Текст книги "Белый лоцман"

Автор книги: Петр Бобев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

13

Белый вертелся около острова, но не решался подойти поближе. Его острый слух улавливал сквозь водяные массы шумное дыхание касатки и ее звучное фырканье.

Пронеслось стадо тунцов. Самыми последними тащились, стараясь не отставать, хилые и больные рыбы с тусклыми глазами и матовой, потерявшей блеск чешуей.

Дельфин врезался в хвост косяка и проглотил отстающих.

Наевшись, он опять поплыл к острову, но и на этот раз вернулся назад. Касатка все еще бесновалась среди волн…

Стемнело. Волны стали похожи на разлитую тушь. На востоке, из-за мутного горизонта выглянула огненная точка, начала расти, становясь кроваво-красной, и внезапно на небосклон выплыла луна. Ее перламутровые лучи посеребрили поверхность океана.

Белый – сонный, усталый – отдыхал, покачиваясь на волнах, которые с шепотом пробегали над ним. Луна то взлетала золотым мячом над горизонтом, то скрывалась за водяными хребтами, такая близкая, что, казалось, если подпрыгнуть, можно достать до нее, и в то же время такая далекая…

Однорукий!

Дельфин почувствовал толчки его мощного насоса. Дремота мгновенно слетела с него, хвост распенил волны.

Под ним, в сотне саженей от поверхности, легко, невозмутимо неслось огромное морское страшилище, как видно направлявшееся по подводному протоку к острову.

Что ему нужно там?

Страшась неизвестности и в то же время охваченный любопытством, Белый устремился следом за ним. Его звуковой прожектор, поймав своим мощным лучом уродливого гиганта, уверенно следил за ним в непроглядном мраке.

Вскоре дельфин приблизился к месту, где его друг упустил нож, и где лежал пойманный створками тридакны осьминог. Шум усилился. Послышался учащенный плеск водяных насосов, щелканье двух клювов, трение рыбьей чешуи, возня тяжелых тел на дне. Хлопнула раковина гигантской тридакны.

И больше нельзя было разобрать ничего. Под водой проплыли два других великана. Послышалось бульканье – это два кита ловили в глубине рачков и выцеживали воду сквозь свои роговые пластинки.

Как видно, воздух у них кончился. Рой пузырьков полетел с шипеньем кверху, затем выплыла Меченая со своим детенышем. Четыре фонтана забили со свистом над водой. Затем еще четыре и еще четыре при каждом вдохе и выдохе объемистых легких. Вода булькала в широких спинах так, как она плещется о подводные скалы. Детеныш потерся о мать, потом проплыл у нее над головой, нежно погладив ее всем своим массивным телом, и нырнул под нее. Хотя он был длиной в восемь метров и весил, наверное, не меньше чем целое стадо дельфинов – все-таки это было ее дитя, ее милая крошка.

Киты глубоко вдохнули воздух и опять нырнули вглубь, но маленький шалун, увлеченный охотой, отплыл от матери дальше чем следовало. Та сердито позвала его. Рев ее разорвал темную воду. Белый не только услышал его, но и ощутил всем своим телом, словно прикоснулся к электрическому скату.

Внезапно до Меченой донесся шум приближающейся касатки. Оба кита мгновенно всплыли на поверхность и затихли над волнами.

Может быть, она проплывет мимо, не заметив их! Может быть, не услышит их!

Мать коснулась длинной рукой малыша: «Тихо! Не бойся!»

Но касатка с гарпуном не дала обмануть себя. Она устремилась прямо к китику.

Меченая пришла в бешенство. Подпрыгнула над волнами и обрушилась на врага сверху всей своей тяжестью. Оглушенная ударом, ошеломленная неожиданным сопротивлением, касатка ушла под воду, но не отказалась от борьбы. Рассвирепевшая, запыхавшаяся китиха все еще металась над волнами, а кровожадная хищница снова оказалась около детеныша. Тот закричал тревожно и помчался к матери. И когда касатка, разинув пасть, уже хотела впиться в него зубами, Меченая настигла ее. Опять подпрыгнула и замахала своими мощными четырехметровыми плавниками. Под лунным светом вода забурлила, словно серебряный гейзер.

К горизонту поползли огромные концентрические волны, нанизанные одна на другую, будто черные водяные атоллы, которые все растягивались, растягивались и, наконец, исчезли, растворившись в темноте ночи.

Случайно рука китихи коснулась торчащего гарпуна и вонзила его еще глубже в тело касатки.

Хлынула кровь.

Разъяренная мать не останавливалась – ведь от этого зависела жизнь ее сына, – подпрыгивала, ударяла головой, плавниками, и касатка, ошеломленная материнской самоотверженностью, не устояла, обратилась в бегство.

В это время Белый, изумленный невиданной битвой, несся над волнами прямо к скалистому острову.

14

С юга стремительно налетела какая-то мутная свинцово-серая стена и охватила лодку своими влажными объятиями. Сделалось совсем темно. Море почернело, стало злым и грозным. О борта плескались смолистые ночные волны, и эхо этого плеска зловеще звенело в нависшем тумане.

Что было впереди, что было за ним, где он находился сейчас? Где остался остров?

Нет, больше у него нет сил!

Человек опустил руки. Какой смысл выгребать воду, бороться? Ведь в конце концов он все равно утонет. Разве можно найти остров в такой тьме?

Вода подбиралась к нему, словно липкие щупальца, холодные, беспощадные, которые обвивали его, чтобы утащить вниз… Холодная, как медуза, убийственная слизь! Смерть!

Он опять начал судорожно вычерпывать воду.

Холодные щупальца соскользнули с его ног. Противная черная слизь отступила за борт, чтобы набраться новых сил; отступила на мгновение, но не сдалась.

Сейчас за весла. Но куда грести?

Все равно куда, лишь бы не стоять на одном месте, а двигаться, знать, что он что-то делает, борется.

Борьба! Нелепая, бессмысленная борьба!

Вода снова поползла по его ногам. Рубашка на нем набухла от влаги. Ледяная дрожь сотрясала плечи.

Густая черная мгла подступала к нему со всех сторон. А он сидел в какой-то деревянной скорлупе среди черного ничто, заполнившего вселенную, черного ничто без начала и края. Двигался ли он или только покачивался на одном месте и понапрасну мучил себя, изо всех сил нажимая на весла?

Пустота эта проникла и в его сознание, вытесняя оттуда воспоминания, желания, заботы.

Не лучше ли бросить весла, прилечь на дне лодки, распустить натруженные мускулы и заснуть?

Покой!

А две девчурки? А бледная, измученная женщина? И он снова вспомнил минуты прощанья с ними, когда, окрыленный надеждой, он не задумывался над тем, что не каждый, кто уезжает в чужие края, возвращается оттуда богачом.

Жена его почувствовала в эти последние минуты, какая огромная ответственность ложится на ее хрупкие плечи, и, прижав к себе двух их малышек, робко шепнула ему: «Откажись! Мне страшно остаться одной. Пусть нам придется трудно. Но ведь мы будем вместе».

Вместе!

Увидит ли он их когда-нибудь? Увидит ли?

Волны шумели, напирая в дно лодки. Долго ли продержатся они – и она, и он? Под ним была лишь доска в два пальца толщиной, и та треснутая; только она отделяла его от страшной, таинственной бездны.

Жена и дети ждут его сейчас. Они получили письмо и знают, что он не разбогател, и все же радуются. Ведь он возвращается, они снова будут вместе…

А он…

  Неожиданно за кормой раздался какой-то всплеск.

Касатка!

Невольно он вцепился руками в мачту. Но нет! Почти задев лодку, над волнами подпрыгнуло белое тело с выпуклым лбом.

– Белячок! Ты! – только и смог вымолвить человек, и на глазах у него появились слезы.

Он протянул руку и погладил дельфина по спине. От радости тот высоко подскочил над водой, нырнул под лодку и, вынырнув с другой стороны, опять подпрыгнул.

За это время лодка успела наполниться водой, и человек снова схватил консервную банку.

А дельфин, не сознавая опасности, грозившей его другу, продолжал весело играть.

Вычерпав воду, человек устало опустился на сиденье.

– Белячок! Куда теперь! А?

Дельфин подплыл к борту и удивленно посмотрел на него своими умными глазами.

– Куда? Куда? – вздохнул безнадежно бедняга, почесывая пальцами его лоб

Белый приподнимал голову и терся ею о человеческою ладонь. Радовался, весело щебетал.

И вдруг, как бы поняв, что хотят от него, дельфин обогнул лодку и поплыл Отплыв немного, остановился и, дождавшись, когда лодка приблизилась к нему, продолжал свой путь

– Куда ты ведешь меня? – спросил вполголоса человек, и надежда, все еще тлевшая в глубине его души несмотря на все отчаяние, снова вспыхнула, подняла его голову, удвоила его силы.

Теперь он уже не боялся наткнуться на подводные скалы. Ведь дельфин даже в темноте чувствовал их и обходил, словно это было ясным днем.

Неожиданно Белый остановился. Глубоко внизу, в сотне метров под ними, передвигался гигантский кальмар. Вот он прошел мимо, но вскоре снова вернулся назад Почему он вертелся здесь, в этом подводном проходе? Осьминог и рыба-пила уже давно замолкли. Может, он искал другую легкую добычу?

Не подозревая о нависшей над ним новой опасности, человек выгребал воду, вновь наполнившую лодку, и с надеждой следил за своим проводником.

«Словно лоцман!» – думал он. – «Интересно, куда он ведет меня?»

И вдруг человек услышал приближающийся рокот. Что это? Гигантский водопад или артиллерийская канонада?

Подул ветер и разорвал завесу тумана; показались зубчатые скалы, о которые разбивался прибой, и в следующее мгновение лодка врезалась в песок тихого фьорда. Человек выскочил из лодки и привязал ее у берега. Потом поискал глазами своего спасителя, но не нашел. Белый исполнил веление своего сердца – помог другу – и снова вернулся в свою стихию, – подальше от коварной суши. Такова была эта странная, невероятная дружба! Дружба двух миров – человека и морского животного, случайно повстречавшихся на границе между сушей и океаном, обоих – пленников своей стихии, разлученных природой самим своим рождением…

Человек убрал парус и облизнул пересохшие губы. Сейчас бы глоток воды! С трудом передвигая ноги, он добрел до разрушенной хижины, опустился на влажные камни и тут же заснул как убитый от усталости и пережитого страха, от всего, что перенес за этот ужасный день.

15

На рассвете туман начал рассеиваться, сперва стал более редким, потом распался на несколько рваных облачков, которые заскользили по морской поверхности к югу, откуда и пришли. Солнце расплескало над океаном весь свой блеск, и он побелел, как молоко, а скалы, спины дремлющих тюленей и белые сонливые птицы покрылись золотым инеем. Столько золота – в одно океанское утро!

Разрезая, словно ножом, сверкающие волны, Белый приблизился к маленькому фьорду. Однорукий кальмар, всю ночь проблуждавший по протоку, наконец-то ушел в глубь моря, скрываясь от света.

Наверху, среди разломанных ящиков, укутавшись с головой в брезент, спал человек. Дельфин нежно прощебетал призывный сигнал своего племени, но Друг его не проснулся. Он крикнул второй раз, третий – напрасно.

В это время мимо него пронесся косяк сельдей, гудевший, словно рой встревоженных пчел, и Белый бросился следом за ними. Догнал, подпрыгнул, обрушился в самую середину, ударяя по воде плавниками, и стал с жадностью глотать оглушенных рыб.

Косяк повернул вглубь Дельфин последовал за ним, пролетев над гигантской тридакной. Избавившаяся от своего врага, она, приоткрыв раковину, опять беззаботно плескала своими жабрами. На дне валялись куски коралловых веточек, отломленных во время вчерашней битвы.

Жизнь текла по-прежнему. Терраса, еще недавно пустовавшая около плененного осьминога, сейчас снова ожила, сплошь усеянная морскими ежами, мидиями и звездами. Одна голая улитка, украшенная, будто пестрым мхом, разноцветной бахромой, не спеша грызла расцветшие кораллы. Два рака-отшельника боролись за актинию. Победитель не собирался съесть ее, а лишь прикрепить себе на раковину в качестве сторожа.

Белый мимоходом взглянул на все это и продолжал погоню за испуганными рыбами.

Почти у самого дна лениво плавала небольшая, окрашенная в черное и желтое рыба с каким-то особенным клювом и пожирала буйно разросшийся мох. Заметив дельфина, она стремглав бросилась кверху, к серебристому водному покрывалу. Белый пустился вдогонку. Другие рыбы, спасаясь, стремились спуститься поближе к дну, а эта. Он раскрыл рот и уже хотел было схватить ее, как вдруг она, достигнув поверхности, глотнула воздух и, перед самым носом ошеломленного преследователя, надулась, словно воздушный шар, – такой странный колючий шар.

Никогда до сих пор Белый не видывал подобного чуда.

Он покружил вокруг рыбы, оглядев ее со всех сторон, но напасть не решился. Как бы он проглотил ее – такую огромную! Вот если бы можно было поиграть с ней, как с черепахой – да колючки мешают.

Белый стал осторожен, не делал глупостей.

Повертевшись около странной рыбы еще немножко, он повернул обратно к фьорду.

Как приятно гладит рука человека, как успокаивающе звучит его голос! И как хорошо рядом с ним, единственным существом в мире, которого не нужно бояться, около которого можно не думать о бесчисленных врагах с их зубастыми челюстями, щелкающими, подстерегающими.

Как это приятно – жить ничего не страшась!

Солнце разгорелось – огненно-блестящее, а поверхность океана, покрытая едва заметными пенистыми морщинками, снова заискрилась: как растворенный опал – над рифами, как темный сапфир – в глубинах. Пассат гнал по небосводу вереницы перистых облачков, словно и в вышине, в лазури тоже колыхались покрытые белыми барашками волны.

Человек проснулся к полудню, сбросил с себя брезент и потянулся. И в тот же миг глаза его потемнели, на лице появилась какая-то безнадежная усмешка.

Значит он еще жив, еще борется?

Была бы у него вода! Хотя бы один глоток! Не больше! Только чтобы освежить потрескавшиеся губы, смочить пересохшее горло. Один глоток!.

Он где-то читал, что сырая рыба утоляет жажду. И, конечно, тогда не задумался над тем, верно это или нет. А сейчас…

Своей крохотной полотняной сетью, которую смастерил из какого-то грязного бинта, он вытащил несколько креветок. Затем нацепил их на удочки. Хорошо хоть, что здесь столько рыбы; она снует взад и вперед в водах прозрачного залива. Настоящий муравейник! Минут через пять лески дернулись. И одну за другой он снял с крючков пять кефалей. Отрезал им головы и, с трудом сдерживая отвращение, принялся старательно, как это советовали знатоки, разжевывать сырое мясо. Высосал сок из трех рыб, но больше не мог. Маслянистая жидкость была слишком неприятной на вкус, хотя, действительно, несколько освежала. Хочешь не хочешь, а надо было привыкать к подобному питью.

Долго ли придется ему так утолять жажду?

А в двухстах шагах от него, в заливе с пресной водой, Меченая терлась о белое дно, чтобы освободиться от оставшихся паразитов. Над ней, на поверхности, играл маленький китик и с детским упорством пытался перевернуться на спину.

Как странна иногда жизнь! Рядом был целый залив пресной воды, а несчастный утолял жажду соком сырой рыбы!

На сегодня хватит! Он намотал удочки и спустился на скалу, которая закрывала вход во фьорд. Собравшись с силами, вытащил лодку на берег и принялся осматривать ее. К счастью, повреждение было небольшое – всего лишь одна трещина в доске, которую легко можно было законопатить морской травой.

Успокоенный, снова обретший надежду вырваться с этого загаженного птицами острова, человек отправился собирать выброшенные приливом водоросли.

Неожиданно он остановился. Глаза его широко открылись от удивления и радости.

Кокосовый орех! С молоком внутри, свежим, прохладительным!

Он схватил камень и пробил скорлупу. Изнутри пахнуло запахом гнили. Кто знает, сколько времени носили волны по океану этот плод и, наконец, выбросили сюда, чтобы сыграть с ним такую злую шутку.

Понурившись, он поплелся дальше и тут заметил Белого, который дожидался его, плавая перед фьордом.

– Здравствуй, дружище! – сказал человек уныло, но дельфин при звуке знакомого голоса обезумел от радости, запрыгал, ласково защебетал и, выбрав защищенное от прибоя место, приблизился к берегу.

Человек принес оставшуюся рыбу и бросил ее дельфину. Тот поймал ее на лету и съел.

– Ну теперь за работу! – твердо сказал человек. – А то… так… без воды…

Хотя повреждение и было небольшим, он провозился над лодкой несколько часов, снаряжая ее в путь: законопатил пробоину, привел в порядок уключины, укрепил мачту. Один раз прервал работу и выпрямился.

– Плохо, Белячок! Плохо! – вздохнул он. – Жаль, не понимаешь ты меня! Слушаешь, а не понимаешь! Вот как будто бы товарищи мы с тобой, а ничего не знаем друг о друге. Ты – обо мне, о моем горе, и я – о тебе, – кто ты, как попал сюда, куда отправишься, когда мы расстанемся… Но в одном я уверен – не от добра и ты одинок… Дельфин вилял, словно собака, хвостом, не отрывая от человека умных, полных беспредельной преданности глаз.

Лишь к вечеру, когда все было готово, человек решил столкнуть лодку в воду. И тогда его босая нога наступила на раковину с большой жемчужиной. Потекла кровь. Рассерженный, он спихнул драгоценного моллюска в воду. Полуоткрытая раковина плавно опустилась на дно, и жемчужина внутри нее заискрилась огненным блеском.

Не подозревая, какое богатство он упустил, охваченный одним-единственным желанием – как можно скорее тронуться в путь, подальше от этого угрюмого острова, человек сел на весла и стал с осторожностью выбираться из прибоя.

Дельфин, словно догадавшись о том, что должен делать, направился к середине залива.

– Ей, лоцман! – крикнул ему шутливо человек. – Знай, – только на тебя и рассчитываю!

Белый подскочил и уверенно поплыл вперед.

Скалистый остров начал отдаляться и вскоре скрылся за водяными гребнями. Птичьи крики и лай тюленей затихли, заглушенные шумом волн.

В этот вечер туман начал стелиться раньше, чем всегда. Солнце еще висело над горизонтом, когда воздух помутнел, сгустился и белый пар, словно поднявшийся из глубин свинцового океана, окутал мир густой, непроглядной, стесняющей дыхание пеленой.

Внезапно дельфин вздрогнул. Навстречу ему стремительно неслось какое-то тело. И прежде чем он понял, что это за враг, перед ним очутилась рыба-меч, еще более озлобленная, чем всегда. Ее плоские синие глаза горели дикой ненавистью.

Белый нырнул под лодку и выплыл с другой стороны, а разъяренная рыба, доведенная до бешенства мучившими ее паразитами, увидев нечто, на чем она могла излить свою ярость, изо всей силы ударило в дно лодки. Острие насквозь проткнуло доску и выскочило около ног гребца.

Поняв, какую сделала оплошность, рыба попыталась высвободить свое оружие, но дерево не пустило, и тогда она в страхе забила по воде хвостом. Лодка закачалась резко накренилась, зачерпнула одним бортом. Человек вцепился в мачту.

Бешеная качка не прекращалась. Невольная пленница своей жертвы, разъяренная рыба металась во все стороны, и человек едва успевал выгребать воду, которая то и дело заливала лодку.

16

Однорукий не дождался ночи. Его мучил страшный голод. Трудно было добывать себе пищу одной рукой. А там, в тесном подводном ущелье, напоследок ему часто попадалась легкая добыча. Маленький злой мозг кальмара снова погнал его туда. Может быть, и сейчас ему посчастливится.

Плавно, как-то величаво-зловеще шестиметровое туловище всплыло, подобно живой торпеде, из вечного мрака океанских глубин. В огромных фосфоресцирующих глазах сверкали сатанинские огоньки. Перед ними извивались толстые щупальца, среди которых, как бы ощупывая дорогу, вытянулась исполинская рука.

Вокруг – мрак, черный, непроглядный мрак! Изголодавшийся, остервенелый хищник продолжал продвигаться все выше и выше, равномерно выталкивая воду из своей водяной воронки.

Навстречу ему выплыла чья-то горящая пасть, оскалившая загнутые во внутрь зубы, но в тот же миг отскочила в сторону. Стайка причудливых, покрытых светящейся слизью рыбешек, оставляющих за собой перламутровый след, будто загипнотизированная коварным блеском этих фееричных челюстей, устремилась к ним, как в летний вечер летят к зажженной лампе бабочки.

Кальмар равнодушно взглянул на них. Ведь он искал крупную добычу, которая утолила бы его голод.

Вот, например, такую!

И он, выбросив вперед свою длинную руку-лассо, коснулся спины глубоководной акулы с огромными выпуклыми глазами, которая пересекла ему дорогу. Но присоски не успели впиться. Лишь острые когти содрали кусок шершавой кожи – и все, а испуганная рыба метнулась назад и исчезла.

Что поделаешь! Последнее время он часто упускал добычу. А чтобы жить, надо было есть! Ему нужна была легкая добыча, но где найти ее? Ведь она не встречается на каждом шагу.

Впереди, во мраке, мерцало бледное бесформенное пятно. Приблизившись к нему, Однорукий увидел облако фосфоресцирующих микроорганизмов. Оно висело над какими-то крутыми террасами, засыпанными сугробами глубоководной тины. Двухметровый рак пробежал куда-то, а на дне, опершись на него своими длинными грудными плавниками и хвостом, стояли, словно треножники, несколько странных рыб и как будто не замечали его приближения.

Спокойные воды заволновались, потревоженные плывущим гигантским телом, и тинистые сугробы неожиданно обвалились и полетели вниз. Головоногое молниеносно отскочило в сторону от этой грязной лавины, сделавшей воду мутной, и поплыло дальше, продолжая разрушать на своем пути все попадавшиеся ему сугробы тины.

Скорее к проливу! Там ему обязательно попадется что-нибудь!

Его насос выбрасывал сильными толчками воду и нес его вперед, а ненасытный клюв алчно щелкал.

Незаметно мрак рассеялся. Разбежались вспугнутые тени. Черная мгла опустилась на дно, а вокруг разлился бледный голубоватый свет, в котором засновали в разные стороны стаи рыб.

А наверху, на серебристом водном потолке, кальмар заметил дно лодки с прикованной к нему рыбой-мечом.

Гигант, смущенный и ослепленный светом, нерешительно описал около нее круг и тут увидел, как неподалеку от лодки проплыл дельфин, а меченосец заметался еще яростнее.

И вдруг меч с треском переломился и искалеченная рыба, обезумев от ужаса, бросилась вниз, к спасительному дну. Но в тот же миг ловкие щупальца схватили ее в свои беспощадные объятия.

Догадавшись по внезапно прекратившемуся раскачиванию, что меч сломался, человек невольно вздохнул:

– Наконец-то!

Опустился на перекладину и вытер ладонью вспотевший лоб.

Но что это? Метрах в двадцати от лодки вода вдруг закипела. Из пены показалась, будто подводная лодка, спина чудовищного моллюска с огромными вытаращенными глазами, похожими на две горящие печки с открытыми дверцами. Гигантский пучок щупалец затягивал стальным узлом серебристо-розовое тело четырехметровой рыбы.

В первый момент человек оцепенел, и ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Затем он в паническом страхе загреб назад. Куда исчез дельфин?

Впрочем, зачем он ему? Какая от него может быть помощь? Сейчас…

Рыба-меч исчезла в кратере среди щупалец. Теперь слышался лишь скрежет ядовитого клюва. Покончив со своей трапезой, ненасытное страшилище опять вытянуло свою длинную руку, на этот раз к лодке. Схватило ее и подняло в воздух.

Несчастный полетел в воду. Оглушенный ударом, он лишился сознания и пошел ко дну. А кальмар, озверев при виде белой лодки, перебрасывал ее, словно игрушку, в щупальцах, пока наконец, не превратил в груду щепок.

 Кружившийся неподалеку Белый видел все, слышал шум падения человека. Привязанность взяла верх над страхом, и он бросился спасать друга.

Нырнул под него и скорее несознательно, инстинктивно, подставил, как это делают в таких случаях все дельфины, свою широкую спину под беспомощное тело.

Затем поднялся наверх и вынес утопающего на воздух. Человек начал оживать, взмахнул скованно руками, но снова потонул. И опять дельфин извлек его на поверхность.

Машинально, все еще не придя в себя после падения, человек вцепился руками и ногами в массивное тело своего спасителя, который ударил хвостом и понесся к острову.

Чудовище, увлеченное уничтожением остатков лодки и несколько утолившее голод крупной рыбой, осталось позади, скрытое мглой, а двое – дельфин и его странный наездник – стремительно неслись сквозь свинцовые волны к спасительному острову.

Человек, прильнув в отчаянном объятии к округлому гладкому телу, наклонял голову, чтобы устоять перед налетающими водяными холмами, закрывал глаза, когда они ныряли в них, и глубоко вдыхал воздух, когда снова оказывался на их кипящих гребнях.

Он должен был удержаться, любой ценой удержаться на этом скользком теле! Потому что позади была сама смерть, беспощадная, ненасытная с цепкими растопыренными щупальцами. Должен!

Неожиданно сквозь вуаль тумана показалась заливаемая пеной волн скала перед маленьким фьордом. Человек соскользнул со спины своего спасителя, доплыл до берега и, выкарабкавшись из воды, задыхающийся, раздавленный усталостью, распластался на спине. А в ногах у него угрожающе ревел прибой.

Ночь уже давно опустилась над миром, мрак окутал все: и океан, и утесы, а человек продолжал лежать неподвижно, как мертвый. Белый беспокойно метался по заливу.

Но вот черная пелена разорвалась, и выглянула луна. Только среди расколотых каменных громад еще клубился туман и то открывал их на мгновение, то снова окутывал, словно растворяя в своей белой влаге.

Наконец несчастный зашевелился, поднялся и, сев на скалу, обхватил колени руками.

Перед ним лежал океан, черный, как бы нереальный, слившийся с небом. Местами блестели извивающиеся ленты морских течений. И ему казалось, что вдалеке он видит другие берега, острова и перешейки, покрытые снегом. Призрачные волны плескались о берег, и лишь лунная дорожка трепетала, будто живая.

– Эх, Белячок! – сказал он. – Уж не сон ли мне приснился? – И махнул рукой: – Ну и жизнь!..

Не понимая ничего, но успокоенный звуком его голоса, Белый довольно шлепал по воде хвостом.

И вдруг среди шипенья волн он услышал далекое щебетанье, короткие крики.

Он понял: где-то за рифами проходит стадо Оскаленного, его стадо.

Не задумываясь над тем, что он делает, дельфин, охваченный силой непреодолимого инстинкта, роем воспоминаний, бросился следом за ними.

Как это случилось? Как он забыл о своем друге?

Белый, не колеблясь, естественно, стихийно отдался первому порыву. Подчинился чему-то, что было сильнее его самого.