Текст книги "Арка первая: "Порт Даль" (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Первый игрок:

– Даже у самого дохлого кастера пара заговоров да будет. Что, даже никакого фокуса?

Третий игрок:

– Она не умеет! Вы сами сказали, что уровни отсчитываются от опыта. Завирушка не пробовала кастовать – и не кастует. Чтобы полы мыть, ей магия была не нужна.

Второй игрок:

– Ёж – птица гордая: не пнёшь – не полетит…

На сцену, все на сцену! – торопит Пан. – Последний прогон. У нас новый член труппы, ей надо войти в роль.

– Прикроешь иллюзией, как на премьере, подумаешь! – фыркает Фаль. – Надеюсь, трезвая она целоваться не полезет.

– Простите, пожалуйста! – густо краснеет Завирушка. – Я больше не буду!

– Да я не против, – смеётся Фаль, – если душа просит. Только не когда я на ходулях!

– Я вовсе не… То есть я… Но…

– Хватит дразнить ребёнка, Фаль, – укоризненно говорит Кифри.

– На сцену, на сцену! – снова подгоняет Пан. – Времени совсем мало, начнём сразу с башни.

На этот раз Завирушка полностью осознает происходящее, и ей одновременно неловко и интересно. Интересно смотреть на действие, будучи его участником, неловко от того, что чувствует себя совсем не на своём месте. Она актриса? Да вы что!

– Не волнуйся, – успокаивает её Фаль. – Пан прекрасно справится с иллюзией. Будешь выглядеть убедительной Мьёй, даже впав в панический ступор. Но ты не впадай, потому что чем лучше ты играешь, тем меньше силы на тебя тратится. Так что старайся, как можешь, и наслаждайся процессом.

– Мне страшно! – признаётся девушка. – Я буду на сцене!

– Привыкнешь, – отмахивается гномиха. – И да, к следующей репетиции начинай учить слова. Актёр, который не знает своей роли, это безобразие!

Когда дошли до сцены на корабле, Пан предупредил:

– Завирушка! На репетиции не шали! Береги силы для вечера! Кифри, выходи без грима, не пугай девочку!

– Я все равно не… – пытается объяснить она, но козёл не слушает.

– Пошёл Дебош!

Кифри выходит на палубу, иллюзии на нём нет. Изображаемый им легендарный капитан-андед Дебош Пустотелый приветствует Падпараджу и Мью, сообщая, что пиратское сообщество острова Бушприта радо их прибытию.

– Стоп! – кричит со своего балкона Полчек.

– В чём дело, Мастер? – подскакивает козёл. – Что-то не так?

– Нам нужна новая концовка! Иначе сбрасывание иллюзий выглядит случайным сбоем.

– Но это и была случайность! – протестует Завирушка. – Не уверена, что я…

– Молчи! – шепчет ей на ухо Фаль. – Мастер знает, что делает! Доверься его гению!

– Заканчивайте на этом, – велит Полчек. – Я дам вам новый текст к спектаклю. Будет всего несколько реплик, выучите.

– Опять! – мечется по сцене Пан. – Новые вводные! В последний момент! И режиссёр узнаёт последним!

– Мы все узнали одновременно, – утешает его Кифри.

– До меня дольше доходит! – трясёт бородой козел. – А значит, я осознал позже всех! А на мне вся ответственность! Мастеру что, он гений! А отдуваться за всех мне!

– Как утомительно он громок

и полон, вопреки всему,

неверия в состав актёрский! – жалуется Шензи.

– Как будто он один в театре

такой страдалец за любовь,

а мы бесчувственны! – продолжил мысль Банзай.

Эд на этот раз не стал комментировать высказывания своих сиблингов – все и так посмотрели на козла с укоризной. Впрочем, Пан эти взгляды проигнорировал, мечась за кулисами в поисках тифлингов-музыкантов, пока те, забившись в какой-нибудь тёмный угол, не нарезались снова.

* * *

– Полчек, друг мой, я жажду эксклюзива!

Риардон, бледный эльф, ослепительный красавец с кожей цвета опала, прошёл в кабинет драматурга без приглашения. Эльфы не особо считаются с чувствами других рас, поскольку те, по их мнению, живут слишком мало, чтобы представлять собой что-то значимое. Риардон, например, будучи владельцем, главным редактором и ведущим колумнистом главной городской газеты «Портодальская Истина», занимает этот пост ещё со времён Империи.

Полчек неохотно отложил перо.

– Здравствуй, Риардон. Предложить тебе что-нибудь? Есть вино…

– Мы с тобой называем «вином» разные вещи, – улыбается, демонстрируя белые острые зубы, эльф, – то, что позволю себе назвать этим словом я, стоит больше, чем ты заработаешь за свою короткую жизнь.

Эльфы, помимо прочего, славятся своим высокомерием, пренебрежительным отношением и полным отсутствием деликатности в отношении других рас. Это одна из причин того, что их популяция на Альвирахе последние пару тысяч лет неуклонно снижается. (Каждый эльф – отличный маг, искуснейший стрелок и блестящий фехтовальщик, но дубине огра или кисгодольской «перечнице» на это плевать.)

– Что тебе нужно, Риардон? – интересуется Полчек. – Не припомню, чтобы ты хоть раз притаскивал сюда свою пафосную эльфийскую задницу.

Риардон непринуждённо засмеялся. Оскорбить эльфа может только другой эльф, слова остальных для них как звон мошкары на закате.

– Я бы в жизни… Я говорю о моей жизни, а не том кратком эпизоде никчёмного существования, который считаете жизнью вы… Так вот, я бы в жизни не осквернил свои сапоги этой псевдокультурной помойкой, но город говорит о тебе, Полчек. А я профессионал и должен писать о том, о чём говорят люди. Даже если это такое нелепое недоразумение, как твои потуги изменить театральный канон. Говорят, ты полоскал в своём вертепе светлое имя Падпараджи Единождымученицы? – эльф демонстративно достал блокнот и перо.

Разумеется, для обладающего идеальной памятью Риардона (у эльфов идеальное всё, кроме манер) это лишь аксессуар, поэтому блокнот оправлен в красное золото, листы его – пергамент из кожи с век дракона, перо выдернуто из хвоста кенку, а стоимость комплекта превышает годовой оборот в порту. Правда, без учёта контрабанды.

– Пьеса написана с уважением к этой исторической личности, – ответил Полчек. – Я лишь показываю, что Падпараджа тоже была живым человеком со своими страстями и привязанностями.

– Ну, разумеется, была, – смеётся Риардон, – я брал у неё интервью каких-то триста лет назад. Горячая штучка! Но канон придуман не зря, дружок, и многие будут недовольны твоей подачей образа.

– Мне плевать. Мы не театр, а любительская труппа. Театральный кружок. Нам не нужна лицензия, и мы не обязаны соблюдать канон.

– Как знать, как знать! – качает идеальной высокой причёской эльф. – Это решает Дом Теней. О вас заговорили, Полчек, и заговорили разное. А когда о человеке говорят, к этому начинают прислушиваться. И не всегда те, кто хочется. Так что там у вас за эксперимент с иллюзиями?

Эльф придирчиво осмотрел кресло, счёл его недостойным благородного эльфийского зада и уселся на стол, небрежно сбросив на пол рукопись. Полчек вздохнул и закатил глаза. Риардон при всех своих недостатках – голос города. Его приходится терпеть.

– Франциско! – сказал он решительно.

– Да, господин!

– Подай господину эльфу твой лучший кофе.

* * *

– Эй, куда прёшь! – кричит сердито Спичка. – Два стакана минимум!

– Я друг господина Полчека! – возмущённо отпирается рыжий табакси.

– В первый раз тебя вижу, – загораживает проход секирой дварфиха. – Сам уйдёшь? Или за шкирку выкинуть?

– Но-но! Доложите Полчеку, что здесь сам Рыжий Зад! Агент самого популярного рэпера Порта Даль Нюхопса!

– Доложить? Я что, похожа на секретаршу, котёночек? А ну кыш отсюда!

– Я видел этого табакси сегодня с Мастером, – говорит подошедший из-за кулис Пан.

– Вот! Козла своего слушайте! Мы с Полчеком деловые партнёры!

– Ладно, – сдаётся Спичка, – время только теряем… Проходи. Но если пометишь что-нибудь, твой рыжей мордой и вытру, так и знай!

– Как вам не стыдно! – возмущается табакси, бочком просачиваясь в зал. – В наше время стыдно быть такой расисткой!

– Как много народу, – закатывает жёлтые глаза Пан, – это же ужас просто!

– Отродясь столько зрителей не собиралось, – соглашается дварфиха. – Я уже дважды посылала за дополнительным элем, и, боюсь, придётся посылать в третий. До первого звонка ещё час, а они уже пьют и спорят!

– Это провокация! – горячится у стойки какой-то полурослик, размахивая кружкой размером с его голову. – Таких, как Полчек, надо судить! И гнать из города! И снова судить!

– Это ещё за что, малявка? – смеётся синекожий ведалкен в камзоле цехового мастера.

– За дискредитацию светлой памяти Падпараджи!

– Да ладно! – вступает в разговор богато одетый полуэльф. – Все знают, что Верховная Птаха имела множество любовников и любовниц. Во времена Империи птахи были воинствующим орденом и не отказывали себе в удовольствиях. Да и нравы тогда были посвободнее нынешних.

– Падпараджа – это символ, а не человек! И приземлять её образ до скандальной любовницы беглой певички – покушение на святое! Если вы этого не понимаете – вы не патриоты Чела!

– Кто не патриот? Я не патриот? – начал вставать с табурета гривастый леонинец. – Я тебе, недомерок, сейчас уши на затылке бантиком завяжу!

– А ну сели все! – рявкнула Спичка. – Сели и выпили! У меня тут бар, а не гладиаторская арена, и кто не заказывает – вылетает на улицу впереди своего визга!

Спорщики покосились на блестящее лезвие секиры и согласно закивали:

– Ещё по кружечке нам, уважаемая! От искусства так и сохнет в глотке!

* * *

– Начинаем, начинаем, – суетится Пан, – это аншлаг, реальный аншлаг, такая ответственность! Мы не можем подвести Мастера! Клянусь демонами, текст! Фаль, ты заучила новый текст?

– Ты не можешь клясться демонами, Пан! – смеётся Фаль. – Ты сам демон! Это как если бы я клялась гномами.

– Текст, умоляю, скажи, что ты его выучила!

– Конечно, выучила. Кроме того, ты меня прикроешь, если что. Уверена, ты запомнил каждый завиток на каждой букве рукописи.

– Не смей рассчитывать на меня! Это твоя роль! Мне и так есть чем заняться! – бесится козёл. – Завирушка, деточка, ты выучила свои реплики?

– Конечно, уважаемый Пан, я очень старалась! Там всего несколько слов…

– Это важные слова! Важные!

– Я постараюсь не подвести вас!

– Уж будь так любезна. О мрак, тифлинги! Где опять эти пьяницы! Тащите их сюда, начинаем! Все по местам, второй звонок! О демоны, какой аншлаг! В проходах же стоят, в проходах!

В первом акте Завирушка на сцену не выходит. Падпараджа ищет потерянную любимую, мечется по столичным приёмам, устраивает истерики, требует и угрожает, грозясь дойти до Императора. Страшно представить, как непросто даётся это Фаль, летающей по сцене туда-сюда на ходулях и ухитряющейся при этом ещё и петь, не сбиваясь с дыхания.

'Моя божественная Мья!

Тебя разыскиваю я!

Ведь без тебя, любовь моя,

Не нужно в жизни… ничего!

Однажды я тебя найду,

И всё тогда пойдёт… отлично!'

В конце первого акта Падпараджа, наконец, шантажом, угрозами и насилием вытрясает местонахождение пропавшей любовницы из её мужа, и занавес опускается. Секунда тишины – и зрители разражаются ураганом аплодисментов.

Эд громогласно объявляет антракт, и все устремляются в бар, в гостеприимные объятия Спички.

В начале второго акта девушка вышла на сцену и чуть не впала в панику. Роль внезапно вылетела из головы, и если бы не деликатные тычки других членов труппы, направляющих её действия, и не прикрытие иллюзиями от Пана, то она бы, наверное, убежала от смущения и ужаса. Но до сцены на башне они кое-как дотянули, а дальше пошло легче.

– Ничего, – шепчет ей Фаль, – обычный дебют, у всех так было. Не бойся, я с тобой!

Завирушка думает, что если кто и заслужил, чтобы аплодировали ему, а не роли, так это самоотверженная гномиха на ходулях.

Монастырь наконец-то пылает иллюзорным пламенем, зрители одобрительно свистят и топают. Если кто-то и не доволен неканонической подачей образа народной любимицы Падпараджи, то по залу этого не заметно.

– Сцену, сцену, тащим корабль! Эд, Банзай, где вы! – беснуется Пан. – Не радуйтесь аплодисментам, сглазите! У нас ещё целый акт, чтобы облажаться!

– Фаль, Завирушка, ваши реплики финальные, как отыграете, так и запомнят пьесу! Не залажайте коду! Мастер смотрит на вас!

– Не слушай его, – шепчет девушке Фаль, – всё пройдёт нормально. Даже если затупишь с текстом, Пан тебя прикроет. А потом просто лупани как в прошлый раз. Миру пора увидеть гномиху на ходулях, да и тебя зрителям показать не стыдно.

– Но я никогда не делала этого специально.

– Всё, занавес, погнали!

К третьему акту Завирушка втянулась, перестала бояться, и её охватила волшебная лёгкость актёра, который чувствует, что пьеса прёт, что труппа в ударе, что зритель в восторге, и что сам он тоже очень даже неплох.

Падпараджа рассказывала Мье про их великое совместное будущее, пела про любовь, они танцевали на палубе, обнявшись, а потом Завирушка, раскинув руки, наклонялась над бурными волнами, бьющими в нос корабля, а Фаль держала её, обняв за талию.

– Давай, – шепнула гномиха, – пошла твоя реплика!

– Любимая, я счастлива с тобой,

но только не иллюзия ли это?

Иллюзия во тьме для нас просвета,

Судьбе обманывать нас не впервой… – вопрошает Мья.

– Иллюзии – то сумрачное зло,

которое накрыло мир прекрасный.

Но каждому живущему в нем ясно,

что это зло уже обречено! – оптимистично отвечает ей Падпараджа.

– Что б ни скрывал от нас иллюзий полог,

его я сброшу для тебя, любовь!

За это я отдам и плоть, и кровь,

хотя мой век людской и так недолог! – воодушевлённо продолжает Мья

Завирушка выдаёт свою реплику и понимает, что дальше текста нет. На палубу, скрипя деревянным протезом, выходит Дебош Пустотелый. В новой концовке у него нет слов, он лишь символизирует жестокость того мира, в который бегут девушки, поэтому выглядит особенно зловеще.

– Давай, ну, давай же, пора! – шепчет ей на ухо Фаль. – Не тяни паузу!

– Но я его не боюсь! – растерянно сообщает девушка. – Я же знаю, что это Кифри!

– Сделай же хоть что-нибудь!

– Да что? Я не умею…

– У тебя грунг под юбкой! Грунг! – вдруг паническим шёпотом кричит ей в ухо гномиха. – Мерзкий склизкий грунг! Он сейчас укусит тебя за…

Завирушка в панике подпрыгивает и начинает визжать, пытается стряхнуть с юбки лазутчика, понимает, что на ней костюм моряка и она в штанах, но уже поздно – иллюзии рухнули.

– «Дом Живых» – за честную сцену! – кричит во весь голос Фаль. – Долой иллюзии! Даёшь актёров!

– Падпараджа – гномиха на ходулях? – громогласно удивляется кто-то в зале. – Ну и номер!

В воцарившейся после заявления Фаль тишине голос прозвучал очень отчётливо, но за ним разразился звуковой шторм.

Зрители топали и аплодировали, свистели и орали, возмущались и восхищались, кидали на сцену объедки и били тех, кто их кидает, кричали «даёшь» и «долой».

– Неоднозначная реакция, я бы сказал, – спокойно отметил сидящий в отдельной ложе Риардон. – Но скандалы продвигают новые тренды.

– Спасибо, что пригласили, – ответил его собеседник, лицо которого скрыто капюшоном. – Дому Теней будет интересно об этом услышать.

Глава 8

Пять кобольдов в пальто

– Франциско!

– Да, господин.

– По какой причине ты не принёс мне утренние газеты? И не ври, что их не доставили. Я слышал, как ругался наступивший в битое стекло курьер. Кстати, почему у нас на крыльце битое стекло?

– Начавшийся в баре спор о вашей пьесе, господин, в конце концов стал чрезмерно эмоциональным. Госпожа Спичка была вынуждена попросить гостей удалиться.

– Со всей присущей ей деликатностью?

– Да, господин. Гости покинули здание через дверь. К сожалению, не успев её открыть. Теперь нам требуется замена дверных стёкол. Пан прикрыл дверь иллюзией, но сквозь неё дует.

– Возвращаясь к вопросу газет. Где они?

– Возможно, господин, вам стоит отказаться от привычки утреннего чтения газет? Многие лекари считают, что новости дурно влияют на пищеварение.

– На пищеварение дурно влияет солёный кофе, – сердито сказал Полчек. – И прекрати решать за меня, что мне нужно. Газеты, Франциско!

«Безобразный балаган», «Отвратительное зрелище», «Глумление над историей», «Покушение на каноны», «Демоновы пляски» – несмотря на разные заголовки, статьи о пьесе были как будто написаны под копирку. Даже разухабистое название «Ходулю вам в днище» в самой паршивой газетёнке для портового сброда «Листок огра-биндюжника», которую бесплатно разбрасывают по тавернам нанятые мальчишки, предварял всё тот же, с минимальными вариациями, текст:

«Некий бездарный драматург – точнее, некто, претендующий на это звание без малейших к тому оснований, – учинил вчера позорный балаган, закономерно закончившийся пьяной потасовкой. Воспользовавшись попустительством городских властей, господин Полчек, владелец помпезной древней недвижимости 'Скорлупа», которую давно пора бы снести из соображений общественной безопасности, устроил у себя нечто вроде подпольного театра. Зрелище самого последнего разбора, которое погнушался бы посетить любой уважающий себя театрал, собрало, однако, множество маргинальных бездельников, привлечённых скорее выпивкой, нежели постановкой.

Ожидаемо, сама «пьеса» оказалась просто гнусным пасквилем на героиню народного эпоса, Верховную Птаху Падпараджу Единождымученицу. В этой отвратительной карикатуре на величайшую женщину Империи она выведена как безнравственная личность с противоестественными пристрастиями, террористка и еретичка. Более того, в конце представления так называемые «артисты» нарочито сбросили прикрывающие их срам иллюзии – чтобы глумливо показать, что эту великую и практически святую женщину играет какая-то гномиха на ходулях! Какой пример это даст нашим детям?

Сей вопиющий случай поднимает вопрос: как могли городские власти допустить у себя под носом столь очевидно вредительское заведение, как нелицензированный подпольный театр «Дом Живых»? Что это ― глупость, некомпетентность или коррупция?'

– Судя по шаблонному тексту, – прокомментировал Полчек спокойно, – газетам просто велели это напечатать.

– Мне кажется, господин, – ответил Франциско, – вы привлекли чьё-то неблагосклонное внимание.

– Это очевидно. Более интересно – чьё именно? О, вот и то, что я искал…

Большая редакторская колонка Риардона в его газете «Портодальская Истина» снабжена вполне приличным, даже слегка скучноватым заголовком «О просачивании чуждых явлений в общественную культуру». Респектабельное городское издание тщательно придерживается классического имперского стиля во всем – от строгой вёрстки и устаревших шрифтов до манеры подачи новостей, несколько тяжеловесной, но в то же время излучающей невольную убедительность своей основательностью. Эльф тщательно следит за этим. «Портодальская Истина» – настольная газета городских чиновников, крупных коммерсантов, представителей Домов и прочей публики, имеющей вес в местном обществе. Она одновременно выражает позицию городских элит – и формирует её. Этот тонкий баланс соблюдать очень сложно, но Риардон недаром имеет издательский опыт в несколько сотен лет. Его слово – слово Порта Даль. Иногда – буквально.

' Само по себе авангардное искусство не хорошо и не плохо, – нейтрально начал свою колонку осмотрительный эльф. – Идеологический фронтир культуры нуждается в экспериментах, ибо как иначе возникнет что-то новое? Хотя многие считают, и не без оснований, что нам достаточно канона, я осмелюсь напомнить: канон тоже подвержен изменениям. Представители долгоживущих рас, к коим относится и скромный автор этих строк, без труда припомнят, что ещё каких-то триста-четыреста лет назад канон довольно сильно отличался от нынешнего. Для того, чтобы люди могли искать и пробовать, существуют исключения в лицензионных правилах, позволяющих любительским коллективам отступления от правил. Всегда существует вероятность, что в своих поисках они сумеют создать нечто, достойное внесения в канон, обогащая и развивая его. А если нет, то, по крайней мере, их искания не нанесут вреда морали, в силу их малой общественной значимости и культурного веса.

Эта система весьма разумно сбалансирована, однако, как показали события вчерашнего дня, и она несовершенна. Увы, пытливый криминальный ум часто находит лазейки даже в самых мудрых законах, потому что невозможно предусмотреть всего.

Итак, что же представляет собой скандальное представление господина Полчека под говорящим названием «Тихий ужас»? Именно – ужас. Но отнюдь не тихий. Художественные достоинства пьесы показывают, что автор небесталанен, но, увы, употребил свой талант отнюдь не во благо, а для общественной провокации самого дурного свойства. Дело даже не в том, что Падпараджа выведена в постановке чрезвычайно сомнительным образом. И не в том, что смешение стилей, музыкального и повествовательного, для которого автор даже придумал нелепый термин «музыкал», породило странного ублюдка недооперы с уличным менестрелингом. И даже не в том, что повествовательный канон в постановке неоднократно нарушен. Нет, эти потуги на оригинальность вызывали бы лишь жалость, если бы не два обстоятельства.

Первое – хотя господин Полчек формально не нарушил букву закона (его труппа имеет статус «драмкружка» и не берет денег за вход), он глумливо и цинично нарушил его дух. Его представление собрало такой зал, который не собирают сейчас и лучшие оперы города, а продажа алкогольных напитков позволила получать прибыль. Эта лазейка, безусловно, должна быть прикрыта – любительские спектакли обязаны быть ограничены по численности зрителей, а сопутствующая торговля строго запрещена. Но законы – дело городского совета, а я хочу сказать о втором аспекте этого действа, менее очевидном, и оттого более опасном.

Господин Полчек использовал необычный сценический приём – в финале представления актёры сбрасывают иллюзии и показываются публике в своём истинном обличии. Казалось бы, что такого? Дешёвый трюк для дешёвой публики, незамысловатый эпатаж. Зритель как будто заглядывает при этом за лицевую сторону спектакля, что для аудитории Полчека равнозначно заглядыванию под юбку Падпарадже. Убогая манипуляция, недостойная театра, и только? Нет, уважаемые читатели, это куда более серьёзное покушение на общественную нравственность, чем выставление Верховной Птахи нимфоманкой, сжигающей монастырь из-за извращённых отношений с певичкой.

Иллюзии на сцене – вовсе не способ сэкономить на костюмах, гриме и декорациях, как думают многие. Их основная цель вовсе не «сделать зрителю красиво». Иллюзии нужны прежде всего для того, чтобы отделить актёра от сценического образа. Вызывающий омерзение гротескный перфоманс с гномихой на ходулях в роли Падпараджи, устроенный Полчеком, показал это особенно выпукло.

Актёрский талант не означает высоких моральных качеств. Я не открою большой тайны, сообщив вам, что большинство актёров отнюдь не являются образцами для подражания. Они обладают всеми пороками, характерными для низшего сословия: распущенностью, склонностью к пьянству, грубостью, необразованностью и дурным вкусом. Отказ от иллюзий, даже частичный, выведет на сцену этих низких людей вместо тех возвышенных образов, которые диктует нам канон. К их порокам добавится самолюбование, а публика получит возвеличивание ничтожеств. Этак кто-то может вообразить, что никчёмные лицедеи, не годные ни на что, кроме как быть объектом наложения иллюзий, что-то представляют сами по себе! Дешёвые газетные писаки начнут интересоваться их личной жизнью, их мнениями по вопросам искусства, культуры, а то и политики!

Нет уж, господин Полчек, зачем-то подписывающийся на афишах именем мятежного Дома Кай. Место актёра – за кулисами. Оставьте сцену иллюзиям!'

– Готов поспорить, – немного картинно зевает Полчек, изображая как его ничуть не задели обличительные тирады эльфа, – что вся эта лабуда написана ради последнего предложения.

– Не очень понял вас, господин, – отвечает Франциско.

– «Подписывающийся именем мятежного Дома Кай», вот ради чего вся эта высокопарная чушь на страницу. Риардон решил обратить на меня внимание Дома Теней. Представления без лицензии – ерунда, заплатим штраф и забудем. Но вытащить по случаю из-под плинтуса древнюю кровавую свару – это очень по-эльфийски.

* * *

– Мастер Полчек, мастер Полчек! Эй, алё! Да пустите же! Я его друг!

– Франциско.

– Да, господин.

– Кто это там орёт в вестибюле?

– Судя по голосу, какой-то табакси.

– Что ему нужно?

– Спросить, господин?

– Нет, вели пропустить. Я сам спрошу.

Ворвавшийся в кабинет Рыжий Зад изрядно встрёпан, шерсть взлохмачена и перепачкана дорожной пылью. Мохнатая физиономия имеет все признаки того, что ему недавно неслабо наваляли. Однако фелиноид при этом весел и деловит.

– Что тебе нужно, Рыжий Зад?

– Для вас – просто Зад, Мастер!

– Обойдёмся без фамильярностей.

– Я пришёл сказать, что народ за вас!

– Какой народ? Что значит «за меня»? Юноша, выражайтесь яснее.

– Ну, наши в порту. Там эти газетчики раскидывали свои брехливые листочки, так некоторым народ даже накостылял! – табакси осторожно пощупал повреждённое ухо. – А все наши, кто был вчера тут, все в восторге. Отличный, говорят, был спектакль. Особенно гномиха на ходулях отвязно зажгла. Ну и эль всем понравился. Дороговато, конечно, зато не разбавленный. Где ещё можно выпить, чтобы культура вокруг, а не только пьяные хари? И с культурными людьми потом за театр подра… то есть поспорить? В общем, Мастер Полчек, порт к вам со всем уважением. Народ интересуется, когда следующее представление, и нельзя ли под него места побольше выделить. А то тесновато в зале было. Не развернёшься с кружкой. И ещё народ спрашивает – а нельзя ли столики какие-нибудь придумать, прям в зале? А то руки кружками заняты, даже не похлопать толком. А уж если к этим столикам будут эль подносить – вообще будет лучшее культурное заведение в городе! Дварфиха ваша наливать устанет!

– Следующий спектакль завтра вечером, можешь объявить в порту. Что же касается твоих предложений по переустройству зала – мы подумаем над этим.

– Ежели чего, у меня и бригада наготове! – тут же заявил табакси. – Стены снести, зал расширить, столы расставить – это они мигом! И берут недорого. До завтра как раз управятся. Кстати, знаю одного барыгу, у него можно взять подержанную мебель! Почти как новая, а стоит сущую ерунду!

– Ворованная, небось? – проницательно спросил Полчек.

– Ну, я у него чеки на товар не спрашивал, – отвёл глаза Рыжий Зад, – но человек наш, надёжный, в порту его знают.

– Табакси дело говорит, – зашла в кабинет Спичка. – Вчера узким местом был бар. Постоянно очередь, в антрактах наливать не успевала. А если эль разносить по столикам, в два раза больше бы продала. Но нужен кто-то мне в помощь…

– У меня есть отличные девчонки на примете! – подпрыгнул от энтузиазма Рыжий Зад. – Так-то они немного по другому профилю, но будут не прочь побегать с кружками. И не сильно смутятся, если кто-то в порыве чувств ухватит их за тыльную часть фигуры!

– Да у тебя, я смотрю, всё схвачено! – смеётся дварфиха.

– А как же, госпожа! Я деловой табакси!

– Что скажешь, Спичка? – спросил Полчек.

– Я бы согласилась. Продадим больше эля, все затраты отобьются сторицей.

– Надо ловить волну, мастер Полчек! – приложил мохнатые лапы к узкой груди табакси. – О вас говорят в каждом кабаке порта! К вам завтра полгорода припрётся, вот увидите! Такой шанс выпадает не каждую жизнь!

– Ладно, – сдаётся драматург, – займись, Спичка. Раз уж нас всё равно заметили, попробуем получить с этого хоть что-то, кроме неприятностей.

– Очень правильное решение! – одобряет Рыжий Зад. – Я обеспечу промоушен и маркетинг. Конечно, у вас лицензии нет и всё такое, но авось обойдётся. Нюхопёс сегодня прочитает про вас отличный рэпчик. Про театр «Дом Живых» будет знать в порту каждый кобольд!

– Это не обязательно… – начал Полчек, но табакси уже убежал.

* * *

Завирушка с утра полна скепсиса.

– Я так и не смогла сбросить иллюзии специально.

– В целом, результата мы добились, – пожимает плечами Фаль.

– Твоя выдумка про грунга сработала, но в следующий раз я уже не испугаюсь. И что мне делать?

– Тренироваться! – отвечает Фаль уверенно. – Только не здесь. Мой демон замучился укрывать иллюзиями эти руины, не будем дополнительно усложнять ему жизнь. Надо идти в порт, там наверняка есть что-нибудь такое, на чём будет весело попрактиковаться.

– Я как-то побаиваюсь, – призналась Завирушка. – В прошлый раз меня достали из-под пола таверны, и мне до сих пор мерещится запах тухлой рыбы.

– Я пойду с тобой! Ты и я, вдвоём. Девочки должны помогать друг другу.

– Вы куда? – подозрительно спросил встретивший их в вестибюле Пан.

– Куда надо, – фыркает Фаль. – Просто прогуляемся.

– Я с вами!

– Ничего подобного. Это девичник. Будем щебетать о своём, о женском, без твоего нудного бубнежа.

– Между прочим, Спичка затеяла тут какую-то перестановку…

– Прекрасно, – отмахнулась Фаль, – значит, тебе будет на кого бухтеть, и ты не соскучишься. Пока-пока!

– Спасибо, что заботишься обо мне, – сказала Завирушка по дороге в порт.

– Не за что. Я рада, что больше не единственная девушка в труппе. Нет, ребята неплохие, но знаешь, как утомляет мужской коллектив?

– Откуда мне знать? – смеётся Завирушка. – Я выросла в монастыре птах!

– Тогда тебя ждёт много сюрпризов. По большей части довольно неаппетитных. Кстати, сегодня вечером у нас вечеринка, ты в курсе?

– Нет. А мне можно прийти?

– Нужно! Мы же труппа. Это как семья. Ну, почти.

– Я не помню семьи, – вздохнула девушка. – Вытеснение.

– Бывает, – согласилась Фаль. – Тем более приходи. Будет очень неформально. Пан будет говниться, я – его дразнить, тройняшки – смешно разговаривать, Спичка – всех строить. Потом все напьются и поругаются, а Кифри будет мирить. Может быть, зайдёт Мастер Полчек. Молча постоит со своим бокалом, послушает и уйдёт. В общем, всё как всегда. Вечные семейные ценности.

– Мило. Наверное. А какой повод?

– Ну, мы неплохо вчера зажгли, это раз. Такого аншлага «Дом Живых» не собирал никогда. И у нас новый член труппы – это два. Тебя надо обмыть!

– Зачем? – удивилась Завирушка. – Я чистая.

– Это такая традиция. К мытью она отношения не имеет, мы просто за тебя выпьем. Чтобы ты дольше продержалась. Не как…

– Как кто?

– Как остальные, – смутилась Фаль. – Не бери в голову.

– Какие остальные?

– Ну, Мастер не первый раз приводит всяких людей, которые его заинтересовали. Но всегда оказываются не те. Уж не знаю, что он ищет, но посмотрит и теряет интерес. И полбеды, если сразу скажет: «Нет, это не он, гоните прочь». Часто он просто забывает, и человек так и болтается при театре. Иногда из него выходит толк. Так, например, влился в труппу Кифри. Уже не могу представить себе театр без него. Но чаще нет. Твоего предшественника, как ни пытались приспособить хоть к чему-нибудь, было бесполезно.

– Значит, и меня могут вот так… Прочь?

– Никогда не знаешь, как жизнь повернётся, – философски заметила Фаль. – Но в тебе действительно есть что-то особенное. И играешь ты неплохо – для дебюта, конечно. Так-то тебе ещё учиться и учиться.