Текст книги "Тео Носик и Генерал"

Автор книги: Петер Брок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Петер Брок
Тео Носик и Генерал

Ингельсбах в праздничном наряде

– Те́о!

Фрау Носс тихонько приоткрыла дверь. Сын спал как сурок.

– Доброе утро, господин Носс, – громко сказала она.

Тео продолжал сладко посапывать. Тогда мама, войдя в комнату, просто-напросто стянула с него одеяло. Но и это не помогло: так глубоко погрузился он в сновидения.

Как раз в эту минуту вместе с друзьями из кружка «Умелые руки» Тео закончил монтаж беспроволочного видеотелефона. Какую сенсацию это произведет в Ха́генберге! А ведь в Хагенберге, ни много ни мало, пятьдесят тысяч жителей. Это очень большой город. Ну… скажем, просто большой. И вот пионеры-изобретатели стоят в главном зале городской ратуши. Члены магистрата прослышали об их изобретении – истинном перевороте в науке! Демонстрируют это чудо техники Тео и его друг Бру́но. Тео крутит ручки настройки, Бруно протирает носовым платком экран. И вдруг – вот здорово! – на экране появилось изображение города. Судя по окружающим горам, он где-то в Га́рце. Из аппарата послышался певучий голос:

«Говорит Ингельсбах».

Ого, там приняли их позывные! Беспроволочным способом, Тео и Бруно с гордостью поглядели на членов магистрата.

«А не можете ли вы немного увеличить изображение города, сделать его несколько резче?» – спросил обербургомистр.

«Да здесь дело в самом городе!» – ответил Тео.

Вот ведь крошечный городишко – даже экрана не заполняет! Разве что усилитель поможет?

Бруно повернул ручку усилителя. И правда, вот уже можно различить Рыночную площадь Ингельсбаха и клуб имени Максима Горького. Бруно покрутил еще немного. Тут все ясно увидели перед зданием клуба большую группу пионеров – человек тридцать. Впереди всех стоял какой-то мальчишка, его изображение все росло и росло, пока не выросло с наблюдательную вышку клуба.

Члены магистрата сгрудились у экрана видеотелефона. Они хотели рассмотреть все как следует.

«А вон тот мальчик плачет или смеется?» – спросил один из них.

Тео сердито повернул ручку контрастности.

Эх, лучше бы он этого не делал! Мальчишка на экране вдруг высунул язык. И чем больше Тео крутил ручку, тем язык становился длиннее. В конце концов он дотянулся до экрана. Стекло тотчас словно запотело. Видно, ингельсбаховцы поставили пластинку матового стекла. И надо же такому случиться как раз в ту минуту, когда обербургомистр Хагенберга собрался вручить Бруно и Тео грамоту о присвоении им звания почетных граждан города!

Тео страшно разозлился.

«И чего этот птенец, деревенщина несчастная, воображает! – закричал он. – Язык высовывает! Вот приеду в Ингельсбах да вздую как следует…»

В ответ раздался зловещий смех членов магистрата: они потешались над оскандалившимися мальчишками.

И тут Тео понял, что смеется-то его мама. А кто это щекочет ему пятки? Неужели этот птен…?

«Эй, деревенщина, убирайся-ка подобру-поздорову!» – пробормотал Тео во сне.

К счастью, мать не разобрала его слов:

– Что ты сказал?

Тео испуганно подскочил и, выпрямившись, сел в кровати.

– Г-г-где эт-то я? – заикаясь, спросил Тео.

– В Ингельсбахе, соня! – рассмеялась фрау Носс.

– В Ингель… тогда спокойной ночи, – сказал Тео и плюхнулся на подушку.

Больше всего на свете ему хотелось уснуть опять, чтобы снова очутиться в Хагенберге. Но сон как рукой сняло и мысль работала четко: со вчерашнего вечера он действительно живет в Ингельсбахе. Теперь он и сам стал «деревенщиной»!

– Эх, жаль! – совсем тихо, как бы про себя, прошептал он. – У Бруно было куда лучше…

Три месяца назад его мать, служившую в Строительном управлении телеграфа, перевели из Хагенберга в Ингельсбах. Пока она не устроилась, Тео жил у родителей своего друга Бруно.

На чердаке, в каморке Бруно, они оборудовали настоящую лабораторию – да-да, сами оборудовали, и причем классно. Ведь Бруно такой же одержимый радиолюбитель, как и Тео. А по вечерам они сидели перед своими таинственными аппаратами и проводили опыты, которые демонстрировали на другой день в Доме пионеров, и не было счастливее их мальчишек во всем мире… ну, скажем скромнее, во всем Хагенберге…

– Романтику можно найти не только в каморке у Бруно, – услышал он голос матери, открывавшей окно. – Ты еще свой новый дом не осмотрел как следует. Ведь вчера вечером, когда ты приехал, было уже тепло. Вот увидишь, мы здесь заживем на славу!

Наконец Тео поднялся. Подошел к окну. И глазам своим не поверил. В Хагенберге, городе угольных шахт, такого и в помине не было. Каморка Бруно и опыты в Доме пионеров отодвинулись вдруг куда-то далеко-далеко. Право, даже смотреть весело на этот Ингельсбах! Отсюда, из окна, можно было окинуть взглядом весь небольшой городок. Его окружали леса, а над ними волновался океан облаков. То тут, то там их пробивали лучи октябрьского солнца, и тогда лес вспыхивал всеми осенними красками. Ярко-красные черепичные крыши и голубоватые шиферные стены старых домов казались свежевыкрашенными. Их нарядные светлые фронтоны зубчатой каймой выделялись на темном фоне лесов. А на всех окнах цветы!

«Жители здесь, наверно, соревнуются, кто лучше украсит свой дом», – подумал Тео. Даже на самых маленьких газончиках между домами пышно разрослись пестрые цветы. Интересно, а для школьного двора тоже хватило? Во всех направлениях от центра городка разбегались узкие улочки и переулки. Тео тут же захотелось побродить по городу, может, даже заблудиться.

– Вот красота! Как будто здесь всегда праздник, – обернулся он к матери.

Фрау Носс улыбнулась. Она была очень рада, что Тео снова с ней. Ей так не хватало сына эти три месяца. Но сказать об этом тринадцатилетнему мальчугану она бы никогда не решилась. Еще вообразит невесть что.

Тео рос без отца. Фрау Носс была для своего сына одновременно и матерью и отцом. Но если в доме требовалась мужская сила, или перегорали пробки, или барахлил приемник, Тео был тут как тут:

– Здесь нужен мужчина!

Он считал делом своей чести по-товарищески помогать матери, в чем мог.

Конечно, фрау Носс понимала, как поначалу будет недоставать сыну друзей из Хагенберга. «Хорошо хоть, что ему нравится городок, – думала она. – Остальное приложится. Вот начнет ходить в школу…»

Выйдя с матерью из дому, Тео остановился. Кажется, лежал бы здесь на улице половичок, он еще раз как следует вытер ноги… хотя только позавчера почистил ботинки. Таким умытым и нарядным показался ему этот Ингельсбах.

– Не собираешься ли ты ждать трамвая? – спросила фрау Носс. – Стоять пришлось бы довольно долго.

– Смех! – ответил Тео и подставил матери руку калачиком. – У нас в Ингельсбахе все топают пешком!

Мать, улыбаясь, взяла его под руку, и они зашагали по улице в сторону рынка. Тео, разглядывая дома по левую и по правую сторону узенькой улицы, спросил:

– А если пожар, дома раздвигать, что ли? Пожарникам здесь не проехать!

– До вчерашнего дня так и было, – не растерялась фрау Носс, – а с сегодняшнего пожары тушат с вертолетов.

И, засмеявшись, она ущипнула Тео за локоть. Он взвизгнул так громко, что прохожие удивленно оглянулись на нового ингельсбаховца.

От площади, где стоит фонтан под охраной Нептуна, почтенного покровителя морей с трезубцем в руке, улицы расходятся в трех направлениях. Разошлись здесь и пути фрау Носс и Тео. Мать отправилась, как обычно, на телефонную станцию, а Тео в первый раз пошел в новую школу. Однако, когда навстречу ему попадались ребята, он принимал совершенно независимый вид, словно всю жизнь ходил именно в эту школу. И даже, как все ингельсбаховские мальчишки, ловко балансируя, прошелся по кромке тротуара. Не показывать же каждому встречному-поперечному, что умираешь от любопытства!

Носик между Точкой и Генералом

В 7-ом «Б» ребята сияли сегодня, будто сидели не в школе, а в театре: они слушали свою учительницу, читавшую им на редкость увлекательную историю.

Шел последний урок немецкого перед осенними каникулами. По традиции в последний учебный день фрау Хёфлих доставляла своему классу радость, читая по выбору ребят какую-нибудь интересную книжку. Трудно сказать, кто при этом получал больше удовольствия – дети или учительница. Во всяком случае, все единодушно сходились на том, что никто в школе не читает так выразительно, как фрау Хёфлих. Ире́на Турм, самая маленькая и грациозная девочка в классе, предложила книгу Марка Твена; остальные с восторгом приветствовали ее идею, и вот уже более получаса они вместе с Томом Сойером и Гекльберри Финном крадутся за старым индейцем Джо.

Тайна, окружающая старика, наконец раскрыта. Но что произойдет с кладом, который нашел Том?

Фрау Хёфлих читала:

– «…Стой, руки прочь!»

Она прервала чтение. Из какой-то парты что-то упало и медленно покатилось по полу. Альфред Хо́льман нагнулся. «Да ведь это она вовсе не мне, – понял он наконец и залился краской. – Это же Тому! Глупо, что я струсил из-за этой капсулы». И он выпрямился с независимым видом. Но, взглянув на фрау Хёфлих, увидел, что лоб ее прорезала складка. Правда, она не сказала ни слова и, перевернув страницу, продолжала читать.

«Чего это он там в карман сунул? – покосилась Ирена Турм на Альфреда. Она злилась на «Генерала», как все называли этого высокого сильного мальчика. – И всегда на него первого глянут, если каверза какая в классе, – подумала Ирена. – Кто его знает, что они с Ге́рбертом замыслили…» Для большинства мальчишек да и для некоторых девочек Генерал был, что называется, героем. Во всем он задавал тон, а кое-кто ему подтягивал. Только вот тон этот был не всегда верный. Прозвищем же своим Альфред гордился как наградой.

«А ведь всего год назад, – вспоминала Ирена, – он был совсем другим. Но тогда наш отряд работал активно. И Хольман был заводилой во всех военных играх». Однажды их «противниками» были солдаты Народной армии из казармы, расположенной неподалеку от городка. Бой шел вокруг бывшего теннисного корта. «Если у тебя и дальше так дела пойдут, – сказал тогда лейтенант Альфреду, – ты, пожалуй, станешь генералом». Вот это была похвала!

Но с той поры от храброго полководца осталось только прозвище «Генерал». Проделки мальчишек на старом корте имели так же мало общего с военными играми, как… ну, скажем, как обычная потасовка с боксом. Ирена уткнулась подбородком в кулачки и снова покосилась на Генерала. Но тот сидел тихо и слушал фрау Хёфлих.

Ирена была председателем совета отряда. К обязанностям своим она относилась серьезно, и ей нелегко было справляться с Генералом и его друзьями. Те прозвали ее «Точкой», потому что она была замыкающей в строю седьмого «Б». Но, если судить не по сантиметрам. Точку можно было поставить одной из первых. Взять хотя бы математику или черчение. Или помощь товарищам. Тут уж никому и в голову не пришло бы назвать ее замыкающей.

Сегодня мальчишки опять задумали сыграть после уроков в военную игру. Она это знает от «Бублика». Он хоть и член совета отряда, а пытался уговорить ее перенести сбор, можно созвать его и после каникул.

– Военная игра важнее! – заявил Бублик.

Нет, Точка настояла на своем. Из свалки, которую все еще по привычке называют «старым кортом», надо сделать Площадь пионеров – вот ее план. Но мальчишки отбрыкивались от него изо всех сил. «Как… как младенцы, которых пеленают», – подумала Точка.

– «…Так кончается эта хроника, – прочла фрау Хёфлих и перевернула страницу. – И поскольку это история мальчиков…»

В дверь постучали.

– Войдите!..

Это была фрейлейн Хёльцлин, секретарь школьной канцелярии. Она привела в класс мальчика, который только что к ней явился.

– Дружба![1]1
  В детских и молодежных организациях Германской Демократической Республики принято приветствие «Дружба!».


[Закрыть] – сказал мальчик и подошел к столу учительницы. – Я приехал из Хагенберга, меня зовут Тео Носс.

И раньше чем фрау Хёфлих успела что-либо ответить, ребята зафыркали, захихикали и стали на все лады выкрикивать фамилию Тео:

– Носик! Нос! Носище!! – И верно, смешная фамилия.

Фрау Хёфлих решительно отодвинула свой стул и встала.

– Дружба! – сказала она. Это прозвучало скорее как выговор ингельсбаховцам. И, приветливо протянув Тео руку, она продолжала: – Меня зовут фрау Хёфлих, я классный руководитель.

Весельчаки несколько успокоились.

Тео не отрываясь глядел на фрау Хёфлих, чтобы не потерять уверенность. «У нее такой же низкий и чуть хрипловатый голос, как у мамы», – подумал он. Уже поэтому она ему поправилась.

А пока они приглядывались друг к другу, фрейлейн Хёльцлин шепнула учительнице:

– Хотел во что бы то ни стало сегодня же познакомиться со своим классом, не стал дожидаться конца каникул. Видно, ему скучно здесь одному. – И она улыбнулась.

Фрау Хёфлих бросила предостерегающий взгляд на класс, йотом обратилась к Тео:

– Молодец, что ты пришел сегодня. Осталось, правда, всего два урока до каникул… – она снова многозначительно взглянула на ребят, – но хорошо, если бы вы еще успели подружиться с вашим новым товарищем, Тео Носсом.

Тео повернулся к классу и невольно прищурился, поглядывая налево и направо. На мальчишеской стороне он обнаружил чей-то соломенно-желтый ежик. Видно, очень забавной показалась тому необычная фамилия Носс. Он беспрестанно хихикал, прикрывая рот ладошкой.

«Ладно, с тобой разговор впереди», – обиженно подумал Тео.

– У вас, кажется, после уроков сбор? – спросила фрау Хёфлих. – Вот и познакомите Тео с пионерской работой.

– Хорошо, фрау Хёфлих, – сказала Точка.

Увы, об успехах в их пионерской работе и говорить не приходится. Рассказать ему о разногласиях? Но что может изменить этот новенький?

Правда, Точка с радостью отметила, что Тео пришел в школу в пионерском галстуке. Большинство их ребят уже давно хранят свои галстуки в шкафах на торжественный случай. Оглянувшись на Тео, она невольно поправила и свой.

Но что это?.. Фрау Хёфлих посадила его с Генералом? «Вот уж не понимаю, – подумала Точка. – Заранее можно сказать, что человек погибнет».

– «Но поскольку история Тома и Гека – это история мальчиков, – повторила фрау Хёфлих последнюю фразу, изменив ее, – мы должны остановиться здесь, а если ее продолжить, она стала бы историей взрослых мужчин. Когда пишешь роман о взрослых, то наперед известно, где надо поставить точку: на свадьбе. А когда пишешь о детях, приходится ставить точку там, где это всего удобнее…»

«О детях? – подумала Ирена. – Да нам ведь уже тринадцать, а не семь или восемь».

– «Быть может, автору захочется со временем заняться дальнейшей судьбой младших героев книги и посмотреть, что за люди из них вышли. Тем более не следует рассказывать сейчас об этой поре их жизни».

Сказано весьма четко, и пропустить мимо ушей трудновато. Но попробуй не отвлекайся, если у парнишки такая забавная фамилия. Носс! Большинство восприняло эту фамилию как нечто абсолютно несерьезное. И если кого-то так зовут, и если он небольшого росточка да коренастенький, как Тео, то попе-воле рот сам растягивается до ушей. Все равно как если бы его звали Кислозвездик или Плаксоваксов. Носс! Ха-ха! У ребят щеки от смеха пузырями вздулись – трудновато проглотить его бесшумно.

Вот и Генералу немалого труда стоит сохранять серьезную мину. Но тут он в первый раз покосился на своего соседа. И увидел его печальное лицо. «Ладно, не хнычь, – подумал он, – кто же виноват, что тебя зовут Носс!»

И, подтолкнув Тео, он презрительно ткнул большим пальцем в сторону мальчонки с ежиком – тот вовсю ухмылялся.

Генерал постучал себя пальцем по лбу. «Не принимай близко к сердцу, – хотел он этим сказать, – они ведь не со зла».

Это успокоило Тео. А высокий сильный парнишка, хоть, по всему видно, и задавака, сразу ему понравился. Уж наверняка ему принадлежит не один школьный рекорд по прыжкам в высоту. «А может, он лучший боксер?..» – решил Тео. Во всяком случае, вид у него чемпионский. Но с чего это он руки в карман засунул и почти влез под парту? Что он хочет этим доказать?

А Генерал, вытащив руку из кармана, не отрываясь смотрел на секундную стрелку своих часов.

– Слушай, сейчас дам звонок, – шепнул он Тео.

Потом сунул другую руку под парту и нажал, будто там кнопка.

– Вот!

И правда, в ту же минуту в коридоре зазвонил звонок. Тео доставил мальчишке удовольствие – сделал удивленные глаза. А тот посмотрел на него так, будто вся власть над школой, над учениками и учителями таинственным образом сосредоточена в его руках.

– Смекнул? – и Генерал, подтянувшись, сел как следует.

«И чего это он передо мной выламывается? – подумал Тео. – Я ведь не первоклашка».

– Мы еще увидимся на сборе отряда, – сказала фрау Хёфлих, выходя из класса. – Дружба!

– Дружба! – вразнобой закричали ребята и заторопились, толкаясь, вниз по лестнице во двор.

Все время то здесь, то там раздавалось прозвище новенького:

– Носик! Носик!

«Чудно, – подумал Тео, – и двадцати минут не пробыл в классе, а «Носик» уже опять тут как тут». В Хагенберге ребята только так его и звали. А Тео как раз с огромным удовольствием распрощался бы с «Носиком» еще в родном городе.

– Ты что, – произнес он с угрозой, обращаясь к Ежику, и сжал кулаки, – заработать хочешь?

Они остановились посреди двора. Отовсюду неслись крики и визг, как во всех школьных дворах мира.

Ежик как-то странно взмахнул руками и сделал испуганное лицо. Носик презрительно отвернулся. Какое удовольствие драться с сосунками!

А Ежик, переваливаясь с боку на бок, зашагал к ребятам, столпившимся под старым деревом. «Здорово он косолапит, – подумал Носик и, кисло улыбаясь, посмотрел ему вслед, – специально тренировался, что ли?»

– Знаешь, как мы его прозвали? – спросила за его спиной какая-то девочка. – Пингвин!

Это была Рена́та. Рядом с ней подпрыгивала от удовольствия Точка.

– Пингвин! – Она смеялась и часто-часто моргала. – Неплохо, правда?

Носик еще раз посмотрел вслед Пингвину. «Точно, – подумал он, – есть в нем что-то от этой потешной птицы. Кажется, будто машет-машет крыльями, а взлететь не может».

– Сбор отряда мы проведем под тем вон деревом, – объявила Точка. – Придешь?

– Конечно, – сказал Носик.

Ему стало неловко. Болтает тут с девчонками. Не очень-то ему хотелось заводить дружбу в первую очередь с ними.

– А Хагенберг вообще-то большой город? Как Ингельсбах? – спросила Рената.

Этого еще не хватало!

– Да он в сто раз больше, – совершенно серьезно заверил ее Носик. – Но сосунков и там поменьше, чем в вашем Ингельсбахе. Хоть, может, кого и звать Разорвать, а по фамилии Лопнуть.

Девочки прыснули, как по команде.

– Звать Разорвать! – стонала Рената, задыхаясь от смеха. – А фамилия Лопнуть! Ой, помогите! Ой, умираю!

Тео заткнул уши и помчался прочь. Так вдоль забора и добежал до школы. Там высокая тощая фрейлейн Хёльцлин сладко-сладко спросила его:

– Нравится тебе у нас, мальчик?

Он, пожалуй, сразу убежал бы домой, если б не Бублик. Но тот добродушно дал ему тумака: у Бублика было доброе сердце и он очень огорчался, что новенького разыгрывают. Широко разинув рот, словно собираясь разом проглотить две булки, он смеялся и показывал рукой в сторону дуба. Носик не выдержал и покорно дал отвести себя за рукав к дереву.

А там в центре внимания был Генерал. Он с таинственным видом сжимал что-то в руке. «Мышь поймал, что ли?»

– Проволоку закрепим здесь и здесь, с двух сторон, – объяснял Генерал. – Затем на командном пункте замкнем электрическую цепь, и-и-и – бах-тар-рарах! Айсберг взлетает на воздух. Смекнули?

Голова у Носика пошла кругом.

– Запал. Смекнул? – прошептал Генерал и доверительно сунул ладонь прямо под нос Тео. Но на ладони оказалась всего-навсего картонная гильза – петарда, какие на новый год десятками запускают на улицах.

– В игрушки играете, – сказал Носик. – Знаем, видали.

– Так ведь с усиленным запалом и двойным зарядом, – прошептал Герберт. – Хотим взорвать сегодня айсберг, понимаешь?

– Вот этой вот штукой?

– Ясно, – пропищал Пингвин. – Все тюлени взвоют!

– Муравьиную кучу – еще туда-сюда, только не айсберг, – отрезал Носик, еще раз осмотрев гильзу.

– Па-а-адумаешь, – фыркнул Пингвин, – воображает, что разбирается лучше Генерала. Носик! Ха-ха-ха! Носик!

– А ну, умолкни! – приказал Генерал. (И Пингвин тут же замолчал.) – Ты, дитятко, еще нашего Шпицбергена не видел! – бросил полководец Носику.

Звонок возвестил конец переменки. «Шпицберген? Айсберг?» – удивленно подумал Носик. Хотя стоял уже октябрь, но сегодня еще вовсю пригревало солнце, и Носику было очень трудно представить себе вечные льды…

Все отправились в гимнастический зал.

– Приходи, если охота будет, – предложил Генерал, когда они оказались рядом. – На старый корт, но дороге к казарме. Смекнул?

– Смекнул, – повторил за ним Носик.

Он чувствовал себя ужасно одиноким. Потому и решил держаться пока хоть этого Генерала.

Учитель физкультуры Вёльнер стоял наготове, а двое ребят из седьмого «Б» страховали. Класс тренировался сегодня в прыжках через коня. Штреке́нбах ловко прыгнул и уверенно приземлился. Герберт Во́ринг взял не такой большой разбег, но все-таки перелетел. Бублику, Олафу Вейсту и Пингвину помогли ребята на страховке. А потом все, не скрывая любопытства, стали смотреть, как прыгнет Носик. Физкультурник разрешил ему прыгать босиком – у него не оказалось с собой тапочек. Носик же ни за какие деньги не согласился бы отстать от ребят. Он разбежался и ловко перемахнул на другую сторону.

Но потом кожаного конягу подняли на метр десять. А Носик и в Хагенберге был не из лучших легкоатлетов. Тройка в табеле, конечно, радость не большая, но что поделаешь, если силенок не хватает. И сегодня ему вполне хватило бы одного метра. Но тут он увидел, как лихо взял Генерал метр десять, как изящно сделал он соскок. Его успех остальные восприняли как мировой рекорд.

Герой повел себя соответственно. Он пружинисто подскочил и олимпийским чемпионом вернулся в строй. Там он тряс длинными руками, как это делают знаменитые атлеты, и прыгал на месте, всем своим видом стараясь показать, что возьмет сейчас два метра.

– Альфред Хольман, стой спокойно и не фокусничай, – сказал господин Вёльнер, чем доставил Носику истинное удовольствие. – Дело не только в хорошем прыжке. Гимнасты должны уметь стоять в строю.

Чемпион надул губы.

Тут к старту решительно устремился Носик. Сейчас он покажет класс! Он весь подобрался и энергично взял разбег. Но к коню подбежал слишком напряженно, и учитель махнул рукой:

– Отставить.

Носик, сделав изрядный круг, повернул назад, на вторую попытку.

Старт! Прыжок! Перемах!

Хорошо, что учитель и один из добровольных помощников подхватили его, иначе, пожалуй, не обошлось бы без катастрофы.

В строю захихикали.

– А ты не трус, – сказал господин Вёльнер, – но смелость – это еще не все. Надо тренироваться, да-да, тренироваться.

Однако Носику не давала покоя мысль, что Генерал его побил. Когда ребята отправились в раздевалку, он еще раз, никем не замеченный, вернулся в зал и стрелой подлетел к коню. «Я должен добиться своего», – думал он с ожесточением. Собрав все силы, он высоко прыгнул… и уверенно сделал соскок. Без учителя, без ребят на страховке. И без зрителей.

Физкультурный зал он покидал с удовлетворением.

На сбор отрада Носик опоздал. Еще переодеваясь после физкультуры, он узнал, что совсем не все ребята пляшут под дудку Генерала. Кое-кто и вообще не принимал всерьез этого героя.

Нока Носик, обуваясь, сражался со своими шнурками, с их многочисленными узелками и узелочками, приятели Генерала выработали нечто вроде плана обороны против Точки.

– Ей только бы провалить нашу затею со Шпицбергеном, – сказал Герберт.

«Вот оно что! Сегодня действие переносится в Северный Ледовитый океан». Как это получится. Носику было так же трудно представить себе, как распутать шнурки. А в раздевалке между тем никого не осталось. Тогда он живо перекусил самый толстый узел и побежал догонять остальных.

– Постановили мы или нет? – пыталась перекричать всех Точка.

– Ясное дело, постановили! – одновременно воскликнули Рената Питш и Вольфганг Це́йнер.

– Но не единогласно, – запротестовал Генерал.

– И, уж конечно, не в каникулы, – вставил Герберт, как видно, адъютант великого полководца: недаром он то и дело приходит ему на помощь.

Теперь все говорили, перебивая друг друга и отчаянно жестикулируя, а ребячьему гомону аккомпанировало чириканье воробьев с верхушек деревьев.

Носик не принимал участия в споре. «Хоть в Хагенберге у нас тоже не обходилось без споров, – думал он, – зато дела было куда больше». Он все еще толком не понимал, о чем, собственно, идет речь.

И только с приходом фрау Хёфлих кое-что начало проясняться. Дело в том, что план Точки создать площадь пионеров получил одобрение совета дружины, но не встретил единодушной поддержки в ее собственном отряде.

– А ведь отличная идея у нашей Точки, – сказала учительница.

Она была членом совета дружины и на сборе замещала вожатого, уехавшего на краткосрочные курсы.

– Если вы хотите, чтобы ваш план удался, он должен стать делом всей школы, – продолжала фрау Хёфлих. – Было бы, правда, очень неплохо, если бы седьмой «Б» подал добрый пример и положил начало работе.

– Только не во время каникул, – повторил Герберт.

– Дело ваше, – заметила фрау Хёфлих. – Но если уж вы решите, тогда надо держать свое слово.

– А если мои родители поедут на каникулы в горы и мне придется уехать с ними? – спросил Генерал, искоса взглянув на учительницу.

– Ну что ж, пришлешь нам оттуда красивую открытку, – отозвалась фрау Хёфлих.

Все громко рассмеялись – ребята прекрасно поняли уловку Генерала.

А тот равнодушно ковырял носком башмака землю.

– Лучше давайте голосовать, – предложила Рената. – Вот и решим: начинать работу в каникулы или нет?

Предложение было разумное, и большинство его поддержало.

– Хорошо, – сказала и фрау Хёфлих. – Не забывайте только, что в среду у нас ремонт. Мастеру нужно пять помощников. Кто придет?

Точка и еще две девочки подняли руки. Теперь вызвался и Носик.

– Ну, а остальные мужчины? – спросила фрау Хёфлих. – Переутомились? Или уезжают в горы?

Вызвался Вольфганг Цейнер, а после небольшой заминки еще один парнишка. Носик видел, как Генерал подтолкнул Герберта и скосил глаза. Он явно показывал на Носика, не опустившего руку.

– Я тоже приду в среду, – продолжала фрау Хёфлих. – Желаю успешно проголосовать… И хорошо отдохнуть на каникулах. Дружба!

Она ушла, чтобы своим присутствием не влиять на решение.

– Дружба! – закричали ей вслед ребята. – Желаем и вам хорошо отдохнуть, фрау Хёфлих!

Носику и во сне не могло присниться, что он, как между молотом и наковальней, окажется между двумя группами, не желающими прийти к соглашению. Когда Точка голосовала свой план, двенадцать рук взлетело вверх, почти всё девочки. Но когда она спросила, кто против, таких оказалось тоже двенадцать. Конечно, против голосовали друзья Генерала. К ним присоединились еще несколько мальчиков и девочек, которым в каникулы хотелось побыть дома.

– Ничья, – торжествовал Генерал.

Но Рената сосчитала еще раз. Их ведь двадцать пять, значит, кто-то не голосовал. А это не по правилам.

– Новенький не участвовал, – громко сказала Урсу́ла Хёйнеман в наступившей тишине.

Носик понял, что его персоне предстоит сыграть решающую роль. Это ему вовсе не улыбалось. Он никогда не принимал поспешных решений. Недаром ребята в Хагенберге выбрали его председателем совета отряда. А сейчас, не зная, какую игру задумал Генерал, не осмотрев места, которое жаждала преобразить Точка, он не мог решить, за кого голосовать.

– Я думал… ведь я здесь человек новый… – пробормотал он нерешительно.

Точка не поняла его.

– Конечно, мы еще не успели принять тебя в наш отряд, но мы тебя принимаем, – исправила она свою ошибку. – Видишь, мы никак не договоримся, – призналась она. – Это ты и так уже заметил. Но мы хотим все изменить. Во всяком случае, этого хочет большинство. И ты ведь тоже?

Носик кивнул. Что ему было говорить?

– Если мы в каникулы пойдем расчищать пустырь, ты примешь участие? – спросила Точка.

Все посмотрели на него. Он помедлил секунду. А потом честно сказал:

– Я еще ничего не видел в Ингельсбахе, а с вами знаком всего два часа. Откуда же мне знать, кто из вас прав? Погляжу, что за пустырь такой, а тогда уж…

Можно было и не договаривать. Друзья Генерала торжествовали. Они решили, что Носик отверг предложение Точки. И стали яростно защищать новичка.

– Правильно! – кричал Генерал. – Пусть сыграет разок с нами в военную игру, а потом уж голосует за «садик»! Смекнули?

И снова все загомонили. Не успела Точка слова вымолвить, как друзья Генерала со смехом покинули собрание. Своего нового друга Носика они увели, окружив тесным кольцом.

– Вот я приду поглядеть на вашу военную игру! – крикнула им вдогонку возмущенная Точка. – В понедельник приду! Обязательно приду!

– Прекрасно, нам как раз нужна санитарка, – смеясь, крикнул в ответ Генерал.