Текст книги "Оговор"

Автор книги: Павел Вежинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

7

На утреннем заседании первое слово дали доктору Давидову. Врач держался без малейшего смущения. Он снова подтвердил точность своей экспертизы. Председатель смотрел на него несколько недоверчиво.

– А почему вы не указали в акте, в котором часу наступила смерть? – спросил он. – Почему ограничились одним общим заключением…

– Извините, товарищ председатель, но это не общее заключение. Наоборот – оно весьма конкретно.

– Не нахожу, – недовольно заметил председатель. – Через сколько времени после прибытия милиции труп должен был полностью остыть?

– Самое большее через четверть часа.

– Хорошо. При этом положении когда, по-вашему, наступила смерть?

– К четырем часам, – без колебания ответил врач.

Следующим перед судом предстал пожилой профессор с таким кротким, добродушным лицом, что его скорее можно было принять за проповедника. Только тщательно причесанные волосы придавали некоторое кокетство его довольно помятой фигуре.

– Мы ждем вашего мнения, товарищ профессор.

– Норма вам известна, – ответил мягким, немного певучим голосом профессор. – Труп остывает приблизительно два часа после смерти. Изредка встречаются отклонения – до получаса, в исключительных случаях – до одного часа, это зависит от окружающей среды, температуры и так далее. Но это убийство, по моему мнению, совершено после половины четвертого.

– Благодарю вас, товарищ профессор.

Ученый мелкими шажками направился к выходу. В зале поднялся легкий шум. Прокурор неуверенно поднялся со своего места.

– Товарищ судья, вы видите, что заключения не совсем категоричны! Не исключается, что труп может остыть и через три часа…

– Вы не правы, коллега! – живо откликнулся адвокат. – Вы прекрасно знаете, что в подобных случаях берется предположение, наиболее благоприятное для подсудимого.

– Я говорю по совести, а не веду юридический спор! – сухо ответил прокурор. – Я лично полностью убежден в его вине. При установлении алиби могут быть допущены фатальные ошибки. Тем более, что это алиби установлено гораздо позднее, когда все уже не так свежо в памяти свидетелей.

– И это не наша вина! – спокойно ответил Стаменов. – Следствие было обязано своевременно выяснить эти обстоятельства. А оно вообще не занималось этим вопросом.

Председатель в последний раз обратился к подсудимому:

– Даю вам слово. Вы можете прибавить что-нибудь к тому, что до сих пор сказали?

Радев встал и стоял, как истукан. Непонятно было, слышал ли он вопрос. Зал притих. В этот момент только члены суда могли видеть его лицо. Это было несчастное, измученное лицо. Очевидно, он пытался что-то сказать и не мог.

– Не спешите, успокойтесь, – мягко произнес председатель.

Наконец Радев заговорил – глухо, медленно, едва владея собой.

– Я не убивал свою жену, товарищ судья… Я любил ее… Кроме нее и семьи у меня не было ничего…

Зал молчал, затаив дыхание.

Суд удалился на совещание. Когда через четверть часа он вернулся, в зале стояла все такая же гробовая тишина. Председатель несколько торжественно зачитал решение суда. Подсудимый был признан невиновным и полностью оправдан.

Зал облегченно вздохнул, зашумел. Шум все нарастал, послышались взволнованные голоса, восклицания. И некому было наводить порядок, заседание кончилось. Две старые девы, явно возмущенные, направились к выходу. Старик задумчиво улыбался, сидя на Своем месте. Стаменов с трудом протиснулся между возбужденными стажерами и направился к Радеву, который все еще сидел, ошеломленный, на первой скамье. Когда адвокат подошел к нему, он встал. Но не увидел его протянутой руки. Он и самого Стаменова как будто не видел. Взгляд Радева блуждал где-то над плечами Георгия. Молодой человек смутился, потом оглянулся. И увидел рядом с собой заплаканное счастливое лицо Розы. Теперь плакал и отец – беззвучно, без слез. Молодой человек окончательно растерялся и потихоньку отошел. Ему преградил дорогу развеселившийся Илиев.

– Ну что? – спросил он. – Пойдем выпьем, а? В честь победы!

– Пошли! – охотно согласился Георгий.

– Только не в пивную! – неожиданно сказал Старик. – Надо отметить это событие поторжественнее… Я угощаю!

– Почему ты?

– Потому что ты – мой ученик.

– Хорошо, но… Хочешь, пригласим и дам?

– Согласен.

Но по его тону Георгий понял, что он не очень-то доволен. Наверное, ему хотелось вволю наговориться вдвоем. Георгий на мгновение заколебался, но восхищенные глаза девушки, которую он увидел в двух шагах от себя, решили вопрос.

Через полчаса они сидели в одном из лучших ресторанов и ели мясо. Старик внимательно посмотрел на молодых людей и как бы ненароком заметил:

– Славчев на тебя здорово рассердился.

Славчев был прокурором, другом Георгия.

– За что? – удивленно спросил молодой адвокат.

– Ясно за что. Он считает, что ты должен был предупредить его.

– Чтобы он принял меры и подготовился?

– Нет! Чтобы заблаговременно прекратить дело.

Стаменов задумался.

– Он мой друг. И я, конечно, не хотел его подводить. Но не мог же я ради него отправить в тюрьму невинного человека.

Старик молчал и о чем-то думал.

– И все же я не очень уверен, что он невиновен, – неохотно сказал он. – Но как бы то ни было… Лучше десять виновных на свободе, чем один безвинный в тюрьме. За твое здоровье!.. Должен сказать, что с сегодняшнего дня ты стал адвокатом.

Стаменов поднял рюмку и снисходительно улыбнулся.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Прошло два дня после заседания суда. За эти два дня инспектор Димов ни разу не заговорил о деле Радева. Он приходил на работу, занимался текущими делами, порой даже улыбался своей скупой улыбкой, но глаза оставались по-прежнему задумчивыми. Конечно, генерал вызывал его в министерство для объяснения. Никто не узнал, о чем они говорили, но инспектор вернулся внешне спокойным.

Ралчев не удержался и спросил:

– Кто же убил Антонию Радезу?

Димов усмехнулся:

– А ты как считаешь?

– Мне кажется, надо снова проверить алиби Радева. Нельзя целиком полагаться на это новоиспеченное светило.

– Малыш далеко не прост. И здорово поставил нас на место.

– И все же он – заинтересованное лицо, и я сомневаюсь…

– Раз сомневаешься, то займись этим делом сам. Хоть я и думаю, что ничего ты тут не добьешься.

– А ты?

– Для себя я оставлю косточку пожирнее. Кто этот загадочный любовник? Какую роль играет во всей этой истории? Я имею в виду Генова…

На следующий же день инспектор Димов отправился в Плевен, захватив с собой только плащ и легкую дорожную сумку. Он удобно расположился в вагоне-ресторане, плотно закусил, и поскольку официант бросал на него недружелюбные взгляды, заказал бутылку импортного пива. После пива у него мелькнула мысль в ближайшем будущем сходить в кино. На «Фанфан-Тюльпан»…

Юрист работал на современном индустриальном предприятии, которое находилось за городом. Прибыв в Плевен, Димов прямо у вокзала взял такси и отправился туда. Через четверть часа шофер остановил машину перед административным корпусом. Расплатившись, инспектор поднялся на второй этаж, в дирекцию. Найти дверь с табличкой «Юрист» оказалось делом нетрудным. Димов постучался и вошел. За массивным письменным столом сидел мужчина лет пятидесяти, изысканно одетый, с приятной внешностью. Он не сразу поднял голову, разбирая бумаги, и у Димова было достаточно времени, чтобы рассмотреть его. Приблизительно так выглядели обычно представители старых буржуазных семей – широкое, несколько бледное лицо, полные женственные губы, округленный подбородок. Поредевшие волосы мужчины были тщательно причесаны. Когда юрист посмотрел на него, Димов неожиданно увидел красивые синие глаза. Они смотрели приветливо.

– Вы ко мне? – спросил юрист небрежно, но голос его звучал мягко и приятно.

– Я из милиции, – ответил Димов.

Ничто не дрогнуло ни во взгляде, ни в лице Генова. Это показалось инспектору несколько неестественным. Какой бы чистотой ни сверкала совесть Генова, у него были причины для волнения. Как юрист он хорошо знал, что не может быть вне подозрения.

– Я приехал из Софии, – добавил Димов. – В связи с убийством Радевой.

– Но я уже…

– Дали письменные показания… Это мне известно. Но мне этого недостаточно.

– Хорошо, садитесь, – пригласил Генов.

Димов опустился в мягкое кожаное кресло. Генов потянулся к сигаретам – это был единственный крохотный признак его волнения.

– Что именно вас интересует?

– Прежде всего ваши отношения.

– Я уже дал объяснения по этому вопросу, – спокойно ответил Генов. – Тони была моим другом. Возможно, это не точное слово. Мы хотели пожениться, но решили подождать еще один-два года, чтобы подрос Филипп.

– Извините, но почему она предпочла вас своему мужу?

– На такой вопрос может ответить только женщина, – ответил юрист, и на его губах появилась Чуть заметная улыбка.

– Я не о том. Существовала ли какая-то особая, специфическая причина ее охлаждения к мужу?

– Нет! – без колебаний ответил юрист.

– Она никогда не жаловалась на него? Прошу вас, припомните хорошенько.

– Н-нет, – на этот раз не так уверенно произнес мужчина.

– Вы в этом убеждены?

– Она была исключительно тактична и вообще почти не говорила о нем. Ни разу не произнесла его имени. Но и по нескольким словам можно сделать некоторые заключения. Они были совершенно чужими людьми – и по своему внутреннему складу, и по своим понятиям.

– Хорошо, товарищ Генов. Скажите, когда вы в последний раз видели убитую?

Димову показалось, что юрист затаил дыхание.

– В день убийства, – спокойно ответил он.

– Так я и думал.

– Почему? – в голосе Генова мелькнула тень беспокойства.

– Таковы показания Радева. Он всегда знал, когда вы приезжаете в Софию.

Генов впервые нахмурился.

– Да, в этот день я действительно был в Софии.

– Расскажите подробнее…

– Я взял командировку на один день, поехал на своей машине – так мне удобнее. В десять утра уже был в Софии. К половине двенадцатого я покончил со своими делами в объединении и позвонил ей в спецшколу. Мы встретились в кондитерской, потом поехали обедать в загородный ресторанчик.

– Она знала, что вы приедете в этот день?

Генов заколебался.

– Да, знала, – все же сказал он.

– Дальше?

– В ресторанчике мы пробыли около двух часов. Вы понимаете, что в нашем положении мы не могли ходить, куда хотели.

– Вы что-нибудь пили?

– Выпили бутылку белого вина. Она была совершенно трезва, если вас это интересует.

– Какой она вам показалась? Спокойной? Встревоженной?

– Обычной. Она умела владеть собой, товарищ инспектор, никогда не показывала своих настроений. Я бы сказал, что она была человеком с исключительно сильным, даже властным характером. Ее желания были для меня законом.

– Дальше?

– Потом мы вернулись в город. Она решила зайти на работу, а затем мы должны были снова увидеться.

– В котором часу вы расстались?

Генов задумался.

– Абсолютно точно сказать не могу. Но, видимо, в половине четвертого, а в пять мы договорились встретиться в Докторском сквере.

– Так!.. И где вы были до пяти часов?

– В том-то и дело, что у меня ни на что не оставалось времени, товарищ инспектор. Я люблю играть в карты, в бридж. В кондитерской «Витоша» играют в эту игру, вот я и пошел туда посмотреть, как играют. Присел возле одного столика… и не заметил, как пробежало время.

– В кондитерской находился кто-нибудь из ваших знакомых?

– Понимаю, что вы хотите сказать. Нет, никого из моих знакомых там не было. Там собираются случайные люди. Да и я захожу туда очень редко, один-два раза в год.

Димов вопросительно взглянул на Генова.

– Потом я пошел на встречу с Тони. Ждал ее до шести часов, но она не пришла. Я решил, что случилось что-то непредвиденное, и уехал. Телефона у них дома нет, найти ее я уже не мог.

– Когда вы узнали о ее смерти?

Лицо Генова совсем потемнело.

– Через несколько дней. И совершенно случайно, от нашего общего знакомого.

– Так!.. А вы были в суде?

– Да, был… Вы же понимаете, что все это мне не безразлично.

– Очень хорошо понимаю. Но не понимаю вашего поведения. Судя по вашим словам, получается, что между двенадцатью и половиной четвертого она была жива. Вы же юрист, не правда ли?

– Да, юрист.

– В суде шла речь о времени между двумя и тремя часами, у Радева не было твердого алиби именно на этот отрезок времени. Ваше личное вмешательство могло бы решить все…

Генов откинулся на спинку стула, в его взгляде появилось что-то холодное и враждебное.

– Товарищ инспектор, вы же понимаете деликатность моего положения.

– Понимаю. Но речь идет о человеческой судьбе. Неужели вы допустили бы, чтоб невинный человек попал в тюрьму?

Генов молчал. И Димов понимал, что он колеблется – сказать или умолчать о том, что было в этот момент у него на языке.

– Все дело в том, что я совершенно не считаю его невиновным.

– На каком основании? – строго спросил Димов.

– Разве здесь нужны особые основания? – устало произнес Генов. – Да, я очень хорошо знаю Тони, ее среду. Кто мог убить ее? И зачем? Этого ни в коем случае не мог сделать совсем посторонний, неизвестный человек.

– И я так думаю. Но кем бы он ни был, ясно одно: он заинтересован в том, чтобы Радева посадили в тюрьму.

– Вы не имеете права говорить этого мне, у вас нет на это оснований.

– К такому выводу мог прийти каждый.

– Но суть в том, что сам Стефан Радев так не думал. Уж ради меня-то он не отправился бы в тюрьму. Ему не за что быть мне благодарным. Именно это и заставляет меня считать виновным его самого.

– Это не лишено логики, – спокойно согласился Димов. – Но нередко сама жизнь начисто нелогична. Порой под одним зонтиком оказываются смертельные враги.

Инспектор поднялся.

– До свидания, – сказал он, – поскольку мне кажется, этот наш разговор – не последний. На чем вы ездите в город?

– Удобнее всего автобусом, – сухо ответил Генов.

Автобус оказался не слишком удобным, но в город он Димова доставил. Там инспектор заглянул в Окружное управление милиции, поговорил с несколькими людьми. Потом ему пришлось поговорить еще кое с кем вне управления. Когда он к вечеру добрался наконец до вокзала и подвел итог, понял, что этот день в Плевене он провел не напрасно.

Димов вернулся в Софию за полночь, но на следующее утро пришел на работу точно. В кабинете, поджидая инспектора, уже сидел Ралчев. Его внешний вид говорил о том, что он не принес важных известий.

– Ну? – коротко спросил Димов.

– Ты оказался прав, – сокрушенно ответил Ралчев. – Все крепко держатся за свои показания, данные в суде.

– Еще бы! Они и не скажут ничего другого. Ты мог лишь неожиданно обнаружить какую-нибудь фальшь.

– Ничего я не обнаружил. А у тебя как?

– Не могу сказать, что совсем ничего.

И он передал в общих чертах свой разговор с Геновым. Ралчев задумался.

– Значит, фактически у него нет алиби?

– Пока еще он не должен его доказывать.

– И все же! Я знаю эту кондитерскую. Там, по-моему, собираются довольно сомнительные типы. Интересно, играет ли он сам?

– Да, играет, хотя и предпочитает покер. Если говорить о его слабостях, то это скорее карты, чем женщины. Порой он не особенно разборчив в партнерах.

– Интересно! – буркнул Ралчев.

– Но есть нечто и поинтереснее. На следующий день после убийства Генов продал свою машину. Совершенно новую «Шкоду». Почему? Она ему крайне необходима! Он и на работу на ней ездил… И на свидания…

– Какая связь между убийством и продажей машины?

– Гипотез много. От человека, остро нуждающегося в деньгах, всего можно ожидать.

– Но ясно, что от Радевой он ничего не получил, – заметил Ралчев. – Ни от живой, ни от мертвой. Иначе он не продал бы машину.

– Так выходит. Но это не доказывает, что он не пытался получить… Может быть, просто не сумел.

Он задумался, потом продолжил:

– Как бы то ни было, в одном мы твердо убеждены… Независимо от экспертизы – в половине четвертого Радева была жива. Генов человек умный, интеллигентный и, как я догадываюсь, отличный юрист. Он понимает, что ложь в этом деле только повредила бы ему. Он был среди людей – в ресторанчике, на улицах… Возможно, его видели. Но что он делал после половины четвертого – этого никто не знает. Кроме него самого, конечно.

– Ты считаешь, что он пытался ее ограбить? И не сумел?

– Ничего я не считаю, – сухо ответил Димов. – Но ничто не мешает мне допускать и такую возможность.

– Но что можно было взять у Радевых? Они не слишком обеспеченные люди.

– А откуда ты знаешь? – насмешливо осведомился инспектор.

– По всему видно.

– А мне кажется, не по всему. Видел добротную старинную мебель? Дорогой ковер? Антония Радева, по отцу Пандилова, выросла в богатой семье.

– Это мне известно.

– Мало известно! Я хочу, чтобы ты покопался в ее прошлом. Возможно, какая-нибудь мелочь наведет нас на правильный след.

– Добро! А какой срок ты мне даешь?

– Никакого! Теперь нам некуда спешить. Теперь нам придется тщательно обдумывать каждый новый шаг. Преступники или преступник, кем бы они ни оказались, проявляют сейчас особую осторожность.

Ралчев молчал. Новая задача его явно не воодушевляла. Он всегда предпочитал более динамичные и решительные действия.

– Не знаю, – произнес он. – И все же присматривай за Радевым. Как бы нам не промахнуться.

– Радев больше не должен тебя интересовать! – немного сухо ответил инспектор. – Суд оправдал его. Теперь нас интересует настоящий убийца.

Ралчев вздохнул и поднялся. Надо было немедленно приступать к делу.

2

Вскоре старший лейтенант убедился, что проникнуть в прошлое человека почти так же трудно, как и раскрыть сложное убийство. Конечно, в небольших окраинных кварталах, где люди на виду друг у друга, это не слишком сложно. Там жизнь общая и тайны общие. Но как проникнуть в глухие квартиры тех, кто несколько десятилетий назад считался сливками столицы? Как разговаривать с этими холодными и недружелюбными замкнувшимися людьми? Как прочесть их воспоминания, которыми они делятся только в тесном кругу? Его первые попытки в этом отношении потерпели полный крах.

И тогда он пошел кружным путем – стал искать бывших горничных, гувернанток, кухарок. Потом прибавил к ним официантов, поставщиков, престарелого садовника – всех тех, кто раньше прислуживал этим людям. И картина постепенно дополнялась новыми и все более интересными деталями. Пока не стала совсем полной.

На первый взгляд она получалась пестрой. Богатый род торговцев, постепенно обративший свой взор к политике. Один министр, несколько высокопоставленных должностных лиц. Потом несколько поколений дипломатов.

– Отец Антуанетты, когда-то ее звали только так, – подробно и добросовестно рассказывал Ралчев, – Крум Пандилов, был членом Верховного кассационного суда. Человек с твердым характером, отличавшийся безукоризненной честностью… Он был не слишком удобен для сторонников Третьего рейха. И при первом удобном случае его отправили на пенсию. Ясно, что на одну пенсию трудно содержать такой большой дом. Да и старые девы висели у него на шее. Я уж не говорю о том, что его младшая дочь, одна из красивейших девушек города, фактически стала бесприданницей.

– А ее мать? – прервал Ралчева Димов.

– Она умерла очень рано. Я видел ее портрет – Антуанетта поразительно похожа на нее. Она выросла в более скромной семье, ее отец был всего лишь инспектором в Министерстве финансов. После 9 Сентября дом Пандиловых был национализирован и передан в распоряжение дипломатического корпуса.

– Им заплатили за дом?

– Сначала его просто национализировали. Но позднее на основании жалобы наследников им сполна выплатили его стоимость. Но произошло это всего лет десять назад.

– И сколько они получили?

Ралчев назвал сумму.

– Деньги немалые! – заметил Димов.

– Немалые, но большую часть забрали сестры. Так или наче, но их семья обеднела еще до 9 Сентября. Антония, как известно, училась в университете, изучала французскую филологию, но получала государственную стипендию. И даже больше того: чтобы как-то сводить концы с концами, она давала уроки французского детям богатых родителей. Университет закончила в 1947 году. Ей предложили место преподавателя в провинции, но она отказалась. Многие годы жила частными уроками, между прочим, давала их и нескольким нашим очень влиятельным товарищам. Только в 1957 году она устроилась на работу в спецшколу французского языка.

– А в каких семьях она давала уроки до 9 Сентября? – спросил Димов.

– Извини, но этого я у нее не смогу спросить.

– Есть и другие способы. Иди к ее сестрам, они тебя просветят.

Ралчев закончил свой доклад. Димов молчал. Все эти данные ни к чему не вели. По всему было видно, что Пандиловы и в самом деле обеднели. Гипотеза об убийстве с целью грабежа рушилась. Больше всех мог бы рассказать о материальном положении семьи Стефан Радев. И было бы гораздо естественнее и проще всего именно его об этом и расспросить. Но еще не пришло время для подобных разговоров. Пока они ни к чему не могли привести.

И он решил снова поговорить с Розой. Еще при первом свидании она сразу произвела на него хорошее впечатление своей чистотой и откровенностью. Но, к сожалению, ей была свойственна и крайняя наивность. Правда, порой и наивность полезна: наивный человек откровеннее.

Димов взял у Ралчева адрес Розы, сел в свой «Москвич» и вскоре был возле дома Желязковых. На его счастье в доме, наконец, заработал лифт, и он легко попал на девятый этаж. Инспектор позвонил, Роза почти сразу открыла. Несколько мгновений она недоуменно смотрела на незваного гостя, пытаясь вспомнить, кто это. Потом сдержанно произнесла:

– А, это вы, товарищ инспектор!.. Проходите.

– Спасибо.

Роза провела его в комнату. Димов сел в одно из кресел, не спуская глаз с молодой женщины. Она показалась ему не такой, как прежде, словно заново родилась для какой-то иной, более сложной жизни.

– Товарищ Желязкова, у меня есть к вам несколько вопросов, – мягко начал Димов.

– Задавайте, – так же сдержанно ответила Роза.

– Суд закончился, но следствие продолжается. Мы все еще не знаем, кто убил вашу мать и почему. А это очень важно. Если мы поймем, почему ее убили, путь к истине станет намного короче.

– Но я уже говорила вам, что понятия об этом не имею. Не знаю, кто и зачем мог убить маму. У нее совершенно не было врагов.

– Я и не сомневаюсь в этом. Но ведь убить могут и самого невинного. С целью ограбления, скажем.

– Ограбления?

– К примеру. Чаще всего убивают именно с этой целью. Ответьте мне, хранила ли ваша мать дома какие-нибудь драгоценности? Или деньги?

– Нет! – уверенно ответила Роза. – Мы никогда не располагали большими средствами. Почти все, что у нас было, мы отдали за квартиру.

– Даже деньги, полученные за дом?

– Все, все… Сами знаете, как дорого сейчас частное строительство.

– И все же подумайте. Ваша семья когда-то была зажиточной. В таких семьях всегда хранятся драгоценности – браслеты, колье, дорогие кольца.

– Нет! Ни о чем подобном я не слышала. Сколько бы ни стоили такие вещи, их все-таки носят. А я никогда не видела на маме драгоценностей.

– Их далеко не все носят, – мягко возразил Димов. – Вы же знаете, что в таком обществе, как наше, это не принято. А некоторые просто боятся, одни – разговоров, другие – еще чего-то… Даже в самых бедных семьях что-нибудь да есть. Какая-нибудь золотая монета в узелке, кольцо, золотые часы… А что уж говорить о вашей семье, в которой был даже министр? Не может быть, чтобы у вас не было никаких драгоценностей!

– Возможно, они и были, – грустно согласилась Роза, – но министр – это не ожерелье… Дедушка все продал.

– Понимаю… И все же… Неужели у вашей матери на было ящика, который она тщательно запирала?

– Ну как же, был! – внезапно ответила Роза.

Инспектор насторожился.

– Вот видите! Вы помните этот ящик?

– Верхний ящик комода. А комод стоит в спальне. Наверное, вы заметили красивый старинный комод, привезенный из-за границы… Мама говорила, что ей давали за него две тысячи левов.

– И все же она его не продала. Человек никогда не продает самых красивых и самых дорогих вещей. Они – что-то вроде последнего запаса. На случай. У наших людей это стало своеобразным инстинктом – постоянно иметь какой-нибудь небольшой запас… На случай тяжелой болезни или смерти… Когда вы выходили замуж, мать не подарила вам какую-нибудь брошку или браслет?

– Нет.

– А такие вещи обычно хранят в старинных шкатулках с хорошим запором. Чаще всего в металлических…

Роза внезапно вздрогнула и удивленно посмотрела на него.

– В металлических шкатулках? – спросила она. – Кажется, у нас была такая шкатулка… Хотя я и видела ее всего один раз.

Димов почувствовал, как у него перехватывает дыхание. И все же он совершенно спокойно произнес:

– Продолжайте, продолжайте, пожалуйста. Когда вы ее видели?

– Два года назад. Когда мы переезжали на новую квартиру. Мы с мамой сидели впереди, рядом с шофером грузовика. И она держала шкатулку в руках.

– Вы не спросили ее, что это?

– Спросила, конечно. Но она ответила, что это не ее шкатулка. И старательно укутала ее шарфом.

– После этого вы ее уже не видели?

– Нет.

– Помните, как она выглядела?

– Она вот такая, – Роза показала руками величину шкатулки, – зеленого цвета.

– И только? Ведь вы, молодые люди, очень впечатлительны.

Роза задумалась.

– Да, зеленого цвета… С ручкой… Квадратная и с бронзовым орнаментом по углам. Возле замка что-то вроде черного герба. Но я не очень в этом уверена, может, это просто игра воображения…

– Нет, не игра! Герб представлял собой золотого льва с названием фирмы.

– Откуда вы знаете?

– Ниоткуда! – засмеялся Димов. – Должен вам сообщить, что приблизительно Так выглядят шкатулки такого типа. У нас их раньше выпускали только две фирмы.

– Я впервые видела такую шкатулку…

– Естественно, вы ведь росли в другое время. Сейчас нам не нужны шкатулки. Спасибо вам, Роза! – Димов впервые назвал ее по имени.

И встал с несколько благодушным и беззаботным видом.

– Вы кому-нибудь говорили об этой шкатулке?

– Нет! Совершенно никому. Да и зачем? Я сейчас же забыла о ней. И не вспомнила бы, если бы вы не навели меня на мысль о ней.

– Да, конечно… Извините за беспокойство. Вы не рассердитесь, если мне придется снова обратиться к вам за помощью?

– Ну, конечно, приходите.

– Отца не беспокойте. Даже я не решаюсь обращаться к нему. Ему надо прийти в себя.

– Это я понимаю лучше вас!

Через четверть часа Димов был в управлении. И сразу же спросил у секретарши о Ралчеве.

– Он вернется часам к двенадцати, – ответила она.

– Пусть сразу же зайдет ко мне!

Инспектор вошел в свой кабинет. Но не сел, как обычно, за стол, даже не просмотрел последний бюллетень. Когда через час Ралчев вошел в кабинет, его начальник задумчиво ходил из угла в угол. Но по блеску его глаз Ралчев понял, что случилось нечто важное. И он сразу спросил:

– Нашел что-то?

Димов засмеялся:

– Ничего особенного. И все же у меня такое чувство, словно у меня выросли крылышки.

– Расскажешь?

– Конечно. Но сначала хочу кое о чем тебя порасспросить.

– Расспрашивай.

– В спальне Радевых стоит дорогой старинный комод. Ты его помнишь?

– Прекрасно помню. Каждому хотелось бы иметь такой комод.

– Кто его осматривал при обыске?

– Я сам.

– Там были закрытые на ключ ящики?

– Нет, все ящики были открыты.

– Так я и думал! Вы не обнаружили в одном из них железную шкатулку вот такой величины? – И Димов, как Роза, показал ее размер.

– Нет! – кратко ответил Ралчев.

– Ты уверен?

– Совершенно уверен.

Димов вздохнул и опустился в кресло. Его лицо прояснилось, и он стал подробно рассказывать о разговоре с Розой. Теперь и у Ралчева заблестели глаза.

– Да, это уже нечто! – воскликнул он.

С минуту они оба молчали.

– Стефан Радев не мог не знать о шкатулке, – заговорил наконец Димов. – Не мог он не знать и о ее содержимом. Какими бы чужими они ни были, все же они – одна семья. По всей вероятности, там хранились драгоценности. Или что-то иное, представляющее большую ценность, раз ее так старательно прятали и закрывали.

– Конечно, знал! – охотно подтвердил Ралчев.

– Так!.. Шкатулка исчезла… Почему? После того, как ее так долго хранили. Сам собой напрашивается вывод, что ее украли в день убийства. Возможно, ее взял убийца. А возможно… Возможно, конечно, что ее взяли раньше. Если это так, то истину установить легко. Но если шкатулка и в самом деле украдена в день убийства?

– Понятно! – оживился Ралчев.

– Это не так трудно понять! – возбужденно заметил Димов. – Непонятно, почему в таком случае молчит Радев. Похоже, что убийство совершено с целью грабежа. Но почему Радев, зная об исчезновении шкатулки, до сих пор не обратился к нам? Почему ничего не сказал? Разве что…

Димов внезапно замолчал.

– Разве что он сам взял шкатулку?

Димов задумчиво покачал головой.

– Не смею прийти к такому заключению, хотя оно напрашивается само собой. Но ясно, что ему почему-то выгодно молчать.

– Что-то я тебя не понимаю, – буркнул Ралчев..

– Я и сам себя не понимаю. Мы исходили из предположения, что Радев не убийца. Но тогда почему он молчит? Почему не хочет навести нас на след настоящего убийцы? Может, их связывает общая тайна… Может, они соучастники.

– В одном я уверен! – убежденно произнес Ралчев. – Существует какая-то связь между приездом Генова… и убийством.

– Теперь и я в этом почти убежден. Что бы ты сделал на моем месте?

– Прежде всего немедленно допросил бы Стефана Радева.

– Почему немедленно? – с легкой улыбкой спросил инспектор.

– Потому что Роза может предупредить его… Если уже не предупредила. И он подготовит свой ответ. Ложный ответ, разумеется.

– Нет, она его не предупредит. Я принял соответствующие меры.

– Чудесно! Тогда нужно приступать к работе.

Сейчас в его голосе звучало скрытое злорадство.

И он поспешил объяснить:

– Интересно, что теперь преподнесет нам Радев.

Но Димов словно не слышал его.

– Генов завтра должен быть здесь. Я хочу допросить его, не арестовывая. Но он должен непременно быть здесь.

– Ясно, Ему нельзя позволить скрыться.

– Не думаю, чтобы он попытался скрыться. Но все же рисковать не стоит. Несмотря на то, что бегство было бы самым верным доказательством его вины.

Димов засмеялся и встал.

– А теперь давай где-нибудь плотно поедим. После стольких переживаний я вдруг почувствовал зверский голод.

– Лучше бы не откладывать! – озабоченно заметил Ралчев.

– Нет, я хочу допросить его у него дома. Не мешает еще раз осмотреть его квартиру.

– А если…

– Не беспокойся, – шутливо заметил Димов. – Все трое под наблюдением. Я хочу сказать, что и Роза тоже. Хотя она ни в чем не виновата.

– Я уже и в это не смею верить, – пробормотал Ралчев.

– Скажи, куда ты меня поведешь? Мне хочется чего-нибудь вкусного, с острыми приправами.

– Разве в «Боянско ханче», как раз в этом загородном ресторанчике обедали Генов и Тони.

– Неплохая идея. Окунемся, так сказать, в атмосферу наших главных героев.

Через несколько минут «Москвич» уже катил по дороге к загородному ресторанчику.