Текст книги "Наперекор судьбе"

Автор книги: Пенни Винченци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

* * *

«Все-таки Бог существует», – подумала Абби, вешая трубку. Даже в самых отчаянных своих фантазиях она не представляла, что так легко удастся проникнуть в дом Боя. Она пока не знала, какой ход примут дальнейшие события, но мысль о том, что теперь она сможет изучить Венецию, так сказать, в родной стихии, приятно щекотала нервы. Абби представила, как оторопеет Бой, узнав, кого его жена взяла в учительницы музыки. Эта мысль добавила ей приятного возбуждения. Главное – внедриться, а там видно будет.

* * *

Бывает же такое гадостное стечение обстоятельств! Джайлз пришел в кабинет матери для решительного разговора с нею как раз тогда, когда там находился Джей. Джайлза после вчерашней стычки с женой до сих пор захлестывала ярость. А тут еще эта сцена в кабинете: Джей, склонившись над столом Селии, что-то ей показывает, и та с довольным видом на это смотрит и благосклонно улыбается.

– Как умно с твоей стороны… – услышал Джайлз, открыв дверь материнского кабинета.

«Что ты это заметил», – хотела дальше сказать Селия, но по понятным причинам не сказала. Предметом их разговора с Джеем был заказ одного из клиентов, попросившего экземпляр какой-то книги «непременно с автографом леди Селии Литтон». Джей передал ей эту просьбу и, смеясь, добавил, что просьбу, скорее всего, стоит выполнить, поскольку книга с ее автографом может стать ценным подспорьем в деле продвижения продукции издательства. Однако Джайлз усмотрел в этой сцене совсем другое, что разозлило его еще сильнее. Джей – новый любимчик матери и новая угроза для Джайлза – фактически вел с нею разговор тет-а-тет. Это вовсе не было обычным разговором, какой мог бы происходить между комплектовщиком книг и главным редактором, если главному редактору вообще есть о чем говорить с комплектовщиком. Более того, Джей сказал или сделал нечто такое, что вызвало у Селии удивление, затем одобрение. Она даже заявила, что это очень умно с его стороны. Джайлз напряженно и безуспешно пытался вспомнить хотя бы одно свое предложение, которое вызвало бы такую же благосклонную реакцию матери, и не мог. Зато когда в зале заседаний он сказал, что ему нужно срочно с ней поговорить, его просьба прозвучала угрожающе и весьма невежливо.

Увидев вошедшего сына, Селия переменила тон.

– Что ж, хорошо, – сухо сказала она Джею. – Если это так важно, то, может быть…

– Конечно, – произнес Джей и торопливо собрал принесенные с собой бумаги.

А затем так же торопливо покинул кабинет, на ходу неуклюже улыбнувшись Джайлзу, но тот не улыбнулся в ответ.

– И какая же причина потребовала срочного разговора со мной? – спросила Селия, когда они остались одни.

– Мое будущее, – ответил Джайлз. – О нем я хотел поговорить с тобой. И о том, что ты почему-то решила обсуждать мое будущее с Хеленой. Да как ты смела, мама, как ты смела так позорить меня в глазах моей жены? Почему не мне, а ей ты говорила о своих видах на мое будущее в издательстве?

– Я была вынуждена это сделать, – ответила Селия. Она вспыхнула, в глазах появился хорошо знакомый Джайлзу блеск. – Меня на это вынудила глупость Хелены. И отсутствие у нее восприимчивости.

– Восприимчивости? – переспросил Джайлз. – Ну да, ты всегда ценила это качество в других и говорила, что умеешь распознавать, восприимчив человек или нет. Мама, какой бы ни была Хелена, я просто не могу поверить, что ты сказала ей такие вещи. Полагаю, отец тоже присутствовал при вашем разговоре. И никто из вас не нашел смелости поговорить о моих неудачах не с моей женой, а со мной. Меня это ужасает!

– Джайлз, должно быть, ты принял слова Хелены слишком близко к сердцу, – дипломатично заметила Селия. – Я сомневаюсь, что Хелена сумела достаточно точно передать тебе наш разговор. И потом, ее версия разговора была пронизана ее отношением к тебе. Насколько помню, я просто сказала, что тебя пока еще рано вводить в совет директоров. И это не…

– Нет, мама, ты сказала совсем не это. Ты сказала… – Джайлз вытащил записную книжку. – Я специально записал это слово в слово. Ты сказала, что у меня «нет издательского чутья». И еще: «не способен взять на себя руководство ни одной стороной издательского процесса». Боюсь, это не слишком-то похоже на твои сомнения насчет моего введения в совет директоров. – (Селия молчала.) – Скажу тебе больше. Думаю, Хелена права. Она ощущает мой вклад в деятельность издательства и понимает, что пора официально признать меня вашим наследником. Я устал, мне противно, что я, словно мальчишка, добиваюсь вашего одобрения, буквально выпрашиваю его. А ваше вознаграждение – это всегда жалкие крохи, но и за них я должен благодарить. Когда отец был в моем возрасте, вы с ним уже руководили издательством.

– Джайлз, мы были…

– Вы были… кем? – после долгой, мучительной паузы спросил он. – Необычайно одаренными? Наделенными этим пресловутым издательским чутьем? Или вы просто встали во главе издательства, потому что Эдгар Литтон так вовремя умер? Я не раз думал об этом. Я не готов дожидаться вашей смерти. Что касается тебя, ты еще можешь и меня пережить. Отец, судя по тому, как он выглядит, возможно, покинет этот мир раньше…

А потом все смешалось и завертелось, как в дьявольском калейдоскопе. В кабинете появился Оливер, и Джайлз сообразил, что отец явно слышал несколько последних фраз. Вид у отца действительно был крайне изможденный. Джайлза ужаснуло его мертвенно-бледное лицо.

– Джайлз, прошу тебя, – тихо произнес он.

Но Джайлза было уже не остановить.

– Ты сейчас предложишь мне успокоиться. Хватит, папа. Я по горло сыт вашей с мамой отвратительной диктатурой, которую вы называете издательством. Я устал ждать, когда же вы наконец меня признаете. А в это время другие меня опережают: сначала Барти, теперь Джей. Тебе не приходило в голову, что ты принимаешь неправильные решения, прикрываясь высокими принципами? Ты хоть раз поинтересовался моим мнением насчет того, что предлагает «Пенгуин»? Естественно, нет. Думаю, мои докладные записки ты бросаешь в корзину, не читая. Туда же, наверное, отправился и мой отчет, где я писал, что нам нужно безотлагательно наладить сотрудничество с «Пенгуином» и с одним из книжных клубов. По-моему, вам обоим давно пора выйти из кокона самодовольства и трезво взглянуть на проблему прибыльности издательства. Вы живете в прошлом, особенно ты, папа. Ты почил на лаврах этих дурацких «Меридианов». По правде сказать, каждая новая книга хуже предыдущей. Тебя до сих пор греет слава «Бьюхананов»? И про них могу сказать то же самое. И если вы оба не захотите внимательно выслушать мое мнение, если не признаете, что я все-таки чего-то стою, я просто покину «Литтонс». Найду себе другое издательство, более передовое и демократичное, где не оглядываются на Третий рейх, которым так восхищается мама и свора ее отвратительных друзей.

– Да как ты смеешь?! – закричал взбешенный Оливер. – Как ты смеешь говорить с нами в такой манере, особенно с твоей матерью…

Оливер вдруг зашатался и рухнул на пол. Его лицо стало серым, а губы побелели.

Он лежал на полу, не в силах пошевелиться, и только смотрел на жену и сына. Потом Селия совершенно спокойным голосом велела Джайлзу вызвать «скорую помощь». Она села на пол рядом с Оливером, взяла его за руку и принялась твердить, как малому ребенку:

– Все хорошо, Оливер. Все хорошо, все в полном порядке. Ты лежи спокойно, и все будет хорошо…

* * *

– Проходите, – сказала Венеция приехавшей Абби. – Генри, поди сюда. Познакомься, это мисс Кларенс. Она приехала, чтобы проверить твой музыкальный слух и решить, сможет ли она учить тебя играть на рояле… Нет, мисс Кларенс, пианино у нас нет. Только этот рояль. Должно быть, хороший. Мой муж на нем играет.

– У вас превосходный рояль, миссис Уорвик.

– Вы так думаете? Что ж, это хорошо. Я не слишком разбираюсь в музыке.

– Какие замечательные рисунки! – Абби показала на рисунки углем.

Теперь на рояле стояли целых четыре рисунка в рамке, и на каждом Венеция была запечатлена с очередным новорожденным ребенком.

– Вам нравится? Это мой муж рисовал. У него это вроде как увлечение.

– Ваш муж, несомненно, талантливый рисовальщик, – улыбнулась Абби. – А на этом чудесном портрете изображены тоже вы? Простите мое любопытство, но полотно такое впечатляющее и…

– Да. Тогда я была немного моложе. Но рисовал не муж, а художник Рекс Уистлер.

– Я… слышала об Уистлере, – несколько холодно сообщила Абби.

Венеция это почувствовала, и ей стало неуютно.

– Да, конечно, – пробормотала она. – Генри, живо иди к роялю и садись на стул.

В этот момент дверь гостиной распахнулась, и туда вошел Бой. Увидев Абигейл Кларенс, он замер. Он стоял не шелохнувшись, все понимающий и настороженный, и это почти осязалось. Венеция мельком взглянула на мужа и почувствовала, как что-то вползло в ее сознание. Это был осколок страха, настолько откровенного и сильного, что она поспешила его растоптать, словно тлеющую головешку… Потом зазвонил телефон. Еще через какое-то время в дверях появился Дональдсон. Вид у него был испуганный. Дональдсон сообщил, что ее отцу стало плохо на работе и его увезли в больницу Святого Варфоломея, куда просят приехать и ее. Как можно скорее.

Глава 17

– Не уходи.

– Не проси. Все равно уйду. Мне нужно уйти.

– Но я хочу, чтобы ты осталась.

– Прости, но я…

– Ну что ты глупости говоришь? – не выдержал он. – Какая-то дурацкая встреча, дурацкое знакомство с каким-то книжным магазином. Неужели тебе это так важно? Особенно после того, как я рассказал, на что собирался потратить остаток дня?

Сейчас он почти сердился на нее. Таким она видела его впервые.

Барти спокойно выдержала его взгляд. Отступать она не собиралась. Это она усвоила хорошо.

– Лоренс, у меня назначена встреча в магазине «Скрибнерс». Я специально договаривалась на четыре часа, чтобы увидеться с управляющим. Уверена, что ты свои деловые встречи на бирже просто так, по капризу, не отменяешь.

– Ты говоришь о несравнимых вещах.

– Прости, но для меня это не менее важно.

– Ну ладно, – буркнул Лоренс, угрюмо глядя на нее. – Если тебе это так важно, отправляйся на свою дурацкую встречу. Должен признаться, меня твое поведение отнюдь не радует.

Барти коснулась его руки:

– Лоренс, ты должен понять. Понять мои особенности. Я строю карьеру, и она для меня очень важна. У меня сегодня даже не получится посидеть с тобой за ланчем. Куча работы, и ее никак не отодвинешь.

– Ну что ж, я тебе невероятно благодарен, – сказал Лоренс. – Не смею задерживать. И не поддавайся на мои уговоры.

Она встала.

– А мы… – неуверенно произнесла она и умолкла.

– Что мы?

– Мы встретимся, как договаривались?

– Как договаривались – не получится. Ты же в это время будешь в своем дурацком магазине. Слушай, не тяни время, поезжай. Я оставлю записку у тебя на работе. Возможно, мне вообще придется менять все планы на уик-энд.

– Спасибо за ланч, – сказала она. – Буду ждать твоего звонка.

– Жди. Возможно, позвоню не сразу.

Барти наклонилась, чтобы его поцеловать, но Лоренс отвернулся. Быстро взглянув на него, она столь же быстро покинула ресторан.

Она научилась не расстраиваться из-за подобных вспышек. Детские капризы, точнее – взрывы ярости. Лоренс передал Барти мнение своего психиатра: с такими вещами человек должен научиться справляться еще в детстве. У Лоренса же этой возможности не было.

– В детстве мне позволялось капризничать. А потом взрослым стало не до меня, – оправдывался Лоренс, впервые сорвавшись на Барти. Тогда он пытался загладить свою вспышку поцелуями и умолял ее простить его. – Мне потакали, пытались задобрить. Дорогая, эмоционально я так и остался на уровне четырехлетнего ребенка. Пытаюсь повзрослеть. Ты должна мне в этом помочь.

Его слова вызвали у Барти целый поток мыслей, но ни одну из них она не высказала вслух. Не спросила, почему же мать не пыталась его воспитывать после четырех или пяти лет? Впрочем, это было понятно и без объяснений. Родился младший брат, и матери стало не до Лоренса. Брат едва успел подрасти, как тяжело заболел отец. Лоренсу было двенадцать, когда тот умер, но до этого мальчик целый год страдал, глядя на отцовские мучения. И матери снова стало не до него, точнее, не до них с братом: сначала заботы о больном муже, потом отчаянные попытки пережить тяжесть потери. Даже если бы Лоренс сказал, что эмоционально он задержался на уровне двенадцати лет, это не слишком бы изменило общую картину. Все равно ему надо было бы еще взрослеть и взрослеть.

Однако вспышки гнева у Лоренса были вовсе не детскими. Куда серьезнее, что вызывало у Барти… Что же это у нее вызывало? Беспокойство? Нет. Определенные раздумья? Скорее всего, это.

Впрочем, сейчас ее мысли занимали более важные вещи. Прежде всего, встреча в книжном магазине и обсуждение возможных перспектив продвижения романа, который она предполагала издать к весне.

Ей самой этот роман очень нравился, и она надеялась, что он будет хорошо продаваться. Автора она нашла и открыла сама и потратила немало сил, добиваясь одобрения и принятия рукописи. Барти не соглашалась, когда ей говорили, что роман написан с налетом подражания Фицджеральду, а местами и с попытками «заслониться» знаменитым романистом. Нет, у автора был свой стиль. И, что еще важнее, он написал роман-хронику, показав жизнь привилегированных слоев Нью-Йорка. Привилегированных и порочных. Автор сумел свести воедино сагу и детективный роман, рассказывая о преступлении, совершенном членом одной богатой, знаменитой и уважаемой нью-йоркской семьи, и о попытках скрыть это преступление. Произведение захватывало с первых же страниц, было выдержано в одном стиле и давало немало пищи для ума. Когда Барти впервые прочла рукопись, повествование так взволновало ее, что она не могла заснуть. Передавая рукопись Стюарту Бейли, она не питала особых надежд, зная об известном консерватизме последнего. Пусть и неохотно, но Бейли все же согласился встретиться с автором.

– Если окажется, что роман не единственное его детище, я буду иметь с ним дело. Нам нужно «литературно кредитоспособные» авторы. Я по горло сыт гениальными «однокнижниками».

Автора звали Джордж Макколл. Барти написала ему и пригласила на встречу со Стюартом Бейли. Писателю было всего двадцать шесть лет. Симпатичный, но обаятельным и элегантным его вряд ли назовешь. И все же было в нем что-то очень притягательное. Слегка лохматые темно-каштановые волосы, серые глаза и совсем девичьи длинные черные ресницы. Бесспорно, сам автор принадлежал к верхнему слою американского среднего класса, хотя до богатства своих героев ему было далеко.

– Великая депрессия больно ударила по моему отцу. Он потерял немало денег. Но дед все же сумел оплатить мою учебу в Принстоне. Так что для нашей семьи я лучик надежды.

Стюарту Бейли молодой писатель понравился сразу. Симпатия эта только возросла, когда их продолжительный разговор о романе перешел в еще более продолжительный разговор о творческих замыслах Макколла. Через два дня Стюарт поручил Барти заключить с новым автором договор и подготовить издательский план на его роман.

– Будет вполне справедливо, если редактированием займетесь вы, – твердо добавил он. – Не думаю, что книгу будут сметать с полок, но, если позаботиться о продвижении романа, мы обеспечим ему неплохой уровень продажи.

Весть о принятии его романа чрезвычайно обрадовала Джорджа Макколла. Он, как ребенок, прыгал от счастья прямо в кабинете Барти.

– Даже в самых смелых мечтах я не допускал мысли, что мой роман примут к публикации. Думал: хорошо, если бы сопроводили отказ теплым письмом. А тут… Вы всерьез считаете, что роман понравится читателям?

Годы, проведенные бок о бок с Селией, научили Барти профессиональной осторожности.

– Мы должны надеяться на это, – уклончиво ответила она. – Первоначальный тираж будет совсем небольшим: от силы полторы тысячи экземпляров. Понимаете, это гораздо лучше, чем напечатать тысячи книг и потом нести убытки, принимая назад залежавшиеся экземпляры.

Джордж Макколл успокоился, но уходить не торопился. Он стал упрашивать Барти пойти с ним на ланч, а когда она отказалась, предложил выпить чаю.

– Как-никак, нам придется вместе работать, и потому нам нужно получше узнать друг друга.

За чаем он попросил называть его Джорди и пообещал вносить в рукопись все изменения, которые она сочтет нужными.

– Я сделаю все, что вы захотите. Скажете урезать – урежу. Скажете расширить – расширю. Даже соглашусь поменять местами начало и конец.

Барти сомневалась, что рукопись «Сверкающих сумерек» – так назывался роман – нуждалась в какой-либо серьезной редакторской правке. Ее сегодняшний визит в «Скрибнерс» касался числа экземпляров, которые этот магазин согласится взять на продажу.

* * *

Магазин занимал красивое здание на Пятой авеню. Барти уже бывала здесь. Из всех нью-йоркских книжных магазинов «Скрибнерс» нравился ей больше всего. Над главным торговым залом находились галереи, уставленные книжными стеллажами и придававшие магазину вид громадной библиотеки.

* * *

Джеймс Бартон, управляющий магазином, прочитал «Сверкающие сумерки». Роман ему понравился, и он сказал, что они возьмут на пробу десять экземпляров и посмотрят, как книга будет раскупаться.

– А вы собираетесь печатать рекламные афиши или что-нибудь в этом роде?

– Да, обязательно, – ответила Барти. – Вы скажите, сколько вам надо, и я их привезу.

– Одной вполне достаточно. Возможно, две – на случай, если одна порвется. Книга хорошая, но не думаю, что за нею выстроится очередь. На будущий год у романа вашего автора будет солидная конкуренция. Выходит новый роман Стейнбека «О мышах и людях». Очень интересная вещь. Хемингуэй должен подбросить что-то новенькое. А вот «Унесенные ветром» до сих пор замечательно продаются.

– Я тоже сомневаюсь, что за «Сверкающими сумерками» будет стоять очередь, – сказала Барти. – Но и не думаю, чтобы эти десять экземпляров пылились на полке. Мистер Бартон, если у вас есть время, я хотела бы поговорить с вами и о других наших книгах.

* * *

Состояние Оливера частично стабилизировалось. Его перевезли в отдельную палату офицерского госпиталя имени короля Эдуарда VII. Дышал он с заметным трудом. Исхудавший и словно ставший ниже ростом, он производил грустное впечатление.

Оливер находился в бессознательном состоянии. С момента своего падения в кабинете он не произнес ни слова и практически не двигался. Доктор Картер – его лечащий врач – говорил, что у Оливера случился небольшой сердечный приступ, который в иной ситуации прошел бы достаточно быстро, но у него усугубился инсультом.

– Случай нельзя назвать очень уж редким. Сказать, насколько сильным был инсульт, пока не могу.

Селия сидела на краешке кровати и держала мужа за руку. Рядом стояли Венеция и глубоко потрясенный Джайлз.

– Папа выглядит таким старым, – прошептала Венеция. – Такое ощущение, будто его здесь нет.

– Мы должны сказать спасибо, что он все-таки здесь, – возразил ей доктор Картер. – По крайней мере, половина перенесших инсульт выздоравливают.

– Это правда? – спросил Джайлз. – Это подтвержденные цифры?

– Это средний показатель. Но утверждать что-либо сейчас я не рискну.

– Доктор, можно мне поговорить с вами наедине?

– Разумеется, мистер Литтон. Леди Селия и миссис Уорвик, прошу нас извинить.

Взгляд, полный откровенного презрения, которым Селия наградила Джайлза, мог бы поколебать и более сильного человека. Она знала, о чем ее сын намеревается спросить врача, и ненавидела Джайлза за это. Свою вину и страхи она предпочитала переживать самостоятельно.

* * *

Доктор Картер старался, насколько возможно, ободрить Джайлза:

– Риск инсульта возрастает, если у пациента наблюдается повышенное кровяное давление и сужение стенок сосудов. У вашего отца, к счастью, на данный момент мы не обнаружили ни того ни другого. Однако существует и третий фактор риска – артериальная фибрилляция, то есть нерегулярность сердечных сокращений. Чаще всего это бывает, если сердце чем-то ослаблено. У вашего отца ослабление было вызвано сердечным приступом.

Джайлз набрал в легкие воздуха и спросил:

– А это могло быть вызвано сильным эмоциональным напряжением?

– Сам инсульт – нет. Что касается сердечного приступа, возможно. Но учтите, здоровье вашего отца подорвано войной. Мистер Литтон, вы не волнуйтесь. До сих пор ваш отец прекрасно держался. Это обнадеживающий знак. Будем ждать признаков того, что мы называем просветом. Я надеюсь, что ваш отец придет в сознание. Если это случится достаточно скоро, можно рассчитывать на благоприятный прогноз.

Джайлз кивнул и, поблагодарив врача, вернулся в палату.

– Джайлз, думаю, тебе лучше отправиться на работу, – взглянув на сына, сказала Селия. – Твое присутствие здесь ни к чему. Венеция позвонила Адели. Она прилетит из Парижа. Вечером из школы возвращается Кит.

– Но…

– Высиживанием здесь ты ему ничем не поможешь, – заявила Селия, сделав упор на слове «ты».

Джайлз вздрогнул:

– Мама, я так… Мне очень жаль. Если это… если мое тогдашнее поведение стало причиной…

Лицо Селии было непроницаемым.

– Что теперь говорить о причинах? Что случилось, то случилось. Мы можем лишь надеяться и молиться. А теперь возвращайся в издательство и, будь добр, пошли телеграмму Барти. Она должна знать. Быть может, она даже сочтет нужным вернуться. Роберту тоже пошли и, естественно, Джеку с Лили.

Он отправил телеграмму в Голливуд. Барти он послал две телеграммы: на адрес, где она снимала жилье, и на работу. Четвертую телеграмму Джайлз отправил дяде Роберту на Саттон-плейс.

В Нью-Йорке было утро. Барти, возможно, еще только собиралась на работу, и разносчик телеграмм мог ее застать.

Разумеется, Джайлз не мог знать, что Барти две ночи подряд не ночевала в своей квартире в Грамерси-Парк, а рабочий кабинет покинула в десять утра, отправляясь на деловую встречу. Затем ее ждал ланч с Лоренсом Эллиоттом.

* * *

Местом ланча они выбрали ресторан «Колони-клаб». Барти крайне редко соглашалась на ланчи, поскольку не могла выкроить время. Но на сегодня у нее было намечено несколько деловых встреч, и потому ланч вполне вписывался в ее график.

Когда Барти ушла, Лоренс выпил еще чашку кофе, подписал счет, велел подать пальто и вышел на улицу. Была пятница – отличный день для осуществления его планов. После ланча Лоренс рассчитывал ненадолго заехать вместе с Барти в Эллиотт-хаус, а затем отправиться в Саут-Лодж – его загородный дом на Лонг-Айленде. Барти он возил туда всего один раз и только на один день. Ему очень импонировало ее согласие провести уик-энд вместе с ним. До Барти ему не встречались женщины, так яростно отстаивающие свою независимость, а ее отказ делать что-либо не отвечающее ее собственным, довольно строгим критериям в одинаковой степени приводил его в замешательство и бесил.

– Ты говорила, что любишь меня, – раздраженно сказал он, когда однажды утром Барти отказалась остаться с ним в постели. – Зачем тебе спешить на твою смехотворную работу, когда ты могла бы наслаждаться со мной в постели?

– Да, я действительно тебя люблю, но мне нужно идти на работу, – ответила Барти. – Два этих занятия не являются взаимоисключающими.

– Очень даже являются. Тебе незачем работать. У тебя нет такой необходимости.

– Ошибаешься. Я должна работать, и необходимость в этом есть. Должна, поскольку я люблю работу и для меня важны ее результаты. А необходимость, думаю, и так тебе понятна: это мой способ заработка.

– Я мог бы давать тебе столько денег, сколько захочешь.

– Не смеши меня, – сказала она, уже смеясь. – Я хочу зарабатывать свои деньги, а не брать просто так от кого-то. Кто-кто, а ты такие вещи должен понимать.

– Думаю, все это связано с дурацкими идеями женского равноправия.

– Отчасти да. В издательском деле не так уж много успешных женщин. И каждая успешная женщина – наглядное доказательство того, на что женщины способны. Когда Селия Литтон выступает на литературном обеде, она подает сигнал другим женщинам: молодым и полным надежд. Они видят перед собой живой пример. Понимают, что и они могут достичь успеха. Поэтому, Лоренс, прошу тебя: не пытайся отвлечь меня от моей карьеры.

Просьба не подействовала: он предпринимал попытку за попыткой. Безуспешные и только усиливающие его раздражение.

* * *

Лоренс решил подъехать к ее дому в Грамерси-Парк и ждать, когда она вернется. По словам Барти, она собиралась вернуться к шести часам. В таком случае у них еще оставался шанс пораньше выехать на Лонг-Айленд.

Часы показывали половину пятого. Лоренс велел своему шоферу остановиться возле ослепительно сверкающих витрин ювелирного магазина Гарри Уинстона на Пятой авеню. До сих пор Лоренс почти не покупал Барти украшений. Его первый подарок – ожерелье от Картье – она деликатно отвергла, сказав, что восхищена красотой ожерелья, однако подарок принять не может, ибо это поставило бы их отношения на нежелательную основу.

На день рождения он подарил ей бриллиантовые серьги. Этот подарок Барти приняла и часто надевала. Сегодня же Лоренсу захотелось подарить ей что-нибудь запоминающееся, своеобразный памятный знак их первого совместно проведенного уик-энда. Два грядущих выходных дня Лоренс считал глубоко значимыми, рассматривая их как доказательство верности Барти их отношениям и, конечно же, ему самому. Дом в Саутгемптоне имел для него особый смысл. В отличие от Эллиотт-хауса, Лоренс его не унаследовал, а построил сам. Это было его творением, и ему не терпелось провести здесь уик-энд вдвоем с Барти. До нее он сюда не привозил ни одну женщину. Правда, Барти пока об этом не знала, однако Лоренс собирался сказать ей нынешним вечером, за обедом. Он хотел объяснить ей, как много значит для него этот дом и как ему не терпится поделиться с ней своим сокровищем. Вот тогда он и преподнесет Барти подарок, купленный у Гарри Уинстона. Символ, который еще глубже запечатлит в их сердцах это событие.

* * *

Выбирать ювелирное украшение в подарок Барти было делом сложным: ее нестандартная красота не должна проигрывать в блеске и великолепии подаренной вещи. После долгих и мучительных размышлений Лоренс купил длинную двойную нитку жемчуга – черного и белого – с бриллиантовой застежкой. По его мнению, такой подарок должен идеально ей подойти. Лоренс попросил упаковать покупку, сунул коробочку в карман и вернулся к машине. Шофера он отпустил: решил дожидаться Барти в одиночестве.

Встреча в «Скрибнерс» затянулась дольше рассчитанного. Выйдя оттуда, Барти поняла: возвращаться в издательство бесполезно. Пока она туда доберется, рабочий день закончится и все уйдут. Поймав такси, она поехала к себе домой.

* * *

Весть о внезапной болезни брата очень опечалила Роберта. Вид Оливера насторожил его еще раньше, когда они с Мод посещали Англию. Младший брат не только заметно постарел. С лица Оливера не сходило выражение изможденности. Роберту тогда подумалось, что брат выглядит лет на пятнадцать старше Селии. Зато ей напряженная работа лишь прибавляла красоты и энергии. Селия по-прежнему гонялась за успехом и наслаждениями.

* * *

Получив телеграмму, Роберт тем же утром позвонил Фелисити Бруер и сообщил печальную новость. Фелисити расстроилась, очень расстроилась. Фактически даже сильнее, чем он ожидал.

– Боже, Роберт, какая ужасная новость! Ты не знаешь, насколько это серьезно? Может, позвонишь Селии?

– Обязательно позвоню, этим же вечером. Спрошу, не надо ли мне приехать. Мод сильно опечалится, когда я ей расскажу. Она ведь так любит своего дядю.

– Прошу тебя: как только узнаешь что-то новое, сразу звони нам. Я имею в виду любые новости. Представляю, каково сейчас бедняжке Барти. Ты ей звонил?

– Нет, – лаконично ответил Роберт. – Ты же знаешь: наши контакты с Барти уже не такие, как раньше. По правде говоря, мы сейчас совсем не общаемся.

– Я ведь и забыла. А какие прекрасные отношения были у вас с ней поначалу. И вдруг такой неожиданный и злой удар судьбы. Какая чудовищная ирония: злодей Лоренс и милая, невинная Барти. Ей хоть известно, какие гнусности он творил? Все эти его попытки разорить тебя и Джона?

– Она знает. Мод ей все рассказала. Барти не поверила. Лоренс якобы на такое не способен. Потом она заговорила о его тяжелом детстве, сделавшем его таким.

– Что ж, Лоренс в своем репертуаре. Уверен, легенду о тяжелом детстве он рассказывает постоянно. На женщин это действует неотразимо.

– Неужели? – удивился Роберт.

– Представь себе. В том-то вся причина. Женщины любят спасать мужчин. Мы думаем, что своей любовью сделаем их лучше, победим и их алкоголизм, и их жестокость. Так бывает, но далеко не всегда, – вздохнула Фелисити. – Но сообщить Барти обязательно нужно. Мне думается, она тебе сразу позвонит.

– Надеюсь. Я потом пошлю Селии телеграмму. Спрошу о новостях. И конечно же, позвоню тебе.

* * *

Барти не позвонила Роберту ни днем, ни даже вечером. Обеспокоенный ее странным молчанием, он сам позвонил Стюарту Бейли и попросил передать Барти известие о случившемся с Оливером. Бейли сообщил, что Барти ушла с работы еще утром, поскольку у нее были намечены деловые встречи. Тогда Роберт спросил, не приходила ли на ее имя телеграмма.

– Да, была телеграмма. Еще утром. Принесли вскоре после ее ухода. Мы решились вскрыть телеграмму и узнали, что аналогичная телеграмма послана Барти домой. Ту она наверняка получила. Простите, мистер Литтон, но это все, что мне известно. Если только Барти позвонит или появится, я тут же дам вам знать.

* * *

Дом в Грамерси-Парк, где Барти снимала жилье, находился вблизи самого парка, чуть южнее. Каждый из трех его этажей занимала небольшая квартира. Барти жила на втором и была единственной обладательницей балкона. На первом этаже жил молодой человек. Последний этаж занимала некая Элис Кертис, называвшая себя «модисткой для состоятельных заказчиц». Количество этих заказчиц было у мадам Кертис явно недостаточным, и она подрабатывала на швейной фабрике, находящейся неподалеку. Работала она в вечернюю смену. Во-первых, за вечер больше платили, а во-вторых, ее день был свободен для работы на своих – почти несуществующих – заказчиц.

Телеграмму для Барти принесли где-то в половине десятого утра. Элис приняла ее у разносчика, расписалась на квитанции, после чего поднялась наверх и несколько раз постучала соседке в дверь. Ответа не было. Значит, уже ушла на работу. Что же теперь делать? Всю почту обычно оставляли внизу, на столе. Однако положить туда телеграмму Элис не решалась. Телеграмма явно важная, еще запропастится куда-нибудь, и Барти так и не узнает, что же стряслось в ее Англии. Но сама Элис не собиралась бегать по всему Нью-Йорку и разыскивать Барти. И потом, она намеревалась поехать к сестре, чтобы насладиться честно заработанными выходными. Ладно, телеграмма не деньги. Можно и на столе оставить. Никто не возьмет. Элис положила телеграмму на видном месте и вернулась к себе.