Текст книги "Могила для 500000 солдат"

Автор книги: Пьер Гийота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Йемена вздыхает, грязь на ее трепещущем теле блестит в лунных лучах.

Драга стонет, его ладонь гладит живот Элё, он открывает глаза, закрывает их, открывает снова, приподнимается на локте, его бедро разворачивается в лунном свете, член скатывается в тень по ляжке, его губа вокруг серебряного кольца кровоточит:

– Он сделал тебе больно? Я прятался в зарослях тамариска.

– Он держал меня два часа, искусал мне губы, везде, сволочь!

Я опускаю глаза и вижу кровь на его члене.

– Бежа хочет убить Иллитана и напасть на город.

– Надо расспросить солдат и гражданских. Передай это девушкам. Мадам Лулу напугана, я видел вчера, как она дрожала, принимая деньги от капитана: «Я видела, как ты разговаривал с ним, расспрашивал его. Я тебе запрещаю. Ты должен открывать рот только для того, чтобы глотать его сперму, его плевки, его слезы».

Я ласкаю ладонью груди Исмены, бережно касаюсь ее соска, Исмена вздрагивает:

– Не трогай ее.

– Посмотри, Драга, как они замучили ее этой ночью.

– Тише, Петрилион, мадам Лулу выходит из своей комнаты. Слышишь, она открывает дверь уборной, присаживается на корточки, дверь открыта, она ссыт, хрипит, ветер студит ей жопу.

– Откуда она взялась, эта мадам Лулу, ты знаешь, Драга. Я нашел в саду в навозной куче труп ребенка, по нему бегали крысы.

– Она приплыла из метрополии, там она тоже содержала бордель, ее любовник был сержантом, его убили в первый день Революции, Бежа прикончил его, а Кмент погрузил ладони в его живот, распоротый косой. Мадам Лулу оставила труп гнить на площади; мало-помалу она стала перекупать вербовщиков и одним воскресным утром открыла свой бордель, по улице шла процессия, кардинал задумал посетить нижний город; полуголые девушки и мальчики из борделя остановили шествие, священники разбежались, посох кардинала упал на ногу одному из мальчиков, тот набросился на старика, плюнул ему в лицо, кардинал благословил его, остановился джип, из него выпрыгнули солдаты, они забили мальчика насмерть, мадам Лулу со своими крошками заперлась на ключ, труп остался гнить на площади, по нему проезжали джипы и грузовики, он понемногу превратился в такую же падаль, как и все прочие.

– Драга, убить ее несложно.

– Она дает нам есть и спать.

– А также пить и сосать…

…Мадам Лулу поднимается, ее ступни онемели на ступеньках уборной, ее ночная рубашка скользит вниз по ягодицам, она выходит в коридор, наклоняется у двери, приникает глазом к замочной скважине, видит скрещенные на краю тюфяка ноги мальчика, ее взгляд поднимается по ляжкам, на несколько мгновений задерживается на прозрачной, как паутина, тени члена. Блядь!

…Я стучу в дверь кулаками и коленями, Лулу вздрагивает, отходит на цыпочках от двери. Я возвращаюсь на тюфяк; тяжелый, знойный запах, исходящий от тел, не дает мне спать.

– Драга, давай, у меня есть ножик, у тебя твой всегда под мышкой, послушай, она вернется к двери, мы ее откроем, перережем Лулу горло, она упадет без крика, я знаю, куда бить.

– Замолчи, спи.

Он носит нож под мышкой, ему разрешили, я прячу свой под тюфяком, на котором сейчас спит Исмена. Утром мадам Лулу толкает дверь, раскрывает ставни, один из мальчиков вытягивает ногу, Лулу спотыкается и падает, мальчики смеются, мадам поднимается, бьет мальчика ладонью, мальчик кусает ее руку, мальчики прыгают на тюфяках, хохочут, Лулу прикладывается губами к покусанной ладони:

– Поспешите, каменщики и булочники ждут внизу.

– Иди, сама сдирай с них шкуру, мамаша Лулу.

– Я иду за вербовщиками.

Мамаша Лулу выходит, наверх тяжелыми шагами поднимаются, зевая, вербовщики с кнутами, ножами и пистолетами, они входят в комнату, кончиками ножей колют ягодицы и груди спящих, стегают смеющихся кнутами, они видят рядом со мной Йемену, стегают меня, я забираюсь под тюфяк, один из вербовщиков расталкивает мальчиков, бросает зажженную спичку на тюфяк, он хватает Исмену за талию, прижимает ее грудью к себе, кусает ее рот; тюфяк горит, я выбираюсь из-под него, набрасываюсь на вербовщика:

– Оставьте ее, это моя подруга!

Вербовщик замахивается ножом, мамаша Лулу обнимает меня за плечи, гладит по волосам:

– Спускайся вниз побыстрее, они хотят намылить тебе голову.

Она наклоняется над перилами лестницы, кричит:

– Вот Петрилион, дети мои, намыльте хорошенько его роскошные волосы.

Она легонько подталкивает меня к лестнице, я спускаюсь, они стоят у стойки, Драга наливает им вина, они через стойку тянут его за плавки, я останавливаюсь внизу лестницы, правая нога на последней ступеньке, они оборачиваются:

– Вот Петрилион, дети мои, намыльте хорошенько его роскошные волосы.

…Моя ладонь дрожит на перилах, я подхожу к стойке, Драга протягивает мне большой стакан черного вина, я беру его, пью, их ладони гладят мои бедра, спину, шею, скользят между ляжками; моя кожа и ткань моих плавок покрыты мучной пылью и известкой, вино течет у меня по губам, по подбородку, один из мужчин прижимает свой стакан к артерии на моей шее. Они укладывают меня на стойке. Мой отец по вечерам, по ночам ищет мать под кроватями, он подсаживается к девушкам, ласкает их, его рука поднимается и опускается в лунном свете, девушки лежат неподвижно, их груди поднимаются, сердца стучат – маленькие наковальни под сожженными огнем, проколотыми сталью ладонями, я встаю, он видит, как я, голый, подхожу к нему, но его ладонь продолжает ласкать тела, я бью его, он откатывается в угол комнаты, там, скорчившись, он до зари плачет и пускает слюни, но утром поднимается, красивый, тень на пупке, он выходит, опускает голову в фонтан, девушки его кормят, я подсаживаюсь к столу, он выбирает солому из моих волос, я целую его в пупок, девушки заворачивают его хлеб с мясом в ту же тряпку, которой наша мать, безопасности ради, дрочила нам и утирала нас. Он выходит в холодную зарю, бедра забрызганы водой из фонтана. В полдень он ложится на женщин, он на весь бордель проклинает своих детей, он пьет, выгоняет женщин в сад, в его волосах копошатся мухи, его золотистый плащ падает на ветви тамариска, пыль блестит на гранитной лестнице. Отец, теперь я знаю, где ты спишь, отец, ты ласкаешь меня, ты дрочишь мне, ты нагибаешь мою голову своей ладонью, ты обливаешь меня вином, ночью ты бежишь в маки, ты подползаешь к женщине, ее живот колышется в лунном свете, ты прикладываешь пистолет к ее животу, мы зовем тебя, но ты стреляешь в ночи, я слышу перестрелку в тростнике у реки, мы голодны, а ты подбрасываешь к нашим дверям искалеченных детей, мы опускаем наши рты и глаза в прорехи тюфяка, но другие мужчины приказывают нам целовать их пупки. Отец, вернись, вымой нас, оближи наши тела; мужчины и женщины, которые сжимают их, не познают их, мы для них – лишь одежда, которую они примеряют на свои уродливые тела. Ты, отпусти мою ногу, он карабкается на стол, он хватает меня за ляжку, за колено, сгибает его, я стою на коленях, отец, спаси меня, он кусает мои ягодицы, мою руку, тянет мой член к занозистой доске, сжимает мое горло, его нож скользит по моим губам; мадам Лулу хлопает в ладоши наверху лестницы, Драга спускается под руку с капитаном, его грудь покрыта отпечатками пальцев, зубов, ногтей, костей, капитан улыбается, положив ладонь на пупок Драги.

Проходит Исмена, голая, между ног тряпка, испачканная мелом, ее останавливают двое подмастерьев, один прижимает ее спереди, другой сзади, каждый берет конец тряпки, они пилят ее влагалище, тряпка жжет и саднит, девушка кричит, мадам Лулу зовет вербовщиков, они выходят из задней комнаты, набрасываются на подмастерьев, отталкивают их, укладывают Исмену на свободную кушетку.

– Масла, масла скорей! Я спускаюсь.

Мадам Лулу спускается по лестнице, склоняется над Исменой, мои глаза закрыты, вербовщик приносит в ладони масло, мадам Лулу берет его, смазывает ее влагалище, Исмена вздрагивает, ладонь мадам Лулу погружается между ее ляжек, я дрожу, вино булькает в моем рту и в животе. Драга застегивает ремень капитана, капитан наклоняет его голову и заставляет его поцеловать пряжку; вокруг лампы вьется пыль, снаружи, во тьме, журчат фонтаны. Отец, ты укрываешься украденным одеялом, ты ворочаешься рядом со своими товарищами – бойцами, спустись, укрой меня своим одеялом, уведи меня подальше отсюда, нет, оставим Драгу здесь, он не хочет; там, наверху, я могу развлекать твоих солдат, скажи им: «Я отдам вам своего сына, распните его на ваших тюфяках, пейте его сперму, выпейте его целиком». Отец, ты раздеваешься, я уже лежу, твои одежды падают на темный кафель, я смотрю на волосы на твоем лобке, ты присаживаешься, тянешь на себя одеяло, укладываешься рядом со мной, твои губы блестят; в ночи кричит мужчина, которого жестоко пытают, солдаты пьют под навесами из выкрашенной зеленой краской жести, перед открытой дверью ходит часовой; я засыпаю, утром я просыпаюсь один, твои одежды лежат на полу, капитан нагибается, бросает одежды мне на грудь: «Отведите его домой и охраняйте». Солдаты поднимают меня за плечи и выталкивают наружу; остальные солдаты строятся под знаменем; на досках шевелятся обрубки мяса. Дома холодно; мадам Лулу приехала развлечь солдат, я сижу на тюфяке отца, солдаты гладят плечи мадам Лулу, она подсаживается ко мне, берет меня за подбородок, раскрывает мои губы, стучит пальцем по зубам, подходит солдат, хватает меня за ляжки, говорит: «Капитан велел нам убить его, но мы его пожалели, мы зарежем козу и ляжем на свои тюфяки с окровавленными руками; мы передаем тебя мадам Лулу, ты будешь делать все, что она скажет; ты будешь послушным, ты подождешь у нее, когда вернется твой отец».

Мадам Лулу улыбается мне, гладит меня по волосам, прижимает меня к себе, я сажусь в джип, мадам Лулу вцепилась пальцами в плечи солдат, теплый ветер выдувает из джипа пыль; в доме мадам Лулу, за стойкой, расписной потолок, она наливает солдатам вина, они уходят: «Приходите каждый вечер, мои дорогие, бесплатно. У меня есть то, что вам нужно…»

…Она подходит ко мне, трогает мой медальон на цепочке, подбрасывает его на ладони, переворачивает: «Покажи свою штучку».

Я расстегиваюсь, а она своей холодной уверенной рукой уже поднимает мой член между ляжек, катает его в ладонях:

– Ты умеешь им пользоваться?

Она задирает платье, под ним – голый живот, губки раскрылись между ляжками, я дрожу.

– Видишь эти губки? Вставь между ними свою штучку.

Увидишь, как это приятно.

Я взбираюсь на ее колени, из кухни плывет запах жареного мяса, мадам Лулу берет мой член, трет его о свои губки, медленно вставляет его во влагалище, я больше ничего не чувствую, кругом вода, я плыву по воде; мадам Лулу подмахивает, моя голова скатывается на плечо, отец, я слизываю кровь с твоих колен:

– Сядь рядом с тем господином и скажи ему: «Пейте, мсье, пейте».

Стемнело, лампа над дверью освещает двор и повозки дорожных рабочих; Исмена спускается по лестнице, она наклоняется ко мне, целует меня в щеку, усаживает меня к себе на колени.

– Пей, люби много мужчин, отдай им свои ноги, свои руки, свои губы. Притворись мертвым. Мадам Лулу следит за руками клиентов, она оторвет их от твоей шеи, если они сдавят ее слишком сильно.

…Посреди ночи сырые плавки хлюпают на животах мальчиков; я лежу на полу, ножка стола между моими ляжками, мужчины снуют между борделем и повозками; на моем плече – ожог от фонаря рабочего; мои пальцы касаются моей груди, скользят по лужицам спермы; я весь сверкаю, самые темные впадины моего тела блестят, мужчина, стоящий передо мной на коленях, трет лицо моими влажными плавками; Драга в комнате, его черный рот открыт под блестящим членом капитана, на вешалку для полотенец прыгает саранча:

– Я пришел за чистыми простынями.

– Разве ты не видишь, что ты нам мешаешь? Драга ждет свое молочко. Уходи.

Он шлепает меня по заду, но его ладонь скользит по сперме, он ругается, вытирает ладонь о простыни, я вижу, как он медленно наклоняется над животом Драги, трепещущим под его горлом, как Драга берет его член и погружает его в свой клокочущий рот; в коридоре мадам Лулу берет простыни; когда она уходит, я поднимаюсь на чердак, трусь о штукатурку стен, открываю маленькое оконце и всматриваюсь в ночь; бриз холодит сперму на моем теле; я сажусь на пыльные тряпки, цепляясь членом за кружева; на берегу реки голенастые птицы бегают по пене, вылезающие из-под лодок крысы хватают ящериц, увязших в смоле; я не слышу больше ни криков, ни смеха, с моей груди стекают струйки спермы, по небу одна за другой проплывают звезды; море поднимается, облокотившись на берег…

Петрилион засыпает под отдушиной; вербовщики в общем зале возбуждают пары, один из них поднимает сожженные стулья, ломает обугленные ножки; один из мальчиков моет стойку струей из шланга, двое каменщиков валят его на пол, стоя над ним, они срывают с него плавки, вставляют свисающий шланг ему в зад, мальчик вырывается, кусает их ладони, плюется; вербовщик, сидящий в задней комнате со сломанным стулом на коленях, сбрасывает обломки и выходит в зал, он отталкивает каменщиков, мальчик безуспешно пытается вытащить шланг, его вынимает вербовщик, мальчик поднимается, изрыгает воду изо рта на стойку, падает, раскинув руки и ноги, вода изо рта выливается под стойку, вербовщик избивает каменщиков, выталкивает их на улицу, склоняется над мальчиком, поднимает его за плечи.

Йемена, спустившись по обгоревшей лестнице, вытирает его рот полотенцем, вербовщик возвращается в заднюю комнату, он срезает своим ножом обуглившиеся ножки стула, поднимает глаза, улыбается, вытирает нож о бедро, Исмена обнимает мальчика, относит его на кушетку, укладывает на горячую кожаную обивку, присаживается у его ног, заправляет его член под плавки, завязывает их на бедре; вербовщики спускаются в карцер:

– Я только что вернулся из порта; жена и сын губернатора сидели в зеленой лодке, они кидали хлеб чайкам, дети отнимали куски у птиц. Я видел твою сестру, ее платье было разорвано на бедре, она приставала к рыбакам, гладила их по ляжкам; лодка, в которой сидели жена и сын губернатора, качалась на объятых пламенем волнах, он держал ее за руку, отталкивая ногой рыбьи головы, лежащие на занесенном песком днище лодки. Твоя сестра Ифе в одной руке держала кусок хлеба, то и дело откусывая от него, другой рукой ласкала ляжки рыбаков. Посмотри, я сжег лицо на солнце. Солдаты повсюду искали жену и сына губернатора, они окружили склады, один из них ударил меня прикладом по плечу; из склада на песок, блестя на солнце, стекал ручеек из желчи и сажи; другие девушки и мальчики спрятались в верхнем городе, вербовщики скрылись: Бежа кричал, что перережет им глотки, когда войдет в город.

…Петрилион заперт в карцере, слышишь, как он кричит, мадам Лулу защищала его, Драга ревновал, теперь Драги нет, он сбежал в горы с прачкой. Солдаты окружают лодку, жена и сын губернатора встают, солдат положил ладонь на ее бедро. Это Эмилиана, монашка нас купала вместе с ней по ночам; сын губернатора бьет солдата, к порту спускается джип, в нем сидит генерал, он всматривается в улочки, его ладонь лежит на бедре водителя, обтянутом тканью, вокруг джипа носятся дети; братья Кмента расположились на волнорезе, джип катит по берегу, вздымая облако брызг, генерал на ходу гладит щеки и бедра братьев Кмента, джип останавливается, генерал выходит, упирает палец в живот мальчика, садится на лестницу, спускающуюся к морю, солдаты хватают мальчика, толкают его к лестнице, генерал усаживает его на несколько ступенек выше, запрокидывает голову назад, катает ее между ляжек мальчика, трется о его нежно набухший под легкими шортами член, солдаты охраняют лестницу, отгоняют детей с расстегнутыми ширинками. Спи, я сижу рядом, я тебя защищаю. Слышишь, как кричит Петрилион? Каждую ночь он спускается, обнимает меня, поднимает мою голову к окошку, где сквозняк и мухи, берет меня на руки, ласкает, вытирает меня, его колено хрустит под моей поясницей, его грудь липнет к моему телу. Когда он гладит мои колени, его стоящий напряженный член бьется между его ладонью и сгибом моего колена, я смеюсь, я просыпаюсь, он катает член под моим коленом, моя набухшая пизда блестит под его животом, он укладывает меня рядом с собой на тюфяк, кровать Драги пуста, у всех мальчиков волосы в паху чисто вымыты с мылом; Петрилион засыпает, Драга выходит из тени; Петрилион спит, вытянув руки и сложив их под затылком, Драга, голый, стоит над Петрилионом, он берет его член, смотрит на меня, член встает, Драга мнет свои яйца, гладит свою жопу, проводит пальцем по краям дырочки, я закрываю глаза, член стоит в лунном свете, Драга бесшумно дрочит, слышно лишь тихое трение и вздохи Драги, прилив и отлив слюны у него за зубами; трепетание его горла смущает сон Петрилиона, он ворочается на тюфяке, глотает слюну, его губы разжимаются, он стонет, Драга дрочит, на его теле проступают напрягшиеся мышцы, колени ходят ходуном; брызжет сперма, Драга направляет член на раскрытую подмышку Петрилиона, сперма липнет на. волосы, Драга выжимает свой член по всей длине, от основания до красной подрагивающей головки, сперма стекает на тюфяк, брызжет, прозрачная, как перламутр; Петрилион просыпается, опускает руки, под мышкой хлюпает сперма, Петрилион вскакивает, Драга, закрыв глаза, опрокидывается на тюфяк, Петрилион прыгает на него, хватает его за горло, Драга впивается в его ладони ногтями; другие мальчики просыпаются, садятся на тюфяках, хлопают в ладони, Петрилион кричит, закрывает ладонью рот и нос Драги; один из мальчиков закрывает окно, возвращается и усаживается на тюфяк; Драга упирается ногами в грудь Петрилиона, я лежу спокойно, опершись локтем на намокший тюфяк, я смотрю, как они дерутся, плюются, царапаются, душат друг друга, я засыпаю, пальмовые ветви ласкают мои бедра, в бухте сверкает большой белый парусник, паруса сплетаются с листьями, солнце поднимается и гладит меня по щеке, оно пахнет абрикосом; глядя на меня, оно разрывает мое платье, я лежу на парусе, маленькие разноцветные птицы бьют крыльями надо мной, улетают, возвращаются с засахаренными сверкающими клювами, они опускаются на мой живот, копаются в моих лохмотьях: на палубе судна появляются пары, они танцуют среди такелажа, платья скользят по серебряным кольцам, молодые музыканты одеты в белые костюмы, на спинах и ягодицах – влажные пятна от морских брызг; серебряное кольцо в губе флейтиста звякает о мундштук флейты; они видят меня, улыбаются мне, птица пролетает перед моими улыбающимися губами, одна из танцующих женщин сходит с корабля, садится в шезлонг, ее платье стелется по моей ноге:

– Пойдем с нами, там у тебя будет варенье и голубая вода. Пойдем.

…Ее ладонь опускается к моему колену, скатывая лохмотья моего платья:

– Я мать Драги, я сбежала, один мужчина на корабле любит меня, его сын будет любить тебя. Но пошли же, после ты вернешься на Энаменас, ты пройдешь по улице к борделю, ты приведешь ко мне Драгу; мы здесь едим прозрачные плоды.

Ее ладонь ласкает мою пизду, она приоткрыта, маленькие птицы клюют губки, очищают искусанную зубами ночных клиентов кожу; плоды падают в золу, ступня негра у шезлонга, женщина бежит на берег, фуражка моряка падает на мой живот, я поднимаю глаза, три негра – моряка едят плоды, испачканные пеплом, вымоченные в росе, по их горлам течет сок, они хватают меня, уносят на вершину горы, запирают в хижине, сквозь щели я до ночи смотрю на море и на парусник.

Танцующие на палубе присаживаются и едят живых рыб, молодые музыканты продолжают играть, к их ногам летят рыбьи хребты; негры с криками бегают вокруг хижины, вершина горы гремит и дымится, негры раздеваются, мажут глиной свои тела, их ноги, разрисованные полосками, как у зебры, бьют по стенам хижины. Всю ночь они пожирают меня, переворачивают своими мордами, едят, чавкают, пускают слюну, разрывают на моем животе белое мясо. Деревья, кусты лавра, плющ, растущие на вершине, сдерживают первые капли потопа…

В карцере вербовщики стегают Петрилиона кожаными плетками, мальчик прячется по углам, его плавки цепляются за выступы камней, за железную арматуру, за наплывы цемента; вербовщики хохочут, щелкая плетками.

Мальчик поворачивается к ним лицом, на его губе блестит кольцо, один из вербовщиков стегает по нему, рассекает губу, кровь течет на серебро; мальчик бросается вперед, плюет на плетку, слюна попадает на кулак вербовщика, тот накидывается на мальчика, бьет его кулаком в живот, мальчик, вцепившись в свисающую из руки вербовщика плетку, падает на земляной пол, продолжая сжимать в зубах кожаные ремешки, вербовщик топчет его ногами:

– Этим вечером к зверям.

Он поднимает ногой голову мальчика, вырывает плетку, голова мальчика тянется за плеткой, вербовщик упирает подошву ботинка в его щеку, дергает ремешок, тот выскальзывает изо рта мальчика:

– К собакам. У солдат с маяка появился новый пес; он уже задавил двух сук.

Вербовщик пинает ботинком голову мальчика.

– Попробуешь его сегодня вечером. Вставай.

Мальчик поднимает голову, встает, держась за стену, его плавки сползли на колени, он закрывает низ живота, вербовщик уходит, оставляя дверь открытой, мальчик идет за ним, заломив одну руку за спину, ладонью другой опираясь на бедро, вербовщик внезапно оборачивается, хватает мальчика за волосы и впивается губами в его слюнявый рот, мальчик смеется, трется о вербовщика:

– Не отдавай меня сегодня собаке, я приду к тебе в постель; Драга пойдет к собаке, хочешь, этой ночью ты будешь моим псом?

Вербовщик плюет мальчику в рот, смеется, его грудь трясется, мальчик вцепился в его рукав, он шарит между его ног:

– Я буду маленькой улиткой, ты будешь большой…

Вербовщик ласкает щеку мальчика с отпечатком подошвы, его ладонь опускается по спине до ягодиц, забирается под плавки, палец упирается в дырочку, ладонь ползет вперед, поднимает яйца и член; два грубых пальца мнут головку члена, ноготь колет кожицу, ладонь скользит между ног, вылезает из плавок, вербовщик вытирает ее о плечи мальчика:

– Нет, ты выйдешь к этому псу, у тебя есть все, чтобы ему понравиться, и спереди, и сзади. А теперь поднимайся, потренируйся с клиентами погрубее.

Мальчик идет за вербовщиком к лестнице, вербовщик поднимает люк, пропускает мальчика вперед, пока тот поднимается, он целует его в бедро; они выходят из домика, уже стемнело, в лунном свете прыгают насекомые; в долине, пересеченной текущей вспять рекой, джипы и грузовики давят забрызганные грязью цветы; мальчик дрожит всем телом, его губы и ноздри вздрагивают от шума, от порыва ветра; вербовщик берет его за руку, ведет к освещенному борделю. Мальчик садится на стул в задней комнате, вербовщик поворачивается к нему:

– Ну что? Ты идешь? Если устал, выпей вина или сходи поблевать, потом иди в зал – там тебя быстро согреют.

Мальчик зевает, зажав ладони между ног.

– Хочешь отведать плетки?

Вербовщик подходит к мальчику, толкает его в плечо, мальчик вытирает ладонью уголки губ:

– У меня горечь во рту.

Вербовщик берет со стола бутылку вина, поднимает за подбородок голову мальчика, открывает ему рот, вливает в него вино, мальчик кашляет, вцепившись ногтями в запястье вербовщика, тот бьет его по спине; порыв ветра стелет по земле ветви тамариска, в легких пальмовых листьях щебечут птицы, прилетевшие с моря, мальчик смотрит на них, они залетают в зал, порхают над ним, осыпая солью его плечи, горло, затылок; они наигрались в парусах судов и в источниках на кромке пляжа, заваленных иссохшими костями:

– Мальчики, которых ты видел во дворцах и на виллах, одеты в белые одежды, но их души грязны. Все они рабы.

А вы здесь свободны, как птички, как уличные щенки.

Мальчик с замирающим сердцем протягивает руку к птицам, взлетает пурпурник, касаясь ладони крылом, на запястье мальчика падает перышко из хохолка, мальчик подносит его к губам, нюхает, проводит им по ноздрям, по щекам; вербовщик отнимает у него перышко, крутит его в пальцах, подносит дрожащее перышко к пупку мальчика, щекочет его, мальчик поднимает глаза, вербовщик присаживается на корточки, лает, вытянув губы, мальчик громко смеется, разжимает ноги, присаживается на корточки за спиной вербовщика, прижимается животом к его ягодицам, ладонью приподнимает воображаемый хвост, вынимает член из плавок, прижимает его через ткань к бороздке между ягодиц, опираясь на спину вербовщика, тот лает, склоняет, урча, голову на плечо; дождь выбивает дробь на ветвях тамариска и на ступенях лестницы.

Вербовщик встает, мальчик сидит на корточках, его член натягивает ткань плавок:

– Теперь вставай. И смотри, если я увижу, что ты снова пытаешься перелезть через стену, я тебя зарежу.

Мальчик встает, выходит, закрывает дверь. Под буфетом валяется полуобгоревшая фотография мамаши Лулу; вербовщик нагибается, гладит ее:

– Старая кокетка, пожиравшая и выплевывавшая мальчиков, теперь там, под кучей навоза, тебя пожирают и выплевывают черви.

Он выпрямляется и выходит в общий зал.

Исмена, голая, стоит на столе, зажав между ног смятый обрывок газеты, мужчины тянут ее за ноги, она плюет им в лица, они вонзают в стол, между ее ступнями, свои ножи, они плещут красное вино на ее колени, на обрывок газеты; мокрая, отяжелевшая от вина и спермы газета падает на стол, один из мужчин накрывает ею свою голову, другие плещут вино из стаканов на ее ляжки.

– Мы заделаем тебе ребятишек, пьяниц и шлюх. Пей, пей.

Мы наполним твою пизду вином, ты будешь вечно пьяная, так мы легче овладеем тобой.

– У меня никогда не будет детей, никогда, даже пьяниц и шлюх.

– Наливай, выливай, пусть вино навсегда смешается с ее соком, с ее молоком.

– У меня никогда не будет молока. Наливайте, наливайте. Петрилион, у тебя плечи в крови?

Мальчик подходит к ним, на его плечах – кровь:

– Плетка.

Один из мужчин прижимается ртом к его плечу, лижет кровь, Петрилион слегка запрокинул голову, мужчина вцепился пальцами в его плечи; другой клиент тянет плавки Петрилиона, прижимает мальчика к своей ноге, лижет его окровавленные соски; мальчик, которому вставляли в зад шланг, лежит на кушетке; он бледен, он дрожит, его нога сползла с кушетки на кафельный пол; мужчина хватает его за эту ногу, стаскивает с кушетки на пол, укладывается на него, мальчик блюет, мужчина целует его в губы, блевотина мальчика переполняет его рот, мужчина хватает его за голову, бьет ею о кафель, мальчик продолжает блевать, мужчина встает, вытирает рот и горло плавками мальчика, пинает его ногой; Исмена падает на руки мужчин, Петрилион забирается на стол, по его ногам течет кровь, мужчина срывает с него плавки, кровь, затекая в пупок, капает на прядь волос в паху; тот же мужчина, облокотившись на стол, тянет губы к члену мальчика, он пятится, другой мужчина, сидящий сзади, кусает его за ногу, Петрилион бросается вперед, мужчина касается языком его члена, кусает его, Петрилион подвигается ближе, мужчина хватает его член пальцами, тянет к себе, слизывает кровь с волос, берет его за яйца, тянет вниз, мальчик приседает, потом садится на стол, мужчина держит его за ноги, тянет, мальчик, скрестив руки, опрокидывается на спину, его голова скатывается на край стола.

Мужчина, кусавший его за ноги, запихивает его голову себе между ляжек, губы Петрилиона раскрываются под членом мужчины, ткань джинсов смята, увлажнена, испачкана известкой, мужчина сжимает ляжки, сдавливая щеки мальчика; мужчина, снявший с него плавки, поднимает ногу, натягивает плавки на свои ляжки, растягивает их на бедрах; плавки, растянувшиеся поверх джинсов, трещат по швам:

– Коротковаты для меня. Тебе они тоже маловаты, бляденыш, они покрывает твой член только наполовину: когда он у тебя встает, плавки врезаются в твою жопу.

Мужчина расхаживает по залу, плавки трещат спереди, сверху и снизу; мужчина опирается на стойку, приказывает Драге подать стакан вина; Драга изгибается, как благоуханная трава, двое мужчин, стоящих перед ним на коленях, сосут и дрочат его член, но ни его губы, ни его плечи не дрожат; он берет бутылку, наливает в стакан вино и протягивает мужчине.

Мужчина хватает Драгу за запястье, гладит его руку, Драга улыбается, мужчина пьет вино и гладит руку мальчика, прижав ее к стойке; за спиной мужчины проходит вербовщик, он направляется к столу, на котором лежит Петрилион, мужчина, сжимающий между ног голову Петрилиона, стоит, раскрыв рот, тяжело дышит, ляжки сжимаются и разжимаются в такт дыханию; вербовщик отстраняет мужчин, склонившихся над Петрилионом, вылизывающих и мнущих все его тело; он прикасается к его плечу: «Петрилион, на укол».

Мальчик ворочается, освобождая голову, мужчина разжимает ляжки:

– Укол? Вечером будут собаки? С Петрилионом?

Мальчик слезает со стола, вербовщик обнимает его за плечи, мужчина у стойки снимает с себя его плавки, бросает их Петрилиону, тот ловит; на джинсах мужчины спереди и сзади, там где были плавки, видны мокрые следы от спермы Петрилиона – мужчина дрочил ему перед тем, как он забрался на стол.

Вербовщик уводит мальчика в заднюю комнату, там, сидя на стуле, его ждет пожилая женщина; она расстелила на столе полотенце и положила на него шприц и две ампулы:

– Согрей немного воды.

Петрилион вздрагивает, отходит к стене, берет в раковине кастрюльку, наполняет ее водой, ставит на плиту, зажигает газ, поворачивается, прислоняется к раковине, его спину и поясницу освежает льющаяся вода, он смотрит на женщину, склонившуюся над шприцем, на вербовщика, стоящего перед ней с ножом на бедре; вода закипает, мальчик не двигается, он дрожит всем телом, кровь отхлынула от его лица и горла, женщина поднимает на него глаза:

– Ты что, не видишь: вода закипела? Давай ее сюда, а сам ложись на стол. Шевелись.

Мальчик снимает кастрюлю с плиты, пар омывает его лицо и грудь, он ставит кастрюлю на стол, женщина указывает пальцем на середину стола, Петрилион залезает на него, ложится на живот.

– Да, твоих мальчишек долго раздевать не надо, не то, что в школах и больницах. Женщина наклоняется к вербовщику, смеется, прикрывая рот рукой, встает, опускает шприц в кипяток, погружает иглу в первую ампулу; мальчик лежит неподвижно, только ягодицы слегка подрагивают, женщина кладет на них свои ладони, вербовщик отворачивается к стене, женщина берет шприц, протирает кожу смоченной спиртом ваткой, втыкает иглу в ягодицу; мальчик дергается, жидкость проникает в него, жжет ягодицу, все его тело темнеет, женщина вынимает иглу, свежей ваткой снова протирает ягодицу, мальчик бледнеет, стонет, ползет по столу, опускает голову за край, его плечи поднимаются, глотка выворачивается, он стонет и плюется, слюна стекает с подбородка; женщина подходит к раковине, наполняет стакан холодной водой, возвращается к столу, льет воду ему на голову.