Текст книги "Поколение победителей. Трилогия"

Автор книги: Павел Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Внутри все было еще интереснее: черная передняя панель из каменно‑жесткого пластика с рублеными линиями форм. Сначала вообще подумал, что это знакомый по телефонным аппаратам карболит, но пальцами материал немного проминался. Слева виднелся почти современный спидометр, справа стоял бардачок, сверху посередине решеточка вентиляции и пара здоровенных рукояток регулировки печки. Последняя нелепой улиткой болталась под панелью в окружении воздуховодов и пучков проводов. У машины были неприятный тонкий руль, блестящий ободок звукового сигнала и рычаг переключения передач на руле, почти как у «Победы». Сиденья оказались неудобными, без следов анатомических валиков или солидного дивана, характерного для автомобилей типа «Волги». Все обтягивал грязно‑бежевый кожзаменитель.

Однако Анатолий машиной явно гордится. Пришлось польстить ему наигранными восторгом и интересом. Заодно узнал точно, что это за модель – «Москвич‑408», даже и представить не мог, что такие «звери» водились между моделями 407 и 412. Не думаю, что Катин брат купил машину на свои деньги, откуда у капитана КГБ возьмутся несколько тысяч рублей? Тут еще, слава богу, не принято использовать погоны и должность в стиле петровских лесничих[223]. Наверняка тачка служебная или оперативная, выделили, что была под рукой. Хотя я просил дать под операцию переброски RAVчика «Волгу», но какая, в сущности, разница. Лишь бы оно ездило.

На дороге этот автомобиль повел себя на удивление адекватно[224]. Конечно, если сравнивать с уже привычным ГАЗ‑21, ему недоставало плавности и динамики (двигатель всего в 50 л.с., как пожаловался Анатолий). Но в повороты машина входила хоть валко, но уверенно, на кочках разваливаться не пыталась. На одном из участков смогли разогнаться до немыслимых ста двадцати км/час. От такой гонки мне стало реально страшно, в отличие от водителя я слишком хорошо представлял себе последствия подобных скоростей на ретроавтомобилях без ESP и ABS. Пришлось попросить ехать помедленнее, тем более что начал гудеть задний мост и стала «скакать» температура воды.

Анатолий веселился и явно радовался переменам. Рассказал, что из‑за скуки пришлось устроить ротацию «нижних чинов»: сержанты быстро подсаживались на дурную самогонку и соседских баб. Да и слухи поползли один другого страшнее, хорошо хоть, рассказчики сами ничего не знали, а всех особо любопытных комитетчики распугали еще пару месяцев назад.

После традиционной вечерней баньки под неожиданно приятную смородиновую бражку проснулись где‑то к полудню. Благо никто не мешал храпом, ребят отправили в город еще вечером. Позавтракали неизменной картошкой «без всего» с молоком, хотя это чудо в трехлитровой банке вернее было называть сливками. И поехали на четыреста восьмом за город, встречать специально подготовленный по моему техзаданию продуктовый фургон на базе новейшего ЗИЛ‑130.

К моему удивлению, все прошло планово, ну, если не считать того, что чудо автопрома с приданным ГАЗ‑69 пришлось дожидаться часа полтора. Водителя «зилка» пересадили в «козлика»[225] в компанию к молоденькому лейтенанту и парочке солдат и всех отправили на десяток километров дальше по трассе. Ждать и спать.

Как тяжело что‑то организовывать без мобильных телефонов. Из‑за привычки к хорошему о радиосвязи я даже не подумал, и никто эту ошибку поправить не удосужился. Теперь приходилось мотаться туда‑сюда под холодным противным дождем, хорошо хоть затылок был прикрыт шляпой, и даже поюродствовать на предмет моих ограниченных умственных способностей оказалось особо некому.

Анатолий сел за руль ЗИЛа и по заросшим колеям грунтовки потихоньку загнал грузовик в лес, чтобы не был виден с дороги. Залезли в кузов, вытащили подготовленный пандус… Н‑да!.. Зачем я рисовал чертежи, проставлял размеры? Какой‑то армейский дебил решил, что он самый умный, и проявил народную смекалку. В общем, заготовка великолепно подходила для закатывания бочек. Но заехать по ней в фургон на RAVчике не позволяли ни прочность, ни угол наклона.

Пришлось срочно гнать в город, покупать пилу, топор, гвозди, скобы и прочую скобяную утварь. Причем топор и топорище продавались отдельно и подошли друг к другу только после «доработки напильником». Ножовок и лучковых пил в лавке попросту не было, а «Дружба‑2» поставлялась без ручек. По наитию прихватил и пару штыковых лопат, естественно, без рукояток. Проклятая логика совка: зачем продавать дерево, если за околицей целый лес?

Вернулись к грузовику и часа за три кое‑как построили пригодный для заезда машины настил. Упахались как следует, хорошо хоть, никого любопытного наши стук, бряк и мат не привлекли. В Н‑Петровск вернулись уже глубоким вечером, загнали 408‑го под поветь, поближе к огороду, чтобы не мешал, наскоро перекусили остатками утренней картошки с едва завязавшейся простоквашей (вот не надо было оставлять молоко на подоконнике!) и приступили к разбору выпиленного в мае куска стены сарая.

Вытащили RAVчик. Как я по нему соскучился! Слезу, конечно, не пустил, но несколько минут ходил вокруг и ласково стирал пыль тряпкой. Впрочем, время поджимало. К полуночи, под покровом темноты, покинули мирно спящий Н‑Петровск. Уже навсегда.

Не надо думать, что затолкнуть «тойоту» в фургон в осенней темноте оказалось просто. По размятой грузовиком грунтовке ее пришлось тащить чуть ли не на руках, местами заваливая колеи попавшимся под руку хворостом. Потом выяснилось, что «взять» пандус без двух‑ или трехметрового разгона нереально, пришлось «множить на ноль» еще пяток березок, к счастью, не толстых. А еще мы вынуждены были прибить ограничительные бревна, так как при первой попытке колесо вылетело за край.

Десять раз пожалел, что не запас лебедку с тросом для аккуратного подъема и поторопился вытащить галогенки из фар. Тусклый свет подфарников, скользкая грязь с остатками пеньков, крепление колес к днищу фургона неуклюжими тросами при свете салонного освещения… Приключения закончились только к пяти утра, когда Толя под мои вопли «правее‑левее» с третьей попытки сумел вывести свежеопечатанный фургон задом на асфальт. Вовремя подумать о развороте, это, к сожалению, не наш стиль.

Как Анатолий на ЗИЛе с опломбированным кузовом ехал две с половиной тысячи километров до Москвы – отдельная история. Заняло это ровно две недели, чиниться пришлось три раза. Не надо военным в СССР врагов, достаточно родных дорог и настоящего советского качества автомобилей. Особенно новых, только что поставленных на конвейер моделей[226]. К счастью, это уже не моя проблема. Хотя… будь у меня хоть немного больше опыта в советской логистике – вписал бы в план транспортировку на железнодорожной платформе.

После судьбоносного решения Шелепина все завертелось очень быстро. Едва вернулся из Н‑Петровска, приехал Семичастный. И лично выдал нам с Катей новые паспорта с гербом СССР на обложке. Я сохранил оригинальное ФИО и дату рождения со сдвижкой на пятьдесят лет.

Катя неожиданно сменила фамилию. На мою. И приобрела штамп о браке. Можно считать это приколом, но датой бракосочетания значился именно тот вечер, в который я под шампанское переводил девушке «Still Loving You»[227]. Поговорка «а теперь, как приличный человек, ты обязан жениться» приобрела совсем не смешной смысл.

На этом раздача слонов не закончилась. Я получил выписку из автобиографии (очевидно, для заучивания), диплом о высшем образовании и трудовую книжку, в которой стояли штампы каких‑то номерных НИИ. Самое интересное, что на третьей странице местом текущей работы значился НИИ «Интел», в котором моя скромная персона занимала должность директора. Все‑таки использовали предложенное на всякий случай название, чтобы запутать следы, если вдруг настоящий «Intel» попадется в документации «не тому сотруднику»[228].

И номер присвоили. П/я А‑721, как положено приличному секретному учреждению в СССР. Я уже успел малость пообтереться, усвоил местные реалии и знал, что в документах оба названия смешивать категорически запрещалось. Поэтому в начале работ с партнером на стороне первым делом ведущего инженера было выяснить, имелись ли раньше контакты, и если да, то по линии номерного «почтового ящика» или по линии НИИ. Смысл этих магических действий всегда оставался для меня непонятным – оба названия знали все, кому не лень было раскрыть уши.

Последним штрихом моей «боевой» подготовки стал полный портфель бумаг, причем совершенно реальный, черный и кожаный. Кроме прочего, в нем лежали печать и бланки с банковскими реквизитами.

Изучение документов затянулось на полночи. Выяснилось, что в штате НИИ на сотню ставок пока имеются только три сотрудника – лаборант Екатерина Васильевна (Кате вернули оставленную в Н‑Петровской школе трудовую книжку с новыми штампами), бухгалтер Софья Павловна и водитель Рудольф Петрович. Голову даю на отсечение, этот погонщик автомобилей имел звание никак не ниже старшего сержанта КГБ. Лейтенанта для меня, поди, много будет. Сама «Волга» находилась в каком‑то московском ведомственном гараже, телефонный номер прилагался. Хоть тут не пожалели ресурсов.

Также имелся список предложенных Министерством электронной промышленности СССР объектов для размещения НИИ. Дюжина позиций, и все надо было проверить своими глазами.

…М‑град, небольшой индустриальный пригород Москвы, тысяч на пятьдесят – сто населения. По мере движения к центру деревянные частные дома постепенно переходили в трехэтажки, потом следовало несколько жилых кварталов старой, частично сталинской застройки. Всенепременный бюст Владимира Ильича возвышался на постаменте напротив горкома КПСС, рядом виднелась жалкая аллейка, рядом с которой пристроился ухоженный памятник погибшим в войне горожанам.

Улицы оказались непривычно пусты, даже после хилого московского потока из «Волг» и «Москвичей». За окном быстро мелькнул еще десяток зданий, и главная дорога резко свернула направо, проскочила через небольшую горку на железнодорожный переезд и неожиданно стала широкой, как проспект, на целых три сотни метров, оставшихся до ворот проходной здоровенного завода (как оказалось, это была ТЭЦ).

Широкие газоны по обеим сторонам густо засадили молодыми тополями. Справа виднелось длинное, изрядно обветшавшее двухэтажное сооружение времен индустриализации, при виде которого мгновенно вспомнился НИИЧАВО из «Понедельника» Стругацких[229].

Ворота были под стать сюжету книги: здоровенный металлический щит ржаво‑серого цвета. Оборванный кабель привода нелепо торчал из стены рядом с электродвигателем. Через метровую щель не закрытой до конца створки нас придирчиво разглядывал старик вохровец в серой телогрейке и высокой фуражке неопределенного цвета.

Черная «Волга» оказалась куда важнее и круче так и не предъявленных документов. Поэтому вахтер неожиданно сильно оттолкнул воротину, освобождая нам проезд. Одновременно он слегка поклонился, ощутимо борясь с желанием сдернуть головной убор, как делал это в стародавние времена при виде барина. Признал, родимый!

В глубине заваленного кучами щебня двора стояло еще одно двухэтажное здание, но уже совсем недавней постройки. Весь его первый этаж был занят здоровенным гаражом на шесть ворот. В глубине виднелись смотровые ямы и рельс тельфера. Именно то, что нужно! Подробный осмотр объекта выявил отсутствие непреодолимых препятствий для размещения НИИ «Интел». Более того, объект находился, пожалуй, в самом лучшем состоянии среди всех осмотренных ранее. Вопрос с местом работы был решен.

Квартиры М‑градский горисполком выделил в течение одного дня. Хватило телефонного звонка Шелепина кому‑то в ЦК, дальше команда покатилась по инстанциям со скоростью лавины. Результатом стал список из восьми доступных квартир, поступивших в резерв НИИ «Интел». На единственную трехкомнатную нам с Катей без заминки выписали ордер.

Жилплощадь находилась на втором этаже убогого двухэтажного шлакоблочного дома. Растерянно осмотрелся по сторонам. Стены в желтой побелке с каким‑то идиотским накатом «серебрянкой». Потолок в трещинах от квадратов дранки. Перекрытия деревянные, как и скрипучая лестница. Вода только холодная, для горячей придется топить дровами жуткое водогрейное сооружение, черную колонку выше моего роста с небольшой топкой в самом низу. Сантехника бип‑бип‑бип. Ни одного цензурного слова. Хорошо хоть кухня большая, квадратов на десять. Природного газа нет, рядом с двухконфорочной плитой, засаленной до потери цвета, красный баллон с крупной надписью по трафарету: «Пропан». Прямо иллюстрация с плаката о нарушителях техники безопасности. Менять баллон можно было раз в месяц, для чего во двор приезжал специальный грузовик с ячеистым кузовом.

Двор оказался засажен молодыми, не выше конька крыши, тополями. Огромные «лопухи» пожелтевших листьев болтались на слабом ветру. Те, которые уже успели сорваться с веток, устилали ковром некошеный газон, деревянную дорожку тротуара и крохотный асфальтированный пятачок у подъезда, рассчитанный хорошо если на пару машин. Впрочем, в шестьдесят пятом это считалось нормальным, если оглядеться, то окажется, что у домов вообще не видно машин. Зато много детей, шныряют туда‑сюда, разглядывают «Волгу», не иначе, хотят спионерить «оленя»[230]. Настоящая дер‑р‑ревня, не хватает только идущей по воду бабульки с парой ведер, мерно поскрипывающих на старом коромысле.

Но Катя была довольна просто до ужаса, оказывается, такое жилище для шестьдесят пятого совсем не отстой. Единоразовые «подъемные» в тысячу рублей спустила за три дня, в основном на мебель[231]. Мне купили только теплое пальто из ратинированного выпуклым диагональным рубчиком драпа[232]. Поэтому надеюсь, что до зарплаты (двести сорок рублей плюс премия) сильных заморозков не случится, иначе примерзну где‑нибудь к асфальту в своих летних туфлях.

…Нашему отъезду с шелепинской дачи не был рад только Семен Семенович. Повар искренне любил свою работу, а значит, людей, способных ее ценить. Но делать из пищи культ – совсем не в духе советских начальников. Им привычнее тяжелые, длинные застолья с водкой, речами и богатой, но безличной столовской закуской. Нет чтобы посидеть за ужином часика полтора, пробуя за беседой десяток блюд под бутылочку сухого.

Пришлось на прощание показать несколько рецептов болгарского томатного супа. С лапшой, со сладким перцем, с подкопченной рыбой‑килькой. Уж не знаю, насколько после традиционных наваристых борщей это придется по вкусу местным партаппаратчикам. Хотя, Семенович хвастался, что мода на суши по местным ресторанам пошла, как пожар. Прогрессорская мелочь, а все равно приятно.

Примерно через неделю после переезда в дверь кто‑то стал царапаться. Открыл – на пороге кот, вернее, котенок‑подросток. Классическая дворовая раскраска: темные полосы и пятна по серому с коричневатым отливом фону. Худющий, но с великолепным длинным хвостом и пышными усами.

Без всякого смущения животина прошла в прихожую, представилась:

– Мяу‑у‑у!

И отправился, паразит, прямо на кухню!

Выгнать Бага не смогли ни я, ни Катя. Рука не поднялась. Так и прижился, никого особо не напрягая. Лотки, засыпки – не в этой пятилетке. Если надо на улицу – прыжок на форточку, с нее – на ветку тополя. Если надо обратно, а окно закрыто – будет орать, чтобы открыли проход, разбудит даже ночью.

Иногда кот приползал избитый, порванный конкурентами, покусанный собаками, поклеванный воронами. Голодный, но гордый и, как ни странно для такого дикаря, ласковый. Свернется на коленях у Кати, мурчит. В постель залезет, спит, лежа на спине, широко раскинув в стороны лапы.

От прочих хвостатых обитателей квартир и дворов Бага отличала странная любовь к чистоте. В первый же день он долго ходил по краю наполненной водой ванны, пробовал «мокрое» лапой, и… прыгнул в воду сам, изрядно напугав купающуюся Катю. Пришлось мыть. Сначала животное, ему сложно было объяснить правила соблюдения субординации. Потом Катю. Следом меня вместе с Катей, выставив на всякий случай любопытную скотинку прочь… Неплохо развлеклись, надо сказать!

Вторую нетипичную грань характера хвостатый проявил в процессе кормежки. Неожиданно и случайно выяснилось, что Баг предпочитает самые обыкновенные огурцы. Можно было положить рядом кусочки рыбы, филейку мяса и огурец. Кот с урчанием съест именно огурец и будет долго просить добавки. Лишь убедившись, что желанный овощ отсутствует, доберется до остального[233].

Уже через месяц мы застали на кухне у миски двух хвостатых. Нашего Бага и совершенно незнакомую кошечку. Черная с белыми пятнами красотка оказалась стеснительной и приходила нечасто, лишь в компании со своим кавалером. Очень надеюсь, что обойдется без выводка котят. Такое количество живности, да еще, чего доброго, со склонностью к овощной диете, нам не прокормить.

Все бы ничего, но с овощами в СССР оказалось плохо. Вернее, осенью дело обстояло вполне терпимо, все продукты средней полосы можно было встретить даже на улицах М‑града, про дефолт‑сити и речи не шло. Причем продавали овощи по очень щадящим ценам: картошка, морковь, капуста не дороже десяти копеек за килограмм. Уверен, что они выращивались без нитратов, пестицидов и прочих генных модификаций.

Особо запомнился первый самостоятельный поход в местный овощной. С виду магазин выглядел прилично: высокий зал, пол и стены в мраморе. Прилавка – два, за первым соки, в основном трехлитровые банки, от рубля десяти копеек за березовый до трех рублей за гранатовый. Отпускали соки и в розницу, наливали из высоких стеклянных конусов в граненые стаканы. Имелись еще какие‑то мелочи, газировка, орехи, исключительно в скорлупе, что‑то соленое, фруктовый кисель, непонятные пакетики. Пара пацанов, пристроившихся на краю прилавка, кидали в томатный сок (по восемь копеек за стакан) соль со специального блюдца.

Не удержался, последовал их примеру. Продавщица посмотрела как‑то искоса, но промолчала. На вид напиток оказался не очень, какой‑то желтоватый, с подозрительными черными точками. Но на вкус – выше всяких похвал.

Второй отдел был полной противоположностью. Толпилась очередь человек в десять, за прилавком орудовали две тетки в грязных белых халатах. Обслуживали споро, куда там McDonalds. Мало того, что в ассортименте имелся всего пяток позиций, еще и люди оказались не избалованными, все больше брали картошку, не обращая внимания на прочие продукты. Процесс продажи картошки автоматизировали: построили специальный конвейер и вывели из бункера с картофелем на отдельную чашку весов. Продавщица нажимала кнопку, ждала, пока наберется кучка клубней нужного веса. Потом говорила соседке‑кассирше, сколько отбивать. После получения денег откидывала заслонку, и все ссыпалось в подставленную покупателем сумку.

Вот он, коммунизм в действии, наглядное равенство возможностей. Бесполезно просить выбрать овощи покрупнее и почище. Все в куче, с комьями земли, мелочь чуть крупнее гороха, гниль. Впрочем, нормального картофеля было больше. Покорно занял очередь, минут через пятнадцать добрался до прилавка.

– Три кило картошки, вилок капусты, пожалуйста.

– Куда вам?

– В ваш пакет, – привычно ответил я.

– Кульков нет!

Вот ничего себе, стоял зря, что ли? Прошелся взглядом по очереди. Граждане явно тарились в свои сумки. Мелькали потрепанные торбы из кожзама, похожие на рыболовную снасть авоськи с огромными ячейками, самосшитые из тряпки и брезента бесформенные мешки с ручками. Похоже, тут вообще одноразовых пластиковых пакетов и сумок в природе не было!

– Может, что‑то придумать? – расстроенно добавил: – Забыл сумку взять из дома.

– Ладно, – вошла в мое положение тетка и мгновенно скрутила из пары листов оберточной бумаги конус. – Подставляй, капусту в руку и так возьмешь.

На обратном пути обратил внимание на то, что большинство женщин шли по улицам с парой сумок – подозрительно крупной дамской и второй, хозяйственной. Иногда здоровенной, настоящей «мечтой оккупанта». Впрочем, удивляться не стал. Роскошь использования багажника автомобиля для снабжения семейства продуктами была в СССР мало кому доступна.

Каюсь, зародился во время «дачного» лета план продвинуть срочное строительство больших торговых центров вместо маленьких магазинов. Мощная идея… Сразу развлечения, семейный досуг, общепит… Места для митингов, наконец. Ну, чем не дворец культуры?! Вот только на своем горбу с окраины города ашановскую тележку не утянешь. Порадовался, что не успел в очередной раз сесть в лужу, предложив такой проект Шелепину.

Уже к октябрю овощное изобилие иссякло и из щедрого моря превратилось в жалкий ручеек. Яблоки в продаже еще встречались, но их качество стремительно деградировало до полной несъедобности. Виноград и помидоры исчезли. До меня, привыкшего на вопрос: «Когда появляется первая клубника?» – отвечать: «В восемь утра!», наконец‑то дошло, зачем Катя делала запасы на зиму: варила варенья, превращала яблоки в джем, солила помидоры, огурцы, капусту. Думал, ей просто нравится сам процесс хозяйствования и обустройства. Оказалось – жизненная необходимость.

Ближе к зиме в столице можно было «попасть» не только на апельсины по «рупьписят», но даже на отчаянно зеленые бананы за рубль восемьдесят. Последние собирали огромную очередь и выдавались не более трех кило в одни руки. Хорошо, люди надоумили подождать, пока созреют. Сам я слышал, что бананы везут в страну недозрелыми, а перед продажей доводят до кондиции каким‑то газом[234]. Но чтобы просто «подождать пару недель» – не догадывался. Катя вообще видела этот фрукт впервые в жизни.

Мне было непривычно: в две тысячи десятом году тех же бананов я потреблял намного больше, чем картошки. Вообще фруктов уходило килограммов пять в неделю. Причем соотношение цен в СССР явно оказалось каким‑то нездоровым. Еще можно понять, почему так дороги ананасы и бананы. Не растет в СССР эта тропическая экзотика, а просить их вместо автоматов и ракетных комплексов у египетских братьев Внешторгу совесть не позволяла. Но грузинские или абхазские мандарины? В сезон они шли раз в десять дороже картошки, вдвое, а то и втрое дороже яблок. За что закавказским товарищам дали такие преференции?

Но хуже всего обстояли дела с любимыми котом огурцами. Соленые были. Мерзковатого бочкового посола, с белесым налетом плесени. Хочешь – в банках, рубль за три литра, а нет, так навалят килограммчик в промасленную бумагу. Маринованный болгарский «Глобус» тоже был в достатке, хоть и выдавался по заказам. Мне‑то ничего, но кот этого не ел! Он хотел свежих, зеленых огурцов, а их не было вообще ни за какие деньги!

Так и пришлось до марта кормить бедного Бага рыбой и мясом. Зато в международный женский день наступил праздник не только у Кати. Удалось за немыслимые «два рубля килограмм» купить пару огромных тепличных огурцов. Поделили честно. Один овощ пошел в салат, второй на прокорм ненасытного животного.

Глава 3Обустройство НИИ «Интел»

Ремонт – штука страшная и беспощадная. Особенно с примитивными технологиями шестидесятых. Ни тебе подвесных или натяжных потолков, не тебе стеклообоев и ламината. Окна и двери из кривого, косого, да еще недосушенного натурпродукта. Стекла волнистые. Краски и лаки – это вообще полный караул: сохли по двое суток и воняли потом месяц. Да как противно!

Батареи отопления – огромные чугунные монстры, часть которых намертво забита накипью. Трубы, мягко говоря, не перегружены запорной арматурой, вентили во всем здании можно пересчитать по пальцам… одной руки. И все с уродскими набивными сальниками, которые мало того что постоянно текли, так еще и были остродефицитны. Китайские шаровые краны по баксу за штуку тут оказались бы очень кстати. Прямо хоть открывай производство в свободное от микросхем время, да боюсь, тут точмех не смогут сделать даже для подводной лодки.

Сантехника. Это я думал, что в моей новой квартире все плохо. Ванна практически новая, но с уже отбитой чуть ли не в десяти местах эмалью. «Крышка‑очко» из многослойной фанеры с прорезью спереди, намекающей на чудовищную неопрятность мужской половины homo‑soveticus. Извращенный дизайн стальных труб на самом видном месте. И, конечно, постоянно журчащий бачок унитаза, установить надежную прокладку в который удалось только с привлечением кусочка резины из RAVчика.

На этом фоне в НИИ был просто кошмар. Все пришлось заказывать заново, причем «выбить» один паршивый фаянсовый рукомойник было куда сложнее, чем десяток вагонов щебня. При том, что фондами Стуколов[235] не обижал, реально отдавал самое лучшее. Но все равно результат виделся не слишком симпатичным.

Особенно впечатлили строители. До боли знакомый по нулевым годам талибан‑строй по сравнению с местным пролетариатом начал казаться грамотным и великолепно технически оснащенным отрядом специалистов. Хуже того, данная категория советских трудящихся мало отличалась от зэков и была попросту опасна для жизни начинающего руководителя.

Только в кино типа «Операции Ы»[236] студент мог чего‑то добиться на стройке. В реальности Шурик со своими комсомольскими замашками не дожил бы до вечера. Прирезали бы в укромном уголке, в самом прямом смысле этого слова.

В реальности пришлось договариваться с «неформальными лидерами», иначе говоря, главарями шаек. Нельзя сказать, чтобы он выдвигал непомерные требования, но бюджет НИИ проредил знатно. Впрочем, бухгалтер совершенно не удивилась подобным расходам и легко их одобрила. Так что мне можно было особо не беспокоиться, она наверняка напишет свой вариант отчетов в «контору». Как в этом сомневаться, если даже повар с дачи Шелепина был заодно и вполне официально трудоустроенным старшим сержантом КГБ[237].

Дальше – хуже. В шестьдесят пятом рулеток вообще не имелось, а метры выпускали раскладными, из желтых деревянных элементов и выдавали по одному на бригаду. Уровень… Самодельный, из химической пробирки, неведомым путем попавшей в руки аборигенов. Молотки, пилы, мастерки в жутком состоянии, показывающем истинную классовую ненависть рабочих к орудиям труда. Зато как самозабвенно они пили и горланили на всю округу русские народные песни под аккордеон, уворованный чьим‑то отцом в немецком фольварке…

Пришлось дополнительно к мерам материального стимулирования передовиков производства закупить необходимый для работы инструмент. И, разумеется, самому выступить в роли технолога, благо, после помощи родителям в строительстве коттеджа такой мелочью меня не напугать.

С гаражом‑мастерской разобрались легко. Пара перегородок там уже была, так что все быстро оштукатурили, побелили, покрасили, заменили двери на двойные металлические, с тамбуром… Выгрузили RAVчик безлунной ночью из многострадального склада на колесах на базе ЗИЛа, после чего Анатолий организовал не бросающуюся в глаза, но недреманную охрану внутреннего здания. Без малого десяток вооруженных автоматами бойцов круглосуточно сторожил опечатанный бокс со всеми артефактами (право входа имели значащиеся в «длинном» списке из двух фамилий и трех имен). Заодно ненавязчиво подстраховали дедка‑ВОХРовца на воротах. Подчинялся отряд лично Председателю КГБ СССР.

В основном рабочем здании пришлось начинать с земляных работ в буквальном смысле этого слова. Во‑первых, вредители‑строители не предусмотрели контур заземления. Во‑вторых, весь будущий НИИ (полторы тысячи квадратных метров) был подключен к электросетям при помощи идиотского кабеля с изоляцией из пропитанной маслом оберточной бумаги, жилы которого начинали безобразно греться даже от одного освещения ремонтных работ, которые в это время шли в две смены[238]. В‑третьих, внутреннюю проводку какой‑то враг народа заложил поверх стен на фарфоровых «бобышках», провода были алюминиевые, а протянули их по двухпроводной схеме. С издевательским расчетом 200 ватт на комнату в тридцать пять квадратов, и это с учетом освещения! Поубивал бы!

Казалось бы, какой пустяковый вопрос – сделать новый ввод. ТЭЦ рядом, столбы ЛЭП вокруг, энергии столько, что хоть из воздуха добывай. Даже понижающий трансформатор ТМ 250/35/04 на 250 кВА выбил без особых проблем. Но дальше…

Имелся начальник участка, некто Сидор Ильич Мезенцев.

– День добрый, – пригнувшись, чтобы не задеть косяк, открыл висящую на одной петле дверь в кабинет, вернее сказать, бывшую подсобку.

– И вам не хворать, уважаемый… – встретил меня хозяин, не отрывая взгляда от бумаг.

– Петр, Петр Юрьевич. Сосед ваш новый, НИИ «Интел».

– Да, слышали про 721‑й… – Он наконец окинул меня противным оценивающим взглядом.

Тут разговор тянул явно не на пять минут. Прошел, поудобнее устроился на стуле у приставного стола. Жалко, что не Техас, закинул бы ноги в сапогах со шпорами на мечту канцеляриста, в зубы взял бы сигару, чтобы слегка дымилась. Под правую руку – кольт, да еще слегка провел бы пальцем по затертой щечке рукоятки.

Тьфу, куда меня опять понесло! Передо мной совсем не поджарый шериф и не толстопузый банкир, а зверь куда страшнее – матерый прораб в замасленном халате. На его столе – не полупустая бутылка черного «Jim Beam», по‑простецки накрытая стаканом с коричневым налетом на донышке, а кривая стопка картонных скоросшивателей, сувенирный чернильный набор «мечта пасечника» и… здоровенные ладони с черными ободками ногтей. Чуть опухшее лицо с легкой небритостью потомственного бомжа, очки с подмотанной медной проволокой дужкой и треснутой левой линзой. Глаза под ними нездорово блестели.

Стены были заклеены плакатами по технике безопасности. Окно явно не мылось со времен наступления фашистов на Москву. Подозрительные шкафы, стоящие вдоль левой стены, оказались еще древнее. Наверное, в них Дмитрий Донской хранил святые мощи во время налета Тохтамыша.

М‑да… Пожалуй, тут дежурной бутылкой «армянского» не отделаешься. На свое непосредственное начальство этот Сидор Ильич явно плевал с высокой колокольни. Хуже того, его не напугать даже звонком в приемную Косыгина, этот финт вообще действует только на публику не ниже замначальника главка. Достал приготовленную бумагу и отработанным щелчком отправил ее по столу в сторону Мезенцева.

– Нужно ввести в действие понижающую подстанцию. – И веско добавил после паузы: – Срочно!

Блеск глаз за линзами исчез. Он что, с закрытыми глазами читал? Ответ последовал через пару минут, и выдержан он был в стиле сурового советского реализма:

– Так раньше мая никак не успеть.

– Вы что, одурели? – Не, ну я чего‑то подобного ожидал, но никак не весны следующего года.

– Все распланировано, и земля уже подмерзла, а вам тут, – Сидор заглянул в проект, – аж сто семьдесят метров кабеля уложить нужно.

– Вас, извините, не смущает резолюция товарища Широкова? – Хорошо, что я в управлении заранее позаботился, чтобы на бумагах появилось не стандартное «к исполнению», а категорическое «вне очереди».