Текст книги "Петька из вдовьего дома"
Автор книги: Пётр Заломов
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА XIV
раскрывающая все секреты рождественских похождений Петьки, а заодно и историю появления «христовых» валенок
Наступила длинная зима с глубокими снегами, метелями. В двадцатиградусные морозы на пожарной каланче вывешивали белый флаг. В такие дни занятия в школе отменялись, и для детворы наступал неожиданный праздник. Петьке же в это время из-за плохой одежонки приходилось сидеть дома. В худые валенки набивался снег, ноги мерзли. А старая отцовская шапка была огромной, за что Петьке дали прозвище Дядя Сарай.
Еще задолго до рождества Анна Кирилловна говорила Петьке:
– Выучи, Петюшка, гимны. На рождество будешь бога славить, а я тебе на эти деньги новые валенки куплю. Христовы!
К празднику Анна Кирилловна сшила Петьке из разного тряпья новое пальто; старое же, из которого он вырос, было ушито и отдано Саньке-маленькому. Петька, Яшка, Ванька Рязанов, Федька и Петька Обродков заранее сговорились, чтобы ходить славить вместе.
Ночью Анна Кирилловна разбудила Петьку, и он отправился к заутрене.
Хор поет так хорошо, что полусонный Петька забывает про все на свете. Он мечтает о том, как бог вдруг станет добрым и скажет «слово». Петька представляет, как мгновенно растают тогда все снега и станет так тепло, что валенки вообще больше не понадобятся. Вся земля вновь превратится в райский сад. Всюду сахарные, леденцовые и шоколадные скалы, целые озера молока, горы хлеба и жареного мяса. Петька голоден, ему очень хочется ветчины, которая завтра будет у дяди Якова, и он шумно вздыхает: «И почему бог такой жадный!»
Петька со страстной мольбой смотрит на сурового бога и просит из самой что ни на есть глубины души: «Ну милый! Ну скажи! Что тебе стоит? Вот истинный крест! Никогда тебя ругать не буду!» Он очень ждет чуда. Но чуда нет. Снег, забившийся в валенки, растаял, и Петьку бьет озноб.
Служба закончена, Петька выходит на церковный двор. Там его уже поджидают товарищи. У Ваньки и Федьки – дисканты, у остальных – альты. По дороге спеваются. Петька время от времени отстает от ребят: то из одного, то из другого валенка вытряхивает снег.
– Пойдем, робя, на Большую Печерскую! – предлагает Ванька.
Оттого что всем все равно, куда идти, идут за Ванькой, ходят со двора во двор, из дома в дом. В первой квартире их приняли и дали на всех две копейки. Местами подавали по копейке, редко по три, но чаще отказывались даже впустить. Кто говорил, дети спят, кто – денег нет, кто – хозяева ушли. Иные ссылались на то, что у них уже перебывало человек двадцать, а то и просто выгоняли.
В одной квартире баба встретила их руганью:
– К черту! К черту! Свои надоели, а тут чужие лезут, спокою не дают! И что вас черти носят?
От такого приема и без того неважное настроение Петьки совсем испортилось. Ванька же, наоборот, развеселился, нашарил на стене посудную полку и опрокинул с нее все горшки и плошки. Что-то потекло, что-то упало на пол – и ребята стремглав бросились на улицу, шмыгнули в первые же ворота.
– Ванька! А ведь на тебе сметана! Дай очищу! – со смехом предложил Петька.
– Зачем же добру пропадать! – хохочет Ванька и слизывает сметану языком.
Все смеются.
– А теперь лезем во флигель!
– Да там, говорят, евреи!
– Чай, видишь свет! Значит, русские на рождество пекут.
– Ну так лезем!
Яшка стучит в сени. Хлопает дверь, и раздается вежливый мужской голос:
– Вы опять стучите? Я бы очень просил не стучать…
– Пустите Христа прославить! – хором кричат мальчишки.
– Я не верю в Христа. Уходите, пожалуйста!
– Я же говорил, евреи!
– А кто их знает?
Потом приятели три раза подряд попадают в татарские семьи.
– Кристос не нада, Магомет нада! – ответил из темных сеней женский голос.
– Тут татары! – сердито крикнули им во втором месте.
В третьем их встретил очень злой человек. Не успели ребята слова сказать, как он грубо прикрикнул на них:
– Опять просить пришла? Хады, хады! Морда бить буду!..
Когда ребят отовсюду стали выпроваживать, они сдались и решили разойтись по домам.
В кружке-кассе оказалось тридцать семь копеек. Разделили поровну, а две оставшиеся копейки решили разыграть. Назначили дистанцию, и по команде все бросились бежать. Первым прибежал коренастый и крепкий Яшка, вторым Петька, а последним самый высокий Федька.
Петька огорчен поражением. Не жалко двух копеек, страдает тщеславие: «Разве бы я не обогнал Яшку? Ведь сколько раз обгонял! Только на два шага отстал. Знамо, у Яшки валенки ладные, а у меня тятины – снегу в них полно».
На другой день Петька с утра идет славить по родным. Славить страшно не хочется. После вчерашнего он испытывает только одно унижение. Теперь это чувство еще сильнее, потому что Петька знает: родственники уже предупреждены матерью – сын славит, чтобы купить потом на подаренные деньги валенки.
«Зачем же они заставляют меня просить как нищего? Если хотят, чтобы у меня были валенки, лучше бы сложились по гривеннику и купили!» – думает Петька с обидой.
Хуже всего то, что отказаться славить нельзя. Обидятся мать, родственники.
Прежде всего Петька направляется к дяде Якову. Насмешливый и строгий, дядя не жаден, но все же мальчику невыносимо стыдно; яркая краска залила лицо, горло сдавил какой-то ком, а прерывающийся голос чуть слышен, когда он начинает свое: «Христос рождается…»
Понемногу Петька оправляется и поёт во весь голос, а дядя Яков подтягивает на низких бархатных нотах.
В карман Петьки разом попадает новенький пятиалтынный. Племянник поздравляет всех с праздником, съедает кусок ветчины, выпивает стакан чаю с малиновым вареньем, благодарит и уходит.
Особенно большие надежды возлагает Петька на бабушку Елизавету, мать отца, и всех его родных.
Бабушка сразу дает тридцать копеек.
– На тебе! Сиротка мой бедный! – говорит она, всплакнув, когда Петька кончает славить.
Дядя Василий молча протягивает два гривенника.
Петька переходит в пристройку, к своему крестному отцу, дяде Саше, и получает еще один пятиалтынный.
Довольный Петька прощается и идет на нижнюю улицу к бабушке Наталье.
У сына ее, дяди Вани, гости – два слесаря. «Тоже дадут!» – деловито подсчитывает Петька. Он уже не чувствует ни стыда, ни смущения. Поет громко и свободно. Бабушка Наталья дает гривенник, дядя Ваня – пятиалтынный, из гостей один – гривенник, другой – двадцать копеек.
Петька вернулся домой лишь к полудню, с гордостью высыпал деньги на стол перед матерью.
– Молодец, Петюшка! Сколько собрал? – спрашивает деловым тоном Анна Кирилловна.
Петька несколько раз пересчитывает деньги.
– Рупь тридцать пять! – отвечает он с торжеством. – Да еще семь вчера, значит, рупь сорок две.
– Ну, семь ты возьми себе на конфеты! – говорит Анна Кирилловна. – А к этим я добавлю пятиалтынный. Вот тебе и хватит на валенки. Скоро Иван из-за Волги матери дров привезет, ему и закажем. Я попрошу, чтобы сделал потолще да попрочнее…
Через неделю Петька становится обладателем новых валенок. Они так толсты и так твердо укатаны, что сдавливают ноги до боли. Петька в отчаянии, однако дядя Ваня успокаивает его: катанки еще разносятся.
«Христовы» валенки действительно скоро разносились. Они так теплы, что теперь никакой мороз не страшен Петьке. «На тот год опять славить буду! – решает он. Чувство неловкости прошло. – Ведь, чай, я им родной! Разве сироту им не жалко? – думает Петька. – Вот вырасту, и ко мне будут ходить. Уж я для сирот не пожалею!»
ГЛАВА XV
Петька получает боевое крещение в кулачном бою и знакомится с загадочным кузнецом по прозвищу Эко-Мако
Дворянин Лапшов окончательно разорился. Для покрытия долгов ему пришлось заложить свой дом лесоторговцу, который арендовал у него половину усадьбы под лесной двор. Из хозяина Лапшов теперь превратился почти в квартиранта. Он взял место приказчика на тридцать пять рублей в месяц, а дети его – Колька, Сережка и Витька – оказались в обществе уличных мальчишек.
Улица встретила своих новых членов не очень благожелательно. Их поднимали на смех, а частенько и бивали. Но старший, двенадцатилетний Колька, проявил в драке такие способности, что скоро стал лучшим кулачным бойцом и завоевал не только всеобщее уважение, но и сделался уличным королем мальчишек. Отблески Колькиной славы распространились и на девятилетнего Сережку и на семилетнего Витьку.
Сережка заважничал, даже пытался было взять под свое покровительство Петьку, который, конечно же, в этом ничуть не нуждался. Братишка Кольки Лапшова стал поучать его на каждом шагу. Когда Петьку кто-нибудь называл дураком, Сережка непременно вступался: «Сам дурак! Скажи, Петя?»
Петька в ответ только усмехался. Постепенно улица дала братьям Лапшовым новые имена вместо старого прозвища Барчонки. Старшего Кольку стали звать Лапшой, Сережку прозвали Самаржой, а Витька, у которого был прямой и тонкий нос, превратился почему-то в Кривоносого.
Колька был участником почти всех кулачных боев, какие только случались в округе. На его изуродованном оспой лице синяки были как-то мало заметны и быстро исчезали.
В один из воскресных дней он позвал с собой Петьку и других мальчишек смотреть, как будут драться взрослые.
Кулачный бой намечен между жителями Большой Печерской и Жуковской, а начинается на Кизеветтерской улице, пересекающей две первых. Пока дерутся десятилетние мальчишки, в драке нет никакого ожесточения, и она носит скорее характер игры. При этом соблюдаются все правила, то есть не бьют лежачего, не бьют в живот, под сердце.
Петька тоже дерется, нанося и получая в ответ безобидные удары. Но вот со стороны Большой Печерской прибежал Дикий Барин и изо всей силы ударил Петьку в левый глаз. Мальчик упал. Все возмущены: Дикому Барину, получившему свое прозвище за истрепанную грязную шляпу, уже пятнадцать лет. Петька выходит из боя с громадным синяком. А со стороны Жуковской улицы выступают на подмогу малышам подростки.
Роли меняются, малыши теперь превращаются в зрителей, и бой приобретает уже совсем не безобидный характер, хотя некоторые правила еще и соблюдаются. Но когда вступают взрослые, игра становится похожа на настоящую бойню. Подвыпившие мастеровые и фабричные дерутся с яростным ожесточением.
Вот Большая Печерская погнала Жуковскую. Один упавший от удара остался лежать на месте. Пьяный парикмахер вскочил ему на грудь, начал топтать ногами, пинать в лицо. За пострадавшего вступились возмущенные жуковцы, в ход пошли тяжелые кастеты, кожаные со стальными стержнями трости, – и Большая Печерская обращена в бегство.
Уличный бой разгорается, вовлекая все новых и новых бойцов.
Но вот раздается тревожный свист, из-за угла появляется полиция, и все разбегаются. На улице остаются лишь несколько пьяных да сильно избитых бойцов.
Жаркая уличная схватка позади. Мальчишки, окружив Петьку, идут домой. Всем кажется, что такого здоровенного синяка еще ни у кого не бывало. Над Петькой подшучивают, но он не обижается, понимая, что синяк, да еще во весь глаз, – вещь для бойца почетная. Колька Лапша смотрит с видом знатока и одобрительно хмыкает:
– Здорово он тебя саданул! Молодец, Петя!
Душа Петьки переполнена гордостью, и он отвечает хвастливо:
– Я в другой раз… – он чуть было не сказал: «… и не такой синяк получу!», но, вовремя сообразив, что это глупо, договаривает: —… сам ему засвечу!
Сережка Самаржа, желая, как обычно, защитить Петьку от насмешек, учит его:
– А мне с фонарем ходить светлее будет! Скажи им, Петя!
Однако пора ужинать, и Петька идет домой.
– Где это ты такой синяк заработал? Опять подрался? – строго спрашивает Анна Кирилловна. – Али порки захотел? Ведь я говорила, чтоб не смел больше драться.
– Ну да! Дрался. Чай, я упал.
– А синяк у тебя откуда?
– На камень наткнулся!
– Да ты врешь! Опять дрался с кем-нибудь?
– К тебе кто жаловаться приходил? – уже с вызовом спрашивает мать чувствующий себя в полной безопасности Петька.
– Это он, мама, на чей-нибудь кулак наткнулся! – язвит Оля.
– Молчи, Ольгушка – соленая лягушка! – цыкает на нее Петька.
Анна Кирилловна расспросов не продолжает, делает вид, что верит сыну, и, положив ему на ушибленный глаз листовый свинец из-под чая, завязывает его платком.
Появилось новое развлечение – опять заработала кузница во дворе. Она долго пустовала, прежде чем нашелся арендатор. Нового кузнеца зовут Василием Ивановичем. Он хороший работник, но любит выпить, а поэтому в кузнице нередко работают только его сыновья. Старший, Михаил, – красивый и бравый мужчина, – уже опытный кузнец; так как вина он не пьет, то часто ссорится с отцом, пропивающим их общий заработок.
В одну из таких ссор, при которой присутствовал Петька, Василий Иванович ткнул концом раскаленной до бела оси сыну в бедро. Запахло горелым мясом. Михаил, не сказав ни слова, вышел из кузницы и больше в ней уже не появлялся. После Петька узнал, что он поступил на завод Курбатова, и ему сразу же положили заработок в один рубль двадцать копеек в день.
Второй сын, Николай, – тоже работник изрядный и заменяет отца, когда тот отсыпается после сильной выпивки. Младшему, Лешке, минуло всего пятнадцать лет, и его обязанность пока раздувать меха, нарезать резьбу у болтов и гаек, а в отсутствие отца – бить молотом. Петька часами торчит в кузнице и несколько раз уже ковал себе из конских гвоздей ножички.
У Василия Ивановича всегда много работы, и не без основания. Он не только прекрасно подковывает лошадей, но и превосходно исправляет экипажи, пролетки, сани. Когда он трезв, работа в его руках так и кипит. Фигура его из тех, что не очень ладно скроены, зато крепко сшиты. Его большое лицо и нос луковицей изрыты оспой, плечи и широкая грудь – бочкообразны, ноги – толсты. Трезвый, он суров и мрачен, говорит мало. Но пьяный весел, добродушен и болтлив, так что может разговаривать даже сам с собой.
Василий Иванович, как бы ни был пьян, никогда не падает и не ругается, а потому полиция его не беспокоит. Пьяный, он бродит по улицам, разговаривает сам с собой, часто повторяя таинственное слово «эко-мако». При этом он размахивает громадными ручищами так, будто сражается с невидимым врагом.
Мальчишки зовут Василия Ивановича Эко-Мако, а любимое занятие их – преграждать ему дорогу. Завидев его, пьяного, они бросают игру, как бы интересна она ни была, и неожиданно вырастают перед кузнецом сплошной стеной, взявшись за руки, хором кричат:
– Эко-Мако! Эко-Мако!..
Василий Иванович останавливается, долго соображает что-то, потом строго поднимает указательный палец и кричит оглушительно:
– Эдонндор шиш! Марш с дороги! Я мастер! Я гуляю! – и грозно устремляется на мальчишек, с визгом рассыпающихся в стороны.
Разогнав неприятеля, Василий Иванович добродушно хохочет и вновь куда-то бредет, неустанно повторяя какие-то бессмысленные фразы. Мальчишки азартно преследуют его, время от времени развлекаясь тем, что снова вырастают перед ним живой стеной. Они любят Василия Ивановича и никогда не позволяют себе по отношению к нему никаких злых шуток.
Во всех играх с кузнецом Петька заводила. Ему хочется разгадать смысл волшебных слов «эко-мако» и «эдонндор шиш», потому что он очень верит, что именно в них скрыт секрет мастерства кузнеца: недаром же он все время бормочет их!
ГЛАВА XVI
Отличник Петька геройски преодолевает превратности учения в церковноприходской школе но неожиданно для всех становится второгодником
По личной просьбе механика Калашникова теперь Анне Кирилловне стали выдавать из заводской конторы по пятнадцать рублей в месяц. Положение Заломовых улучшилось. Тем не менее жить все же очень трудно: на каждого в семье приходится по два неполных рубля, принимая во внимание, что на эти же деньги надо покупать еще и дрова, и обувь, и одежду. И хотя Анна Кирилловна делит хлеб всегда по справедливости, ссоры из-за большого или кажущегося большим куска случаются очень часто.
Когда по утрам хлеба вовсе нет, мать дает Петьке на завтрак две копейки, и тогда он оказывается в трудном положении. Что купить: хлеб или книжку? Если книжку, то какую? С одной стороны, он восхищается великомучениками, а с другой – достигаемые ими результаты кажутся ему ничтожными, если сравнить их с победами сказочных героев.
После долгих колебаний Петька все же покупает сказку.
При этом Петька ничего не теряет. В обмен на сказку ребята охотно дадут прочитать и жития святых. Вообще ребятишки очень нуждаются в книгах, но бесплатных библиотек нет, а из платной городской брать книги дорого.
Трижды, правда, учитель собирал деньги на школьную библиотеку. По двадцать копеек принесли все дети, даже самые бедные, но библиотека так и не появилась. Бесследно исчезли и собранные деньги, спросить же о них никто не решился: портить отношения со «шкилетом» было страшновато.
По приказанию учителя Петьке купили новую книжку для чтения, в которой были стихи и короткие рассказы из русской истории. Патриотизм Петьки с этих пор стал расти необыкновенно. В мальчишке проснулась неведомая ему до сих пор ненависть к другим «нерусским» народам, любовь к защитникам отечества, особенно к царям. О, как негодовал Петька на поляков, как восхищался Сусаниным, спасшим царя Михаила! Убийц царя Александра II Петька считал величайшими злодеями и радовался, что их повесили. Особенно восхищался Петька царем-плотником Петром Великим.
Слова «А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, жила бы только Россия!» приводили Петьку в восторг, и он мечтал о том времени, когда будет с винтовкой в руках защищать царя и отечество от всех врагов.
По царским дням[56]56
По царским дням… – То есть в дни именин царя и его коронации, которые в дореволюционной России отмечались как официальные праздники.
[Закрыть] Петька ходил на военные парады. Мариинский институт благородных девиц в таких случаях был всегда иллюминирован, и Петька от всей души наслаждался видом чадящих керосиновых плошек, расставленных вдоль длиннейшей кирпичной ограды, с восторгом кричал вместе с другими «ура!».
Учиться Петьке и в третьем классе пришлось у Алексея Алексеевича, но он уже так привык к «шкилету», что ему начало казаться, что все учителя должны быть именно такими.
Как и прежде, Петька решал задачи одним из первых, причем делал это с большим удовольствием. Дисциплина во время занятий была по-прежнему образцовой, – учителя побаивались. Но к церкви Петька охладел. Хор Рукавишникова после смерти миллионера распался. На клиросе теперь пели любители. На службах стало скучно, и народу ходило все меньше и меньше.
Еще с осени Петька сблизился со своим одноклассником Федькой – Кислы Щи. Он был сыном мелкого чиновника. Его с младшим братом Пашкой раньше водили, как барчат, в красивых бархатных костюмчиках и белых башмачках, но умер отец их, семья стала бедствовать, и как-то незаметно Федька с Пашкой превратились в равноправных членов улицы. За неумение драться и ругаться, за плаксивость и изнеженность их долго дразнили «кислыми щами». Но они были неглупые, добрые ребята и постепенно сумели завоевать себе расположение мальчишек, чему немало помогало и то, что Федька охотно делился с ними яблоками из своего сада.
Петька любил бывать во дворе у своего дружка и часами играл с ним «в кон» или «в пристенок». Проиграв, – а в игре в «пристенок» он был не силен, – Федька всякий раз пускался в рев и бежал домой за деньгами. Выкупив у Петьки за две копейки все свои козны, начинал снова играть. И снова проигрывал.
Дружба после этого, однако, не нарушалась. На другой день Федька по-прежнему искренно был рад, когда дружок приходил к нему во двор. Но приятели никак не могли столковаться. Федька хотел играть «в кон», а Петька – «в пристенок». Выход нашелся – решили играть понарошку: к концу игры каждый получал то, что у него было в начале. И, к своему удивлению, обнаружили, что игра понарошку оказалась не менее интересной.
Потом бродили по саду, заросшему бурьяном, и искали там не замеченные взрослыми упавшие яблоки. Урожай уже снят, но Петьке иногда удавалось отыскать одно, а то и два яблока. Рвал Петька и забытые остатки высохших бобов, которые казались ему очень вкусными. Федька к бобам был равнодушен, да и яблоки его не прельщали, и он частенько отдавал свою находку Петьке.
– У нас дома много, – говорил он при этом.
В ветреный день друзья запускали большой бумажный змей с трещоткою и посылали по нитке телеграммы – клочки бумаги с дыркой посередине. Ветер быстро гнал телеграммы вверх, к самым облакам.
В школе произошли перемены. Алексей Алексеевич стал заниматься со вторым классом, в первом же и в третьем занятия теперь вела Анна Серафимовна – дочь дьячка Троицкой церкви, молоденькая, кругленькая, беленькая девушка с миловидным личиком и кротким характером. Она не умела быть строгой и потому дисциплины на уроках установить не могла. Учительница совсем не сердилась, когда мальчишки шалили и проказничали, и готова была всему смеяться первой.
Наладить занятия ей так и не удалось. Ее не слушали, заданных ею уроков не учили. Тщетно пытался помочь Анне Серафимовне Алексей Алексеевич. Как только он уходил, в классе вновь поднималась возня, начинались разговоры.
Вот Крошкин, ухитрившийся просидеть в школе до семнадцати лет, поднимает руку:
– Что тебе, Крошкин? – спрашивает учительница, стараясь быть строгой.
– Анна Серафимовна! Позвольте встать на колени! – кричит он. И, не дожидаясь позволения, идет по партам через головы мальчишек, встает перед учительницей на колени, молитвенно складывает руки. Вслед за Крошкиным бегут Барынькин, Зубов, потом и другие.
Через минуту учительница окружена плотным кольцом коленопреклоненных, ей нельзя даже встать со стула. Она смущается, краснеет, наконец не выдерживает и звонко хохочет. Поднимается невообразимый шум, на который приходит Алексей Алексеевич, и все разбегаются по своим местам. Промаявшись две недели, Анна Серафимовна перешла в школу для девочек, а на ее место был назначен молодой учитель, только что окончивший учительскую семинарию.
Новый учитель Иван Николаевич – среднего роста, рябой, с огненно-рыжими, торчащими, как у ежа, волосами, с маленькими глазками и большим ртом – показался ребятам едва ли не страшнее «шкилета».
На первом же уроке он пришел в страшную ярость от невежества учеников, кричал, ругался, стонал, хватался за голову, но, к удивлению Петьки, не тронул ни одного ученика даже пальцем.
К новому учителю ребята привыкли очень быстро. Пожалуй, только теперь они по-настоящему поняли, каким должен быть учитель. От него они узнали, какой интересный и большой мир их окружает, что существуют правила грамматики, научились выразительному чтению. Единственным ругательством Ивана Николаевича было слово «бестолочь». Учеников он не наказывал, а свой гнев выражал по преимуществу страшным гримасничанием. Но даже второгодники и третьегодники, считавшиеся безнадежными учениками, Ивана Николаевича уважали, не в пример новому учителю закона божьего.
Старый священник отец Владимир умер в конце учебного года. До могилы его провожали всей школой. Особенно батюшку никто не жалел, но никто не отзывался о нем и плохо.
После смерти отца Зоя Владимировна вышла замуж за студента духовной академии, который женился на ней как на наследнице церковного места[57]57
… как на наследнице церковного места. – Согласно порядкам той эпохи преимущественное право на занятие места священника принадлежало тому из служителей культа, кто женился на дочери умершего настоятеля церкви.
[Закрыть]. Петька видел, как высокую и красивую Зою Владимировну венчали в Троицкой церкви с низеньким черненьким человечком, как потом этого человечка рукополагали в чин священника[58]58
… рукополагали в чин священника. – Обряд возведения в священнический чин, во время которого архиерей клал руки на голову будущего священника.
[Закрыть]. Зоя Владимировна с этих пор больше в школе не появлялась. Зато закон божий в школе стал преподавать новый священник отец Павел, муж Зои Владимировны.
На ребят он произвел неприятное впечатление. Отец Павел был холоден, сух, неприветлив, хотя много говорил о христианском милосердии и всепрощении. Он с самого начала стал прибегать к невиданным до той поры строгостям. Всякий невыучивший урок стоял у доски на коленях до окончания занятий по закону божьему, а потом оставался до пяти часов вечера без обеда.
Урок законоучителя всегда был последним и обычно продолжался часа два. За это время ноги у наказанных затекали, многие из них не выдерживали, плакали и умоляли священника о прощении, обещали выучить урок, но проповедник милосердия был неумолим.
И каждый новый урок у доски стояли наказанными десятка полтора мальчишек.
Но, несмотря на такие строгости, класс по закону божьему учиться лучше не стал. Нового законоучителя возненавидели, и многие ребята не учили его уроков из упрямства.
Всего лишь раз Петька, увлекшийся повестью про житие Ивана Новгородского, который якобы запер крестным знамением[59]59
Крестное знамение – Изображение верующим креста рукой на себе или на каком-нибудь предмете. Крестному знамению приписывали волшебную силу.
[Закрыть] черта в рукомойнике и съездил на нем к обедне в Иерусалим, плохо выучил урок. Но, простояв на коленях часа два и просидев до пяти часов без обеда, Петька с этих пор священную историю читал в первую очередь.
Вообще-то невыученный урок для Петьки – случайность. У него хорошая память, и поэтому он многое запоминает уже со слов учителя. Учиться ему нетрудно, и по закону божьему Петька получает одни пятерки, но он тоже страшно ненавидит священника.
По весне Петька должен был бы закончить школу, он уже сдал все экзамены, и ему назначен даже похвальный лист. Но Анна Кирилловна задумала учить сына в уездном училище, куда малолетнего Петьку могут принять только через год, и потому она упросила Алексея Алексеевича оставить его еще на один год в третьем классе.
Так неожиданно для всех отличник Петька Заломов стал второгодником Троицкой церковноприходской школы.








