Текст книги ""Та самая Аннушка", второй том, часть первая: "Другими путями" (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Пока добежал, бой закончился. Не знаю, какую численность имела эта ДРГ, но потеря двух бойцов их демотивировала. Я успел заметить, как они затаскивают тело в тот дом, где проход, и простимулировал их выстрелом, но результат уже оценить не смог. Тактическая победа осталось за мной, что вовсе не означает, что они не вернутся с подкреплением.

* * *

– Ну ты даёшь, солдат, – мрачно сказала Аннушка, разглядывая то, что осталось от эркера. – И сколько их было?

– Не успел сосчитать, извини. Но вам, блин, стоило подумать о том, что в эту дверь однажды кто-то войдёт. И это буду не я.

Мы дошли до дома с проходом. «Мы» – это я, а также Аннушка и Сеня, всё-таки прибежавшие с пистолетами наголо на выстрелы. Я даже не стал им говорить, как это глупо, потому что какой смысл. Взрослые все люди. Да и не моя это забота.

В свете фонарей кровь выглядит чёрной. Её много, кажется, я ещё кого-то зацепил напоследок. Но тел нет и оружие тоже утащили. Жаль, я бы поглядел. Не на тела, а на то, чем они так лихо разнесли мою позицию. Есть подозрение, что это какой-то двоюродный родственник моей винтовки.

– И что я могу придумать, по-твоему? – сердито огрызнулась Аннушка. – У меня гостевой доступ. Я не могу отменить тот, который давала не я. Только твой и могу отозвать! И закрыть не могу, любой, кто настроен на этот кросс-бифуркатор, пройдёт через него вне зависимости от того, рада ли я его видеть!

– Не можешь, значит? – хмыкнул я.

Я открыл дверь пыльной заброшенной кладовки, вытащил оттуда старую, но вполне крепкую швабру, упёр один её конец в пол, другой – в полотно двери.

– А если так?

– Чёрт, – сказала Аннушка с досадой. – Я дура. Какого хрена мне это в голову не пришло?

– Иногда простые решения самые лучшие, – я передал ей швабру. – Подержи. Сейчас я уйду, отзовёшь мой доступ и закроешь. Но лучше завалите её чем-нибудь или заложите кирпичом. Если дверь не открывается физически, то чёрта с два они пройдут, верно?

– А доступ-то тебе зачем закрывать?

– А вдруг меня поймают и заставят открыть? Думаю, это были не последние желающие. Я, конечно, стойкий оловянный солдатик, но зачем рисковать? Вам, корректорам, как я понимаю, дверь не особо нужна, и так свалите, через свою «Изнанку», или как там её. Кстати, почему не свалили? Я специально стрелял, чтобы дать время на эвакуацию.

– Погодь, – придержала меня за плечо Аннушка. – Не спеши. Есть разговор.

– Да мы, вроде, уже…

– Заткнись, – она снова воткнула швабру в распор, подёргала её, убедившись, что она стоит плотно, и добавила: – Пошли. Успеешь свалить. Никто там тебя не ждёт, насколько я знаю.

– Ну почему же? Мне и работу уже предложили! Обещают шикарный соцпакет.

– И кто же?

– Некий Лейхерот Теконис, слыхала про такого?

– Сам Лейх? Охренеть вообще. Тогда нам точно надо поговорить.

– Нам или тебе?

– Да хоть бы и мне. Ладно, не козлись, пошли. Виски нет, но чаю налью. Ночь на дворе, и тут, и в Библиотеке. Где ты там шарашиться будешь заполночь-то?

И я пошёл, конечно. Потому что денёк выдался утомительный. Давно мне не приходилось столько бегать и стрелять. Хотя, конечно, жаль, что виски нет. Не помешало бы.

* * *

В холле наскоро обжитого дома скучковались перепуганные корректоры. А вот Криссы нет, наверное, так и спит пьяная, где упала. Может, и хорошо, что не разбежались, а то ещё забыли бы ребёнка в панике.

– Аннушка, ну что, что там? – Джен.

– Сеня, что случилось, кто стрелял? – Ирина.

– Тихо, не галдите, – ответила Аннушка. – Лёха стрелял.

– Опять?

– Что происходит?

– На нас снова напали?

– Да когда это кончится?

– Да. Напали, – ответил всем Сеня. – Уже отбились, Лёха их шуганул.

– Тот самый Лёха, которого наша Аннушка выгнала нафиг? – ехидно прокомментировала Джен. – Он ещё тут?

– Простите, как раз уходил, – ответил я мрачно, – в дверях с ними столкнулся.

– Не-не, – ответила быстро девица, – лично мне ты совсем не мешаешь. Мне, знаете ли, даже как-то спокойнее.

– Локаль открылась, – сказала вдруг Ирина, – вы почувствовали?

– Да, – ответила Аннушка, – как раз, когда те ушли. Мы разберёмся, идите спать. Завтра на свежую голову всё обсудим.

Оставшись вдвоём, прошли на кухню. Девушка поставила красивый медный чайник на антикварную с виду, но, тем не менее, электрическую плиту.

– Сядь, – показала она на стул, – поговорим.

– Я совсем вымотался, – признался я. – Может, не надо? Брякну что-нибудь с устатку, ещё поругаемся напоследок…

Адреналин схлынул, пошёл отходняк. Навалилась апатия, голова ватная, клонит в сон.

– Ничего, надолго не задержу. Чайку попьём, и отпущу.

– Ладно, как скажешь, – я привалился к стене и прикрыл глаза.

Пока чайник закипал, сидели молча. Я ни о чём не думал, просто смотрел на люстру, в которой тускло светятся несколько больших, с поллитровую банку, ламп накаливания.

– Первым делом, – сказала Аннушка, наливая чай, – прости меня.

– За что? – удивился я.

– Я зассала. И набрехала.

– В смысле?

– На самом деле, в той перестрелке я перепугалась до усёру.

– Ну, бывает, к такому делу привычка нужна…

– Да нет, блин, не того, что пристрелят. Я большая девочка, в меня столько раз стреляли, что считать устала. Я вдруг поняла, что тебя там сейчас грохнут. Я была уверена, что грохнут. Я видела этих ребят в деле, их было дофига, шансов у тебя было ровно ноль, как ты выкрутился, вообще не понимаю…

– Повезло.

– Не перебивай! В общем, я поняла, что сейчас тебя потеряю, и сама удивилась, как мне от этого хреново стало. Пойми, солдат, я, конечно, тётка стальная, но на это у меня конкретный клин.

– На что?

– Терять тех, кто дорог. С тех пор, как отец умер, я изо всех сил избегала привязанностей, но иногда не получалось, впускала кого-то в сердце, и тогда… Я легко переношу боль, солдат. Могу руку себе ножом проткнуть, потом сама же зашить, и не вздрогну. Но боль от потерь – это другое. Она рвёт меня на части так, что я хочу сдохнуть. Это такая боль, что всё отдашь, лишь бы она не повторилась. Вот я и отдаю. Тебя. Прости.

– Я понимаю.

– Да хрен там. В такие моменты я превращаюсь в маленькую девочку, у которой умер отец, которая осталась одна во всём свете, которая в этом виновата… За эти чёртовы годы боль, от которой мои глаза посинели, не стала слабее.

– Ты не была виновата…

– Заткнись. Я знаю. Я не дура. Но той девчонке, которая выла от горя, катаясь по полу в трейлере, этого уже не объяснить. Когда вылезла из подвала и поняла, что ты жив, я чуть не сдохла. От облегчения, что боль уходит, и от ужаса, что она вернётся снова. Рано или поздно. Обязательно. Я не могу жить в вечном ожидании боли, я к чёртовой матери рехнусь от этого! Я и так не очень в адеквате, знаешь ли!

Я хотел сказать, что понимаю её, но потом подумал, что нет, вряд ли. Тогда, в детстве, она выжгла себе в душе жуткую рану, и с тех пор заботливо не давала ей зажить. Наверное, это цена за синие глаза и всё, что к ним прилагается, а может, она иначе не умеет, не знаю. Чужую боль не понять, потому что у всех она разная. Я очень горевал по родителям, но я был взрослый мужик, а не подросток нервами наружу. Пошёл в военкомат, заключил контракт, и вскоре война вышибла из меня всё. Друзья, сослуживцы, знакомые – вокруг меня постоянно умирали люди. Некоторые – у меня на руках. Некоторых я не смог спасти, и не всегда мог точно сказать, что моей вины нет. Иногда чья-то смерть становилась ценой моей ошибки, и я жил с этим дальше. Я многих похоронил. Наверняка больше, чем она, несмотря на разницу в возрасте, но это не значит, что я могу оценить её боль. Болевой порог у всех разный.

Аннушка выговорилась и замолчала. Мы сидим и пьём чай, не глядя друг на друга. В конце концов, что такое любовь, как не стремление сделать любимого человека счастливым или хотя бы менее несчастным? Если она несчастнее со мной, чем без меня, выбор очевиден. Завтра свалю, напомнив, чтобы дверь за мной шваброй припёрли. Кирпичом вряд ли заложат, небось не одна Крисса захочет в кафе сходить. Опасно, конечно, но сами разберутся, не маленькие.

– Ладно, – сказал я, допив, – пойду спать.

– Погоди, ещё один вопрос.

– Какой? Я реально устал, прости.

– Конечно, но хотя бы парой слов – где ты умудрился встретить Лейхерота Текониса, и что ему от тебя надо?

– Это настолько важно, что до утра не потерпит?

– Да. Не помню, говорила я или нет, он родной брат Мелехрима, секретаря и неофициального лидера Ареопага Конгрегации. Они близнецы, хотя сейчас уже не похожи совсем. Их пути очень давно разошлись, они не очень-то ладят, Лейхерот почему-то терпеть не может Конгрегацию, но они общаются, сама видела. При Библиотеке он числится в профессорском составе, но бывает так редко, что его теперешнее появление вряд ли случайность. Зачем ты ему?

– Он, как я понял, навёлся не на меня, а на Криссу. Девочка зависла над сломанным мораториумом, он подвалил, угостил нас пивом, наплёл, что грёмлёнг созданы для обслуживания этих штук, пообещал ребёнку золотые горы и кучу маленьких мораториумов, она закапала слюной, как младенец над коробкой погремушек, еле утащил. Ты пригляди за ней, пусть ещё разок подумает.

– Конечно.

– Я ему, судя по всему, постольку-поскольку. Решил, что мы с Криссой вместе, готов взять в нагрузку. Что-то типа охраны. Я не стал выяснять детали, он мне сразу не глянулся, да и в наёмники не хочу, не моё это.

– Много маленьких мораториумов, говоришь?

– Он говорит, – уточнил я. – Может, насвистел Криссе, чтоб заманить ребёнка, а на самом деле у него унитаз засорился, починить некому.

– Да нет, – задумчиво сказала Аннушка, – всё чертовски логично, на самом деле. Лейхерот специализируется на артефакторике, никто не знает о древних штуках столько, сколько он. Андрей душу бы продал за его консультацию. Мораториумы – главная страсть Текониса, он их коллекционирует, изучает и, вроде бы, даже как-то использует. Но то малые мораториумы, а на большой он облизывается давно и тщетно. Пока мы не пролезли сюда, единственным работающим считался тот, что в Центре, у Школы. Мне даже доводилось слышать, что Лейх с Мелехом посрались именно из-за него. Мелехрим запретил брату его изучать, потому что он слишком важен для Конгрегации, а Лейхерот считает, что все эти политические игры говна не стоят на фоне науки. Впрочем, мне это Калеб рассказал, а он то ещё брехло.

– А что ты так напряглась-то? Думаешь, он к этому мораториуму клинья бьёт?

– Не знаю. Но вот тебе один фактик на подумать. Ты ругался, что мы не эвакуировались, когда началась стрельба? Знаешь, почему?

– Потому что корректоры – придурки с отбитым чувством самосохранения?

– Ну, это тоже, да, но в этот раз ребята были реально напуганы и попытались. Не вышло.

– В каком смысле?

– По какой-то причине мы оказались заблокированы в локали. Корректоры не смогли выйти на Изнанку, представь! Как будто что-то держало. Вот тут началась паника-паника, ты себе не представляешь, какая.

– И ты?

– Прикинь, и я тоже. Пришлось нам с Сеней выдвигаться, выяснять, в чём проблема.

– И в чём же?

– Не знаю. Как только нападавшие свалили за дверь, блокировка исчезла. Скорее всего, у них было с собой некое устройство, вызывающее блокирующий эффект, и они унесли его с собой. Но знаешь, что ещё страннее?

– Говори.

– Когда на нас напали в тех руинах, была та же фигня. Но потом раз – и прекратилась.

– Какое-то устройство видел в руках у офицера, который вопил у автобуса, – припомнилось мне. – Но я не приглядывался, пристрелил его нафиг и всё.

– Может быть, – согласилась Аннушка. – Допустим, оно без него отключилось. Но куда делось?

– Ну, мы не особо там осматривались, может, закатилось куда-то. Небольшая была штука, с футбольный мяч размером или даже меньше.

– Возле автобуса мы как раз долго толклись, – возразила Аннушка, – пока Крисса его чинила…

Она осеклась и посмотрела на меня, а я на неё.

– Ты подумал о том же, что и я?

– Кстати, а где комната Криссы?

Курносое круглолицее и конопатое дитя славного народа грёмлёнг дрыхнет, раскинувшись в несоразмерно огромной кровати и оглашая помещение заливистым, отнюдь не девичьим храпом.

– Будить будем? – спросила Аннушка.

– Зачем? Чем больше проспит, тем меньше похмелье. Вон её сумка с инструментами, на полу брошена. Думаю, чрезвычайность ситуации нас оправдывает.

– Ещё как! – девушка решительно расстегнула «молнию» на здоровенном брезентовом бауле. Я всю дорогу поражался, как Крисса его таскает – он чуть не с неё размером.

Внутри вперемешку инструменты, тряпки, книжки, пакеты с едой, пара замурзанных мягких игрушек, ещё какой-то хлам – типичная «комната подростка» в варианте «ношу с собой». Аннушка, покопавшись, извлекла оттуда небольшой шарообразный предмет.

– Оно?

– Чёрт его знает. Я видел издали и недолго. По размеру похож.

– Это единственная штука, про которую я не могу сказать, что это такое.

Шар из непонятого материала, не сплошной, а как бы резной, со сложной внутренней структурой, похоже, что разъёмный, но непонятно как.

– Забавная штуковина, не удивительно, что Крисса его подрезала. Я бы и сам не удержался.

– А я бы и пальцем не притронулась, – помотала головой Аннушка. – Чёрт меня подери, если это не очередной артефакт, а от них одни неприятности. И чёрт меня, опять же, подери, если Лейхерот Теконис не имеет к этой штуке никакого отношения. Ладно, пусть девчонка спит, завтра будем разбираться, что именно она спёрла. Да и нам пора, и так почти всю ночь просидели…

– Где мне можно лечь?

– Пойдём, покажу.

Мы поднялись на второй этаж, она толкнула дверь в комнату. Там горит ночник, широкая кровать разобрана, одеяло откинуто, на полу сумка с вещами.

– Тут кто-то уже живёт.

– Ага. Я. Заткнись. Душ вон там. Вода есть и даже горячая, у Криссы руки растут откуда надо.

– Хочешь со мной в душ?

– Нет, хочу нормально трахнуть тебя в постели. Что встал? Поспеши, я планирую хоть сколько-то сегодня поспать!

Глава 11

Зелье Вечности

– Вы рылись в моих вещах! – возмущённо топает коротенькой ножкой Крисса. – Это нарушение личных границ, и вообще гадко!

– Не рылись, а извлекли один предмет. Причём, не твой. Будить тебя не стали, ты так красиво храпела… – улыбнулась Аннушка.

– Тьфу на вас! Да, я выпила! Отец не разрешал, а теперь могу!

Хорошо быть молодым – похмелья у неё нет, хотя перебрала вчера изрядно. Вырвалась на свободу, так сказать. Подозреваю, что это было первое пиво в её жизни. Ну, или первое, выпитое открыто, – думаю, даже на Терминале со строгим отцом можно было найти способ. Я в её возрасте находил.

– Подобрала, да, – не отрицает девочка. – Под автобусом валялся. Не знаю, что это, но оно офигенное! У меня аж ручки затряслись, как увидела! Хотела потом разобраться, но времени не было. Заберёте, да?

– Как минимум на время, – сказал я. – Эта штука может быть небезопасна. Твоё расовое чутьё не подсказывает тебе, что она делает?

– Ну… – Крисса взяла у меня шар и задумчиво покрутила в руках. – От него такое же ощущение, как от той штуки на площади. И он тоже открывается…

– Нет! – крикнула Аннушка, но опоздала.

– … вот так! – девочка ловким движением провернула половинки шара относительно друг друга и раскрыла его, как шкатулку. – Ух ты, какая штуковина!

Внутри устройства обнаружился небольшой, размером с кулак, сфероид, как будто стеклянный, но не однородный, а с красивой, переливающейся внутренней структурой, на которую хочется смотреть не отрываясь. Очень похоже на украшения, которыми я пытался торговать в начале своей неудачной сталкерской карьеры. Из него получилась бы шикарная ёлочная игрушка.

– Симпатично, – признала Аннушка. – Но что это?

– Может, батарейка такая? – предположил я.

– Не, вряд ли, – ответила Крисса, разглядывая вскрытый девайс. – Мне отчего-то кажется, что это не источник действия, а его результат. Но объяснить не могу, просто интуиция.

– Давайте на всякий случай не будем класть его назад, – предложила Аннушка. – Меня дико нервируют эти древние штуки, от них всегда куча проблем.

– А я бы его из рук не выпускала, – заявила грёмлёнг, заворожённо заглядывая в устройство.

– Но-но! – Аннушка решительно забрала непонятный прибор. – Блин, как обратно закрыть-то?

– Вот так, – девочка одним движением привела его в исходное состояние. – Не вернёте? Я бы в нём поковырялась, может, ещё чего пойму…

– Возможно, позже, – ответил я. – А пока у меня появилась одна идея.

* * *

Как я и предполагал, наш вчерашний собеседник отыскался без проблем. Стоило нам сказать в Библиотеке, что мы ищем профессора Текониса, как он спустился к нам буквально через пару минут.

– Приняли решение? – начал учёный, поздоровавшись, но потом увидел, с кем мы пришли, и голос его сразу похолодел.

– Аннушка, – сказал он. – Здравствуйте. Чему обязан?

– Требуется небольшая консультация по вашему профилю. Где мы можем поговорить?

– Давайте поднимемся в мой кабинет.

Готов поспорить, он ей совсем не рад, и то, что мы с Криссой её притащили, резко понизило наши шансы на предложенные вчера вакансии. Мои так точно, грёмлёнг ему, похоже, всерьёз нужна.

– Ух ты! Можно я посмотрю, можно? – девчонка сразу прилипла к застеклённым полкам, на которых лежат предметы, предназначение которых я себе даже представить не могу.

– Можешь даже потрогать, – величественно разрешил ей Теконис, – это неработающие и малоценные экземпляры, учебные пособия для курса артефакторики. Попросту хлам и мусор. Никакого сравнения с моей личной коллекцией, – жирно намекнул он, но Крисса уже не слушает, самозабвенно ковыряя пальчиком какие-то обломки.

– Очень любознательный ребёнок, – нейтральным тоном сказал профессор. – А вам что нужно, уважаемая?

– Хотела проконсультироваться с вами по поводу одного артефакта, – Аннушка достала из сумки отобранную у Криссы сферу. – Вы не подскажете, что это такое?

– Подскажу. Концентратор.

– И всё? А подробнее?

– Класс – сверхмалые мораториумы, тип – концентраторы, ориентировочная датировка – «период предтеч», предназначение – утилизация искажений причинности. Концентраторы, предположительно, созданы Основателями для Хранителей в период противостояния с Ушедшими и предназначались для нейтрализации способности схлопывания фрактальных конструкций. Впрочем, мне кажется более правдоподобной версия, что устройства создали сами Ушедшие, но потом их же технологии обратили против них. Основателям сейчас приписывают много чужих заслуг.

– Так это оружие?

– Нет. Разве что стукнуть кого-то по голове, но для этого есть множество более удобных предметов.

– Так что они делают, концентраторы эти?

– Концентрируют, разумеется, – Теконис раскрыл устройство и заглянул внутрь. – Тут ничего не было?

– Откуда мне знать? – невозмутимо соврала Аннушка. – Я вообще не знала, что оно открывается.

Крисса засопела, но промолчала, мы её заранее предупредили, что придётся подыграть.

– Такая разновидность мораториумов, как концентраторы, фиксирует в материальную форму метаэнергетику фрактала. Если это устройство включить, то в его полости начнёт формироваться так называемый «орб», представляющий собой сконцентрированную до материального проявления субстанцию времени, или информации, или сенсуса – в общем, одной из первооснов. Разумеется, для этого поблизости должен быть источник таковой.

– И что потом с ними делают? – заинтересовался я, вспомнив срез, откуда таскал похожие штуки.

– Сконцентрированная энергия может быть преобразована или извлечена в первоначальной форме, разумеется, с учётом потерь. Но этот процесс требует высокой квалификации оператора, иначе легко повторить так называемый «казус Основателей», так что, если у вас есть…

– Нет-нет, – соврал я. – Откуда бы? Я даже не знаю, как они выглядят…

– По-разному, – пояснил Теконис, – но в небольших концентраторах типа этого обычно формируется полупрозрачный шар со сложной изменчивой структурой. Довольно красивый, вот, полюбопытствуйте…

Он выдвинул ящик стола и достал оттуда шар раза в полтора больше того, что мы присвоили и другого цвета, но тоже красивый.

– И что же это? – спросила Аннушка. – Сенсус? Время?

– Нет, – сухо улыбнулся профессор. – Ни то, ни другое. Это довольно забавная и поучительная история, я её рассказываю студентам. Вы не спешите?

– Я хочу послушать! – перебила уже раскрывшую было рот Аннушку Крисса. – Мне всё очень интересно!

– Я в нескольких словах, не бойтесь. Вы наверняка знаете классическую историю эпохи предтеч? Казуса Основателей, низвержения Ушедших, становления Коммуны, падения Коммуны?

– Нет, – покачал головой я.

– И я нет, – вздохнула Крисса.

– А я знаю даже несколько историй, и все разные, – фыркнула Аннушка.

– Неважно, – отмахнулся Теконис, – в контексте этого образца важно то, что наследство предтеч, некогда представлявшее собой единый комплекс глубокой связности, было рассеяно по Мультиверсуму в виде работающих, но утерявших исходный смысл фрагментов. Некоему срезу досталось ценнейшее оборудование – концентраторы сенсуса, однако без понимания глобальных принципов их работы. Они получили сколько-то орбов, критически снизив уровень сенсуса своего среза, что привело к его быстрой деградации. Новые делать было не из чего, смысл происходящего был забыт, и они освоили производство имитаций, чрезвычайно похожих внешне. Сбыта они, разумеется, не нашли, но их продолжали делать в огромных количествах, это стало чем-то вроде религии. Затем срез постиг коллапс, оборудование было утрачено, но этих подделок по Мультиверсуму до сих пор полно.

Кажется, я знаю, о каком срезе идёт речь. Надо же, какая там, однако, драматическая история. Я-то думал, они просто бижутерию любили.

– Возвращаясь от истории к современности, – сказал Теконис, – могу я поинтересоваться, откуда у вас этот прибор?

– Обрели, – туманно ответила Аннушка.

– Можно конкретизировать?

– Зачем?

– Дело в том, что этот концентратор принадлежит мне.

– Уже нет, – я уверенно забрал из его рук устройство, учёный мне не препятствовал. – Мы получили его при обстоятельствах, легализующих владение.

– Каких?

– Это трофей.

– Я довольно часто сдаю своё оборудование в аренду, – невозмутимо ответил профессор.

– И кому вы давали это?

– У меня много контрагентов.

– Хотите сказать, что не помните?

– Хочу сказать, что это вас не касается. Коммерческая тайна.

– В таком случае и морального обязательства вернуть эту штуку на нас нет. Этак всякий скажет «моё», а доказательств-то нету!

– Как хотите, – равнодушно сказал Теконис. – Я, разумеется, не могу вас принудить. Но вам это оборудование ни к чему, вы не умеете им пользоваться, а даже если и разберётесь…

– Тю, – присвистнула вернувшаяся к нам Крисса, – было б в чём разбираться! Вон та крутилка. Влево – включить, вправо – выключить, нажать с поворотом – открыть. Блин, сколько тут интересного! Проф, а вы правда про всё это рассказываете тут?

– Я читаю спецкурс по артефактам предтеч. Но редко и не всем. Как правило, по приглашению Конгрегации для корректоров первого класса. Открытых лекций я не веду, если вы об этом.

– Эх, жаль, мне так интересно!

– Моё предложение в силе. Вы талантливая девушка, если будете работать на меня, займусь вашим просвещением лично.

Крисса жалобно уставилась на меня, но я покачал головой:

– Давайте не будем забегать вперёд. Мы пока не определились с вашей ролью в происходящем. Вряд ли девочка захочет работать на человека, который снабжает оружием бандитов, расстрелявших вчера из пулемёта автобус с детьми.

Крисса вздохнула.

– Это не оружие, – терпеливо повторил Теконис.

– В прямом смысле нет, – сказала Аннушка. – Но эта чёртова штука блокирует срез, не давая корректорам его покинуть. Мы оказались в ловушке, были жертвы.

– Концентратор не блокирует срез, – ответил профессор, – он забирает энергию искажения, которое создаёт пытающийся покинуть срез. Забирает и перерабатывает, как ему и положено. Никакой блокировки при этом не происходит.

– То есть эта штука – избирательное оружие против корректоров?

– Ещё раз повторю, это не оружие. Оно не наносит ущерба. Просто утилизует излишки. В некотором смысле, это антиоружие. Концентраторы такого типа используют, например, для купирования коллапсов. Не в моих правилах называть клиентов, но вы наверняка догадаетесь, кто чаще всего их арендует.

– Ваш братец Мелехрим?

– Именно. Конгрегация активно использует это оборудование.

– Чёрт, я уже ничего не понимаю… – вздохнула Аннушка. – Если эта хрень может остановить коллапс, то зачем вообще нужны корректоры?

– Думаю, этот вопрос надо задавать не мне. Однако, возвращаясь к вопросу оборудования. Я действительно не могу доказать, что оно моё, и не имею права требовать возвращения. На самом деле вы не сомневаетесь, что я говорю правду, но, разумеется, отдавать даже ненужный артефакт вам не хочется. Ну что же, продайте. Это ценная вещь, но найти покупателя на него не так-то просто в силу того, что почти никто не знает, как с ней обращаться, а те, кто знает, скорее всего, вас за неё убьют. Я не пугаю, вы уже имели возможность убедиться, что такие вещи притягивают неприятности.

– Всегда это говорила, – кивнула Аннушка. – И всё же, штука, как вы сами сказали, ценная. Не побоюсь этого слова, уникальная. К тому же её могут применить во вред мне и моим друзьям, так что держать её под рукой как-то спокойнее…

Я подумал, что она сейчас пошлёт профессора подальше, но нет.

– Что вы можете предложить, Лейх?

– Ихор.

– Ого… – Аннушка аж присела на стул. – Вы же про Вещество, да?

– Нет, тут некоторая терминологическая путаница. Вещество – это, некоторым образом, дженерик. Суррогатный аналог ихора, который каким-то образом получала Коммуна. Судя по действию, субстанции родственные, но, тем не менее, не идентичные. Возможно дело в способах очистки или концентрации… Это было одним из самых охраняемых секретов скрытного и влиятельного анклава. Зная природу ихора, можно предположить, что слухи о том, что Коммуна построила некий кустарный вариант мораториума, имеют под собой основания, но это не так уж важно, потому что двадцать лет назад их способ перестал работать. Поскольку совпадений не бывает, то, скорее всего, это следствие тех изменений в структуре Мультиверсума, которые безответственно внесли Основатели. После того, как они применили рекурсор, фрактал разделился на три изолированных рамуса, что не могло не повлиять на метрику нашей линии. Артефактные мораториумы имеют механизмы компенсации дрейфа метрик, но каковы в этом плане возможности Коммуны – никто не знает. Я же предлагаю вам ихор Ушедших, в оригинальной невскрытой упаковке. Он использовался в качестве… впрочем, я заболтался, надо чаще читать лекции. Как вам предложение? Вы, насколько могу судить, знакомы с действием субстанций времени?

– Я принимала Вещество, – не стала отрицать Аннушка, – но более не нуждаюсь в нём. Тем не менее, я безусловно найду применение ихору. Сколько доз вы готовы дать?

– Его ценность сейчас сильно возросла, – сказал Теконис. – Артефактные запасы почти исчерпаны, дженерик больше не производится.

– Я в курсе. Итак?

– Я готов предложить вам полную капсулу. Вы знаете, сколько это?

– Да, – коротко ответила Аннушка. – Видела. Но мне нужно две.

– Сожалею, но это перебор. Мораториум ценный, но не настолько, не говоря уже о том, что он изначально мой. Кроме того, у меня больше нет.

– Вообще нет, или с собой?

– Неважно. Если захотите продать что-то ещё, найдите меня, обсудим. За это устройство я дам одну капсулу.

– Одну капсулу и одно условие.

– Какое?

– Вы не передадите устройство в другие руки и не будете использовать против нас сами.

– Вы же понимаете, что это не единственный концентратор в Мультиверсуме? Даже у меня их несколько.

– И сколько из них выдано в аренду?

– На этот вопрос я не отвечу. Но могу пообещать, что данный конкретный артефакт я положу на полку в кабинете и буду использовать только сам. Вряд ли наши интересы пересекутся, так что опасаться вам нечего.

– Я согласна. Отдай ему эту хреновину, солдат.

Я положил шар на стол и двинул к Теконису. Тот взял, подошёл к сейфу в стене, открыл, положил туда. Взамен достал какую-то небольшую штуковину и дал её Аннушке. Та бегло глянула и убрала в карман, я даже разглядеть не успел.

– Сделка, – сказал профессор.

– Сделка, – подтвердила она.

– А я, как же я? – жалобно спросила Крисса. – Мне очень нравятся все эти штуки! Я хочу туда, где их много! Я хочу всё-всё про них узнать!

– Моё предложение в силе, барышня, – сказал Лейхерот. – Вы можете посоветоваться с вашими спутниками, я буду в Библиотеке ещё сутки. Затем найти меня будет намного сложнее. Вас, молодой человек, – он повернулся ко мне, – это тоже касается.

– Мы всё обдумаем, – вежливо сказал я. – Вы получите ответ в ближайшее время.

* * *

За дверью в локаль нас встретил Сеня с пистолетом. На мой взгляд, серьёзной боевой единицы он в этом качестве не представляет, но и не совсем без понятия – стоит грамотно, укрывшись, контролирует вход. Разок выстрелить успеет, а то и два. Потом его, конечно, грохнут, но хотя бы шум поднимет.

– Хреново у нас с безопасностью, – самокритично признал он, – но не могу же я запереть, пока вы там?

– Мы уже здесь, – ответила Аннушка.

– Ну, так-то я засов приделал, теперь просто так не войти, но это так себе вариант. Видишь ли, девчонки требуют, чтобы ты им тоже пропуск выдала.

– Логично, мало ли, куда меня унесёт.

– Оно так, но ты же их знаешь – уже копытом бьют. Одной шмоток надо, другой пирожных, третья жизни не мыслит без того, чтобы в кафе посидеть…

– И какая из трёх – Ирка? – спросила Анушка.

– Все три, – вздохнул Сеня. – И ещё винишка. Но остальные тоже не отстают. Особенно с тех пор, как эта недоросль вчера пришла в сопли пьяная. Завидуют.

– Ничего не в сопли! – возмутилась Крисса.

– В общем, ты их знаешь. Будут бегать туда-сюда непрерывно, так что дверь всё время будет открыта, а я не могу круглые сутки дежурить. Да и толку от меня не так чтобы много, если кто-то серьёзный зайдёт.

– Да, это проблема, надо что-то придумать… Кому там особо сильно неймётся?

– Да всем. Вон, на улице топчутся, тебя ждут…

Аннушка прикладывала руки корректоров к чёрной пластине у двери, прижимала сверху своей. Теперь, по идее, они могут выходить и заходить самостоятельно, чем некоторые немедленно и воспользовались.

– Как только начнёт темнеть – домой! – сказала она строго. – Днём относительно безопасно, но на ночь будем запирать дверь. Кто не успел – его проблемы!

– Хорошо, мамочка! – фыркнула ехидная Джен.

– Нам бы побольше народу, – грустно сказал Сеня, – и не таких бестолковых…

– Потерпи, – утешила его Аннушка, – будет тебе народ. Я работаю над этим.

Мы вышли на пустую улицу безлюдного пока города. Я и забыл, что у Аннушки на него большие планы. Если притащить сюда, к примеру, клан Костлявой, то с охраной двери проблем не будет. Они выглядят решительными.