Текст книги "Город Желтой Черепахи"

Автор книги: Павел Молитвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Сеть метр за метром выползала из асфальтово-серых волн, и вот уже раз или два блеснули в глубине крутые рыбьи бока. Послышался крик с кормы – первая рыба попала на острогу, и рыбак, громко поблагодарив Огненную Черепаху за помощь и заботу, выбросил добычу в океан – в жертву морским духам, покровителям рыбаков и мореходов.

Сеть пошла заметно тяжелее, все чаще стали вспыхивать по правому борту разноцветные блестки, и наконец грудой золотых и серебряных слитков засияла между лодками поднятая из глуби океана рыба. Зацепив поводок за деревянную чеку, я вооружился острогой и склонился над водой. Мои соседи уже быстро и сноровисто выхватывали рыбу, подцепляя пальцами за жабры, накалывая особо опасных на остроги, а самых крупных выгребая из сети специально предназначенными для этого баграми. Больше всего в этот раз было брюханов – круглых золотистых рыб с удивленными глазами, каждая, наверно, килограмма на три. Попадались синежаберники, уйти-су – рыбы-цветы с розово-красными плавниками и хвостом, быстро бледнеющими на воздухе. Несколько раз мелькнули ножеобразные морды иглоносов и широколобые головы щитоспинов – удивительных рыб, которые сутками могут жить без воды.

– Дигуан, за работу!

Я вздрогнул от неожиданного окрика и торопливо насадил на острогу ближайшего брюхана. Собственно, это едва ли не единственная совершенно безобидная рыба, и ее-то как раз можно брать голыми руками, подумал я с раскаянием и перекинул брюхана в желоб для рыбы, разделяющий лодку по всей длине и не дающий добыче улизнуть обратно в воду. Именно такое расположение его, как я понял, способствует равномерному размещению груза, не нарушающему равновесия лодки.

Разгрузка сети близилась к концу, когда Паоси, главной задачей которого в таких случаях было наблюдать за океаном, неожиданно обратился к старшему другой лодки:

– Идо, посмотри, не кажется ли тебе, что нас почтил вниманием Янгунь?

Услышав эти сказанные спокойным голосом слова, рыбаки заработали быстрее, рыбьи тела так и замелькали в воздухе. В считанные минуты сеть была опустошена, и Идо, убрав руку от глаз, сказал:

– Ты прав – это Янгунь.

– Помоги нам, Огненная Черепаха! – пробормотал мой сосед слева и сложил пальцы щепотью.

– Кто такой Янгунь? – обратился я к нему, пытаясь подавить тревогу.

Он вздрогнул, взглянул на меня исподлобья и промолчал.

– У твоего корабля груз больше. Ставь сеть и уходи, – произнес Паоси и добавил, обращаясь к нам: – Отцепите сеть. Достаньте большой арбалет. Цино, Кунь, ставьте парус.

Едва он успел закончить, как все в лодке пришло в движение. Сеть была отцеплена, весла правого борта легли на воду, свернутый косой парус, распрямившись, взвился над нашими головами, а из-под носового настила показались части большого арбалета.

– Курс – три локтя правее мачты, – скомандовал Паоси рулевому, и мы, обходя соседнюю лодку, устремились к далекому берегу.

Работая тяжелыми веслами, я до рези в глазах всматривался в даль, но не мог обнаружить на поверхности океана ничего тревожного, однако беспокойство рыбаков передалось и мне. Неужели Паоси заметил бифэня? Но почему тогда мы не спасаемся от него бегством? Зачем нам нападать на этого таинственного Янгуня? Это же чистое безумие! Разумеется, шипы, которыми утыкана наша лодка, – вещь серьезная, но едва ли они остановят бифэня, способного потопить настоящий корабль.

– Кто такой этот Янгунь? – снова обратился я к своему соседу.

По тому, как побледнело его лицо, я понял, что он отчаянно боится, и все же ему удалось взять себя в руки, и ответ его прозвучал почти равнодушно:

– Бифэнь. Прыгающая Камбала.

Самые скверные мои подозрения подтвердились.

– А он как, хуже других бифэней или ничего?

– Хуже? – Мой собеседник слабо улыбнулся. – Все они друг друга стоят. Но против таких хотя бы годится большой арбалет.

– А против других?

– Против подводных нельзя. Они всегда нападают снизу, так что обнаружить их удается лишь после первого удара. Часто, правда, он бывает и последним.

– Но ведь этого Паоси заметил, и мы успели бы уйти?..

– Заметил, потому что ему время от времени надо подниматься на поверхность, чтобы подышать воздухом. Этот снизу не ударит, а будет на нас напрыгивать. И горе нам, если мы не сумеем его остановить… А уйти от него нельзя – догонит. – Он замолчал и отвернулся.

Господи! Прыгающий бифэнь – этого мне только не хватало!

– Не тряситесь раньше времени. Нийо, не пугай новичка. Слава Огненной Черепахе, Паоси стреляет из большого арбалета так, что может попасть в глаз морской мухе. Главное, слушать его команды и точно и быстро их исполнять, – обернулся к нам гребец, сидящий впереди. – Выше голову! На счету Паоси больше убитых бифэней, чем у меня пальцев на руках!

– Да, конечно, – без всякого энтузиазма согласился мой сосед слева и опять сложил пальцы щепотью.

Между тем на носу лодки шла напряженная работа – Паоси готовил большой арбалет к бою. Меня как новичка посадили в центре лодки, и мне плохо было видно, как собирают это грозное оружие; однако отдельные его части я видел и раньше, когда помогал разгружать лодки, а действие хорошо представлял по рассказам Дэя. Насколько я понял, местная конструкция мало отличалась от средневековых арбалетов и игрушек, которые мы с ребятами изготовляли в детстве, если не считать того, что стреляла она тяжелой, чуть не полутораметровой стрелой.

– Один локоть правее от мачты. Еще правее! Зарядить арбалет, – скомандовал Паоси, и в тот же миг я увидел бифэня. То есть увидел я только гигантское тело неопределенной формы, вылетевшее из воды и тут же вновь скрывшееся. Янгунь был еще далеко, но зрелище впечатляло даже на расстоянии.

Уверившись, что противник перед нами, а лодка движется в нужном направлении и «поймала» ветер, Паоси велел гребцам на время оставить весла и собраться с силами, а сам с тремя помощниками продолжал возиться у большого арбалета. Теперь я мог привстать и хорошо его рассмотреть – оружие внушало уважение, хотя в голову мне пришла мысль, что если первая стрела не достигнет цели, то времени, чтобы пустить вторую, у Паоси скорее всего не будет.

Наша лодка, беззастенчиво величаемая кораблем, стремительно неслась по длинным пологим волнам, рассекая их и обгоняя. Вместе с нами и тускло светящимися серыми волнами к далекому берегу, к встрече с бифэнем, казалось, рвались и птицы, и ветер, и даже затянувшие небо грязно-желтые облака, подсвеченные невидимым солнцем. И может быть, потому, что мы двигались в том же направлении, что и весь окружающий нас мир, на душе у меня стало спокойнее. В конце концов, именно мы, люди, – представители, если не сказать вершина, магистральной линии развития природы, и победа должна достаться нам. Шапу, шуаны, цилини, бифэни – это все результат заблуждения, неудачного эксперимента…

– Вон опять появился. Здоровый, дьявол! – Рыбак, сидящий впереди, вытянул руку, указывая на бифэня, совершившего очередной прыжок над водой. На этот раз значительно ближе к нам.

– А что, у этих тварей и правда сохраняется человеческий разум?

– У них? – Рыбак снова ткнул рукой вперед. – Откуда же у них разум может взяться?

– От людей, которыми они были до посещения Лабиринта.

– Что? Это они-то были людьми? Ну ты даешь! – Он обернулся ко мне и, вспомнив, с кем имеет дело, кивнул: – Ну да, понятно, в это все горожане верят. Но это ерунда. Бифэни никогда людьми не были, да и цилини тоже. Это же обычные животные, такими они становятся после того, как случайно побывают в Лабиринте. Да что ты на меня так смотришь? Верно я тебе говорю! Если бы они разумными были, разве бы мы с ними справились? Да хоть на рыб взгляни – ты, Пришедший, разве такую мерзость где-нибудь видел? Это раньше, старики рассказывали, были у нас рыбы как рыбы.

– Вот это да! – У меня словно пелена с глаз упала. – Ну ясно, так оно и было! Вот только как звери и рыбы в Лабиринт попадают?

– Хо! Так что такое Лабиринт? Это же скала! Просто большая скала, здоровенный этакий утес – нас как-то штормом к нему принесло, – стоит в северной части острова и одним краем уходит в океан. Мало ли в такой скале расщелин, нор, дыр, пещер разных может быть, и каждая – ход в Лабиринт. Кто же дурной живности вход туда закажет, если даже люди в него табунами идут? А потом разбегается, расползается, расплывается всякая нечисть по всей округе, и нету от нее никакой жизни. Во, снова показался. Ну погоди, допрыгаешься! – Мой собеседник погрозил океану кулаком.

– Дела… – протянул я растерянно. – Постой, а почему же тогда из Лабиринта не выходят трехногие люди? Я слышал, он может сменить облик и даже пол человека, ну, приделать ему вторую голову, например?

– Вот чудак! Да разве ж я знаю почему? Наверно, потому, что человек – он и есть человек. И не в силах из него Лабиринт овцу сделать. Вот скажи, почему он из рыб не делает птиц? Не знаешь? А я так даже и не интересуюсь! По мне, так лучше человеку третью ногу приделать – мужчине, конечно, – чем душу из него вынимать. Видал небось шуанов и шапу? Я бы вторую голову предпочел получить, чем таким стать. Хотя, говорят…

– Внимание!

– Слушай, последний вопрос. А почему та лодка вместе с нами не пошла? Вместе мы бы с этим прыгающим гадом легче управились.

– Это ты о корабле Идо? А сеть кто поставит? Сегодня сеть не поставишь – завтра полдеревни без рыбы останется. Ну, тихо, сейчас начнется.

– А если мы не вернемся?

– Придется ребятам завтра потрудиться – одним сеть выбирать. Но ты не бойся: надводного бифэня для Паоси прикончить – это тьфу, проще, чем хоботника раздавить.

Я усмехнулся: хоботником рыбаки называют местного гнуса, который отличается от комаров, водящихся в пригородах Хачинска, только ярко-алой окраской.

– Да поможет нам Огненная Черепаха!

– Она поможет, верь, – кивнул рыбак и ободряюще улыбнулся, обнажив щербатые зубы.

– Парус убрать, весла левого борта на воду!

Бессильно трепыхаясь, промасленное полотнище паруса поползло вверх, к поперечине, укрепленной на вершине мачты, плеснули весла левого борта. Паоси склонился к ложу большого арбалета и, повернув какой-то рычаг, направил стрелу в хмурое небо. В ровный плеск волн вторгся громкий всплеск и длинный шорох – Прыгающая Камбала плавно вошла в воду в сотне метров от лодки.

– Готовьтесь! – крикнул Паоси.

Руки вкогтились в весло, ноги слились с подставкой, тело превратилось в сжатую пружину, готовую мгновенно распрямиться, чтобы уберечь лодку от падающего бифэня. На спине моего недавнего собеседника буграми вспухли мышцы, не мускулы – опухоли толщиной с руку.

– Пошел! – выдохнул кто-то со стоном.

Послышалось громкое чмоканье, и из зловещесерых волн навстречу лодке вырвалось белесое извивающееся тело – словно носовой платок с черной окантовкой. То ли колоссальная манта, то ли скат, то ли ромб детского змея. Плоский, он совершал волнообразные движения, будто пытался пролезть в узкую щель между тучами.

Раздалось густое, басовитое пение тетивы, лодку резко толкнуло назад, обдав нас дождем брызг, и голос Паоси рявкнул:

– Левый борт!

– Хэх! – разом гаркнули гребцы левого ряда, уводя лодку в сторону, следом за ними и мы взрезали веслами упругую воду.

Необходимости в этом уже не было, мы выполняли маневр автоматически, внутренне смеясь и рыдая от счастья. Мы спаслись. Более того, мы победили!

Радостный крик Паоси возвестил о том, что он не промахнулся – стрела достигла цели. Казалось, это вовсе не длинная стрела из тяжелого темного дерева, с зазубренным кованым наконечником, а тонкая соломинка, еле различимая на фоне туч иголка ткнулась в неудержимо мчащийся на нас ковер и остановила его. Плоское тело бифэня дернулось, словно его свело судорогой, он метнулся в сторону и стал падать.

Оглушительный шлепок многотонной туши о воду, фонтан брызг и волна, качнувшая лодку, заставили нас бросить весла.

– Паоси! – нестройный, но искренний рев только что улизнувших от лютой смерти людей вырвался из двух десятков глоток и разогнал сгустившиеся над лодкой тучи. – Паоси!

Кто-то заорал псалом Огненной Черепахи, уберегшей своих детей, кто-то, покинув скамью, бросился обнимать Паоси, кто-то, сорвав с шеи амулет, швырнул его в океан: морские духи и на этот раз защитили – пусть примут дань любви и уважения от спасенных людей.

Сидящий впереди рыбак обернулся ко мне, на лице его блуждала сумасшедшая улыбка.

– Говорил я?! Говорил?! Живем, друг! – Он с размаху хлопнул меня по плечу.

Я ответил ему тем же, вложив в удар всю силу своего чувства:

– Живем!

* * *

– Дигуан! – еле слышно прошелестело над моим ухом. Я открыл глаза и увидел Дэя, сидящего на корточках и настороженно вглядывавшегося в темноту хижины.

– Пошли. Пока все спят, ты сможешь поговорить с Шун.

Я накинул плащ и вслед за Дэем вышел из хижины.

– Она знает, что я приду?

– Юги говорила ей, но я ведь тебя предупреждал, она немного не в себе… Ты куда, на площадь? Задами пойдем, а то копьеносцы увидят. – Он свернул за угол хижины. Луна огромным фонарем сияла на звездном небе, и незнакомые созвездия тревожно мигали, напоминая, как далеко занесло меня от дома, от привычной жизни.

Поселок спал глубоким усталым сном. Нигде не видно огоньков, не слышно звуков человеческого голоса. Спят намаявшиеся за день рыбаки, их жены и дети. Дремлют где-то в укромных уголках копьеносцы – что им охранять в деревне, где нет воров и нет убийц? Они тоже за день наработались, им тоже нужен отдых.

Обогнув наш поселок, мы крадучись подошли к хижинам Средней Луны, и Дэй сделал мне знак, призывающий остановиться и прислушаться. Заметить с центральной площади нас не могли, но если ночные караульщики надумают совершить обход деревни…

– Кажется, никого. Пошли.

Медленно и неслышно пробирались мы в тени хижин, пригибаясь, перебегали полосы лунного света, и вот наконец перед нами темным утесом возник длинный дом Мугао. Дэй тихонько защелкал языком, подождал и, услышав ответный сигнал, удовлетворенно хмыкнул.

– Иди. Юги не спит. В случае тревоги кто-нибудь из нас предупредит тебя.

Я благодарно сжал его худое оцарапанное плечо и, обойдя дом, вышел к торцу, обращенному к лесу. Отодвинул прикрывающую вход циновку и шагнул вперед.

Сначала я ничего не увидел, но постепенно глаза мои привыкли к сумраку. Наверно, я попал в нежилое помещение – вдоль стен стояли грубые, вылепленные местными мастерицами глиняные кувшины и высокие плетеные корзины, в которых здешние хозяйки хранят коренья, сушеные фрукты, вяленую рыбу и другие припасы.

Пробираясь в глубь комнаты, я едва не свалил массивную ступу, наступил на ворох тростника и споткнулся о стопку циновок.

Стараясь не шуметь, я обшарил дальние углы комнаты, но Шун нигде не было. Наверно, ребята напутали или что-то в последний момент помешало ей выйти ко мне. На всякий случай я тихонько позвал ее, но, не получив ответа, уже собрался было уходить, как вдруг внимание мое привлекла груда ветоши слева от входа. Нагнувшись, я разглядел торчащую из-под грязных тряпок руку и услышал прерывистое, всхлипывающее дыхание спящего человека. Раскидав обрывки истертой, засаленной дерюги, я обнаружил девушку, – вздрогнув, она распахнула ресницы и отшатнулась от меня. В глазах ее стоял такой цепенящий, смертельный ужас и отвращение, что мне захотелось немедленно исчезнуть из этой пропахшей болью и страданием комнаты.

Несколько мгновений Шун смотрела на меня как на мерзкого гада, потом узнала, и лицо ее искривила гримаса боли. Она закусила нижнюю губу, закрыла глаза, и из-под крепко сомкнутых век закапали слезы. Или в темноте мне это только показалось?

– Что с тобой? – Я осторожно тронул ее за плечо, но она отодвинулась и прикрыла лицо ладонями.

– Выйдем отсюда, нам надо поговорить, а здесь могут услышать. – Я протянул ей руку.

Неожиданно Шун отняла ладони от лица, в глазах ее полыхнула ненависть.

– Зачем ты пришел? – как ругательство, сорвался с распухших губ хриплый шепот, и я не узнал ее голоса. – Зачем ты пришел, я спрашиваю?!

– Я… Я хотел узнать, как ты живешь… Навестить… Я хотел тебя увидеть…

– Видеть? – Шун дернулась, будто коснулась оголенного электрического провода, и расхохоталась кашляющим смехом. – Пожалуйста! – Она скинула укрывавшие ее лохмотья и начала подниматься. – Ты это хотел видеть? Тебе интересно, что сделал со мной этот зверь? Смотри! – Она повернулась передо мной, словно демонстрируя новое, только что приобретенное по баснословной цене платье, хотя на самом деле была совершенно голой.

Я отшатнулся и вскочил на ноги. Красная пульсирующая пелена наползла на глаза и пропала. Вся спина и плечи девушки казались покрытыми замысловатым геометрическим узором – так густо они были исчерчены темными рубцами и запекшейся кровью. На груди и ногах расплывались кляксы синяков.

– Тебе интересно, как я живу? Отлично! Может, ты еще хочешь знать, что именно выделывало со мной это животное, пока ты ловил для него рыбу? Я расскажу! – Она сделала шаг вперед и, приблизив свое лицо к моему, захихикала. – Я расскажу. Я знаю, мужчинам это должно быть интересно!

Сошла с ума, пронеслось у меня в голове. Дэй предупреждал. Но что же они с ней сделали, если она стала такой?!

– Тихо! Слушай меня и пытайся понять. Мы можем убежать отсюда. Здесь есть один человек, он нам поможет. Мы возьмем старую лодку – тут их много, и за ними никто не следит – и поплывем к западным купцам. Эрфу нас примет. Будь готова в одну из ночей, Юги скажет тебе…

– Кха-кха-кха! – Шун со стоном рассмеялась. – Я и так готова. Утром, вечером, каждую ночь… Но зачем мне бежать? – Она говорила свистящим шепотом, а мне казалось, что голос ее гремит, как набат. – Я попала в ска-зоч-ну-ю страну! О, мне здесь очень нравится! – Глаза ее смотрели куда-то мимо меня. – Тебе бы тоже понравилось, если бы ты знал… – Она подавилась смехом.

Только тут до меня наконец дошло, что прежней Шун больше нет. Веселую и бесстрашную девушку убили в этом грязном вонючем логове. Вместо нее осталась тень человека, карикатура на него, осталась дикая сумасшедшая кукла. Черные тени под ввалившимися глазами, искусанные губы, хриплый голос, бормочущий абракадабру, горящий безумием взгляд, и главное – застывшее на лице выражение отвращения, боли и скорби… Все это были черты другого человека. Спазма сжала мне горло.

– Шун! Шун, ты узнаешь меня? Я Дигуан, я вместе с Итсу и Эхуанем шел с тобой через лес! Ты помнишь меня?! – Я вцепился в плечи девушки. – Посмотри, ты должна вспомнить меня!

Бессмысленный смех Шун внезапно прервался.

– Дигуан? Дигуан… Нет, я не помню такого имени, но тебя я знаю. Ты шел с нами через лес. Но это не важно. У тебя есть огниво? Ну, что-нибудь, из чего можно добыть огонь? Нет? У, дрянь, негодяй, мерзавец, зачем же ты тогда пришел? – Голос ее, до этого словно придушенный, стал громче и звонче. – Уходи или достань огня. Достань мне огня! Этот дом достоин огненного погребения. Пусть все, все, все, кто живет в этом доме, сгорят в огне! Живьем! Достань мне огня! – Она потянулась ко мне, скрюченные пальцы застыли возле моего лица. Я попятился, с трудом отводя взгляд от горящих глаз Шун.

Что-то звякнуло под ногами, я опустил голову и увидел на левой щиколотке Шун узкое металлическое кольцо, прикрепленное цепью к одному из столбов, поддерживающих крышу дома.

Шун дернула цепь и от бессилия скрипнула зубами, потом снова вперила в меня темные, лихорадочно блестящие глаза.

– Ты знал Итсу, ты знал Эхуаня – их именами заклинаю тебя, достань мне огня! Я прошу, я требую – достань! – Последние слова она выкрикнула визгливым, истошным голосом.

Ее крик еще звучал в моих ушах, когда в дверном проеме показалась голова Дэя.

– В доме тревога, бежим!

– Достань мне огня, человек!

* * *

– Сегодня ночью она умерла, – сказал Дэй, прикрепляя к остроге наконечник кожаным ремешком.

Я промолчал. Этого и следовало ожидать – на что Мугао сумасшедшая в доме? Значит, я опять опоздал.

– Кто умер? – спросила Тайши, входя в хижину.

– Да нет, это мы просто так, – пробормотал я. Тело у меня после эпопеи с промыслом тупо болело и ныло – врать не хватало сил.

– Просто так? – переспросила Тайши, выразительно посмотрев на Дэя, после чего тот поспешно выскочил на улицу.

Не взглянув на женщину, я отвернулся к тростниковой стене и натянул на плечи кусок холста, заменявший мне одеяло. Последние лучи солнца, льющиеся через дверной проем, падали на стену, образуя рельефный рисунок. Вчера его очертания напоминали летящего над морем дракона, сегодня тень на золотистом фоне была похожа на всадника, мчащегося на горячем коне. Я прикрыл глаза.

Тайши тихо шуршала за моей спиной – стряпала на завтрашнее утро. В последнее время я мало видел мою официальную жену: лодки уходили на промысел чуть свет, и, хотя возвращались мы не поздно, у меня после непривычной работы едва хватало сил доплестись до дому и, наскоро поев, завалиться спать. Тайши, обычно молчаливая, не допекала меня разговорами, кажется, она была вполне довольна тем, какое место я занял в доме. Если возникала необходимость, я помогал ей по хозяйству, с удовольствием играл с ее мальчиками, стараясь заменить им отца и передать кое-какие знания, полученные мною в прежней жизни и способные сослужить им здесь добрую службу. Ну и разумеется, я был благодарен ей за заботу, за то, что она выхаживала меня, когда жизнь едва теплилась во мне, и поставила на ноги.

В общем, мне здесь было хорошо, и, если бы не Шун, если бы не Лабиринт, продолжавший калечить людей и плодить смертоносных монстров, бороться с которыми становилось с каждым годом все труднее, я бы, наверно, отказался от мысли о побеге, посетившей меня, едва я пришел в сознание в хижине Тайши. Действительно, другого такого дома мне уже не найти, это был мой дом – ребята меня любили, Тайши была хорошей хозяйкой и не требовала больше того, что я охотно давал ей по доброй воле. Однако Лабиринт продолжал творить зло, и, сколько бы я ни говорил себе, что меня это не касается, согласиться с этим было невозможно.

Три года назад, когда погиб муж Тайши, рыбаки имели пять лодок. Раньше их было еще больше. Судьба Дэя, Няо, Юги и других деревенских детей была очевидна. Несмотря на все ухищрения местных умельцев – гуди-гуди, шипы на лодках и большие арбалеты, – бифэней становится все больше, и недалек тот час, когда от деревни не останется и следа. Но что ждет рыбаков, если они уйдут в глубь острова? Я был в Городе и знаю, что распад купеческих колоний – дело ближайших лет. Кому-нибудь из нынешних рыбаков, может, и удастся покинуть остров и обрести за океаном вторую родину, но остальных ждет Лабиринт: в лесах им не укрыться, – я вспомнил Зрящую Плоть и поежился.

Пока существует Лабиринт, у островитян не будет будущего, но они этого не понимают. То есть купцы-то понимают, но что им до будущего? Они не собираются связывать свою жизнь с этой выморочной землей. А рыбаки верят в милость Огненной Черепахи. Может, и есть среди них зрячие – в Совете старейшин, например, – но обращаться к ним после того, что сделали с Шун… Не они сделали, но раз они зрячие – значит, видели, а если видели и молчали…

Я не знал, что можно предпринять в такой ситуации, но ясно было одно: предвидеть гибель людей на острове – пусть слепых, пусть заблуждающихся – и продолжать жить как ни в чем не бывало я не смогу. Надо пробираться к Эрфу – может быть, он знает что-нибудь о Лабиринте? Ведь была же какая-то причина его появления, есть же у него начало, а раз есть начало – значит, должен быть и конец, и надо его найти. И кто может сделать это, если не я, ведь мое изобретение – это тоже своего рода Лабиринт…

Казалось бы, совесть не должна меня мучить – папки с расчетами сгорели в сереньком «Москвиче», – однако чувство вины не проходило. Хуже того, оно преследовало меня, как запах едких духов, и становилось все сильнее и сильнее. Вероятно, этому способствовало все то, чему я был свидетелем на острове: корабль, потерпевший крушение в Западной гавани, ушедшая в Лабиринт Се, самоубийство Чанси, гибель Итсу и Эхуаня, смерть Шун. Ведь не для того же мне дано было все это пережить, чтобы мирно доживать свои дни в хижине Тайши?

Я должен бежать из деревни – это очевидно, но как быть с Дэем? Втайне от всех он чинит старую лодку, которую мы уволокли из заброшенного поселка в укромное место. Мальчишка утверждает, что скоро работа будет закончена, и у меня нет оснований ему не верить. Сам я без колебаний рискну отправиться на ней к западным купцам, несмотря на свое неумение управлять лодкой, капризы океана, бифэней, ждущих свою жертву за оградой Рыбачьей гавани. Но ведь Дэй непременно увяжется за мной – это видно по его глазам. Не имея четкого представления о своих дальнейших действиях, я – в ответ на вопрос, зачем мне нужна лодка, – путано и невнятно объяснил ему, что влечет меня в Западную гавань, и, кажется, он понял мои слова слишком хорошо. Я не могу взять его с собой, переход связан с риском, да что там, это смертельно опасное дело, шансов уцелеть почти нет, но, с другой стороны, он разумен не по годам и вполне подготовлен для того, чтобы самому выбирать свою судьбу. Кроме того, он видел Шун… Он все равно уйдет из деревни, даже если я не возьму его с собой, и, возможно, для него это будет лучший выход. Потому что Дэй не забудет ни Эхуаня, ни Шун. Не забудет и не простит. А что ждет мальчика за убийство главы Совета старейшин – известно…

* * *

Я проснулся от яркого солнечного света, проникавшего сквозь щели в стене хижины. Время близилось к полудню, и первым моим чувством было удивление: почему Тайши не разбудила меня – лодки давно уже ушли. Может быть, старейшины решили, что сегодня неподходящий день для промысла? Такое уже случалось на моей памяти.

Лениво улыбаясь и радуясь свободному дню, я все еще лежал на своей циновке, когда в хижину вошла Тайши. Минуту-две она молча стояла на пороге – так, что был хорошо виден ее силуэт. Несмотря на рождение двух детей и, в общем-то, тяжелый каждодневный труд, у нее сохранилась фигура юной девушки. Хотя надо отметить, что большинство женщин деревни выглядели привлекательными даже на пороге старости. Пожалуй, ноги у Тайши были чуточку толстоваты, но и это не портило общего впечатления.

– Проснулся?

– Да. Почему ты меня не разбудила?

– Я сказала Мугао, что ты нездоров.

– Зачем?

– Зачем ты встречался с Шун?

– Я… Ну, мне хотелось знать, довольна ли она своим новым положением. Все же мы вместе шли через лес…

– Ты предложил ей бежать из деревни?

– Видишь ли…

– Она сама это рассказала. Огненная Черепаха отняла у нее разум, и она не знала, что можно говорить, а что нельзя. У тебя тоже Черепаха отняла разум? Разве ты не знаешь, что за побег Совет старейшин приговаривает к смерти всю семью беглеца? Ты желаешь смерти мне и моим детям? За что?

– Но ведь я не настоящий твой муж и не отец твоих детей!

– Кто объяснит это Совету, когда тебя здесь не будет? И какое им дело до того, спал ты со мной или нет? Тебя назвали сыном Огненной Черепахи – и значит, для всех ты мой муж.

Я привстал со своего ложа, но Тайши жестом остановила меня.

– Чему ты учишь моих мальчиков? Почему Дэй стал прятать от меня глаза?

– Я не учу их плохому.

– Возможно. Но Мугао уже косо на них смотрит.

– Что же он не возьмется за меня? Наверно, Огненной Черепахе будет угодна такая жертва – человеческая кровь лучше рыбы и фруктов.

– Думаю, что лучше. Это я умолила Мугао не трогать тебя.

– Для чего ты это сделала? Если бы меня принесли в жертву, ни тебе, ни детям ничего бы не угрожало.

– Нет. Но Дэй… Он любит тебя. Впрочем, это не главное. – Тайши шагнула вперед и присела на корточки возле меня. – Дигуан, я ведь женщина! Или ты этого не видишь? Мой муж уже давно ушел к Огненной Черепахе, и мне грустно спать одной. – Она не мигая смотрела на меня темными матовыми глазами.

– Да, но… – промямлил я, уже зная, чем все это кончится.

Любовь… Это ведь еще и тревога за будущее, страх одиночества, привычка и желание иметь опору, а может быть, и божка, на которого можно молиться.

– Если ты убежишь, тебя скорее всего поймают и убьют. Меня и мальчиков убьют наверняка. – Она помолчала, давая мне возможность осмыслить ее слова. – Если ты останешься и через год у нас не будет ребенка, ты предстанешь перед Советом старейшин. А наказание у нас, ты знаешь, одно за все проступки. Деревне нужны дети. Нашему роду нужна свежая кровь. Так говорит Мугао, – жестко закончила Тайши.

– А…

Не тратя слов, она сорвала прикрывавшую меня холстину и положила мне на живот горячую тяжелую ладонь. От женщины пахло дымом и веяло жаром, как от раскаленного куска железа. Во всяком случае, когда она склонилась к моему лицу, меня словно обдало огненным ветром.

– Я хочу, чтобы ты жил. Я хочу, чтобы по поселку бегало много ребят, похожих на тебя, – сказала она, и мне показалось, что этих слов я ждал всю жизнь.

* * *

– Тебе же темно здесь читать!

– Нормально.

– Прекрати портить глаза, не люблю очкастых!

– Вера…

– Витя, не надо… Ты так никогда не поправишься. Погоди, вот разрешат тебе вставать…

– Чего годить-то! Я и так живее всех живых!

– Отстань, говорю! Мне полудохлых поклонников не надо.

– Ну уж, сразу и полудохлых.

– Извини. А знаешь, к мумии друг из Хачинска приехал.

– Какой такой друг?

– Виллер какой-то. Александр Дмитриевич. Сидит сейчас внизу, в холле, ждет приемного часа.

– А родственники?

– Нету у него родственников. Слушай, а почему от тебя жена ушла?

– Жена? А ты откуда знаешь?

– Кто хочет, тот узнает. В медкарту посмотрела, да и приятель твой говорил.

– Что еще за приятель такой болтливый сыскался?

– Не знаю. В пятницу приходил. Носатый, с раздвоенным подбородком.

– Генка? Приставал, что ли?

– Почему обязательно приставал? Просто мы на лестнице разговорились.

– И со многими ты так разговариваешь?

– Как?

– Ну как со мной.

– Зачем ты так? Ты ведь знаешь.

– Прости, Вера…

– Витя…

– А Генку гони в шею, он тот еще фрукт!

– Ты тоже.

– Вера…

* * *

Волна с силой ударила в борт, окатив нас потоками холодной воды.

– Поворот налево! Возвращаемся в деревню. Сегодня молений Огненной Черепахе не будет! – хрипло прокричал Паоси, не обращая внимания на двух стариков, повисших на его руках и что-то вдохновенно шамкающих беззубыми ртами.

Киви – гребец, сидящий передо мной, – обернулся и буркнул:

– Ты хотел видеть Лабиринт – смотри, а то поздно будет.

Лодка начала разворачиваться, а я не мог оторвать глаз от гигантской двурогой скалы, вздымавшейся из океана справа от меня. Кое-где на склонах ее теснились рощицы невысоких деревьев, на пологих площадках зеленела сочная трава, и даже на расстоянии можно было различить темные отверстия пещер, испятнавшие белый камень. Так вот он какой, Лабиринт, – белый двузубец на фоне темно-фиолетовых туч и черных волн!