Текст книги "Ненужный мальчик"

Автор книги: Пьер Немур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава III

Лишь у площади Этуаль к Мари-Клод возвращается способность воспринимать окружающее. Постепенно ее взгляд проясняется. Она вспоминает подробности своего похищения, смотрит на молчаливого и присмиревшего, прижавшегося к ней в углу машины Фабиена, на чернокожего в элегантном голубом костюме, тоже сидящего к ней вплотную, но слева от нее, и на второго чернокожего, ловко ведущего машину по направлению к авеню Фош. И Мари-Клод взрывается:

– Немедленно остановитесь и дайте нам выйти! Это – гнусное похищение. Я вас арестовываю. – Срывающимся голосом она выкрикивает, как призыв: – Полиция!

Второй слог у нее получается по-петушиному, это так смешно, что шофер хихикает, и атмосфера разряжается. Арсюл говорит:

– Заткнись! Тебя никто не просил геройствовать – цепляться за мальчишку. И на наш пикник тоже не приглашали. Так что сиди тихо и не усложняй дело.

На авеню Малакоф «ланчия» останавливается перед красным сигналом светофора. Мари-Клод видит коллегу-регулировщика, но он слишком далеко, чтобы услышать ее крик, и к тому же стоит к ним спиной. «Ланчия» вновь трогается с места. Мари-Клод кажется, что все это кошмарный сон. Волей случая она попала в руки террористов. Она ничего не знает об отце Фабиена, но наверняка это личность, на которую хотят оказать давление, похитив сына.

– Вы так просто не отделаетесь, – заявляет она не слишком уверенно. – Похитить ребенка и полицейского при исполнении служебных обязанностей – такое не прощается.

– Кончай трепаться, а? – советует Арсюл. – Ты нас утомляешь. И нечего изображать трагедию. Бели не будешь глупить, ничего с тобой не случится. Мы хотим всего-навсего содрать немного деньжат с родителей парнишки. Завтра же мы вас отпустим.

«Ланчия» огибает площадь Де-Латр-де-Тасиньи и въезжает в Булонский лес. Мари-Клод понимает, что имеет дело не с террористами, а с простыми бандитами. Романтизма тут меньше, но ситуация остается без изменений: судьба выбрала ее, чтобы защищать десятилетнего ребенка и нести за него ответственность. В двойном качестве – женщины и полицейского.

За окнами машины мелькают деревья с молодой листвой. «Ланчия» сворачивает на боковую аллею. Впервые Мари-Клод смотрит на своего похитителя изучающе. Грубые черты лица никак не вяжутся с общей элегантностью. С некоторым опозданием ее осеняет: на мужчине маска. И совсем как Фабиен несколькими минутами раньше, она восклицает:

– Вы же ненастоящие негры!

Первым смеется ребенок. Мари-Клод в изумлении смотрит на него: понимает ли он всю серьезность положения? Она хорошо знает Фабиена. Он маленький, хрупкий, она бы дала ему восемь-девять лет. Ее поражает его необыкновенная живость – свидетельство ума. А бандит ясно высказался: они хотят «содрать немного деньжат» с родителей мальчика, и Фабиен должен отдавать себе отчет, что является предметом жестокого торга, что его жизнь в опасности.

Но что такое жизнь для ребенка его возраста? Потрясенная Мари-Клод начинает думать, а не забавляет ли его все это…

Чуть в стороне от аллеи человек в одежде разносчика возится в моторе фургона с открытой задней дверцей. «Ланчия» останавливается прямо за ним.

– Пошевеливайтесь, – командует Арсюл, доставая свою «пушку». – Пересадка.

Он без церемоний тянет Мари-Клод за руку, толкает ее в фургон. Она поднимается, споткнувшись о подножку. От толчка, полученного в спину, она летит в глубь кузова. Фабиен падает рядом, и дверца закрывается за ними со звонким щелчком.

Оба пленника оказываются в полной темноте. Всего в ста метрах от них по дороге Лонгшан мчатся автомобили.

В половине девятого утра, как раз когда старший надзиратель Сен-Блеза поглядывал на часы, собираясь отдать распоряжение о первом звонке, ему приходится выслушать красочный, но путаный рассказ Флоры. Проходит некоторое время, пока он наконец соображает, что же произошло. Тем более что два или три ученика младшего возраста вносят в путаницу свою лепту. Только с помощью одной из мамаш, которая в те несколько секунд, когда происходила драма, поправляла костюмчик на своем отпрыске и мало что видела, ему удается разобраться, в чем дело.

Однако старший надзиратель – человек, в полной мере сознающий свою ответственность. Когда наконец он понимает, что один из учеников похищен, он тут же принимает меры.

Прежде всего извещают директора, которому звонят в его квартиру на пятом этаже. Учителя, еще ничего не знающие о происшествии, следуют в свои классы. С тем, чтобы избежать паники, старший надзиратель дает положенный звонок с опозданием лишь в две минуты.

Затем он старается установить, кто же жертва похищения. Это нетрудно: португалка Флора то и дело громко повторяет имя и фамилию своего юного хозяина.

Лефевр… Доктор Лефевр… Старшему надзирателю пока не ясно, почему похитили именно его, а не другого ученика. Для этого мрачноватого человека, страдающего язвой желудка, все они одинаковы. Но служба есть служба. Поэтому он бежит в свой кабинет и набирает первый номер, который приходит ему на ум: дежурной службы полиции.

Затем он докладывает директору, стремительно вбегающему в кабинет. Этого известного педагога, защитившего диссертацию по французскому языку, что частично оправдывает тарифы, взимаемые школой Сен-Блез, кавалера ордена «За заслуги» и академических лавров, прежде всего беспокоит репутация заведения: разве для того дети из знатных семей поступают в его школу, чтобы их похищали средь бела дня на улице Монсо?

– Лефевр? – недоумевает он. – Почему Лефевр? Его отец – просто хирург, а мы имеем честь обучать в нашей школе детей четырех депутатов и двенадцати дипломатов, из которых некоторые играют важную роль в международной политике.

Но это Лефевр, и никто другой. И надо предупредить его родителей. Рыдающая Флора – ее нервы не выдерживают – сообщает название больницы, которой доктор Лефевр отдает свой талант, время и силы.

Разговор с телефонисткой не приносит результата.

– Его нельзя сейчас беспокоить. Он оперирует.

– Но это очень важно. Речь идет о его сыне.

– Да, я знаю. Ему уже звонили четверть часа назад. Как раз перед началом операции.

Директора словно оглушили. Он застывает, потрясенный, продолжая держать трубку, откуда доносятся короткие гудки.

Он ищет в своей картотеке номер домашнего телефона доктора Лефевра, чтобы в самых осторожных выражениях оповестить мать Фабиена.

А на улице Монсо в это время собралась толпа. Вновь прибывшие с волнением выслушивают совершенно ужасающую версию похищения ребенка и женщины-полицейского, однако это волнение не мешает многим из них, скорее наоборот, побуждает бежать звонить на радиостанцию «Европа-I» в надежде заработать пятьсот франков за сенсационную информацию.

Тем временем появляется дежурная полицейская машина. Вкратце проинформированный полицейский констатирует, что, с одной стороны, приехал поздно, а с другой – что проблема выходит за рамки его компетенции. Он вызывает по радиотелефону центральный комиссариат VIII округа. С этого момента дело следует по инстанциям.

Но с девяти часов оно становится достоянием общественности. В «Европу-I» уже звонили три раза, сообщая о похищении ребенка перед началом занятий на улице Монсо. Редакционный секретарь тут же позвонил в полицию, но там были не в курсе дела. Опасаясь за достоверность полученных сведений, радиостанция дала лишь краткую, уклончивую информацию, обещая «дорогим слушателям» сообщить детали, как только будет возможно.

В девять часов тридцать минут на столе у префекта полиции появляется сводка. В ней коротко, но ясно говорится о чрезвычайно дерзком похищении юного Фабиена Лефевра и полицейского (женский-персонал) Мари-Клод Жанвье, совершенном двумя чернокожими на черной, закрытой машине, номер которой никто не запомнил, но, по словам некоторых свидетелей, принадлежащей дипломатическому корпусу.

Похищение – слово, которое префект терпеть не может. Оно является синонимом бесконечных неприятностей. Префект оказывается между двух огней: между правительством, требующим твердости, отказывающимся вступать в переговоры с террористами, и прессой, звонящей во все колокола, если жертву вдруг случается оплакивать.

Все это он объясняет комиссару Паскалю Кро, одному из руководителей Центрального управления по борьбе с бандитизмом. Тот уже узнал о похищении, направляясь в машине на службу.

– Вы понимаете, комиссар, – распространяется префект, – в последнее время мы не на высоте, особенно после той накладки на прошлой неделе, когда один из ваших людей застрелил по ошибке пенсионера, бывшего железнодорожника, не имевшего к делу никакого отношения. Министр, с которым я только что говорил по телефону, потребовал срочных мер. Необходимо отыскать мне этого мальчишку, не говоря уже о нашей коллеге из УШ округа. И еще… (он добавляет с циничной прямотой) лучше для нашей репутации мученица, чем жертва. Тем более ребенок… Ребенок – «то очень действует на психику толпы.

Кро ждет, пока префект выскажется. Комиссару не терпится приступить к работе. Но он должен выслушать заключительные инструкции префекта.

– И вы слышите, комиссар, я не знаю, имеем мы дело с террористами или гангстерами, в любом случае и речи не может быть о торговле. Тут министр категоричен. Твердость, комиссар, твердость…

Глава IV

При первом же повороте Мари-Клод Жанвье швыряет на металлическую скобу фургона. Она стискивает зубы, чтобы не закричать от боли, с трудом пытается устоять на ногах и в полной темноте, на ощупь изучает свою тюрьму. Натыкается на ящик с инструментами и наконец обнаруживает откидное сиденье у левой стенки фургона.

Усевшись, обретя более или менее стабильное положение, она достает из сумки зажигалку и, щелкнув ею, зовет:

– Фабиен, ты где?

Приподняв горящую зажигалку, она видит мальчика, который стоит в углу около дверцы, засунув руки в карманы. Зажигалка гаснет в тот момент, когда Мари-Клод обращается к нему:

– Иди сюда. Все-таки лучше сидеть, а то все эти повороты…

Во второй раз зажигалка не срабатывает, но Фабиен подходит и садится рядом с Мари-Клод. Она гладит его белокурые волосы, берет за руку. Она испытывает странное волнение, Мари-Клод Жанвье. Разумеется, когда она поступала в полицию, во время прохождения практики она засыпала с мечтой о выдающихся подвигах, сногсшибательных погонях и арестах, ее награждали орденом «За заслуги», поздравлял сам министр. Но когда она приступила к своим обязанностям, без сомнения почетным, однако не сулящим славы – обеспечению безопасности школьников, – эти фантазии уступили место более конкретным затаенным мечтам незамужней женщины.

И вдруг в одно мгновение ее привычный спокойный мир развалился. Мари-Клод оказалась в центре подлинной драмы, стала жертвой дерзкого похищения благодаря инстинктивному смелому порыву, который заставил ее броситься на защиту Фабиена.

Фальшивые чернокожие похитили ребенка по причинам, которые Мари-Клод еще не ясны, но, оставив в стороне излишний пафос, она видит свой долг в том, чтобы утешить мальчугана, наверняка испытывающего ужас и отчаяние. Она гладит его по руке, которая так и осталась в ее ладони, спрашивает как можно спокойней:

– Кажется, оба мы влипли. Как твоя фамилия, Фабиен?

– Лефевр.

– А сколько тебе лет? Девять, десять?

– Десять, – отвечает мальчик. – Исполнилось десять. Как раз сегодня мой день рождения.

– Ну что ж, – говорит Мари-Клод в некоторой растерянности, – я тебя поздравляю. По крайней мере день своего десятилетия ты запомнишь.

По правде говоря, ее немного удивил тот вызывающий и агрессивный тон, каким Фабиен сообщил о своем дне рождения. Она пытается разгадать причину похищения:

– А чем занимается твой папа?

– Хирург в больнице, – отвечает Фабиен равнодушно, не вдаваясь в подробности.

Хирург… Возможно, богатые пациенты… Доктор Лефевр должен неплохо зарабатывать. Значит, фальшивые чернокожие не террористы, они не осуществляют какую-то месть, это, по всей вероятности, бандиты, которые отпустят малыша за выкуп. Но их план может нарушиться из-за присутствия полицейского, пускай и в юбке. Не задумываясь над грозящей ей опасностью, молодая женщина продолжает расспрашивать Фабиена:

– А что делает твоя мама?

– Не знаю. Она не работает. Ходит все время куда-то.

И на этот раз полное безразличие в голосе.

– Где ты живешь? Это няня приводит тебя в школу?

– Мы живем на улице Верже, прямо по другую сторону парка Монсо. А няня – это Флора, португалка. Она хорошая, только от нее сильно пахнет…

Через переднюю дверь проникает слабый луч света. Из кабины доносятся голоса. Людей, должно быть, трое: двое, которые совершили похищение, и водитель фургона. «Рено» движется – медленно, как и всегда в Париже с его перекрестками, красными сигналами светофоров, пробками. Потом он словно набирает крейсерскую скорость.

«Выехали за город на кольцевую дорогу», – думает Мари-Клод.

Она никак не придет в себя от удивления, которое вызывает у нее спокойствие ребенка, притулившегося рядом. Он даже взял ее под руку, и они сидят, как двое влюбленных на городской скамейке. Впрочем, Мари-Клод предпочитает такой вариант крикам, слезам, истерике. И все же она испытывает потребность утешить мальчика.

– Знаешь, Фабиен, – объясняет она, – дело и впрямь серьезное. Но ты слушаешь радио, смотришь телевизор и знаешь, что такие вещи случаются. Эти бандиты хотят лишь получить деньги твоего отца. Они отпустят тебя, как только он заплатит выкуп.

Она не смеет сказать, что полиция может помешать этому, не смеет говорить и о том, что ожидает ее.

– Ты хочешь сказать, они отпустят нас, – поправляет Фабиен своим ясным и твердым голосом умного ребенка. – Я откажусь уйти без тебя. В конце концов ты из-за меня сюда попала.

Ее трогают эти серьезные рассуждения и храброе обещание.

– Во всяком случае, надо набраться терпения, сохранять спокойствие, и, главное, не следует бояться.

Он отнимает свою руку, и она слышит, как он с удивлением спрашивает:

– Но с чего ты взяла, что я боюсь? Мари-Клод в темноте хмурит брови. Есть что-то в этом парнишке не совсем обычное. Она высказывает мысль, которая пришла ей в голову немного раньше, в «ланчии»:

– Действительно, ты, кажется, не боишься. Похоже далее, что это приключение тебя забавляет.

Он пожимает плечами.

– Не то чтобы очень. Но я думаю о родителях… И они тоже запомнят день моего десятилетия. Он обойдется им в копеечку.

От возмущения у нее перехватывает дух, и она не сразу находит слова.

– И это все, что ты можешь сказать?

– Мне-то, – отвечает он, – на это дело начхать, но они просто на стену полезут.

Она угадывает психологическую драму.

– Значит, ты не любишь своих родителей? Следует ошеломляющий ответ:

– Ну… Они, наверное, не хуже, чем другие. По правде говоря, я их почти не знаю. – И, меняя тему, он спрашивает: – Скажи… ты представляешь себе, где мы?

В щель между створками дверцы свет почти не проникает в кузов фургона. Мари-Клод освещает циферблат своих часов.

– Откуда я могу знать? – говорит она. – Вот уже двадцать минут, как мы едем без остановок. Должно быть, мы проехали по кольцевой дороге и выехали на автостраду, но на какую?

Этот важный вопрос не очень волнует Фабиена.

– Послушай, – перескакивает он на другое, – в школе Сен-Блез, наверное, жуткая суматоха поднялась. Думаешь, мои родители знают?

– Сейчас уже наверняка, – отвечает Мари-Клод. – Они, должно быть, с ума сходят от волнения. Но, – добавляет она удовлетворенно, – полицию тоже оповестили, не беспокойся.

– Здорово храбрые эти типы – проделать такую штуку средь бела дня на глазах у кучи людей. Ты не находишь?

Молодая женщина приходит в некоторое замешательство. У нее нет опыта общения с десятилетними детьми, но каким будет этот, когда вырастет? Неожиданно она отвечает ему, как своему ровеснику:

– Действительно храбрые. Но я предполагаю, у них были и другие возможности похитить тебя. Раз они выбрали это время и это место, значит – если только они не полные идиоты, – у них была на то причина.

Фургон сбавляет скорость, останавливается, вновь трогается. Повороты более крутые, ход неровный. Часы Мари-Ююд показывают пятнадцать минут одиннадцатого. Прошел час с четвертью с того момента, как были похищены школьник Лефевр и женщина-полицейский Жанвье. Час и две или три минуты – после пересадки в Булонском лесу. Считая путь по городу, фургон проехал семьдесят – семьдесят пять километров.

Поворот, толчок, как будто машина переехала через канаву, остановка, задний ход. Хлопают дверцы. Оба пленника ждут несколько секунд, затем задняя дверца открывается. Чернокожий в голубом костюме с пистолетом в руке объявляет:

– Конечная, поезд дальше не пойдет.

Глава V

В Центральном управлении по борьбе с бандитизмом комиссар Паскаль Кро считается крупным специалистом по всякого рода похищениям. За многие годы службы этот пятидесятилетний, спортивного вида полицейский накопил опыт и документацию, которые столь же ценны, сколь эффективна и небольшая команда его сотрудников, подключающаяся к работе каждый раз, когда совершено такого рода преступление.

Комиссар Кро разработал для себя нечто вроде теории на тему «Психология похищения». Оно может быть террористического порядка, обусловленное политическими мотивами или с целью наживы, когда преступников привлекает только возможность заработать. Но и в том и другом случае существует нечто общее: жертва никогда не бывает случайной. Ее всегда выбирают в предвидении результатов, которых ждут похитители от своего преступления. Акция предпринимается, когда изучены, с одной стороны, политическое влияние или финансовые возможности близких или родственников жертвы, с другой стороны – условия проведения этой акции.

Итак, утром еще до визита в кабинет префекта комиссару Кро были известны основные данные этого дела, переданные дежурной службе комиссариатом VIII округа: мальчик Фабиен Лефевр, десяти лет, похищен в 8 часов 30 минут, перед началом занятий, возле своей школы, на глазах у целой дюжины человек, похищен двумя африканцами на машине, принадлежащей дипломатическому корпусу. Женщина-полицейский, пытавшаяся помешать похитителям, увезена вместе с ребенком.

Выбор времени и места на первый взгляд абсурден. Но комиссар Кро научился остерегаться этих «на первый взгляд». Он проверил, предпринята ли важнейшая в таких случаях мера: взят ли телефон родителей жертвы на прослушивание.

Когда префект, отняв у комиссара драгоценное время, закончил свою речь, Кро поспешил вернуться на Ке-дез-Орфевр, где его ждал помощник – инспектор Амедей Видалон, старший офицер полиции.

– У вас есть что-нибудь о родителях?

– Да, комиссар, – отвечает молодой человек, заглядывая в карточку. – Отец: доктор Винсент Лефевр, хирург в больнице, сорок один год. Мать: Арлетта Фонжен, тридцать два года, не работает. Адрес: улица Берже, 45. Это с обратной стороны парка Монсо по отношению к улице того же названия. Ребенок, Фабиен… родился… 25 апреля… Смотри-ка, сегодня день его рождения. Десять лет. Бедный малыш, ну и подарок…

– Похитители… – сухо прерывает его комиссар.

– Двое чернокожих. Это подтверждено. Машина дипломатического корпуса, «пежо» или что-то в этом роде. Свидетели утверждают разное, а номер не запомнил никто.

– Ладно. Я иду к родителям, – решает Кро.. – Но сначала запросите компьютер. Посмотрите в картотеке. Проверьте, не занимается ли доктор политической деятельностью, не жил ли в Африке или в Южной Америке. Все, одним словом.

– Вы думаете, похищение по политическим мотивам? – Видалон скорее утверждает, чем спрашивает.

Кро пожимает плечами.

– Что я могу думать на этом этапе? Собираю сведения и все.

– Да, шеф… Что будем делать с прессой? Радио уже сообщило о происшествии. «Европа-I», как обычно.

– Болваны, – произносит комиссар со вздохом, но без особой злости. – В конце концов они делают свое дело, как и мы. Скажите Брекару, пусть

соберет журналистов. У меня нет времени встретиться с ними. Пусть поговорит о лояльном сотрудничестве. Им сообщат все, что не подвергает опасности жизнь ребенка.

Вскоре после половины одиннадцатого комиссар Кро звонит в дверь квартиры Лефевров, расположенной на четвертом этаже богатого особняка на улице Берже. Комиссар VII округа поставил у входа двух полицейских, чтобы держать журналистов на расстоянии, но одна машина радиостудии уже стоит на углу улицы.

Винсент Лефевр, высокий мужчина с энергичным лицом, сам открывает дверь.

– Я только что приехал из больницы, господин комиссар, – объясняет он. – Прислуга тоже вернулась после того, как дала показания в комиссариате, но она в таком состоянии, что не может выполнять свои обязанности. Страшное у нас несчастье…

– Поверьте, я сочувствую, доктор, – заверяет комиссар. – Мы сделаем все возможное, чтобы как можно скорее вернуть вам вашего маленького Фабиена. – Он делает паузу. – Особенно, если вы согласитесь сотрудничать с нами, ничего не утаивая.

– Что вы хотите сказать, комиссар?

Кро как будто различает в тоне хирурга нотку вызова. Он пожимает плечами.

– Ну… по-человечески это понятно, – говорит он. – Большинство семей похищенных уступают шантажу преступников и ничего не сообщают полиции. В данном случае, конечно, дело обстоит иначе, поскольку вместе с вашим сыном похитили и нашу коллегу.

В гостиной, куда его приглашает хозяин дома, комиссар замечает прекрасный старинный рояль, несколько дорогих китайских безделушек. Он мысленно делает вывод: хирург в больнице плюс частные пациенты… доктор Лефевр в пособии на бедность не нуждается.

– Доктор, – внезапно спрашивает комиссар, – как вам сообщили о похищении?

– Я как раз делал операцию, когда это… произошло, – говорит Лефевр. – Жена позвонила мне, как только я вышел из операционной. Ей сообщила дирекция школы Сен-Блез.

– И с тех пор похитители вам ни разу не звонили?

– Ни разу, – заверяет доктор. Полицейский долго молчит, словно обдумывает

его ответ, затем спрашивает:

– Доктор, у вас есть враги? Среди иностранцев вообще, среди африканцев в частности…

Винсент Лефевр, разумеется, ожидал этого вопроса.

– Никаких, – заявляет он. – Когда мне сказали, что речь идет о двух чернокожих, я был просто поражен. Я в Африку никогда и ногой не ступал и не помню, чтобы мне приходилось оперировать африканца, по крайней мере какого-либо африканского деятеля.

– Значит, вам пришла в голову мысль о мести какого-нибудь пациента? – замечает комиссар мимоходом.

– Ненормальные, неуравновешенные люди попадаются часто, – отвечает хирург, пожимая плечами. – Но обычно они начинают с угроз.

– Итак, у вас нет никакой догадки, никаких подозрений относительно личности похитителей или их мотивов?

– Абсолютно никаких, комиссар, – уверяет Лефевр.

«Еще немного, – думает Кро, – он поклялся бы на библии и плюнул на ковер».

– Мог бы я повидать мадам Лефевр?

– Моя жена страшно переживает, мне даже пришлось дать ей успокоительное, когда я вернулся. Но я позову ее.

Двумя минутами позже Кро говорит себе, что было бы обидно упустить такую встречу. Арлетта Лефевр – одна из самых красивых женщин, каких ему приходилось видеть. На ней длинное домашнее платье зеленого цвета, которое красиво оттеняет нежный цвет лица и волосы с бронзовым отливом, распущенные по плечам. Она протягивает ему тонкую, красивую руку. Другой рукой она вытирает глаза, покрасневшие от слез.

– Господин комиссар, – произносит она умоляющим тоном, – возвратите нам нашего маленького Фабиена. Это наш единственный ребенок, господин комиссар. Мы готовы сделать все что угодно…

Ее горе непритворно, но последние слова настораживают комиссара.

– У вас уже потребовали что-нибудь? – спрашивает он.

Ему кажется, что, чуть растерявшись вначале, Арлетта Лефевр быстро берет себя в руки.

– Увы, нет, господин комиссар, но я предполагаю, что люди, похитившие Фабиена, вот-вот дадут о себе знать.

Кро качает головой. Прошло два с половиной часа после исчезновения мальчика и Мари-Клод Жанвье. Он пристально смотрит доктору в глаза.

– Могу я рассчитывать, что вы поставите меня в известность, когда это произойдет?

Винсент Лефевр печально качает головой.

– Я не могу вам этого обещать, комиссар.

– Я вас понимаю, – бурчит Паскаль Кро, прощаясь.

Внизу у дома Видалон ждет комиссара в машине с радиотелефоном.

– Картотеку смотрели?

– Люди на местах, шеф, – докладывает инспектор, – а я изучил все данные. Доктор Лефевр безупречен. Придраться не к чему. Никакой политической деятельности. Не числится в досье спецслужб. Короче, надо начинать с нуля. А что у вас, каково ваше впечатление?

– Трудно сказать, – отвечает комиссар. – Пока я склоняюсь в пользу версии похищения с целью вымогательства. Мать, разумеется, в отчаянии. Ее я видел совсем недолго. Муж дал ей успокоительное. Чертовски хороша, однако. Почти на десять лет моложе, чем он. Я понимаю: дождался, пока достигнет положения, чтобы жениться на королеве красоты.

– А он что думает? Никого не подозревает?

– Никого. Он узнал о похищении от жены, которой сообщили из школы. Вернулся домой, как только смог. Похитители еще вестей о себе не подавали. И я ему верю, поскольку телефон прослушивается с 9 часов 15 минут. Но все-таки…

– Все-таки?

– Не знаю, – произносит комиссар в нерешительности. – У всех у нас в конце концов происходит профессиональная деформация. Но мне кажется, что в ответах эскулапа прозвучала какая-то фальшивая нотка.

– Это не исключено, – соглашается Видалон. – Послушайте-ка Гибера.

Он знаком подзывает инспектора Гибера, крепкого парня с цепким взглядом, в замшевой куртке и таких же ботинках.

– Гибер, – объясняет Видалон, – расспросил господина Распиньяка, директора школы Сен-Блез. Давай, Гибер.

– Неплохой парень, – начинает Гибер. – Переживает, потому что еще не знает, навредит ему эта история или сделает рекламу. Ему сказал о том, что случилось, через несколько минут после похищения старший надзиратель, а тому – привратник. Он быстро спустился из своей квартиры и позвонил в дежурную службу полиции. Это первое, что пришло ему в голову. Прислуга Лефевров подняла гвалт, причитала на португальском, тогда он решил позвонить в больницу.

– В какую больницу? – спрашивает Кро.

– Ла Питье. Там он режет… э… оперирует. Но он не смог с ним поговорить, потому что у хирурга была операция. Тогда он позвонил матери.

– Подождите, шеф, это не все, – вмешивается Видалон. – Что ему сказали в больнице, Распиньяку?

– Ну, он, конечно, настаивал, – продолжает инспектор, – сказал, что дело срочное и касается сына доктора. Но телефонистка сказала: «Ему уже звонили по этому вопросу четверть часа назад».

– А? – подскакивает Кро. – Это в котором же часу?

– Ну, конечно же, шеф, – важно произносит Гибер, – я попросил его уточнить время. Похищение произошло где-то в 8 часов 28 минут. Распиньяка известили в 8 часов 35 минут. Пока он разобрался… В дежурную службу полиции он позвонил в 8 часов 45 минут. Так он полагает, поскольку постоянно на часы не смотрел. А в больницу – спустя пять минут. Во всяком случае, он уверяет, что девяти не было.

Комиссар грустно улыбается.

– Итак, – говорит он, – эскулапа оповестили через пять или десять минут после похищения. Ну, как видите, не такие уж они идиоты, наши клиенты. Они хорошо обмозговали дело, можете мне поверить. Гибер, отправляйтесь в больницу и расспросите телефонистку. Узнайте все об этом звонке. А мы вернемся на Ке-дез-Орфевр. Поищем в наших архивах хитреца, который мог бы организовать такую операцию. И попытаемся, если возможно, ответить на ключевой вопрос.

– Какой, шеф? – с любопытством спрашивает Видалон.

– Ну, если, как мы склонны думать, это похищение с целью вымогательства, то преступники потребуют деньги. Что я говорю! Они уже потребовали деньги. Но я прикидываю, сколько может выложить семья Лефевров. Хирург, работающий в больнице… Он живет, несомненно, в достатке. Я понял это, побывав у него дома, но в Париже наверняка есть сорок или пятьдесят тысяч семей, располагающих такими же средствами, как он.

– Значит, ключевой вопрос таков: почему доктор Лефевр?