Текст книги ""Та самая Аннушка", второй том, часть первая: "Другими путями" (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Я понял.

– Вряд ли в полной мере. Умение нравиться – часть его способности корректора. Некоторые из нас получили что-то в этом роде в довесок к синим глазам. Не все. Не знаю, почему.

– Ты получила, – сказал я утвердительно.

– Да. Не спрашивай, ладно?

– Как скажешь.

– Однажды я тебе расскажу. Может быть.

– В варианте «у нас всё серьёзно»? – уточнил я.

– Да, звучит как тупая пиздострадальческая фигня, – признала Аннушка. – Но ничего изящно-саркастического в голову не приходит, прости. Не в форме я что-то. Нервы и всё такое.

– Калеб был тебе дорог?

– Наверное, да. В какой-то момент я чуть не пошла на штурм Ареопага с пулемётом, чтобы его спасти.

– У тебя не штурмовой пулемёт.

– Что?

– У тебя какой-то колхозный гибрид ПКТ и ПКМ, с прицельными, но с электроспуском. Чтобы с ним куда-то идти, надо переделать сначала. Смотри, первым делом снимаешь блок электроспуска. На его место клепаешь накладные пластины, которыми зажимаешь самопальный приклад с пистолетной рукояткой. Ребята их клеили из фанеры в несколько слоёв. Затем удаляешь предохранительную планку, в дне ствольной коробки выпиливаешь…

– Блин, я фигурально выражаясь!

– Да? Ну ладно. Но если что, обращайся, я умею.

– Вот, сбил с мысли… О чём я?

– Про Калеба и штурм Ареопага.

– А, да. Это долгая история с хреновым финалом. Калеб меня временами дико бесил, часто вёл себя как дебил, иногда как мудак, но я знала его с детства. Он не был плохим человеком. Легкомысленным, не слишком умным, самовлюблённым придурком, не умеющим удержать член в штанах – да. Но не злодеем. И я хотела понять, как он оказался замешан во всём этом кровавом говне.

– Поняла?

– Отчасти. Но поверить до сих пор не могу.

– Во что?

– В то, что Конгрегация создавала коллапсы. Я никогда не питала иллюзий на их счёт, но это как-то чересчур.

– А зачем создавать коллапс, который сами же потом ликвидируют?

– По-разному. Иногда чтобы получить доступ к чему-нибудь ценному, обычно речь идёт о наследии предтеч, то есть артефактных объектах Ушедших или Первой Коммуны.

– Типа Завода Мирены?

– Да, именно. Но чаще всего это просто часть процесса воспроизводства корректоров.

– Что-то я не понял, – признался я. – Устраивать коллапсы, чтобы получить корректоров, которые гасят коллапсы, извлекая из них следующих корректоров… А в чем профит-то?

– Каждый корректор за время работы вытаскивает нескольких новых, но общее число никогда не растёт. Куда деваются лишние?

– Я думал, они просто погибают, не справившись.

– Я тоже. Но, похоже, что всё сложнее.

* * *

– А кстати, куда мы едем-то? – спросил я, когда машина вылетела на очередной зигзаг.

– Я думала, ты не спросишь, – хмыкнула Аннушка, поправляя тёмные очки. Солнце тут сияет как начищенное.

– Ты в последнее время не любишь делиться планами, а мне главное не куда, а с кем.

Пикап взревел, свистнул турбиной и наддал – дорога в неплохом состоянии, можно себе позволить. В приоткрытых окнах завыл ветер.

– Калеб рассказал кое-что…

– Не слышу! Что?

– Калеб… А, к чёрту, потом.

Мы прохватили в темпе взлетающего истребителя километров сто, потом шоссе заложило плавный поворот, пришлось сбросить скорость и уйти в туман Дороги.

– Так что там Калеб рассказал? – спросил я, когда странная здешняя акустика придушила звук мотора так, словно под капот напихали подушек.

– Много чего, на самом деле. Мне даже опять захотелось его прибить, но я опять удержалась. Мозгов у него отродясь было немного, но, оказывается, и то, что оставалось, окончательно промыто Мелехом. То, что им лили в уши в Школе: «Синие глаза имеют значение!» – на верхней ступени доведено до логического финала: «Ничего, кроме них, значения не имеет». Им реально выписали эту, как её… когда всё можно?

– Индульгенцию?

– Во, забыла слово, от Ольги слышала, давно. Им это очень пригодилось, потому что творили они такую дичь, что я до сих пор поверить не могу.

– И Калеб?

– Нет, ему не доверяли ничего серьёзного, потому что дурачок. Но ума пользоваться этим в своих интересах ему хватило. Он не просто провоцировал коллапсы, но устроил из этого своеобразный бизнес. Люди, ценности, золото, редкие ресурсы… Конгрегацию интересовали богатые миры с большим населением, там было чем поживиться. А в срезах, в которых сохранилось наследие предтеч, нередко находились артефакты, имеющие огромную коллекционную ценность. Оказывается, Калеб давно спелся с Андреем. Устраивал для него «пропажу» всяких штук. Мало ли что может случиться во время коллапса? Поди разбери, кто там обнёс музей или хранилище, всё равно одни руины. Для этого рыжий мудила активно сотрудничал со всякими мутными уродами, типа того же Мирона, а также кое с кем похуже. Он вообще был не особо разборчив, за что в конце концов и поплатился.

– Я думал, его за неумение пользоваться гондоном прихватили, – удивился я.

– Это бы ему простили, тут он прав. Детей ликвидировали бы, ему вставили пистон и отпустили, не в первый раз. Но в процессе расследования он наболтал лишнего. Стали раскручивать, он пытался врать, ареопаг вывернул ему мозги мягким наружу. Бизнес на коллапсах всех только позабавил, и даже то, что он сливал на сторону артефакты, которые и самой Конгрегации бы пригодились, могло сойти с рук, ничего действительно ценного, как я поняла, не пропало. Но то, что он продал пару синеглазых…

– Стоп, – сказал я. – Не понял. Продал кого?

– Детишек. Ну, фокус коллапса, синие глазки, крыша набекрень, вот это всё. Как я была. Докладывал, что они погибли после извлечения из среза – мол, вытащил уже ранеными, не спас. Никто ничего не заподозрил, все знали, что у него руки из жопы и зачёт по первой помощи он получил с пятого раза, да и то, я думаю, какая-нибудь из девчонок, с которыми он в Школе крутил, ему помогла. Ну, и вообще, дело житейское – синеглазые не всегда выживают, у них сложные отношения с Мирозданием. Но на самом деле он их продал.

– Продал? Кому? Зачем? Как?

– Стоп, мне надо в кустики, – мы выскочили на лесную дорогу очередного зигзага, и Аннушка тормознула, остановив машину у обочины, – кофе напилась с утра. Прикрывай, но не подсматривай!

– Как скажешь.

* * *

Лесной зигзаг оказался коротким, мы нырнули на Дорогу на машине, заляпанной травяным соком и насекомыми, размазанными по лобовику. Аннушка долго, ругаясь, пыталась смыть «дворниками», помогло не сильно, только грязь развезла.

– Вот же липкое говно, – выругалась она, – как Калеб прям. В общем, на синеглазых есть спрос. Мы с тобой, сдав нужным людям караван Костлявой, могли бы офигенно приподняться. И это очень мягко сказано, платят за них так, как мало за что. Если раньше «валютой для богатых» были акки, а для очень богатых – ихор, то сейчас эту нишу занимают синеглазые. «Продай корректора и живи без забот!»

– Ничего не понимаю. Зачем они, то есть вы, нужны?

– Без понятия. Калеб тоже не знал, да и наплевать ему было. Увидел возможность заработать и воспользовался. На этом моменте разговора я уже положила руку на пистолет, но оказалось, что он всё же не злодей, а дурак. Ему наплели, что детям там будет лучше, чем в Школе. Зная, что для Конгрегации корректоры расходник, он в это без проблем поверил. Хотя то, что ему очень хотелось в это поверить, тоже понятно.

– Слушай, но зачем? – спросил я, когда мы выскочили на очередной зигзаг, сбросили скорость и зачем-то свернули с трассы, уходя на развязке вправо. – Чего не хватало-то?

– Хороший вопрос. Сейчас, съеду на набережную. Надо машину помыть, весь лобовик в жучиных кишках.

Мы скатились на берег широкой реки и встали у гранитного ограждения. Взяв из кузова ведро, я сбежал по каменным ступеням к воде, нагнулся… Оттуда на меня уставились пустыми глазницами десятки черепов. Вода прозрачная, у берега неглубоко, и скелеты в лохмотьях одежды отлично видны. Их много, они лежат на дне рядами, поверх них ржавые цепи, закреплённые на бетонных блоках. Каждый скелет прикручен к цепи металлическим кольцом на руке.

– Ты видела? – окликнул я Аннушку.

– Нет. Что? – она сбежала по ступенькам и встала рядом. – Жёстко, да.

– Ты не знаешь, что с ними случилось?

– Нет, откуда. Я тут первый раз. Просто искала зигзаг, чтобы с рекой. Коллапсы всегда жуткая жуть, солдат. Ладно, если ты наберёшь воды, они не обидятся.

– Ты так и не сказала, куда мы едем, – напомнил я, отмывая машину со своей стороны.

От листвы и насекомых кузов стал липким, пришлось бегать с ведром ещё несколько раз, заглядывая в пустые глазницы аборигенов. Они действительно не возражали.

– К дилеру Калеба.

– Дилеру?

– Рыжий мудак подсел.

– Наркотики? Он наркоман?

– Типа того. Он принимал чистый сенсус. Им инициируют перворанговых корректоров.

– Нафига?

– Пытаются приблизиться к тому состоянию, которого должен был достигнуть фокус коллапса, пройдя через него, но при этом избежать гипотетической «ловушки Основателей».

– И что? Они получают какие-то суперспособности?

– Нечто в этом роде, – неохотно сказала Аннушка, – но я не очень поняла, какие именно. Калеб перестал быть корректором и утратил не только способности, но и понимание того, что имел. Правда, надо сказать, и зависимость от сенсуса прошла. Доживёт свою жизнь оператором маслобойки.

– Вечно молодым оператором?

– Нет, это прошло тоже. Так что, может быть, пристрелить его было бы гуманнее. Но рука не поднялась… Ладно, чище она уже не будет, кидай ведро в кузов, поехали.

* * *

Место, в которое мы прибыли, довольно странное. Рыбацкая деревенька на берегу моря, ухоженные домики, больше похожие на коттеджи, сушатся сети, у причала современные моторные катера, улицы асфальтированы, столбы с проводами, несколько машин незнакомых моделей. Цветут сады, блестят свежей краской символические заборчики, бродят куры и козы. Пастораль. Живенько смотрится, но вокруг – ничего. Шоссе, по которому приехали мы, начинается нигде и обрывается в никуда – просто прямик широкой трассы длиной всего несколько километров. Дальше – заросшая жёсткой выгоревшей травой пустошь до горизонта.

– Нам туда, – сказала Аннушка, показав пальцем, но я уже и сам догадался.

Короткая толстая каменная башня с куполом наверху выглядит так, что сразу вспоминаются анекдоты про Фрейда. Это единственное сооружение, сразу привлекающее к себе внимание. Очень, очень знакомое.

– Что это за штука?

– Маяк Ушедших. Не видел раньше?

– Ещё как видел. Там, где я впервые прошёл кросс-локус, такая башня стоит. И тоже на берегу моря. Но она закрыта, внутрь не попасть.

– Маяки почти всегда на берегу, у них приливный привод. Но давно уже не работают. Этот тоже, но он должен быть открыт.

И действительно, там, где у «моей» башни был закрытый гладким камнем проём, тут установлены обычные деревянные двери со стёклами. Изящные, хотя не совсем подходящие по стилю к мрачным стенам. На пороге нас встретил представительный мужчина неопределённого возраста, посмотревший на Аннушку с недовольным узнаванием.

– Нету! Ничего нету, уважаемая! Давно! – выпалил он с порога.

– Заткнись, Маф, я в курсе. Я не за Веществом.

– Тогда что тебе надо от отца Мафсалы, девочка?

– Ты до сих пор изображаешь из себя священника? – фыркнула Аннушка.

– Я скромный служитель Церкви Искупителя. Моё служение длится дольше, чем у любого из её нынешних убогих патриархов. Кто, как не я, имею право на этот сан?

– Ну, ещё бы, ты столько лет банчил ихором, а потом Веществом, что по срокам чего угодно с тобой не тягаться. То ещё служение.

– Дитя, – вздохнул мужчина, – ты слишком юна, чтобы судить о промыслах Искупителя.

– Разве что на твоём фоне, Маф. Поди, священником ты себя назначил сам?

– Церковь Искупителя не пастырская, у неё нет официального клира, но если говорить о рукоположении, то меня лично благословил сам Искупитель.

– Серьёзно?

– Не тот, кого ловили двадцать лет назад озабоченные властью идиоты. Я о прошлом Искупителе.

– Да брось, Маф, даже ты не можешь быть таким древним! Я понимаю, ихор, всё такое, но тебя бы давно кто-нибудь грохнул.

– Я гораздо менее беззащитен, чем выгляжу, – покачал головой самозванный служитель неведомого мне культа. – Да что мы на пороге-то ругаемся? Тут жарко. Проходите в моё скромное жилище, продолжим скандалить там. Ведь ты же пришла не для того, чтобы сказать мне спасибо за всё то Вещество, что я тебе продавал?

– Ого! – сказала Аннушка, проходя за ним. – При тех ценах, что ты драл, я ещё должна говорить спасибо?

– А что, с тех пор люди придумали что-то ценнее жизни? Судя по твоему виду, ты просто нашла другого поставщика. Не знал, что на этом рынке ещё есть предложение. Не поделишься контактами?

– Обойдёшься, Маф.

Я, пройдя за ними, с интересом огляделся. После небольшой прихожей мы поднялись по ступеням короткой каменной лестницы в центральный зал башни – большое цилиндрическое помещение со стенами из тёмного камня и толстой колонной в центре. Вдоль стен несколько диванчиков, низкий столик с креслами, шкафы: закрытые и со стёклами, книжные и посудные. Спит и готовит владелец башни где-то в другом месте. По высоте предполагается второй этаж, да и подземелья, наверное, есть. Экскурсии не было, он жестом показал на кресла, достал из шкафа бокалы и бутылку вина.

Аннушка не возразила, да и я не стал, хотя в винах ни черта не понимаю и предпочёл бы что-нибудь покрепче, раз уж пива нет.

– Ну, – поднял тост мужчина, – за возвращение блудной покупательницы! Сколько лет я тебя не видел?

– Неважно, – буркнула Аннушка, покосившись на меня.

– Да! – отсалютовал бокалом Мафсала. – Счастливые года не считают.

Мы чокнулись, отхлебнули. Вино как вино, на мой вкус, но моя спутница уважительно покивала, покрутив бокал и понюхав. Наверное, разбирается не только в виски. У неё было время научиться.

– Итак, молодые люди, – продолжил хозяин, – что же вам нужно от старины Мафа?

Глава 18

Дилер

Мафсала нас не боится, но при этом на вопросы отвечает охотно. Мне показалось, что самозванному (или нет) священнику просто скучно, и он развлекает себя беседой.

– Мне нравится это место, я обожаю рыбалку, тут ловится роскошный тунец. Сходите в местный ресторанчик, если задержитесь, – вещает он. – Но гости бывают редко и обычно такие, с кем не поболтаешь.

Я чувствовал где-то совсем рядом кросс-локус и спросил его об этом. Мафсал подтвердил, что да, есть, в деревне. Ведёт в благополучный срез, поэтому через него сбывают улов и покупают всё нужное. Здешние рыбаки не аборигены, но живут уже несколько поколений, адаптировались. Иногда приходят караваны, но редко и не за рыбой, та слишком скоропортящийся товар. Так что, в основном, это клиенты самого Мафа, и дорогу держат в приличном состоянии ради них. Деревня дотационная, получает электричество от Мафсалы, но он любит рыбалку и не может не поддержать тех, кто разделяет его увлечения.

– Кроме того, они оказывают мне разные мелкие услуги, – сказал он откровенно. – Я слишком ленив, чтобы готовить, убирать и искать себе женщин.

– Откуда энергия для деревни? У тебя что, рабочий маяк? – удивилась Аннушка. – И тебя до сих пор за него не грохнули?

– Суррогатные кристаллы, не слышала?

– Нет, что это за фигня такая?

– Недавно появились. Ставятся на место обычных, активируются тем же приводом. Первые, по слухам, были не очень удачные, от них туман какой-то ядовитый шёл, но потом появились безопасные. Их я приобрёл. Мне много-то не надо, но на другом берегу залива есть небольшой рыбозавод, у него приличное потребление. Пришлось тянуть линию. Я настоял, чтобы его разместили так, чтобы мне не мешал запах. Кристаллы дорогие, эксклюзив! Понятное дело – маяки тоже не на каждом шагу встречаются. Могу себе позволить. Да и акки, которые я покупал раньше, тоже были не дёшевы. Хотите, покажу?

Мы спустились по винтовой лестнице в подвал, где колонна, проходящая через центральный зал, закончилась большой каменной консолью с проёмом, куда входит нечто вроде двустороннего молотка на длинной ручке, с обоих концов которого зажаты кубические кристаллы. Кристаллы мутные, желтовато-розовые, потрескивают и странно пахнут. Вроде бы как озоном, но с какой-то примесью органики, что ли. Молоток приводит в действие металлическая ферма на уходящем в пол штоке с мою ногу толщиной.

– Раньше тут использовались энергокристаллы Ушедших, но все они выработали ресурс и рассыпались. За последние из них была такая бойня, что даже мою башню пытались обнести раз пять. И верить на слово, что у меня их нет, никто не хотел. Говорили, что без них Мультиверсум рухнет, но как-то обошлось. Люди всегда преувеличивают. Теперь, вот, где-то освоили производство заменителей.

– Из чего? – спросила Аннушка.

– Не спрашивал, – коротко ответил Мафсала. – Многие знания – многие печали.

– Врёшь.

– Эй, я служитель Церкви, имей уважение!

– Ну, не врёшь. Не договариваешь. Не спрашивать ты, может быть, и не спрашивал, но это не означает, что ты не в курсе. Всякие вещества, материалы и субстанции – твой конёк.

– Может быть, я догадываюсь, – кивнул тот, – но делиться догадками не стану. Вы же не это хотели узнать?

По интересующему же нас вопросу Мафсала спокойно рассказал, что да, Калеб покупал у него кристаллизованный сенсус. Субстанция адски дорогая, чертовски дефицитная, но найти можно. Есть люди, которые его не то производят, не то собирают, не то добывают как-то.

– И на сколько, к примеру, такой потянет? – я показал шарик, извлечённый из прибора, который мы вернули Лейхероту Теконису.

Тот покрутил его в руках, взвесил на ладони, посмотрел на свет и вернул.

– Редкий цвет. Я знаю, кто интересуется именно такими. Желаете продать? Цена будет очень хорошей.

– Нет, но те, кто интересуется им, интересуют нас.

– Увы, не в моих принципах делиться клиентской базой. Захотите реализовать, буду посредником. Нет – ищите сами.

– Но Конгрегация… – начала Аннушка.

– Без комментариев. Если не продаёте, может быть, интересуетесь что-то купить?

Мафсала оказался драгдилером премиум-класса. На мой вопрос, как это сочетается с духовным саном, ответил:

– Я помогаю людям изменить себя. Или найти себя. Или убежать от себя. Такова моя миссия в этом жестоком Мультиверсуме.

Вещества, расширяющие сознание, возможности и глубину взаимодействия с Фракталом нас не заинтересовали, хотя он сказал, что Аннушка многое теряет, не попробовав сенсус:

– Для таких, как вы, недорождённых, это единственная возможность приблизиться к тому, для чего вас создавали.

– Я видела, куда эта «возможность» привела Калеба.

– Всё яд и всё лекарство, – ответил философски Мафсала, – а он никогда не умел себя контролировать. У нас есть общий знакомый, принимающий сенсус весьма давно и чувствующий себя при этом прекрасно.

– Мелехрим? – насторожилась Аннушка.

– Без комментариев. Тайна клиента. Ты сама принимала Вещество, пока оно было, так в чём проблема?

– Это же совсем другое!

– Почему же? – улыбнулся Маф. – Ихор, Вещество, сенсус, гранж – все они имеют один действующий компонент, хотя и полученный разными способами и в разном качестве.

– И что же это? – спросил я.

– У него много названий, но, упрощая, можно сказать, человеческая жизнь. Мультиверсум создаётся людьми в самом буквальном смысле слова – как паутина создаётся пауками.

– Мы его высираем, что ли? – спросила с досадой Аннушка.

– В некотором роде, да. Человек поглощает неструктурированную первоматерию, перерабатывает её в себе, разделяя на время, информацию и сенсус и сплетая их этих трёх нитей всё существующее. Переплетение жизненных нитей и есть Великий Фрактал. Сейчас он хаотичен и неструктурирован, но те, кого вы называете Ушедшими, умели выплетать из них потрясающей красоты конструкции, превращая людей в специализированные инструменты своего творчества. Нынешний Мультиверсум – клочья паутины, неряшливо висящие на их структурах, которые, увы, тоже обветшали, беззастенчиво подгрызаемые крысами, считающими себя наследниками предтеч…

– Чёрт, – сказал я с досадой, – типа, древние засранцы делали из людей фигурные форсунки для своего тридэпринтера, на котором печатали себе Мультиверсум по вкусу? Очень познавательно. Не удивляюсь, что их «ушли», потому что люди такого обращения не любят.

– Люди просто сырьё, – изрёк Мафсала.

– И тех, кто так думает, люди не любят тоже. Но это не приблизило меня к пониманию, что за штуку я ношу в кармане, – я снова достал полупрозрачный шарик и покрутил его в пальцах.

– Это концентрат витальности. Один из. Сенсус – наиболее чистый дистиллят человеческой жизни, точнее, одной их трёх её составляющих. Той, что порождается осмысленной деятельностью по изменению мира. К сожалению, язык, на котором мы говорим, исключает возможность сколько-нибудь адекватного описания этого явления, потому что построен исходя из коммуникативных потребностей существ, считающих время промежутками между завтраком и ужином, а пространство измеряющих бросками кокоса с пальмы.

– Ладно, я понял, мы только что с дерева слезли, а ты уже в белом пальто стоишь красивый. Допустим. Можно всю эту метафизику как-то проще изложить? Для волосатого гоминида с палкой-копалкой?

– Жизнь человека в широком её смысле есть субстанция. Извлекаемая. Её можно забрать, присвоить, переработать, продать, употребить, добавив к своей, или переработать в топливо и сжечь. В самом буквальном смысле – ихор, за который сейчас все готовы убивать, Ушедшие использовали, как мы бензин. Заправляли им свои странные устройства, созданные из сплава людей и извлечённой из них материи. Вещество – полученный чертовски причудливым способом и очень плохо очищенный ихор, грязная жидкая смесь сенсуса и времени, отличается от него как свекольная самогонка от коньяка. Сенсус в этой аналогии – химически чистый спирт, а гранж – неперегнанная брага из говна с грибами. Так тебе достаточно просто, гоминид с палкой?

– Вполне, – кивнул я. – Хочу уточнить только один момент. Верно ли я понимаю, что все эти субстанции извлекаются из живых людей, как сок из винограда? Раз уж мы пошли путём таких аналогий.

– Да, – кивнул Маф. – Совершенно верно. Некоторые в этом отношении более… как бы это сказать… продуктивные. Скажем, из винограда можно сделать коньяк, из свёклы – только вонючую косорыловку, а спирт проще всего извлекать из чистой сахарозы. Поэтому синеглазые собратья твоей девушки весьма ценятся как сырьё для соковыжималок. Но это, скорее, вопрос несовершенства технологии. Имея подходящее оборудование, спирт можно получить из любого сырья. Правда, сырья понадобится много.

– То есть принимающие Вещество или ихор – своего рода каннибалы?

– Не надо так коситься на спутницу, юноша! – засмеялся Мафсала. – Разве что очень опосредованным образом. Станешь ли ты каннибалом, съев яблоко с кладбищенской яблони? Она выросла на прахе мёртвых людей. Никто не знает, как получали ихор Ушедшие, но это было слишком давно, чтобы иметь значение. Вещество получали опосредованно, извлекая субстанцию из падальщиков. Сенсус концентрируют из человеческой деятельности, то есть люди лишаются не столько жизни, сколько её перспектив и результатов. Жестоко, но не летально.

– А гранж? – спросила Аннушка. – Как получают гранж?

– Это мне неизвестно.

– А предположить?

– Судя по отвратительной очистке продукта, метод извлечения чрезвычайно примитивен. Так что сырьё, из которого можно выжать достаточно действующего компонента с приемлемыми затратами, должно быть очень высокообогащённым.

– И какие варианты?

– Твоя кровь, например, подойдёт идеально.

* * *

– Ты думаешь, он правда не знает, кто делает гранж? – спросил я у Аннушки за обедом.

Мы последовали совету Мафсалы и, убедившись, что он рассказал нам всё, что считал нужным, и больше мы ничего не узнаем, отправились в крошечный ресторанчик в деревне. Заведение всего на три столика, подают в нём только рыбные блюда, овощи с огорода, домашний хлеб и домашнее же вино, но всё очень свежее и чертовски вкусное. После походной сухомятки едим с удовольствием.

– Маф один из самых старых людей, которых я знаю, – ответила она. – Может быть, вообще самый старый. Сева, Малки и другие мощные стариканы, которые устанавливали правила ещё до того, как я на свет появилась, получали полномочия из его рук. Сам он давно отошёл от дел. Возможно, потому и жив до сих пор. Но интереса к веществам и субстанциям не утратил. Мне показалось, что он забрасывает удочку, в надежде, что это выясним мы.

Единственное, что нам поведал осторожный патриарх, – это некие «общие соображения». В частности, о том, что, судя по изменению структуры рынка, кто-то получил доступ к технологиям Ушедших, ранее считавшимся утерянными. Не к отдельным схронам с артефактами и готовыми субстанциями, а именно к производственным мощностям. Пока что этот неведомый игрок экспериментирует, не в полной мере владея оборудованием, что и породило такой нишевый грязный продукт, как гранж. Однако Маф с уверенностью предсказывает, что скоро на рынке появится новый аналог Вещества – может быть, похуже прежнего, но и такой будут брать за любые деньги. И вот тогда у тех, кто это делает, появится и рычаг, и точка опоры, достаточные, чтобы перевернуть Мультиверсум. Или, по крайней мере, заметно его накренить.

Сам Мафсала, как мне показалось, был бы весьма не прочь взглянуть на это гипотетическое древнее производство. «Чисто профессиональный интерес», как он выразился. Намекнул, что неплохо заплатит за информацию, если она у нас вдруг появится.

– Ты считаешь, мы узнали что-то полезное? – спросил я, сыто отваливаясь на спинку стула и держа в руке стакан слабенького вина. – Хотя, как по мне, такая рыба сама по себе стоила поездки. Надо узнать, что тут за кросс-локус, может, буду кататься сюда, чтобы рыбки пожрать.

– Маф хитрый, – вздохнула Аннушка. – Он хочет получить уникальную информацию в обмен на общеизвестную. Все эти загоны с сенсусом, извлекаемой жизнью и Охренеть Какими Великими Ушедшими я уже слышала в самых разных изводах, для меня это не новость. Но постепенно картина всё же проясняется. Как минимум, если кто-то научился выжимать сок из корректоров, то это многое объясняет. А ещё я хочу найти эту соковыжималку и сунуть туда лом, пока однажды кто-нибудь не сунул туда меня.

* * *

На Терминале солнечно и неожиданно людно. Огромная парковка забита техникой, среди которой я с удивлением вижу огромный самоходный генератор Костлявой.

В вестибюле крик и скандал – глава местных новопоселенцев Карит орёт на мадам Бадман. Рейдерша смотрит на него с изумлением, как на оживший табурет, и непроизвольно лапает рукой пустую кобуру. Думаю, если бы по правилам Терминала не надо было бы сдавать оружие, потерявший осторожность духовный лидер уже украсил бы мозгами стенку – перед ним не та дама, на которую можно просто так наорать.

– Это демпинг! Демпинг и киднеппинг! – кричит разгорячённый Карит. – Алина, вы должны защитить местного производителя! Пошлины! Санкции! Утилизационный сбор!

– Защитить от демпинга или от киднеппинга? – спокойно уточняет кибер-хостес. Её прекрасное пластмассовое лицо безмятежно, голос ровный. Впрочем, как всегда.

– От всего! Цены, по которым они предлагают продовольствие, возмутительны! Кто будет покупать наши с таким трудом выращенные овощи, если они будут отдавать привозные так дёшево?

– Эй, придурок, ты слово «конкуренция» слышал? – мадам Бадман, похоже, сдерживается из последних сил.

– Это нечестная конкуренция! Они вытесняют нас с рынка! Почему Терминал покупает у них?

– Потому что их овощи лучшего качества, по более низкой цене и в достаточном количестве. Помидоры с ваших огородов мелкие и, по отзывам клиентов ресторана, горчат, – ответила роботесса. – Кроме того, их пока слишком мало.

– Это из-за почвы! Тут сложное земледелие! Нам приходится удобрять грядки своим… э… естественными удобрениями! Это экологично! Вот вы уверены, что их помидоры без нитратов? Да вы посмотрите на этих людей! Таки какие из них фермеры? Не смешите мои…

Обличающая речь Карита была прервана самым драматическим образом – мадам Бадман показала, что решительной женщине оружие не нужно. Врезала она так, что обвинитель грохнулся на пол, хотя и не в нокауте, но в полном ошеломлении.

– Что она себе позволяет! – пискнул он, ощупывая челюсть. – Это разбой!

– Я попросила бы вас не продолжать, – сказала Алина рейдерше, уже примерившейся добавить с ноги. – Ему достаточно. Я возьму проблему под личный контроль.

– Наша сделка в силе? – спросила у неё Бадман. – Или помидоры вам уже не нужны, и я могу запихать их в жопу этому утырку?

– Сделка в силе, складские боты уже принимают ваш груз. Этот человек не выражает позицию Терминала.

– Безбожная железяка, – буркнул Карит, вставая.

Тихо, но даже я услышал, а уж насчёт Алины даже не сомневаюсь. Придурок. На её месте я бы предоставил решение мадам Бадман. И помидорам.

– А с чем связаны обвинения в киднеппинге?

Роботесса, что характерно, обращается к рейдерше, игнорируя гневное сопение Карита. Если верить Аннушке, она хоть и кибернетическая, но довольно обидчивая.

– Да их бабы к нам пришли и сказали: «Хотим с вами уехать». Бабы с дитями, факт, но мы ж никого не заставляем. Сами просятся. Говорят, у них тут какой-то чёрт озабоченный рулит, достал домогаться. Я предложила ему яйца отстрелить, бесплатно, но они отказались. Как по мне, зря.

– Это враньё! – не выдержал Карит.

– Так это ты? – удивилась Бадман. – Поди ж ты, а с виду яиц вообще нет. Эх, не по морде тебя надо было бить… Алина, уважаемая, я понимаю, у вас правила, но, может, мы с ним выйдем ненадолго? Чисто перетрём за женскую долю?

– Не надо! – сказал Карит, предусмотрительно отходя подальше. – Я не дикарь, чтобы решать проблемы кулаками!

– Да? А тётки твои другое говорят…

– Клевета! Эти безбожные блудницы… – тут рейдерша сделала шаг вперёд и Карит, испуганно дав петуха, отскочил, спрятавшись за Алину. – Уповаю на вашу защиту! Вы избрали наш народ унаследовать землю! Вы обязаны!

Мы с Аннушкой не стали наблюдать за продолжением. Она приветственно кивнула Алине и потянула меня за рукав к лифту.

* * *

В пентхаузе уже наливается ванна с пеной, у киберхостес всё под контролем. Так что время до вечера пролетело незаметно.

– Некоторые из гостей Терминала желают с вами встретиться, – сообщила поднявшаяся к нам Алина. – А я просто рада вас видеть.

Они с Аннушкой обнялись, мне роботесса кивнула.

– И кто же это? – спросил я.

– Некая дама, безосновательно называющая себя Костлявой. Она только что купила значительный объём топлива, почти ополовинив наши запасы солярки. Юная леди с очень непосредственными манерами, во всём, кроме возраста, похожая на старую глойти по имени Донка и называющая себя так же. Известный вам брокер Керт. Лидерша продуктового каравана, которую вы наблюдали внизу. Персонально вас, Лёха, желает видеть женщина, державшая здесь лавку, и некий мужчина, представившийся как Фомич.