Текст книги "Четвертый кодекс (СИ)"
Автор книги: Павел Виноградов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
Писать начал еще с детства, первые рассказы публиковала губернская газета и альманах «Енисей». Однако писателем быть не собирался – хотел поступить на атлантический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета. Опубликовал в 18 лет статью, в который сравнивались образы небесного змея в сибирском шаманизме и древних религиях Мезоатлантиды. Но грянула Отечественная, и Евгений Кромлех, пройдя ускоренные офицерские курсы, оказался на фронте.
Как писатель, он прославился уже после войны – сначала фронтовыми рассказами, потом историческими романами о Русской Атлантиде. А теперь вот этот странный, завораживающий, словно бы и впрямь пришедший из иного мира «Человек с кошкой».
Что касается Моники Кромлех, с ней была связана довольно необычная история. Евгений познакомился с ней в самом конце войны в Восточной Пруссии, где русская армия окружила вражескую группировку, а он выполнял в ее расположении некое задание. Деревенская девушка тогда скрыла его в амбаре дома своих родителей. А после войны молодой офицер вернулся в село и попросил у родителей ее руки. В глубине души Илона – вполне нормальная девушка, хоть и квалифицированный имперский разведчик – этой историей умилялась.
Только вот с сыном их нехорошо получилось…
Однако здесь, на солнечных Фортунах все было прекрасно. Вплоть до этой встречи с читателями, ворвавшейся в лучезарный отдых резким диссонансом. В Илоне вовсю сигналила легендарная «чуйка» разведчиков – чувство эфемерное, неизвестно откуда приходящее, но существование которого не вызывало у коллег подпоручика Линьковой ни малейших сомнений.
«Опасность!» – мигала красная лампочка.
И Илона напряглась, одновременно парадоксальным образом расслабившись. Теперь от нее не ускользало ничто из происходящего в зале – звуки, выражения лиц, взгляды, которыми обменивались присутствующие. Она видела, как Кромлех поглядел на жену и перевел взгляд на нее. «Он уже видел меня», – вспыхнул в ней мысль, но тут же ушла в глубину сознания – сейчас это было неважно. Чимальпопока подал кому-то за спиной еле заметный знак пальцами. Не скво, спрашивавшей о «Мэри Сью» – кажется, она не из его компании. Но в зале полно агентов противника – Илона ощущала это всей кожей. «Интересно, они уже засекли меня?» Вот это уже важно. Это очень важно. Она здесь совсем одна. У нее есть связник, но до него сейчас не доберешься. Да и самое большее, что он может сделать – организовать эвакуацию ее и Кромлехов через российское консульство.
«Идиотка, отпускница, расслабила булки, дура», – на чем свет стоит поливала себя Илона, однако ярость эта проходила вторым планом. Она даже помогала собраться. Илона лихорадочно набрасывала в голове план операции – своей собственной операции. Смертельно опасной. Которая уже началась.
***
Благой с Езоэевели. Эгроссимойон, около десяти миллионов земных лет назад
«Не было ничего, что существовало бы, что могло бы иметь существование; была только лишь холодная вода, спокойное море, одинокое и тихое. Не существовало ничего».
Строки на киче продолжали преследовать его и здесь.
Но где это – здесь?..
Он не мог остаться в живых после того, что с ним случилось. Пройти через такое живым нельзя. Хотя он помнил лишь безумные разноцветные космические вихри, растерзавшие его на атомы, но и того было достаточно.
Однако он жив и, кажется, так и пребывал в воде. Не в затопленном тоннеле – плавал на поверхности. Ощущал это всем телом, хоть и не видел – было темно.
Евгений глубоко вдохнул. Воздух волглый, холодный, наполненный чужими запахами. Дышалось легко, но... странно. И тело ощущалось непривычно. Он двинул руками и прянул в сторону – неправдоподобно быстро.
Руки его не были руками! Они стали очень длинными, их покрывала чешуйчатая кожа, пальцы тоже очень вытянулись, на них было теперь по четыре сустава и длинные острые когти. А еще – присоски и перепонки!
Он поднял одну из конечностей и провел по плечу. И здесь не кожа, а нечто шершавое и твердое!
Кромлех запаниковал, забил по воде всеми четырьмя лапами и хвостом.
Хвостом?!
«Господи, я животное!.. Господи, помоги!.. Хочу проснуться!..»
Но сном это не было.
Теперь Евгений видел – глаза его были к тому приспособлены. Тьма вначале была иллюзорна – он просто ждал, что она будет. Но теперь увидел странный красновато-оранжевый мир с разноцветными вкраплениями. Похоже, он даже мог на взгляд различать температуру. При этом парадоксально мог видеть и обычным образом – контуры, линии и светотень, из которых складывается образ мира.
Это было гигантское, уходящее в невидимую даль подземное озеро – темная гладь без рябинки. Своды пещеры были так высоко, что терялись в витающих испарениях.
Вокруг царила тишина, но каким-то чувством Евгений понимал, что озеро полно жизни. И что оно связано с другими пещерами. Что это целый населенный мир.
Радость первооткрывателя захлестнула было его, но тут он бросил взгляд на свое тело и вновь рухнул в безумие отчаяния.
«Я рептилия! Боже мой! Что делать? Где я?! Помогите кто-нибудь!..»
Панические мысли хаотично метались, словно стая мальков на мелководье. Но вот застыли, поскольку на них пришел ясный и четкий ответ, возникший прямо в его голове.
«Мы идем к тебе, Благой!»
Он увидел плывущих к нему подобных себе существ и потерял сознание.
«Так была сотворена земля, когда она была образована Сердцем небес, Сердцем земли, как они называются, теми, кто впервые сделал ее плодоносной, когда небо было в состоянии неизвестности, а земля была погружена в воду».
Похвала Пернатому Змею. Лекция профессора Якуба Ягельского в Люблинском католическом университете . Люблин. Литва. 18 сентября 1979 года (12.18.6.4.10, и 9 Ок, и 18 Моль)
– Витам, паньство! Наверное, мало кто поспорит, что одним из важнейших событий человеческой истории, может быть, вторым по значению после воплощения Господа нашего Иисуса Христа, стало Соединение кольца цивилизаций в XIV веке. В 1346 году корабли Иштлильшочитля, тлатоани Тескоко, поднявшего мятеж против уэй-тлатоани Великого Ацтлана Акамапичтли и потерпевшего поражение, появились у Лазурных островов. В следующем году они достигли Фортун, потом – африканского побережья.
До Европы слухи о появившихся из-за моря краснокожих воинах дошли гораздо позже, но даже тогда европейцы, массово погибавшие от Черной смерти, не поняли, что колесо истории повернулось. То, что далеко на востоке, за страной Великого хана и даже Чипанго, есть могущественные империи, европейцы, конечно, знали. Но никто не предполагал, что люди из этих баснословных краев прибудут по морю с запада.
…Да-да, я понимаю, что многие из вас сейчас захотели меня поправить. Конечно, шарообразность Земли тогда не была секретом для людей ученых. Более того, мысль о возможности достигнуть восточных стран, плывя на запад, возникала у многих мыслителей – Альберта Великого, Роджера Бэкона, Пьера д’Альи, Раймунда Луллия, Ибн Сины… Однако то были немногие выдающиеся умы, а широким массам, в которые входили и моряки, имевшие навыки осуществить такое плавание, идея оставались чуждой.
Конечно, рано или поздно это случилось бы – вероятно, к концу XV века, когда Европа окончательно оправилась от Великой чумы, численность населения выросла, и стал ощущаться недостаток ресурсов. И какое-нибудь европейское королевство, например, Англия, или Кастилия, победившая арабов, обязательно снарядило бы такую экспедицию. Кто знает, как тогда развивались бы события. Но случилось то, что случилось – первыми в Европу попали ацтланцы.
О том, что Земля – шар, на Атлантическом материке знали, возможно, даже раньше, чем в Европе. Это, например, совершенно однозначно сформулировал Кукулькан в своих поучениях сыновьям. Как известно, к его времени относятся и первые плавания майя по Великому океану, что привело к открытию ими Гавайев, а перуанцы на бальзовых плотах тогда уже посещали южные острова Океании. Однако в Атлантике мореходы Мезоатлантиды осваивали лишь острова моря Таино и довольно осторожно исследовали побережье Южной Атлантиды. В немалой степени этой осторожности способствовала воинственность караибов.
Впрочем, о странах за океаном ацтланцам стало точно известно по крайней мере с 1305 года христианской эры, когда на Караибских островах появились остатки флота султана Мали Мамаду, снаряженного им для поисков новых земель. Флот был разбросан и частично потоплен по дороге штормами, оставшиеся суда добрались до нескольких островов. Большинство пришельцев из Африки убили караибы, но некоторые попали в плен, а позже были доставлены в столицу Ацтлана Теночтитлан. Вскоре пленники научились общаться на науа и рассказали о своей стране. Таким образом, экспедиция Иштлильшочитля была предпринята хоть и поневоле, но не наугад. Ее участники – вернее, их командиры – знали, что впереди есть богатейшая страна Мали, знали и об островах в Атлантике, и кое-что о Европе. Простых же матросов и воинов, конечно, вела идея обретения утраченной предками прародины – легендарных Семи пещер Чикомоцтока.
Так что, да, сначала в Атлантиду пришли все же представители евразийско-африканских народов – я уж не говорю о более ранних и прочно забытых плаваниях викингов в Винланд. Хотя память о них сохранилась в преданиях Ирокезии, нет никаких данных, что об этом было известно в Мезоатлантиде. Могли быть и другие попытки, и даже удачные, пересечь Атлантический океан с востока. Но ни одна из них не оказала заметного влияния на местные культуры.
Поскольку у европейских берегов боевые джонги ацтланцев появлялись со стороны Африки, пиренейские христиане, тогда занятые войнами с мусульманами, воспринимали пришельцев как очередное мавританское племя, промышляющее морским разбоем. То, что в нашем мире появилась третья сила, стало понятно, лишь когда ацтланцы, опираясь на фортунскую базу, завоевали Мали и, овладев там огромными запасами золота, сначала с моря, а позже – с суши, через Марокко, начали натиск на Пиренеи.
В Великом Ацтлане к тому времени они уже не считались мятежниками и изгоями. Из-за океана к ним приходили новые джонги с подкреплением – в основном, наемниками-караибами, – порохом, «огневыми копьями», тяжелыми арбалетами и другими военными припасами. Однако расхожее мнение, что именно превосходство в вооружениях над европейцами сыграло основную роль в успехах ацтланцев, не совсем верно. В конце концов, порох к тому времени в Европе был уже известен, и пушки применялись на поле боя. Но Европа пребывала в глубокой демографической депрессии после прокатившейся по ней чумы, которая уничтожила до трети населения.
Кроме того, силы европейских народов подточили англо-французский военный конфликт на династической почве, крестьянские восстания, ереси, Великий раскол западной Церкви и падение авторитета папства. А пришельцам, по большому счету, терять было нечего – за океаном их никто не ждал. Они сами должны были отвоевать себе дом или умереть. «Нет ничего лучше смерти на войне, ничего лучше смерти во цвете, столь драгоценной для Того, кто дает жизнь: ибо вижу ее вдали и мое сердце стремится к ней», – говорили они и поступали соответственно…
Евгений и Моника Кромлех. Восточный Ацтлан, Чикомоцток, Канария (Фортунские острова). 5 августа 1980 года (12.18.7.2.12, и 6 Эб, и 15 Шуль)
Жаркий день уступил права восхитительно теплому, душистому вечеру. Евгений устал, но был доволен – встреча прошла прекрасно. Он благополучно отбил все провокационные вопросы, ни разу по-настоящему не сорвался, а общий настрой публики показался ему заинтересованным и почти доброжелательным.
– Mein Herz*, ты был великолепен!
27 лет брака с ним не избавили Монику от сильного немецкого акцента.
Евгений с привычным удовольствием окинул взглядом совершенно не испорченную временем гибкую фигуру жены. А ведь она на два года его старше… Когда они познакомились, в деревне ее считали старой девой. Ему было на это наплевать: он мечтал об этой спасшей его одной темной дождливой весенней ночью фройляйн, жил ожиданием встречи все оставшиеся месяцы войны, до самого падения Беладвалида, и приехал за ней, как только смог. Разумеется, ее родители не могли отказать офицеру армии, победившей и безумных адептов прусского фюрера, и инфернально жестоких ацтланцев. Что касается родителей Жени, те, конечно, испытали шок, но на их увещевания он поддаваться не собирался. А Моника – та просто была счастлива
Но был ли счастлив он, Евгений Кромлех?..
– Это все ради тебя, mein Schatz**, – улыбнулся он жене, и та улыбнулась в ответ.
– Учитель, госпожа, довольны ли вы?
Белозубая (испорченная только, по здешнему обычаю, парой золотых коронок) улыбка ведущего встречи Антонио была чуть слащава, но искренна и доброжелательна.
– Мы довольны, Дельгадо-цин, – церемонно поклонился Евгений. – Прекрасный вечер, прекрасные встречи.
– Я сердечно рад, – еще больше расплылся в улыбке Дельгадо.
– Теперь у нас запланирован небольшой, но торжественный итакатль, – сообщил Дельгадо, указывая на вход в соседний зал, куда уже переместилась избранная публика.
Итакатль – «дневной перекус», проходил в европейском стиле, недавно сменившим на такого рода мероприятиях тяжелые и малоподвижные атлантические застолья. На одних столах были разложены закуски, на других стояли напитки, гости сами накладывали себе в тарелки и брали бокалы, свободно передвигаясь по всему залу и общаясь.
Довольно сильно проголодавшийся и подуставший Евгений с удовольствием окинул взглядом громоздящиеся на столах горы тамале, чашки с севиче, различными сальсами, сушеное мясо чарки, жареное мясо барбакоа в эмалированных судках, груды апельсинов, бананов, фиников, совсем недавно сорванных в близкой Африке. О том, что Восточный Ацтлан – страна, вообще-то, афроевропейская, напоминали и магрибские сладости на отдельном столе: пахлава, печенье макруд с инжиром и прочие вредные роскошества.
– Убери меня отсюда быстрее, – прошептала следящая за фигурой Моника, пожирая взглядом миндальные пирожные мшевек.
– Один разик можно, – усмехнулся Евгений, увлекая жену к столам, однако возникший ниоткуда Антонио перехватил их и отвел к отдельному столику.
Евгению очень хотелось расслабиться алкоголем, и он не видел причин, чтобы этого не сделать. Главными спиртными напитками здесь были мескаль, без которого ацтланцы жить не могут, и, конечно, знаменитый островной ром. Кромлех не имел ничего против напитка лихих фортунских пиратов средневековья. Но на выделенном для него столике, в знак уважения перед гостем из великой северной империи, высилась запотевшая, только со льда, бутылка русской водки. Да еще вазочка с черной икрой, стоившей здесь безумных денег.
Евгений удовлетворенно хмыкнул, наливая себе рюмку. Непьющая Моника снисходительно улыбнулась, попивая чоколатль.
Ледяная водка взорвалась в желудке теплой вспышкой, мгновенно охватившей все тело, вплоть до мозга. Евгению стало легко и безмятежно. Все было прекрасно. Он улыбнулся Монике, но тут к нему подошли с бокалами какие-то люди, и он переключился на них.
* Мое сердце (нем.)
** Милая (нем.)
Илона Линькова. Восточный Ацтлан, Чикомоцток, Канария (Фортунские острова). 5 августа 1980 года (12.18.7.2.12, и 6 Эб, и 15 Шуль)
Из осторожности Илона не пошла на итакатль, хотя легко могла это сделать. Но там будет слишком тесно – все ее объекты и не идентифицированные еще агенты противника, да вперемешку с гражданскими. А это очень опасно в смысле засветки. С другой стороны, «неформальное общение» – отличная площадка для всяких провокаций. Однако, в конце концов, там есть сотрудник консульства из местных – этот самый Дельгадо. Пресекать такого рода вещи, вообще-то, его прямая обязанность. А в то, что на приеме произойдет нечто более серьезное, Илона не верила.
Так что она заняла место на веранде кафе напротив культурного центра, где происходила встреча, взяла чашку чампуррадо, и приступила к наблюдению.
Мимо текла река беззаботно гуляющих фортунцев всех цветов кожи и рыскающих в поисках вечерних развлечений туристов. Многие, и туристы в том числе, были разряжены в красочном стиле пачукос – разноцветные долгополые пиджаки с огромными подплечниками, отворотами и пуговицами повсюду, пестрые рубахи, штаны мешком, свисающие с них почти до земли длиннейшие часовые цепочки, широченные шляпы, иногда украшенные ярким пером. Женщины, даже в годах, были разодеты еще ярче. Их длинные платья всех цветов радуги, часто с рисунком, обтягивающие сверху и пышные, украшенные оборками снизу, словно взывали к небесам о том, что их хозяйки собираются всегда оставаться молодыми в этом вечном и щедром мире.
Илона усмехнулась.
Впрочем, стиль пачукос не был приметой культуры лишь Ацтлана. До войны он, через общины атлантов в Евразии и на других континентах, был распространен по всему миру, хотя имел довольно зловещую репутацию. Существовал стереотип, что пачукос – это исключительно ацтланские бандиты и хулиганы. Что, надо признать, частично соответствовало действительности. Перед Большой войной, когда обстановка накалилась, молодежь, одевающуюся в таком стиле, прочие граждане в Европе стали попросту бить, на что банды пачукос отвечали. Тогда прошло множество кровавых столкновений. Война обрядила полмира в хаки, и после нее пару десятилетий о пачукос ничего не было слышно. Но в последние годы стиль вновь начал возрождаться в обоих Ацтланах и потихоньку – в прочем мире. Новое поколение просто не помнило, какое прошлое тянется за этими пестрыми тряпками.
Сегодняшним вечером на улицах Чикомоцтока было как-то слишком уж ярко и шумно. Отовсюду доносились звуки гитар, а также более древних инструментов – барабанов, гонгов, трещоток, костяных флейт. Вот мимо кафе прошла, распространяя эту громкую, тревожную музыку яркая процессия в вовсе уж архаичных одеждах, покрытых древними атцтланскими узорами, да еще обильно украшенных экзотическими перьями.
«Сегодня же праздник Пернатого Змея», – вспомнила Илона.
Да, древний праздник бога-вождя, которого майя называли Кукульканом, а ацтеки – Кетцалькоатлем. Дни жертвоприношений.
«Впрочем, – подумала Илона с легким отвращением, – у них всегда и всюду жертвоприношения».
Оба Ацтлана давно уже приняли законы, запрещающие человеческие жертвы, однако ходили упорные слухи, что неофициально они все равно периодически приносились, разве что были менее обильны и торжественны, чем в старину. Ну а жертвы животных и ритуальные кровопускания из ацтланской культуры никуда и не уходили.
Илона отставила чашку с недопитым чампуррадо и откинулась в тростниковом кресле. В глаза ей сразу бросилась нависающая над городом мрачная квадратная вершина Великой теокалли. На нее мертвенно светила убывающая Луна.
«Месяц буквой «с» – смерть…» Неприятная мысль о глупой примете царапнула и тут же пропала. У агента Ласки вновь включилась «чуйка», причем красная лапочка мигала в бешеном темпе.
Она увидела, как ее объекты, окруженные группой почитателей, выходят из главного входа. Рядом крутился консульский Дельгадо. Илону передернуло, когда она вспомнила масляный взгляд, которым тот буквально облизал ее во время их единственного короткого разговора. У нее были документы сотрудника российского посольства в Беладвалиде, а также легенда, что она послана оттуда присмотреть, чтобы с визитом Кромлеха все было нормально. В этом, кстати, легенда соответствовала действительности.
Однако все это сейчас было неважно. Краем глаза Илона заметила скрывающуюся в тени пальм небольшую группу мужчин. Можно было решить, что это просто местные парни, не знающие, куда себя девать, однако – «чуйка»… Она сигналила все тревожнее, и Илона не столько разглядела, сколько почувствовала их напряжение – очень агрессивное. Она твердо знала, хоть и не смогла бы объяснить, откуда, что они ждут именно Кромлехов.
И еще она совершенно четко осознала, что в данный момент за ней пристально наблюдает кто-то враждебный – почти физически ощущала тяжелый холодный взгляд из тьмы.
Так, противник пасет и ее. Ей не дадут сделать ни шага, если она будет представлять угрозу их операции.
С этого мгновения Илона стала собрана и спокойна. Очень собрана и спокойна.
Времени ругать себя не было. Хотя за что – было. Она слишком расслабилась. Да, собственно говоря, слишком расслабилась вся разведка Российской Империи – за спокойные послевоенные годы, когда побежденный Ацтлан, вроде бы, помышлял лишь о том, чтобы как можно удачнее интегрироваться в общечеловеческую семью. Конечно, была еще старушка Британия, но гадости с ее стороны были предсказуемы и привычны.
А вот теперь Ацтлан, судя по всему, начал действовать, и дело было – Илону буквально захлестнуло это понимание – не в Кромлехе. Не только в нем, во всяком случае.
Эти мысли проносились в ее голове, словно пролетающие мимо аэроплана в воздухе птахи – нисколько не влияя на его движение. Ибо агент Ласка тоже уже начала действовать.
Все-таки, некоторые вдолбленные в академии процедуры она совершила заранее и сейчас собиралась воспользоваться этим. Например, тщательно изучила оперативное пространство, загодя выбрала место для наблюдения и наметила пути отхода.
Илона мельком взглянула на чету Кромлехов. Евгений разговаривал с давешней скво. Беседовали они увлеченно и, похоже, не собирались прямо сейчас заканчивать. А вокруг Моники ошивался Дельгадо и еще пара ацтланцев. Времени должно было хватить.
Илона небрежным движением открыла сумочку, извлекла оттуда губную помаду, встала и, демонстративно оставив сумочку на кресле, упорхнула в туалет. В сумочке ничего важного и нужного не было: все подобные предметы были скрыты на ее теле под – слава Богу! – модным в этом сезоне бесформенным сарафаном. А вот помада могла пригодиться.
Окно в туалете. Илона заранее убедилась, что рама закреплена не очень надежно – вечная ацтланская безалаберность. Девушка извлекала из-под сарафана кожаный футляр с мультитулом и открыла отвертку. Несколько секунд спустя рама вместе со стеклом уже стояла прислоненной к стенке за унитазом. Бесшумно вылезти в темный и захламленный внутренний дворик – непременная часть любого здешнего дома – было делом еще более быстрым. В прошлый раз Илона прекрасно изучила дворик при свете дня. Он ей вполне подходил, а самой ценной его частью была возвышающаяся над внешней стеной голубятня. Причем, без голубей – очевидно, хозяин кафе уже зажарил для гостей всех ее бывших обитателей, а новая партия еще не пришла.
Осторожно, но быстро Ласка забралась в домик для несчастных птиц, украшенный причудливым традиционным резным орнаментом. Было темно и воняло курятником. Через маленькую дверцу Илона проникла в огороженную проволочной решеткой вольеру. Девушка не ошиблась в расчетах – вид на интересующий ее участок отсюда открывался даже лучший, чем она думала.
С ярко освещенной улицы разглядеть Илону было невозможно, но для большей безопасности она распласталась на устланном соломой полу, стараясь не думать, во что после этого превратится ее одежда. За несколько минут обстановка на улице не изменилась: Кромлехи по-прежнему беседовали с ацтланцами, а подозрительная группа парней так и топталась в тени.
Но Илону прежде всего интересовал наблюдатель, взгляд которого она почувствовала в кафе. Она стала внимательно, по секторам, осматривать всю близлежащую территорию и вскоре нашла то, что искала: в одном из окон на 12-м этаже пирамидообразной высотки с красными – в майяском стиле – стенами, где и был культурный центр, что-то блеснуло. Бинокль. А может, оптический прицел… Подпоручик Линькова слегка вздрогнула.
Она была уверена, что сидящий там наблюдал не только за ней, но и за группой, где были Кромлехи. И вряд ли он связан с другой группой, которая пряталась на улице. Может, конечно, но сомнительно.
Диспозиция вырисовывалась невеселая. Илоне не оставалось ничего другого, как приблизиться к месту действия. Она начала действие в то самое мгновение, когда решила это. Сняла белый пиджак (правда, после упражнений в голубятне он был уже не слишком белым), стянула сарафан. И то, и другое тщательно отряхнула и вывернула наизнанку. С изнанки цветастый сарафан был более бледен, а пиджак стал черным – гораздо меньше заметным в толпе, помимо прочего. Лямки сарафана она завязала на узелки, так, что он стал значительно короче.
Девушка стояла в темной загаженной голубятне в одном спецбелье – и лифчик, и рейтузы представляли собой хитро спроектированные эластичные разгрузки. Зрелище было сюрреалистически-эротичным, правда, оценить его было некому.
Кроме того, всю одежду она очень быстро нацепила вновь. Преображение дополнили узкий поясок, который она повязала под грудью, став слегка похожей на барышню из пушкинских романов. Плюс извлеченные из разгрузки очки с простыми стеклами. В завершение она хорошенько растрепала свои короткие волосы, мгновенно соорудив прическу типа «я упала с сеновала». Теперь даже столкнувшись с ней нос к носу, преследователь вряд ли сразу ее опознает.
Бесшумно спустившись с голубятни, она быстро перемахнула невысокую стену и растворилась в непроглядной тьме примыкающего к дому узенького переулка. С тех пор, как она вышла в туалет, минуло не больше десяти минут.
