Текст книги "Петька из вдовьего дома"

Автор книги: Пётр Заломов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА V

из которой узнаем о таинственном хождении Петьки в Печеры, рождественском сочельнике и неожиданной смерти отца

Зима. Отец по случаю рождества дома. Кончился долгий пост, и семья пирует. Петька с нетерпением дожидается обеда. Он знает, что будут мясные щи и жареный поросенок, начиненный гречневой кашей. Ему после бесконечных супов с сушеными грибами очень хочется мяса. «Жалко, – думает он, – что рождество бывает только раз в году!»

Насладившись обедом, Петька отправляется в Печеры[18]18
  Село Печеры – Расположено ниже по течению Волги, за Кошелевской слободой и Печерским монастырем.


[Закрыть]. Ему наматывают на шею платок, в котором завязано три рубля – подарок для бабушки Елизаветы.

На улице мороз щиплет за нос и за уши.

Есть два пути в Печеры. Один длинный – кругом оврагов, по отлогому съезду от Креста – так называется часовня, построенная на верху горы. Другой путь короткий – через Бельскую гору, овраги и быстро текущий незамерзающий ручей. «Пойду Бельским», – решает Петька.

Гора крутая. Ступеньки, вырубленные в затвердевшем снегу, занесены снегом и превратились в узкую укатанную тропу. Петька, не раздумывая, садится и быстро скатывается на дно глубокого оврага. Потом смело переходит ручей через хлипкий мосток в две доски и заходит на колоду пить. На десять сажен один от другого стоят два сарая, в которых устроены колоды для полоскания белья. На эти колоды ходят с окраины города и из слободы Кошелевки. Вода здесь прозрачная и одинаково холодная как зимой, так и летом. Напившись, Петька не спеша идет узким кривым переулком, также не спеша поднимается в горку по узкой кривой улице к дому бабушки. Ему нравится быть самостоятельным, и потому он не торопится.

С улицы дом выглядит как большой сугроб. Низкая крыша почти вровень с дорогой, и только торчащая из снега труба подтверждает, что здесь человеческое жилье. Верхняя улица соединяется с нижней крутой горой. Вот в эту-то гору и вкопан бабушкин дом. Петька спускается по обледенелой лесенке, а потом через узкую щель проходит в сени.

Вид у бабушки, как и у всех домочадцев, праздничный: все в лучшем платье, прибраны и, может быть, именно от этого кажутся Петьке ужасно неинтересными. Для него настает самый неприятный момент – надо со всеми перецеловаться. Он торопливо проделывает эту церемонию, поспешно отдает бабушке деньги. Она же одаривает его пятачком, угощает студнем и чаем с пирогом. Петьке очень хочется поскорее удрать: односложно отвечает он на вопросы о здоровье отца, матери и сестер, нетерпеливо ерзает на лавке.

Напившись чая и отогревшись, Петька благодарит за угощение, с облегчением прощается и уходит. На морозе ему сразу веселее. «И… почему они все такие скучные?» – удивляется Петька. Он вспоминает, что по будням, занятые своей обычной тяжелой работой, они все гораздо веселее.

Теперь нужно поздравить сестру бабушки и ее троих детей. Бабушка Наталья тоже базарная торговка сбоями, грибами, ягодами и чем придется. Дети у нее взрослые – дочь девица и двое женатых сыновей. Старший сын Николай живет в отдельном доме, а младший Иван и дочь Евгения – у матери.

Дети у бабушки Натальи от разных отцов. Бабка поднимала их одна и немало лиха хлебнула с ними, особенно с сыновьями, стыдившимися своей матери. Много горя пережили и дети из-за нее, много пролили они слез от обиды за мать и без конца дрались, защищая ее от худого слова. Поэтому, наверное, и росли они нервными, раздражительными, озлобленными и часто ссорились между собой.

Сестра корила старшего брата за пьянство и за то, что он не хочет помогать матери, а он зло высмеивал ее некрасивое лицо и пресерьезно читал ей из Апокалипсиса[19]19
  Апокалипсис – Раннее христианское каноническое произведение (откровение апостола Иоанна Богослова) о страшном суде и конце света.


[Закрыть]:

«В лето 1885 от рождества Христова дочь девки, старая рябая девка Енька Болотова, зачнет от сатаны во чреве своем и будет носить три года и три месяца, и на погибель всему роду человеческому родит антихриста. Сие поведал мне ангел, и приложена печать 666, число звериное».

Евгению замуж никто не взял. И не столько из-за ее рябого лица, сколько из-за дурной молвы: у нее тоже были свои грешки. К тому же она была не в меру религиозна и приходила в страшное отчаяние от насмешек брата, готовая верить, что он действительно читает пророчество о ней.

Младший брат допивался до белой горячки и тогда бил всех, кто ни попадет под руку.

Но бывали времена, когда в семье царил мир. Вот в такое время и пришел к ним на этот раз Петька. Те же поцелуи, чай с молоком, пирог, семечки, расспросы. Но кроме этого еще игра в карты, которая длится часами. Женщины рассказывают о своих странствиях по святым местам, об угодниках и храмах.

Петьке опять нестерпимо скучно, и он уходит в тот момент, когда, по его мнению, все приличия уже соблюдены.

Придя домой, Петька привязывает к валенкам деревянные колодки вместо коньков и идет на улицу веселиться от души вместе со всей детворой. А вечером сестра Оля снова рассказывает страшные сказки, и Петька обмирает от ужаса, но готов слушать их часами.

Наступает крещенский сочельник. Отец приходит домой в первом часу дня – работа на заводе по случаю праздника с обеда закончена. Петьку посылают в церковь за «святой водой».

В церкви толкотня, давка. Молитвенного настроения, когда бывает так скученно, у людей нет и в помине. Все пришли по делу – «за святой водой».

Хотя этой воды большой чан, но всякий, опасаясь, что вдруг ему-то ее и не хватит, лезет вперед. Возгласы, крики, звон разбитой посуды. Священник «святит» воду, погружая в нее серебряный крест, потом брызжет на толпу кропилом. Последнее Петьке особенно нравится: в маленькой церкви страшная духота, и так приятно, когда холодные капли воды попадают на разгоряченное лицо.

И вдруг Петьке приходит мысль, от которой он даже прыснул со смеху: «А что, если опустить крест в нужник? Будет ли он тоже святым?» Но тут же и испугался, опасно посмотрел в купол на громадного бога Саваофа[20]20
  Саваоф – Одно из названий христианского бога-отца.


[Закрыть]. «Еще обозлится, сволочь!» – думает Петька, стараясь спрятаться за толстую тетку. Но тотчас пугается своей непочтительности еще больше: «Обругал самого Саваофа. Теперь меня попы сто лет будут клясть, как Стеньку Разина!»[21]21
  … как Стеньку Разина! – Руководящей верхушкой русской православной церкви были преданы анафеме (проклятию) вожди народных восстаний: Иван Болотников, Степан Разин, Емельян Пугачев.


[Закрыть].

Дома он рассказывает о давке в церкви, о разбитых бутылях, но о своих мыслях благоразумно умалчивает. «Мать обязательно выпорет!» – знает он.

В ночь на крещение[22]22
  В ночь на крещение… – Церковный праздник (первая половина января), установленный в честь крещения мифического Христа пророком Иоанном.


[Закрыть], говорят, черти могут свободно приходить в дом через двери, окна, форточки, печные вьюшки, поэтому над ними и ставят мелом кресты. Петька очень боится чертей, и заботливо все осматривает, дорисовывает кресты там, где их, по его мнению, не хватает.

А сестры в это время гадают. Они льют растопленный воск в воду, следят за тем, что получается: если церковь – жди близкую свадьбу, если гроб – смерть. Рассказывают страшные истории о гаданиях. Петька слушает их, и сердце щемит у него от страха.

Сестры уходят на улицу спрашивать имена прохожих мужиков, а Петька торопится лечь и крепко прижимает к себе младшего братишку, вместе с которым спит. Он знает, что всякий человек до семи лет считается невинным младенцем и нечистая сила не имеет над ним власти. Правда, ему и самому еще нет семи лет, но он был непочтителен к самому богу и потому думает, что теперь нечистая сила имеет над ним власть.

На другой день Петька идет на крещенскую ярмарку и возвращается домой с маленькими новыми салазками. Часть пути отец, к восторгу сына, везет его на этих салазках. Дома Петька не может дождаться обеда, так ему хочется обновить подарок. На праздничный обед мать подает мясную лапшу, потом молочную гречневую кашу и студень. На время Петька забывает даже про свою обнову.

Но после обеда он опрометью несется в Печеры к бабушке, чтобы покататься там с горы.

На узкой, с крутым подъемом улице, имеющей вид желоба, катаются все. Гора обледенела и сильно укатана. Санки несутся быстро, а поэтому между ними полагаются расстояния сажен в десять, чтобы катающиеся не подшибали друг друга. Но по случаю праздника катаются и взрослые парни, которые для потехи гонются за другими. У них специальные санки с железными подрезами, которые катятся намного быстрее обыкновенных.

Когда они нагоняют и бьют в задок передние санки, их седоки с визгом летят в сугробы снега, что по бокам укатанной улицы. Всякое крушение встречается дружным смехом собравшихся на горе. Подшибли и салазки Петьки. На половине горы его настигли большие санки с подрезами. Удар был такой силы, что мальчик даже перелетел через сугроб и упал затылком прямо на обледенелый тротуар.

Очнувшись, Петька увидел себя окруженным людьми, услышал возмущенные голоса:

– Подлецы! Нашли кого подшибать! Маленького! Так и убить можно!

Петька хотя и не согласен с тем, что он маленький, но подняться не может. А когда ему помогают встать, снова падает.

– Не троньте! Пусть отлежится! – говорит кто-то.

Наконец Петька поднимается, но тотчас же подступает сильный приступ рвоты. Мальчишка в каком-то полуобморочном состоянии: голова сильно кружится, в глазах темные круги. Еле передвигая ноги, не оборачиваясь, он молча уходит домой.

Идет кругом оврагов, через отлогий съезд у часовни. Добравшись до дома, почти замертво падает в постель. К вечеру у него высокая температура, мать протирает его уксусом, ставит на шею горчичники, прикладывает ко лбу тряпку, смоченную холодной водой.

На все вопросы сын отвечает односложно. Анна Кирилловна плачет, ругает кого-то. Петька этого не понимает.

У него нет зла на лихачей и через несколько дней, когда он совсем уже оправился от удара.

После крещения Андрей Михайлович запил. Пил целых две недели, потом слег и уж больше не вставал до самой смерти. Умер он от паралича сердца[23]23
  … от паралича сердца. – Анна Кирилловна указывала на другую причину смерти мужа: «Умер он тридцати девяти лет, отравившись газами». (Семья Заломовых. Сборник воспоминаний и документов. М., 1956, с. 109.) Наверное, сказались здесь и тяжелая работа, и ядовитые газы медной литейки, и запой, вместе взятые.


[Закрыть]. Перед смертью позвал Петьку и, не глядя на сына, строго наказывал ему не пить водки, от которой погибал теперь сам.

На похоронах отца Петька не плакал. Зато у Анны Кирилловны лицо распухло от слез, и она без конца причитала:

– Миленький, Андрюшенька! Как я без тебя жить-то буду?

Петька жалел мать, но в ее горе чувствовал какую-то еле уловимую фальшь[24]24
  … еле уловимую фальшь… – Впоследствии Анна Кириллловна говорила об этих днях: «Я не могла плакать. Горя в моей жизни было так много, что оно иссушило слезы»… (Семья Заломовых, с. 109.)


[Закрыть], и невольно в нем вырастало к ней неприязненное чувство. «Только себя жалеет! – думал Петька враждебно. – Наверное, тятю-то ей не жалко! А его черви будут грызть, в могиле будет темно и холодно, нальется вода…»

При мысли об этом Петьке становилось жутко. «И зачем это люди покойников мучают? – думал он. – Небось, сами-то оденутся потеплее! Им тепло и сухо, а покойник мерзни. Вот он и злится, вылезает из могилы и пьет кровь маленьких детей, чтобы согреться».

Но странное дело! Петька, так трепетавший при одном слове покойник, почему-то не боялся мертвого отца. «Кто-кто, а уж тятя-то не станет безобразничать! – думал Петька с привычной гордостью. – Он сильный, он все стерпит…» – и серьезно прикидывал, как долго придется терпеть мертвому отцу, пока черви не съедят его большое тело.

Хозяин завода пожертвовал на похороны Андрея Михайловича полтораста рублей. Часть этих денег мать заплатила доктору за лечение, остальные истратили на поминки.

Народу собралось много. Ели, пили, разговаривали, смеялись даже.

Специально для похорон были куплены громадные горшки и нанята повариха. Петька никогда еще не видал столько всевозможных кушаний. Тут и лапша, и жареная телятина, и пироги, и кулебяки, и кисели, и кутья, и вино… вино, вино! «Черти, а не люди! – враждебно думал Петька. – А еще живые! Тут тятька умер, а они жрут, смеются…» Он с отвращением смотрел на гостей, и в его сердце шевелилась злоба.

Все разошлись, а семья осталась без гроша денег.

ГЛАВА VI

рассказывает о сиротской жизни Петьки и его героических попытках улучшить свой характер

Мать пошла в заводскую контору и слезно просила хозяина не оставлять сирот без хлеба. Хозяин смилостивился и за двадцатисемилетнюю работу Андрея Михайловича назначил многодетной вдове пособие – пять рублей в месяц. Хотя и маленькая это была помощь, но мать и за нее отвесила низкий поклон.

Горе сковало семью. В доме стало непривычно тихо – разговаривали и то вполголоса. Больше всех горевал старый дед. Плакал он почти беззвучно, и только его любимец Петька мог разобрать причитания:

– Антрюшка! Зачем помре? Мне надо помре… Я старичка!..

Теперь деду пришлось вернуться домой, к жене, и на старости лет снова заняться сапожным ремеслом, снова мучиться от своих болезней, которые усилились от непосильного труда и грубой пищи. Старик просил молока, белого хлеба, но Елизавета Андреевна только отмахивалась от него:

– Отец у нас барин! Не может кушать черного хлеба!

Семья Заломовых уменьшилась на два человека, но осталось семь ртов[25]25
  … Осталось семь ртов… – Если говорить точнее, то восемь. Кроме Петьки семи с половиной лет и старших дочерей – Елизаветы, Александры и Ольги, на руках у А.К. Заломовой в то время находились: шестилетний Саша, четырехлетняя Настя и двухмесячная Варя.


[Закрыть], а скоро у Анны Кирилловны должен был родиться еще один ребенок[26]26
  … должен был родиться еще один ребенок. – Здесь смещены события. Варя родилась осенью 1884 года, еще при Андрее Михайловиче, который умер в январе 1885 года.


[Закрыть]. Из флигеля пришлось перейти на маленькую квартиру. Нужно было кормиться, одеваться, нужны были дрова, нужны были тетради, карандаши и перья для учившейся Оли.

Жизнь наступила тяжелая. Оле пришлось бросить школу. К счастью, старшие – Лиза и Саша – уже прошли все три класса церковноприходской школы и на очереди был пока один Петька.

Анна Кирилловна, едва оправившись от потери, занялась шитьем, стоившим очень дешево. Дочери тоже работали как могли – стирали по найму, носили воду, шили. Но что они могли заработать? Себе на хлеб… Нужда подступала все ближе.

Старшая дочь Лиза, которой уже было 15 лет, поступила к полицейскому приставу белошвейкой. Но через полтора месяца сбежала от любовных приставаний хозяина. Его жена наняла было в кухарки рябую и кривую девку, но та забеременела от барина, и Анна Кирилловна за вознаграждение в три рубля отвезла «дворянское дитя» в Московский воспитательный дом. И долго после этого не решалась отпускать дочерей в люди. Говорила: «Уж лучше им голодать дома, чем быть опозоренными на стороне».

Младшим в семье жилось все-таки сытнее: хлеб Анна Кирилловна делила на равные доли. На обед все получали по одинаковому кусочку хлеба, ели из общей глиняной чашки жидкую кашицу. Семь ложек мелькают в воздухе, и кашица быстро-быстро убывает. Чашка уже пуста, и все знают, что больше ждать нечего, но вылезать из-за стола не хочется, и все продолжают молча сидеть. Мать, скорбно вздыхая, встает первая.

Петька торопливо крестится на икону, бежит на улицу. Он легко переносит недоедание. Когда ему особенно хочется есть, он потихоньку от матери собирает на помойках заплесневелые корки, моет их в кадке с дождевой водой и съедает. Дома Петька соскребает со стенок горшка присохшую кашу, а бегая по оврагам, выискивает съедобные, по понятиям уличных мальчишек, растения: дикую редьку, щавель, лук. Любит Петька лакомиться и цветами пунцового клевера, который в изобилии растет по откосу набережной.

Правда, товарищи Петьки лазают еще по садам за яблоками, но сам он всякий раз от набегов отказывается. Вот за это-то его и прозвали трусом. Вообще-то кличка очень задевает самолюбие Петьки, тем более что он и сам считает себя таковым, потому что боится всякой «нечисти» и привидений. Но за яблоками он не лазит вовсе не потому, что боится.

Просто Петька давно уже решил, что никогда не будет вором. Ему кажется, что стоит украсть раз, чтобы на всю жизнь стать бесчестным человеком. Иногда, заглядывая через щель в ограде в сад, который примыкал ко двору, он деловито прикидывал: «До того двора сорок сажен. Перелезть забор – одна минута. Можно выследить, когда садовник уедет за кучера, старший сын Ванька – в ученье, младшему Яшке можно дать по зубам, а мать его толстая – не побежит.

Трус!.. И совсем-то не страшно! Лезь как в свой карман. Никто не увидит и не узнает… Нет, не полезу!» – Петька отходит от забора.

Но однажды Петьку все-таки обозвали вором, и сделала это его мать.

Часть громадного двора была сдана под склад песка. Петька вместе с другими ребятами целыми днями копался в нем. Как-то он заметил, что через пятиаршинный забор владельца механической лесопилки Грибкова свешиваются ветви вишен.

– Ишь, сам лезет на чужой двор! – возмутился хапугой Петька. – Мало ему своего сада! Вот оборвать все ягоды! Раз ветки у нас – значит, и вишни наши!

Не долго думая, Петька и четверо его друзей забрались на забор. Сорвав штук по пять зеленых еще вишен, принялись играть ими вместо камешков.

– Ишь какой! Насажал около самого забора, чтобы задарма чужим двором пользоваться! – распалялся Петька. – По закону еще и ветки надо все пообрубать.

О законах Петька ничего не знает, но убежден, что богач Грибков влез на чужой двор со своими вишнями нечестно.

– Петька, иди, мама зовет! – неожиданно раздается крик Ольги.

Петька прерывает игру. «Верно, в лавку», – думает он. У него всегда бывают столкновения с сестрой из-за лавки. Когда мать посылает ее за хлебом, она ссылается на Петьку, и тот, недовольно ворча, отправляется в лавку Нищенкова.

Нищенков вообще-то самый дальний лавочник, но мальчик знает, что только к нему можно идти без риска, так как он всегда отпускает хлеб с довесками. Мать разрешает «за ходьбу» съесть довесок, если таковой окажется.

– Ты что же это! Воровать вздумал? – встречает сына грозным окриком мать.

– Что воровать? – переспрашивает Петька в полном недоумении.

– Думаешь, я не видела, как ты лазил на грибковский забор.

– Я знаю, что видела, окна напротив! Но я ничего не воровал и ничего не ел! – уверенно отвечает Петька.

– А вишни?

– Они же зеленые. Разве их можно есть? Еще холера сделается!

– Да ты-то их рвал!

– Знамо, рвал! Вот они! – спокойно отвечает Петька, вытаскивая вишни из кармана.

– Как же ты говоришь, что не воровал? – все более и более горячится Анна Кирилловна.

– Не воровал! Я рвал с веток, которые на нашем дворе…

Штаны с Петьки все равно решительно спущены, и в воздухе свистят розги. «Не воруй! Не воруй!» – приговаривает Анна Кирилловна. Петька пронзительно визжит. После ударов тринадцати запыхавшаяся Анна Кирилловна заставляет Петьку просить прощения. У мальчишки сердце зашлось от жгучей боли, но он упрямо твердит, всхлипывая: «Я не воровал». И снова свистят розги, и снова отчаянно кричит Петька. А после порки, задыхаясь от обиды, продолжает настаивать на своем:

– Я не воровал, не воровал! Вишни на нашем дворе!

– Да и двор-то не твой! Бесстыдник ты эдакий! – говорит плача Анна Кирилловна. – Господи! Что же это такое! Хоть живая в могилу полезай. Отец никогда не воровал! А сын воровать учится!..

Мать горько рыдает.

– Ладно. Не буду… – бурчит Петька и убегает в темный чулан.

При упоминании об отце обида Петьки мигом прошла. Его охватывает мучительное беспокойство: «А что сказал бы отец? Неужто я вправду украл? Мать говорит, что двор не мой. Но хозяйка двора, тетя Саша, – сестра матери, значит, двор наш!..»

Вечером, когда стемнело, Петька идет к грибковскому забору и, перебросив через него пять зеленых вишен, злобно шепчет:

– Нате! Подавитесь своими вишнями!

Петьке очень хочется обломать все «незаконно» свешивающиеся через забор ветки, но теперь он не решается это сделать. Его понятие о законности слезы матери сильно пошатнули. «А вдруг им и вправду все дозволяется!» – думает он с тревогой.

На мать Петька совсем не сердится. «Она баба и законов не понимает! – размышляет он. – Считает, что я украл! А я не вор и никогда им не буду! Как тятя…» При воспоминании об отце тоска подступает к сердцу мальчишки, и он воет без слёз, как волчонок. Тоска об отце настигает Петьку обычно по вечерам. Тогда он убегает подальше от дома, не в силах сдержать крик, рвущийся из груди.

Бегая по городу, Петька иногда встречается с бабушкой Елизаветой, возвращающейся с базара.

– Сиротка бедный! – говорит, всхлипнув, старуха и сует Петьке монету. – На-ка вот тебе семишник![27]27
  Семишник. – Двухкопеечная монета.


[Закрыть] Купи себе калачик! Чай, есть хочешь?

– Спасибо, бабушка! – благодарит ее Петька и с восторгом бежит в калашный ряд, где продаются кислые, выпеченные из темной муки калачи.

Быть обладателем такого богатства для Петьки невыразимое счастье. Он ест калач медленно, отламывая по маленькому кусочку, стараясь продлить наслаждение. «Как жалко, что у меня брюхо большое! – думает Петька. – Разве его набьешь? Тут надо не один калач, а штук десять!»

Дома Петька о семишнике и съеденном калаче не рассказывает. Ему совестно, что не поделился с маленькими. Однако он пытается себя уговаривать: «Разве я украл его? Мне бабушка одному дала! Четвертинкой все равно бы никто не наелся» – так Петьке хочется думать, но в сердце, словно червяк, шевелится сомнение, и почему-то стыдно смотреть на младшего братишку – Саньку-маленького, и на Настю, и на совсем еще крошечную Варю. «Им ведь тоже хочется! – думает он. – В другой раз вот, ей-богу, все принесу домой!»

Иногда Петька ходит к дяде Якову смотреть, как он шьет сапоги. Дядя Яков, когда есть в том нужда, посылает племянника с запиской на Верхний базар[28]28
  Верхний базар. – Базар в нагорной части города на месте нынешней площади Минина и Пожарского.


[Закрыть] за товаром. До базара версты полторы, но это мальчика не смущает. Он уже не раз бывал там у знакомого торговца и хорошо знает дорогу.

На улице Петька то и дело останавливается у кондитерских. Сначала на Большой Печерской[29]29
  Большая Печерская – Теперь улица Лядова.


[Закрыть], где в витринах и конфеты, и аршинная часовня из шоколада, и хлеб с изюмом, и белые московские калачи. На Малой Печерской[30]30
  Малая Печерская – Теперь улица Пискунова.


[Закрыть] Петька снова замедляет шаг перед другой кондитерской, которая еще богаче.

О шоколаде Петька знает только понаслышке. Конфеты также мало его интересуют. Но белый хлеб и колбасы особенно соблазняют Петьку. Всего этого попробовать ему, конечно же, не придется, но он доволен уже и тем, что можно совершенно бесплатно на все это глядеть.

Принеся из кожевенной лавки товар, Петька обычно получает от Якова Кирилловича пятачок за ходьбу. И тут Петька почти всегда оказывается в большом затруднении: что купить? О французской булке мальчик не думал: она, по его мнению, слишком мала, а стоит дорого. Петька выбирает между фунтом кренделей и полуфунтом колбасы и отдает предпочтение последней.

Придя в лавку Павла Павловича Лаврова, Петька зорко следит за его руками. Лавочника зовут Сосулькой за его жадность. «Дрожит как сосулька», – сказал однажды дед Петьки, и название прочно приклеилось к Павлу Павловичу, который всегда ловко обвешивал: то с маху бросит товар на чашу весов и тотчас снимает его, то старается довести вес пальцем правой руки, а то подтолкнет чашу с гирями кверху пальцами левой. К тому же весы всегда специально заставлены всевозможными банками.

Но Петька знает все уловки Лаврова и заходит сбоку.

Вот лавочник кладет на весы колбасу и удерживает поднимающуюся чашку пальцем.

– Не тя-нет, Пал Палыч! – строго одергивает лавочника Петька.

Пал Палыч морщится. Рыжая борода мелко-мелко дрожит. Все лицо его искажается болезненной гримасой, и большие светло-серые бегающие глаза наливаются тоской. Значит, Пал Палыч нервничает. А нервничает он всегда, когда ему не удается обвесить. Лавочник бережно отрезает еще один вершок колбасы и бросает на весы.

– С походом! – говорит он уверенно, решительно снимая колбасу.

– Не тянет, Пал Палыч! – упорствует Петька. – Ты мне не пальцем, а колбасой довесь! Чай, я тебе деньги плачу. А то к Иван Максимычу пойду!

С шумным вздохом лавочник отрезает еще полвершка колбасы, и чашки весов наконец останавливаются в равновесии. Когда нужно, Сосулька работает артистически, не давая ни малейшего похода.

Петька расплачивается, забирает колбасу и уходит. «Ишь какой! Чуть было на полтора вершка не обвесил!» – думает Петька.

Колбаса тонкая, из худшего сорта мяса, а поэтому сильно сдобрена чесноком. У лавочника Ивана Максимовича, который никогда не обвешивает, дешевая колбаса тоже из отбросов мяса, но из отбросов свежих, зато и стоит не десять, а двенадцать копеек фунт. Вот поэтому-то и не пошел к нему Петька. Он плохой гастроном и ценит не столько качество, сколько количество. К тому же мальчик убежден, что колбаса и по десять копеек изумительно вкусна.

Выйдя из лавки, Петька первым делом засовывает колбасу за пазуху и идет с таким видом, будто у него ничего нет. Уж чем-чем, а колбасой он ни с кем не хочет делиться.

Петька неуверенно идет к своему дому, по пути соображая, где бы ему съесть колбасу. Одна сторона двора завалена песком и спрятаться негде, но другая сплошь заросла лопухом и крапивой. Петька опасливо оглядывается кругом и решительно лезет в самую гущу. Крапива жжет лицо, руки, голые ноги, но он не очень обращает на это внимание.

В высоких зарослях лопухов он устраивает себе логово, устилая землю листьями. Руки и ноги у Петьки горят от укусов злой травы, зато мальчик чувствует себя здесь в полной безопасности, как тигр в джунглях. Он вытаскивает из-за пазухи лакомство. Вид двух колбасных обрезков приводит его в восторг. Он их отвоевал, а поэтому особенно ценит.

Петька сначала долго нюхает колбасу, глотая слюнки, потом начинает ее медленно есть вместе с кожурой. «Ведь чуть не наелся, – думает Петька, доедая второй довесок, – а он было обвесил!» Но наесться не так-то легко. И только съев последний кусочек колбасы, он впадает в блаженное состояние полной сытости: «Здорово! Ишь пузо-то как раздулось! До завтра жрать не захочу!»

Однако уже через два часа Петька с аппетитом глотает дома жидкую кашицу, как будто никогда никакой колбасы и не нюхал. Угрызения совести на этот раз Петьку не мучают. «Они маленькие. Им вредно!» – думает он про младшего братишку и двух сестренок. И не им это придумано. Так и про Петьку говорила когда-то мать.