Текст книги "Элементы групповой терапии. Введение в психоаналитическую практику"
Автор книги: Петер Куттер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Несомненно, тревогу у пациента вызывает отсутствие привычной для него структуры в устройстве психоаналитической групповой терапии. Пациент бессознательно защищается от этого чувства, провоцируя состояние регрессии, иными словами, возвращаясь к той или иной ранней стадии психологического развития. Данный тера-
32
певтический эффект следует приветствовать, поскольку лишь таким образом можно повторно оживить нерешенные психологические конфликты.
Бывает, что регрессия усиливается с течением группового процесса до такой степени, что пациент оказывается на младенческой стадии психологического развития. Во избежание этого некоторые участники группы стараются затрагивать в разговоре с остальными пациентами лишь безопасные темы, обращая внимание, например, только на поверхностные жалобы определенного пациента. Этот коллективный защитный процесс, разворачивающийся на первом сеансе, можно назвать «групповой защитой». Вместе с тем уже на первом сеансе проявляется та или иная манера поведения, характерная для каждого пациента. Это первый намек, позволяющий разглядеть очертания структуры, которая приобретет более четкие контуры по мере развития группового процесса. Каждая группа обладает своеобразной структурой 1. Иллюстрацией сказанному может служить следующий пример. Речь идет о смешанной группе I, состоящей из четверых мужчин и четырех женщин. С июня 1969 года по июнь 1972 года я провел с этой группой в общей сложности 205 сеансов по 100 минут каждый. В структуре данной группы преобладал явный антагонизм между мужчинами и женщинами, который не только заявлял о себе на словах, но и выражался в виде определенного поведения уже на первом сеансе.
Перед сеансом все пациенты собрались в помещении, отведенном под групповую терапию. Я появился в назначенное время и присел на свободный стул. Стоило мне войти, как в помещении воцарилось напряженное молчание. Все взгляды были направлены на меня. На лицах пациентов отражалась неуверенность. В их глазах читалось тревожное ожидание. Воспользовавшись всеобщим
33
молчанием, я обратил внимание на взаимное расположение пациентов. Напротив меня судорожно подергиваясь, сидел господин Гетц*, молодой человек двадцати пяти лет, покрасневший, готовый вот-вот расплакаться. Слева от меня в окружении свободных стульев сидела сорокалетняя госпожа Ферстер, журналистка с незаконченным психологическим образованием, бледная, элегантно одетая дама с длинными, светлыми волосами. Недалеко от нее расположился господин Пашке, тридцатипятилетний бизнесмен, худощавый, холеный, с виду очень взволнованный. Рядом с господином Гетцем и напротив меня сидела госпожа Шлее, двадцатипятилетняя работница, очень симпатичная и со вкусом одетая девушка. Слева от нее – пожилая женщина, которая вскоре покинула группу. Справа от меня сидела госпожа Мюллер, изящная дама тридцати одного года, программистка с педагогическим образованием; рядом с ней – господин Момберг, тридцатичетырехлетний менеджер, на вид не менее ухоженный, чем господин Пашке; выражение его лица было особенно вопросительным. Круг замыкал бородатый молодой человек, сидевший между господином Момбергом и госпожой Шлее; он не явился на следующий сеанс.
Ведущие роли на первом сеансе взяли на себя двадцатипятилетняя работница, сорокалетняя журналистка, господин Гетц и тридцатичетырехлетний менеджер Момберг. Между ними произошел разговор, законспектированный мной в протоколе, который я составлял после каждого сеанса.
Госпожа Ферстер попросила разрешения закурить. Все закивали головами и согласились. Воспользовав-
* Имена и сведения личного характера изменены с целью сохранения врачебной тайны и анонимности пациентов. – Прим. автора
34
шись этим, госпожа Мюллер тоже закурила, несмотря на то, что все остальные пациенты были некурящими. Таким образом, на первом сеансе произошел первый конфликт между курящими и некурящими участниками группы; и те и другие сформировали свои подгруппы. Симпатичная работница принялась рассказывать о своих супружеских проблемах. Она жаловалась на своего мужа, обвиняя его в лени и нежелании позаботиться о своей жене. Собственные слова ее взволновали, она почти разозлилась. Из-за такого поведения мужа она не могла нормально к нему относиться, держала себя холодно и отстранение. Госпожа Шлее поведала о том, что ее муж часто бывает крайне рассеянным, поздно возвращается домой, не брезгует связями с другими женщинами и, судя по его поведению, не обращает никакого внимания на чувства своей жены. Госпожа Ферстер со своей стороны посетовала на то, что ее друг, который старше ее на десять лет, – тоже лентяй, предпочитающий, чтобы она о нем заботилась, вместо того чтобы самому позаботиться о ней. Тут в разговор вступила госпожа Мюллер, бывшая студентка педагогического института, которая на протяжении всего разговора сидела, откинувшись в кресле, и курила. Она рассказала о том, что ей часто приходится переезжать с места на место, и у нее никак не налаживаются отношения с людьми. На мой взгляд, она бессознательно намекала на то, что происходило в данный момент в группе. Я бы истолковал ее слова так: она хотела сказать, что в данной ситуации никто из присутствующих не знает своих собеседников, и это естественным образом вызывает некоторую нервозность. Тогда я промолчал, однако я пребывал в уверенности, что слова госпожи Мюллер об отсутствии межличностных отношений могут быть отнесены и к данной группе.
35
Журналистка, сидевшая слева от меня, выразила удивление по поводу того, что мужчины, присутствовавшие на сеансе, до сих пор не сказали ни слова. После напряженного молчания господин Гетц заговорил о том, что у него есть проблемы в общении с девушками, а также на работе, которую он подчас не в силах выполнять, и принялся жаловаться на головные боли, рассеянность... тут его голос задрожал. С неимоверными усилиями он унял слезы. Это заметил господин Момберг, который тут же пустился в рассказ о своих бедах. У него были проблемы с половой потенцией. Кроме того, жена его больше не привлекала как женщина. Когда он закончил, господин Гетц, совладавший наконец со слезами, скептически высказался по поводу групповой терапии. Он сказал, что решился принять в ней участие, но не может ума приложить, как такая терапия способна ему помочь. Последние слова он произнес с оттенком укоризны в голосе, с надеждой взглянув на меня. В своих вмешательствах я ограничился следующим. Мне показалось, что у присутствующих мужчин не меньше проблем со своими женами, чем у женщин, несмотря на то, что жаловались мужчины меньше. Поэтому господин Гетц сказал о том, что чувствует себя здесь стесненно, хотя и не мог понять причину этого. Затем вновь воцарилось молчание, прерванное наконец молодой работницей. Она заявила, что обо всем этом ей известно, поскольку она часто ссорилась с мужчинами. После первого развода она надолго сошлась с одним человеком. Однако он просто использовал ее для удовлетворения своих половых потребностей. Когда она познакомилась со своим нынешним мужем, ей показалось, что он по-настоящему ее любит, но мало-помалу она поняла, что он ее совершенно не понимает, использует тоже исключительно в сексуальных целях и рано или поздно ее
36
бросит. Рассказывая об этом, она опять повышала голос от возмущения. Она созналась, что устала от страданий, но не может ничего с собой поделать – муж вызывает у нее лишь отвращение. Под конец сеанса заговорил молчавший до этого господин Пашке. Он жаловался на профессиональные проблемы. Он боялся потерять место, поскольку не являлся дипломированным менеджером, в отличие от своих коллег. Он мечтал получить руководящую должность. Госпожа Мюллер, жаловавшаяся на отсутствие межличностных отношений, почти не отрываясь, молча курила сигарету, забившись в свое кресло, но с видимым интересом следила за происходящим. Я подытожил первый сеанс словами о том, что у всех нас есть проблемы в общении с другими людьми, и речь здесь идет о взаимных разо-чарованиях и обидах. Я сказал, что не удивлюсь, если скептический настрой пациентов, выраженный господином Гетцем, очень скоро приведет к тому, что они разочаруются и в групповой терапии. Однако я указал и на то, что беседа дает нам шанс совместными усилиями решить накопившиеся проблемы и что результаты первого сеанса выглядят вполне обнадеживающими. После этого участники группы – некоторые по одиночке, некоторые в обществе собеседников – покинули помещение.
4.2. Комментарий
При пристальном рассмотрении событий, происходивших на первом сеансе группы I, выявляется «специфическая структура», которая представляет собой «равнодействующую составляющих ее индивидуальных элементов личности»2; в данном случае все пациенты боялись всего незнакомого:
37
1) новой непривычной ситуации;
2) незнакомого им руководителя, на которого они возлагали большие надежды;
3) других пациентов, которые тоже были людьми посторонними.
В свете психоанализа курение пациенток открывало «оральную» тему, указывающую на потребность в поглощении, которая в данном случае относилась к руководителю группы. Однако об этом не принято говорить, поэтому заменителем послужили для пациенток сигареты. Сразу я не обратил внимание на этот конфликт, поскольку мне показалось, что он очень далек от реальных переживаний. Второй темой беседы явилось недовольство женщин своими мужьями. Женщины полагали, что их мужья эгоистичные, слабые существа, стремящиеся найти себе опору, но неспособные поддержать женщину. В результате у женщин возникало разочарование и раздражение, которое ярче всех выразила симпатичная госпожа Шлее. Господин Гетц оказался очень чувствительным человеком с глазами, как говорится, на мокром месте, который чувствовал себя стесненно из-за упреков, которые высказывали пациентки в адрес мужчин. Он ожидал от меня действенной помощи, поскольку не чувствовал себя в безопасности; на это указывали укоризненная интонация, срывающийся голос и умоляющий взгляд, брошенный на меня. Все это свидетельствовало о назревающем конфликте, возникшем по причине того, что одна сторона оказывала давление на другую, однако оставалось неясным, кто кого притесняет – мужчины женщин или женщины мужчин. В связи с этим участники группы бессознательно пытались уточнить, чью сторону занимает руководитель. Вполне возможно, что сексуальные расстройства пациентов – нарушение потенции у мужчин и доходящая до отвращения
38
фригидность у женщин – были связаны с борьбой за власть между мужчинами и женщинами, которая в дальнейшем обострилась до такой степени, что сеансы стали напоминать сцены половой ненависти в духе Стринд-берга, ни в чем не уступая последним.
Важное значение имело и мое толкование высказывания госпожи Мюллер о недостатке межличностных отношений. Мне показалось, что я разобрался в чувствах пациентки. Она хотела сказать, что мужчины и женщины не понимают друг друга, однако люди, принадлежащие к одному полу, тоже испытывают трудности в общении. Кроме того, госпожа Мюллер напоминала нам, что между руководителем и участниками группы еще не завязались человеческие отношения. В этом утверждении сквозь недоверие, страх и надежду отчетливо проглядывал скепсис. В психоаналитическом контексте оно звучало как свидетельство повторного оживления предыдущих разочарований и могло претендовать на роль «общего знаменателя» 3 состояния группы.
39
5. БОРЬБА И ЭРОТИКА В ОТНОШЕНИЯХ МЕЖДУ МУЖЧИНАМИ И ЖЕНЩИНАМИ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕРАПЕВТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА В ГРУППЕ I
5.1. Ненависть к неоправданно суровой матери
Первый сеанс с группой I был описан детально; в дальнейшем в описании терапевтического процесса я ограничусь только наиболее значимыми его аспектами.
Женщины из группы I продолжали развивать тему ненависти к мужчинам, открытую на первом сеансе. На четвертом сеансе подолгу молчавшая программистка нарекла эту ненависть «праведным гневом». Основанием для подобных чувств явилась слабость мужчин, которую персонифицировал друг журналистки – инвалид и импотент. Вместе с тем женщин убеждало в их правоте поведение мужчин из группы I, которые с женской беспомощностью ожидали помощи от руководителя. Однако начиная с десятого сеанса ситуация решительно изменилась. Мужчины, выглядевшие теперь посвежевшими, высказали ряд упреков в адрес женщин и, по всей видимости, сформировали что-то вроде закрытой коалиции. Господин Момберг засучил рукава
40
и бросился на защиту мужчин, униженных и оскорбленных пациентками, некоторые из которых, в частности симпатичная работница и журналистка, пользуясь отсутствием своей второй половины, отводили душу, непрестанно ругая своих мужчин. Впоследствии к ним присоединилась госпожа Мюллер, рассказавшая о своем приятеле. К двадцать второму сеансу женская фракция, созданная одной пациенткой, пополнилась благодаря госпоже Шнейдер, тридцатитрехлетней домохозяйке; она жаловалась на депрессии и сердечные недомогания и полностью разделяла воинствующее настроение остальных пациенток, поскольку скрытой причиной ее депрессии была бессознательная злость к мужу, олицетворявшему для нее отца. Однако мужчины все равно брали верх, и это вызывало у женщин тревогу. Госпожа Мюллер рассказала о том, что во сне ее преследовал страх: ей казалось, что ее может убить какой-то мужчина. У госпожи Шлее участились мигрени и головокружения. Возрастала нервозность госпожи Ферстер. Новая пациентка – госпожа Шнейдер – была не в состоянии сориентироваться в столь напряженной обстановке. Тем не менее к сороковому сеансу женщины возвратили себе утраченные позиции, и пришел черед мужчин испытать страх, связанный с таким превосходством. Господина Пашке некоторое время беспокоили боли в сердце, у господина Момберга снизилась до критического уровня половая потенция, господин Гетц временно оказался почти нетрудоспособным. К пятидесятому сеансу ситуация изменилась. Убедившись в безнадежности борьбы между мужчинами и женщинами, пациенты переадресовали свою агрессию руководителю группы Зачинщиком оказался господин Гетц, который обвинил меня в том, что я забочусь только об одном – как бы получить от пациентов побольше денег, просиживаю штаны
41
и посмеиваюсь, как болван, хотя прекрасно знаю, как нелегко приходится господину Гетцу, изнуренному работой, переживающему в отношениях с девушками одно разочарование за другим и не способному на чем-либо сосредоточиться. Полагаю, он хотел сказать, что я подвергаю его прессингу. Я был для господина Гетца бездельником, получающим деньги за молчание, отменяющим и заканчивающим сеансы по собственному произволу и не обращающим ровным счетом никакого внимания на потребности пациентов. Он требовал от меня отчета о проделанной работе. Он желал, чтобы я объяснил ему, почему я выбрал для участия в групповой терапии именно этих пациентов. Чувствуя себя в моей группе подавленным, он потерял надежду решить свои проблемы. Остальные мужчины более или менее согласились со словами господина Гетца. Они тоже чувствовали себя подавленными и воспринимали меня и журналистку, добровольно возложившую на себя обязанности моего «ассистента», как отца и мать, которые манипулируют своими детьми, словно марионетками, барахтающимися на нитях кукловода. Интерпретируя данную реакцию, я обратил внимание пациентов на состояние господина Гетца. На мой взгляд, подавленность, которую ощущал господин Гетц в связи с присутствием в группе руководителя, госпожи Ферстер и других женщин, была вызвана подобным ощущением, испытанным им в детстве по вине матери и сестры, не позволявших ему, по его выражению, «и слова сказать», а равнодушие со стороны мужчин, участников групповой терапии, напоминало ему о том, что в детстве его сторонились сверстники. Очевидно, раздражение господина Гетца было вызвано тем, что, находясь в обществе руководителя, госпожи Ферстер и равнодушных к нему пациентов, он волей-неволей реанимировал свои детские
42
переживания, воссоздавал прежнюю ситуацию. На более глубоком уровне руководитель персонифицировал для господина Гетца идеального отца, которого он лишился, когда ему шел первый год. В душе господин Гетц был склонен приукрашивать своего отца, несмотря на то, что этот человек ничем не помог ему в детстве, когда он изнывал от репрессивного воспитания матери и сестры и нуждался в поддержке.
Несмотря на то, что остальные пациенты испытывали другие чувства, их состояние также отражало характерные для каждого пациента детские переживания, повторное оживление которых было неминуемо, поскольку в них коренилась причина страданий пациентов. Для госпожи Шлее я был олицетворением матери, которая предоставила дочери самой решать свои проблемы с мужчинами. Отличительной чертой подобной матери была скорее ненадежность, чем властность. Она смотрела сквозь пальцы на то, что мужчины, которые начали донимать девушку в юном возрасте из-за ее привлекательности, использовали ее в сексуальных целях и затем бросали на произвол судьбы. Стоило мужчинам, принимавшим участие в групповой терапии, заговорить на половые темы, как она начинала видеть в них повес и бабников, у которых лишь одно на уме: схватить женщину, добраться до ее тела, затащить ее в постель, не обращая внимания, хочет она этого или нет, и без единого намека на нежность и привязанность.
В дальнейшем реакция других пациентов также указывала на повторное оживление конфликта с неоправданно суровой матерью, которую персонифицировал в данном случае руководитель группы. Госпоже Мюллер приснилась ее умершая мать, за которой она самоотверженно ухаживала, когда та была тяжело больна, несмотря на то, что ее не любила. Отчетливее всего данный
43
конфликт проявился на примере госпожи Шнейдер, матери двоих детей. Преодолев стыд, она, после некоторых колебаний, созналась, что, в сущности, ненавидит своих детей и при случае не отказывает себе в удовольствии их наказать. После подобного заявления, госпожа Шлее решилась на шестьдесят восьмом сеансе поведать о том, что она тоже ненавидит своего ребенка, которого она не желала, поскольку он появился на свет в результате связи с нелюбимым мужчиной. Ключевым звеном моей интерпретации на этой длительной стадии группового процесса был акцент на отношение матери к ребенку, которое, во-первых, проецировалось пациентами на руководителя группы, во-вторых, на манеру пациентов обращаться с собственными детьми и, в-третьих, сводились к тому, как с ними обходились их матери.
Начиная с пятого сеанса данный конфликт занял центральное место в состоянии почти всех участников группы (кроме молодого человека с бородой), включая нового пациента, господина Гартлауба, тридцатидвухлетнего инженера, который с детства страдал заиканием, а в последнее время жаловался на профессиональные проблемы, утомление, мигрени, бессонницу и приступы беспричинного страха.
На меня обрушился град упреков и протестов, причиной которых явилась моя пассивность. Пациенты бессознательно воспринимали меня как существо бездушное, безразличное и неуязвимое. Бессознательно они желали моей смерти, ощущали вину за подобное желание и боялись, что смерть руководителя группы отнимет у них последнюю надежду получить помощь. Судя по всему, подобные желания возникли как следствие оживших воспоминаний о своих матерях, которые относились в детстве к каждому пациенту с неоправданной суровостью. Поэтому в группе случались периоды полной
44
гармонии, когда пациентам хотелось сплотиться (шестьдесят восьмой сеанс), когда они выражали стремление к нежности (семьдесят второй сеанс), рассчитывая на понимание со стороны мужчин, достигнувших к тому времени достаточно высокой степени эмпатии, а именно со стороны господина Пашке и господина Момберга.
5.2. Эротика в отношениях между мужчинами и женщинами
Благодаря группе пациенты ощущали себя уверенно и надежно, однако это состояние не могло длиться вечно, поскольку было весьма уязвимым для таких чувств, как ревность, которую проявляли некоторые участники группы. Так, господин Гетц не выносил гармоничных отношений между мной и старшими по возрасту пациентами, чувствовал себя изгоем и всегда старался к концу сеанса вытравить взаимопонимание едкими высказываниями. Его ревность внезапно получила обоснование, когда между мной и некоторыми пациентками возникла всевозрастающая «любовь в переносе» (нем. Ubertragungsliebe): госпоже Шнейдер грезилось, что она гуляет со мной, взявшись за руки, по цветущему лугу; госпожа Шлее сдержанно флиртовала со мной во время сеансов, в то время как привлекательная программистка, обиженная моим равнодушием, прильнув к спинке своего кресла, не упускала возможности обольстительно строить мне глазки. Одна лишь госпожа Ферстер не испытывала ко мне эротических чувств Однако, словно компенсируя это, она демонстрировала мне свою солидарность, играя роль ассистентки, которая давалась ей легко, поскольку прежде она изучала психологию.
45
Эротика, первоначально направленная на руководителя группы, постепенно проникла в отношения между участниками групповой терапии, в частности в отношения между господином Момбергом и госпожой Шней-дер. Господин Момберг не скрывал своих чувств и открыто ухаживал за этой отнюдь не лишенной привлекательности женщиной. Господин Пашке тоже попытался завязать романтические отношения с госпожой Мюллер. Поначалу она с радостью откликнулась на его чувства, однако затем отбросила свою симпатию и снова заняла позицию женщины, противостоящей мужчинам. Нежные отношения между другими мужчинами и женщинами также не получили своего развития не только потому, что правила групповой терапии запрещали непосредственные сексуальные контакты, но и по той причине, что в прошлом подобные переживания зарекомендовали себя с негативной стороны. Дело в том, что каждый пациент имел те или иные неприятные воспоминания о сексуальных отношениях. В оживлении данного опыта не был виновен партнер. Каждый пациент сам инсценировал патологическое навязчивое повторение, обусловленное фиксацией на разочаровавших его отношениях с матерью. К девяносто первому сеансу данная проблема приобрела наибольшую значимость в групповом процессе. Стало очевидным, что агрессивные, неприязненные и скептические отношения между женщинами и мужчинами являются своего рода местью равнодушной, суровой, тираничной и всевластной матери, которая, как казалось пациентам, имея все, отказывала им в малом, бросила их на произвол судьбы и могла бы даже обречь их на голодную смерть. Пациенты противостояли своим партнерам, словно матери; точно также поступали они в супружеских отношениях, в отношениях с руководителем группы и собственными
46
детьми. Эти субъекты отношений бессознательно олицетворяли для них собственную мать. Господин Гетц, почувствовавший себя изгоем на стадии эротизированных переносов, теперь снова включился в групповой процесс, поскольку его желание отомстить матери было наиболее выраженным. Он взял на себя роль «осадного орудия», которое было призвано сокрушить руководителя группы, хотя подобное стремление сопровождалось тревогой за исход терапии, ведь пациенты могли на самом деле лишиться руководителя и потерять надежду на излечение. В результате группа сосредоточила свои усилия на защите руководителя, подвергавшегося нападкам. Господин Гетц воспринял это как предательство и перенес свой удар на бывших «соратников», а теперь ренегатов. Развитие группового процесса выявило, что смертельная ненависть, связанная с усиливающейся регрессией, обусловлена не только местью, возникшей как реакция на детское разочарование, но прежде всего глубоко коренящейся в подсознании завистью. Наиболее показательным в этом смысле было поведение господина Гетца. Ему была свойоственна гротескная зависть безработного к работающее человеку, поденщика к «толстому боссу», страдающего и зависимого пациента к врачу, бездушному как истукан. В детстве он приблизительно также завидовал матери.
На этом необходимо прервать повествование о развитии терапевтического процесса в группе I, чтобы поговорить о двух наиболее значимых элементах групповой терапии и психоанализа в целом, а именно: о феноменах сопротивления и переноса. Вслед за этим я расскажу о развитии терапевтического процесса в группе II, доминантой которого явилась борьба за отца. К группе I мы еще обратимся в связи с обсуждением отношений между матерью и младенцем и их роли в групповом процессе.
47
6. СОПРОТИВЛЕНИЕ И ЗАЩИТНЫЕ РЕАКЦИИ В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ
Г РУППОВОЙ ТЕРАПИИ
6.1. Сопротивление, основанное на чувствах стыда, вины и страха
Сопротивлением в психоанализе именуют все стереотипы поведения, которые направлены против осознания целительных, значимых и симптоматичных конфликтов и их составляющих. Основанием для сопротивления является гордость, чувство собственного достоинства, самолюбие и стыд. Любой человек хочет выглядеть достойным в собственных глазах и в глазах окружающих. Нелегко и стыдно сознаться, например, в том, что ты ненавидишь и жестоко наказываешь своего ребенка, подобно госпоже Шлее и госпоже Шнейдер из вышеописанной группы I. Так, господин Гетц стыдился того, что желал моей смерти, а господа Момберг, Пашке и Гартлауб испытывали стыд, когда у них появлялись сексуальные желания, вызванные не их супругами, а женщинами, принимавшими участие в групповой терапии.
Однако порой дело не ограничивается только стыдом, человек ощущает в глубине души чувство вины
48
в связи с возникшим у него предосудительным желанием. Таким образом, сопротивление перед осознанием вытесненных сексуальных и агрессивных желаний базируется не только на стыдливости, но и на чувстве вины. Следующим фактором, толкающим пациента на сопротивление психоаналитическому процессу, выявляющему источник недуга, является страх, а именно страх наказания, которое может последовать вслед за откровенным рассказом о сексуальных и агрессивных влечениях, страх перед вполне реальной угрозой того, что психотерапевт чего доброго посчитает желания пациента отвратительными и недопустимыми, и если не выставит его за дверь, то, по крайней мере, объявит его случай не поддающимся анализу и откажется от лечения или, хуже того, сразу же перестанет воспринимать его как пациента. Но чаще всего сопротивление возникает из-за того, что пациент боится потерять контроль над собой и слепо следовать своему влечению, будь то агрессивные импульсы, как в случае господина Гетца, или импульсы сексуальные, которые возникли у господина Момберга по отношению к госпоже Шнейдер.
Сопротивление обнаружению неприемлемых желаний, продиктованных влечениями, обусловленное чувствами стыда и вины, страхом перед наказанием или боязнью потерять над собой контроль, приводит к тому, что каждый человек сообразно со своими врожденными склонностями и привычками, выработанными воспитанием, формирует собственную своеобразную систему защиты от подобных чувств. Данные системы именуются в психоанализе защитными механизмами. В общих чертах защитные механизмы можно подразделить на две группы:
1. К первой группе относятся защитные механизмы, проявляющиеся при так называемых классических
49
неврозах: истерии, фобиях и неврозах навязчивого состояния. При истерии преобладающим защитным механизмом является вытеснение, результатом которого оказывается симптом, иными словами, все вытесненные желания и страхи отражаются на состоянии организма. При фобиях чаще всего проявляется защитный механизм смещения состояния, первоначально возникшего в детстве в связи с пугающей ситуацией, на какой-либо объект, человека и т. д. При неврозе навязчивого состояния запретные, детские желания регрессии от генитальной к анальной стадии психосексуального развития ведут к изоляции от определенного образа и аффекта, к переориентации влечения и масштабному смещению недопустимых инстинктивных импульсов на совершенно обычные действия; в качестве примера можно привести навязчивое мытье рук. В любом случае защита достигает того, что из сознания искореняются первоначальные желания, требующие удовлетворения.
2. Ко второй группе относятся защитные механизмы, которые начали привлекать к себе всевозрастающее внимание аналитиков лишь в последние годы и были включены в число так называемых постклассических исследовательских моделей1. Я же склонен подразделять их на три «формы постклассических неврозов»2, а именно:
– форма постклассического невроза, сопровождаемого расстройством идентичности, обусловленным «безотцовским обществом», провоцирующим дефекты в идентификации;
– форма «нарцистического», иначе говоря, «симбиотического» невроза, которая характеризуется тем, что младенческая, симбиотическая связь с матерью сохраняется вплоть до зрелого возраста;
– форма постклассического невроза с материнской депривацией, обусловленная «сиротским обществом»
50
(нем. «mutterlose Gesellschaft»), обществом, лишенным материнских черт; возникает как следствие испытанного в детстве недостатка материнской нежности и заботы, сопровождается дефицитом в структуре личности, проявляющимся в виде неуверенности в собственной идентичности, бесчисленных поведенческих расстройств и психосоматических симптомов.
6.2. Сопротивление и навязчивый повтор
Все невротические расстройства, характерные для участников группы I, могут быть отнесены к классическим неврозам, хотя в определенных случаях они проявлялись не в чистой, а в смешанной форме, объединяя элементы истерии, фобии и невроза навязчивого состояния. У господина Гетца обнаруживались также симптомы постклассического невроза. Симптомы, проявлявшиеся у госпожи Шнейдер (депрессии, приступы страха, сердечные недомогания), у госпожи Шлее (страх, судороги, раздражительность, мигрени, сопровождаемые напряжением мышц шеи и плеч), у господина Пашке (головокружение, страх инфаркта), у господина Гартлауба (заикание, болезненная педантичность, страх темноты) и у господина Мом-берга (спазмы желудка, сердечные недомогания, профессиональные проблемы и импотенция), позволяли вести речь о классических симптоматических неврозах, а именно: об истерии (госпожа Шлее, госпожа Шнейдер, господин Момберг), фобии (господин Пашке) и неврозе навязчивого состояния (господин Гартлауб). Симптомы трех оставшихся пациентов свидетельствовали скорее о наличии постклассических неврозов. Госпожа Ферстер была склонна взваливать на себя все
51
обязательства и в ущерб себе помогать остальным, почти мазохистски наслаждаясь при этом собственными страданиями. В данном случае речь идет о так называемом мазохистском неврозе характера. Госпожа Мюллер была одинока, почти ни с кем не общалась, заботилась только о себе, но не могла выносить малейшей зависимости от другого человека. Подобное поведение характерно для так называемого нарцистического расстройства личности, подразумевающего любовь к самому себе ценой любви к окружающим. Расстройство господина Гетца было, несомненно, наиболее серьезным и усугублялось ощутимым дефицитом идентичности, обусловленным отсутствием отца и материнской нежности в детстве. Расстройство господина Гетца заключало в себе постклассические неврозы второй и третьей форм. Его неспособность строить продолжительные межличностные отношения, его неуправляемые инфернальные импульсы, деструктивный гнев, характерный для человека, изнуренного завистью, свидетельствовали о наличии так называемого пограничного расстройства личности, то есть состояния, балансирующего между неврозом и психозом, когда такие чувства, как симпатия, ненависть и любовь расщепляются на отдельные, противостоящие друг другу элементы, которые впоследствии формируют деструктивные наклонности и становятся инструментом реализации инфернальных импульсов.
