Текст книги "Петька из вдовьего дома"

Автор книги: Пётр Заломов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА III

рассказывает о Петьке, который геройски отстаивает свои права перед уличными мальчишками, и о необычных уроках вежливости, преподанных взрослыми

После обеда Петька идет гулять на двор. Восьмилетний губошлеп Ванька Шкунов почтительно снимает перед ним картуз и низко кланяется.

– Петру Андреичу! Наше вам почтение! В баньке-с изволили быть? – спрашивает он язвительно. – С легким-с паром, ваше степенство-с!..

Мальчишки смеются, а Петька готов провалиться сквозь землю.

– Чем пороли? – деловито спрашивает девятилетний Колька Лодкин.

– Чего пристал? Сам знаешь, чем порют!.. – огрызается Петька.

– Да ты что злишься? Я тебя порол, что ли? – презрительно тянет Колька. – У нас дома розгами только девчонок да самых маленьких секут. Разве это порка? Меня отец дерет как Сидорову козу. Ремень у него толстущий!..

Колька испытующе смотрит на Петьку. Но тот только сопит молча. Не зная, чем еще уколоть товарища, Лодкин изрекает:

– … А ты визжишь как резаный поросенок!

– Как резаная крыса! – парирует Петька.

Все хохочут. Кольку дразнят крысой, и он давно к этому привык, даже отзывается на «крысу» как на свое имя. Но слово «резаная» кажется ему до крайности оскорбительным, и, желая хоть чем-нибудь насолить Петьке, он кричит:

– А ты… маленький! Тебя секут как девчонку!

– Вот я тебе дам девчонку! – наступает злой Петька, который, несмотря на свои неполные семь лет, выше и шире Кольки.

– Тронь, тронь! Да рубашку изорви! – кричит тот. – Мало тебя секли? Вот скажу твоей матери, так она тебя еще не так вспорет!

– Иди жалуйся, ябеда! – сразу же остывает Петька. Он хорошо знает, что ждет его дома за драку.

– А меня мать бьет по морде! – говорит Яшка. – Кы-ы-ык даст, так я с копытков долой!

Восьмилетний Яшка – сын садовника, и ему разрешают собирать в господском саду падалицу. Он выменивает червивые яблоки на окурки папирос, куски белого хлеба. Когда мать отпускает Петьку с кузнецами купаться на Волгу, тот ловит на плотах между бревнами сомят и приносит их Яшке, за что тоже получает полный карман яблок…

– Идемте, братцы, в скрадину играть! – предлагает Митька Сальников.

Все гурьбой бегут на соседний дровяной двор, где сложены в штабеля бревна и доски, стоят пахучие срубы домов. Прятаться здесь очень легко. Водить достается Сальникову. Он считает себя большим, ему десять лет, и с маленькими играет редко. Малыши его не любят за то, что он часто бьет их.

Митька конечно же отводился очень быстро, теперь водить приходится Петьке. Он застукал Ваньку и пока идет в глубину двора искать Митьку, тот обегает кругом поленницы, подлетает к скрадине и стучит за всех.

Петьке приходится водить снова. И снова Митька выручает всех. Как ни старается Петька, но обогнать никого не может.

Петьку «заводили», он устал бегать и сердится. Наконец соображает, что надо делать: идет к самой ближней поленнице и из-за нее следит за другими.

Вот Ванька кого-то манит рукой. Петька выскакивает и видит за дальней поленницей голову Митьки, который тут же прячется.

Петька бежит к скрадине, стучит палкой и кричит:

– Выходи, Митька, я тебя видел!

Митька не выходит.

– Выходи! Чего прячешься? Тебе водить! – снова кричит Петька и идет к поленнице, за которой увидел Митьку. Но тот опять бежит кругом поленниц к скрадине и успевает застукаться.

Подходит Петька, начинается спор:

– Тебе водить!

– Нет, тебе!

– Я тебя застукал, все видели.

– Нет, ты отводись, а другой раз не суйся играть с большими.

– Велика фигура, да дура!

– Вот я тебе как дам… Играй по правилу! – кричит Митька и норовит ударить Петьку.

Но тот увертывается и что есть духу бежит к своему двору. Недалеко от дома его нагоняет Митька и пинком опрокидывает в грязь.

– Сало собачье! Сволочь! – кричит Петька и, схватив ком земли, бросает его прямо Митьке в лицо. Тот подбегает к калитке, но у Петьки в руках уже большой камень.

– Подойди, подойди! Тебе бы только маленьких бить. А нарвался на Ваську Пузыря, так коровой ревел.

– Ладно, попадешься! – грозит Митька.

– А ты играй по правилам!

– Ладно-ладно! Поймаю!

– А ну подойди!

– Брось камень, и подойду!

– И брошу… Не боюсь!

– А ну брось!

– Ну тронь! – хорохорится Петька и бросает камень…

В этот момент со двора доносится звонкий голос Оли:

– Пе-е-етька! Иди чай пить! Ма-а-ма зове-е-ет!

Петька с видом победителя медленно направляется к дому.

– Где это ты так перемазался? – встречает его Анна Кирилловна. – Поди умойся!

– Это я упал! – говорит Петька, идя к умывальнику. Про нападение Сальникова ни слова: «Скажи ей, так еще гулять не пустит».

Ночью Петька спит на полу, не раздеваясь, все в тех же штанишках и рубашке, в которых бегает днем. Постелью ему служит кусок старого войлока.

Рано утром он просыпается и видит, как отец, собравшись на работу, пьет чай на кухне из маленького самоварчика. Петьке тоже хочется пить. Он садится в постели и смотрит на отца.

– Петька! Иди чай пить! – зовет отец.

Петька мигом вскакивает и бежит на кухню. Самоварчик приходится наклонять, да и то наливается только одна чашка.

Петька явно разочарован.

– Еще хочешь? – спрашивает отец.

– Хочу! – с готовностью отвечает Петька.

– И отчего это, Анна, он так много пьет? – удивляется отец. – Нагрей-ка ему целый самовар. Интересно, сколько он сможет выпить?

Отец уходит на работу, а Петька, отдуваясь, пьет чай из вновь поспевшего самовара. Он уже давно расстегнул пояс у штанов, потерял счет выпитым чашкам, с него в три ручья льет пот, а он все пьет и пьет.

Анна Кирилловна начинает беспокоиться:

– Петька! Да ведь эдак у тебя брюхо лопнет.

– Ничего! – успокаивает мать Петька и простодушно добавляет:

– Пуговицы у штанов я расстегнул, чтобы не оторвались.

Наконец он напился, перевернул чашку вверх дном, положил на блюдечко огрызок сахара.

– Пей еще! – неуверенно предлагает мать.

Но Петька решительно отказывается:

– Нет, теперь больше не могу! – и бежит снова спать.

Когда Анна Кирилловна выливает из самовара оставшуюся воду, ее оказывается только одна чашка. Петька выпил целый самоварчик – двенадцать чашек.

Обычно Петьке давали две маленькие чашечки чая. Но он пил после этого воду из кадки. У него быстро пересыхало во рту и в горле, особенно летом. Мальчик не мог дышать через нос из-за насморка и постоянно ходил с полураскрытым ртом.

Петьке без конца повторяли:

– Закрой рот! Ворона влетит!

И Петька закрывал рот с полной решимостью держать его закрытым, но тут же задыхался и вынужден был вновь его открывать.

– Дурная привычка! – говорили взрослые. – Надо отучить его. Нос не высмаркивает!

Петьке было невыносимо стыдно, когда смотрели в его раскрытый рот, и он так сморкался, что кружилась голова, а сам чуть не падал в обморок. А взрослые, не зная, как помочь, только смеялись. Некоторые даже думали, что Петька в «дедушку» и рот открыт у него от глупости.

Соседка Надежда Аполлоновна говорила матери:

– Вы уж, Анна Кирилловна, не обижайтесь! Сынок-то у вас, наверное, дурачок! Всему верит. И рот всегда раскрытый!

Говорила Надежда Аполлоновна медленно, страшно заикаясь, и при этом сильно трясла головой.

– Как хотите, Анна Кирилловна, а это вас бог наказывает за то, что в церковь не ходите.

Анна Кирилловна обиженно поджимала губы и говорила кротким голосом:

– Посмотрим, как будет учиться. Он ведь еще мал. А вашего-то Ваню выгнали из школы, должно быть, за ум?

– Что вы? Разве можно моего сравнивать с вашим? – возмущалась соседка. – Мой зато все молитвы назубок знает!

Сестра Оля по осени пошла в школу. По вечерам она теперь учит уроки. Петьке нравится дразнить сестру.

– Как на тоненький ледок покатился пирожок, – читает Оля. Надо было прочитать «петушок», и она быстро поправляется.

– Как на тоненький ледок покатился пилозок! – подхватывает Петька и много-много раз нараспев повторяет одно и то же. Ошибка сестры кажется ему забавной, и он то поет, то хохочет.

– Мама! Чего Петька дразнится! – жалуется Оля, и Петька на какое-то время оставляет сестру в покое.

Как только Оля научилась читать, она начала рассказывать Петьке прочитанные сказки, украшая их при этом и собственной фантазией. Брат очень любит сказки, но они наводят на него такой ужас, что он боится вечером выйти на двор. Ему теперь даже сны стали страшные сниться, и Петька дико кричит по ночам.

– Петюшка! Что с тобой? – спрашивает его тогда встревоженная мать.

– Я боюсь! – отвечает Петька, прижимаясь к матери всем телом.

– Читай богородицу![13]13
  Читай богородицу! – Молитва в честь библейской непорочной девы Марии, матери сына божьего Христа.


[Закрыть] – советует она.

Петька твердит непонятную молитву, но страх не проходит.

У деда Михаила стали сильно отекать ноги, и он пошел к доктору в городскую больницу. Вернувшись в Кошелевку, заявил жене, что «барин» запретил ему есть черный хлеб и велел перейти на молочную пищу:

– Надо молоцка, яицка, белый хлебца. Черный нельзя – сердцу жарко!

Андрей Михайлович, узнав о болезни отца, предложил взять его к себе, на что бабушка Елизавета только рукой махнула:

– Полно-ка, Андрей! У тебя и так семья большая! Пусть помирает. Кому он нужен?

Старик, однако, переселился к сыну на Набережную улицу. Понемногу он стал поправляться и даже принялся за работу – поначалу починил на всю семью обувь.

С переездом деда жизнь Петьки стала намного веселее. Дед делал для внука волчки, клеил ладейки, мастерил игрушки и даже сшил настоящие маленькие сапожки для Олиной куклы. Жили дружно. Только один раз мир был нарушен, и виновником того был Петька.

Во время обеда он, как обычно, сидел напротив отца, рядом с дедом. Редкий обед проходил, чтобы отец не подшутил над сыном. Только было Петька подцепил большую ложку горячих щей, как услышал:

– Петька! Смотри, сколько ворон на помойке! – говорит отец, с интересом поглядывая в окно.

Петька, забыв обо всем на свете, смотрит, как дерутся вороны и рвут друг у друга хлебные корки. А отец тем временем сыплет в ложку сына перец и кладет горчицу.

Вороны, вспугнутые собакой, разлетаются, а Петька, проглотив ложку остывших щей, начинает громко кашлять и чихать. Из глаз у него льются слезы. Все смеются над часто повторяющейся шуткой отца. Смеется и дед.

– Дурачка Петька! – говорит он.

– Ты сам дурак! – огрызается Петька и в тот же момент валится к деду на колени. В ушах стоит звон, в глазах потемнело. Это отец своей длинной рукой через стол треснул Петьку по уху.

Дед помогает подняться Петьке, но тот не может прийти в себя от неожиданности.

– Ешь щи, – сурово говорит Андрей Михайлович, – да помни, что отец мой не дурак!

Петька не плачет, молча глотает щи. Это первый удар, полученный им от отца. И он начинает понимать, что сделал что-то ужасное, если даже отец, который его никогда не бил, решился ударить. «Заслужил! – думает Петька. – Нехорошо вышло!..»

Но Петька вовсе не сердится на отца, как не сердится и на отцовские шутки. Наоборот, он восхищается им за большой рост и силу, за то, что «много работает, кормит всех». Петька гордится отцом и считает его самым правильным человеком, только очень жалеет, когда тот хворает после сильной выпивки.

Андрей Михайлович часто, рассуждая о будущем любимого сына, задумчиво говорит жене:

– Не отдам Петьку на завод. Не хочу, чтобы он попал на такую же каторгу, как я. Буду учить!

ГЛАВА IV

в которой рассказывается об обеде меднолитейного мастера, о Петькиной «литейке» и о рыбалке на Волге

На заводе литье, и отец не может прийти домой обедать. Анна Кирилловна снаряжает в дорогу Петьку. Мать дает сыну три глиняных горшочка, вставленные один в другой, завязывает их в платок. В верхнем горшочке щи, в среднем – гречневая каша, а в нижнем – сладкий суп с черносливом.

Когда мать наливает суп, Петька деловито советует:

– Наливай больше! Тятя любит!

– Смотри не пролей! – наказывает Анна Кирилловна. – А то оставишь отца без обеда.

– Не маленький! – с обидой отвечает Петька и выбегает из дома.

Он спешит. Хотя до завода и недалеко, но скоро должен быть гудок на обед. Дорога идет под гору, по длиннейшему пологому съезду[14]14
  … по длиннейшему пологому съезду… – Речь идет о Казанском съезде – дороге для спуска с Сенной площади (недалеко от нее дом Весовщиковых) к Волге и заводу Колчина.


[Закрыть].

Протяжный заводской гудок раздается, когда Петька уже подходит к заводу. Работники толпой выходят из ворот. Люди черной цепочкой растягиваются до половины съезда, прежде чем мальчугану удается войти в ворота. Сначала он идет по хозяйственному двору, где сложено железо, чугун, уголь. Потом через узкую калитку, откуда с обыском выпускают рабочих, попадает на завод.

Петька входит в токарную и идет мимо станков, мимо громадного точила в медницкую, а из нее попадает в литейную – высокое здание без потолка. Большие окна здесь черны от копоти, в воздухе, густом от пыли, чад жаровень, на которых просушивают опоки[15]15
  Опоки – обычно металлические ящики без дна, в которых помещаются земляные формы для отливки деталей из расплавленного металла.


[Закрыть], и тошнотворный запах от масляных ламп. Литейная пуста, и только Андрей Михайлович с двумя подручными расставляет формы для литья. Лицо у него тоже все черное, лишь зубы да белки глаз сверкают.

Отец замечает Петьку, неторопливо подходит к нему, берет обед, садится на ящик из-под свечей, расставляет горшочки. Перед обедом он выпивает рюмку водки, морщится, крякает, потом подносит по чарке подручным.

Пока отец ест щи с черным хлебом и гречневую кашу, Петька равнодушен, но когда очередь доходит до сладкого супа, он не может оторвать глаз от отца. Андрей Михайлович лукаво усмехается в усы. Супу остается все меньше и меньше. Петька не выдерживает, шумно, безнадежно вздыхает и отходит в сторону.

– Доедай суп, Петька! – говорит вдруг Андрей Михайлович и протягивает ему горшочек.

Петька помнит наставления матери и потому сначала отказывается:

– Ешь сам, тятя! Ты любишь! Я мамке сказал, чтобы больше наливала!

Андрей Михайлович весело смеется:

– Доедай, дурачок! Я уже наелся! Расти скорей!..

Уговаривать Петьку не приходится, он с наслаждением ест суп и с удивлением думает: «Самую-то гущу и не доел!»

Когда суп доеден, мальчик решительно заявляет:

– Водку я пить не буду. Она горькая. Я лучше сладкого супу.

Мужики хохочут.

– Когда стану работником! – поясняет Петька.

– А водка-то слаще супа! – шутит Андрей Михайлович.

– Ну да! Сказывай! Только маленькую чарку выпил, а сморщился, как от перца с горчицей. Небось, когда ел суп, не морщился.

Отец и подручные снова смеются.

– А теперь смотри, как медь плавится! – говорит Андрей Михайлович, поднимая железную плиту.

Плавильная печь устроена в вырытой в земле яме. Петька боязливо подходит к ее краю и видит внизу сильный огонь, на котором греется большой красный горшок. В него отец бросает связки оловянных прутьев и мешает их железной кочергой. Когда бронза готова для разливки, подручные вытаскивают длинными клещами раскаленный тигель[16]16
  Раскаленный тигель – Небольшая металлическая емкость, облицованная изнутри огнеупорной глиной. Применяется для плавки металла.


[Закрыть], вставляют его в железное кольцо с четырьмя ручками и наклоняют. Огненный металл течет в литники опок[17]17
  Литники опок – Отверстия, через которые расплавленный металл заливается в земляные формы опок.


[Закрыть]. Потом в тигель снова бросают куски красной меди и осторожно опускают его в печь.

Отец показывает Петьке отлитые краны и форсунки. Все это так интересно, что Петька, будь его воля, век бы отсюда не уходил. Но отец подает ему уже увязанные в платок горшки, ласково подталкивает к дверям литейной. У калитки его обыскивает сторож. «Как вора!» – возмущается Петька, оказавшись на хозяйственном дворе. Навстречу ему теперь несутся две громадные сторожевые собаки. Петька сильно трусит, прячет горшочки за спину, но идет не останавливаясь. Собаки перестают лаять, обнюхивают Петьку, провожая его до самых ворот.

Поднимаясь по длинному съезду, Петька думает, как хорошо бросать в расплавленную медь оловянные прутья и мешать металл железной кочергой, отливать красивые штучки и есть каждый день сладкий суп.

Дальше Петька думает, как бы самому устроить дома литье. Главная трудность в том, что негде плавить.

И Петька решает отложить литье до зимы, когда начнут топить голландскую печку. Но припасы для будущего литья начинает делать уже сейчас: за кузницей в куче шлака попадаются и старые ржавые гвозди, и маленькие кусочки железа, и обломки свинцовой обивки от пролеток и экипажей. Петька и раньше играл такими обломками, не зная им цены.

К первым холодам у Петьки уже много «олова» – так он называет свинец. Можно приступить и к литью.

Он выбрал три большие кости, просверлил в них ножницами дырки и поставил в железной ложке на раскаленные угли плавить свинец. Решил сделать налитки для игры в кон.

Жидкий металл Петька попытался было залить через дырку в кость, но он, свистя, плюясь, со страшной силой вылетел обратно, забрызгал мальчишке руку. От боли тот даже ложку выронил. На указательный палец прилип кусочек свинца величиной с желудь. Обжигая пальцы, Петька с кожей отодрал его, замотал тряпкой рану, но литье не бросил.

Теперь Петька держит кость, как в клещах, за концы длинных лучинок и металл льет осторожно, тонкой струей. Кость при этом уже не плюется, а только злобно фырчит. «Ишь, фырчит! Как кошка! – думает Петька. – И отчего это она начала плеваться? Должно быть, дырка мала?» Мальчик старыми ножницами увеличивает дырку у второй кости.

Постукав ею для порядка о пол, Петька неожиданно для себя извлек из нее целый кусок ссохшегося костного мозга. «Должно быть, от жиру и плюется», – понял он. Захватив вторую кость в деревянные клещи, Петька льет в нее свинец медленно, и кость уже только шипит. «Жир кипит!» – заключает Петька.

Третья кость залита также благополучно. Теперь Петька мастер по «налиткам».

«Ишь, до кости руку прожег и даже не пискнул… Я, брат, тоже работник буду!» – с гордостью думает о себе Петька.

На какое-то время литье становится любимой его игрой. Научившись делать налитки, он отливает потом в деревянном ящике с землей свинцовые молоточки. Модель Петька вырезал из куска дерева перочинным ножом, а чтобы получить отверстие для ручки, втыкает в середину формы тонкую обугленную палочку.

– Все молоточки делает! Должно, слесарем будет! – посулила как-то бабушка Елизавета, пришедшая в гости.

Андрей Михайлович собирается на рыбалку. У него завтра свободное воскресенье, и он готовится с вечера: осматривает удочки, поручает Анне Кирилловне замесить прикормку, а Петьке накопать червей.

– А ты, Петька, хочешь со мной на Волгу? – спрашивает он сына.

– Хочу, тятя! – радостно отвечает Петька.

– Только смотри, рано вставать надо! В три часа разбужу. Встанешь?

– Встану, тятя! – с готовностью обещает сынишка.

– Ну так марш скорей спать!

Разбуженный утром матерью, Петька мигом вскакивает на ноги, трет кулаками глаза, которые помимо его воли слипаются, и только после умывания окончательно приходит в себя. Анна Кирилловна уже приготовила самовар, и сын с отцом пьют чай, а потом забирают свои удочки и идут к Волге.

Там, за широкой рекой, далеко за лесами, появляется кровавое зарево, которое разгорается все сильней и сильней.

– Пожар! Леса горят, тятя! – беспокоится Петька, указывая на восток, где Волга, делая поворот к югу, исчезает из глаз.

– Эх ты, дурачок! Это заря, солнце всходит! – покровительственно улыбается Андрей Михайлович. – Надо торопиться, а то прозеваем клев, – и он прибавляет шаг, так что Петька теперь вынужден почти бежать за ним.

– Чай, заря бывает вечером, – продолжает сомневаться Петька. – А вон и дым!..

– Это не дым, а туман, – терпеливо поясняет отец. – Вставал бы, как я, рано по утрам, каждый бы день видел восход солнца!

Пришли к реке, устроились на плотах, закинули удочки. Петька теперь и сам понимает, что ошибся: краски светлеют, и из-за леса показался краешек малинового солнца, от которого мальчишка не может оторвать глаз.

– У тебя клюет, Петька! – вдруг раздается окрик отца. – Тяни скорей!

От неожиданности Петька даже растерялся. Он видит, как поплавок тянет против течения, как тот упорно исчезает под водой, но руки онемели, и, несмотря на сердитые понукания отца, он забыл, что надо делать, когда клюет.

– Тяни, упустишь!

Петька наконец дергает удилище. Сначала ему кажется, что крючок задел за дно. Тоненькое можжевеловое удилище гнется, потом леска сразу выскакивает из воды, – на конце ее лишь крючок с объеденным червяком.

– Сорвался! – говорит он с сожалением. – Должно быть, сом был? Большущий!

– Я ж тебе кричал – тяни! Вот и прозевал. А был крупный окунь! – сердится Андрей Михайлович.

– Нет, это сом, тятя! – настаивает Петька.

Над водой туман. Тянет легкий ветерок, и Петька ежится от холода.

– Что, брат, озяб? – спрашивает отец. – Ну ничего! Вот солнце поднимется повыше, и сразу станет тепло.

Он не договаривает, широко раскрывает глаза и взволнованно шепчет:

– Клюет, клюет! Тяни!

Петька дергает. Он чувствует, что попалась рыба, но вытащить ее с первого рывка не может. Тянуть же сильнее боится – вдруг опять сорвется. Отец не выдерживает, сам тянет удилище, и, сверкнув на солнце красными плавничками, крупная серебристая плотичка звучно шлепается на берег.

– Молодец, Петька! Поймал! – хвалит он сына.

Солнце взошло. Припекает. Но клев еще хороший, и Андрею Михайловичу везет. Петьке же никак не удается подсечь рыбу вовремя.

Однако постепенно клев слабеет. И мальчик теряет к рыбалке интерес. Он пригрелся на солнце, и ему хочется спать.

– Сматывай лесу! Пора домой! А то и к обедне опоздаем! – поднимается Андрей Михайлович.

Отец с сыном потихоньку взбираются на высокую гору. Петька мечтает о том «соме», который сорвался у него с крючка. Дома Андрей Михайлович рассказывает, как сын поймал плотичку и чуть было не подсек большого окуня.

– Сома! – уверенно поправляет Петька.

Все, конечно, смеются.

– Ты, Анна, зажарь ему отдельно на сковородке его рыбу! – добродушно предлагает Андрей Михайлович.

Анна Кирилловна треплет вихор сына, ласково спрашивает:

– Да неужто, Петюшка, ты сам поймал такую?

– Сам, мама! Тятя ее только из воды вытащил! Я в другой раз сома поймаю! – твердо обещает Петька.

Отец уходит в церковь к обедне, а Петька ест зажаренную с яйцом рыбу, сладко жмурится от одолевающего сна. Потом он спит, и ему снится прыгающий поплавок и большой, искусно им подсеченный сом.