Текст книги "Калевала"

Автор книги: Павел Крусанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

29. Вражда братьев и рождение Куллерво

Было у отца с матерью три сына, росли они в заботе, как цыплята под наседкой, но случилось так, что развела их жизнь: одного занесло в далекую Русь, другой оказался в близкой Карьяле, а третий остался дома. Тот, что на Русь попал, вырос там, стал купцом и на отчину уже не заглядывал; тот, что ушел к карелам, принял имя Калерво и оставил свой род; а оставшийся дома был назван Унтамо – он-то и принес отцу печали, а матери разбил сердце.

Недалеко друг от друга простерлись земли Унтамо и Калерво – оттого и началась у них распря. Однажды поставил Унтамойнен сети в затоны, где уже стояли неводы брата. Пришел Калерво, выбрал сети и, не зная, что не все они его, забрал себе рыбу. Обозлился Унтамо, и дошло у них с братом дело до кулаков, но ни один не победил в драке.

В другой раз посеял Калерво овес в поле рядом с выгоном брата, но поела всходы овца Унтамойнена, а собака Калерво загрызла овцу и выела ей брюхо. Не стерпел этого гневливый Унтамо и поклялся извести род брата от мала до велика, а все его жилища обратить в головешки. Вооружил он воинов топорами, мечами и копьями и повел их войной против родного брата.

И посекли воины Унтамо весь род Калерво, спалили дотла все селение и сравняли его с землей. Осталась в живых лишь одна дева из всего большого племени, дева, что несла во чреве плод от Калерво, – увели ее с собой люди Унтамойнена, чтобы мела она в доме злодея полы и крутила жернова.

Вскоре родился у несчастной матери сын. Назвала мать малютку ласково Куллерво, а Унтамо посмотрел на дитя и сказал:

– Не родись он рабом, быть бы ему воином. Положили младенца в колыбель, но лишь два дня пролежал в ней крошка-богатырь, а на третий – разорвал свивальник и сломал в щепки люльку. Обрадовался Унтамо, решив, что когда подрастет малыш и обретет разум, то заменит ему в хозяйстве целую сотню рабов. Однако месяца через три, когда стал уже Куллерво ростом взрослому по бедро, услышал Унтамо, как говорит сам с собою малютка:

– Вот подрасту немного, наберу в теле силу и тогда отомщу за род свой и за скорбь матушки!

Понял Унтамойнен, что растет в его доме новый Калерво, и решил, пока не поздно, сжить ребенка со света. Велел он посадить Куллерво в бочонок и выбросить в море на вольные волны. Послушные хозяйскому слову, все исполнили слуги, а когда, через три дня, пошли люди Унтамо на берег проведать, что стало с малышом, то увидели, что не утонул он, а сидит себе спокойно на хребте волны и ловит рыбу медной удочкой с шелковой леской.

Приказал тогда Унтамо своим рабам разложить огромный костер и сжечь в огне злополучного Куллерво. Привезли рабы немало березовых, ясеневых и смолистых сосновых поленьев, привезли сто возов бересты и, запалив великий костер, бросили ребенка в самое пекло. Три дня подкидывали в огонь поленья и сучья, а когда догорел костер, то увидели люди Унтамо, что сидит малютка невредимым по колено в пепле, кочергой подгребая угли и раздувая пламя, – а у самого не опалилась ни единая прядка!

Рассердился Унтамойнен и велел повесить ребенка на дубе. Едва выждал он три дня и три ночи, а как минули они, послал раба проверить – умер ли наконец Куллерво? Вернувшись, доложил покорный раб, что и на этот раз нет смерти мальчишке: висит он на дубе, в ручонке у него гвоздик, и царапает он на стволе рисунки – героев с мечами и мужей с копьями. Понял тут Унтамо, что ничего он не может сделать с ребенком – нет погибели на Куллерво, и тогда решил растить его как раба – ведь и был он дитя его рабыни.

Подвели к хозяину спасшегося малютку, и сказал ему Унтамойнен:

– Так и быть, живи рабом в моем доме и плату получай по заслугам: поясок на рубашку или затрещину по уху.

Прошло время, заметно подрос Куллерво, и дали ему первую работу – нянчить малого ребенка, крошку, только от груди отнятого, велев прилежно за ним смотреть, кормить, качать в люльке и стирать его пеленки. В первые два дня, как начал нянчить Куллерво младенца, вырвал он ему ручки и выколол глазки, а на третий, побросав пеленки в реку и спалив колыбельку, вовсе уморил ребенка.

Увидел Унтамойнен, что не годен этот раб нянчить малых деток, и решил послать Куллерво подсечь лес – строевые деревья отделить, а остальные сжечь, чтобы приготовить землю под пашню. Обрадовался Куллерво, что дали ему, как мужчине, в руки топор, – ведь в свои года был он уже сильнее остальных мужей впятеро, – и пошел в лес рубить деревья. Отыскал он строевые лесины и принялся сечь их топором; крепкий ствол рубил одним ударом, а ствол похуже – в пол-удара. Повалил он с десяток деревьев, и надоела ему такая работа: пожелав для Лемпо жизни лесоруба, свистнул он во всю мощь, и повалился лес буреломом дотуда, докуда слышен был его свист.

– Пусть не взойдет ни один стебель там, где расчистил я новь для Унтамо! – воскликнул Куллерво. – А если посеют здесь ячмень, пусть никогда он не заколосится!

Придя посмотреть, прилежно ли рубит деревья его раб, увидел Унтамойнен, что перепортил ему Куллерво весь строевой лес и никуда не годится его работа. Задумался он, к чему бы его еще приставить, и велел рабу заплести плетень вокруг двора.

Тут же приступил Куллерво к работе: вместо кольев поставил стволы огромных елей, жерди сделал из цельных сосен, а связки устроил из высоких рябин. Не оставил он нигде прохода в плетне и не устроил ворот: кто не мог летать, тому не пройти было через ограду Куллерво.

Вышел Унтамойнен из дома взглянуть, что на этот раз у раба вышло, и увидел сплошной плетень до облаков без ворот и без калитки.

– И на это ты не годишься! – сказал с досадой Унтамо. – К чему мне такой плетень, где нет ни входа, ни выхода?

Последнюю работу дал он Куллерво – послал его молотить рожь. И так бойко орудовал раб цепом, что обратил все зерно в пыль, а солому – в мякину.

Как увидел Унтамойнен, что развеялась его рожь пылью по ветру, а солома улетела трухою, обозлился без меры и, пожалев, что не в силах убить Куллерво, продал его кузнецу Ильмаринену для работы на мехах. Благо и цену хорошую дал за негодного раба Ильмаринен: два старых котла, три ржавых крюка, пять затупленных кос да шесть разбитых мотыг.

30. Куллерво мстит жене Ильмаринена за насмешку

Хорошей хозяйкой была жена Ильмаринена, но имела она злое сердце и оттого невзлюбила Куллерво. Поставила она его пастухом над коровами и, посылая однажды утром со стадом, в насмешку испекла ему из овса и пшеницы хлеб, а в середину вложила камень. Помазала красавица Похьолы хлеб прогорклым маслом и подала Куллерво со словами:

– Смотри, не ешь его раньше времени! Затем выпустила хозяйка стадо и попросила Укко защитить ее коров на поле и в лесу от беды, как хранил он их дома в загоне, попросила Миэликки присмотреть за стадом, уберечь его за своим белым передником от злого ветра и холодного ливня, попросила Нюрикки застелить мостками трясины и топи, чтобы не увязло стадо в болоте, попросила медведя Отсо с медовой лапой не губить коров, прочь бежать от колокольчиков, попросила седобородого Тапио придержать своих псов, заткнуть им ноздри грибами и ягодами, чтобы не почуяли они рядом тучного стада, попросила Теллерво, дочку Тапио, что одета в нежное платье из тумана, накормить коров сладкими травами и напоить свежей водой, чтобы отягчалось у них пышное вымя и рекою текло из сосцов молоко, чтобы шкура их блестела, как рысья, чтобы сияла, как тюлений мех. Для каждой коровы нашла хозяйка ласковое слово, а как вывела стадо из хлева, отправила раба Куллерво следом на пастбище – погонять скотину. Для пастуха не нашлось у жены кузнеца доброго слова.

Положил Куллерво хлеб в котомку и погнал коров через бор на выгон. По пути горевал он о своей жалкой жизни, о том, что попал на мальчишечью работу – сторожить бычьи хвосты и бегать по болотам за телятами. На лугу сел Куллерво на пригретую солнцем кочку, и совсем одолели его горькие думы: попросил он солнышко послать ему, бедняге, тепла и света, а хозяину с хозяйкой, чьи стада пасет он, вовек не светить – хорошо живет хозяин, печет себе пшеничные хлебы и пироги, мажет их маслом и запивает медом, а пастух грызет сухую корку от овсяного хлебца, жует пироги с сосновой корой и черпает берестой из лужи воду. Запел Куллерво печальную песню бездомного раба, прося солнце переменить дурное время и от чужих людей вывести его к родному дому, где всегда ему будет масло к свежему хлебу и где будет он есть у пирогов середку.

Так прошло утро. Вскоре посмотрел пастух на короткую полуденную тень и решил, что настала пора сироте пообедать. Отогнал он коров на отдых, чтобы заснули на поляне, а сам сел на зеленую траву и достал из котомки хлеб. Хорош был на вид хлеб, гладка была у него корка, но знал Куллерво, что часто в хлебе, который пекла для него жена кузнеца, внутри, под румяной коркой, таилась солома или мякина. Достал пастух из ножен отцовский нож, что сберегла на память мать и отдала сыну, хотел разрезать хлеб, но сломал стальное лезвие о камень. Зарыдал от обиды Куллерво и воскликнул:

– Дорог мне был этот нож – от отца он мне достался, от седого Калерво, но и его меня лишила дрянная хозяйка! Как отомстить мне злой бабе за насмешку, как рассчитаться за негодный хлеб?!

И тогда прокаркал с ветки ворон:

– Научу я тебя, сын Калерво, достойной мести: возьми березовый сук и загони коров в болото, чтобы достались они в добычу медведям и волкам. После собери этих волков и медведей в стадо, обрати косолапых в коров, а серых – в телят и гони их, как скот, на двор – так и отплатишь за издевку скверной хозяйке.

– Ну погоди же! – воскликнул Куллерво. – Плачу я о ноже отца, но прольешь ты, злая баба, слез куда больше!

Сорвал он можжевеловую ветку и погнал коров в болото на съедение волкам и медведям. Самих же медведей обратил пастух в коров, а волков – в телят.

Спустилось солнце за полдень, и подошла пора гнать стадо обратно. В злобе велел Куллерво диким зверям рвать когтями и зубами хозяйку, как только соберется она их доить, и повел волков и медведей к дому кузнеца. Сделав из бычьего рога пастушью дудку, затрубил в нее Куллерво на подходе ко двору – а жена Ильмаринена уже ждет не дождется своей скотины. Услышала она звук рожка и обрадовалась, что ведет раб назад ее стадо.

– Где взял ты пастуший рожок? – спросила хозяйка. – Из чего сделал ты дудку, что так громко она гудит и раздирает уши?

– Нашел я рожок в болоте, – ответил Куллерво, – а играю так громко, чтобы знала ты, что в хлеву уже стадо и пора с огнем идти доить коров.

Позвала жена Ильмаринена свекровь, чтобы пошла та в хлев с подойником, а сама решила замесить тесто для хлеба.

– Хорошая хозяйка сама свой скот холит, – схитрил Куллерво, – корова такой хозяйке и молока больше отдаст.

Развела красавица Похьолы огонь и пошла сама в хлев доить коров. Оглядев там рогатых, так сказала:

– Хороши на вид коровки, и полно у них тугое вымя! Только присела она, чтобы потянуть соски над подойником, как вмиг обернулись коровы дикими зверями и набросились на красавицу Похьолы. Закричала от ужаса гордая жена Ильмаринена:

– Что наделал ты, злой пастух?! Зачем пригнал из леса волков и медведей?

– Пусть как пастух поступил я дурно, – сказал Куллерво, – ты же поступила дурно как хозяйка! Запекла ты в хлеб камень, и сломал я о него отцовский нож, испортил железо нашего рода!

– Милый пастух! – взмолилась красавица Похьолы. – Возьми назад заклятие, избавь меня от медвежьих когтей и волчьих зубов! Дам я тебе лучшие одежды, угощать тебя буду пшеничным хлебом и свежим маслом! Целый год не будешь работать, и еще год согласна кормить тебя даром – только избавь меня от свирепой смерти!

Но неумолим и суров был Куллерво.

– Не будет тебе прощения, – сказал он хозяйке, – самое тебе место под землей у Калмы!

Тут вцепились в красавицу Похьолы медведи и волки, растерзали ее молодое тело на кровавые ошметки и скрылись в лесу – так отомстил Куллерво, сын Калерво, женщине за злобную насмешку, так страшно погибла жена Ильмаринена, которую долго ждал великий кузнец и которую дважды сватал, надеясь обрести с нею счастье.

31. Куллерво узнает, что родные его живы

Поспешил золотоволосый Куллерво, стройный юноша в синих чулках, прочь из дома Ильмаринена, пока не узнал кузнец о гибели жены, пока не вскипел великой злобой к рабу и не пожелал с ним посчитаться. Направился Куллерво в лес, потому что некуда было больше податься бездомному сироте, – но легки были его думы, и веселилась душа раба от того, что исполнил он месть и наказал насмешницу: на весь лес трубил он в свой рог, и откликались дали на злорадное веселье Куллерво.

Долетели до кузни звуки рожка из леса, и бросил Ильмаринен работу, вышел на двор посмотреть, отчего стоит в бору такой шум, – и тут увидел он растерзанную зверьми жену и стал от горя недвижим. Всю долгую ночь провел кузнец на дворе в стенаниях, много пролил слез по любимой жене, по красе земли и моря, и было его сердце чернее угля, а мысли – как деготь.

Куллерво же до ночи шел по частому лесу, а как стемнело, сел усталый на землю и принялся вновь горевать о своей сиротской доле: у всякого есть родина и есть свое жилище, а для него родина – темный лес, поляна – дом, очагом ему служит ветер, а дождь ему – вместо бани! Еще до рождения потерял он отца, отняли его в детстве от матери – жив ли кто из его родных? Или весь погиб великий род Калерво? Или все, что получил он с рождением, – это башмачки изо льда и снежные рукавицы, чтобы ступить ему в гололед на шаткий мостик и упасть в гнилую болотную воду? Долго сетовал на судьбу Куллерво, пожаловался он и Укко на свое несчастье: что вырос он без отца и без матери, что одинока его жизнь, как у чайки над утесом, что всем поровну сияет на небе солнце и только одному ему оно не светит и не греет душу… Но ничего не ответил великий Укко, видно, думал свою думу, где вместо мыслей у него – леса, озера и звезды, и тогда решил в отчаянии Куллерво пойти в землю Унтамо и отомстить врагу за раны отца, за слезы матери и за свое злое несчастье.

– Подожди же, Унтамойнен, губитель моего рода! – воскликнул Куллерво с ненавистью. – Разорю я твой дом и сожгу дотла широкий двор!

Под утро шла мимо лесная старушка и, услышав гнев Куллерво, спросила его:

– Куда собрался ты, сынок? В какие края спешишь на битву?

– Ведет меня месть на чужбину, в селение Унтамо, – ответил Куллерво. – Хочу я отплатить ему за свой несчастный род – за смерть отца, Калерво, за слезы родимой матери в пепел обращу я его жилище!

– Нет, не погиб еще ваш род, – сказала старушка, – спасся отец твой Калерво и жива-здорова мать.

Обрадовался Куллерво и бросился к старушке с расспросами:

– Скажи мне, милая, где живут они? Где отыскать мне отца с матушкой?

– Живут они нынче на краю лапландской земли, – сказала лесная старушка, – у озер, богатых рыбой.

– Как достигнуть мне той земли? Как отыскать туда дорогу?

– Путь туда не близкий – сначала три дня иди лесом вдоль реки, – ответила старушка, – потом сверни на север и встретишь на дороге гору – обойди ее вдоль подошвы слева и придешь к другой реке. Ступай по берегу и, как минешь три порога, на конце косы у длинного мыса увидишь рыбачью хижину – там живут твои отец и мать, там сестры твои и братья.

Быстро собрался Куллерво в дорогу. А в пути все случилось, как сказала лесная старушка: три дня шел он лесом, а потом, свернув на север, повстречал гору. Обогнул Куллерво ее подошву слева и вышел к речному потоку. Держась берега реки, прошел он три порога и вскоре на конце песчаной косы увидел рыбачью хижину. Поспешил Куллерво в избушку и бросился на грудь отцу и матери со словами:

– Вернулось ваше дитя, которого в раба обратили мужи Унтамо!

– Живой ты явился, сынок! – не сдержала слез мать. – А я тебя уж не ждала и, как по мертвому, по тебе рыдала! Было у меня два сына и две дочки – пропали из них старшие, но вот сыночек возвратился, а дочки так и нет!

– Как же пропала сестра? – спросил Куллерво. – Где она погибла?

– Ушла она в лес по ягоды, – "горько вздохнула мать, – хотела набрать под горой малины и там исчезла, а как погибла – никто не знает: может, утонула в болоте или растерзали ее волки. Неделю ходила я по лесу, звала с горы дочку, но не нашлась она, а дубравы мне велели, чтобы не кликала я ее попусту, – не вернется она больше в жилище матери и к отцовской пристани…

32. В неведении Куллерво соблазняет свою сестру

С тех пор стал Куллерво жить под родительской кровлей. Однако хоть и был наделен он силой и крепостью тела, но рассудка мужа не обрел, ибо не было у него в жизни разумного воспитателя.

Как-то отправились они с братом расставлять на рыбу сети, и, сев за весла, спросил Куллерво, грести ли ему со всею силой, когда будут они тянуть невод, или соблюсти в усердии меру?

– Греби по-молодецки, что есть мочи, – сказал ему с кормы брат, – все равно не разбить тебе лодку и не сломать уключин.

Приналег по-молодецки Куллерво на весла и стал грести с такой неразумной силой, что вывернул железные уключины и сломал у лодки можжевеловые ребра. Взглянул седой Калерво на глупое старание сына и послал его загонять рыбу в невод, сказав с досадой:

– Посмотрим, может, в этой работе ты преуспеешь. Собрался Куллерво загонять в невод рыбу и стал рассуждать сам с собою: со всего ли плеча работать, со всей ли силы гнать или придержать удаль?

– Что ж это будет за работа, – сказал ему брат, тянувший сеть, – если гнать не с полной силой!

И начал Куллерво со всего плеча гнать рыбу – растрепал он в паклю весь невод и сбил из рыбы в воде слизь и кашу. Увидев такую бестолковую работу, сказал ему отец:

– Не годишься ты даже гнать рыбу! Смотри – разорвал ты все сети и разбил поплавки! Отправляйся-ка лучше платить подать – может, в дороге умнее будешь!

Сел Куллерво в сани и поехал стремглав по отцовскому делу. Все, как нужно, исполнил он – заплатил подать и отдал зерно, – а после уселся вновь на теплую шкуру в сани и погнал коня домой. Проезжая полянами Вяйнёлы, увидел он, как скользит через луг по лыжне златокудрая девица. Осадил Куллерво коня и сказал красотке ласково:

Взойди, девица, в сани, отдохни со мной на шкуре!

Но на бегу ответила ему гордая красотка:

– Пусть Калма садится в твои сани, пусть болезни отдыхают с тобой на шкуре!

Ударил незадачливый молодец коня кнутом и помчался дальше по скрипучему снегу. Выехав на лед замерзшего моря, повстречал он на блистающем поле девицу в красивых сапожках. Не смог Куллерво проехать мимо, придержал коня и сложил на губах улыбку.

– Садись ко мне в сани, – позвал он девицу ласково, – прижмись ко мне, краса здешней страны!

Но ответила девица в красивых сапожках:

– Пусть Туони взойдет в твои сани, пусть Мана тебя обнимет!

Погнал огорченный юноша коня дальше и выехал на широкие заснеженные поля Лапландии. Вскоре увидел он на песчаной глади прибрежья Похьолы девушку в оловянных украшениях, что шла по своим делам ему навстречу, – и снова натянул Куллерво вожжи, снова улыбнулся как мог приветливей.

– Садись, девица, в сани, – поманил он красотку ласково, – ложись под полость – здесь поешь ты моих яблочков и погрызешь моих орешков!

– Плюю я в твои сани! – ответила непреклонно девушка в оловянных украшениях. – Противно мне лежать под полостью с охальником!

Но тут нетерпеливо подхватил девицу Куллерво и усадил в сани, на мех под расшитую полость.

– Отпусти меня сейчас же! – сказала зло девица. – Не хочу я слышать дурных слов и бесстыжих уговоров!

А Куллерво тем временем открыл сундучок с деньгами, который доверил ему отец, стукнул резной крышкой и показал девице серебро и злато, расстелил пестрые платки, чулочки с золотой каймой и серебряные подпояски. Поманило серебро красотку, изменили цветные платки ее мысли, связало золото невинную честь и девичью гордость. Обольстил Куллерво красотку, немногими словами увещевал юницу, принялся целовать ее и ласкать руками упругую грудь и наконец утомил красавицу в оловянных украшениях под расшитой полостью, на жарких мехах.

Утром, как насытился Куллерво девицей, спросила она его: из какой семьи он будет?

– Видно, велик твой род и знатен отец, раз такой ты выходишь смельчак, – сказала красотка.

– Не высок мой род и не низок, – ответил Куллерво, – а как раз посередке – я несчастный сын Калерво, неразумный и ни к какому делу непригодный.

Как услышала девица слова Куллерво, так стала сразу белее снега и вцепилась пальцами себе в волосы.

– Неразумная, негодная я дева! – заплакала она. – Ведь и я, бедняжка, рода Калерво!

Тут рассказала она брату, как еще ребенком пошла в лес по ягоды, и столько было в лесу земляники и малины, что два дня она их собирала, а на третий не нашла дороги домой. Долго она плутала и аукала в лесу, но отвечал ей зеленый лес молчанием – не слышали ее крика ни отец, ни родимая матушка. Хотела она умереть, искала себе погибели, но не нашла смерти – выжила, а через много дней вышла из чащи, и приютили ее чужие люди.

– Лучше бы умерла я в лесу! – воскликнула сестра Куллерво. – Зеленела бы я на другой год травкой, вышла б на землю красной брусничкой и никогда бы не знала ужасного позора!

Едва она это сказала, как тут же выскочила из саней и бросилась в реку – прямо в пену кипящего водопада. Там нашла она свою погибель и в Туонеле обрела забвение и мир.

Зарыдал Куллерво о своей ужасной судьбе: провел он жизнь в сиротстве рабом, а теперь, как обрел семью, обесчестил родную сестру, принеся отцу с матерью неизбывное горе! Зачем вскормили его и для чего пустили в мир? Лучше бы было ему не рождаться – неверно поступила смерть, что не взяла его на вторую же ночь от роду! Лучше бы мать, на свет его родив, заперла дитя в дымной бане, чтобы задохнулся он в чаду! Лучше б утопила она его спеленутым! Лучше бы вместе с люлькой сожгла в печке!

Бросил Куллерво сани, ставшие позорным ложем, разрезал ножом гужи и хомут, вывел коня из оглоблей и поскакал в ужасном горе к родному дому. Быстро домчался он на мыс к избушке и, увидев на дворе мать, бросился в отчаянии к ее ногам.

– Что сталось с тобой, сынок? – спросила старушка. – Как будто ты только из Маналы вышел!

– Совершил я злодеяние, – ответил со слезами Куллерво, – обесчестил родную сестру!

И рассказал он матери, как выплатил подать и отдал все зерно, как на обратном пути повстречал девицу, как ласкал ее, а она оказалась ему родной сестрой.

– Не стерпев позора, погибла она в пучине водопада, – сказал Куллерво. – Теперь и я хочу найти свою смерть, только не знаю еще, где обрету ее: может, в когтях медведя или в пасти волка? А то разведу в яме костер и брошусь в него с дерева!

– Не ищи себе, сынок, смерти, – сказала печально мать. – Широки пределы Суоми, есть где скрыться преступному, чтобы в одиночестве оплакать злодеяние. Ступай в леса отшельником – там время дарует тебе мир и утешат скорбь годы.

– Нет, не буду я скрываться и не стану бегать от стыда! – воскликнул в ответ Куллерво. – Отправлюсь я лучше в пасть смерти, к воротам Калмы – пойду я биться с Унтамо, ведь жив еще изверг, ведь не отомщены еще раны отца, твои слезы, матушка, и все страдания, что вынес я по его вине!