Текст книги "История русской армии. Том третий"

Автор книги: Петр Ниве

Соавторы: Анатолий Шеманский,Дмитрий Логофет,Андрей Зайончковский,Константин Дружинин,Владимир Никольский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 39 страниц)

Применительно к холодному оружию для Средней Азии более приемлемы формы текинских сабель, боевых ножей и кинжалов.

Наш артиллерийский огонь был так силен, что туземцы говорили: «Русский солдат плюет огнем!»

Наша тактика долгой борьбы нашей в Средней Азии со степняками и основанная на недавнем боевом опыте полностью себя оправдала. То же касается и системы горных и степных опорных пунктов, этапов, блокгаузов с их своеобразной тактикой, столь подробно развитой Скобелевым. В бою пехота наша действовала перебежками – способом, апробированным в Турецкую войну под Шейновом. А крепости брали общими для любой «крепостной» войны приемами.

Наша продовольственная тактика базировалась на использовании местных средств, и даже во время осады фураж собирали на месте.

Наше тогдашнее положение в Средней Азии.Текинцы были покорены, и граница наша с Персией была прочно намечена, причем только часть иомудов оставалась проживать одновременно в обоих государствах: летом – у нас, а зимой – в Персии, за Атреком. Но без содействия нашего комиссара персы никогда не могли заставить подчиниться этих «двоеданников».

На востоке наши владения протянулись до реки Теджен, теряющейся в песках у пределов хивинских. Далее, на восток, простирались остатки Свободной Туркмении: текинский Мерв со своими вассалами – Серахсом (солоры) и Пенде, с Иолатанью (сарыки). Это был остаток клина, разделявшего наш Туркестан от нашего Закаспия, которым мы были вправе овладеть вплоть до границ Афганистана, представлявшего собой своего рода буфер [43]43
  По соглашению с Англией (1869 г.) было решено не допускать непосредственного соприкосновения наших и британских владений в Средней Азии и предусматривалось их разделение посредством вассальных или независимых от обоих государств территорий.


[Закрыть]между нами и Англией в Индии.

Территория Свободной Туркмении и составила предмет нашего соперничества с Англией, а предлогом являлась якобы неопределенность афганской границы между реками Тедженом и Амударьей. Мы имели неосторожность признать ее где-то близ линии Серахс (на Теджене) – Ходжа-салех (на Амударье). Еще было условлено, что она должна идти так, как шла при афганском эмире Шир-Али. Эта линия, как оказалось потом, пролегала верст на 150–200 к югу и отсекала половину мервских владений, а земля солоров – по Среднему Теджену. Англичане поручились, что эмир не будет здесь расширять границы за счет степей Свободной Туркмении. За это обещание мы уступили Афганистану свое право на Бадахшан и Вахан, наследие наше от Бухары и Коканда [44]44
  Соглашение от 19 (31) января 1873 г.


[Закрыть].

После покорения ахалтекинцев мы приступили к осуществлению своего права «объединить и умиротворить под своим влиянием всю остальную Свободную Туркмению». И когда в сентябре 1881 г. Мерв с вассалами – сарыками и солорами – прислал к нам депутацию с выражением желания вассальных к России отношений, то мы им объявили: «Кроме русских посланцев, не допускать в свои земли агентов других правительств». Мерв тогда же подписал соглашение с нами и перестал было разбойничать, держать рабов и привечать чужих эмиссаров (1881–1882 г.).

Но скоро (1883 г.) он не только приютил у себя тайного английского агента (под видом дервиша «сия-пуша» или черноризца), но и поддался его дурному влиянию. Мерв стал поступать наперекор нам и посылать свои шайки в Персию через восточный край Ахалтекинского оазиса (Атек), из которого мы отвели свои войска. Теперь пришлось нам посылать туда сторожевой отряд, а потом и навсегда оставить его на р. Теджене, а в Мерв послать для увещевания подполковника Алиханова [45]45
  Алиханов, человек больших военных и административных способностей, был в молодости разжалован за дуэль в рядовые, но быстро выслужился в наградном порядке за отличие. Он погиб от бомбы во время революции, в 1907 г., в Александрополе.


[Закрыть], ставшего после присоединения остальной Туркмении первым ее правителем и прославившегося в бою за нее на полях «Кушки», у Таш-Кепри, 18 марта 1883 г. Мерв раскаялся и прислал депутацию просить подданства. Мы согласились, но с оговоркой, что берем его пока без вассалов (сарыки и солоры) до выяснения их рубежа с Афганистаном [46]46
  Принятие в подданство Мерва объявлено 1 февраля 1884 г.


[Закрыть].

Эта оговорка, продиктованная нашим колебанием, и дала англо-афганцам надежду, что мы уступим им этот отрезок.

«Сия-пуш» устроил так, что сарыки из Пенде стали арендовать у эмира горные пастбища. Довольно было и такой тени зависимости, чтобы Афганистан, подталкиваемый Англией, двинул посты свои к сарыкам и солорам. В то же время после щедрой уступки нами афганцам юга Памира (Вахан) эмир в 1883 г. захватил и запад Памира (Шугнан и Рошан). Наше положение было сильно скомпрометировано в Средней Азии: нас не слушался Мерв, эмир посягал на наши пределы, и Англия, не исполняя своих обязательств, явно поощряла среднеазиатцев к третированию нас да еще старалась ввязаться в наше разграничение с Персией. Впрочем, относительно разграничения с Персией мы отвечали твердо, что это наше домашнее дело. Мы требовали также удаления афганцев из Южной Туркмении, из Шугнана и Рошана, пригрозив силой, но и соглашаясь на полюбовное установление границ с Афганистаном при посредстве Англии.

Характеристики главнейших деятелей экспедиции

Эта экспедиция явилась результатом усилий многих лиц, начиная с государя, который: 1) решил бесповоротно покорить текинцев; 2) лично избрал Скобелева; 3) дал ему широкие полномочия и 4) не переставал ободрять его в трудных случаях. Много сделал для экспедиции и главнокомандующий Кавказской армии, великий князь Михаил Николаевич. Но центральной фигурой события был, бесспорно, генерал Скобелев.

Ко времени начала экспедиции он уже был кумиром армии, победоносным предводителем туркестанских и балканских боев. При назначении его главой экспедиции поднимался вопрос – не слишком ли он крупная величина для такого дела. Но сам Скобелев, подобно Суворову, почитал за честь всякое боевое поручение. Это был, как полагают многие, лучший в то время в мире генерал, кандидат в великие полководцы.

Не мудрено, что он стал душой этой экспедиции, успевая работать и в роли полководца, и в роли каждого из промежуточных начальников, и среди рядовых героев. Он был всегда и везде впереди войск, и суеверные азиатцы не могли примириться с мыслью, что Скобелев – человек обыкновенный, а не сверхъестественное существо. После неудавшегося покушения на его жизнь у них сложилось мнение, что он заколдован, неуязвим для пуль.

Никогда еще в Средней Азии война не была для туземцев столь кровопролитна, почему они и прозвали Скобелева Гез-канлы – кровавые глаза, глаз мстителя. Но облик его, бесстрашного богатыря – воина, не мог не пленить сердец его противников, прирожденных воинов.

С талантами Скобелева всякий практический случай, представлявшийся на его разрешение во время экспедиции, обращался в своего рода классическое поучение. Вот отчего нам так дороги каждая его пометка, каждая резолюция на документе. Всем известна разносторонняя талантливость Скобелева, и в своем месте мы уже подчеркивали, какой взгляд незаурядного государственного человека выказал он при решении наших задач в Средней Азии.

Печать гениальной прозорливости лежала на выборе им своих помощников. Имена Гродекова, Анненкова, Макарова, Куропаткина, Череванского нераздельно сплелись с именем Скобелева в эту экспедицию. Но ошибочно было бы считать, что Скобелев видел в них фигуры, подобные своей; нет, он ценил в них только ту или иную сторону характера. По-видимому, только Гродекова он считал способным себя заменить до некоторой степени. Во время дерзкой разведки своей в июле 1880 г. он так завещал своим войскам: «В случае моей смерти на предстоящей рекогносцировке 6 июля я поручаю командование отрядом полковнику Гродекову; он вполне способен вывести целым отряд, и ему известны все мои соображения».

Мы уже упоминали о том, как блестяще справился Гродеков с созданием боковой охватывающей базы в Персии (магазина в Гермабе), что Скобелев считал самой яркой страницей в истории экспедиции по искусству выполнения.

Без помощи Макарова на Каспии, у берегов Туркмении, и без содействия Анненкова с железнодорожным строительством на линии Красноводск – Кизыл-Арват Скобелев считал бы себя «как без рук». Анненкову он вверил главнейшую тыловую артерию экспедиции Красноводск – Геок-Тепе, и впоследствии этому человеку выпала на долю редкая честь первопроходца необозримых песчаных пустынь Средней Азии. Макаров же слишком близок своим именем русскому сердцу, и с трагической его гибелью в Порт-Артуре погибли надежды на морскую победу нашу. Куропаткина Скобелев ценил как боевого офицера и как служаку. Про Куропаткина Скобелев писал: «С ним судьба породнила меня боевым братством, со второго штурма Андижана, в траншеях Плевны и на вершинах Балканских и ныне, в дни тяжелых боев под Геок-Тепе».

Череванский своим талантливо поставленным предварительным полевым контролем много помог экспедиции, давая быстрое движение денежных средств и в зародыше уничтожая для недоброжелателей Скобелева возможность опорочить его светлое имя. Скобелев был гениально прозорлив, предусмотрев этот вид контроля, и он говорил, что «не понимает, как можно вести военные действия без него и как можно не испытывать к нему чувства беспредельного уважения со стороны всех, дорожащих интересами службы и ставящих их выше личных».

Наконец, дипломат Зиновьев, представитель наш в Персии, являлся «добрым ангелом экспедиции и всего русского дела в этой части Средней Азии». Такие лица у нас редки на дипломатических постах. Всегда становился он на сторону самого смелого решения в пользу России, компромиссы он не любил. Скобелев писал ему: «Со дня вступления в командование я имел возможность оценить и испытать на деле то сердце, то патриотическое участие, которое вы принимаете в успехе вверенного мне трудного дела».

Но все же главнейшим деятелем в походе являлся туркестанский солдат, про которого Скобелев выразился так: «Туркестанцы на деле доказали, что они остались те же молодцы, какими я их знал во время [прежней] моей службы в Средней Азии».

Из всех вождей текинцев выделялся талантами Тыкма-сердарь. Он был знатен и богат, и земли, на которых мы обосновались в оазисе (Беурма), принадлежали ему. Ему было 55 лет, а тринадцатилетним начал он свою военную практику. Ему было суждено испытать и ранения, и тяжелый персидский плен с выкупом в 6000 туманов, которые он принужден был потом компенсировать набегами же. Характер его был независимый. Память на местность – исключительная, а искусство разбирать следы – неподражаемо. Он являлся рыцарем среди разбойников вследствие своей справедливости. Он проникал до Белуджистана и чуть ли не до Аравийского моря. Но и у него были могучие враги, и это заставило его искать поддержки русских при Ломакине, и он хорошо изучил нас. Говорят, внедрился к нам в качестве тайного агента и вернулся к текинцам с ценными сведениями. Он же сам утверждал, что стал врагом нашим после оскорбления, нанесенного ему штабс-капитаном Трегубовым.

В скобелевском походе Тыкма-сердарь сперва был предводителем передовой конницы текинцев, а потом руководил всеми операциями против нас. Скобелев отдавал должное его таланту, но всячески стремился замалчивать имя своего противника, разумно полагая, «что в Азии опасно создавать имена предводителей». Таков был знаменитый Тыкма-сердарь, и только одному ему Скобелев вернул после замирения оружие. Сдаваясь, он писал Скобелеву: «Надеюсь на милость правительства белого царя и прошу возвратить мне мою лошадь и мое оружие. Вашу же лошадь, когда приеду, возвращу вам. Служить буду с усердием».

Правой рукой его и заместителем был Курбан-Мурадишан, заведывавший складом оружия и боевых припасов. Он был с большим даром слова, отличался сильным характером, храбростью и справедливостью.

Но он не обладал таким крупным военным дарованием, как Тыкма-сердарь, поистине «великий полководец Туркмении», ибо не без успеха состязался он с талантливейшим из современных ему европейских генералов. А это уже высокая аттестация его как вождя.

Столкновения с Афганистаном в 1885 г.

Занятие Мерва.Мерв, прося о подданстве, послал с Алехановым посольство из четырех ханов с 16 старшинами, которые и присягнули в Ашхабаде 6 февраля 1884 г. После этого в Мерв был послан 25 февраля 1884 г. начальник Закаспийской области Александр Виссарионович Комаров [47]47
  После Скобелева были начальниками области временно или штатно: полковник Аминов, генерал Рерберг, потом генерал Комаров.


[Закрыть] с отрядом в один батальон, две сотни и при двух орудиях. На дороге Ашхабад – Мерв он был встречен в пустыне депутацией в 400 мервцев. Но в самом Мерве английский эмиссар, вышеупомянутый «сия-пуш», с несколькими сотнями приверженцев (с Топаз-Каджар-ханом) постарался устроить нам вооруженное сопротивление с целью обратить добровольное подданство в якобы вынужденное. Бунтовщики были рассеяны, а «сия-пуш» нами взят во время бегства при помощи желавших служить нам туркмен. Цитадель Мерва Коушут-хан-кала была нами занята, жители обезоружены, и собраны все персидские, бухарские и хивинские пушки, гордость туркмен всего Теке, как трофеи былых побед.

Начальником нового Мервского округа назначили подполковника Алиханова, которому поручили заведовать присоединением к нам мервских вассалов – сарыков и солоров, рвавшихся в наше подданство со времени разгрома Геок-Тепе, так как Мерв их сильно угнетал. Только из-за давления Мерва пендинские сарыки были принуждены, как было указано, арендовать в Афганистане горные (летние) пастбища.

Но часть сарыков была столь близка к Мерву, что мы решились принять их немедля. Это были жители Иолатани (на р. Мургаб), которые 21 апреля 1884 г. приняли в Ашхабаде присягу. А 25 мая мы заняли и центр солоров [48]48
  Около 20 тысяч человек тогда.


[Закрыть]– Серахс, который собирались занять (по наущению англичан) персы, даже двинувшие туда свой отряд из Мешеда 22 мая. Занятие Мерва, земли которого простирались до Амударьи, сомкнуло наш фронт на юге Средней Азии и позволило наладить сообщение между Закаспием и Туркестаном.

^{Генерал от инфантерии А. В. Комаров}

Остались незанятыми нами: земли сарыков-пендинцев по Мургабу с притоками Кушкой, Кашем и Кайсором и северные предгорья «Гератского» хребта, земли солоров с пустынями, отделяющими Пенде от Амударьи и Теджена. Мы решили ввести туда войска только после определения международной комиссией их границ с Афганистаном. Комиссию решено было составить из английского генерала сэра Питера Лемсдена и нашего генерала Зеленого. При обоих дозволен большой конвой и многочисленный штаб чертежников, съемщиков и рекогносцировок.

Установление границ с англо-афганцами за Каспием.Комиссия по разграничению Афганистана от нашей Туркмении должна была начать действовать с осени 1884. Англичане поспешили послать туда в сентябре своих делегатов, проехавших через Кавказ и Персию в окрестности Герата, а конвой их (более 1000 человек) пришел туда же из Кветты.

Но мы воздержались от посылки своих представителей, заметив желание афганцев и англичан оттягать все Пенде и юг земель солоров. Там появились афганские караулы с явного поощрения англичан. Тогда мы заявили, что не начнем разграничения, пока афганские захватчики не уйдут с туркменских земель и пока Англия не согласится считать сарыков и солоров нашими подданными. Разграничение же должно было состоять лишь после выяснения границ владений этих племен с Афганистаном.

Англичане никак не хотели согласиться на это, и переговоры поползли черепашьим шагом, а количество афганских войск продолжало расти и на Мургабе (Пенде), и на Теджене (выше Серахса). Особенно многочислен был афганский отряд в Пенде, в ближайшей к нам окраине этого оазиса, при устьях р. Кушки, притока Мургаба, у Ташкепри (каменный мост, виадук через Кушку) и Ак-Тепе (огромный бугор близ этого места). Это был хороший стратегический пункт: лучший путь в Герат и в Афганский Туркестан шел от русского Мерва по долине Мургаба и в Пенде, разветвлялся на ряд дорог по долинам его притоков (рекам Кушка, Каш и Кайсар). Англо-афганцы, планируя воздвигнуть у Ташкепри крепость, надеялись ею прикрыть доступ в Афганистан из Закаспия. Это был естественный путь туда на всем огромном пространстве от Амударьи до Теджена, представлявшем собой неодолимую пустыню.

Афганцы, выдвинувшиеся в Туркмению как захватчики, стали вести себя до крайности вызывающе, а многочисленные офицеры-рекогносцеры английской миссии распоряжались там как хозяева. Наконец, и в английской печати, и в базарной азиатской молве, и в дипломатической переписке нас стали пугать войной с англо-афганцами.

Александр III проявил большую решимость и приказал «ни в чем не уступать» нашим среднеазиатским противникам. Результатом этого была спешная разработка плана на случай войны в Средней Азии с Англией и Афганистаном, усиление (с Кавказа и Туркестана) Закаспийской области с подготовкой для нее ближайшего резерва на Кавказе. На Мургаб и Теджен мы выдвинули отряды с промежуточным постом между ними у северного подножия Гератских гор. Цель отрядов, когда понадобится, прогнать захватчиков силой и быть авангардом нашего развертывания, если война разгорится.

А переписка о разграничении шла своим чередом и принимала все большие размеры. Главные силы наших Мургабского и Тедженского отрядов собирались в Мерве и Серахсе, а их авангарды, сперва в виде казачьих сотен, были выдвинуты вперед, к Иолатани и Пулихатуну, вверх по течениям этих рек [49]49
  Пулихатун в 60 верстах от Серахса к югу.


[Закрыть], с передовыми постами у Ташкепри (на Мургабе) и у Зюльфагара (на Теджене), с промежуточным постом у Акрабата. Афганцы занимали Пенде против Мургабского отряда и Зюльфагар – против Тедженского. Разъезды наши встречались с афганцами.

После долгих пререканий о том, как искать границу и кого считать внутри нашей черты, мы предложили Англии желаемый для нас рубеж и решили, при несогласии последней, занять его войсками.

Как всегда, мы и здесь постарались добровольно кое-что уступить соперникам: ведя от Амударьи границу по северному краю афганских оазисов Андхоя, мы отдавали афганцам долины рек Саогалака и Кайсора, где жили отчасти и свободные туркмены; затем, оставляя Пенде за собой, мы от Меручака на Мургабе, вместо того чтобы вести границу по гребню Гератских гор, как бы следовало [50]50
  Ибо Гератская провинция была за этим гребнем, что признавали еще в 1875 г. сами англичане (Мак-Грегор).


[Закрыть], отдавали афганцам большую часть северного склона этих гор, ведя черту к Хаузи-хана на Кушку, потом по ее притоку р. Егри-чен и колодцы Кериз-сюйме, Кериз-ильяс к р. Теджену, оставляя Зюльфагар у себя (в 10 верстах ниже по течению). От Герата эта черта проходила в 120–200 верстах.

Но англичане, не ценя наших уступок, стояли на своем и требовали для Афганистана и Пенде (до Сары-язы на Мургабе), и долину Теджена до Пулихатуна (даже до Шир-Тепе, что еще севернее). Это был явный торг по принципу, «чтобы было с чего уступать». Свой ответ англичане затянули до 1 марта 1885 г.

15 марта мы выдвинули новые требования, хотя, утомившись словесной борьбой, готовы были втайне согласиться на уступки Пенде, чтобы тем склонить Афганистан в свою пользу.

А тем временем за Каспием у нас было сосредоточено до 6 тысяч пехоты, 2 тысяч конницы и 16 пушек (семь батальонов, 14 казачьих сотен, один железнодорожный батальон и одна местная команда). Не оголяя только что завоеванной страны, мы могли двинуть свои передовые отряды численностью всего в одну четверть этих сил. Да еще в области было до трех сотен туркменской милиции, большая часть которой была спешно набрана подполковником Алихановым для усиления передовых отрядов.

Афганцы же выставили против этих сил до 4000 человек с восьмью пушками у Ташкепри и до 300 у Зюльфагара, не считая 1000 индо-британцев в Гюрлене, против Акрабата.

Для образования Мургабского и Серахского отрядов были двинуты войска из Ашхабада, на 400 верст от него, до Кушки. Командование Мургабским отрядом принял на себя сам Комаров, а начальником авангарда этого отряда (три конные сотни) стал подполковник Алиханов.

Пока эшелоны Мургабского отряда медленно шли в урочье Имам-Баба на Мургабе (138 верст от Мерва и 70 верст от Ташкепри), авангарду Алиханова было приказано занять все пространство до р. Кушки, оттеснив к ней афганские посты и разъезды по долине Мургаба. Он и исполнил это в период со 2 февраля до 5 марта, в то время как его помощник, подполковник Татаринов, с сотней составлял авангард Серахского отряда в Пулихатуне. Алиханов с главными силами своего авангарда (две сотни, из которых одна туземная, другая казачья) 3 февраля 1885 г. пришел из Мерва к своей передовой сотне, стоявшей в Имам-Баба. Английский полковник Риджвей, бывший при передовом афганском отряде, прислал ему письмо, в котором предостерегал от движения вперед и стращал столкновением с афганцами. Алиханов в ответ на это пошел с тремя сотнями к Аймак-джару, чтобы побудить афганские разъезды отойти к р. Кушке. В инструкции ему рекомендовалось не нажимать на афганцев всеми силами авангарда, а действовать только разъездами. Но этого оказалось мало.

Афганский ротмистр поспешил заблаговременно ретироваться вместе с Риджвеем и своим отрядцем, оставив Алиханову письменную угрозу «остановить его силой сабли, ружья и пушки», если он пойдет дальше. Конечно, Алиханов пошел и дальше, к самой Кушке, где стояли за нею главные силы афганского отряда; но он взял с собой только туземную сотню.

Гоня перед собой афганские разъезды и пикеты, он 8 февраля достиг Ташкепри и выставил свой пост на бугре Кизыл-Тепе под начальством лихого джигита Аман-Клыча, а сам отошел к Аймак-джару.

В Ташкепри в это время были и афганские, и английские генералы – Коусуддин-хан и Лемсден – с ядром английской разграничительной комиссии. Лемсден обратился с надменным письмом к Алиханову по поводу его прихода. Алиханов отвечал, что он «лишь солдат», «точный исполнитель приказаний своего начальства и в политике ничего не смыслит». Оставив при афганском отряде группу своих офицеров-«руководителей», Лемсден ушел к Гюрлену. Афганский же генерал был на этот раз любезен с Алихановым и даже спешно вернул ему лошадь, забежавшую в их лагерь.

Алиханову было поручено поддерживать сношения с населением Пенде, доброжелательно настроенным к нам, и вести разведку за действиями афганцев в бассейне Мургаба. Такую же разведку поручили и поручику Лопатинскому в бассейне Теджена, у Зюльфагара и Акрабата. Имея всего 31 бойца в своем распоряжении, этот доблестный офицер выказал большую смелость и ловкость в сношениях с афганским отрядом у Зюльфагара, превосходившим его в десять раз.

Наши разведчики давали точные и всесторонние сведения об афганцах: о том, что гарнизон Герата жидок; о том, что толкают афганцев на военные действия англичане, наконец, о том, что болтают афганские солдаты у костров и что делают и где разъезжают английские офицеры-рекогносцеры. Такой успех разведки надо приписать главным образом посылке лазутчиками местных жителей из Мерва и Иолатани.

Мы узнали, что холм Ак-Тепе с афганским лагерем укрепляется по европейскому образцу, что от него устроен паром за Мургаб, где тоже строят полевые укрепления. Мы узнали, что англичане соблазняют сарыков-пенде за хорошие деньги выставить тысячу стрелков (мергенов) и войти в состав афганского отряда, с вооружением за его счет, и что сроком ответа назначено 18 марта. Также нам было известно о времени прибытия крупных подкреплений к Ак-Тепе из Герата, долиной р. Кушки, и от Маймене, долиной Кайсора, и о спешной починке афганцами в Пенде и близ него старых туземных крепостей Меручак и Бала-мургаб.

Мы узнали, что в районе Ташкепри собралось у афганцев 1,5 тысячи пехоты и до 2,5 тысячи конницы с восьмью разнокалиберными пушками, половина которых горные. Нам донесли, что афганская пехота воодушевлена, жаждет боя и полна решимости не пустить русских в афганские пределы, а конница, собранная из хазарейцев и джемшидов, ненавидит афганцев и склонна больше к нам, как и пендинцы.

Последние хотели вырезать афганский отряд внезапным на него нападением, но не решились, не получив от нас прямого согласия о поддержке. Англичане же щедро одаривали туземцев деньгами и подарками, и все же случались грабежи их багажа.

Ружья афганские были плохи, много кремневых, пистонных, а скорозарядных не больше десятка. Штыки, пики, шашки и большие кривые ножи составляли холодное оружие. Орудия не имели картечи, а одни ядра. Порох их для ружей и пушек был плох. Обоз составлен из подвод (вьюков) по наряду от жителей, в зачет податей. Довольствие неважное; одежда большей частью своя, туземная, но афганские генералы и офицеры экипированы в английские костюмы. Для того чтобы повлиять на жителей, подозреваемых в шпионаже, афганцы устраивали целые представления, заставляя одних и тех же своих людей вступать в лагерь, будто подошедшее подкрепление.

Комаров получил задание «удалить афганцев за р. Кушку, избегая по возможности кровопролития». Он донес, что за последнее «не ручается», а в частной переписке жаловался, что его «как собаку держат за хвост». Так, ему пришлось, подчиняясь приказу, не спешить прогнать афганцев, пока их было мало, запретить своим войскам пускать в дело первыми оружие, даже если со стороны противника последуют отдельные выстрелы, терпеливо сносить заносчивость афганцев, в случае столкновения и успеха не преследовать противника и не вторгаться в Афганистан, к Герату, и, наконец, не прекращать переговоров, сочетая их с угрозами о разгроме.

Мургабский отряд собрался у Имам-Баба 5 марта, а 7-го и 8-го двумя эшелонами перешел в Аймак-джар, где и простоял до 11 марта в тщетной надежде, что афганцы «попятятся назад». 12-го числа отряд продвинулся к ним еще ближе, в Уруш-душан (в 20 верстах от Ташкепри), а 13-го пошел к Кушке, но остановился лагерем, не доходя до реки 5 верст, «дабы не раздражать афганцев». Наши аванпосты расположились в 2 верстах от Кушки, на линии Кизыл-Тепе и Казачьего бугра. Всего было пройдено за неделю не более 60–65 верст.

При подходе к Кушке два наших офицера Генерального штаба с бугра Кизыл-Тепе рекогносцировали расположение афганцев, а в песках за Мургабом были задержаны афганские разъезды, пытавшиеся следить за нашими передвижениями. Прослышав о большой нужде афганцев в продовольствии и о провозе в их лагерь припасов контрабандным путем, мы выслали в пустыню разъезды и объявили в Мерве и Иолатане, что будем конфисковать такие грузы.

Афганские аванпосты стояли в 0,5–1 версте от наших перед Кушкой и даже за Мургабом. Их лагерь, обнесенный окопами, был за Кушкой, у подошвы бугра Ак-Тепе, на вершине которого стоял наблюдательный пункт с одним орудием. Цепь постов охраняла их лагерь и со стороны Пенде, жителям которого они не доверяли.

При приближении Мургабского отряда вся афганская конница (с двумя пушками) высыпала из-за Кушки и построилась на гребне берега, где тотчас стали рыть окопы. Видя, что мы не думаем нападать, конница ушла за реку, в лагерь, а ее позицию заняла пехотная дежурная часть. С тех пор афганцы уже не оставляли этот берег, совершенствовали окопы и продолжали наращивать свои силы, пока не были сброшены в Кушку боевым нашим ударом.

Если английские офицеры избрали афганцам эту позицию, то это можно расценить как насмешку, потому что она была с большими недостатками. Мургаб разделял позицию пополам, а с бушевавшей из-за половодья Кушкой позиция делилась натрое, считая войска, оставшиеся в лагере и прикрывавшие его от пендинцев. Позиция впереди Кушки была совершенно узка, притиснута к крутому берегу и к единственному мосту, узкому и длинному. Переход вброд бурлившей Кушки был небезопасен. Лучший, т. е. кратчайший и более безопасный, путь шел от левого фланга, который, как выдавшийся вперед, неминуемо должен был подвергнуться атаке. Другой путь, более длинный, пролегал через поселения сарыков и джемшидов за Кушкой.

Следуя своим инструкциям, Комаров начал переговоры через англичан, требуя, чтобы афганцы ушли за Кушку и из-за Мургаба в свой лагерь и там смирно дожидались приговора разграничительной комиссии – кому достанется Пенде. Этих переговоров англичане ждали с таким нетерпением, что вызвали их 13 марта сами, сочинив, будто кто-то из русских начальников желал их видеть.

На другой день, 14-го, в 5 часов вечера, состоялась встреча русских и англичан между аванпостами близ Ташкепри. Присутствовали с нашей стороны полковник Генерального штаба Закржевский [51]51
  Начальник штаба Мургабского отряда.


[Закрыть]и от англичан капитан Иет с сопровождающими. Мы угощали англичан по русскому хлебосольству. Обсуждали общее положение дел и события дня: распространясь с обоих своих флангов постами и разъездами, афганцы охватывали нас, что было и невыгодно нам, и дерзко с их стороны. На наше предложение уйти в лагерь за Кушку они отвечали усилением своей позиции впереди Кушки. Англичане всячески оправдывали афганцев. На другой день переговоры продолжились все в том же духе.

Отношения же с афганцами обострились, они крайне враждебно отнеслись к нашим частям, посланным для рекогносцировки на фланги. Алиханов, поехавший (на правом фланге) с туркменской сотней вверх по р. Кушке, по дороге к Мор-кала был остановлен афганским генералом с несколькими сотнями конницы и принужден вернуться. Алиханов проводил афганцев вплоть до Ташкепринского моста, тем сильно их раздосадовал. Капитан Прасолов с ротой, ходившей за Мургаб, был остановлен угрожающими действиями афганской роты. Был перехвачен с донесением Прасолова Комарову один из наших джигитов и задержан до утра 16-го.

Посты и разъезды афганцев все усиливались, дерзко приближались к нашему парому на Мургабе и выкрикивали разные угрозы: «Убирайтесь отсюда! Мы не туркмены, мы афганцы; бивали мы не раз англичан, побьем и вас, если не уйдете!». Последние факты случились 16-го. О них мы заявили англичанам на встрече, состоявшейся в тот день, причем те во всем винили нас.

Дерзкое обращение с нами афганцев сильно роняло наш авторитет среди туркмен милиционеров, переговоры же не давали никаких позитивных результатов. Наши агенты доносили, что афганцы собираются неожиданно наброситься на нас и что наше долготерпение придает им храбрости.

Тогда Комаров решил пугнуть их угрозой боя и 17-го послал ультиматум афганскому генералу: «Требую, чтобы сегодня, 17 марта, до вечера все афганцы ушли с левого берега Кушки, а за Мургабом отошли бы на линию р. Кушки. Переговоров и объяснений более по этому вопросу не будет. Вы обладаете умом и проницательностью и, вероятно, не допустите, чтобы я свое требование привел в исполнение сам».

В тот же день мы в последний раз пригласили англичан на встречу и просили их привести с собой и делегата от афганцев. Англичане явились одни и всячески оправдывали афганцев.

В ответ на ультиматум старший афганский генерал Наиб-Салар отказался удовлетворить требования Комарова, сославшись на инструкции эмира, продиктованные советами англичан. Тогда Комаров попытался в частном письме секретно дать знать, что англичане – плохие советчики и что они желают довести дело до боя. В заключение Комаров писал: «Да поможет вам Бог! Выбор между дружбой и враждой зависит от вас самих!»

Афганский генерал собрал военный совет, на котором взяло верх мнение дать бой. И к утру афганцы стали в ружье на своей позиции впереди Кушки.