Текст книги "Могила для 500000 солдат"
Автор книги: Пьер Гийота
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)
Парень, чьи ноги теперь свободны, ложится на бок и укрывает живот спальным мешком, трет потную грудь стоптанной полой мешка; генерал мнет трусы, подносит их к лицу, кусает, лижет, нюхает, натягивает на голову, как намордник, закрывая рот и нос, лает. Парень видит, как язык генерала растягивает шерсть трусов, губы раскрыты, ноздри упираются в ткань; он смеется, генерал снимает трусы, кладет их между ляжек парня, встает, склоняется над парнем:
– Я мог бы любить тебя десять дней и десять ночей.
Он целует парня в губы, тот пускает слюни, генерал слизывает их, пьет; слюни стекают по щеке парня:
– Я люблю твой пот, твою слюну, твою сперму, твою кровь, твою желчь, твои внутренние соки, твою блевотину, твои сопли, твои скрытые испарения, все выделения твоего члена и твоей жопы, твое дерьмо, серу в твоих ушах. На тюфяке, там, куда стекает слюна парня, проступает солома.
– Когда ты хочешь поехать в отпуск? Я тоже поеду. Мы поплывем на пароходе в одной каюте. Здесь я не могу тебя любить.
– За гаражами есть заброшенный нужник…
– Этот полковник, мой адъютант, везде ходит за мной, женатый, отец восьмерых детей – старший очень красив, под фланелью угадывается превосходный член – крепкий, боязливый, покорный. Хочу крикнуть всем солдатам, что я люблю самых красивых, самых жестоких, самых грязных мальчиков. Каждую ночь я, генерал, дрочу на своей кровати, я оборачиваюсь грязными тряпками, изгибаюсь, лежа на боку, глажу себя по голому бедру, до крови кусаю свое плечо, посмотри.
Генерал обнажает плечо, наклоняется, парень поднимает глаза, смеется, смотрит на кровавые отметины на плече, царапины, укусы, смеется:
– Это я вас покусал.
– Прижмись губами к этим шрамам. Парень привстает на локтях, целует плечо генерала.
– Дотронься до них своим членом.
Генерал садится на тюфяк, парень встает с кровати, стоит так, словно собирается поссать, берет член двумя руками, подходит, упирает его в плечо генерала, тот склоняет голову набок, член парня поднимается от плеча к уху, потом к щеке, потом к губам; член напротив зубов.
– Теперь ложись. Скажи мне, любишь ли ты меня хоть немного, нравится ли тебе прикасаться ко мне или чтобы я прикасался к тебе?
– Это так. Я люблю вашу нежную и грубую кожу, ваш живот, вашу шею, ваши веки, ваши губы, целующие мой член, ваш рот, открытый на моей жопе.
– Молчи, молчи. Ты не любишь меня. Ты брезгуешь прикасаться ко мне, и я заставил тебя выпить мою сперму.
– Я давно полюбил этот вкус, это первое молоко, которое я сосал.
Парень опускает глаза, генерал гладит теплый твердый член, парень внезапно напрягает ноги, генерал приставляет член к горлу, под подбородок, парень смеется, сперма брызжет на мундир генерала, тот, застигнутый врасплох, отбрасывает член на ляжку парня и встает:
– Малыш, малыш, принеси мне воды. Парень открывает дверь алькова, снимает с плиты котел с кипящей водой, берет ковшик, наполняет его и приносит в альков; он льет горячую воду на мундир, генерал вынимает из кармана платок, смачивает его в ковшике и оттирает свои погоны.
Парень ставит пустой ковшик на постель. Генерал обнимает парня за талию, целует его в затылок, проводит горячим платком за ухом у парня; его ладони, в одной из которых по-прежнему зажат платок, опускаются на бедра, влажный горячий платок протискивается между ягодиц парня; генерал смеется.
– Подвинься, я сделаю тебе перевязку.
Парень отодвигается от генерала, тот берет его член, оборачивает влажным платком и завязывает его концы вокруг члена:
– Когда я был маленьким, я думал, что дрочить – то же, что и лечить.
Парень, подняв руки, танцует посреди алькова с перевязанным членом; генерал берет с кровати ковшик, держит его перед животом парня, потом подносит его к члену, накрывает его, просовывает ручку под член, заходит сзади, держа ручку между ляжками; он поднимает ручку, та проходит между ягодицами парня; парень стонет, извивается с ковшиком между ляжками, генерал притягивает его за ручку к тюфяку, парень падает на живот, ручка ковшика торчит из жопы, чаша режет живот:
– Дай мне платок. Положишь ковшик туда, откуда взял.
Парень просовывает руку под живот, вынимает липкий платок, отдает его генералу. Генерал кладет его в карман.
– Теперь прощай, забудь все, что мы здесь делали. Я приду к тебе завтра в полдень. Ковшик на место.
Парень молчит, уткнувшись лицом в спальный мешок, ягодицы слегка подрагивают, спина в полосках тени.
– Прощай, ты мне не ответил. Ты уже спишь, Пино? Парень молчит, но пердит в тишине:
– Салют подлеца подлецу.
Генерал идет к двери, открывает ее, выходит, пересекает кухню. В темноте клубится пар, кипящая, пенящаяся вода поднимает крышки над котлами.
– Что будет, если я вскипячу мою сперму?
Генерал вытирает лоб, возвращается к двери алькова, прикладывает ухо к бамбуковой завесе: парень плачет, всхлипывает, матрас трещит; генерал отгибает две пластины завесы, видит, что парень лежит на животе, его плечи вздрагивают от рыданий, ковшик на ягодицах повторяет колебания дышащей груди; генерал улыбается и уходит.
Два взвода, посланные для поимки Иллитана, вернулись во дворец на другой день утром, перед сменой караула; солдаты валятся на свои тюфяки, сталь грузовиков изъедена солью.
Капитан получил разрешение генерала на то, чтобы солдаты спали во время построения.
– Я приду посмотреть на них в казарму.
– Господин генерал, они спят.
– В таких позах они наиболее очаровательны.
– Я прошу вас, господин генерал.
– Лежат на боку, штаны обтягивают задницы, ремни спущены на бедра. Господин генерал.
– Вы сражаетесь, вы подчиняетесь, вы не вызываете у меня желания. Война скоро кончится, мы будем разбиты. Вы говорите не с генералом, а с хозяином борделя. Приведите ваших людей.
– Но, генерал, вы разрешили им отдыхать.
– Я хочу их видеть. Я знаю, что ночью они раздавили ребенка, я хочу их видеть.
Капитан уходит за своими солдатами, он будит их и выводит на построение. Генерал приказывает им раздеться до пояса. Солдаты раздеваются:
– Вы будете так стоять до полудня. Солдаты складывают форму на землю:
– Снять головные уборы.
Солдаты снимают береты, некоторые – легкие каски. Генерал приказывает другим солдатам разойтись. Капитан возвращается в свою комнату, моется, бреется и ложится на кровать. Генерал входит в свой кабинет, выгоняет секретарей и встает перед окном, из которого виден двор с раздетыми солдатами; он берет бинокль и смотрит на обнаженные торсы, по бокам которых таятся желанные тени, на впалые от голода животы; он знает, что его адъютант и секретари, прислонившись к двери, смотрят на него, влюбленного, исполненного желанием; солдат, пересекая двор, останавливается перед наказанными и показывает им язык; генерал узнает Пино по грязной гимнастерке, по прилизанным волосам, по полотенцу, висящему у него на плече, по мороженому, торчащему из кармана на бедре.
Его одолевает желание ласкать это влажное жилистое тело, побросать на землю награды, звания, титулы и бежать за ним, назначить его своим лейтенантом наслаждений, командиром и вербовщиком мальчиков; он, генерал, пустится в публичный разврат, будет красоваться, прислонившись к двери своего борделя; парень внутри будет растлевать и насиловать ребят моложе или старше себя. А он, генерал, будет предлагать грязный и жестокий разврат, устанавливать порядки, предпочтения, награды, считать и отмечать время наслаждений, количество пролитой спермы, продавать мальчиков распаленным прохожим – мужчинам и женщинам, выдергивая им на выбор спящего мальчика и зачитывая список его особенностей; стегать этих мальчиков хлыстом, заставлять самых юных вести хозяйство: мыть грязный паркет и кафель, менять простыни после каждого клиента; запрещать давить и пачкать детей, но самому каждый вечер затаскивать их в постель и пинать их, когда они скребут пол, сидя на корточках, задирать их передники, расстегивать шорты, стягивать трусы и опрокидывать их на спину с раскинутыми ногами, как щенков, заставлять бедных клиентов довольствоваться цементным полом уборной, чтобы тискать и пачкать детей; развеять сердечную и телесную тоску королевской свободой и омытыми солнцем ласками; расхаживать у ног мальчиков, спящих вповалку на лестнице, в погребе, на улице, утомленных утренним развратом; установить между мальчиками строгую иерархию, одним предоставляя общий зал, другим – комнату на этаже; подчинить первых вторым, при этом используя в качестве наказания для высших временный перевод на работу в общий зал; внушить всем необходимость подчиняться клиентам – мужчинам и женщинам; обязать всех мальчиков, даже самых маленьких, пить поутру вино, чтобы вырвать из сердца тоску, чтобы вырвать и сердце само, приучать их к удовольствию и жестокости, уметь давать и получать, изнурять недавно набранных, купленных или украденных мальчиков трудом, а потом, добившись полного подчинения, понемногу освобождать их; приучить их к сексуальным состязаниям, чтобы они изобретали самые непривычные позы; и еще: «вспомним о красивых нежных мальчиках, привыкших к хорошей пище в садах Энаменаса, тех, кто возвращается с теннисного корта в намокших от пота между ног шортах, открытых, веселых, челки на глазах, о том, кто после десерта, почувствовав недомогание, выходит из-за стола и идет блевать в компании заботливой любимой сестрицы, которая помогает ему и держит за плечи во время приступов рвоты, о том, кто лежит на лестнице виллы с открытой грудью и бедрами, одетый только в выцветшие плавки; его ноги, свешивающиеся с балюстрады, касаются розовых кустов; моя рука издалека ласкает его теплый живот; о том, наклонившемся к электрическому поезду, короткие легкие шорты немного соскользнули по ягодицам, открылась полоска спины между ремнем и рубашкой, на ногах – шерстяные носки с зелеными ленточками; вербовщики соблазнят их одного за другим, вывезут из родных домов и швырнут в пучину наслаждений; Пино прижмет эти лица, на которых еще не просохли слезы стыда, к своим ляжкам; я увижу их смятение перед первым клиентом, увижу пот на их бедрах, когда посетители сожмут их руками, их отчаяние, а потом наслаждение, их торжествующие взгляды после выдержанного испытания, их усердие в исполнении советов и поучений Пино, а потом внезапное вдохновение, нисходящее на их губы и руки при прикосновении с кожей партнера в объятиях, становящихся все более яростными по мере возрастания цены; возбудить в этих хорошо воспитанных мальчиках зависть и трусость, искусить их низостью и гнусностью оскорблений, заставить их, пьяных, отречься во всеуслышание от их матерей, замарать грязной бранью материнские тела и души; вспомнить о мальчиках нищих, шустрых, битых, уже соблазненных, отыскать их, схватить и бросить в общий зал, как зверьков, которых ребенок, наигравшись, запирает в клетке; перессорить их между собой и заставить драться; устроить кровавые потасовки между самыми уродливыми и продавать клиентам, мужчинам и женщинам, эти избитые, кровоточащие тела, чтобы клиенты могли вдыхать и слизывать сперму, смешанную с кровью; ввести единую рабочую одежду для всех, в комнатах и в общем зале: выцветшие плавки, зимой – свитер, также выцветший и дырявый; я буду щупать сквозь влажную и липкую после череды свиданий ткань их члены, выжимать из них последние капли горячей спермы, а потом шлепком по заду отправлять их к следующим клиентам; я дрожу, полусонный, сидя у двери в дождливый полдень, по улице пробегает зеленая сернистая тень, я возбуждаюсь на проходящих по тротуару мальчиков, на останавливающихся мужчин, на выкрики юношей, на предложения, на беглые бесплатные ласки этих мужчин, на напряженные ноги мальчиков, по которым сбегают дождевые капли, на цены, выкрикнутые звонкими голосами; обнявшиеся клиенты и мальчики слегка касаются меня, когда они, намокшие под дождем, входят в общий зал; мальчик улыбается и подмигивает мне, запрокинув голову, когда клиент нависает над ним на кушетке, другой, сидя рядом со мной на коленях у грузчика в расстегнутой рубахе, на заплеванном, залитом вином столике, повиснув на шее грузчика, опускает со смехом голову мне на плечо; за другим гонится между скамейками и столами женщина с его разорванными плавками в руке; мальчик протискивается между моих ног; я вздрагиваю от раската грома, он поднимается и бросается со стоящим членом на женщину; они катаются по полу, женщина запихивает рваные плавки между ягодиц мальчика; самый молодой из мальчиков борделя входит с мясником в уборную в дальнем конце коридора; толстый парень, прислонившийся к стене в тени уборной, привлекает его за бедра к себе, он делает мне знак рукой, дверь за ними закрывается; от их объятий звякает щеколда и трещит дверное полотно, из-под двери показывается напряженно вздрагивающая рука, следом нога, потом они понемногу втягиваются внутрь, дверь открывается, мальчик выходит, мясник, стоя на подножке уборной, застегивает ремень; мальчик возвращается к нему, одной рукой застегивает пряжку ремня, другой ласкает его между ног; они выходят, обнявшись, на середину общего зала, опираются о стойку; мальчик протягивает мяснику стакан вина, его ладонь, держащая стакан, помята, увлажнена, к пальцам прилипли волоски, мясник берет стакан, отпивает половину и с грубым смехом выливает остатки вина за плавки мальчика, оттянув ткань жирной ладонью. Плавки намокают спереди и сзади, вино стекает по ляжкам до колен, мальчик трет колено о колено; мужчина в рубашке и кепке хватает мальчика сзади и прижимает к своему животу, член мужчины тычется в ягодицы мальчика через плавки; мальчик вырывается, отрывает руки мужчины, вцепившиеся в его бедра; помощник мясника берет пустой стакан и надевает его на член мальчика; мокрая ткань натягивается вокруг стакана; мужчина сдирает плавки с его задницы, мальчик снова натягивает их, мужчина сдирает опять, вонзает свой член между ягодиц мальчика, разведя их руками, мальчик хохочет, его голова запрокидывается на грудь мужчины, его блестящие глаза смотрят на меня, мясник давит ему на живот, мальчик ощущает, как член мужчины входит в него, пронзает и жжет; капельки слюны выступают в уголках его губ, его щеки побледнели, голова скатывается на плечо, распахивая рубашку мужчины и обнажая его грудь, на которой блестит капля вина или крови, живот мальчика втягивается, трепещет над стаканом, который помощник мясника крутит по плавкам, член мальчика встает под стеклом, плавки рвутся на бедре и, следуя за движениями стакана, накручиваются на него; губы мальчика синеют, внезапно открываются, изо рта выливается кровь и блевотина; мужчина тяжело дышит, напирает членом и животом, мальчик, сотрясаясь всем телом, теряет сознание, кровь и блевотина текут по его груди, пачкают стакан, мясник роняет его, он разбивается о кафель, помощник мясника бьет мальчика ногой по коленям, по ногам, давит на его ступни, плавки скользят на бедро, на колено, мужчина обнимает мальчика, кусает его веки, подхватывает грязные плавки и прижимает их к члену мальчика; мальчик, которого мужчина держит одной рукой, падает к его ногам, член мужчины, дрожа, выходит из ягодиц мальчика, подскакивает и цепляется за рубашку; мальчик, распростертый у ног мужчины, плавки между ног, очнулся от удара об пол, он стонет, мясник пинает его ногой, давит ему на живот, нашаривает ногой плавки и поднимает их носком ботинка; мужчина садится на корточки, набрасывается на мальчика, ложится сверху и снова вводит член между ягодиц мальчика.
В зоопарке слоны трубят под мелким дождем; во вспышках молний полуголые погонщики, увязая в грязи, загоняют их ударами бичей под большие зеленые тенты, раздуваемые ветром; погонщик кричит, напоровшись бедром на колючую проволоку; испарения города поднимаются в струях дождя. Под моими ногами высокий матрос и светловолосый мальчик катаются, обнявшись, по полу, стонут, они совершенно голые; ослепительно – белая форма матроса и красные плавки мальчика лежат на скамейке; расставленные ляжки матроса нависли над лицом мальчика, черные волосы его лобка смешиваются со светлыми волосами, матрос сотрясается всем телом, он кончает, его член целиком во рту мальчика, тот кашляет, отталкивает руками живот матроса, нависший над его подбородком, сперма переполняет его рот, душит его. Голова матроса втиснута между ног мальчика, согнута под его членом, как лошадиная морда, он хрюкает, смеется, ржет, плюет на яйца; член мальчика, твердый, огромный, красный после свиданий утром и в полдень, согревает шею матроса, добираясь ему до уха.
Помощник мясника проходит мимо меня, он выходит из общего зала, поглаживая под передником свои ляжки, с улицы доносится крепкий запах слоновьего дерьма; ягодицы помощника мясника под завязками передника покрыты засохшим дерьмом; на улице, в солнечных бликах, он оборачивается ко мне, из расстегнутой ширинки торчит его член, еще твердый и красный, он берет его руками и скачет, как на лошадке, его смех еще раздается на улице, когда мужчина в кепке и мальчик разъединяются под стойкой; все прочие пары вокруг меня расплетаются, сплевывают, руки тянутся к жалким одеждам.
Кафель блестит, длинные дорожки спермы и вина, покрывая плавки, рубашки и кепки, тянутся, переливаясь в свете бури, под скамейки.
Дети, вложите мечи в ножны, мужчины, спрячьте ваши копья, я поднимаюсь над вами в закрытую долину, задыхаясь от запаха сосен, я бегу с одного края стадиона на другой, гора покрылась солдатами, их копья пронзают листву, я умираю, я ни разу не изменил свободе, моя глотка забита сухими листьями, солдаты пригвождают меня копьями к сырому песку стадиона, а я ведь мечтал быть задушенным в уборной борделя одним из мальчиков, мои раны сохнут на горном ветру, я умираю один под крики птиц Божества, я вижу мою смерть и мое нисхождение в ад; рождество не ждет, пока я умру до конца, чтобы выделить мне местечко в вечности, я умираю покорно, смиренно, лишь солнце касается духа моего, я не ропщу, а ведь я мечтал умереть в смятении наслаждения и безнадежности». Генерал кладет бинокль на стол, вызывает радиста:
– Пиши: «Срочно, секретно. От главнокомандующего войсками Энаменаса генерала Костаса Зигуриса начальнику главного штаба метрополии – Пленный вождь повстанцев этой ночью сбежал. Офицеры, солдаты и я не можем больше видеть крови. Необходима бомба. Ждем новых приказов».
– Передайте это сообщение немедленно.
– Зашифровать, господин генерал?
– Нет. Повстанцы и моряки, которые перехватят это сообщение, обожгут себе пальцы и уши. Что можно противопоставить Богу, падающему с неба огню?
Генерал слышит дальний рокот моря и рябь небес, столкновения твердых и мягких панцирей под синей водой, грубые голоса солдат и унтер – офицеров на строевых занятиях. Под водой морей, под землей полей крадется страх, скрытая угроза; черные люди в касках, вооруженные короткими кинжалами и удавками, выходят из лона волн, жители на пляжах пятятся, закрывая глаза руками; на острове царит измена: на востоке все зарезаны, заколоты, повешены, трупы блестят, покачиваясь на кромке прибоя; на западе солдаты идут, повинуясь приказам командиров, на стоящих или упавших на колени обитателей деревень и, не останавливаясь, закалывают их, как рыбу с лодки, на рукоятках их кинжалов развеваются ленточки; преследование одиночек заканчивается в расщелинах скал, в хижинах на соляных копях, жертвы живыми брошены в сонмище теней подводных тварей, в соляной раствор, там барахтаются они:
– Господин генерал, линия связи перерезана, повстанцы этой ночью…
– Наказанных солдат послать восстановить связь, немедленно. Ты будешь старшим.
Радист выходит, генерал рвет эвкалиптовый лист, занесенный на его стол ночным ветром: «Член мальчика разрывается с таким же шумом, как этот лист».
Генерал вызывает адъютанта, полковник входит в кабинет.
– Полковник, один из ваших капитанов говорил мне о парне по имени Кмент, который со своими братьями и сестрами занимается проституцией в верхнем городе. Нужно держаться до конца войны. Что до меня, я хочу развлекаться, изведать в метрополии запретные наслаждения; итак, я наделяю вас всей полнотой власти. Следовательно, вашим первым приказом будет найти этого парня. Если вы найдете его до утра, приведите его ко мне немедленно, если схватите его вечером, дайте ему хорошую кровать, закройте дверь, чтобы он мог восстановить свои силы, и свежим доставьте его ко мне.
– Господин генерал, штаб осведомлен о вашей морали.
– У меня нет морали. И от кого?
– От солдат и унтер – офицеров. Солдаты сложили про вас песню. Я знаю автора.
– Что ж, полковник, я знаю, что ваша жена уродлива, что вы зачали ваших детей под проповеди вашего брата, аббата. Но вы в вашем возрасте, в вашем чине, так и не осмелились попробовать мальчиков. Так довольствуйтесь теперь мастурбацией в постели… Кстати, по ночам меня будит скрип вашего матраса. Пожалуйста, делайте это ближе к утру, у вас будет время просохнуть.
– Господин генерал, грех толкает вас… Я люблю мою жену… моих детей…
– Я недавно думал о вашем младшем сыне, которому нравятся электрические поезда. Вместо того чтобы определять его в Военную школу, продайте его сутенеру на востоке, получите хорошие деньги.
– Вы молоды, вы – генерал, я почти старик и всего лишь полковник; генерал, я восхищаюсь вами, служба рядом с вами – честь для меня, я хотел бы излечить вас…
– Здоровье – это желание.
– Господин генерал, я сделаю все, о чем вы меня просите… Хотите знать имя этого солдата?
– Превосходная идея, полковник, пусть его приведут сюда, немедленно.
– Он также лучший стрелок в роте.
– Тем лучше. Быстро, я хочу его видеть.
– Господин генерал, он совершенно нормальный.
– Неважно, я красив, и я генерал, а солдаты здесь скучают.
– А я пока попытаюсь разыскать молодого Кмента.
– О'кей, я предпочитаю подлую плоть.
Полковник выходит, генерал кладет ноги на стол, он гладит натянувшуюся ткань брюк между ног, на бедрах, на ягодицах; под его ботинком опрокидывается чернильница; генерал зовет часового: «Вытри эти чернила». Часовой выходит, возвращается с тряпкой, промокает разлившиеся чернила; генерал смотрит на солдата, выхватывает из его рук намокшую тряпку и прикладывает ее к его брюкам, солдат вырывает тряпку и снова прижимает ее к столу.
– Я выпишу тебе талон на получение новой формы.
– Спасибо, господин генерал, но я вас боюсь.
– У тебя есть невеста?
– Да, господин генерал.
– Она работает?
– Да, господин генерал.
– Где?
– В баре, официанткой.
– Проститутка?
– Нет, господин генерал.
– Ты уже спал с ней?
– Господин генерал…
– Ты думаешь, ты у нее первый?
– Я только целовал ее, господин генерал.
– В пизду?
– Господин генерал, разрешите мне уйти.
– Ударь меня. Не бойся. Задуши при мне этого болвана полковника, я присвою тебе его чин, отдам тебе его пистолет и его жалование. Иди, найди его и убей. Убей. Убей. Вот ты дотронулся до него, ах, как воняет его клопиная кровь. Теперь задуши его. Руками. Бедрами. Ты придешь на похороны. Стой рядом со мной, и когда его вдова, покрытая облаками и черной кровью, опустив ладонь на кропильницу, спросит меня с налившимися кровью глазами о том, как погиб ее муж, ты громко пернешь. В церкви священники повешены на крюках со скотобойни. Она говорит: «Генерал, пойдемте со мной, мы разобьем на берегу флакон со спермой, который я храню со дня моей свадьбы. Скажите мне, ваши солдаты привезли на родину сперму моего мужа? У нас у каждого по флакону: я храню его сперму, он – мою…»
– Господин генерал, вы обещали мне выписать талон.
– Подождешь, у меня нет больше ни бумаги, ни ручки. И потом ты мне больше нравишься с этим пятном на ляжке. Можно подумать, что ты кончаешь чернилами, как спрут. Оберни твои щупальца вокруг моей шеи, вокруг моих бедер, сожми и согрей мою голову в своем клюве. Ну же, я умер, люби мертвого, кто тебя осудит за это?
Солдат пятится к двери.
– Ладно, уходи, собирай свои вещи, ты переведен на шахты Аи-Саада.
– Господин генерал, не делайте этого. Если я погибну, моя невеста умрет.
– Дурак. Она упадет в объятья другого. В мире, в барах полно красивых, стройных, мускулистых парней. Один из них очарует, обнимет, соблазнит, поймет ее и сделает своей рабыней. Для него она будет торговать своим телом на улице; она стоит, дрожа, как сука, у стены уборной, между ее губами и губами парня пенится слюна, их языки соприкасаются, цепляются друг за друга…
Солдат выходит, бежит по вестибюлю, потом по галерее КП, крича: «Генерал сошел с ума!»
Стражники хватают солдата, но генерал, выйдя из кабинета, бросается на них с расстегнутой ширинкой, он трется отвердевшим членом об их брюки, о приклады их винтовок; полковник в пункте связи говорит по телефону, на столе радист комкает сообщения.
– Полковник, смотрите, что генерал…
– Сохраните это сообщение, я сам оповещу штаб.
Он слышит крики генерала, быстро выбегает на галерею, оттаскивает генерала от солдат, которые уже начали бить его:
– Оставьте его, эти приступы у него с детства. Я его знаю, это скоро пройдет.
Генерал, подбородок и грудь покрыты пеной, снова бросается на солдат, полковник застегивает ему ширинку:
– Пойдем, Костас, я отведу вас в вашу комнату…
Генерал молчит, широко раскрыв глаза; солдаты, в руки и плечи которых он вцепился, стоят неподвижно; с крыши галереи взлетает журавль, генерал видит его бледное отражение на солдатской каске, он вздрагивает, кладет ладонь себе на лоб, опирается на плечо полковника:
– Вы знаете, что раньше я любил открыто и честно, лишь любовь связывала меня с жизнью. В сперме и слюне всех этих мальчиков, этих солдат утонули мой разум и сердце.
– Всем разойтись; пойдемте, Костас. Ты, бегом на кухню, принеси генералу отвар вербены. Быстро.
– Все эти солдатики – наши рабы, они служат не родине, а своим офицерам.
– Не разговаривайте, Костас. Обопритесь на мою руку. Пойдем. Завтра я прикажу арестантам убить этих журавлей.
– Нет. Солдаты взяли этих птиц под свою защиту. Они поставят того, кто ранит хоть одну птицу, на четвереньки…
Солдаты не слушают, уходят. Генерал поворачивает голову, они неспешно расходятся по своим постам, прислоняются к стенам КП, ремни спущены на бедра:
– Костас, не смотрите на них. Это все шпана.
– Таких я люблю больше всего: воров, сутенеров, проституток, предателей, алкоголиков, сирот, лишенных невинности в одиннадцать лет…
– Костас, вы начинаете снова…
– Вы знаете, что этим утром я послал в главный штаб просьбу о вашем повышении?
– Благодарю вас, господин генерал.
– В воскресенье, если позволят погода и обстановка, я охотно съезжу с вами и вашими детьми в Лутракион искупаться: пляж там хорошо охраняется, мы разденемся в кустах олеандра.
– Я буду счастлив… мой младший сын останется в лагере, Эмилиана обещала дать ему урок живописи.
– Просьба о повышении отправлена по радио утром, перед построением.
– Генерал, Эмилиана привязана к нему, она находит у него талант… Но я буду с двумя другими сыновьями.
– Что поделаешь… они уродливы, как и вы. Их кожа груба, у них нет ни задницы, ни воображения, ни слюны, вместо спермы – желчь…
Полковник опускает глаза.
В кабинете полковник смотрит в окно на пустынный двор: солдаты ушли с радистом, остались лишь следы провода на песке; генерал оборачивается с громким смехом, обнимает полковника за талию, потом отпускает:
– Костас, вы опять теряете голову.
– Я хотел бы потерять ее между ног красивого мальчика.
– К вам приведут солдата, сочинившего про вас песню. Я дал приказ отыскать молодого Кмента.
– Вы становитесь славным сводником, полковник; знаете ли вы, что приехав на остров я страстно влюбился в Сержа? Но теперь я его ненавижу. А все же, какая грация, какая нега, какой пыл… но его сперма не для меня, я почувствовал это сразу, как только его увидел: чересчур прозрачная, чересчур одухотворенная, кровь, слезы. Я предпочитаю сперму тяжелую, горячую, молоко, возбуждающее к жизни, сперму, с которой можно играть, накручивать на палец, ощущать ее дрожь на губе.
– Господин генерал, я вам больше не нужен, я ухожу. В полдень нужно отправить два взвода на разминирование.
– Делайте что хотите, но я хочу немедленно видеть солдата и знать, что Кмента ловят. У нас есть десять пленных, привезенных из Тифрита позавчера. Отвезите их на грузовике за пределы города, и пусть новобранцы их расстреляют.
– Есть, господин генерал. Прекрасный способ приобщения к войне.
– Идите.
Полковник уходит. Генерал неподвижно уставился в кафельный пол кабинета.
… В этом доме раньше был бордель; девушки развешивают грязные лохмотья на нижних ветвях эвкалиптов, раскаленное солнце жжет их раскрытые вагины; они смеются, плачут, повиснув на плечах солдат, те щекочут их между ног; некоторые солдаты, возбужденные их ласками, кончают в штаны на лестнице, ведущей в комнаты; они стоят неподвижно, дрожат, сжимая пальцами намокшую ткань между ног. Девушка обнимает обалдевшего солдата, ласкает его, заводит в комнату, падает на кровать, увлекая за собой солдата, вставляет его набухший член в свою всегда открытую, горячую, дубленую, зияющую пизду.
Между двумя клиентами шлюхи выглядывают в окна этажа, облокотившись на подоконники; их груди, вылезающие из корсажей, дрожат, как молоко, на них слетаются мухи, чтобы отыскать корочки засохшей спермы и слизать пот, мухи крутятся по грудям, потом перелетают на волосы подмышек; когда приходят солдаты или рабочие, шлюхи расстегивают корсажи и задирают платья до пупа; выглядывающие в окно шлюхи плюют на тех, кто расположился внизу.
В комнате на рваном тюфяке лежит, сжав ноги, укрывшись простыней с пятнами крови, молодая шлюха; она стонет: каменщик слишком жестоко лишил ее невинности, уже три дня она бредит и истекает кровью; тени эвкалиптов, раскачиваемых ветром, скользят по ее бледному животу, очерчивая отверстие пупка и кровавые потеки; по тротуару бегают крысы, шлюхи визжат; мужчины, остановленные посреди улицы объятиями шлюх, подбирают камни и кидают их в крыс; дети с палками в руках выбегают из переулка, добивают еще живых крыс, хватают их за хвосты и снова, крича и споря из-за крыс, исчезают в переулке. Временами из пустыни, расстилающейся за городом, налетает песчаный ветер, покрывающий красным песком реку и пшеничные поля; шлюхи за работой чувствуют приближение песка, клиенты вздрагивают, их мышцы под блестящей кожей медленно растягиваются, их вены, прижатые к телам шлюх, набухают; красный песок липнет к стене напротив окна, вцепляется зубами и когтями в селитру и плющ. Вдали, над морем, поднимаются ножи, разрывая развешанное на белых улицах белье, мужчины раздают детям винтовки, ставят перед ними манекены для стрельбы, дети, лежа на животе на песке у реки, расстреливают эти чучела, плечи сотрясаются от отдачи.