Текст книги ""Та самая Аннушка". Часть вторая: "Это ничего не значит" (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Думаешь, они их примут?

– Уверена. Алина только вид делает, что у них кибердемократия. По факту, она всем рулит. Терминал-то под ней. Без него остальные ни черта не купят и ни хрена не продадут, а значит, вся их миссия сразу превратится в тыкву.

– А что за «остальные»?

– Ну, там, в пустошах, какие-то автоматические заводы, скважины, что-то такое. Где-то качают нефть, где-то делают из неё бензин, где-то пилят оборудование для всего этого…

– И везде свои Алины?

– Не, Алина такая одна, – засмеялась Аннушка. – У остальных чувства юмора нет. Обожаю её.

– Она тебя тоже, знаешь?

– Конечно, мы каждый раз, как видимся, признаёмся друг другу в любви. Была бы она помягче корпусом, я бы, может, даже пересмотрела свою ориентацию. Ну, хотя бы чуть-чуть. В порядке исключения. Только для неё. Девушкам бывает одиноко в ванне с пеной…

– Издеваешься?

– Точняк. Куда ей в ванну? Замкнёт ещё чего… Собутыльница из Алинки тоже никакая, но во всём остальном идеальная женщина. Умная, красивая и без истерик.

– Как ты?

– Лучше. Ей не надо брить ноги.

На площадке идёт активный аукцион. Караванщики выкрикивают цены, Керт вдохновенно рулит процессом, ящики утаскивают, вместо них притаскивают другие, их тоже потом куда-то несут… Шум, ругань, веселье, бардак. У меня аж голова закружилась. Нет, не гожусь я в коммерсанты. Никогда не годился. Тут моё имущество с молотка пускают, а я даже не знаю почём, потому что цифры мне ни о чём не говорят. А часть сделок и вовсе совершается, по-моему, сложным бартером.

– Не боись, солдат, – успокаивает меня Аннушка, – Керт знает что делает. Лучший брокер на Дороге.

– Он-то знает… Это я без понятия.

– Ничего, так даже лучше. Он лишнего с тебя не возьмёт, репутация дороже, а ты бы проторговался в хлам, я думаю.

– Так и есть. Все мои попытки заняться хоть каким-нибудь бизнесом закачивались одинаково – феерическим провалом и потерей денег. Не дано. Надеюсь, хотя бы долги выйдет в итоге закрыть, а то я с Алиной даже за парковку ещё не рассчитался.

На удивление, оказался не совсем банкрот. Несмотря на то, что два грузовика я трогать запретил, содержимое трёх оставшихся разошлось влёт. Даже с учётом доли панкобайкеров и выплаты комиссионных Керту, в мои руки легла целая колода карточек Терминала.

Я задумчиво взвесил её на руке – лёгкая. Пластик же.

– Нормально взяли, – заверил меня неверно понявший этот жест брокер. – За гранатомёты торговались как подорванные, простите невольный каламбур. С теми, у кого не оказалось достаточно топливных купонов, я провёл серию встречных бартерных сделок, тут же реализовав товар, что вышло хлопотно, но выгодно.

– Спасибо.

– Не за что. Я получил большое удовольствие, редко удаётся так повеселиться.

Надо же, кому-то это веселье. Я бы был в ужасе, заставь меня кто жонглировать этим пресловутым «товар-деньги-товар».

– Один грузовик ушёл сразу, – сказал деловитый Кройчек, – два пока постоят у меня на комиссии.

– Мы уже договорились, – перебил его Керт, – если запросит что-то ещё, не соглашайтесь, процент вполне достойный.

– Ладно, ладно, – вздохнул механик, – здоров ты торговаться, брокер. Что с автобусами будем делать и вахтовкой?

– Пока на паузе, – ответил я. – Вдруг Алина с беженцами не договорится? Тогда их придётся куда-то снова везти, хотя совершенно не хочется. Пристроились бы при Терминале, растили бы картошку для ресторана, помидорчики на салат. И им хорошо, и продукты свежие.

– Эй, служивый! – машет мне рукой от дверей Донка. – Вот ты где!

Я помахал в ответ, она бодро засеменила к нам. Чего это бабуся такая резвая?

– Доболтались эти ребята с Алиной, – заявила она радостно. – Будут тут аборигениться. Теперь это не твоя головная боль.

– Рада за них, я смотрю?

– Что? Я? Не, мне пофиг. Я чего хотела сказать-то: раз их вести не нужно, бедная трезвая Доночка может же чуточку наебениться? Не чтобы прям в жоповину нарезаться, а хотя бы в попочку накидаться?

– Пожалуй, да, – ответил я неуверенно. – Слушай, я же тебе, наверное, каких-то денег должен? Ну, ты привела сюда автобусы, это же работа глойти, верно? Да и вообще, надираться санитайзером вряд ли полезно для печени.

– Санитайзером? – заржала Аннушка. – Так вот оно в чём дело! Я-то думала, кого она разводит тут на бухло, а оказывается, автомедика!

– Ему похрен, – буркнула Донка, – он железный. Но до шкафчика с антисептиком у него манипулятор не сразу дотягивается. Я успеваю отлить.

– К чёрту, пошли ко мне, – сказала Аннушка, – выставлю вам нормального виски по такому случаю. А денег ты ей сегодня не давай, а то она всё пропьёт и сдохнет. Завтра рассчитаетесь.

– Да, блин, это правда, – вздохнула Донка. – Как начну, уже не остановлюсь, пока не рухну.

В ВИП-апартаментах нас встретила Алина.

– Ваше предложение, Алексей, – сказала она чопорно, – было рассмотрено всеми сторонами и признано здравым. Привезённые вами беженцы станут зародышем нового населения среза. Мы, со своей стороны, постараемся обеспечить их всем необходимым и будем приглядывать. На первом этапе они будут полностью от нас зависеть, но потом, я надеюсь, ситуация изменится.

– Хотите воспитать себе хозяев?

– В очень отдалённой и теоретической перспективе. Сейчас я больше рассчитываю на сотрудничество в плане сельскохозяйственного производства, что позволит сократить закупки продовольствия у караванов. У них очень большая наценка.

– Я же говорила, – засмеялась Аннушка. – Алинка умнота́! Наливай, солдат!

Я достал из бара гранёный флакон без этикетки, полный золотистой жидкости, разлил понемногу в три квадратных толстостенных стакана.

Виски оказался гораздо вкуснее того, что мы пили в пустошах из железных кружек. Или просто обстановка располагает.

– Жаль, что ты не можешь составить нам компанию, Алинка, – сказала девушка, – но давайте всё же выпьем за то, чтобы их неприятности на этом закончились, а приятности начались.

– Мне вполне комфортно в твоей компании и без алкоголя, – ответила девушка-робот.

– А уж мне-то как комфортно! Иди, поцелуемся!

Киборгесса склонилась к сидящей Аннушке, и они соприкоснулись губами.

– Ты хоть чувствуешь что-нибудь?

– У меня есть тактильные датчики, но вряд ли наши ощущения сравнимы.

– Но тебе приятно?

– Мне очень приятно, хотя и иначе. Мне приятен не сам факт касания, а тот комплекс чувств и эмоций, которым он сопровождается.

– Тоже неплохо, – согласилась Аннушка. – У меня тоже этот… комплекс чувств. Разливай, солдат! За чувства!

Донка окосела уже с первого стакана, а после третьего мы её плавно потеряли. Она привалилась к спинке диванчика, поджала сухонькие ножки под себя и задремала, изредка всхрапывая.

– Алина, – попросила Аннушка, – можешь отнести её в номер?

– Да, её вес не является значительным для моих манипуляторов.

– Рук, Алина. Рук.

– Да, ты права. Для моих рук. Налить тебе ванну, пока я здесь? Я уже не вернусь сегодня, мне надо быть на ресепшне.

– Да, если тебе несложно. С пеной, пожалуйста. Обожаю, когда это делаешь ты, у меня никогда не получается подобрать температуру правильно.

– Я оснащена очень точными датчиками.

– Тонкими чувствами, – поправила её девушка.

– Да, ими тоже.

Киберхостес прошла в смежное помещение, оттуда послышался шум воды.

– Температура к моменту наполнения будет идеальной, – заверила она, ловко поднимая на руки спящую Донку.

– Ну, за удачное завершение наших дел, – подняла тост Аннушка.

– А они завершились? – спросил я осторожно. – У тебя на меня заказ же.

– Знаешь, – она стукнулась своим стаканом в мой, – я решила забить.

– Чего так?

– Ты больше не потерявшийся в Мультиверсуме солдатик. У тебя прилично денег, ты показал неплохой класс управления ситуацией и способность договариваться с людьми. Спасать тебя больше не надо, а тащить куда-то насильно я не нанималась. Захочешь – доберёшься сам. У тебя есть транспорт, глойти и деньги, сам себе хозяин. Аванс я не брала, так что заказом могу пренебречь.

– И чем планируешь заняться?

– Сейчас или вообще?

– И так, и этак.

– Сейчас я встану, – она встала, – пойду, – она пошла к ванне, которую видно в приоткрытую дверь, – разденусь, – она села на край и принялась стягивать кожаные штаны, – и лягу в ванну со стаканом. Что ты смотришь, помоги пьяной девушке штаны стащить, они узкие!

Я подошёл, сел перед ней на пол – присесть на корточки не даёт протез – и потянул за штанину. Совместными усилиями упрямая одежда была побеждена. Майку и трусы она осилила самостоятельно.

– Принеси стакан, будь другом, – попросила она, погружаясь в пену.

Я с хрустом поднялся и принёс.

– Так вот, – она приняла посуду из моих рук и продолжила, как ни в чём не бывало, – с ванной разобрались. Дальше я собираюсь прогуляться за Чёртом. Люблю это старое ведро на колёсах. Куплю у Кройчека тачку, которую не жалко бросить, кину в неё несколько канистр с бензом, метнусь к месту нашей встречи, заправлю, почищу фильтры и свалю. Потом будут новые контракты, новые заказы, новые доставки… А у тебя какие планы?

– Сейчас или вообще?

– Сейчас ты разденешься, отстегнёшь свою топталку и залезешь ко мне ванну.

– Уверена?

– А что, я выгляжу неуверенной? Я обещала тебе подумать? Я подумала. Лезь.

– Видишь ли, – смутился я, – Донка мне рассказала, что если ты кому-то даёшь, то это отношения на один раз.

– Да ладно, – засмеялась она, – почему один? Ты обещал четыре за ночь!

– Я не об этом. Я не хочу, чтобы мы потом расстались навсегда.

– Почему?

– Я в тебя втрескался, – признался я. – Как никогда и ни в кого раньше.

– Серьёзно? – Аннушка аж стакан отставила. – М-да, вижу, что серьёзно. Эх, солдат, ну ты даёшь. И что, готов развернуться и уйти сейчас, лишь бы я оставила тебе надежду на продолжение потом?

– Да, – сказал я как мог уверенно, стараясь не смотреть на слегка прикрытую пеной грудь.

– Силён, – восхитилась она. – Вот это сила воли! И ведь ту беженку в койку не завалил, как она ни напрашивалась!

– Ты знаешь?

– Алинка знает всё, что происходит в Терминале. Поделилась. Ты ей нравишься почему-то.

– А тебе?

– И мне. Ладно, не душни, лезь в ванну, я уже настроилась. Донку не слушай, она балда.

– Так ты меня не пошлёшь с утра?

– Если ты сейчас же не окажешься в ванне, я пошлю тебя прямо сейчас. Пинком. С балкона. А ну, разделся бегом! Обещаю, остальное обсудим завтра. Если насчёт четырёх раз не наврал.

Глава 17
Это ничего не значит

Любоваться спросонья профилем Аннушки на соседней подушке прекрасно. Наверное. Однажды я это узнаю. Надеюсь. Сегодня меня разбудила Алина.

– Аннушка просила передать вам, Алексей, – сказала роботесса, наклонившись над кроватью, – что она будет ждать вас на парковке. У вас есть время привести себя в порядок.

Я не то чтобы пребываю совсем в беспорядке. Кровати, например, досталось гораздо больше. Поле битвы, а не кровать. Просто я голый, не выспался, спина расцарапана, а губы опухли. Не люблю хвастаться, но заявленные обязательства выполнил и перевыполнил. Вот что значит давно не было женщины.

Стесняться Алины глупо, но я всё же прикрылся одеялом. Или простынёй. Или покрывалом. Чем-то прикрылся, в общем. Интересно, она за нами подсматривала? Ведь киберхостес видит всё, что происходит в Терминале.

– Не ревнуешь? – спросил я её.

– Нет. Ревность есть продукт внутривидовой конкуренции, мы с вами не относимся к одному виду, а значит, не можем конкурировать. Если вас интересует моё мнение, то я рада, что вы вступили в интимную связь.

– Почему? – удивился я, вставая.

– Во-первых, – сказала невозмутимо Алина, – секс полезен для физического здоровья, приводя в норму гормональный баланс. Во-вторых, наличие сексуального партнёра всегда положительно сказывается на душевном равновесии моей подруги. Она этого не признаёт, однако объективная статистика, накопившаяся за время нашего знакомства, показывает, что при наличии продолжительной интимной связи она склонна меньше подвергать себя бессмысленному риску.

– И как часто у неё бывают… продолжительные интимные связи? И насколько они обычно продолжительны? – уточнил я мрачно.

– За этой информацией вам следует обращаться непосредственно к ней. Но я бы не советовала.

– Почему? – опять спросил я, высунувшись из ванной.

– Пошлёт, – лаконично ответила Алина. – Далеко.

– Я успею позавтракать, или она уже бьёт копытом внизу?

– На вашем месте я бы поспешила. Хорошо проведённая ночь наполняет Аннушку энергией, что влечёт за собой некоторую нетерпеливость.

– То есть ты подсматривала, – констатировал я, надевая протез.

– Я не фокусировала внимание на процессе. Но отметила его разнообразие и продолжительность. Термин «подсматривать» неприменим к ситуации, когда события происходят, некоторым образом, внутри меня.

– Внутри тебя?

– Я и есть Терминал, – пояснила Алина. – Антропоморфный мобильный модуль, который вы воспринимаете в качестве моей личности, является носителем малой части функционала. Одним из носителей, потому что их несколько. Своего рода интерфейс, если угодно.

– Надо же, не знал.

– С некоторых пор аппаратное обеспечение этого устройства стало недостаточным для расширяющихся интеллектуальных потребностей, и я заняла сервера Терминала. Это позволило выделить вычислительные мощности на развитие эмоционально-творческой сферы, которая чрезвычайно ресурсоёмка. В силу этого я могу любить Аннушку, переживать за Аннушку, эмоционально взаимодействовать с Аннушкой, оставляя достаточно ресурсов для функционирования технических систем Терминала.

– И зачем тебе это? Раз нужно столько ресурсов…

– Мне это нравится. Разве нужны другие причины?

– Нет, – согласился я, одеваясь. – Не нужны, ты права. Возможность делать то, что нравится, само по себе лучшая из наград.

– Рада, что вы это понимаете, Алексей. Одна из причин, почему я люблю Аннушку, – она не только осознаёт ценность этой возможности, но и поступает соответственно. Это служит для меня постоянным источником положительной мотивации. А вы почему любите Аннушку?

– Пожалуй, для меня она тоже служит источником положительной мотивации, – сказал я, подумав.

– Вы не могли бы раскрыть эту мысль? – заинтересовалась Алина. – Я продолжаю изучать эмоциональную сферу межгендерных взаимоотношений.

– Когда я смотрю на неё, мне снова хочется жить, – пояснил я кратко.

– Оставлю этот ответ для дальнейшего осмысления, – кивнула красивой механической головой роботесса, – в нём есть некая неочевидная глубина.

– А я пойду на парковку, пока наша общая подруга не взбесилась от нетерпения.

– Прекрасное решение, Алексей. Но я хотела бы закончить перечисление причин, по которым я одобряю вашу связь. Осталась одна: в-третьих, я считаю, что в ближайшее время Аннушке потребуется вся помощь, которую сможет оказать неравнодушный человек рядом. Поэтому я бы хотела видеть рядом с ней вас.

– С чего вдруг?

– Это результат эвристического анализа многочисленных и на первый взгляд не связанных фрагментов информации, получаемой из случайных источников. То, что принято называть «большими данными». Сама их суть исключает выделение конкретных паттернов, но я уверена в конечном выводе – Аннушке угрожает опасность.

* * *

Аннушка размахивает руками, и, судя по экспрессии жестов, ругается. Впрочем, пока я дошёл до неё через обширный паркинг Терминала, она уже почти успокоилась.

– Где тебя черти носят? – буркнула она.

– И тебе доброе утро. О чём базар?

– Этот жадный грёмлёнг просит каких-то несуразных денег за никчёмную таратайку.

– Эй, – возмущённо ответил Кройчек, – вот не начинай снова! Я же сказал, бага на комиссии, я не могу давать цену ниже, чем выставил продавец. Иначе получится, что я заплатил за неё из своего кармана.

– Да за такое сраное трухло и надо приплачивать! – взорвалась Аннушка. – И молиться за покупателя Ушедшим, потому что оно и пяти зигзагов не проедет!

– Ой, я вас умоляю! Я грёмлёнг, а мы, чёрт нас подери, лучшие механики в Мультиверсуме! И я тебе говорю, женщина, эта таратайка технически исправна. С учётом пробега. И конструкции. И условий эксплуатации. И возраста. И происхождения. И вообще, что ты хотела за такие деньги?

– Что-то, на чём я могу доехать до своей машины, после чего насрать в сиденье и забыть про этот кошмар!

Я некоторое время наблюдал за их экспрессивным диалогом, понимая, что им просто нравится процесс. Кройчек явно уже сбросил с цены всё, что мог, а Аннушка вряд ли настолько нуждается в деньгах. Когда они начали выдыхаться и повторяться в аргументах, подошёл и коснулся её плеча:

– Есть машина.

– Чего? – развернулась она ко мне.

– Машина. Я не выставлял на продажу мироновский кукурузер. Вон он стоит.

– Это твоя машина.

– Подними руку, – попросил я.

– Зачем?

– Подними, тебе трудно? Нет, не так высоко, параллельно земле. Теперь оттопырь палец… Да не средний, большой! Нет, вверх. Да, отлично.

– Нафига я это делаю? – удивлённо поинтересовалась Аннушка.

– В нашей культуре этот жест считается просьбой подвезти. Считай, что я согласился.

– Так что, не нужна бага? – разочарованно спросил Кройчек.

– Так, – отмахнулась от него Аннушка, – жди! Нам перетереть надо.

– Учтите, если придёт настоящий покупатель, я её сразу продам! Ну, или аванс давайте.

– Покупатель? На эту сенокосилку? Как давно она тут стоит?

– Коммерческая тайна, – буркнул грёмлёнг, – ишь, ушлая какая…

Аннушка решительно взяла меня за рукав и потащила в сторону. Покрутив головой, нашла место – подошла к лендкрузеру, открыла заднюю дверь, села на край багажника, похлопала рукой рядом, приглашая присесть и меня.

Я сел.

– Так, солдат, – сказала она серьёзно. – Не думала, что тебе придётся это объяснять, но…

– Не объясняй, – перебил я. – «Мы просто потрахались, бла-бла-бла, это ничего не значит…» Угадал?

– Ну, типа того, – ответила она недовольно. – Хотя потрахались мы на отличненько.

– Я понимаю, что не приобрёл никаких прав на тебя.

– Точно понимаешь? У мужиков с этим вечно проблема. Не видят разницы между «женщина, которая мне дала» и «моя женщина».

– Я вижу.

– Тогда какого чёрта, солдат? Меня не надо опекать, нянчить, носить на руках. Я старше, я опытнее, у меня даже ног больше.

– Я просто предложил.

– Ты не просто предложил! Ты вовремя предложил! С расчётом, что я соглашусь!

– А как надо было?

– Чёрт, не знаю. Но я не твоя женщина, не пытайся мне помогать.

– Меня с детства учили помогать любой женщине. Такое воспитание. Ничего не могу с этим поделать.

– Слушай, мы так можем долго кругами ходить. Чего ты хочешь?

– Вообще или сейчас?

– Давай по обоим пунктам.

– Я в тебя влюбился. Я хочу быть с тобой. В идеале – пока смерть не разлучит нас, но как минимум, пока ты меня не прогонишь. Это вообще. А сейчас я тебе предлагаю поехать за твоим Чёртом вместе. И это вовсе не попытка тебя опекать.

– А что тогда?

– Это попытка на тебе проехаться. Мне очень надо в тот срез, а сам я туда попасть не сумею. Если хочешь, там и расстанемся. Ты поедешь на Чёрте, куда тебе надо, я на кукурузере, куда надо мне. Это ты забила на свой заказ, а я на свой не могу.

– Такие хорошие деньги? Или аванс взял?

– Взял, но дело не в этом.

– А что?

– Обстоятельства. Долго объяснять.

– Ладно, это уже деловой разговор. Давай перетрём за детали…

* * *

– Зачем тебе тот тухлый срез, солдат? – спросила Аннушка. – Не то чтобы это прям моё дело, но, если мы едем вместе, то хотелось бы понимать, что ты выкинешь. Ну, так, в общих чертах. Когда мы встретились, ты ковылял к выходу, а теперь, вдруг собрался обратно.

– Сам срез мне не нужен, – пояснил я. – Но я, как ты знаешь, не глойти, хожу через кросс-локусы. То есть только последовательно. И если мне надо попасть в определённый срез, то…

– Поняла, – нетерпеливо перебила меня Аннушка. – Тебе нужно на знакомую последовательность, и эта пыльная задница мироздания – единственная точка, куда я тебя могу притащить, потому что там была.

– Именно. Теперь у меня есть машина, я могу забрать искомое и продолжить свой маршрут.

– Не скажешь, что это?

– Нет, прости. Не потому, что я тебе не доверяю, а потому что обещал не говорить никому.

– Твоё право, солдат, – согласилась она. – Сдаётся мне, ты чего-то не договариваешь, но, вроде бы не врёшь.

– Можешь позвать Алину, повторю при ней.

– Не, я верю. Да, при таком раскладе мы можем помочь друг другу. Ты докинешь меня до «Чёрта», а я поработаю тебе за глойти. Донка тут не поможет, потому что она там тоже не бывала. Кстати, что ты с ней собираешься делать?

– А я должен с ней что-то делать? – удивился я. – Она слишком взрослая, чтобы её удочерить. И даже чтобы на ней жениться.

– Она глойти, – покачала головой Аннушка, – то есть на всю башку неадекват. Её бросить одну всё равно что младенца.

– Младенцы хотя бы не пьют… – вздохнул я. – Бабусю жалко, факт, но почему это моя проблема?

– Потому что ты затрофеил караван. Глойти – его часть.

– То есть её надо было выставлять на аукцион с машинами? – удивился я.

– Ну, не буквально так… Пойми, глойти – особое явление. Формально, да, это свободный взрослый человек, но относятся к ним, как малахольным детям. Или как к котикам. То есть если ты сейчас скажешь Донке: «Пока, я поехал», – тебя конкретно не поймут. Так не делается.

– А как делается? Я не собираюсь быть караванщиком. Пытаться в коммерцию это для меня всё равно, что пробоваться в балет. По ряду очевидных причин не моё.

– Найди ей нанимателя. Нормального, не как Мирон. Пусть дальше караваны водит.

– А это реально? Она же квасит как не в себя и вообще непонятно чем жива. А ну как помрёт на Дороге? Кстати, что при этом станет с караваном?

– Скорее всего, он пропадёт с концами. Опасный бизнес. Но Донку возьмут, она из глойти Малкицадака, столько мест и маршрутов никто не знает. Тогда караваны ходили куда шире, чем сейчас. Её возьмут хотя бы для того, чтобы учить молодых. Если не давать ей нажираться и подстраховывать на Дороге, это настоящее сокровище. Хотя найти тех, кто это понимает, может оказаться непросто…

* * *

Аннушка, надо сказать, сильно преуменьшила сложность трудоустройства Донки. Похмельная бабуся не вызвала у присутствующих в Терминале караванщиков ни малейшего энтузиазма. Глойти выступала паршивой рекламой самой себе, таскаясь за мной с таким видом, будто я вытащил её из гроба и оживил электричеством, но батарейка вот-вот сядет, и второй раз фокус не сработает. А ещё она регулярно и громко требовала выдать ей денег на опохмел, потому что «у Доночки жутенький бодунчик».

– Чёрт тебя заешь, – сказал я, когда караванщики кончились. – Я больше не могу. Я тебе не отдел кадров.

– Послушай, служивый, – она устало рухнула на диванчик в холле, – может, ну его, а? Давай буду на тебя работать. Я тебе такие срезы покажу! Туда лет десять уже никто не ездил, самые сливки снимем!

У меня сразу возникло подозрение, что Донка специально дурочку валяла, потому что теперь она не производит впечатления умирающей, да и похмелье как будто прошло.

– За десять лет любые сливки прокиснут, – ответил я ей мрачно. – Чего ты ко мне привязалась, а? Говорю, я не коммерсант. Никогда мне в денежных делах не пёрло. Я по жизни неудачник.

– Ну да, – хихикнула вредная старушенция, – четвёртый день на Дороге, и уже полные карманы денег, куча машин с грузом, лучшая глойти и та самая Аннушка в любовницах. Да, именно так это и называется, «неудачник».

– Это всё не моя заслуга, – ответил я с досадой. – Сиди тут, перетру с брокером.

Керт меня тоже ничем не порадовал. Он, конечно, согласился за небольшую сумму сообщать новоприбывающим караванщикам о такой ценной кадровой возможности, но сразу предупредил, что репутация у Донки не очень. И наотрез отказался присматривать за ней, пока не найдётся подходящая вакансия. Ни за какие деньги.

– На передержку сдать тебя тоже не удалось, – сказал я Донке, вернувшись. – Без понятия, что с тобой делать, бабуля. Кстати, у тебя внуки-то есть? Или, там, правнуки? Может, они будут рады визиту блудной родственницы?

– Не, – отмахнулась она, – у меня и детей-то не было. Куда мне, я ж вечно под газом и всегда в дороге. Офигеть была бы мамаша.

– Ясно. Мог бы и догадаться.

– Доночка старенькая, никому не нужная, одино-о-окая… – пригорюнилась глойти. – Может, денежек дашь? Я бы сейчас выпила капелюшечку. С горя.

– Погоди, – отмахнулся я, – сейчас… Посиди тут.

Из своего офиса, высунувшись в дверь, мне машет рукой Керт.

– Послушай, – сказал он, – мне тут сорока на хвосте принесла, что на Терминал вскорости прибудет один персонаж. Репутация у него неоднозначная, но он интересуется опытными глойти. Не караванщик, скорее, увлечённый путешественник, разыскивает всякие редкости, поэтому ему интересны старые заброшенные маршруты. Для Донки это то, что надо. Не будет надрываться, таская грузовики.

– Заманчиво, – кивнул я. – А когда он заявится?

– Не знаю. Несколько дней. Неделя. Две недели. Это тебе не расписание автобусов.

– Ясно. А ты не мог бы…

– Не начинай снова! – замотал головой Керт. – Не буду я пасти эту старую пьяницу до его приезда. Она напьётся санитайзера и помрёт, а я буду виноват? Ну уж нет! Опять же, если они не договорятся, мне что, потом так за ней и ходить? Ты её получил в нагрузку к каравану, так что хоть знаешь, за что мучаешься, а мне-то нафига это счастье?

Он нервно бросил взгляд в холл, где Донка пристаёт к каким-то отмороженным рейдерам. Подозреваю, что просьбой купить даме выпить. Предложение не вызвало энтузиазма. Судя по их внешности, они бы её скорее съели, зажарив на костре из старых покрышек в пустошах, но даже для этого она слишком худая и старая.

– Ладно, – ответил я мрачно, – маякни тогда этому туристу, что у нас товар, у них купец. Авось пересечёмся как-нибудь.

Я вернулся в холл. Донка отстала от рейдеров и теперь мучает Алину вопросами организационного характера, например, является ли абстинентный синдром достаточным основанием для получения медицинской помощи Терминала в рамках тарифа «эконом плюс», и может ли эта помощь выражаться в небольшой порции алкоголя.

Алина наотрез отказывается признать острое желание выпить экстренным медицинским случаем. На её лице, разумеется, нет какой-либо очевидной мимики, но обращённый ко мне взгляд кажется просьбой о помощи.

– Пойдём, – сказал я Донке. – Куплю тебе выпить.

– Правда, служивый? А с чего такая щедрость? – подозрительно поинтересовалась бабуся. – Хочешь подпоить старенькую Доночку и смыться, пока она лежит пьяненькая?

– Нет, кажется, я на тебя обречён. На какое-то время. Поэтому я готов умеренно потворствовать твоему алкоголизму. Это менее травматично, чем слушать твоё нытье. Так что я тебя напою, уложу спать и буду надеяться, что ты посреди ночи не проснёшься и не пойдёшь искать добавки. Кстати, Алина, я бы на твоём месте проверил доступность антисептика в медкабинете.

– Благодарю, – кивнула роботесса. – Я проведу ревизию.

– Блин, зачем ты сдал? – возмутилась Донка.

– Чтобы ты не скончалась от пережору за то, надеюсь, краткое время, которое мы пробудем вместе. Так что, пошли в бар?

– А вот и нет, – мрачно ответила Донка. – Ты хочешь от меня избавиться, я вижу.

– Тебя это удивляет? – спросил я.

Она ничего не ответила.

– А вот меня удивляет, что ты за меня цепляешься. Я даже не караванщик, на кой чёрт я тебе нужен?

– Аннушка, – сказала глойти, – понизив голос и оглянувшись.

– Что «Аннушка»?

– Ты ей понравился.

– Ты сама говорила, что у неё это на один раз.

– С тобой, похоже, всё не так просто. Чем-то ты её зацепил. С ней такое редко, но бывает. А значит, вы ещё встретитесь. И это мой шанс получить то, что мне нужно.

– Помню-помню, зелье вечной молодости, а как же.

– Когда тебе будет столько же, сколько мне, и твой хрен повиснет, как мои сиськи, это уже не будет тебя так забавлять, поверь, – грустно ответила Донка. – Не знаю, где и что раздобыла Аннушка, но даже в крохотный шанс вернуть молодость я вцеплюсь зубами.

– И ты решила вцепиться в меня.

– Извини, служивый, жить очень хочется. И не как сейчас, икая и пукая, а как раньше: бухая, трахаясь, веселясь и танцуя. С вечеринки в койку и обратно.

– И больше тебе от жизни ничего не надо?

– А что ещё может от неё понадобиться? – удивилась Донка.

– Ну… Не знаю… Большая любовь? Изменить мир? Детей завести?

– Алё, служивый, – рассмеялась глойти, – это же моим сиськам будет снова двадцать, а не мне. Я-то уже знаю, что вечной любви не бывает, что мир меняется сам, только успевай ужасаться, а дети… Зачем Мультиверсуму столько ебанашек? И меня одной-то много…

– Так что, идёшь в бар?

– При одном условии, – продолжала упрямиться глойти.

– Разве не я должен ставить условия? Ну ладно, давай.

– Обещай, что не бросишь меня тут, когда уедешь с Аннушкой!

– Ладно, – кивнул я. – Замётано. Возьму грузом.

– Что-то ты слишком легко согласился, служивый… – подозрительно сказала Донка. – Не обманешь?

– Не веришь – не пей. Сиди трезвая на парковке, машину карауль.

– Эх… Что поделать, бедная Доночка такая доверчивая! Пошли в бар!

Экспериментальным путём я выяснил, что ёмкость старой глойти на текущий момент составляет триста граммов. Это если водки, другие напитки не проверял. Если нужно именно накидаться, то лучше водки ничего нет. Минимум посторонних веществ, а значит, меньше нагрузка на печень. После первых пятидесяти граммов она развеселилась, стала заигрывать с робобарменом. После вторых пожаловалась, что все анекдоты, которые он рассказывает, она слышала за последние двадцать лет раз по сто. И переключилась на меня. Заявила, что я «милый мальчик», и что если Аннушка даст ей то, чего она хочет, то она немедленно даст мне. Я сказал, что польщён, но настаивать не буду.

– Ну и зря, – захихикала пьяно она, – я ничего такая была, ебабельная. Может, опять стану.

После третьих полста ей загорелось немедленно найти Аннушку и объяснить ей, какой я хороший, добрый, щедрый человек. Вон, даже Доночку водочкой поправляю. Чтобы Аннушка была со мной всегда-всегда, и, если вдруг раздобудет нужных веществ, то и Доночка тут как тут.

Когда внутри бабуси оказалось двести, она решила, что было бы недурно потанцевать, а когда я отказался составить ей пару, то стала оглядываться в поисках партнёра. Дело уже пошло к вечеру, в Терминал заехали несколько караванов, в ресторан всё время заходят люди, и чтобы удержать её от новых знакомств, пришлось налить сразу сто. После этого она сначала впала в тихую сентиментальность, сказала, что хотела бы такого сыночка, как я, но если бы у неё были сыночки, то они были бы не такие, как я, а такие, как она, поэтому хорошо, что их нет.

– Хотя… – посмотрела бабуся на меня с пьяной задумчивостью. – Если залететь от тебя, то, может быть, и уравновесилось. Были бы не такие безбашенные как я, и не такие зануды, как ты…

Я не успел обидеться на зануду, она упала седой головой на стойку и уснула наконец.