Текст книги "Оговор"

Автор книги: Павел Вежинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Это ты так думаешь!

– Да, думаю!

– Хорошо, – несколько успокоился Старик. – Но в суде ты или потрясешь всех своим открытием, или с треском провалишься. Однако последнее не страшно. Гораздо важнее произвести впечатление, даже если оно будет скандальным.

Бормоча про себя что-то о боли в суставах, Илиев потащил Георгия в пивную, где больше не подавали розовый ликер.

5

В день, когда слушали дело Радева, шел дождь. Первый холодный колючий дождь, предвестник зимы. После таких дождей небо становится необычно чистым, и так приятно глотать холодный воздух после многих месяцев жары. Стаменов проснулся в хорошем настроении, но был крайне возбужден. Его не беспокоила непогода. Эту проблему он разрешил быстро, позаимствовав у хозяйки зонт. Маленький, цветастый, он удивительно гармонировал с возбужденным лицом молодого адвоката. Стаменов бодро шагал по мокрым тротуарам.

В вестибюле суда Стаменова ждала девушка. Она была не из модниц, мокрое платье прилипало к коленям. Но зато ее глаза сияли, как теплое весеннее утро.

– Ты почему вышла в одном платье? – испуганно спросил Георгий. – Почему не надела плащ?

– Сама не знаю!

Это был ее обычный ответ. Им она объясняла все. Он быстро увел девушку в буфет, где можно было согреться чашкой чая. Он пил, обжигаясь, крутил головой по сторонам. Девушка поняла его состояние.

– Не волнуйся, никуда твой Радев не убежит! – проговорила она, и ее глаза смеялись. – На худой конец – останусь я.

Потом, забыв о чае, Стаменов потащил ее в зал заседаний.

Как всегда, в коридорах толпилось много людей, запутавшихся в сложностях этого и без того запутанного мира. Те, кто разводился, поднимались по лестницам подозрительные и мрачные. Те, кто уже развелся, спускались в вестибюль веселые или убитые горем. Мелкие мошенники что-то нашептывали по углам своим свидетелям. Более крупные шли под конвоем. Все в этот будний день шло своим чередом. Жизнь как жизнь, а кто он в ее круговерти?

Наконец пришла и его очередь. Как и ожидал Георгий, зал оказался переполненным. Так и должно быть, когда на сцене появляется новая звезда. Правда, речь идет об убийстве… Может, кого-то именно это и привлекает.

Георгий осмотрелся: в третьем ряду сидела Роза, слегка побледневшая, но непроницаемая. Возле нее устроились две тетки. Старые девы, забыв о приличиях, смотрели торжественно и злорадно. Стаменов сел на адвокатское место и снова обвел взглядом зал. Ему очень хотелось знать, пришел ли один из главных действующих лиц этой тяжкой драмы – юрист Генов. Но как узнать об этом? Может быть, снова обратиться к старым девам? Нет, не стоит. Зачем делать то, на что он не очень-то имеет право, да это и не его обязанность. По проходу между рядами прошел Старик и сел возле него. И хотя Илиев весело подмигнул своему юному коллеге, в глазах старого адвоката таилась тревога.

– Ты готов? – спросил он.

Георгий молча кивнул.

– Тебя что-нибудь беспокоит?

После минутного молчания Стаменов неохотно ответил:

– Пока меня беспокоит только Радев. Не знаю, что он выкинет перед судом. Вдруг вернется на свои первоначальные позиции?

– Какие позиции?

– Станет утверждать, что это он убил жену. Представляешь, как он осложнит мне защиту? Я подготовился целиком оправдать его.

Теперь задумался Старик.

– Да, плохо. Но отступать тебе уже поздно. Придется до конца отстаивать то…

И поскольку молодой человек вопросительно посмотрел на него, шутливо добавил:

– То, чему мы поклялись служить… Я имею в виду…

Он не договорил – через боковую дверь ввели подсудимого. Стаменов впился в него взглядом. Он не мог из признать, что о своей внешности Радев позаботился, хотя и без особого старания. Но все же он был тщательно выбрит, одежда – выглажена, на нем была совсем чистая, правда, слегка помятая, рубашка. Переступив через порог, он в нерешительности остановился. Переполненный зал, видимо, смутил его, кровь стала медленно приливать к лицу. Он кого-то искал взглядом, наверное, свою дочь. Милиционер подтолкнул его и что-то шепнул. Радев подошел к первому ряду и сел на скамью. Лицо у него помрачнело.

Вскоре вошли члены суда. Стаменов знал только председателя: его считали выдержанным, разумным и осторожным судьей. И адвокаты, особенно молодые, работая с ним, чувствовали себя увереннее. Люди в зале встали, председатель кивнул, и все снова сели. Заседание началось.

Сначала выкрикнули имя подсудимого. Радев поднялся. Теперь он выглядел совершенно спокойным. На вопросы отвечал тихо, но четко и ясно. После установления личности подсудимого председатель дал ход делу. Обвинительный акт был слишком лаконичным для такого тяжкого преступления, а заключение – так категорично, что казалось, это судебное разбирательство – лишь досадная формальность. Стаменов не слушал. Ему хотелось встретиться взглядом со своим подзащитным, но Радев сидел с опущенной головой.

Председатель закончил. Наступил решительный момент. Стаменов затаил дух.

– Обвиняемый, вы получили копию обвинительного акта?

– Да, – тихо ответил Радев.

– Вы понимаете, в чем вас обвиняет прокурор?

– Да.

– Вы признаете себя виновным?

Радев мучительно сглотнул.

– Нет, не признаю! – ответил он. – Я не убивал своей жены!

Председателя, видимо, не особенно удивил этот неожиданный ответ. Только лицо у него нахмурилось.

– Во время следствия вы сделали полное устное и письменное самопризнание. Почему? Может быть, вас к этому принуждали?

– Нет, нет! Товарищи были исключительно внимательны.

– Тогда в чем же дело?

– Я был в отчаянии, товарищ судья, потрясен смертью жены.

– Говорите громче! – сказал председатель и повернулся к секретарю. – Он был потрясен смертью жены. Дальше?

– Мне было безразлично, что со мной станет. Я хотел уйти из жизни вместе с ней.

Стаменов уже слышал это объяснение. В пустой канцелярии тюрьмы его еще как-то можно было принять. Но сейчас оно прозвучало не слишком убедительно. Стаменов почувствовал это по гулу возмущения, пронесшемуся в зале.

– Нахал! – послышался ясный женский голос.

Это не выдержала старшая из старых дев. Председатель нахмурился.

– Тихо! – сказал он. Потом добавил: – Ваше объяснение кажется мне совершенно неправдоподобным. Я бы еще понял, если бы против вас были выдвинуты доказательства, которым вы не могли бы дать разумное объяснение. Оказались бы не в силах сопротивляться. Но в том-то и дело, что почти все доказательства дали следствию вы сами.

– Я уже сказал, товарищ судья. Мне не хотелось жить…

– И вы решили уйти из жизни? Вас не останавливало даже то, что вы были бы навсегда опозорены в глазах окружающих и – в первую очередь – своих близких?

Радев тяжело вздохнул, потом сказал:

– Тогда я не мог трезво оценивать свои поступки. Смерть жены сломила меня окончательно. Но в тюрьме я понял, что совершил ужасную ошибку. И что опозорил своих детей. Именно поэтому я решил сказать правду.

Стаменов чувствовал, что зал притих, что Радева слушают со все большим доверием. Только лицо судьи оставалось пока еще замкнутым и неприступным.

– А вам не приходило в голову, что своим ложным самопризнанием вы подводите следствие? И даже возможность скрыться истинному преступнику?

– Отчаявшийся человек не думает ни о возмездии, ни о справедливости. Отчаявшийся человек видит только свое горе.

Не столько сами слова, сколько интонация, с которой Радев произнес их, были исполнены глубокой искренности, Впервые председатель внимательно посмотрел на подсудимого. Казалось, он только сейчас разглядел его и теперь изучает.

– А вам не кажется странным, что данные вами объяснения звучат не убедительно? Только тот, кто непосредственно находился на месте преступления во время совершения убийства, мог дать такие точные сведения и объяснения.

– Я и находился, товарищ судья.

– Во время убийства?

– Нет, во время осмотра места преступления. Я слышал все, о чем говорили товарищи из милиции… И потом лишь повторил им то, что слышал от них.

Стаменов облегченно вздохнул. Очевидно, Радев благополучно преодолел самую коварную часть трясины. Дальше, наверно, все будет гораздо проще. Председатель снова вернулся к обстоятельствам дела, указанным в обвинительном акте. Его тоже заинтересовал кухонный нож, которым было совершено убийство, – он явно счел его самым веским из всех вещественных доказательств. Естественно, Радев не смог толково ответить. Но в то же время ни один из его ответов нельзя было ни опровергнуть, ни отбросить.

Начался допрос свидетелей. Коллеги Радева дали свои показания с той же точностью и добросовестностью, с какой сделали это при встрече с адвокатом. Но, конечно, Стаменов не упустил случая задать им дополнительные вопросы. У секретарши, которая работала вместе с Радевым, он спросил:

– Товарищ Костова, опишите нам характер Радева. Как он относился к своим коллегам? К посетителям?

– Товарищ Радев – исключительно воспитанный человек! – охотно ответила женщина.

– Ну, а что он за человек по складу характера? Угрюмый, нелюдимый? Или наоборот – веселый, беззаботный, разговорчивый?

– Это не вопросы, а ответы! – запротестовал прокурор.

– Задавайте вопросы, не пытаясь оказывать давления! – строго предупредил судья.

– Я проясню их суть, товарищ судья! – спокойно ответил Стаменов. – Прошу вас, товарищ Костова, ответить на мой вопрос.

– Как вам сказать… В сущности, ни то, ни другое. Радев – человек исключительно спокойный и рассудительный. С устоявшимся характером. Мы все считали его добряком, несмотря на его известную замкнутость и некоторое своенравие…

– Вы когда-нибудь видели его взвинченным, вышедшим из себя? Может быть, он устраивал порой скандалы?

– Нет, что вы! Он – очень терпеливый человек. Он делал замечания только уборщице, да и то редкс и очень вежливо.

– Благодарю вас, товарищ Костова. У меня больше нет к вам вопросов.

Начальнице Радева он тоже задал несколько дополнительных вопросов:

– Товарищ Борова, кто фактически написал доклад?

– Товарищ Радев.

– Прямо на машинке?

– Конечно! Как всегда.

– Вы после этого сразу его прочитали? Может быть, вы обнаружили опечатки, пропуски?

– Нет, ни одной ошибки. Он всегда пишет медленно, но никогда не делает ошибок.

Борова взвешенно добавила еще несколько хороших слов о Радеве, и председательствующий поблагодарил свидетельницу.

Невян Ралчев, внимательно выслушавший каждое слово, извинился перед своими соседями в последнем ряду и, сопровождаемый недовольными взглядами, протиснулся к выходу. Через десять минут он был на работе. На его счастье инспектор Димов находился в своем кабинете. Он внимательно изучал какие-то фотографии. Ралчев вошел, опустился в ближайшее кресло и потер ладонью свой гладко выбритый подбородок.

– У меня неприятная новость! – сказал он наконец.

– Только одна? – с улыбкой осведомился Димов.

– Одна, но зато какая! Радев полностью отказался от своего самопризнания.

Димов отложил фотографии и озадаченно взглянул на помощника. Ралчев даже приободрился – его начальник редко позволял себе такую непосредственность.

– Вот как? – вымолвил он, – А нас он в чем-нибудь обвиняет?

– Слава богу, нет…

– Чем же объясняет свой отказ?

Ралчев подробно изложил обстоятельства дела. Димов выслушал его молча, не прерывая. Однако заметил:

– Не понимаю, на чем его адвокат построит защиту. Эти доказательства так убедительны.

– Убедительны, да…

– Что – да?

– В том-то и дело, что адвокат довольно ловко готовит ему алиби!

– На каком основании? – нахмурился Димов.

– На основании упущений Якимова. Тот даже не удосужился проверить, что делал Радев после полудня в день убийства. И выходит, что…

И он подробно пересказал показания свидетелей. Лицо Димова потемнело. Никогда еще суд не оспаривал их дела. Никогда еще не случалось ему подводить своих коллег. Инспектор ни разу еще не допускал просчетов в своей работе.

– Хорошо, я приду на дневное заседание, – расстроенно сказал он. – И Якимова позови.

6

Дневное заседание началось обвинительной речью прокурора. Димов сидел во втором ряду и внимательно слушал. Этот молодой, уверенный в себе прокурор выглядел сейчас раздраженным. Нелепые увертки Радева только усугубляют его положение. Одно дело – пустые слова, другое – неоспоримые факты. А факты говорят против него, уличают в убийстве. И он снова остановился на фактах, перечисленных в обвинительном акте, прибавив к ним еще кое-что:

– Прошу вас обратить внимание на следующий факт. Обвиняемый признался, что совершил убийство кухонным ножом. Не каким-нибудь, а именно кухонным. Откуда он мог это знать? Из комментариев тех, кто прибыл на место происшествия? Это невозможно. Они вообще не говорили о ноже, потому что не нашли его. И я спрашиваю: если убийца является посторонним лицом, если он пришел с целью ограбить или убить, неужели он рассчитывал на случайное оружие? Неужели он не принес бы его с собой? Обвиняемый признавал, что вымыл нож и бросил его в шахту мусоропровода. Заметьте – вымыл. Нож и впрямь оказался вымыт. И его действительно нашли в шахте. Я спрашиваю: кто, кроме, убийцы, мог знать об этом? Кто мог знать такие мелкие подробности? Прокурор так долго полировал своими словами злополучный нож, что он мог бы заблестеть, как бриллиант.

Еще он подробно остановился и на том факте, что труп убитой был перенесен, что на одежде Радева обнаружили следы крови. На показания свидетелей он почти не обратил внимания, явно желая их обесценить.

– Очевидно, – сказал он, – защитник подсудимого готовит ему алиби. По-моему, это неудачная попытка. Даже больше того – защитник просто доказал, что у Радева нет алиби. Где он находился между двумя и тремя часами? Был в учреждениях. Предположим. Но если подсудимый воспользовался средством передвижения, то он мог навести необходимые справки за четверть часа.

На этом прокурор исчерпал свои аргументы относительно алиби. Димов во время его речи все время что-то записывал в своем блокноте, а делал он это крайне редко. Дело на этот раз было необычным, возможно, придется прибегнуть к крайним мерам. Теперь он уже сожалел, что не присутствовал на утреннем заседании. Вряд ли протокол поможет ему полностью разобраться в том, что его интересовало.

Слово получил защитник. Димов немного недоверчиво посмотрел на худощавого рыжеволосого юношу, вставшего перед трибуной суда. Он выглядел слишком спокойным, только блестящие глаза выдавали напряжение. Начало речи очень напоминало научный доклад. Может ли невинный умышленно оклеветать себя самого? Вполне – утверждал защитник. И довольно умело и находчиво проанализировал внутреннее состояние обвиняемого. Привел интересные примеры подобных случаев в судебной практике, когда ложные самопризнания были позднее опровергнуты.

Прокурор, который с хмурым лицом слушал его, нервно бросил:

– Да, эти случаи мне прекрасно известны. Но ложные самопризнания всегда преследовали определенную цель.

– А в этом случае важна не цель, а мотивы! – хладнокровно отве+ил защитник. – И эти мотивы – отчаяние и горе.

– Пустые разговоры! – презрительно сказал прокурор.

Затем защитник пустился в подробный анализ доказательств. Он говорил все так же спокойно и рассудительно, не прибегая к эффектам, словно не произносил речь, а беседовал.

– Мне кажется, что найденному в мусоропроводе ножу придается слишком большое значение. Почему убийца не принес с собой оружия? Да очень просто – он не имел намерения убивать. Он пришел с другой целью, возможно, не имеющей ничего общего ни с грабежом, ни с убийством. Но обстоятельства заставили его убить, Почему он не унес нож с собой? Зачем бросил его в шахту мусоропровода? Вот один разумный ответ – чтобы ввести следствие в заблуждение. Чтобы подумали, что убийство совершил свой человек. Зачем он вымыл нож? Возможно, хотел уничтожить свои отпечатки. Возможно, просто хотел сунуть его в карман и унести… Но никто не засунет в карман окровавленный нож… И преступник вымыл его… А потом ему пришла в голову новая идея.

Зал, затаив дыхание, слушал спокойные объяснения защитника, Димов усиленно писал.

– Или возьмем так называемое доказательство о переносе трупа, – продолжал Стаменов. – Радев перенес его, потому что был заинтересован в этом. Он не хотел, чтобы его увидел мальчик. И вот из этого следует, что Радев – убийца. Словно нет другого разумного объяснения. Что за странная логика? Я приведу вам это объяснение. Радев вернулся домой случайно, когда преступление было уже совершено. Он увидел труп и перенес его, чтобы убитую не обнаружил сын. Потом испугался, что подозрение может пасть на него, и убежал.

Зал заволновался. Послышались приглушенные возбужденные голоса. Димов поднял голову и удивленно посмотрел на адвоката. Суд молчал.

– Вы утверждаете, что это правда? – подал, наконец, голос прокурор.

– Нет! Я утверждаю, что подсудимый говорит правду… Но я хотел показать вам, что может существовать и другое разумное объяснение…

– Продолжайте! – произнес председатель.

– Существует и одно безусловно спорное доказательство – пятна крови на одежде Радева. Из этого следователь сделал заключение, что труп перенес Радев. Товарищ судья, вы знаете, что речь идет о нескольких незначительных пятнах крови на манжетах и рукавах подсудимого. Но попробуйте перенести со двора в дом зарезанную курицу, и вы увидите, как вы испачкаетесь… А тут был труп с тремя страшными ранами. По-моему, это вообще не доказательство, а абсурдное утверждение. Тогда откуда кровь на одежде Радева? Да все очень просто! Радев пришел домой раньше милиции. Он вошел в спальню, увидел мертвую жену… Как он мог не прикоснуться к ней, не проверить, мертва ли она на самом деле? Психологически это вполне объяснимо. Вот откуда мелкие пятнышки крови.

Прокурор молчал, его лицо все больше мрачнело.

– Кроме того, обвинение явно недооценивает серьезное алиби подсудимого! Время между тремя и пятью часами вообще не подлежит сомнению. Речь идет о его отлучке с двух до трех часов. Обвинитель утверждает, что убийство является преднамеренным и организованным.

– Да! – сердито бросил прокурор. – И должен сказать вам, коллега, что вы вообще не считаетесь с фактами.

– Мне кажется, товарищ прокурор, что это вы не считаетесь с фактами, – сухо парировал защитник.

– С какими фактами?

– С официальными данными, отраженными в документах обвинения.

– Что вы имеете в виду? – нетерпеливо спросил прокурор.

– Я имею в виду акт, подписанный доктором Давидовым. Он осмотрел труп без четверти шесть. И собственноручно написал: «…труп еще не совсем остыл». Что это означает?

Стаменов сделал небольшую паузу. В этот момент только Димов понял, что это означает. И поскольку никто не реагировал на его слова, Георгий спокойно продолжил:

– Это означает, товарищ прокурор, что убийство совершено после половины четвертого, и никак не раньше! Потому что из судебной практики нам хорошо известно, что труп остывает в течение двух часов. А свидетели весьма ясно и недвусмысленно утверждают, что между тремя и пятью часами подсудимый находился в своем учреждении. Следовательно, убийцей он быть не может!..

Зал ахнул. И только на лице Димова появилась виноватая улыбка. Он повернулся к Ралчеву и сказал:

– Отличный удар… И должен заметить, что парнишка отлично подготовил его.

А «парнишка» все еще стоял перед председателем суда, который о чем-то совещался с двумя заседателями. Подсудимый словно окаменел на своем месте. Никто не видел его глаз, никто не мог понять, что таится в них – радость избавления или горькая мука.

Наконец суд закончил свое небольшое импровизированное совещание.

– Заседание переносится на завтра. Мы произведем компетентную медицинскую экспертизу, – объявил председатель.

Стаменов отправился к адвокатской скамейке. Там все еще сидел Старик, в его глазах вспыхивали веселые огоньки.

– Поздравляю, – произнес он. – Ты полностью добился того, чего хотел.

Но в его голосе не чувствовалось особого воодушевления.

– И это все, что ты мне можешь сказать?

– Пока все. Но разве этого мало?

Через полчаса в кабинете Димова состоялось небольшое совещание. Ралчев внимательно рассматривал ногти. Якимов уныло молчал, как в воду опущенный.

– Мы не сыщики, – тихо сказал Димов. – Мы – габровские скупердяи: экономим время и силы, и теперь заплатим вдвойне!

Подчиненные онемели в изумлении.

– Что касается доказательств, то тут еще можно поспорить, – успокоился Димов. – Но я поражен, Якимов, таким вопиющим недосмотром, как проверка алиби обвиняемого. Как ты мог не проверить, что делал Радев в день убийства?

– Вы правы, товарищ Димов, – виновато ответил Якимов. – Но все основные факты были такими очевидными…

– Очевидными! – недовольно повторил Димов. – Ничто на этом свете не очевидно, Якимов. Да и не в этом дело. Работа есть работа. Каждое дело нужно делать так же тщательно, как вяжут свитер, – петлю к петле, факт к факту. Нельзя пропускать петли. Пропустишь петлю – получится дырка. А никто не любит свитеров с дырками.