но Бурамара не искал сочувствия и замкнулся в себе.

Том Риджер не мог долго бездействовать. Он завозился в сене.

– Веревка режет мне руки! – простонал он. – А бог знает, до каких пор продержат нас здесь эти дикари!

И лишь тогда подал голос Гурмалулу:

– Нас могут съесть. Где-то возле гор Радужной Змеи живет старая Бугудугада. У нее столько собак динго, сколько пальцев на руках и ногах у одного человека. И она кормит их человеческим мясом. Что, если нас взяла в плен Бугудугада?

Том не стал его слушать.

– Надо отсюда выбираться! – вслух высказал он свою мысль. – Не доверяю я этому полоумному фараону.

Гурмалулу сидел, обхватив обеими руками распухшее колено, и молчал, уставившись в каменную стену лихорадочным взглядом. Том догадался, что несчастный алкоголик наяву видит обещанное виски.

Бурамара на спине подполз к Гурмалулу.

– Молчи! – прошептал он. Затем ухватился зубами за веревку. Развязать не удалось, тогда Бурамара перегрыз узел. Освобожденный Гурмалулу разминал затекшие суставы.

Бурамара перевернулся на живот и протянул ему связанные руки.

– Теперь меня!

Но Том Риджер его опередил:

– Нет! Сначала меня, я не могу больше ждать!

Конечно же, Гурмалулу выполнил волю хозяина, ловкими движениями он освободил руки Тома. Риджер ощупал карман, проверяя, там ли пистолет. Прикосновение к холодному металлу придало ему уверенности.

Снаружи раздались шаги, засов загремел и каменная дверь медленно отворилась. Все трое мгновенно бросились на подстилки, пряча за спиной развязанные руки. В камеру вошел тюремщик с едой. Он мельком взглянул на них, но ничего не заподозрил. Однако Том Риджер успел заметить, что взгляд дикаря на этот раз был еще более отрешенным. Похоже, что наркоман недавно принял очередную порцию опиума. План родился моментально. Словно зверь Том бросился на аборигена и еще в прыжке зажал ему рот. Через минуту тюремщик лежал на полу рядом с Бурамарой.

Том Риджер потащил за собой Гурмалулу.

Удивленный Бурамара крикнул:

– А меня почему не развяжете?

Том Риджер даже не обернулся. Вытолкнув из камеры своего заколебавшегося соучастника, он бросил через плечо:

– Нет времени!

Уже опуская засов, он добавил:

– Слишком много знаешь, вот почему. Скажи спасибо, что я не прикончил тебя.

И, не теряя времени, он устремился по коридору. Глаза скоро привыкли к темноте. Справа он увидел дверь другой камеры. Не там ли сидит Крум Димов? Или, может, Мария Димова? Он представил себе, как находит ее ослабевшую, освобождает и заключает в объятия.

Том открыл каменную дверь и вошел. Но это была не тюремная камера. Прямо перед собой он увидел гору ящиков, наполненных серым порошком. «Порох» – мелькнуло у него в голове. Для проверки он вынес немного порошка в коридор и поднес к нему зажигалку. Пламя вспыхнуло и тут же погасло, рассыпавшись множеством огненных всплесков.

Он заставил своего слугу взять один ящичек. Так он чувствовал себя увереннее. В случае опасности он подожжет фитиль и…

Они вышли в коридор. Том не знал дороги, плохо ориентировался в темноте. Да и спутник некстати хромал. Том понял, что заблудился, когда снова оказался на террасе над каньоном. Солнце ослепило их.

– Солнечный дух стоит на одной ноге, – прошептал Гурмалулу. – А другая зажата между небом и землей, на горизонте. Как же он поднимается так высоко на одной ноге?

Они потеряли много времени. Но сейчас уже знали, куда им идти. Судьба словно нарочно вывела их. Рядом находилось хранилище опалов. Том, не раздумывая, вошел в тоннель. Замешкался только в том месте, где плита ушла у него из-под ног, когда он преследовал чернокожих. Он осмотрел ее, заметив пустые щели между плитами. Первым заставил пройти Гурмалулу. Только после этого перепрыгнул через нее и двинулся дальше.

Вот и сокровищница!

Том остановился, ошеломленный. Эта дверь не похожа на другие.

Как открыть ее, не видя ни засова, ни замка, никакого другого приспособления.

Богатство манило, но не подпускало. Том взял у своего помощника ящичек, поставил возле двери, протянул фитиль. Поглощенный своим занятием, он не заметил черного фараона, который, ступая словно кошка, появился у него за спиной и поднял свое копье, целясь ему в спину. Спас закоренелого авантюриста прилетевший вслед за хозяином попугай. Увидев чужих людей, Кенатон прокричал сиплым голосом:

– Входит божественный фараон, сын…

Том Риджер молниеносно выхватил пистолет и выстрелил. Как обычно, не попал. Но прежде чем он успел второй раз спустить курок, Эхнатон исчез в боковом коридоре. Полицейский бросился за ним, но того и след простыл.

Ему не хотелось бежать с пустыми руками, хотя разум и подсказывал, что сейчас нужно спасаться, а потом вернуться снова с большим отрядом верных ребят, очистить подземелье от этого сброда и забрать все, а не только то, что можно унести с собой. Но чувства затуманивали разум. Он откроет склад, набьет карманы опалами и проложит себе путь среди врагов пулями.

Том, грубо встряхнув отупевшего Гурмалулу, потащил его к сокровищнице. Возле двери дал ему зажигалку.

– Слушай! – сказал он ему. – По моему приказу зажжешь конец фитиля! И беги ко мне!

Гурмалулу послушно склонился над смертоносным зарядом, а Том Риджер отбежал, готовый преградить путь дикарям, если те попытаются напасть.

– Зажигай!

Гурмалулу поднес огненный язычок к фитилю, но не успел Том крикнуть: «Беги!», как плита с грохотом перегородила коридор, отделив его от слуги и сокровищ.