Текст книги "Наперекор судьбе"

Автор книги: Пенни Винченци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

– Джайлз, я действительно тебя люблю. Честное слово.

– Нет, – возразил он, продолжая сердиться. – Сейчас ты пытаешься поддержать меня. Я тебе просто нравлюсь. Ты думаешь обо мне как о брате. Бедняга Джайлз: ни ума, ни обаяния, совсем не Литтон. Жалкий болван, которым никто не восхищается и которого никто не принимает всерьез. Думаю, я должен быть благодарен тебе хотя бы за то, что я тебе нравлюсь. Если ты сказала правду. Возможно, говоря так, ты решила проявить доброту, и только.

– Джайлз, не считай это проявлением доброты. Если это и доброта, то не та, какую ты имел в виду. Если бы я решила быть к тебе «добренькой», я бы лгала и притворялась. Я бы позволила тебе меня поцеловать. Но это вовсе не было бы настоящей добротой. Это был бы простой и легкий выход. Притворство. Делать одно, а чувствовать другое. Позволять себе быть с тобой нечестной. А ведь ты заслуживаешь совсем не этого.

– Заслуживаю! Какое громкое слово.

– Я говорю на полном серьезе. Да, заслуживаешь. Ты заслуживаешь милую, привлекательную девушку… теплую, которой по-настоящему хочется выйти замуж, родить детей, иметь семью. Я не такая, Джайлз. Какими бы ни были мои чувства, я еще очень, очень долго не захочу выходить замуж и уж точно не захочу детей. Я хочу сделать карьеру. Хочу крепко, по-настоящему утвердиться в жизни.

– Моя мать достаточно крепко утвердилась в жизни, но это не помешало ей выйти замуж и родить детей, – с горечью возразил Джайлз.

– Да, и ты никогда не видел своей матери, поскольку у нее вечно были дела. Тебе не хочется такой жизни, Джайлз. А мне хочется. Когда я выйду замуж, я все равно не брошу работу. И даже если у меня появятся дети. Да, в чем-то я хочу пойти по стопам твоей матери.

– Я бы не возражал. Если ты этого хочешь, если это приносит тебе счастье, ты могла бы заниматься тем, что тебе интересно… Боже, как же это смешно! – вдруг воскликнул он. – Ты даже не захотела, чтобы я тебя поцеловал, и тут же говоришь, что, даже имея детей, не оставишь работу. Это звучит абсурдно. Смешно. Я лучше уйду. Я… Прости, если огорчил тебя. Если поставил тебя в неловкое положение. Этого больше не повторится.

Джайлз встал, добрел до двери. Там он оглянулся. Барти смотрела на него. В ее огромных глазах была грусть и растерянность, а руки висели словно плети.

– Мне очень жаль, – хрипло сказала она. Голос был совсем тихий, почти шепот. – Джайлз, мне очень жаль.

– Спокойной ночи, – пробормотал Джайлз.

Он выскочил за дверь, сбежал по ступенькам, вышел на улицу, открыл дверь машины. Оказавшись внутри, Джайлз уронил голову на руль и заплакал. Он рыдал совсем тихо. Он не плакал очень давно, с детства, с тех самых пор, когда восьмилетним мальчишкой он вот так же всхлипывал на жесткой школьной кровати, с головой накрывшись одеялом. Одинокий мальчишка, забытый родителями, потому что теперь все их внимание было отдано его сестрам. И в целом мире только один человек помнил о нем, проявляя внимание и заботу. Барти.

Потом он завел мотор и очень медленно поехал домой.

Глава 12

– Дорогая, я хочу взять вас с собой в Париж.

– Париж! Как романтично. Мы остановимся в «Рице»? И вы будете покупать мне горы откровенного нижнего белья?

– Я не шучу, – без тени улыбки сказал Седрик. – «Стайл» командирует меня в Париж. Там появилась удивительная модель, которую зовут…

– Мюрт. Я знаю, – заявила Адель. – Ее впервые заметили в приемной французской редакции «Вога». Она сидела и кормила грудью своего ребенка. А редактор, увидевшая ее, заявила: «Я только что проходила мимо Девы Марии, кормившей младенца. Пойдите и приведите ее ко мне». За точность слов не ручаюсь, но смысл такой.

– Именно так и было сказано. Адель, вы просто звезда сплетен. Главное, что журнал договорился и Мюрт будет позировать для нас. Так как, дорогая, вы едете?

– Обязательно, – ответила Адель. – Только попробуйте меня не взять.

* * *

– Я еду в Париж, – тем же вечером объявила родителям Адель, когда семья собралась за обедом. – Правда здорово?

– Со своим приятелем-фотографом? – спросила Селия.

– Да, конечно. Мы едем работать.

– Вот как, – усмехнулась Селия.

Адель шумно вздохнула:

– Да, мамочка. Так.

– В следующем месяце я тоже должен быть в Париже, – сказал Оливер. – Осенью у нас выходит много новых книг. Рынок детективной литературы растет лавинообразно. У французов Жорж Сименон пишет за год более десятка романов. Фантастическая скорость. Мы пытаемся найти английского автора, способного тягаться с ним. Конечно, не по количеству книг.

– А Люк Либерман работает на прежнем месте? – поинтересовалась Адель, намеренно придав своему голосу оттенок беззаботности.

– Да. Он все там же. Я ведь и забыл: он тебе когда-то нравился. Верно?

– А я его помню, – встрял в разговор Кит. – Я с ним встречался, когда он приезжал сюда с каким-то французским писателем. Он мне очень понравился. Он тогда сказал: когда я подрасту, то смогу приехать к нему в гости. Обещал сводить меня на танцевальное выступление Жозефины Бейкер [27] . Она…

– Крайне неприемлемое предложение, – заявила Селия. – Сколько тебе тогда было, Кит?

– Точно не помню. Лет восемь или около того.

– Я уверен, что мсье Либерман просто пошутил, – мягко заметил Оливер.

– Шутил он или нет, глупо говорить подобные вещи мальчишке, – отчеканила Селия.

– Но сейчас-то я гораздо старше. – Кит посмотрел на мать, и в глазах мелькнула злость. – Сейчас бы я заставил его отвечать за свои слова.

– Я ему обязательно об этом напомню, – пообещала Адель. – Кстати, Кит, когда ты возвращаешься в школу?

– Адель! – прикрикнула Селия.

«Похоже, настали времена, когда мое чувство юмора напрочь разучились понимать», – подумала Адель.

– Занятия возобновляются двадцатого, – ответил Кит на вопрос сестры. – Времени еще предостаточно. Апрель в Париже – удивительное время. Прошу меня извинить, мне надо заниматься делом.

Кит покинул столовую. Адель улыбнулась ему вслед. Вот уже более года ее младший брат учился в Итоне, и ему там нравилось. Впрочем, Киту нравилось все. Он обладал жизнерадостным характером, не знал скуки, не позволял себе мальчишеских выходок и был очень общительным. Настоящий юный джентльмен из породы Литтонов; такой, каким хотел быть в его годы каждый мужчина. Кит был на редкость умен, прекрасно учился, не прибегая к зубрежке. Казалось, учится он больше для собственного удовольствия, а не мечтая о грядущей славе ученого. Однако, как бы то ни было, учеба давалась ему с потрясающей легкостью.

Его даже миновали ужасы отроческой поры. Он едва ли не мгновенно превратился из красивого ребенка в обаятельного молодого человека. Кит был высоким, но не долговязым. Даже золотистые локоны, из-за которых его иногда дразнили в прежней школе, благодатным образом преобразились в золотистые вьющиеся волосы. Селия беспокоилась о том, как бы «ангельская» внешность сына не привлекла к нему внимания гомосексуалистов. Сама она не решалась говорить с Китом на эту тему. Ей помог Бой Уорвик, который провел с мальчиком спокойную и обстоятельную беседу, объяснив, как вести себя в случае подобных домогательств.

– Конечно, это не дает полной гарантии, – говорил потом Бой Селии. – Но как известно, предупрежден – значит вооружен. Я ведь тоже в его возрасте был ангелочком, и одно время мне эта публика проходу не давала. Тогда я начал заниматься боксом, и от меня более или менее отстали. Я бы посоветовал Киту то же самое.

– Бой, я тебе так благодарна за разговор с Китом. И моя благодарность больше, чем способны передать слова, – призналась зятю Селия. – Оливер и Джайлз говорить на такие темы не умеют. Ничего по существу. Только запутывают мальчишку и еще больше сбивают с толку.

* * *

Чем дальше, тем сильнее беспокоили Селию отношения Боя и Венеции. Бой был очень умен, обладал блестящим интеллектом и слишком широким кругом интересов, чтобы довольствоваться милой глупостью Венеции и ее интеллектуальной наивностью. Селия и сейчас ожидала, что их брак распадется. Она лишь надеялась, что прежде Венеция сумеет найти себе занятие по душе, способное поглотить неуемную энергию дочери.

Но Селия ничего не могла с собой поделать: Бой ей очень нравился. Он был неистребимо доброжелателен, он был на редкость нежным и любящим отцом. Щедрость его доходила до расточительности, а верность друзьям поражала. Ходили бесчисленные легенды о том, как Бой Уорвик одалживал друзьям, попавшим в беду, крупные суммы денег и потом отмахивался, когда друзья заикались о возврате долга в обозримом будущем. На самом деле он называл это займами лишь для того, чтобы не уязвить гордость друзей и облегчить их страдания.

* * *

В один на редкость погожий весенний день он без приглашения приехал в издательский дом «Литтонс» и спросил, может ли видеть леди Селию. Свой визит он объяснил тем, что нашел картину художника, которым восхищалась леди Селия, и привез полотно с собой, чтобы показать ей и спросить, не захочет ли она купить эту картину.

– А пока вы думаете, я готов пригласить вас на ланч. Как вам такое предложение?

Степень ее восхищения Боем была настолько высока, что она согласилась. Обычно, когда леди Селию Литтон приглашали на ланч, это делалось заблаговременно, не менее чем за три недели.

– Я предпочитаю есть за своим рабочим столом. Между делом, – сказала она, надевая шляпу и перчатки. – Но сегодня у меня выдалось немного свободного времени. И куда, по-твоему, мы могли бы отправиться?

– В «Савой». Это совсем неподалеку…

* * *

– А Венеция у нас опять с начинкой, – сказал он, когда они отмечали шампанским покупку Селией картины. – Надеюсь, она вам уже сказала.

– Сказала, хотя и не в столь вульгарной форме. Что ж, прими мои поздравления, Бой. Правда, лично я думаю, что в нынешние времена четверо детей – это уже чересчур.

– Но у вас, Селия, их четверо.

– Да. Однако беременностей у меня было только три.

– Значит, вы думаете, что все это выглядит… Какое бы слово подобрать… Бесконтрольно? Тоже вульгарный термин?

– Я думаю, что новая беременность сильно измотает Венецию. Других мыслей у меня нет.

– Кстати, я ведь забыл, что вы еще и Барти воспитывали. Получается, у вас пятеро детей. Хотя появление Кита можно назвать «запоздалой радостью». Согласны? Представляю, какая радость была для вас с Оливером.

Его черные глаза так и плясали. Взгляд Селии был спокоен.

– Да, большая радость. И до сих пор он остается для нас большой радостью. А про тебя, Бой, я должна сказать, что ты очень хороший отец.

– Мне нравится быть отцом, – неожиданно признался он. – Я люблю детей. Нахожу их забавными и удивительными, а вовсе не скучными, как считает великое множество моих сверстников.

– Жаль, нельзя передать Себастьяну частичку твоих отцовских качеств, – со вздохом сказала Селия.

– Да, вы правы. Бедная малышка Иззи. Она больше уже не тянется к отцу. Поняла, что это бесполезно. Мы стараемся как можно чаще приглашать ее к нам на Беркли-сквер. Она любит у нас бывать. Но в конце дня ее все равно приходится возвращать отцу.

– Боже мой, неужели мы ничего не можем с этим сделать?

– Этого, Селия, я не знаю. Уж если вы не можете повлиять на Себастьяна, то другим нечего и пытаться. А ведь вы с ним такие давние друзья. – Бой улыбнулся ей своей в высшей степени безыскусной улыбкой. – Кстати, как поживает Банни Арден? Слышал, на прошлой неделе он и Синтия обедали с вами и Оливером. Когда в следующий раз они придут, пожалуйста, пригласите и нас. Мне не терпится расспросить Банни, как делишки у Тома и его шайки громил.

– Я бы не рискнула тебя приглашать, – нахмурилась Селия. – Не знаю, почему ты так враждебно настроен к Тому Мосли. Могу тебе сказать, что дела у него идут на редкость хорошо. Его партия растет. Сейчас в ней почти сорок тысяч членов. Люди вступают туда не от скуки и не из праздного любопытства. Лично я хотела бы видеть его в правительстве.

– Полагаю, что на следующей неделе вы пойдете на его отвратный митинг.

– Да, пойду. Почему бы и тебе не сходить? Возможно, это изменило бы твои взгляды.

– Ни в коем случае, Селия. Эти люди – безумцы. Баба́ Меткаф [28]  крутит роман с Гранди [29] .

– А мне нравится Гранди. И итальянское посольство мне нравится. Тебя бы изумила коллекция его картин. У него есть несколько полотен Тициана, а также восхитительные шпалеры и зеркала из дворца Медичи.

– Неудивительно. Кстати, а вы никогда не задумывались, каким образом он приобрел все эти шедевры? Точнее, как их заполучил Муссолини? Понимаю, с вами об этом говорить бесполезно. Вы, Селия, влюблены.

– Влюблена? Не говори глупостей.

– Это вовсе не глупость. Я имею в виду новое дело. Новую идеологию… А теперь, боюсь, мне пора идти. Заказать вам еще кофе?

– Нет, спасибо. И благодарю за ланч. Но относительно Британского союза фашистов ты не прав. И куда ты отправишься сейчас? Домой?

– Куда же еще? Я и так целый день отсутствовал. Жена и дети соскучились.

– Передай Венеции мою любовь и скажи, пусть не забывает отдыхать.

* * *

Садясь в машину, Селия оглянулась и увидела, что Бой остановил такси. После достаточно продолжительного разговора с шофером он уселся в машину. Такси тронулось, но поехало не по Странду, в направлении Беркли-сквер, а в противоположную сторону, свернув направо, к мосту Ватерлоо. Конечно, это еще ничего не значило. Совсем ничего. Если бы Бой не сказал, что собирается домой, она бы и внимания не обратила.

В издательство Селия вернулась, испытывая беспокойство. Дурочка Венеция – ну зачем она снова позволила себе забеременеть? Как это глупо.

* * *

– Я переезжаю, – объявила Абби, стараясь не встречаться с Барти глазами.

– Переезжаешь? Куда?

– В общем… Это как-то неожиданно. Я буду жить в доме.

– В доме? Абби, в чем дело?

– Видишь ли… Помнишь, я говорила тебе о моем дяде Дэвиде?

– Это тот, кто подарил тебе часы?

– Да… он. Словом, он… умер и оставил мне некоторую сумму денег. Вот я и подумала: куплю себе дом. А так – деньги разлетятся, не заметишь как. Я хочу сказать, это потрясающе хорошее вложение и…

– Должно быть, дом стоит кучу денег.

– Ну, не кучу, но достаточно много. И потом, дом не из дорогих. Не такой, как у Литтонов, – сказала Абби и улыбнулась.

У Барти вяло шевельнулась мысль: а не врет ли ей Абби? После истории с концертом она уже не могла доверять подруге, как прежде.

Естественно, Барти рассказала ей о звонке, зная, что миссис Кларенс все равно скажет об этом дочери. Абби опять произносила какие-то туманные фразы. Говорила, что ее родители безбожно опоздали и она несколько часов ждала их в ресторане. Но даже по этим туманным фразам можно было понять, что Абби, возможно, и сидела в ресторане, однако не с родителями.

Барти не стала говорить подруге, что видела ее возвращение, видела большую черную машину. Какой в этом смысл?

Но Барти это задевало. И дело не в том, что она волновалась за Абби или ее интересовал мужчина, с которым та могла оказаться или не оказаться в постели. И все-таки почему Абби с самого начала не сказала ей правду? Должно быть, не считала Барти близкой подругой – вопреки надеждам самой Барти. Однако Абби живо интересовалась ее историей с Джайлзом, внимательно слушала рассказ Барти, задавала только самые уместные вопросы, утешала ее и говорила, что Барти поступила самым правильным образом, проявив смелость и честность.

– Огромное большинство девушек поступили бы иначе. Постарались бы убедить себя, что им действительно нравится этот мужчина, а потом с легкостью бросили бы его, найдя кого-нибудь получше.

Абби очень ценила честность… в других.

* * *

– И где же ты теперь будешь жить? – с грустью спросила Барти. – Я буду по тебе скучать.

– В Клэпхеме. Это недалеко от новой школы и всего остального. Я ведь тоже буду по тебе скучать. Но ты обязательно должна меня навещать. В любое время. В доме достаточно места. Ты всегда сможешь остаться на ночь.

– Да, – сказала Барти. – Да. С удовольствием. Спасибо.

Позже, лежа в кровати, она чувствовала непонятное беспокойство. Причина была не только в переезде Абби. С ней самой творилось что-то непонятное. И ощущения были какими-то иными. Что же это такое? Что?

Возможно, на нее подействовала скрытность Абби. Похоже, все слова подруги имели лишь одну цель: запутать Барти, отвлечь от мыслей об истинных причинах переезда. И о том, как на самом деле куплен дом в Клэпхеме. Но зачем? Почему бы просто не сказать ей правду?

Барти вздохнула. Скверно ей было сейчас. И не потому, что все шло плохо. Но все шло как-то неправильно. Совсем неправильно.

* * *

На следующий же день после объяснения Джайлза в любви Барти спросила, не может ли она некоторое время поработать в Париже или Нью-Йорке. Ей это казалось хорошей идеей и разумным решением. Однако получила отказ. В обоих городах работы для нее не было. Литтоны не могли и не собирались навязывать Барти ни французам, ни американцам. Ведь это ее желание не более чем каприз и не имеет под собой никаких оснований. Оливер ей так и сказал, и голос его звучал почти сурово. Барти была в смятении. Ей по-прежнему приходилось видеть Джайлза, ежедневно, а то и ежечасно обсуждать с ним какие-то текущие дела. Они встречались и за столом в доме Литтонов. Разве она могла отказаться и не прийти? Когда-то Джайлз был для нее единственной отдушиной на этих скучных сборищах. Но теперь… Барти просто шокировало это его внезапное признание, этот выплеск откровенности. Она неоднократно спрашивала себя: может, она сама во всем виновата? Может, она сама побуждала его к этому признанию? Барти часами напролет анализировала свое поведение. Похоже, ее подтрунивания, поддразнивания, чисто сестринские поцелуи он воспринимал совсем по-другому. Похоже, приглашение к ней домой он тоже расценивал не просто как возможность посидеть и поболтать. Добавить к этому приглашения на ланч и на ужин, которые она охотно принимала. Наконец, даже ее привычка брать его за руку, когда они гуляли. Все это могло истолковываться Джайлзом совсем не так. Наверное, он утвердился в мысли, что она испытывает к нему более сильные чувства, чем на самом деле.

Если догадки верны, получается, теперь она платит чудовищную цену за свое легкомыслие. Джайлз на нее почти не смотрел. Он практически не разговаривал с нею, а если и говорил, то сугубо официальным тоном. Джайлз настолько стремился везде и всюду избегать ее, что персонал издательства явно это видел и недоумевал о причинах.

В этой истории только Селия и Оливер не замечали очевидного и ошибочно предполагали, что Барти и Джайлз, должно быть, просто поссорились.

* * *

Барти была потрясена скоростью, с какой Джайлз объявил о своей помолвке с Хеленой. Вскоре он заявил, что любит эту девушку и намерен на ней жениться. Новое известие уже не столько потрясло, сколько опечалило Барти: Джайлз торопился жениться на той, которую вряд ли по-настоящему любил. Хелена служила ему болеутоляющим средством для него самого и плеткой, чтобы отхлестать Барти. Это было глупо и неправильно.

Но Барти была бессильна что-либо сделать. Ей приходилось улыбаться и притворяться, целовать Хелену во время помолвки, говорить, что она с радостью станет подружкой невесты. И ни словом, ни жестом не показывать своего согласия с мнением близняшек об ужасной ошибке, совершаемой Джайлзом.

Поведение самой Хелены не вызывало у Барти нареканий. Хелена была серьезной, целеустремленной девушкой и вполне искренне любила Джайлза. Но в то же время она отличалась невероятным эгоцентризмом и качеством, которое иначе как обидчивостью не назовешь. Возможно, самой заметной чертой ее характера была необычайная преданность семье, куда ей предстояло войти невесткой. Однако Хелена совершенно не обладала чувством юмора, и разговор с нею особого удовольствия не доставлял.

Барти она поначалу даже понравилась. Более того, Барти была склонна принять сторону Хелены, но достаточно скоро поняла, что это невозможно. Причина крылась не только в том, что Хелена изменила свое отношение к ней, хотя и в этом тоже. После недолгих чрезмерных восторгов в адрес Барти Хелена начала относиться к ней почти что снисходительно.

Частые приглашения домой к будущим супругам прекратились. Наверняка Джайлз почувствовал такое же облегчение, как и сама Барти. Прекратилось и энергичное стремление Хелены сделать Барти своей подругой. Хелена уже не восхищалась ни Барти, ни ее успехами и больше не пыталась привлечь ее на свою сторону, сделав членом «антилиттоновской» коалиции. Да и Джайлз вовсе не выглядел счастливым женихом. Вид у него был мрачным и угрюмым, особенно по утрам. На собраниях Джайлз держался настороженно, готовый защищаться. Он словно перестал воспринимать идеи и предложения и все враждебнее относился к малейшей критике в свой адрес, причем не только со стороны Селии, но и Оливера тоже.

Все это немало осложняло Барти жизнь. Радоваться тут было нечему.

* * *

Хелена с нетерпением ждала возвращения Джайлза. Ей хотелось, чтобы сегодня он поскорее вернулся с работы в их уютный домик на Уолтон-стрит. У нее есть для него такая удивительная новость. Такая исключительно удивительная, потрясающая новость. Она была необычайно счастлива. Наконец…

В самом начале она даже боялась поверить в свое счастье. Конечно, она обрадовалась предложению Джайлза, обрадовалась, что он любит ее не меньше, чем она его. Она радовалась всем последующим ритуалам: церемонии помолвки, выбору колец, объявлению ее и его родителям о намерении пожениться, сообщениям в газете, поздравительным письмам. И все же это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Обед в семье Литтон стоил Хелене некоторого нервного напряжения. Леди Селию она нашла устрашающей, а близняшек – утомительными. Хелену особенно раздражало, что Джайлз, будто маленький, до сих пор благоговеет перед матерью. А вот Оливер ей очень понравился: такой добрый, мягкий. К ее удивлению, ей понравился и Бой Уорвик, хотя она не одобряла мужчин такого типа. А какой милый и умный мальчик этот Кит. Барти была просто очаровательна. Хелена чувствовала во всем этом некую странность. Прежде всего, относительно Барти. А тут еще слова ее матери, похожие на иссушающий ветер:

– Насколько я понимаю, эта Барти происходит из очень бедной семьи. Почти что из трущоб. Конечно, по ее виду не скажешь. Все тип-топ, все как надо. Вполне себе НХН. Но поневоле начинаешь думать…

– Мама, что такое НХН?

– Не хуже нас, дорогая.

Материнский снобизм удивил и шокировал Хелену. Ей захотелось напомнить матери, что ее дед родом из той части Лондона, которая мало чем отличается от трущоб. Поскольку эта правда колола глаза, миссис Даффилд-Браун приложила немало усилий, чтобы скрыть сей факт и даже забыть о нем. Не распространялась ее мамочка и о том, что вышла замуж за простолюдина Лесли Брауна и добавила к его фамилии свою девичью фамилию. Тут у дочери с матерью произошел разговор на повышенных тонах, после чего Хелена заявила, что подобный снобизм, по ее мнению, начисто вымер после войны. Естественно, рассказать об этом Джайлзу Хелена не могла – его бы это только расстроило. Но она решила быть особо любезной с Барти, а матери при каждом удобном случае напоминала, что Барти с отличием окончила Оксфорд и теперь считается в издательстве «Литтонс» одним из самых перспективных редакторов.

Что касается упомянутого обеда, там миссис Даффилд-Браун почти не раскрывала рта. Во-первых, она весьма неловко чувствовала себя среди такого обилия Литтонов, а во-вторых – боялась, как бы Лесли не выпил лишнего и его не потянуло бы вспомнить свой прежний говор или, что еще хуже, удариться в воспоминания о своей юности. Миссис Даффилд-Браун с трудом выдерживала это эмоциональное напряжение. Она сидела между Джайлзом и Оливером, говорила, только когда к ней обращались, и то короткими фразами. Нервное напряжение лишило ее аппетита. Леди Селия это заметила и учтиво осведомилась о состоянии ее здоровья.

– Нет, все превосходно. Благодарю вас, Селия, – ответила мать Хелены.

Дальше называть будущую свекровь ее дочери леди Селией ей казалось проявлением раболепия.

– Ты обратила внимание на лицо нашей мамочки? – спрашивала потом Адель у Венеции. – Бедная старая миссис ДБ. Она явно не знала, чем рискует, самовольно убрав титул перед мамочкиным именем.

– И как она решилась? – спросила Венеция. – Ситуация из страшненьких, хотя я…

– Я тоже. Ты не…

– Нет, он марионетка. И…

– Хм. Пока не уверена. С тех пор она немного изменилась.

– Изменилась ли? Не настолько, чтобы…

– Не обращай внимания. Похоже, Джайлз…

– Я надеюсь, что да. Я очень надеюсь, что да.

* * *

Местом проведения свадебного торжества был выбран отель «Дорчестер». Селия объявила об этом как о чем-то само собой разумеющемся. О том, что она считает Доркинг неподходящим местом для свадьбы сына, вслух не было сказано ни слова.

– В маминых устах слово «Доркинг» звучит как «Содом и Гоморра», – хихикая, говорила потом Адель.

Дом Даффилдов-Браунов в Кенсингтоне был слишком мал для такого количества гостей.

В белом атласном платье с довольно короткой вуалью Хелена была очаровательна. В руках она держала красивый букет лилий. Все подружки невесты нарядились в платья бледно-розового цвета. Подружек было двенадцать: шесть взрослых, включая Барти и Адель, и шесть маленьких девочек, в число которых входили Иззи Брук и совсем маленькая Элспет Уорвик. Обе – точные копии своих матерей, о чем гости говорили на протяжении всего торжества. Барти шепнула Киту, что Себастьян был бы очень этим рассержен. Однако Себастьян на свадьбу не приехал. Некогда общительный, теперь он отклонял почти все приглашения. Пользуясь правом приглашать своих гостей, Барти позвала Абигейл Кларенс. Та выразила крайнюю разочарованность отсутствием Себастьяна.

Семья Даффилд-Браун не поскупилась, и празднество получилось чрезмерно щедрым. Настоящим сюрпризом бала стал дедушка Перси – отец Лесли.

– Ну кто бы мог подумать! – воскликнула Венеция, с хохотом сбрасывая шляпу и плюхаясь на диван. – Наша рафинированная бабуля и рядом с ней – этот простак из лондонских низов. А она ему комплименты расточала. Говорила, что такие, как он, – становой хребет Британии. Но знаешь, он интересно рассказывал про свою жизнь, про работу на сталелитейном заводе. Я все думала, что миссис ДБ хватит удар. Она явно надеялась, что ее тестя там не будет.

– По-моему, наша бабуля делала это специально, чтобы ее позлить, – сказала Адель. – Для того они с нашей мамочкой деда и позвали.

– Очень может быть, – согласилась Венеция.

* * *

Медовый месяц несколько разочаровал Хелену. Она была вполне уверена, что Джайлз ее разочарования не заметит. Она изо всех сил старалась быть благодарной. Говорила мужу, как у них все замечательно, особенно это . Однако себе она продолжала твердить, что могло бы быть и лучше. Конечно, Хелене было не с чем сравнивать, но из всего того, о чем она читала и слышала, следовал неутешительный вывод: это должно происходить лучше, чем у них. Значительно лучше. По крайней мере, ей не было больно… или не настолько больно, как бывает, если верить некоторым книгам. Уже на том спасибо. И конечно же, как приятно было целоваться совсем голыми. Хелене это очень понравилось. И Джайлз вел себя вполне пристойно. Не разложил ее сразу и не приступил к «мужскому делу». Нет, он ласкал ей грудь и говорил, как он ее любит. Но потом… да, потом. Это кончилось так быстро. Ужасно быстро. Несколько движений, напоминающих толчки, потом Джайлз застонал. Хелена почувствовала, как он вздрогнул всем телом. И… все. Естественно, она притворялась как сумасшедшая; говорила, до чего же ей понравилось, и так далее. Не стань у нее между ног мокро и не почувствуй она легкую боль, она бы вообще не поняла, что это произошло.

Но стоило ли удивляться? Они оба не имели никакого опыта. Она – точно, Джайлз говорил, что почти не имел. Хелена очень ценила его искренность, да и неискушенность в сексуальных вопросах тоже. И все-таки лучше бы он был чуточку опытнее. Наверное, сказалось и то, что они оба очень устали после свадебного торжества.

Возможно, так оно и было. Хелена думала об этом в их первую брачную ночь, прислушиваясь к храпу мужа. Она и не подозревала, что он храпит, и отнюдь не находила это романтичным. Наверное, со временем, когда они оба успокоятся, привыкнут друг к другу, не будут такими нервными и напряженными, у них это станет получаться лучше. Времени у них предостаточно, а за ближайшие несколько недель можно вдоволь поупражняться. И они достигнут успеха. Ей и сейчас хотелось, чтобы это приносило ей хоть чуточку удовольствия.

На следующее утро Хелена едва сдерживалась, изнемогая от нескончаемых вопросов Джайлза.

– Дорогая, правда это было здорово?

Сначала она терпеливо отвечала «да», надеясь, что Джайлз этим удовлетворится. Но он стал терзать ее новыми вопросам:

– Дорогая, а для тебя это было так, как надо? Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, хорошо, – отвечала она. – Очень хорошо, честное слово.

Джайлз пошел по второму кругу пыток вопросом: «Правда это было здорово?» Стискивая зубы, она твердила: «Да, да, да». Она не могла себя заставить сказать: «Удивительно». Не могла. Вот когда это будет удивительно, тогда она и скажет. А ведь будет. Обязательно будет.

* * *

Первая часть их медового месяца, проведенная вдали от Лондона, была просто замечательной. Молодожены отправились на юг Франции и поселились на снятой вилле. Погода только радовала. Хелена много читала. Они вкусно ели, совершали долгие прогулки. Джайлз говорил, как сильно он ее любит и как счастлив. Они без конца обсуждали свое будущее: большую семью, которой обзаведутся, и успех Джайлза в издательстве. Хелена не сомневалась в успехе мужа. Все знали, насколько он умен и усердно работает.

– Когда твой отец отойдет от дел, ты станешь мистером Литтоном Третьим, – говорила она. – Ты возглавишь самый лучший издательский дом Лондона.

На это Джайлз отвечал, что сомневается в желании отца когда-либо отойти от дел, а уж мать точно не уйдет на покой. Хелена называла это чепухой.

– Цепляться за свои места неправильно и эгоистично. Получается, твои родители лишают тебя шанса сделать карьеру. Мы им этого не позволим.

Джайлз не разделял излишне позитивных взглядов жены.

* * *

Возвращение в их уютный лондонский домик тоже было приятным. Хелене понравилось встречаться со своими подругами в новом статусе замужней женщины. Правда, ее разговоры остались прежними, и сплетни все так же занимали в них изрядное место. Она училась вести хозяйство и иногда готовила для Джайлза. Он сказал, что постоянный повар им не по карману. Только приходящий.

Поначалу Хелена не возражала, но после нескольких месяцев совместной жизни такое положение вещей начало ее раздражать. Джайлзу явно платили недостаточно. Стоило ей о чем-то заикнуться, как он отвечал: «Мы не можем себе этого позволить». Ну и скупердяи эти Литтоны! Сами явно загребают кучу денег, а прибавить зарплату сыну не хотят. Если бы не финансовая поддержка ее отца, она бы даже не смогла покупать себе понравившуюся одежду. Хелена очень внимательно относилась к своей роли жены и хозяйки дома, а для этого любой женщине нужно красиво и модно одеваться.