Текст книги "Ненужный мальчик"

Автор книги: Пьер Немур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава XII

В среду двадцать шестого апреля около семи часов утра, лежа с открытыми глазами в чужой кровати, где она провела ночь, Мари-Клод Жанвье размышляет. Она совсем не спала, эта молодая женщина в мундире полицейского. Ее положение пленницы вовсе не способствовало сну, так же как присутствие рядом с ней ребенка.

Фабиен же спал как сурок, но много ворочался. Это присуще нервным детям, а также, по мнению Мари-Клод, детям, лишенным родительского внимания. Во сне он несколько раз цеплялся за нее, словно требуя тепла, ему неведомого.

С того момента, как накануне вечером погасили свет, Мари-Клод прислушивается к малейшему шуму, стараясь определить, что происходит за стенами комнаты.

Незадолго до рассвета донесся шум из гаража, слышно было, как открылись ворота, отъехала машина. Послышались голоса, слов Мари-Клод не разобрала. Затем вновь наступила тишина. Из-за темноты она не могла видеть, который час, но вскоре где-то вдалеке пропел петух. Отсюда Мари-Клод сделала вывод, что пристанище бандитов в самом деле находится за городом.

Она также пришла к заключению, что гараж расположен отдельно от жилых помещений, откуда явились за машиной, уехавшей ночью.

«Куда поехала эта машина?» – размышляет молодая женщина. Похитители как будто обещали, что заключение Фабиена продлится не дольше сегодняшнего дня. Но это, разумеется, зависит от уплаты выкупа. Уплачен ли он? Какой план придумали бандиты, чтобы перехитрить полицию? Не уехала ли машина за выкупом?

На свои вопросы Мари-Клод, конечно, не может получить ответа. Пожалуй, она может предположить, что отъехавшая машина не фургон. По шуму мотора скорее можно было подумать, что это спортивный автомобиль.

Но в связи с отъездом машины возникает вопрос: кто остался в доме? Накануне Мари-Клод насчитала четверых бандитов: трех мужчин, из которых двое замаскированы под чернокожих, и одну женщину. Ждал ли их еще кто-нибудь в этом убежище? Маловероятно, думает Мари-Клод. В таких делах чем меньше людей в курсе, тем лучше.

По мере того, как светлеет на улице, она видит, как белеет замазанное краской окно, возвращая комнате белесый свет. Видит, как постепенно выступают из темноты стол, два стула, кресло, вертящийся табурет, дверь в ванную. Она смотрит на часы – 6 часов 30 минут.

Ее мысли меняют направление. Она думает о том, сколько шума в газетах, на радио и телевидении наверняка наделало похищение на улице Монсо. Она представляет свою фотографию и фотографию Фабиена на первых страницах утренних газет и на экране телевизора.

Если доктор Лефевр беспрекословно подчинится преступникам, то малыша, по всей вероятности, освободят уже сегодня. Но что станется с ней, когда выкуп будет заплачен? Она полагает, что представляет для бандитов большую опасность из-за показаний, которые может дать, из-за примет, которые отмечает профессиональным взглядом и тщательно запоминает со вчерашнего дня. Не заставит ли их простая осторожность ликвидировать ее после или до того, как они возвратят Фабиена? От такой перспективы ее пробирает дрожь. Но, с другой стороны, размышляет она, если бандитам удастся выпутаться из дела, вернув ребенка в обмен на деньги, им нет никакого смысла усугублять свое положение убийством полицейского, тем более женщины.

Тут Мари-Клод говорит себе, что все ее рассуждения имеют смысл, если похищение Фабиена закончится счастливо, если не вмешается полиция, если будет заплачен выкуп и так далее. Стечение благоприятных обстоятельств, на которое нельзя рассчитывать с уверенностью.

Теперь перед молодой женщиной встает серьезная проблема. Имеет ли она право, будучи служащей полиции, присутствовать в роли пассивного наблюдателя при осуществлении преступного плана, не пытаясь ему помешать, или же она должна, напротив, сделать все, чтобы план преступников окончился провалом? Но тогда, учитывая, что реальных шансов на успех нет, не подвергнет ли она опасности жизнь Фабиена, чьей покровительницей стала волей случая?

В конце концов Мари-Клод решает, что в любом случае день обещает быть напряженным, а будущее за теми, кто рано встает. Она осторожно, чтобы не потревожить Фабиена, поднимается с постели и идет в ванную.

В 8 часов, когда на лестнице раздается топот тяжелых шагов, Фабиен Лефевр еще спит сном праведника. Мари-Клод радуется, что успела привести себя в порядок и выглядит безукоризненно в своей полицейской форме, даже если юбка и требует утюга, жакет – щетки.

Кто-то мгновение топчется у двери, и в замке поворачивается ключ. Дверь открывается, и Мари-Клод оказывается нос к носу с мужчиной в серой рубашке с неизбежным шерстяным капюшоном, скрывающим лицо.

Молодая женщина узнает рубашку: в ней был шофер фургона в Булонском лесу. Она узнает и капюшон по дырке с левой стороны: накануне в нем приходила Мюриэл.

Мужчина толкает дверь ногой. Он среднего роста, явно предрасположен к полноте. В руке у него пистолет, на полу у его ног – поднос с кофейником, двумя кружками и батоном хлеба.

– Нагнись, возьми поднос, и без глупостей, – приказывает он, отойдя назад и спустившись на две ступеньки.

Он явно решил избежать малейшего риска, зная, вероятно, о вчерашнем поступке Мари-Клод. Однако он не может скрыть свой раскатистый акцент южанина, звучащий, как эхо прованского базара.

Молодая женщина послушно поднимает поднос, ставит его на стол. Мужчина закатывает рукава, с подозрительным видом входит в комнату.

– А парнишка?

– Он еще спит. Я разбужу его к завтраку.

– Не горит, – бросает мужчина. – Пока еще никто не торопится.

– Но ведь вы нас освободите сегодня?

Она хочет потянуть время, заставить его говорить. Он лишь пожимает плечами.

– А этого, моя красавица, я не знаю. Это от меня не зависит.

Она видит, как в прорезях капюшона блестят его глаза.

– Я бы задержал тебя еще немного. Ты очень даже ничего.

– В сущности, вы ничего не знаете, – презрительно бросает Мари-Клод. – Вы всего лишь лакей.

– Ты думай, с кем говоришь! – огрызается он. – Если хочешь получить по физиономии, платить не придется, за остальное тоже, – добавляет он и смеется.

Фабиен выбирает именно этот момент, чтобы проснуться, зевает, трет глаза, оглядывается, старается вспомнить, что произошло, садится в постели.

– Привет, парень, – говорит южанин, человек, похоже, веселый.

Затем, не дожидаясь ответа, довольный тем, что юный пленник на месте, он обращается к Мари-Клод:

– Может, еще встретимся когда-нибудь, красотка. Если загрустишь, я всегда готов помочь.

Он опять хохочет, закрывает за собой дверь. Ключ сейчас же поворачивается в замке, и тяжелые шаги удаляются.

– Надевай трусики и рубашку и иди пить кофе, пока не остыл, – командует Мари-Клод. – Умоешься потом.

Она как-то совершенно естественно начинает относиться к Фабиену по-матерински. Мальчик стоит в кровати, пока она его одевает.

– Здравствуй, Мари-Клод! – В тоне его слышится упрек.

– Правда. Из-за этого глупого толстяка я забыла поздороваться с тобой, – извиняется она. – Ты меня поцелуешь?

Они весело обмениваются поцелуем, и Фабиен, спрыгнув на пол, идет к столу, где, кроме кружек с кофе, стоит кувшинчик с молоком, лежат несколько кусочков сахара.

– Хлеб несвежий, – отмечает Мари-Клод. – Наверное, поблизости нет булочника.

Фабиен не видит пользы в этом наблюдении. Его больше интересует Мари-Клод.

– Послушай, Мари-Клод, ты уже совсем одета. Как будто на службе.

Она садится за стол напротив него, улыбается.

– В некотором смысле я действительно на службе, – говорит она. – При тебе. Знаешь, Фабиен, пока ты спал, я внимательно ко всему прислушивалась. Мы за городом. Кукарекал петух. Незадолго до рассвета отъехала машина. Я думаю, что наши тюремщики уехали.

– За монетами? – спрашивает Фабиен.

– Может быть. Самое главное, что тип, который принес нам завтрак, остался один.

– Откуда ты знаешь?

– Вчера девица Мюриэл приносила нам еду в сопровождении высокого чернокожего.

– Фальшивого чернокожего, – говорит Фабиен. – Неважно, это не меняет дела. Сегодня утром

этот тип пришел один и следит вовсю, чтобы на него не напали.

– Он нас боится, – гордо объясняет Фабиен. – Но эта Мюриэл, может быть, внизу, ей просто надоело нам подавать.

– Возможно, – говорит она. – Но я не думаю. Если бы в доме была женщина, она бы не подала завтрак в таком виде и… она бы дала масло.

Вывод слегка притянут за волосы, но молодая женщина настолько в нем уверена, что мальчик соглашается с ней.

– Хорошо. Допустим. Тип в капюшоне остался с нами совсем один.

– Ну вот. Мы воспользуемся этим, чтобы бежать, – объявляет Мари-Клод.

Фабиен смотрит на нее, и изумлению Мари-Клод нет границ, когда он решительно заявляет:

– Лично я не желаю бежать.

Глава ХIII

В 7 часов 25 минут в среду, двадцать шестого апреля, старший инспектор Амедей Видалон, сделав несколько шагов по тротуару, чтобы размять ноги, возвращается за руль машины, в которой он провел всю ночь. Рядом с ним сном праведника спит инспектор Марсьял Флоримон. Этот молодой человек служит в полиции меньше года и подает надежды. Кро взял его к себе для подкрепления, и он работает вместе с Видалоном.

Не в первый раз Видалон проводит в засаде всю ночь. Привычно вроде бы, но он чувствует себя совершенно измученным, ощущает усталость каждой мышцей. Тем более, что ничего не произошло. Никто не вошел в дом 45 на улице Берже и не вышел из дома с того момента, как жильцы второго этажа в половине первого ночи вернулись из театра. Ни один телефонный звонок не был зафиксирован службой прослушивания. И Видалон говорит себе, что если в ближайшее время ничего не произойдет, его коллега и приятель Брекар придет ему на смену. Он уже мечтает, как вернется к себе, примет душ и ляжет в постель.

Но в 7 часов 25 минут он усиленно протирает глаза: дверь дома 45 только что открылась. Выходит мужчина, в котором Видалон узнает Винсента Лефевра, одетого в поношенный плащ. У него в руке чемоданчик, с какими обычно ходят на вызов врачи. Быстрым шагом он направляется к своей машине, которая стоит у тротуара в двадцати метрах от дома.

Видалон толкает локтем в бок своего молодого коллегу, и тот просыпается.

– Внимание. Он выходит. Доктор.

– Это он? Скажи, – спрашивает полный энтузиазма Флоримон, – ты думаешь, он идет платить выкуп?

– Не знаю, – отвечает Видалон с угрюмым видом. – В чемоданчике у него, должно быть, инструменты. Этот выход запланирован. Если он сказал мне вчера правду, то он просто-напросто идет в больницу оперировать, как и каждый день. Привратник подтвердил, что доктор всегда выходит из дома около 7 часов 30 минут.

Лефевр ставит чемоданчик на тротуар, достает ключи, открывает дверцу машины.

– Нельзя попросить его показать содержимое чемоданчика? – предлагает Флоримон.

– По закону мы не имеем права, – осаживает его старший коллега. – Даже если мы просто попросим его об этом как об услуге, ему это вряд ли понравится. Я вчера с ним пообщался. У него не самый легкий характер.

Видалон включает мотор, соединяется по радиотелефону с дежурным.

– Я – «Подснежник», – говорит он. – Отец только что вышел со своим чемоданчиком и сел в машину. Мы едем за ним. Прием.

– «Подснежник», вас понял. Вы следуете за ним, – отвечает голос дежурного инспектора.

Видалон трогает машину с места. Ему всегда казались дурацкими слова, которые выбирали для радиопаролей, но «Подснежник» сегодня утром звучит вызывающе, да и только. Погода довольно ясная. На тротуаре у парка Монсо каштаны покрылись великолепной бархатной листвой, за решетками – разноцветные газоны, обязанные своей красотой искусству городских садовников.

Видалон бросает мимолетный взгляд на фургончик, где сидят двое коллег, которым поручено наблюдение за женой хирурга. Подобные посты расставлены около домов других членов семьи, а именно – Рауля Фанжена и брата Винсента Лефевра.

Если комиссар Кро и убежден по-прежнему в том, что доктор его обманул и семье известны требования похитителей, то загадкой для него остается, кто же передаст выкуп. Тесть, брат, адвокат, друг семьи? Настоящая лотерея. Но главную ставку он сделал на самого Винсента Лефевра. Вот почему Видалон осуществляет слежку за доктором, а три другие команды наготове, чтобы оказать помощь в случае необходимости.

В половине восьмого утра движение в Париже еще небольшое. Бежевый автомобиль Лефевра спускается по бульвару Мальзерб к площади Мадлен, пересекает Сену, едет по бульвару Сен-Жермен, поднимается по бульвару Распай до бульвара Мон-парнас.

– Все ясно, – говорит Видалон, который осторожно и незаметно следует за Лефевром, – он едет в больницу. Предупреди ребят. Попроси Брекара подъехать, он сменит нас у больницы.

Начинаются переговоры по радиотелефону. Три команды, из которых одна – Брекара, направляются к больнице.

Доктор Лефевр добрался до нее за четверть часа, что даже в это утреннее время является отличным результатом. На бульваре Опиталь под входной аркой перед ним автоматически поднимается барьер. Спустя несколько мгновений Видалон, теряя драгоценные секунды, предъявляет сторожу свое удостоверение. Когда он выезжает на главную аллею, машины доктора уже не видно.

Следует недолгая разведка, чтобы сориентироваться в обширном комплексе больницы Питье-Сальпетриер. Все это раздражает Видалона, который чувствует, что у него нет сил после бессонной ночи. Если бы только этот чертов доктор, думает он, вышел из дома на полчаса позже, за ним бы последовал Брекар, свеженький Брекар, юркий, как карась.

Хирургическое отделение. Странный мир, белоснежный, продезинфицированный. Как у всех людей, обладающих крепким здоровьем, у Видалона настоящая аллергия на больничную обстановку. Ему не по себе, словно это он лежит на месте той вытянутой фигуры, которую вывезли на каталке из лифта.

Он оставил Флоримона на улице в машине, велев ему смотреть в оба. Сестра, которой он показывает свое полицейское удостоверение, сразу же все понимает.

– Доктор Лефевр? Да, он оперирует, погодите… – она смотрит график, – в пятом блоке. Но вам придется надеть халат. Это обязательно. Подождите, вас проводят.

Видалон быстро минует коридоры следом за молодой сестрой. Еще пять минут тратится на то, чтобы надеть зеленый халат, шапочку, маску. Затем он попадает в некий фантастический мир, где по мере приближения к операционному блоку встречает все более многочисленных сестер и врачей, совершенно безликих и неузнаваемых – зеленоватые силуэты в масках.

Видалона охватывает паника. У него слегка кружится голова, его мутит от царящего здесь запаха лекарств, и ему кажется, что он навсегда потерял доктора Лефевра. Он пытается сориентироваться, сосчитать сестер и ассистентов. Его провожатая указывает ему на место в углу операционной рядом с мужчиной и женщиной, одетыми, как и он. Под яркими лампами совершается завораживающий ритуальный обряд какого-то фантастического культа. Все участники, похожие друг на друга как две капли воды, в зеленых халатах, в масках, помогают великому жрецу, чьи жесты точны и безошибочны, молча подавая ему таинственные инструменты.

Так Амедей Видалон присутствует при операции, которую вряд ли смог бы описать. Он лишь понимает, что операционное поле расположено где-то в районе живота лежащей на столе фигуры.

Ему кажется, что он напрасно теряет время, наблюдая за тем, как оперирует доктор Лефевр. В помещении жарко, под маской с него катится пот, он на грани обморока, но не может пошевелиться, стиснутый с двух сторон.

Они длятся вечность, эти три бесконечные четверти часа. Видалоном овладевает дремота. Брекар должен уже быть в больнице – некоторое утешение для несчастного инспектора.

Операционная пустеет. Больного увезли. Видалон испытывает тошноту, у него шумит в ушах, пульсирует кровь в висках. Он спотыкается на лестнице. В большой комнате перед умывальником доктор Лефевр снимает маску, потом халат. Обнажившись до пояса, долго намыливает руки. Ассистентка помогает ему надеть другой халат.

Молодая сестра, сопровождавшая Видалона до операционного блока, неожиданно появляется в тот момент, когда он развязывает шнурки несносной маски. Вероятно, она навела справки о личности вверенного ее заботам посетителя.

– Вы здесь для того, чтобы охранять доктора Лефевра, да? – спрашивает она с подобострастием человека, оказавшегося причастным к важному событию.

– В некотором роде, – признает Видалон, чтобы не пускаться в праздные объяснения. – Что он будет делать теперь?

– В 11 часов у него опять операция, – говорит сестра. – А пока он сделает обход. Хотите, мы пойдем за ним?

«Мы…» Видалон улыбается, несмотря на всю свою озабоченность. Вот у него и новый сотрудник, куда интересней, чем Флоримон…

– Охотно, – соглашается Видалон.

Инспектор остался в халате и шапочке. В сопровождении своего хорошенького гида он шагает за толпой, то есть за группой помощников и учеников, которые следуют по пятам за заведующим отделением. По длинному коридору, большие окна которого выходят в сад, они направляются из части здания, где расположены операционные блоки, туда, где находятся палаты. И вдруг одна деталь привлекает внимание Видалона.

– Смотрите-ка, – говорит полицейский, – он без своего чемоданчика.

– Кто? – спрашивает медсестра удивленно. – Доктор Лефевр? Но он не может таскать его повсюду. Он, наверное, оставил его в раздевалке, поскольку следующая операция в 11 часов.

– Где в раздевалке? – рявкает Видалон, хватая медсестру за руку.

– Я не знаю, – отвечает она в испуге. – Может быть, в своем шкафчике.

– Идем посмотрим, – требует Видалон. Она решительно отказывается:

– Это невозможно. Шкаф доктора Лефевра заперт на ключ. Только он может вам позволить его открыть.

Но Видалон ее даже не слушает. Горько усмехаясь, он представляет себе весь сценарий. Да, очень неплохо задумана вся эта комбинация. Настоящий часовой механизм!

– Я найду вас позднее, – бормочет он и, покинув изумленную медсестру, сворачивает в первый коридор налево. Туда, где висит маленькая светящаяся табличка «Выход».

Часы показывают без четверти десять, когда он, стоя под ярким солнцем на крыльце перед входом в хирургическое отделение, отыскивает взглядом свою машину. На аллеях больничного двора теперь царит оживление. Если бы не многочисленные белые халаты медсестер, можно подумать, что находишься в городском парке.

Инспектор Видалон торопливо шагает к машине. За рулем сидит Брекар. Рядом с ним Берту, очень опытный сорокалетний полицейский. Чтобы следовать по пятам за доктором Лефевром, комиссар Кро мобилизовал лучшие силы.

– Привет, Леон, – здоровается Видалон. – Ты давно здесь?

– С 8 часов 55 минут, – отвечает пунктуальный Брекар. – Мы ехали тебе на смену, когда нам сообщили, что ты следуешь за Лефевром. А здесь администраторша нам сказала, что ты с ним, и мы засели перед входом.

В знак, одобрения этих мудрых действий Видалон кивает.

– А Флоримон? – интересуется он.

– Ну… я отправил его домой, поскольку мы должны сменить вас, – говорит Брекар. – Ты, наверное, совсем измочаленный. Пора и тебе двигаться. Все равно сегодня утром ничего не произойдет. Если я правильно понял, эскулап оперирует до обеда.

Видалон усталым жестом проводит рукой по небритому подбородку.

– И я думаю, что больше ничего не случится. Скажи, с тех пор, как вы здесь, вы следили за входом в отделение?

– Это же наша работа, так? – удивляется инспектор Берту.

– Вы не записывали случайно, кто входил и выходил? – настаивает Видалон.

– Насчет того, кто входил, трудновато, – говорит Брекар. – Вошло немало народу. Я хочу сказать… человек пятнадцать. А выходило поменьше.

Берту достает небольшой блокнотик. Перед Видалоном, старшим по чину, не повредит продемонстрировать свою добросовестность.

– Мы насчитали всего пять, – докладывает он. – Двух мужчин и трех женщин. Мужчины, врачи, оживленно беседуя, сели в машину с регистрационным номером 75.

– С пустыми руками? – спрашивает Видалон. Краткое молчание: Берту размышляет. Вопрос

его удивил.

– Да, с пустыми. Они даже жестикулировали.

– А женщины?

– Три медсестры. Две вместе. Они болтали, сунув руки в карманы передничка.

– Ясно, – вдруг прерывает его Брекар. – Я понял, к чему ты ведешь, Амедей. Третья – тоже медсестра, на ней, кроме белой формы, еще была синяя накидка. И она несла сверток. Тогда я не обратил внимания, но, мне кажется, это был чемоданчик…

Перед объединившимися против него усталостью и неудачей Амедей Видалон вынужден сложить оружие. Он прислоняется к машине.

– Ну, что ж, ребята, здорово нас провели, – вздыхает он.