Текст книги "Краденая победа"

Автор книги: Павел Буркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

держащуюся скалу или подпилив опоры. Или просто подняв пролет-другой. В других

местах стояли пузатые, обманчиво-неуклюжие башни, оглядывающие дорогу черными

провалами амбразур. Спрячь в каждой фальконет, десяток хороших мушкетеров или

хотя бы лучников – и они будут держать полк осаждающих, пока есть пули и стрелы.

А потом осажденные отойдут в следующую башню, суть выше – и все начнется по

новой. Толстые стены башенок спасают даже от малых пушек, да ведь и поставлены

они не где попало: почти все надежно прикрывают скалы. Так, может, лучше просто

по склону? А там и того труднее.

Крепость можно взять только измором, сказал Пратап, и он, наверное, прав. Но

кому, как не служанкам, знать, какие запасы хранят в Джайсалмере на случай

осады? А без воды остаться не позволят семь колодцев внутри цитадели. Так что

приходите, господа темесцы, и осаждайте, сколько душе угодно. Только скорее сами

проголодаетесь и пить захотите... Ветру-то плевать, кому кидать в глаза песок.

Есть, правда, средство, от которого не спасут никакие стены. Измена. Но кто

согласится помочь бледнокожим убийцам, если даже она, никому в жизни не

сделавшая зла служанка, не может думать о северянах спокойно?

– Во всем они виноваты, во всем, – произнесла она убежденно. – И буря эта

неспроста... Небось, наложили их жрецы порчу на нашу землю.

– Нет, тут они ни при чем, – отвечает Пратап. – Вот пушки и мушкеты у них

лучше наших, и их больше. А мы не столько с врагом воюем, сколько друг с другом:

Джайсалмер с Маюрамом, а Аркот – и с теми, и с другими, и с нашими бывшими

землями. Вот Темеса всеми и вертит, как хочет.

– Пратап, – дернула за рукав Амрита. – А может, этого хотят боги... Ну, чтобы

Темеса правила? Мне вчера Рупали говорила...

– Ошибается твоя Рупали, Ам, – без околичностей сказал воин. – Не могут быть

угодны Великой Лучнице обливающие грязью Ее имя и имя Ее мужа. Просто нельзя им

уступать и сдаваться. Ты на них посмотри, да отца расспроси: какие бы поражения

они не терпели, но оружие не складывали, подвозили подкрепления, и все

начиналось по новой. И они побеждали. А у нас, чуть случится неудача, и все свою

выгоду искать начинают. Вот на их сторону все и переходили. Маюрам, Аркот, потом

Тариссия и Мератх... А с северянами поодиночке биться нельзя – только вместе. Мы

этого не сделали, вот и проиграли. Не Темеса сильна – мы слабы...

Первые дома начинались у подошвы холма. Если с горы весь город был виден, как

на ладони, здесь обзор загораживали плотно стоящие дома, сараи, чахлые деревья

садов. Еще во времена детства Амриты эти сады цвели и благоухали так, что по

весне кружилась голова, а в глазах рябило от цветов. Теперь они умирают – даже в

сезон дождей воды выпадает все меньше, летом каналы пересыхают, и уже людям и

скоту едва хватает воды. А если станет еще хуже? Амрита поежилась, вспомнив, как

мели такие же песчаные бури в родном селе на юге, как уходили, беря с собой

самое ценное, а остальное бросая на поживу пескам и (если успеют) мародерам.

Странное дело – село было большое, обитали в нем не меньше дюжины каст. А как

случилась беда – все стали нищими. Пустыня всех уравняла, лишь немногим повезло

устроиться в столице на хлебную должность. Например, отцу: он был отставным

воином, помнил еще раджу Ритхешвара и Первую войну. Деревня... Сейчас там,

наверное, все скрыли пески.

Девушка закашлялась и вынуждена была отплевываться от песка. Она позабыла, что

такое настоящие пыльные бури: до крепости большая часть пыли не долетала. Зато

здесь, у подножия скалы, пустыня разбушевалась по-настоящему. Ветер крутил и

швырял в лицо пригоршни горячего песка, норовил сорвать Пратапов тюрбан. Спасло

запасное покрывало – пока никто не видит, им можно закрыть лицо, длины хватает

на двоих. Стало легче, хотя под пыльной тканью было особенно душно. Придерживая

покрывало, чтобы не сорвал ветер, они почти наугад углубилась в городские

кварталы.

Будто почувствовав их решимость дойти до конца, ветер приутих. Еще крутилась в

неистовом танце у ног песчаная поземка, в воздухе витала взвесь мельчайших

частиц, но небо немного расчистилось, приобретя нормальный синеватый оттенок.

Через пыльные облака блекло-красный диск заходящего солнца выкатился из-за

пыльных туч и удивленно взглянул на город, словно в одночасье поседевший от

пережитого. Лишь кое-где на окрашенных кровью заката улицах шелестели зеленью

сады, но и эта немногочисленная листва стала серой от пыли.

Когда неистовство пыльной бури ослабло, люди начали выходить из домов.

Раздался перестук молотков, скрип тележных колес, мычание волов. Город оживал на

глазах. На самых людных улицах поднимается пыль, но теперь это не пелена,

превращающая день в знойные сумерки. Вскоре солнце кануло за горизонт, и на

город стремительно пала ночь. Постепенно затихали и городские кварталы. Не всем

в обнищавшей стране по карманам такая роскошь, как светильники.

Боязливо косясь на темные громады домов, стиснувших улицу, двое зашагали

быстрее. Чем быстрее они дойдут, а потом вернутся – тем лучше. Конечно, ворота

закрываются на ночь, но Пратап – стражник, которого могут послать в город в

любой момент. Он знает крошечную калитку, через которую можно войти в крепость

круглые сутки. Конечно, ее тщательно охраняют, но там стоят знакомые еще по

последнему году войны солдаты, они пропустят и никому не разболтают. Когда

дворец заражен изменой, хорошо, если твои друзья преданны и не болтливы.

– Пратап-джи, что там за голоса вдали?

– Кто знает? Погоди-ка, это же у храма Риттхи. Зря мы сегодня пошли, как

чувствовал....

Но любопытство, видимо, родилось прежде нее. Едва Амрита услышала шум голосов

возле храма Великой Лучницы, как ноги сами понесли ее туда. Если госпожа не

может покинуть дворец, да даже на внутренний дворик ей выходить не следует,

Амрита и другие служанки должны стать ее глазами и ушами в городе. Что опасного

может случиться возле крупнейшего храма Джайсалмера?

– Нам все равно идти к храму, так? – спросила она. – А вдруг это важно для

всех?

– Тебе виднее, – вздохнул Пратап. Ему вовсе не улыбались лишние приключения,

когда дома ждут родные. Да и сама Амрита – понимает ли, что делает, ввязываясь

невесть во что? Он-то всегда может отговориться службой, а как защитить от

пакостных домыслов жену? Но любое дело надо доводить до конца – что подготовку

засады на горном перевале, что поход с женой в храм.

Пятьсот шагов по тесным пыльным улочкам – и проглянувшие звезды заслонила

громада храмовой башни-гопурама над входными воротами. Самый большой, за

исключением аркотского, Храм Ритхи был построен так давно, что уже никто, кроме

жрецов, не помнил, когда и кем. Может, даже во времена царя Деварайи, а то и

вовсе до него... Башни храма, украшенные затейливой резьбой и барельефами,

изображающими самые известные деяния богини.

Если Амрита оказывалась здесь днем, она не упускала возможность полюбоваться

на затейливую резьбу. Вот Великая Лучница летит на своем драконе, вот мечет

огненные стрелы из гигантского лука, поражая демонов, тиранивших весь Мир. В

каждой из десяти ее рук смертоносное оружие – мечи, палицы, секиры, булавы, а

также нечто вовсе уж жуткое, отдаленно напоминающее гигантский серп. Есть,

конечно, и огромный, причудливо выгнутый лук. А вот она после боя, с мужем,

Повелителем Воинов Аргхелаи: уже не в шкуре леопарда (в которого обратился один

из демонов, да так и погиб от священной стрелы Риттхи – шкурка, соответственно

пошла на накидку), а в роскошной талхе... Это уже Эшмини – вторая ипостась

Риттхи, богиня, покровительствующая влюбленным, даровавшая людям искусство

танца. Она и сама непревзойденная танцовщица, позы, в которых она изображена,

исполнены грации и стремительности. А вот и обнаженная, неведомый скульптор

сумел даже в камне запечатлеть наслаждение на ее лице и на лице Аргхелаи. Не

случайно, совсем не случайно именно сюда сразу после свадьбы приходят

молодожены.

Ночью Амрита никогда тут не бывала, и теперь храм Ритхи казался совсем иным -

огромным, пугающим, зловещим. Сейчас фасад надвратной башни и сами покрытые

сложными узорами ворота были озарены багровыми сполохами факелов. В их неверном,

дрожащем багровом свете боги, демоны и чудовища, кажется, живут своей жизнью,

двигают бесчисленными руками и клешнями, глаза и клыки зловеще сверкают. Кажется

– все они и в самом деле живые, ведут свой вечный бой. Зрелище было жутким и в

то же время необъяснимо притягательным.

– Красиво, правда? – не удержался Пратап.

– И страшно, – облизнула вмиг пересохшие губы Амрита. – Смотрите, а у храма-то

толпа. Сегодня есть какой-нибудь праздник?

– Какой там праздник! – раздраженно бросил Пратап, кляня на чем свет стоит

дураков, не спешащих заходить в приоткрытые храмовые ворота. Ему совсем не

улыбалось искать приключений в ночном городе – особенно теперь, когда смертельно

устал после стояния на часах. – До Ритхи-ратри четыре месяца, даже побольше!

– Тогда что они тут делают?

– А тебе какое дело? Нам бы помолиться, принести богине жертвы – и к

повелителям. А потом, скорее всего, придется уезжать.

– Как?!

– Как думаешь, много народу во дворце знает, что ты служанка у рани?

– Да все, наверное...

– Вот видишь. Если с повелителями случится... что-то плохое, а узурпаторы

будут искать наследника, начнут они со служанок рани и воинов адмирала. То есть

таких, как мы. Поняла?

– Куда же мы пойдем?

– Рани наверняка даст нам деньги на воспитание наследника. На эти деньги мы

сможем уехать куда-нибудь в горы. А там до сих пор темесцев днем с огнем не

найдешь. И чем скорее все это сделать, тем меньше подозрений вызовет отъезд.

Потому я и согласился сводить тебя сюда. Перед таким делом лучше спросить

согласия богини. А ты тут любопытствуешь...

– Ну немножечко, Пратап! – попросила Амрита. – Давай посмотрим, а рани я

придумаю, что сказать. Она тоже должна знать, что происходит.

– Хорошо, – вздохнул муж. – Но ни во что не вмешивайся, ясно?!

Двое протиснулись на площадь, запруженную народом. Удалось подобраться ко

входу в Храм шагов на сто, дальше толпа слишком плотна. Передние, не отрываясь,

смотрят на пространство перед воротами, остальным оставалось только слушать. Но

достаточно было и этого.

– Не ходите на языческие празднества, – вещает хорошо поставленный, громкий

голос. Его обладатель явно привык выступать перед многотысячными толпами. Оратор

говорил на джайсалмери, но едва заметный акцент подсказывает: выступающий

родился далеко от этих мест.

– Да это же темесец, – выдохнул Пратап.

– Как это? – ахнула жена. – Ты... вы уверены? – спросила она, вспомнив, как

следует обращаться к мужу.

– Я все-таки был в войске Раммохана-джи, – ответил муж. – Последний год мы

только и делали, что воевали. Доводилось и брать «языков». Кое-кто из них

понимал джайсалмери, но говорили они так же. Помолчи, он явно что-то интересное

говорит.

Амрита обратилась в слух. Мужчина на крыльце продолжал:

– Не приносите жертвы тем, кого языческие жрецы зовут Богами – они суть

демоны, враги Единого-и-Единственного, – говорил жрец. – Не соблюдайте обычаев,

предписанных жрецами, ибо они ведут вас не к спасению, а к погибели. Только один

Бог есть в этом Мире, и имя его столь славно и величественно, что не в состоянии

произнести его гортань людская. Мы же зовем его Единым-и-Единственным, ибо Он

един и всеобъемлющ, как истина...

Неизвестный почитатель Единого явно задавал тон. С ним пытался спорить сиплый

голос жреца (а кто еще осмелился бы спорить с заморским священником) но толку от

этого было немного. Не старику было перекричать северянина, да и язык у него был

подвешен куда хуже.

– Великая Лучница покарает тебя, нечестивец! – произнес жрец. – Не слушайте

его, добрые люди, делайте, что предначертано судьбой.

– Великая Лучница? – в голосе чужака послышалась издевка. – Но что такое лук

против хорошего мушкета? Разве покарала она других? Мы обращали в истинную веру

Майлапур, Танджавур, Амравату, Маюрам, Шаури, многие другие города и области. Но

никто не слышал, чтобы ваша Риттхи пускала в кого-нибудь огненные стрелы. Ее

храмы разрушают, от нее отрекаются даже служители – она кого-нибудь покарала?

Ваши боги – такой же прах и тлен, мрак и дикость, как и замшелые империи с

обленившимися раджами во главе. Только свет истинной веры освободит вас от

древних предрассудков, а Темеса принесет вам блага цивилизации и возможность

преуспеть. Мы хотим вам помочь, не отталкивайте же протянутую руку.

Раздался еще один голос:

– Мы живем, как завещано предками, как повелось в веках. Не пытаемся заставить

так же жить вас. Почему вы пришли к нам и стали говорить, что... ну, что наши

Боги вовсе и не Боги?

Но темесец не смутился.

– Я вижу, ты из касты бханга – подметальщиков. Тебя все сторонятся, как

прокаженного, презирают и тебе нельзя даже пить из одного с людьми из других

каст сосуда. Зачем тебе это нужно? Все, кто приняли веру

Единого-и-Единственного, равны перед Ним. Сами выбирают, чем в жизни заниматься.

Вас же жрецы, которые почитают демонов, держат в темноте невежества и нищеты.

– Не слушайте его! – надрывался жрец Ритхи. Но получалось как-то жалко, совсем

не убедительно. – Каждый имеет то, что заслужил в прошлых жизнях!

– Нет никаких прошлых жизней! – произносит северянин. – Кто прожили свой век

благочестиво, принимаются Единым-и-Единственным в рай. Те же, кто коснели в

грехе и неверии, обречены на вечные муки. Покайтесь за грех идолопоклонства,

иначе придется держать ответ и в этой жизни, и в загробной. И подчинитесь мощи

великой Темесы – народ темесский избран Единым-и-Единственным. Сопротивление не

приведет ни к чему, кроме лишней крови.

– Что он говорит, – ужаснулась Амрита. И поразилась ярости, сверкнувшей в

глазах мужа. Таким она его никогда не видела – но, может быть, видели темесцы,

на войне? Правда, те, кто видели, уже никому не расскажут. Миг спустя она

хватает мужа за рукав: – Ты куда?

– Я не жрец, но и ему не позволю оскорблять нашу веру!

Глава 3.

Годы 1550 от основания Ствангара, Темеса.

Луиджи Фанцетти неплохо знал церковную историю. Прошло более тысячи лет с той

поры, как в Озерном Крае появились первые проповедники истинной веры. Первой

страной, в которой утвердилась истинная вера, стала Рыцарская земля, сейчас

Контарское королевство. Увы, некий Яахим Аббенский извратил истинную веру,

провозгласив себя посланником Единого. Но поскольку в остальном он остался верен

Единому, до поры Святой Престол мирился с местными «особенностями».

Потом пришел черед Империи Ствангар: сперва новую веру проповедовал в

Нехавенде великомученик Сиагрий, пока не был казнен, но потом эстафету принял

святой император Валианд. Именно он, когда унаследовал престол, объявил

единственной верой Ствангарской империи веру в Единого-и-Единственного. Увы,

многие из язычников отказались подчиниться святому императору. Сам Валианд был

убит почитателями демонов, но его наследники довели дело, уничтожив язычество в

Ствангаре. Обращение Ствангара сделало Обращение сопредельных стран неизбежным.

В Темесской федерации, а в те времена еще Семиградье, то же самое делал дож

Лонноло. Дольше держалась за отжившее язычество, даже пыталась помогать

ствангарским и эрхавенским язычникам держава Атаргов. Ее правителей – Левдаста

Атарга и Амелию – последователи Единого прозвали бичами божьими. Но и на них

сыскалась управа. Уже их дети, убедившись в том, что сопротивление бессмысленно,

приняли истинную веру. Остальным государствам северного материка пришлось

отринуть старых богов: не с их армиями было противостоять святому воинству. Как

всегда, монахи, преподававшие на Теологическом факультете, были правы: пушки

учат истине лучше, чем молитвы. Ведь до Валианда адепты новой веры проповедовали

слово божье восемь веков – и смогли утвердить истинную веру лишь в двух странах.

Иное дело, и слово нельзя недооценивать: победы, завоеванные пушками, не будут

прочными, если вслед за солдатами не пойдут миссионеры. Иногда, впрочем,

миссионеров следует послать до вторжения: кто лучше них посеет в тылу врага

уныние и недоверие к правителям, а если понадобится – поднимет мятеж? Не

случайно, помимо закона божьего, в Тельгаттейского университета Премудрости

Единого изучают языки еще коснеющих во язычестве, их верования, вооружение их

армий и минно-взрывное дело. Всех, кто решил посвятить жизнь служению Церкви,

учили не только словесным баталиям, но и военному делу. Скажем, он, капеллан

первого ранга Луиджи Фанцетти, способен выбивать из мушкета с шестисот шагов

девять целей из десяти. Лучше умел лишь инструктор, майор в отставке Альдори. Да

и с пушкой, если понадобится во имя веры, справится.

Пять лет провел он в стенах училища. Здесь было куда труднее, чем даже на

военной службе. Там-то хоть иногда есть возможность позубоскалить, посмеяться

над похабной песенкой, а то и выпросить у вороватого интенданта фляжку с пойлом.

Здесь, в Университете Премудрости Единого, ни на что такое не стоит и надеяться.

Считается, что все помыслы учащегося должны быть направлены на дело веры.

Любому, кто позволил бы себе не то что непристойные песни, но хотя бы

недостаточное почтение к вере и наставникам, грозило немедленное отчисление со

взысканием стоимости обучения, а то и тюрьма. Слежка за каждым из

учеников-адьюнктов была поставлены лучше, чем в армии: любой собеседник мог

оказаться «осведомителем». Наверное, это тоже необходимо, потому что приучает к

постоянному самоконтролю и дисциплинирует мысль. Тот, чье призвание – быть на

переднем крае борьбы за истинную веру, должен контролировать каждое свое слово.

Из тысячи желающих поступить на факультет брали хорошо, если восемьдесят-сто

человек. А из этих восьмидесяти-ста оканчивали его и получали распределение по

приходам хорошо если дюжина. Но почет и боязливое уважение, которым были

окружены воины Церкви, того стоили. Соискатели, готовые на все ради дела Церкви,

находились всегда.

Даже среди той дюжины адьюнктов, которые выйдут из стен университета

проповедниками, равных не будет. Кто-то получит низкую оценку, и станет

обыкновенным отцом-настоятелем, получит приход и будет до конца жизни шпионить

за селянами где-нибудь в предгорьях Южного Пуладжистана. Может быть, потом, если

сумеет отличиться при каких-то чрезвычайных обстоятельствах...

А лучший из выпуска будет послан туда, где сложнее всего. Ему нечего и мечтать

о карьере мирного деревенского кюре. Он будет там, где нужно вести проповедь и

словом, и мушкетом, и точно знать, какая ее разновидность в данный момент лучше

подействует. Туда, где истинной вере оказывают сопротивление. А где его

оказывают?

– Аркот! – произнес, когда благословлял выпускников и вручал дипломы (ему -

как лучшему в выпуске – последнему), Предстоятель Святого Престола Марцеллий,

глава всей Церкви. По многовековой традиции, он лично выдавал выпускникам

дипломы, объявлял их звание и распределял по приходам. Звучал орган,

разноцветные брызги света от витражей искрились и танцевали в наполненном

ароматом благовоний, словно пропитанном древним благочестием воздухе

кафедрального собора. Выпускники в парадных мундирах светло-серого цвета и при

шпагах выстроились возле кафедры и замерли по стойке «смирно». – Страна

сказочных богатств, невероятно прекрасных дворцов – и нищего, обездоленного

народа, который жрецы ложных богов и сумасбродные раджи держат во тьме нищеты и

невежества, угнетают и притесняют. Они заслуживают лучшей доли, господа... нет,

уже не адьюнкты, а помощники магистров и младшие магистры. Дело лучших из вас -

принести им лучшую долю и свет истинной веры. Аркот должен обрести свет истинной

веры под властью владычицы морей Темесы. Он – последний оплот язычества во всем

Мирфэйне, если удастся уничтожить этот оплот, будет спасено все человечество.

Благословляю вас на последний бой за веру!

Затем было вручение дипломов, удостоверяющих, что они окончили Университет

Премудрости Божьей, получили звания помощников магистров, а трое самых лучших -

младших магистров. Но дело не в этих красочных, лакированных кусках пергамена.

Выпускники, даже если учились в разные годы, всегда узнают друг друга: их

объединяет общее прошлое и... общая тайна.

– Адьюнкт Криспин из диоцеза «Вейвер», – начал Предстоятель Марцеллий, – да

будет отныне помощником магистра, и да возглавит он свой родной приход Бедени.

И это тоже традиция. Первыми объявляют худших из дотянувших до конца. Криспин

еле-еле вытянул итоговое Испытание, да и учился так себе. Ему не хватит сил

нести истинную веру там, где она еще нуждается в защите. Но на лице -

нескрываемая радость: он рад и этому.

– Слушаюсь, ваше преосвященство, – склонил голову Криспин. – Клянусь служить

Церкви со смирением и отвагой.

– Благословляю тебя, помощник магистра, на служение Церкви

Единого-и-Единственного, – ответил Архипрелат и перешел к следующим.

– Адьюнкт Десмонд из диоцеза «Таваллен» да будет отныне помощником магистра и

да возглавит...

– Адьюнкт Франуа из диоцеза «Эттельдея» да будет...

– Адьюнкт Фрейберг из диоцеза «Кешер...»

Один за другим выпускники подходили к кафедре и, получив благословение,

возвращались в строй.

– Мы верим, что каждый из вас на своем месте будет преданно и умело служить

Церкви истинной, – когда одиннадцать из четырнадцати нынешних выпускников прошли

церемонию, заявил Предстоятель. – Но особо хотим отметить лучших из влившихся

сегодня в ряды божьего воинства. Своими знаниями и ратным мастерством, своей

выдающейся преданностью делу Церкви они заслужили, чтобы стать не помощниками

магистра, а сразу младшими магистрами, и направлены были туда, где Церкви

угрожают враги. Подойдите, адьюнкт Клеомен из диоцеза «Медар».

Клеомену хватило сил на то, чтобы на негнущихся шагах дойти до кафедры и

склониться перед Архипрелатом. Он явно рассчитывал, что его будет назван

предпоследним, а то и последним. Конечно, быть последним из лучших лучше, чем

первым из худших, но он-то рассчитывал на большее!

– Вы назначаетесь в Медар, где сильны еще местные язычники. По прибытии вы

поступаете в подчинение к Примасу Медара Игнациану.

Медар – это несерьезно. Формально он входит в Темесскую Конфедерацию, но по

сути давным-давно контролируется Церковью. Язычникам там перешибли хребет

четыреста двадцать лет назад. Не проблема. Конечно, там постоянные трения с

властями, то и дело объявляются еретики, да и местные язычники на диво живучи,

но... почти невероятно, чтобы там, в давно смирившемся с Обращением городе,

случилось что-то действительно серьезное. Тем более – угрожающее интересам

Церкви. Скорее всего, в Медаре он возглавит Огненную Палату при Примасе, да так

и просидит там до конца жизни, выслужится в старшие магистры, самое большее, при

большой удаче, выйдет в прелаты третьего ранга. Полным прелатом, тем паче

Примасом и уж точно Предстоятелем, ему не бывать. Так, с Клеоменом понятно, а

кто станет первым и вторым? Хорошо бы сейчас объявили не его, а проклятущего

эрхавенца Кавеньяка... Последним всегда называют самого лучшего, кому сразу

достается большой и сложный приход, и кто быстрее всего растет в карьере. Такой

станет Примасом запросто, а может – страшно подумать! – дорастет и до

Предстоятеля. Правда, и ответственность такая, какая остальным и не снилась, и

спросят строже, чем с остальных. Но кто боится ответственности за паству, те не

идут в Университет, а если идут, сразу отсеиваются. Фанцетти обратился в слух...

– Адьюнкт Луиджи Фанцетти, диоцез «Темеса», подойдите!

Позор! Да как они смеют?! Эрхавенец-то, хоть и лучше знает Аркот и тамошние

суеверия, но с мушкетом выбивает только восемь целей из девяти... Правда,

немногим хуже разбирается в тактике, а в фехтовании ему нет равных... Но он же

эр-ха-ве-нец, а Эрхавен дольше всех в Семиградье держался за язычество, почитал

свою бесстыдную богиню. И Храм свой эрхавенцы не взорвали, а оставили медленно

разваливаться. И книжки языческие, говорят, сожгли не все. И жриц последних не

загнали на костер, а только изгнали. Да и то, говорят, иные из них по-тихому

вернулись. И вообще, Эрхавен всегда сеял смуту в Семиградье, а потом Федерации.

Нельзя их не только первыми делать, а вообще в святой град Тельгаттею пускать!

Как сквозь звон колоколов, слышал Фанцетти голос Предстоятеля:

– ...Учитывая ваши немалые заслуги перед Церковью, и то, что в миру вы были

сержантом темесской армии, да станете вы младшим магистром. Вы назначаетесь

помощником Прелата Джайсалмерского и представителем Темесской конфедерации в

Джайсалмер, дабы со временем принять его диоцез.

Да, Джайсалмер – это не Медар. Еще недавно его раджи претендовали на власть

надо всем Аркотом, едва не выдворили Темесу с южного материка. Темеса воюет с

этим королевством, и воюет, скажем прямо, не очень-то успешно. Приход еще надо

создать. А для этого сломить упорство Джайсалмера и заставить, самое меньшее,

признать веру Единения равноценной языческим культам. Разумеется, только на

первое время, вскоре настанет черед местных божков отправиться на свалку. А

Джайсалмер не мытьем, так катаньем будет присоединен к Темесе. И огромную, если

не решающую роль в этом сыграет выпускник Университета. Он-то и станет, скорее

всего, следующим Прелатом, а то и Примасом. Это куда лучше, чем Медар, но то, о

чем мечтал Пигит, для Фанцетти унижение.

– И, наконец, пришел черед назвать лучшего выпускника этого года, который

будет назначен на самый важный и ответственный пост для выпускников

Теологического факультета. Он станет помощником Архипастыря Аркотского Олибрия и

по совместительству представителем интересов Темесской конфедерации при дворе

императора аркотского. Кроме того, учитывая ваши познания в области права

светского и духовного, и обычаев Аркота, в порядке исключения вам будет

присвоено звание магистра без прохождения промежуточных ступеней.

Темесец остолбенел. Хотя все пять лет учебы его водили на вручение дипломов и

он знал всю церемонию назубок, с таким он еще не сталкивался. Да и старшие

адьюнкты о таком не рассказывали. А последний раз выпускник стал магистром

девяносто шесть лет назад – да и то его первым послали в Майлапур. Сейчас-то это

самая тихая и спокойная в Аркоте кафедра, а тогда он ехал в неизвестность. Вот

за что проклятому эрхавенцу такие почести? Или... Почему? Неужели там сейчас так

трудно? Но тогда почему не дали этот пост ему, в двадцать пять лет уже успевшему

послужить Темесе? Глядя, как давнему сопернику вручают диплом, Фанцетти сам себе

поклялся: он не успокоится, если не найдет способа свалить соперника. Но пока

надо изображать радость за «соратника в святом воинстве», сидеть с ним за одним

столом на праздничном пиру...

Все трое долго в Темесе не задержались: каждого торопило дело. Клеомен отбыл

сразу же. День спустя настал черед и остальных из тройки лучших. Ясным, теплым

утром Восьмого месяца магистр и младший магистр взошли на борт фрегата

федерального флота «Скиталец». Загремели цепи, выбирая якоря, и берега Темесской

бухты начали медленно удаляться. Все трое не отрывали от них взора: никто не

знает, когда доведется вернуться, и доведется ли вообще. А паруса надувал

сильный, прохладный бриз, и фрегат набирал ход. Сияла орудийная медь, скрипел

такелаж, а вдоль бортов с тихим плеском неслась вода.

Потом были пять месяцев пути, когда вокруг не было ничего, кроме бескрайних

водных просторов, под солнцем сверкавшим, как начищенная сталь кирасы, и

сорокапятипушечный фрегат казался затерянным в бескрайнем морском просторе

островком. На двенадцатый день пути сделали остановку на Тэйри, пополнили запас

пресной воды и пороха. Прошли времена, когда Тэйри был пристанищем пиратов со

всего мира. Сегодня это мирная торговая республика, и ее банки на равных

конкурируют с темесскими. Граждане республики, когда-то упорные язычники, ныне

приняли истинную веру. Здесь выпускнику Теологического факультета, младшему

магистру (а тем паче магистру) работы не найдется.

И снова море, но уже не Торговое, а Море Грез. До сих пор Луиджи Фанцетти

видел только родовое поместье в предгорьях, шумную, дымную и пыльную Темесу – и

пыльный плац в Озерном Крае, где их натаскивали учителя. Он, оказывается, и не

знал, как огромен и прекрасен Мир, вырванный-таки из мрака язычества воинами

веры. Теми самыми, в ряды которых теперь встал он сам. Их швыряли шторма,

донимал штиль, жара и духота. Только в Одиннадцатом месяце корабль подошел к

Майлапуру. Впервые за много месяцев вдали показалась земля – красноватые скалы,

утопающие в сочной зелени, пирсы пристани, уходящие далеко в море, могучий вал

волнолома, лес мачт в порту. Щурили глазницы амбразур прикрывающие город форты.

Фанцетти удовлетворенно кивнул: без серьезной, даже, пожалуй, очень серьезной

артиллерии тут делать нечего. А у черномазых, как известно, нет ничего лучше

старья, коему место в музеях. Темесцы (а значит, и истинная вера, принесенная

ими в этот жаркий край) утвердились тут навсегда.

Моряки рассказывали, когда-то тут ничего не было. Плоский песчаный пляж, на

который косо накатывали волны. Приходилось становиться на якорь чуть ли не в

миле от берега, а на сушу добираться с помощью шлюпок. На них перевозили и все

необходимые в порту грузы. Только потом, когда местный раджа, не оставив

наследников (во многом потому, что его рани «лечил» темесский врач), завещал

свое царство Темесе, стало возможным построить тут порт. А уже когда у Темесы

появилась настоящая база, из нее во все стороны отправились отряды воинов... и

миссионеров.

Фанцетти и Кавеньяк спустились на берег и окунулись во влажную духоту

Майлапура. Правду говорили матросы: тут есть только три сезона: жаркий, очень

жаркий, и совсем уж жаркий. Сойдя на берег и наняв рикшу отвезти пожитки к

гостинице, они направились в сторону недавно достроенного кафедрального собора и

резиденции наместника, смотревшейся, как укрепленный форт. Хотя Аркот издавна

делится на Северный и Южный, Примас Северного обитает в Аркоте-городе, светские

власти Темесы на всем Аркоте возглавляет генерал-губернатор Майлапура. Только с

его согласия церковные иерархи в Аркоте могут приступать к исполнению

обязанностей. Когда-то, во времена, когда Святой Престол и Темеса находились не

в лучших отношениях, это было делом долгим и трудным, а сейчас превратилось в

пустую формальность. Скорее всего, генерал-губернатор даже не вызовет их на

аудиенцию, все бумаги подпишет Первый секретарь.

Затем, когда все формальности будут улажены, их дороги разойдутся. Фанцетти

морем поедет в Мератх, недавно отвоеванный у Джайсалмера, а потом, когда война